Текст книги "Эпицентр"

Автор книги: Евгений Филенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

На Альбине обнаружена была развитая сеть всеплапетных коммуникаций, велись ирригационные работы, воздвигались циклопические сооружения. Поскольку не было зарегистрировано никаких свежих или остаточных очагов радиационного заражения, высказывались предположения, что альбипцы счастливо миновали без каких-либо пагубных для себя последствий этап утилизации ядерной энергии. Очевидно, местная энергетика зиждилась на термальных источниках либо на использовании жесткого излучения светила. Последнего здесь было в избытке.

Советом ксепологов было решено направить к Альбине миссию для установления контакта. Люди как биологически достаточно близкая к альбинцам раса составили основу миссии. (Справедливости ради нужно заметить, что немалую роль в этом сыграла и энергичная политика Фреда Гунганга, тогдашнего куратора близких к Альбине земных стационаров "Протей" и "Моби Дик". В его активе тогда еще не было успешных контактов с орнитоидами... Спустя некоторое время все это свалилось на плечи Кратову.)

Проследив за созданием на орбите планеты постоянной ксенологичсской базы, Кратов успел благополучно позабыть о ней за более неотложными делами. Он имел основания полагать, что никаких осложнений там не предвидится. За минувшие с момента открытия базы (с непременным разрезанием ленточек, битьем бутылок шампанского о стены и употреблением оного же внутрь) полтора года он разрешил два сложных межрасовых конфликта, установил контакт с негуманоидной цивилизацией биостатов в системе Райская Птица XL (причем впервые в своей практике обошелся без посредников)... Возвратившись в Парадиз, он вспомнил про Альбину и запросил информацию о протекании контакта.

Известие о том, что контакта нет, его поразило.

Он узнал, что после бесплодных попыток достичь взаимопонимания все ксенологи вернулись на стационары и получили новые предписания. На законсервированной базе остались двое: заместитель начальника миссии Клавдий Розенкрапц и диспетчер Денис Агеев. Был и третий – вертикальный рептилоид Топ. Он вписал в отчеты миссии особое мнение, согласно которому альбинцы совершенно не желают контакта, но опасаются возможных последствий своего решительного отказа могущественным расам Галактического Братства и оттого воздвигают на пути миссии всевозможные псевдотабу. Поставив себе за цель доказать это, Топ проторчал на базе три месяца, после чего улетел на свою планету – якобы для обобщения накопленного материала. Впрочем, им было заявлено категорическое намерение возвратиться в самом ближайшем будущем.

Сгорая от стыда, Кратов перекроил свои планы, передал дела заместителю и отбыл к Альбине. Попутно он учинил разнос директору стационара "Моби Дик" Россу Дэйнджерфилду за длительное молчание о провале миссии, хотя и сознавал, что значительная доля вины лежит на нем самом.

Всю дорогу до орбитальной базы он строил разнообразные гипотезы о причинах неудачи, но ни одна не пришлась ему по вкусу.

5

– Послушайте, доктор Розенкранц, – сказал Кратов, – А этот Агеев – он и впрямь историк?

Клавдий медленно увел взгляд в сторону и зацепил его за какое-то малоприметное пятнышко на потолке.

– И впрямь, – сказал он после долгой паузы. – В прошлом. А теперь он просто диспетчер, и неплохой. По крайней мере, не мешает работать.

– Чем же вызван такой крутой излом в его биографии? Ведь он же еще... гм... сосунок.

– Личное, – нехотя обронил Клавдий. – В жизни многое бывает.

– Пожалуй, – согласился Кратов. – Доктор Розенкранц, я хотел бы воспользоваться вашей аппаратурой.

– Сколько угодно. У нас прекрасные лингвары и мемоселекторы. Правда, я научился обходиться без них. Все равно ничего путного они не подскажут.

Кратов плюхнулся в кресло перед пыльным экраном, несколько раз с удовольствием крутнулся и только тогда запустил мемоселсктор.

– Графемы с Альбины хранятся в блоках с восемнадцатого по тысяча двадцать шестой, – сообщил Клавдий. – Информационные перехваты – с двухтысячного...

Он немного постоял в дверях, попереминался с ноги на ногу и, видя, что Кратов не обращает на него внимания, тихонько убрел к своим карточкам.

Мемоселектор с бешеной скоростью выдавал на экран серии образов, что были приняты с планеты за полгода информационного обмена. Темп восприятия у альбинцев был гораздо выше, нежели у людей, и Крагову приходилось напрягать зрение, чтобы не упустить что-нибудь существенное. Но его выносливости хватило ненадолго. Через час он сдался и перевел мемоселектор в режим группового логического поиска.

Мигание экрана прекратилось и на нем стали возникать образы в порядке своего поступления на детекторы орбитальной базы, параллельно с характеристиками частот их появления в альбинских передачах. Одновременно чей-то нудный голос декламировал предполагаемые смысловые толкования каждой графемы. Львиная доля выдвинутых версий принадлежала Клавдию и Топу, причем мнения их, как правило, были взаимоисключающи. Но, так или иначе, вскоре перед Кратовым предстала общая картина контакта.

Вернее, картина отсутствия контакта.

Имел место парадокс: альбинцы откровенно – что подтверждалось перехватами – выражали свою готовность к поддержанию связи с космическими пришельцами. Но на просьбу разрешить посадку кораблю ксенологов реагировали странно. На детектор обрушивалась лавина графем, недвусмысленно запрещавших вход в атмосферу планеты. Состояние орнитоидов притом можно было охарактеризовать как натуральную панику.

Кратов разбил экран на "окна" и вывел в них образы, зарегистрированные в моменты запросов на посадку. Этих образов были сотни, и он отобрал наиболее часто повторяющиеся и, напротив, не повторившиеся ни разу. Обычно с помощью такого приема удавалось прояснить закономерности в сериях. Хотя и трудно было допустить, что доктор ксенологии Клавдий Розенкранц им не владел.

На одной из графем стилизованный контур корабля миссии – корабль этот все еще торчал у запасного шлюза, безнадежно дожидаясь, когда же наступит его черед, – соседствовал с изломанными в страшных корчах фигурками альбинцев.

На другой – зависший над поверхностью планеты корабль горел, затейливо обрамленный геометрически правильными язычками пламени.

На третьей – он уже взрывался, разлетаясь равными осколками в стороны от жирной точки, поставленной в центре взрыва.

На четвертой...

В общем, ничего приятного при входе в атмосферу кораблю не сулили. Его боялись, его взрывали, он горел.

Взрывали... А может быть, он взрывался?

Кратов оставил на экране две графемы. В сериях они всегда предшествовали взрыву. На первой была изображена похожая на пульку баллистическая ракета, устремленная тупым носом в зенит. "Снова ракета – как на Винде-Миатрикс!.." На следующей графеме она летела навстречу кораблю незваных гостей, и между ними пролегала одна лишь жирная пунктирная линия.

А на третьей корабль непременно взрывался.

Повторение инцидента на Винде-Миатрикс III, на разгадку которого Григорий Матвеевич Энграф убил прорву времени и потерпел фиаско, кабы не параллельные работы по расшифровке?.. Но альбинцы никогда не воевали между собой. Их цивилизация возникла и развивалась в одном регионе, у них не было устойчивого дробления на племена, народы и государства, как на Земле и во множестве других миров. И когда начапось распространение альбинцев по неосвоенным материкам и архипелагам, они представляли собой социально однородную, вооруженную техническими достижениями и высокой нравственностью разумную расу. У них не было замаскированных и забытых шахт с самонаводящимися ракетами. Следовательно, рисованная ракета, несущая гибель космическому кораблю, могла быть послана только УМЫШЛЕННО.

Кратов наклонился вперед и медленно стер слой пыли с экрана. Он чувствовал себя задетым за живое. Получалось, будто орнитоиды и в самом деле не желали, чтобы на их планету высаживались ксенологи Галактического Братства. Была высказана готовность обмениваться любой информацией, демонстрировалось самое искреннее уважение к братьям по разуму...

Но при всем том недвусмысленно подчеркивалось, чтобы означенные братья оставались на дистанции. И чем дальше, тем лучше.

6

– Маринка, – нежно позвал Денис. – Ну как ты живешь без меня?

– Прекрасно, – сказала девушка и улыбнулась. – А ты?

От звуков ее скрипично-высокого голоса Денисом, как и всякий раз, овладело чувство радостного возбуждения. Разнообразная ерунда вроде строптивых орнитоидов и грозного Галактического Консула мигом отступила на задний план.

– Я без тебя не живу, – сбивчиво, несвязно и обильно заговорил он. – Я без тебя только существую. Как растение. Есть такие никому не нужные растения сорняки... К нам прилетел Кратов. Тот самый, со Сфази-са. Громадный мужик, смотреть страшно. Сейчас он выписывает нахлобучку Клавдию. Ну в самом деле, сколько можно здесь торчать?! По-моему, у Клавдия заскок на почве всех этих графем, он же спит с ними, если вообще когда-нибудь спит. Но мы-то с тобой нормальные, правда? Я, как и все, хочу иметь отпуск раз в две декады, хочу плавать в одном бассейне с тобой, хочу хватать тебя за пятку, и чтобы ты брыкалась и верещала. Как тогда... помнишь... Хочу нормального общения с людьми, нормально одетыми и нормально выбритыми. Или хотя бы с нормальными бородами. И чтобы не было между нами этого террариума, – он приложил ладонь к экрану видеала так, чтобы она легла на маринкину щеку.

– Как там ваши пташки? – спросила Маринка, пропуская мимо ушей его обычные излияния.

– Порхают. Грозят сбить нас баллистическими ракетами, вреднюги. Ну что бы им не договориться с Клавдием? Или, на худой конец, со мной? Мы бы живо нашли общий язык. А после слетали бы с тобой к нам в гости. Там очень красивый снег, можно кататься на лыжах и одновременно загорать; лучше, чем в Альпах. Правда, Топ – помнишь Топа? – запретил с ними разговаривать. Он думает, что все наши неприятности – следствие шока. Мол, альбинцы нами шокированы. Они будто бы в принципе не ожидали, что в космосе может обитать кто-то еще, кроме них. Они будто бы вообще крайне впечатлительны и склонны ко всяким шокам, стрессам и аффектам. И если мы заговорим с ними на их языке, они все там с ума посходят. Будто бы для них это все равно, что вдруг заговорит дорога или облако...

– Так уж и посходят, – недоверчиво сказала Маринка.

Но недоверие это было наигранным, показным. Денис уже почувствовал, что нет у девушки никакого интереса ни к альбинцам, ни к напрыгу Галактического Консула, ни ко всему, о чем он тут болтает уже битых десять минут.

Что-то было неладно.

– Маринка, – сказал Денис. – Ты от меня прячешься.

– Я? Прячусь?! Вовсе нет. С чего ты взял? Вот же я.

– Тебе есть что мне сказать? – спросил он внезапно пересохшими губами.

Лицо ее качнулось, словно она хотела скрыться прочь от видеала. Потом она подняла на него настороженный взгляд, и Денис отчетливо ощутил перед собой все пролегающие между ними десять парсеков – бездонную, безвоздушную пропасть мертвого холода.

– Я хочу к тебе, – произнес он заветное заклинание, охраняющее от всех бед, от всех прошедших и грядущих разлук и потерь.

Если она сейчас скажет: "Продолжай хотеть", то все в порядке, ему просто померещилось...

– Почему ты не прилетел раньше? – спросила Маринка. Но это не было вопросом, потому что в ее голосе звучало безразличие. – Ты там, а я здесь. И так целую вечность.

– Три месяца, Маринка, – прошептал Денис, изо всех сил стискивая руками ни в чем не повинный видеал. – Только три месяца... Я же все время рядом, я на Земле все бросил, чтобы прилететь сюда за тобой... Неужели ты не можешь подождать еще немного?

– Ждать, снова ждать, сто лет ждать, – сказала Маринка с раздражением. Вся жизнь – сплошное ожидание. Я устала.

– Я прилечу, – торопливо сказал Денис. – Вот прямо сейчас. Я все исправлю!

– Уже поздно, Денис. Завтра я возвращаюсь домой, на Землю. Насовсем.

– И я с тобой!

– Без тебя, Денис.

– Я все равно прилечу, – сказал он упрямо.

– Прилетай... попрощаться.

Видеал погас, будто задернулся дымчатой шторкой. С трудом, как великую тяжесть, Денис убрал с него руки и перенес их к себе на колени.

Уже поздно, Денис. Прилетай попрощаться.

Проклятая база. Проклятые птицы. Проклятая Галактика.

Денис медленно, как сомнамбула, потянул атласную ленту с шеи замысловатое украшение распалось, расползлось... "Надо лететь. И немедленно. Здесь я никому не нужен – ни Клавдию, ни, тем более, Кратову. Они чудесно обойдутся и без диспетчера Они даже не заметят, что меня нет. А потом будь что будет. Пусть выпнут из Галактики с самым громким треском и позором. Сдалась она мне. Плевал я на нее, когда там не будет Маринки Работа найдется всюду. Главное – чтобы Маринка не исчезала. Это самое главное в моей жизни это ее смысл, а все прочее – пустяки. Что там она говорила. Уже поздно? Ни черта не поздно. Все еще можно поправить. Ну что может связывать ее с кем-то, кто случайно, не по праву, пиратски занял мое место за эти три месяца? Только одиночество. А со мной у нее общая любовь, общая память, целая общая жизнь"

7

В полуметре от Кратова возникла неестественно увеличенная видеалом физиономия Клавдия – утыканная жесткой синей щетиной, в натуральном цвете, объеме и звуке, распространяющая вокруг себя безысходность и уныние.

– Словарь альбинского языка составлен? – спросил Кратов

– Угу, – печально сказал Клавдий – Так называемый "континентальный" диалект, доминирующий на планете. Со второго по семнадцатый блоки мемоселектора.

– Были попытки прямого аудиокоптакта?

– Нет Топ не рекомендовал.

– Что так?

– Он занимался психологией альбинцев Наше появление, как он предполагал, вызвало у них культурологический шок. Отсюда и запрет на высадку: они нас не ждали и не готовы к тому, чтобы разговаривать с нами лицом к лицу Одно дело обмениваться сериями графем, и совсем другое – слышать вопрос и немедленно подыскивать на него ответ...

– Отчего же немедленно? Можно и не спешить, была бы достоверная информация. Все же будьте готовы, что мы рискнем, вопреки мнению коллеги Топа, перейти от картинок к прямой речи

– Я-то давно готов И лиигвары готовы – Лицо Клавдия напряженно сморщилось, будто резиновая маска – Послушайте, доктор Кратов. Мы тут одно время теоретизировали – может быть, они хотят скрыть от нас что-то на поверхности планеты? Может быть, им стыдно пускать нас к себе?

– Топ сообщил вам о наличии чувства стыда у альбинцев? – осведомился Кратов.

– Отнюдь, – меланхолично произнес Клавдий. – Он и сам имеет о стыде чисто теоретическое представление. И связывает его существование у людей с теми же многообразными табу и комплексами, которых якобы лишена его раса... Но подумайте; если бы лет триста назад кто-либо захотел войти в контакт с человечеством, разве не было бы нам стыдно показать инопланетянам Землю, полную оружия, концлагерей, голодающих людей?

– Вероятно, вы правы, – сказал Кратов. – Но это не причина, чтобы пускать в пришельцев баллистические ракеты. А вот другой, более веский повод в ту пору у человечества был. Социальная разобщенность. Земная цивилизация постоянно делилась на противостоящие с оружием в руках лагери, и вдоль, и поперек – по убеждениям, по религии, по цвету кожи. По элементарном скудоумию... И гости из космоса с их галактической мудростью и мощью угрожали бы нарушить равновесие, приняв ту или иную сторону. Это был очень серьезный повод, доктор Розенкранц.

– У альбинцев нет наших грехов, – поспешно возразил тот.

– И концлагерей тоже нет? Нам известны, например, так называемые "генетические резервации" у некоторых весьма развитых рас, и эти расы охотно оправдывали перед Галактическим Братством их наличие. По сути же своей эти резервации мало отличались от наших концлагерей...

– Нет у альбинцев никаких резерваций. Ни явно, ни скрыто. Мы в свое время искали доказательства своим домыслам...

– Что ж, задача упрощается, – задумчиво сказал Кратов. – Но решения пока нет. Хотя, конечно, приятнее общаться с расой, не скомпрометировавшей себя концлагерями. Что же им тогда скрывать от наших паз?

Клавдий тяжко вздохнул, но не нашелся, что добавить.

"Они торчат здесь не меньше трех месяцев, – подумал Кратов. – В добровольном концтагере. В психологической резервации... За этот срок вряд ли что может измениться в человеке, если дела идут хорошо, цель ясна и видны перспективы. Но за то же время, когда ничего не выходит, на горизонте сплошной туман и ни малейшего просвета вокруг, можно проклясть все и вся. Надломиться и пасть. Обрасти щетиной и шерстью. Щетина, кстати, уже налицо... Почему в тот момент, когда я вошел, Клавдий па четвереньках собирал рассыпанные карточки, а Денис и не пытался ему в этом помочь? Конфликт, вызванный равнодушием одного и агрессивностью другого? Равнодушие одного к агрессивности другого? Или агрессивность одного в ответ на равнодушие другого?..

Это моя ошибка. Зря я набросился на директора Дэйнджерфилда. То есть, не совсем зря, и все же... Нельзя было упускать Альбину из виду. Никакие более важные и спешные, а главное – интересные дела такого прокола не оправдывают. Следовало либо немедленно свернуть все работы и отозвать миссию вместе с унылым Клавдием и издерганным Денисом, либо пойти на риск, чтобы раз и навсегда решить, возможен ли настоящий контакт. И уж если это не поможет, спросить совета у тектонов.

Как это сказал наш диспетчер с историческим прошлым? Злые птицы? Дикие лебеди, что гонят по лесам и полям сестрицу Аленушку и братца Иванушку, белые Демоны, посланники бабы-яги... Только в русских сказках бывает такой сдвиг стереотипов: разве могут белые птицы быть злыми? По всем статьям им полагается быть прекрасными и гордыми! Смотреть сказки Андерсена. И совсем другой коленкор, если взять, к примеру, плотоядных стимфалид с медными перьями-стрелами...

Так вот: надо было еще три месяца назад окончательно прояснить, злые у нас это птицы или просто в дурном расположении духа. А ждать, когда решение придет само собой, бессмысленно. Достаточно лишь заглянуть во ввалившиеся глаза Клавдия, увидеть неопрятную бородку, делающую его похожим на Спасителя в изображении неореалистов. В таком состоянии, с таким больным, загнанным взглядом, Клавдий просто не узрит выхода из тупика, даже если уткнется в него своим унылым носом.

Давно пришла пора действовать. И действовать мы станем очень быстро".

– Как вы полагаете, доктор Розенкранц, – сказал Кратов. – Насколько серьезны их угрозы?

– Это не угрозы, – буркнул Клавдий. – Это предуведомления.

– Я думаю, надо убедиться в этом окончательно. Клавдий медленно оттянул большим пальцем ворот мохнатого черного свитера и глубоко вздохнул.

– Этого делать нельзя, – неуверенно сказал он. – Навязывание контакта, нарушение Кодекса. И потом – баллистические ракеты...

– Что может сделать древняя керосинка, пускай и с ядерной начинкой, современному космическому кораблю в состоянии полной защиты? И не будет никакого нарушения Кодекса, поскольку мы лишь проимитируем подготовку к посадке, произведя ряд безобидных маневров в атмосфере. И уж если они все же атакуют корабль, мы разорвем контакт.

– Это авантюризм, – тихо сказал Клавдий. – То, что вы предлагаете, называется провокацией.

– Это ксенологический эксперимент. Почти все ксенологические эксперименты содержат элемент провокации. Это жесткая проверка на доброжелательность и нравственную зрелость. Одно дело – демонстративные угрозы. Совсем иное – живым пальцем нажать на реальную клавишу и шарахнуть в братьев по разуму вполне материальной ракетой. Вы смогли бы пойти на такое, даже имея за спиной несрытые столбы концлагерей, незаросшие братские могилы чудовищных войн и неостывшие следы ядерных катастроф?

– А если у них есть более серьезные причины не допускать нас? – со слабой попыткой вызова спросил Клавдий.

– Мне ничего не приходит в голову. Может быть, вы приведете пример?

– Ну куда вы спешите? – с отчаянием вымолвил Клавдий. – Нужен детальный анализ. Нужны новые гипотезы на новом материале. Скоро вернется Топ, у него светлая голова, длинный хвост и острый безжалостный ум...

– Три месяца, – сказал Кратов. – Вот сколько времени вы ожидаете нового материала. Вот как давно улетел Топ с его острым хвостом и длинным языком

– Хорошо, – неожиданно сдался Клавдий. Видно, он просто не умел сопротивляться. – Я понимаю: вы сторонник действия. Эта ваша известная концепция – понимание через действие... Я ее не разделяю. Позвольте мне записать особое мнение.

– Я не могу запретить вам иметь особое мнение, – пожал плечами Кратов. Было бы ненормально, если бы вы его не имели. И кто я такой, чтобы запрещать вам хоть что-либо?.. Подготовьте корабль. Его поведет когитр.

Клавдий отвел глаза в сторону, где предполагалась панель состояния бортовых систем. После долгой паузы он сообщил.

– Собственно, корабля-то у нас и нет.

– Как это – нет?

– Очевидно, он улетел, – терпеливо пояснил Клавдий. – Запасной шлюз, где он был ошвартован, теперь свободен.

– Агеев? – холодно спросил Кратов – Этот ваш... историк?!

Растерянный взгляд Клавдия застыл, окончательно угас, будто провалился внутрь запавших глазниц.

– О, черт, – сказал Клавдий – Ему же не совладать с управлением.

8

Резко отталкиваясь ботинками от пружинящего пола, временами сбиваясь на бег, Кратов ворвался на центральный пост. Согнувшийся в три погибели над пультом Клавдий поднял голову и сказал виновато:

– Связи нет. Не то он ее выключил, не то не знает, как включить Вероятнее всего последнее Поэтому я даже не могу перехватить управление

– А что бортовой когитр?

– Он спит Я сам его усыпил. Чего ему было маяться бездельем столько времени?

– Историк, – сказал Кратов. – Каким образом человек, не умеющий водить корабли, оказался в Галактике?

– Кто мог ожидать? – Клавдий пожал плечами. – У нас никогда не было дефицита драйверов. А системы орбитального комплекса он знал прилично Трудился на совесть и другим не мешал работать... Разумеется, вскоре многие увидели, что он не имеет драйверских навыков Пока здесь были люди, его потихоньку пробовали учить Все же, мотивы, по которым он попал сюда, следовало признать уважительными. И он, наверное, решил, что научился достаточно. А потом все улетели на "Моби Дик".

– Что это были за мотивы?

Клавдий невыносимо долго скреб свою щетину, затем еще раз пожал плечами и наконец произнес

– У него на "Моби Дике" девушка. Ее зовут Марина. Марина Кемейа. У Дениса к ней какая-то сумасшедшая привязанность.

Кратов сразу вспомнил ее. Пока Чудо-юдо-Рыба-Кит приноравливался к стыковочным узлам стационара "Моби Дик" (по обычаю своему ворча и жалуясь на неудобства), ему удалось перекинуться парой ничего не значащих слов с молоденькой алеуточкой, черноволосой и черноглазой, с круглым серьезным личиком, которая действительно звалась Мариной, действительно была хорошенькой и действительно работала оператором на внешних каналах ЭМ-связи. Помнится, он даже отпустил ей какой-то комплимент и пытался неуклюже скаламбурить на тему "если один кит швартуется к другому киту, который же из них – китиха".

– И что же, при своей... сумасшедшей привязанности он три месяца с ней не виделся? – спросил Кратов.

– Агеев не умеет водить корабль, – с легким недоумением разъяснил Клавдий. – А я не могу покинуть базу. Вдруг здесь что-то изменится или прояснится, а меня нет...

– Так, – буркнул Кратов. – Дальше?

– От знакомых ксенологов, бывающих на стационаре, я имею сведения, что несколько раз Марина возвращалась из отпуска с опозданием. Отсюда я делаю заключение, что на Земле у нее появился некто... отличный от Агеева.

– С логикой у вас в порядке, – едва сдерживаясь, проговорил Кратов. – Ну, к теме сумасшедшей привязанности мы еще вернемся... Что угрожает Агееву в данный момент?

– В данный момент – ничего, – сказал Клавдий. – Но спустя примерно полчаса он либо встанет па орбиту Альбины, после чего можно будет попытаться перехватить его вашим кораблем...

– Либо?

– ...либо не встанет и упадет в атмосферу.

– И его собьют.

– Да, – ровным голосом подтвердил Клавдий. – Или, напротив, не собьют.

Зеленая точка корабля безвольно моталась по темному экрану пеленгатора, едва не цепляя размытую кромку газовой оболочки планеты. Кратов прикрыл глаза, чтобы успокоиться и сосредоточиться. Он представил себе, как Денис в растерянности мечется по пустой кабине, бессмысленно давя на еще недавно видевшиеся такими понятными и вдруг отказавшиеся повиноваться клавиши. В самом деле – что может быть проще управления космическим кораблем? Только велосипед. Забрался внутрь, запустил стартовые процедуры – и вперед... Корабль и в самом деле тронулся вперед, но потом отчего-то заартачился, не пожелал отвернуть от неотвратимо и страшно надвигающегося белесого пузыря Альбины, с ее строптивыми орнитоидами... и баллистическими ракетами. И где же догадаться, что спасение в единственной, неприметной, притулившейся с краешку пульта кнопочке-скромнице с идиотской пиктограммой "ухо", о которой любой мало-мальски обученный драйвер без напоминаний, на уровне рефлексов знает: это – святое, это связь, а связь это жизнь.

"Я спишу на Землю всех, кто причастен к этой трехмесячной глупости, думал Кратов, цепенея от ярости. – Я вышвырну из Галактики этого долбогреба Дэйнджерфилда за то, что он не дал мне знать о срыве альбинского контакта. За то, что он позволил этому фанатику Клавдию четверть года безвылазно торчать здесь и мариновать несчастного парня. За то, что он равнодушно смотрел, как рушится счастье у двух живых людей – у Дениса и Марины – и не трезвонил во все колокола. Еще, наверное, и веселился по этому поводу.

Я не знаю, что сделаю с самим Клавдием, но активным ксенологом ему не быть. Такие не имеют права представлять человечество в Галактике. Потому что им наплевать и на себя, и на тех, кто рядом. Такие, как он, нестандартны, нехарактерны для человечества. Они могут сбрить бороду, выкрасить волосы, укоротить нос, чтобы устранить отклонения от стереотипа в своем облике. Но куда они денутся от отклонений в стереотипе нравственности?! Они делают вид, или даже искренне убеждены, что живут наукой и для науки, и это – ложь. Они вообще не умеют жить, их почему-то не научили этому в детстве. Пусть возвращаются на Землю и учатся заново. Потому что жить можно только для людей!

Но тут и моя вина... Большая вина. Когда эти голубчики полетят прочь из Галактики, наверняка кто-то из них это мне припомнит. Я виновен в том, что слишком доверяю тем, кто меня окружает. Но сейчас мне уже нельзя все делать самому. Тогда я просто ничего не успею. Поэтому я обязан исходить из того, что в Галактике работают безупречно честные, беззаветно преданные Земле и ни в коем случае не равнодушные люди. Честные – так оно и есть. Преданные – и это истина. Последнее правило, к сожалению, выполняется не всегда..."

Согбенный Клавдий продолжал гундеть в микрофон "Агеев, отвечай... Агеев, отвечай..."

– Перестаньте, – сказал Кратов. – Нужна связь с Альбиной Они наверняка следят за кораблем.

Клавдий, не оборачиваясь, кивнул.

Кратов быстрыми, привычными движениями оживил детекторы и лингвары. Перед его лицом одновременно вспыхнули два экрана один тут же выстрелил в него сериями лихорадочно меняющихся графем, а на другом раскинулся медленно плывущий внизу пейзаж Альбины

"Господи, – подумал Кратов – Прости мне мой гнев Кто я такой, чтобы судить и карать? Только сделай так, чтобы все обошлось. Хотя бы раз – без невинных жертв... Да если все обойдется, я никого и пальцем не трону".

– У вас хорошо получается, – неожиданно произнес Клавдий и фыркнул. – Вы хотели ксенологический эксперимент Вы его получили

И снова скорчился над пультом.

9

Кратов прильнул к экрану. Среди острых скал, вершины которых прятались в лохматых снеговых шапках, можно было различить контуры колоссальных искусственных сооружений в виде усеченных конусов или неправильных кособоких пирамид. Невысоко над зарослями корявых деревьев парили какие-то размытые тени.

– Что за дьявол! – пробормотал Кратов. – У них есть летательные аппараты?

Клавдий, напряженно щурясь, придвинулся ближе.

– Нет, естественно, – сказал он. – Зачем им?.. Вы видите самих альбинцев.

– С такой высоты?!

– Размах крыльев среднего альбиица – десять метров. Все познается в сравнении. Это в отчетах их называют мелкой разновидностью орнитоидов. Здесь встречаются пятидесятиметровые летающие хищники, нaпример, бронехвостые цеппелины...

Кратов сконфуженно прикусил губу. Он даже не удосужился ознакомиться с внешним обликом аборигенов. Ничего удивительного: весь этот контакт шел не по правилам, наперекосяк и кувырком.

На соседнем экране продолжали мелькать уже известные панические призывы не приближаться к планете и угрозы ракетного залпа в случае неподчинения запрету "Нужно начать переговоры, – подумал Кратов. – Убедить их, что это не посягательство на их драгоценное табу, а досадная случайность... Да уж, проверка на доброжелательность получилась классная. Это вам не отвлеченный эксперимент, когда сам ты сидишь в удобном кресле, дрыгаешь ножкой и следишь, как пустой корабль, управляемый когитром, играет на нервах у взбудораженных туземцев. Тут и кресло вроде удобное – но сидишь в нем как на иголках! И не понять, у кого больше натянуты нервы – у тебя или у этих самых туземцев. А все потому, что одуревший от тоски мальчишка залез в кабину корабля и очертя голову кинулся спасать свою любовь.

... Интересно, а я смог бы на такое решиться? Вот так, напролом, имея полшанса на миллиард? Похоже, что нет. Когда уходила Юлия, я стиснул зубы и как щитом прикрылся своей фальшивой гордостью. Когда уходила Рашида, я спрятался за щитом ненужных воспоминаний. Когда уходила Ленка Климова, щитом мне послужил кодекс чести Ордена плоддеров. Какие новые щиты я себе выдумаю в будущем? А этот пацаненок, Денис, только и делал, что отшвыривал прочь все щиты и берсерком бросался в сражение с судьбой. Что же, теперь ему погибать?!"

– Вошел в экзосферу, – отвратительно спокойным голосом сообщил Клавдий.

"Поздно, – подумал Кратов. – Не успеваем. Опять – не успеваем, звездоход. Если они решат уничтожить корабль, сейчас самое время. Денис не совладал-таки с управлением, и сработала программа самозащиты. Когитр спросонья сам повел корабль на посадку. Но про ракеты когитр знать не может. И поэтому главное защитное поле будет отключено"

– Хватит. – будто со стороны, услышал Кратов собственный голос. – Катитесь вы с вашими табу...

– Аудио контакт? – быстро спросил Клавдий

– Да!

Словарь альбинского языка – со второго по семнадцатый блоки мемоселектора. Кратов выдал шнгвару команду языкового расширения. С легким шелестом ожил синтезатор речи, на пружинящем стебельке поднялась черная головка микрофона и закачалась, будто кобра перед атакой.