Текст книги "Галактический консул"

Автор книги: Евгений Филенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 42 страниц)

ИНТЕРЛЮДИЯ. ЗЕМЛЯ

Внизу на веранде все утро звучала музыка. С нее начинался мамин день, ею же завершался. Музыка наполняла собой весь дом, просачивалась в каждую щель. И даже когда ненадолго – обычно, с появлением Кратова – воцарялась тишина, казалось, что во всяком темном уголке дома и сада прячется эта незримая, неслышная музыка и ждет своего часа, чтобы вырваться на свободу. Разрозненные, несвязные сочетания звуков. Чистые, плывущие, эфирные аккорды. Холодная, отстраненная, лишенная логики мелодическая вязь. О чем могла думать мама, обитая в этом музыкальном пространстве?..

Кратов лежал в постели, слушал музыку и глядел в потолок. По потолку, будто по туго натянутому белому полотну, бежал паучок. Старинная примета: теперь жди новостей… Кратов ничего не ждал: ни новостей, ни экстренных вызовов. Недаром он укрылся в Садовом Поясе, исчез для всего мира, словно растворился среди этого покоя и тишины. «На своей постели, в своей комнате, в своем доме, – мысленно произнес он, как заклинание, и попытался проникнуть в самую глубину этих понятий. – Кстати, на своей планете».

Своя планета. Что это – пустой звук?

Да, ему здесь хорошо. Где-то рядом, поскрипывая половицами, по веранде ходит мама и слушает свою варварскую музыку. Вокруг люди. Тысячи людей, миллионы, целый океан людей. Он вырос в этом океане. Правда, тому минуло столько дней, столько событий… Он отвык от огромных городов, многоголосых и многоликих улиц. Даже Оронго, нависавший над Садовым Поясом подобно сияющей башне, крохотный, в сущности, город-дом, пугал его. «Наверное, все же я окончательно сменил место жительства. Это случилось десять лет назад. С тех пор мой дом на Сфазисе. Моя семья – крутой на язык и поступки старик Энграф, шумный великан Фред Гунганг, добрая, как сама доброта, Руточка Скайдре. Ну и, конечно, Чудо-Юдо-Рыба-Кит. Кто он мне? Слуга? Друг, брат? Не сразу и решишь. Подумать только: звездолет-биотехн стал членом моей семьи. Но кто же мне тогда мама, Игорь?..»

Кратов наконец убедил себя встать. Накинул халат и, шлепая босыми ступнями по дощатому полу, спустился на веранду. Ольга Олеговна, царственно прекрасная с самого утра, совершенство во плоти, улыбнулась ему.

– Что тебе снилось, сын? – спросила она.

На ладони у нее сидела маленькая взъерошенная птаха с бурой спинкой и желтым клювом.

– Даже и не упомню, – сказал Кратов и осторожно, чтобы не спугнуть пернатую гостью, поцеловал маму в щеку. – Это важно?

– Сегодня пятница, а в ночь с четверга на пятницу снятся вещие сны.

– Мама, ты превратила дом в зверинец, – произнес Кратов с притворной укоризной. – Вечером здесь гостит Люцифер. А это кто?

– Майна по имени Зика. Она умеет говорить, правда – под настроение. Да и болтает, надо признать, всякую чушь.

– Зика – цыпа! – объявила майна хриплым игрушечным голосом. – Смерть кошкам!

– «Эта бедная, невинная птица ругается как тысяча чертей, но она не понимает, что говорит», – улыбнулся Кратов. – А где же Люцифер?

– Отдыхает. К тому же, они с Зикой не ладят. Зика пыталась его съесть. Кто способен поддерживать нормальные отношения с существом, которое питает к тебе преимущественно гастрономический интерес?

– Например, ксенолог, – сказал Кратов.

– Нет, нет, не вздумай ее гладить! – Ольга Олеговна отвела потянувшуюся было руку Кратова. – Она испугается, и у тебя не останется ни шанса завоевать ее расположение. Зика глупенькая, не то что твои инопланетные чудовища. А так она пообвыкнет и со временем сама пойдет к тебе на руки. Как истая женщина…

Кратов, усмехаясь, спустился в сад. По влажной траве прошел на задний двор. Там лежал Чудо-Юдо, черный и лоснящийся, словно валун, обкатанный волнами. Перепонка, таившая люк в его боку, немедленно истаяла.

– Давай улетим, – застенчиво предложил Чудо-Юдо на понятном только для них двоих языке мыслей. – Я тут уже надремался. Скоро лопну от энергии. Тут странно. То сыро, то сухо. То холодно, то тепло. А в космосе хорошо. Всегда одинаково. Давай слетаем домой, а?

Кратов задумчиво потрепал его по упругой щетинистой коже. Дом для биотехна – Сфазис. А для него, человека?

– Успеем еще, – ответил Кратов. – Налетаемся. У меня здесь много дел.

Он все же забрался в кабину – Рыба-Кит даже заурчал от удовольствия, будто он не Кит, а кот, которого к месту погладили по шерстке. В китовом чреве, в полной недосягаемости для постороннего глаза и уха, через собственный видеал биотехна Кратов вызвал пост Южного отряда страйдеров на Земле.

Связь наладилась не сразу. Очевидно, по ту сторону канала проверили полномочия вызывающего – а Кратов догадался воспользоваться личным привилегированным кодом, – и лишь сочтя их достаточными, откликнулись. На экране возник молодой человек весьма сурового вида и весь какой-то квадратный: квадратные плечи, квадратная нижняя челюсть и квадратный же бритый череп.

– Сменный координатор, сейл-командор Новацкий, – назвался он, коротко кивнув. – Чем могу быть полезен?

– Я брат раддер-командора Игоря Кратова. Ваше руководство обещало знакомить меня со всей новой информацией о нем и его миссии…

«Не могу же я, в самом деле, рассказать про паучка!» – прибавил Кратов мысленно.

– Мне это известно. Сожалею, ничего нового.

Кратов помолчал, разглядывая собеседника. Сейл-командор Новацкий старался выглядеть и безусловно выглядел чрезвычайно мужественно. «Совсем как я, – подумал Кратов. – Полжизни тому назад».

– Быть может, у вас есть какие-то прогнозы?

– Прогнозы обычные. К тому же, установленный срок ожидания не истек.

– И вы, как всегда, не намерены их искать?

– Искать? – на квадратном лице Новацкого проступила снисходительная улыбка. – А потом искать тех, кто отправился на поиск?.. Это другая Галактика, другой мир. Бывает, что там действуют иные физические законы.

– Бывает, – раздраженно сказал Кратов. – Но исключительно редко. В очень удаленных Галактиках. Нет необходимости разъяснять мне эту азбуку.

– Простите, – улыбка Новацкого стала смущенной. – Я забыл, с кем разговариваю. Но это отнюдь не азбука.

– Я тоже прошу прощения, – буркнул Кратов. – Мне не следовало повышать голос. Просто я обеспокоен.

– Думаю, вам будет легче, если вы узнаете, что мы тоже обеспокоены. Раддер-командор Кратов имел много друзей в отряде. И мы серьезно озабочены проблемой спасательных операций. Нельзя всякий раз бросать товарищей в беде. Мы отрабатываем поисковые акции, совершенствуем нашу технику. У нас новые энергонасыщенные корабли. Нам помогают страйдеры всего Галактического Братства. Но мы пока не всемогущи…

Распростившись со слегка сконфуженным и потому подрастерявшим свою мужественность Новацким, Кратов попробовал разыскать Марси. Он проделывал одну и ту же операцию изо дня в день по нескольку раз.

Легко отзывались все, кто был ему нужен и кто – не особенно. Например, сразу нашелся Астахов: «Извини, друг, сегодня никак. Подкинули, наконец, проблему, не могу оторваться, очень уж аппетитно. А то, знаешь, голова ссыхаться начала от безделья…» Вполне доступен был Резник: «Господи, наконец-то ты объявился! Я уж встревожился, не унесло ли тебя снова по волнам эфира. Давай встретимся… м-м-м… завтра вечерком. На старом месте, идет? Кстати, тебя Геша домогается. Не знаешь, зачем?»

Кратов догадывался, зачем. Но не торопил событий. Ему нужна была Марси, а она пропала. Как растаяла – почти сразу, едва только они вернулись из своего суматошного «напрыга на цивилизацию». И моментально выяснилось, что он в ней нуждается. Чтобы она шла рядом, повиснув на его руке, спорила и вредничала, смешно морщила носик и в самые неподходящие минуты лезла целоваться.

Отчаявшись, Кратов покинул китовье чрево. Ему требовалось как-то свести на нет целый день. Садиться за мемуары не хотелось, и еще предстояло придумать оправдание такому свинству. Лететь в город хотелось и того менее. Особенно, когда нет маленькой, теплой, уютной Марси… «Ты разленился, звездоход, – бичевал он себя. – Расслабился, размяк. Интересно, сколько времени понадобится, чтобы ты восстановил форму?»

Он обогнул печально вздыхавшего Кита. И сразу наткнулся на Гешу Ковалева.

Почти с минуту они стояли лицом к лицу молча, застигнутые встречей врасплох.

Геша был прекрасен. Темно-синее облегающее трико выгодно подчеркивало все достоинства его телосложения. Волосы с самого утра тщательно подстрижены и уложены. Одного ему не хватало: своеобычного выражения полного довольства жизнью на лице.

Геша с трудом оторвал взгляд подозрительно блестевших глаз от Кратова и переместил его на чудовищную тушу Рыбы-Кита.

– Что это? – спросил он потрясенно.

Не говоря ни слова, Кратов подхватил его под руку и поволок в глубину сада – прочь отсюда, подальше от мирно дремлющего биотехна. Он предполагал, как именно сложится их с Гешей дальнейшая беседа, и не питал иллюзий, что Кит пожелает остаться в ней сторонним наблюдателем. Геша слабо упирался и невнятно бормотал протесты, но Кратов держал его крепко. Лишь когда Кит пропал из виду, он выпустил гешину руку и остановился.

– Кратов, – сказал Геша сдавленным голосом. – Я ничего не хочу слышать и знать. Я прошу одного: верни мне Марси.

Кратов отрицательно покачал головой.

– Почему?!

– Но ты же не хочешь меня выслушать.

Геша помолчал, набычившись. Потом медленно проговорил:

– Теперь хочу.

– Она меня любит. И я не стану…

– Неправда! – зарычал Геша. – Она не может любить тебя! За что ей тебя любить? Она и видела-то тебя всего несколько часов!

– А сколько, по-твоему, нужно времени, чтобы полюбить? – спросил Кратов тихо.

– Ты же старец! – Геша выпятил челюсть и пошел на него грудью. – Ты урод, нелюдь! Что в тебе любить?!

Рассмейся Кратов ему в лицо, Геша смял бы его, как горный сель бревенчатую избушку. Но в светлых до прозрачности глазах Кратова он обнаружил сочувствие. И, не дойдя до него какой-то пары шагов, обессиленно замер.

– Кратов, – сказал он шепотом. – Ты погубишь ее. Ведь ты улетишь, а она должна будет остаться. Она же не сумеет без тебя, она просто зачахнет одна. Ты – иной, у тебя иные мысли, не наши. Ты живешь чужой, непонятной нам жизнью, тебе не нужны наши заботы… наши дома, наши женщины… Ты заразишь ее своей инакостью, и она погибнет. Верни ее мне, Кратов.

– Я такой же, как и вы, – сказал Кратов печально. – И не стоит ничего выдумывать себе в оправдание, Геша. Ты не сумел ее… зачаровать, что ли. Ты красивый и сильный, но мужская сила для нее не главное.

– Конечно, – произнес Ковалев с ожесточением. – Все глядят на меня, как на придурка. Геша большой ребенок. Не так чтобы умный, зато абсолютно здоровый. Но я же не виноват, что у меня под черепом не хватает какого-то винтика! Не всем быть гениями, и не требуйте от меня того, что я не могу! Вы же умные, так будьте и добрыми! Неужто мне вымирать из-за того, что я дурак?!

– Я ничего не требую от тебя, Геша. Будь самим собой, пожалуйста. Но Марси я тебе не отдам даже из жалости. Право выбора было за ней, и она выбрала меня.

– Кратов, – сказал Геша трясущимися губами. – Я тебя ударю.

– Тебе полегчает? – усмехнулся Кратов. – Тогда, разумеется, ударь.

Гешина ладонь смазала его по щеке.

Кратов покачнулся. Он стиснул зубы, чтобы не сорваться, и, упаси Бог, не натворить глупостей.

…С самого давнего детства, еще родителями замечена была за ним одна особенность. Едва осознав себя как личность, только-только научившись стоять, а то и раньше, маленький Костик не выносил, когда его даже ненароком задевали по лицу. Не было для него горшей обиды. Первым побуждением Костика бывало тогда наброситься на обидчика с кулачишками. А после, уже от бессилия достойно отомстить, он поднимал отчаянный, безутешный рев. И ничто не могло его успокоить – ни яркая игрушка, ни мамины руки. Пока нестерпимую обиду не смывала обычная младенческая забывчивость…

– Ты что, Кратов? – спросил Геша испуганно.

Тот молчал, прикрыв глаза, утолкав кулаки поглубже в карманы халата и слегка раскачиваясь на носках.

– Теперь ты меня ударь, – попросил Геша в растерянности.

– Нет, – сказал Кратов, трудно шевеля сведенными губами. – Нет, повторил он уже свободнее. – Мне не за что тебя бить. И потом, от моего удара ты можешь умереть, Геша.

– Тогда прощай, – сказал тот, неловко мотнул головой и, ссутулившись, побрел в сад. Напрямик, не глядя под ноги, не разбирая дороги.

«За что? – думал Кратов, зажмурившись. – Почему? Я не чужой им, я здесь родился. Все, что бы я ни делал – для них. Чего же они все время требуют от меня? Быть похожим на них? Никогда не гореть в чужом огне, не замерзать в чужие морозы? Забыть все, что узнал за долгие годы, отучиться чувствовать эмоциональный фон партнера, не слышать инфразвук, не видеть в темноте? Впредь больше не плутать под чужими звездами, не вести бесконечных бесед с теми, кого они пренебрежительно окрестили «нелюдями»?.. Они нежатся под ласковым, повседневным и повсеместным солнышком и лениво, как бы между прочим, воздвигают барьер между собой и нами. В то время как мы, заточив себя в скафандры и корабли, говорим от их имени с Галактикой – без гарантий на понимание, успех и собственное благополучие…»

«Стоп! – осадил он себя. – Стоп, звездоход. Это как раз то, чего от нас ждут. Начало отчуждения. Ненависть. Потом безразличие. Если ты привыкнешь так думать, срастешься с этими подлыми мыслями – значит, в их упреках есть истина. А ее там нет! И я один из них, вне зависимости от того, хотят они видеть меня своим или нет…»

«Да стоп же!»

Кратов скривился, будто ему влепили еще одну пощечину. «Они… ты назвал их «они». Ты допускаешь: есть «они» и есть «мы». Правду здесь говорят, правду чувствуют. Прекрати, остановись, гони эти мысли прочь, не это сейчас важно… А что же тогда важно, что?!»

Он вернулся к Киту. Снова втиснулся в кабину – биотехн счастливо замурлыкал. Примерно с минуту посидел молча перед слепым экраном видеала, собираясь с мыслями. Затем с подчеркнутой неспешностью набрал одному ему на всей Земле ведомый код.

ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ. ГНЕЗДО ФЕНИКСА (4)

1

– Кратов, – произнес Дилайт ровным голосом. – Как вы тут очутились?

– Осуществляю ксенологическую поддержку, – ответил тот, улыбаясь. – С вами все в порядке?

– Он в своей стихии, – отметил Биссонет. – Даже не похудел.

– Здесь отменное питание, – уверил Дилайт, поднимаясь им навстречу из кресла – грубо сколоченного, обтянутого неряшливо выделанной кожей, но на вид вполне приспособленного к человеческим седалищам. – Меня обуревают противоречивые чувства. С одной стороны я, несомненно, рад вас видеть и даже готов обнять. С другой же, ничто сейчас так не свяжет мне руки, как ваше присутствие. И не столько ваше, сколько…

– Послушайте, вы, несчастный прагматик, – высокомерно прервал его Биссонет. – Пока вы прохлаждались под крылышком Осязающих Мрак, мы с коллегой Кратовым раскололи почти все здешние орешки.

– Прохлаждались! – сказал Дилайт негодующе. – Здесь круглосуточно никак не менее трехсот десяти градусов по Кельвину. Прибавьте сюда почти стопроцентную влажность. Чтоб вы в аду так прохлаждались, друг мой!

Командор миссии выглядел весьма необычно. Лохматый, поросший плотной рыжеватой бородой, что значительно усугубляло его сходство с капитаном пиратской шхуны. В мятых и перепачканных сажей серых брюках и тонком черном свитере – «конхобар» по причине духоты был снят и небрежно переброшен через спинку кресла.

– Хлев, – сказал Биссонет, брезгливо поводя носом. – Обезьянник. Как вы могли допустить, чтобы вас, посланцев великой цивилизации, разместили в таких гнусных условиях?!

– Откуда в вас, в профессионале высшей пробы, подобное чистоплюйство? – парировал Дилайт. – По местным понятиям мы пользуемся всеми мыслимыми благами, на какие могут претендовать лишь особы, приближенные к самому Алмазному Жезлу. Между прочим, когда я участвовал в контакте с арахноморфами Аэндора, мне доводилось отдыхать на ложе из специальным образом разжиженного паучьего гуано, что так же свидетельствовало о крайней степени уважения хозяев к высоким гостям…

– Если вам нравится спать в дерьме – ваше дело, – сказал Биссонет. Но не вдавайтесь в подробности, если не хотите, чтобы меня стошнило на ваших глазах. Где здесь можно лечь ксеноэтологу с мировым именем, чтобы не угодить в гуано?

– Все углы этого номера-люкс к вашим услугам, – произнес Дилайт, делая широкий приглашающий жест.

Биссонет огляделся. Все обозримое пространство пещеры, исключая разве что потолок, было утыкано мягкими, хотя и слегка обтерханными, шкурами.

– Я хочу в кресло, – объявил Биссонет и, бесцеремонно отстранив командора, плюхнулся на кожаное сидение. Судя по негодующему кряхтению, ожидаемого удовольствия ему это не доставило.

Сквозь узкие оконные щели под самыми сводами пробивался слабый пепельный свет. Его лучи падали на грибообразную каменную тумбу, заваленную свитками. Кроме тумбы и кресла, иной мебели не наблюдалось. Кратов подошел к окну, привстал на цыпочки, выглянул. Ему удалось увидеть лишь чьи-то широко расставленные ноги – босые и довольно грязные.

– Охрана, – пояснил Дилайт. – Опасаются, что мы вдруг обратимся в змей и удерем через эти отдушины. Мы не связаны в наших передвижениях по дворцу, но за его пределы нас пока не выпускают.

– Вам сложно было сообщить о своем положении на корабль? – сварливо осведомился Биссонет.

– Первым долгом у нас отобрали браслеты, – сказал командор.

– У нас тоже, – заметил Кратов. – Поразительная неприязнь к средствам связи! Откуда им известно назначение браслетов?

– Только за последние десять лет я принужден буду сменить уже четырнадцатый личный браслет, – промолвил Дилайт. – Партнеры по контактам, особенно гуманоиды, питают к ним особое пристрастие. В данном случае, я лично демонстрировал Осязающим Мрак их действие в позапрошлой миссии. И хотя Аафемт на каждом шагу кичатся своим пренебрежением к накоплению знаний, это они запомнили.

– Где Джед и Хаим? – спросил Биссонет.

– Хаим беседует с Хрустальным Туманом. Это один из приставленных к нам жрецов. Вытянуть из него полезную информацию чрезвычайно трудно, однако Элул не теряет надежды. И кое в чем уже преуспел. Джед как военный атташе не отходит от него ни на шаг. Молча сидит в уголке и время от времени угрожающе зевает во всю розовую пасть. Что производит на жрецов определенное впечатление… Фогратора он лишился одновременно с браслетом, но батареи успел извлечь и даже растоптать. Так что с нами полный порядок… Но как долго вы намерены испытывать мое терпение?

– Я хочу одного, – сказал Биссонет. – Сидеть и ни о чем не думать. А еще лучше – попасть в свой кабинет. На этой… как ее?.. на Земле. За свой стол, в мягкое, черт возьми, кресло. Придвинуть поближе все наличные средства фиксации знаний и освободить мой бедный, беременный информацией мозг. Пусть Константин рассказывает, а я изредка буду вставлять реплики, идет?

Дилайт перевел взгляд с него на Кратова, потом обратно, с легким изумлением покачивая головой.

– Что за диво диковинное стряслось, что могло вас так сблизить, братец Лис и братец Кролик? – спросил он.

– Когда Татор и Вилга улетели… – начал было Кратов.

– Куда? – тут же остановил его Дилайт.

– Я отпустил Юрия, дабы он внес поправки в нашу модель, – сказал Биссонет. – У нас возникли кое-какие новые любопытные соображения. К сожалению, весьма неполные в свете того, что нам с коллегой Кратовым довелось узнать в ходе нашей вергилиады.

– А что же Аксютин?

Кратов и Биссонет переглянулись.

– Он улетел еще раньше, – сказал Кратов. – В тот же день, когда мы с вами расстались. Его обожгло огнем Серебряных Змей. Моя вина, я не сумел его удержать.

– Обожгло, – повторил Дилайт медленно. – Значит, они все же отважились преступить запрет. Ясно… – Он задумчиво поскреб пятерней в бороде, взгляд его на мгновение уплыл. – Так что там с моделью, Берт?

– Очевидно, мы поспешили с ней, – продолжал Биссонет. – Но в противном случае вряд ли Видящие Внутрь осмелились бы выйти на нас. Их отпугивал корабль, между тем как «иглу»…

– Вы что же, вступили в контакт с Видящими Внутрь?!

– Эта ваша «интеллектуальная элита», – произнес Биссонет с великолепным презрением. – Стадо суицидально озабоченных параноиков. Они проели мне всю плешь своим бредом. И если бы не наше желание во что бы то ни было увидеть Мерцальника…

– Так, – сказал командор. – Стало быть, еще и Мерцальник. Прекрасно… Я прошу прервать ваше повествование до прихода Хаима. Поскольку при повторе вы неизбежно упустите что-нибудь существенное.

– Это верно, – согласился Биссонет. – Замкните уста, Константин. А я пока подремлю.

Но подремать ему не удалось. Дверь из черного, пропитанного смолой дерева с жутким скрипом отворилась, и явились Элул и Джед.

– Вот что выясняется, Дин… – с порога провозгласил Элул и осекся.

Джед, страшно заревев, набросился на Кратова. Сгреб его в охапку, оторвал от пола, закружил.

– Я знал! – орал он. – Я сердцем чувствовал, что этот плоддер не угомонится и непременно разыщет нас даже у самого дьявола в заднице!

– Доктор Биссонет, – нежно протянул Хаим. – И вы здесь. Не мираж ли это? Позвольте мне вас потрогать.

– Еще чего! – фыркнул Биссонет. – Сначала вымойте лапы. И снимите эту дурную шерсть с физиономии. В ней вы похожи на Маркса, а я с детства испытывал идиосинкразию к социал-утопистам.

– Посмотрю я на вас через неделю, – сказал Хаим. – Когда привыкнете причесываться собственной пятерней и умываться собственным потом.

– Надеюсь, питаетесь вы здесь не собственными выделениями? – уточнил Биссонет.

– Не собственными, – уверил его Элул. – Отнюдь нет. Это я вам гарантирую.

– И я не намерен торчать здесь еще неделю!

– Что же вы намерены предпринять?

– Хаим, – вмешался Дилайт. – Эти двое вступили в контакт с Видящими Внутрь.

– Позвольте, – опешил тот. – Что значит – вступили в контакт?! Как они с ними изъяснялись – на языке мимики и жестов? Или чертили-таки пифагорово исподнее на песочке?

– Дело в том, – сказал командор миссии, коротко и прямо взглянув на Кратова, – что Константин знает сакральный язык Аафемт. Он ведь у нас любопытный.

– Любопытство, конечно, не порок, – озадаченно произнес Элул. – И я хотел бы услышать подробности.

– Звездоход! – взревывал Джед, охлопывая Кратова широкими светлыми ладонями. – Знал бы ты, как я рад тебя видеть, как я устал тут без тебя!..

Кратов, продолжая улыбаться, машинально кивнул. Он напряженно пытался понять, откуда Дилайту стало известно про его языковые познания. И все отчетливее сознавал, что неоткуда.

– О черт! – вырвалось у него.

– Ты что, звездоход? – удивился негр. – Я тебя помял?

– Да нет, Джед, все прекрасно…

Биссонет уже рассказывал. Упиваясь всеобщим вниманием, неспешно и с живописными подробностями. Старательно опуская всякие упоминания о многочисленных своих сшибках с Кратовым. В его изложении оба они выглядели этакими неразлучными Диоскурами, движимыми единственной целью постигнуть истину до ее пределов. Впрочем, когда речь заходила о конкретных фактах, он преображался и становился протокольно точен. Иногда Биссонет обращал взор на Кратова, словно требуя подтверждения своих слов. И тот немедля подтверждал – утвердительным междометием либо просто кивком.

Мысли его заняты были совсем иным.

Дилайт, сосредоточенно меряя пещеру шагами из угла в угол, как бы невзначай задержался возле Кратова. Положил руку ему на плечо и легонько сжал. Будто пообещал что-то.