Текст книги "Эпицентр"

Автор книги: Евгений Филенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Ну, тогда смелее вперед, – с некоторым, как почудилось Кратову, злорадством сказал Буратино.

"Не трусь, звездоход, – подумал Кратов. – На тебя Галактика смотрит!"

Он присел на край окна и перекинул ноги наружу, пятками ощущая громадную высоту. Анорак наполнился упругим ветром, капюшон парусом забился над плечами. "Мамочка моя, – подумал Кратов. – Только бы хваленый гравитационный туннель не забарахлил!" Эта мысль его развеселила: сфазианская техника НЕ МОГЛА барахлить. Напряженно улыбаясь, он заставил себя разжать пальцы, судорожно впившиеся в подоконник, и тихонько, будто в ледяную воду, соскользнул в бездну...

Вместо того, чтобы камнем ухнуть вниз, он прочно, устойчиво завис в метре от колоссального витка раковины космопорта, лениво разворачивавшейся в струях неживого зеленого света. Светилось само небо – у Сфазиса, искусственной планеты-гиганта, не было солнца. Окно неторопливо уплывало от Кратова куда-то вверх, пока он сражался с паническим желанием вскарабкаться обратно. "Должно быть, я крайне глупо выгляжу со стороны... А как я должен выглядеть? Во мне, как и во всяком нормальном человеке, крепко сидит убеждение, что летать можно лишь на чем-либо. Или внутри чего-либо. На худой конец – за что-либо уцелившись..." Кратов осторожно приблизил руку к лицу – она была охвачена знакомым уже призрачным ореолом.

– Вперед, – попросил он шепотом. – Юго-юго-восток...

Космопорт лихо прянул прочь, хотя никакого движения не ощущалось. Даже парусившийся поначалу анорак опал.

– Летим, звездоход! – обрадовался Кратов и уже твердым голосом скомандовал: – Быстрее! Еще быстрее!

2

Кратов летел над Сфазисом ниже облаков, напоминая себе не то осеннего паучка-путешественника, не то сорванный порывом ветра листик. Ему хотелось бы удивиться как положено. Все же, рожденный ползать – и летит, будто вольный сын эфира! Однако для этого необходимо было остановиться, сосредоточиться, попытаться осмыслить первые впечатления, а останавливаться он покуда совсем не желал. Временами Кратов пробовал махать руками на манер крыльев, чтобы как-то управлять движением, но это если и помогало, то слабо, а скорее мешало.

"Дьявольщина, мне же надо направо", – в растерянности подумал он, и его незамедлительно развернуло направо. "Хорошо бы пониже", – возжелал он, ободренный успехом, – и тут же покатился под уклон невидимой воздушной горки.

Чувствуя, что начинает окончательно осваиваться в своем необыкновенном положении, Кратов отважился принять непринужденную сидячую позу, и ему это удалось, хотя и кувыркнуло предварительно через голову несколько раз. Под ногами неторопливо, торжественно распахивалась бескрайняя панорама Сфазиса, разлинованная на правильные разноцветные участки, что придавало ей разительное сходство с гигантской шахматной доской. Кратов напрягал зрение, стараясь разглядеть хотя бы что-нибудь, и порой ему везло. Он видел прямоугольные коробки из ноздреватого белого камня, совершенно безжизненные, словно бы покинутые обитателями. А у подножия голубых туповерхих термитников, напротив, отмечалось активное копошение... Некоторые клетки шахматной доски были плотно укутаны клубами дыма, спокойно вихрившимися в очерченных для них пределах. В иных от края до края расстилалась бликующая водная гладь, не нарушаемая ни единым всплеском. Третьи живо и болезненно напомнили ему мертво-серые пески Псаммы...

Сигнал вызова сработал внезапно. Перед этим Кратов увлеченно загляделся на строение, до чрезвычайности похожее на руины рыцарского замка, и потому не заметил, как под ним возник прямоугольник "райской зелени" с умилительно аккуратными домиками, крытыми разноцветной черепицей. Заложив крутой вираж так, что в ушах запело! – Кратов пошел на снижение. Теперь он воображал себя ни дать ни взять бабой-ягой в ступе, атакующей передовые позиции воинства добрых молодцев...

На миг ему померещилось, будто он врезался в упругую перепонку, которая расступилась перед ним и тут же сомкнулась позади. После ряда неуклюжих маневров на малой высоте ему удалось-таки совершить благополучную посадку посреди лужайки, поросшей живописным разнотравьем. Земля больно ударила по пяткам, и Кратов замахал руками, чтобы удержать равновесие.

К лужайке со всех сторон подступали низкие деревья с тяжкими кронами и кривыми стволами в глянцево-лиловой коре. За ними маячил двухэтажный коттедж этакий пряничный домик с леденцовыми окошками. После некоторого колебания Кратов двинулся туда, стараясь не помять зеленый ковер под ногами. Но хрусткая жесткая трава, очевидно, была привычна к неделикатному обхождению и моментально распрямлялась следом за ним.

На крыльцо пряничного домика вышла высокая и очень красивая женщина в легком белом сарафане, с корзинкой в руке. Заслонив глаза от света ладошкой, она попыталась получше рассмотреть визитера. Ее золотистые волосы немыслимой длины и роскоши ниспадали через загорелое плечо едва ли не до колен.

– Здравствуйте, – сказала она низким голосом, отдавшимся у Кратова где-то под сердцем. – Вы будете у нас работать? Меня зовут Рута. Добро пожаловать в Парадиз.

– Константин, – представился Кратов, чувствуя себя весьма нелепо в громоздком анораке. – Можно Костя...

– А я знаю, – произнесла Рута, легко сбежала по ступенькам и ушла за домик.

"И это все?" – подумал Кратов. Пожав плечами, он поднялся на крыльцо, толкнул дверь и очутился в маленькой прихожей, где пахло сушеными травами и, кажется, грибами. Висевшее на стене маленькое пыльное зеркало безжалостно отразило его вытянутую физиономию.

– Кто там? – послышался недовольный скрипучий голос. – Что ты забыла, Руточка?

– Это не Руточка, – с нарастающим раздражением сказал Кратов и вошел в комнату.

Первым, что бросилось ему в глаза, было огромное кресло. Оно было обито черной кожей, в медных бляхах, с невероятно высокой, выгнутой назад спинкой. В кресле восседал пожилой человек в просторной пижаме восточного орнамента. Изможденное, морщинистое лицо его было запрокинуто, седые кустистые брови страдальчески вздыблены. Это был Григорий Матвеевич Энграф, руководитель представительства Федерации планет Солнца при Галактическом Братстве. По правую руку от Энграфа располагался низенький столик. Он был засыпан листами плотной бумаги, исчерканными вдоль и поперек, большей частью скомканными. Такие же листы были обильно рассеяны по полу. Слева находился обширный, во всю стену, мемоселектор, бешено мигавший разноцветными индикаторами поиска на десятках экранов. Маленький тумбообразный когитр присосался перифералами к мемоселектору и тоже трудился вовсю. А рядышком – у Кратова даже слюнки потекли – мирно пребывал прекрасно выполненный, компактный и высокопродуктивный лингвар экстра-класса "Мегагениус Креатиф". Стационарного типа, зато избирательность на любом уровне! Там, где до сих пор доводилось работать Кратову, применялись, как правило, лингвистические анализаторы типа "Портатиф де люкс", избирательность которых оставляла желать много лучшего. В контактах с разумными расами, обладавшими звуковой связной речью, они еще куда-то годились. Но едва только доходило до абстрактных категорий пространственной или, не к ночи будь помянуто, тактильной природы, как эти лингвары начинали пробуксовывать... По экрану "Мегагениуса" метались нервные искры, время от времени он прерывал свое размышление и принимался вещать глубоким многозначительным голосом что-нибудь вроде: "Летать... вылетать... пролетать..." На лице Энграфа мелькала гримаса сдержанного отвращения, и смущенный лингвар немедля умолкал. Помимо названного, в комнате не было никакой иной мебели. Кратов успел приметить, что еще два кресла попросту были выкинуты на веранду, где и торчали в жалком состоянии кверху витыми ножками, а затем все его внимание было отдано лингвару.

– Молодой человек, – вдруг сказал Энграф, открывая черные, слегка навыкате, глаза. – Отойдите, вы заслонили мне видеал своим крупом.

Кратов встрепенулся, ток его сладостных мечтаний был прерван. Обернувшись, он обнаружил позади себя большой экран, по которому медленно ползли, повторяясь через равные промежутки, светящиеся письмена.

– Возьмите себе с веранды сиделку и угнездитесь где-нибудь, чтобы ничего не закрывать спинищей, – приказал Энграф. Кратов бегом бросился исполнять. Кстати, как вы сюда попали? – спросил он, когда тот вернулся.

– Меня зовут Константин Кратов... Собственно, мне было предложено прибыть сюда работать.

– Изумительно. В том смысле, что я изумлен... Вы ксенолог третьего класса?

– Собственно...

– Повторяю, я и сам удивлен до чрезвычайности. Обычно к нам направляют специалистов высшей квалификации. Ну, руководство имеет на этот счет свои соображения, а отзывы о вас недурные. Методика трансактивного взаимодействия при спонтанных преконтактных связях – ваших извилин дело?

– Собственно, не только моих...

– Тогда сидите молча.

Потрясенный Кратов едва сдержался, чтобы еще раз не пролепетать: "Собственно...", и съежился в кресле, бросая жалкие взгляды то на экран, то на свирепого старца. "Чем ему не угодила методика?" – думал он в растерянности. Энграф сидел, вперив недвижный взор в пустоту и беззвучно шевеля губами. Затем, словно взорвавшись, начинал лихорадочно писать, не глядя на бумагу. Период активности сменялся трансом – худые длинные пальцы медленно сгребали густо исчерченный листок в горсть и вялым движением препровождали на пол.

– Разброс параметров велик, – не удержался Кратов. – Вероятно, вследствие избытка металепсисов. Типичный тропеический язык.

– Цыц! – рявкнул Энграф. – За что купил, за то и продаю!

– Где?

– Что – где? – опешил Энграф.

– Где купили? – хладнокровно спросил уже вполне пришел в себя.

На миг ему показалось, что Энграф сейчас ударит его.

Как нельзя кстати вмешавшийся лингвар забормотал: "Неделимый... неделя... раздельник..."

– Бездельник, – брезгливо произнес Григорий Матвеевич и лихо щелкнул пальцами. Лингвар осекся на полуслове.

– Как вы догадались, коллега, – будто ни в чем не бывало заговорил Энграф, – это изложение в ксенолин-гвистических метафразах некоего послания. Упомянутое послание поступило на детекторы корабля ксенологиче-ской миссии землян, исследовавшей планету Винде-Миатрикс III. Немедленно после этого корабль был атакован и обращен в бегство... Точнее, мы отозвали миссию до выяснения обстоятельств. Ваш покорный слуга возится с этой ахинеей уже целую вечность. Согласитесь, что не столь часто ксенологические миссии подвергаются нападению вот так, за здорово живешь... Вероятно, ключ к разгадке содержится в послании, но покуда он недоступен нашему пониманию.

– Необходима моя помощь? – с надеждой спросил Кратов.

– Отнюдь, юноша, – снисходительно промолвил Эиграф. – С этим управлюсь я один. Вопрос лишь – когда? Миссия на Винде-Миатрикс III пока не расформирована и в полной боевой выкладке мается на стационаре "Святая Дева", ожидая моего решения... А вы отдыхайте, обживайтесь в нашем прелестном уголке. Вся здешняя растительность доставлена с Земли, только вот запах у нее какой-то... излишне экзотический. Атмосфера влияет, что ли? Но овощи, грибы и ягоды произрастают вполне исправно. Половина этого дома свободна, можете занимать. А можете поселиться и в одиночестве, кажется, два или три коттеджа все еще пусты... Имеется пруд, лужайка для спортивных игр, лес для прогулок под луной... вот только луна отсутствует,

– Извините, – ввернул Кратов. – Но я прибыл сюда не ради игр и прогулок.

– Никто и не намеревается позволять вам бездельничать бесконечно, милейший Константин... э-э...

– Костя, – хмуро подсказал тот.

– Допустим. Не позднее завтрашнего вечера к нам поступит оперативная информация со стационара Горчакова, и вы займетесь ее анализом.

– А что там?..

– Не знаю, – отрезал Энграф. – Она еще не поступила, а я не провидец. Сразу предупреждаю: вы прибыли сюда не на день и не на два, как опрометчиво полагаете, а на постоянную работу. То, что вы всего лишь ксенолог третьего класса, дела не меняет: пахать будете не меньше моего. Коли вас направили на Сфазис – значит, вы того заслуживаете. Я, к сожалению, занят, Рошар тоже в трудах, первый секретарь Гунганг в отъезде, остальные – в инспекциях на своих, стационарах. Так что на избыток заботы не уповайте. Впрочем... Можете обратиться к Руточке Скайдре. она у нас свободна.

– Тоже ксенолог? – осторожно спросил Кратов.

– Господь с вами! Женщина и ксенолог?! Руточка у нас эколог. Следит за благополучием Парадиза и его постояльцев.

Кратов поднялся из кресла, сознавая, что становится обременительным собеседником. Энграф выпростал из необъятного рукава и протянул ему старчески хрупкую ладонь.

– Не серчайте, – сказал он. – Мы действительно очень заняты. В нашей работе редко выдаются перерывы. Да вы и сами в том скоро убедитесь.

– Я не сержусь, – вздохнул Кратов и подержал его ладонь, опасаясь повредить чрезмерным пожатием.

– Не могу понять, – произнес Энграф задумчиво. – Как вы умудрились так проколоться на Псамме? Судя по вашим аттестациям, этого не могло произойти. Да и методика ваша...

– Тогда я еще не был ксенологом, – сквозь зубы ответил Кратов. – Всего лишь драйвером.

– Следовательно, вы бывший звездоход?.. Занятно. А ведь именно вам приписывается остроумное предотвращение потенциального межрасового конфликта. Очевидно, я что-то упустил, необходимо будет обратиться к материалам миссии на Псамму...

Кратов поспешно вышел на крыльцо.

Он огляделся. Странные корявые деревья вокруг дома по пристальном рассмотрении оказались обычными вишнями, но запах от них исходил действительно непривычный. Кратов медленно стянул с плеч анорак, а поразмыслив, заодно избавился и от свитера. Здесь, в этом уголке райской зелени, ему предстояло жить и работать долгие годы. По крайней мере, до тех пор, пока он будет ощущать себя годным к этой деятельности. Оставалось загадкой, за какие заслуги он, в общем-то заурядный ксенолог с ничтожным опытом, был внезапно направлен сюда, в самое сердце Галактического Братства. Но, так или иначе, это произошло, и теперь ему следовало доказать, что он пришел на свое место, а не на чужое, что, ошибки не случилось...

Но он никак не мог понять, нравится ему здесь или нет!

3

Руточка Скайдре сидела на корточках перед кустом малины и споро, со знанием предмета обирала его. Корзинка ее доверху была полна ягод. Чуть поодаль, на огуречной грядке, примостился мощный мохнатый пес пегой масти и с любовным интересом следил за быстрыми руками Руточки, вывалив розовый влажный язык чуть ли не до земли. При виде Кратова пес весьма сдержанно крутнул пышным хвостом и вопросительно поглядел на женщину, ожидая разъяснений.

– Это Костя, – сказала ему Руточка, – Он будет у нас жить. Люби его и береги.

Пес нехотя оторвал тяжелый зад от теплой грядки и подошел, ткнувшись широкой бородатой мордой Кратову в колени. Тот погладил его по загривку" и пес удалился, полагая, что для первого знакомства достаточно.

– Его зовут, естественно, Полкан, – промолвила Руточка. – В переводе с древнерусского – кентавр. Как еще можно окрестить такого могучего зверя? Он здесь для поддержания нормального психологического климата в коллективе. У него есть подруга по имени Мавка, но сейчас она улетела с Мишей Бурцевым на стационар не то Клермонта, не то Гленарвана. А может, и вовсе на Пратамру... Наш Полкан переживает разлуку, но виду не подает. Он до краев исполнен чувства собственного достоинства, хотя и редкостный бездельник. Эти сумасшедшие ксенологи не обращают на него никакого внимания. Впрочем, и на меня тоже.

– И на меня, – признался Кратов.

– Значит, нас здесь четверо собак... Какой может быть нормальный климат в коллективе, когда они по макушку в своей работе? – пожаловалась Руточка. Если их не принуждать, они прекратят есть, пить, спать! Спортивные занятия для них – сущая трагедия. Григорий Матвеевич вторую неделю сидит в своем проклятом кресле, в темноте, и неотрывно смотрит на видеал. А это в его возрасте вредно для глаз! Рошар носится с какими-то плазмоидами. Гунганг посреди ночи сорвался и улетел неведомо куда. Я не удивлюсь, если у них уже образовались жировые складки на талиях... Ешьте малину, Костя.

Кратов молча сунул пятерню в корзину, сопровождаемый ревнивым взглядом Полкана.

– Что вы намерены делать, Костя? – спросила Руточка, отбрасывая со лба золотую прядь. Ее милое лицо было перепачкано алым соком и землей, широко расставленные васильковые глаза смотрели с выжидательным любопытством.

– То же, что и все. Способствовать формированию пан галактической культуры или, как любят восклицать дилетанты, Единого Разума Галактики.

– Я тоже люблю так восклицать, когда меня спрашивают, – сказала Руточка. А который вам годик, если не секрет?

– Тридцать четвертый. На Земле кто-то опрометчиво счел меня крупным специалистом по прикладной ксенологии. Иначе я не ел бы сейчас ваши ягоды.

– Вон что, – усмехнулась Руточка. – Теперь понимаю. Дня три назад Рошар поцапался с Григорием Матвеевичем по теоретическим вопросам, и они раз двадцать упомянули вашу фамилию, причем оба ссылались на какую-то методику чего-то этакого, да еще на какой-то псаммийский прецедент... Вы составите с Энграфом неплохой альянс. Он – кабинетный мыслитель, вы – умелый практик. Сколько на вашем счету контактов?

– Три, – сдержанно сказал Кратов.

– Небогато... Скоро нелегкая унесет вас отсюда в заоблачные дали, и вы станете изредка возвращаться в свой домик – усталый, задерганный, с нездоровым цветом лица, с полным отсутствием аппетита, с жировыми складками, свисающими через пояс. И будете безобразно спать до полудня, не обращая внимания на нас с Полканом и Мавкой, а если обращая – то лишь затем, чтобы гнать с глаз долой...

– Руточка! – запротестовал Кратов. – Ничего, что я вас так называю?.. Это невозможно! На вас нельзя не обращать внимания. Тем более гонять!

– Правда? – недоверчиво спросила женщина. – Полкан, ты слышал?

Пес привстал с насиженной грядки и заворчал.

– Он понял вас превратно, – пояснила Руточка. – А может быть, учуял признаки лицемерия. К тому же, он вообще недолюбливает ксепологов. Из-за меня и из-за Мавки.

Она подмяла голову и к чему-то прислушалась.

– Ну вот, – сказала она удрученно. – Уже пора обедать. Сейчас Григорий Матвеевич будет метать в меня тяжелые предметы. Только, пожалуйста, не вмешивайтесь и не вслушивайтесь в те оскорбления, которыми он станет меня осыпать. Почаще внушайте себе, что по натуре своей это добрейший, деликатнейший человек. Но он делается невыносим, когда чего-то не понимает. Огромная удача для нас, что это случается не так часто. Как правило, Григорий Матвеевич понимает все на белом свете... А правда, Костя, что вы были плоддером?

– Правда, – неохотно сказал Кратов. – Шесть лет. Все тот же "псаммийский прецедент". Он же "инцидент".

– Но Гунганг утверждал, что вы были признаны невиновным в случившемся.

"Я тогда был мальчишкой, – подумал Кратов, нервно покусывая губу. – И очень любил стрелять из фогратора. Любил и умел. Поэтому никому не дано снять с меня ответственность за мои меткие выстрелы..."

– Плоддеры, – Руточка покачала головой. – Добровольные изгнанники. Адский труд и смертельный риск ежечасно... на протяжении шести лет! Вообразить невозможно. Наверное, вы сделаны из гранита.

– Можете отколоть кусочек, – фыркнул Кратов. – А к чему это вы все здесь постоянно прислушиваетесь?

– Ах, да, – промолвила Руточка. – Вы у нас новичок. К сфазианской службе времени. Подумайте или произнесите вслух: "Время!" И вам сообщат...

– Двенадцать часов сорок пять минут тридцать секунд, – вклинился в беседу знакомый кукольный голосок. – Тридцать три, тридцать шесть... Второй сегмент пятого малого сфазианского интервала.

– Вот именно, – подтвердила Руточка. – Кстати, мы обедаем в саду, не опаздывайте.

Она встала, отряхнула подол сарафана от нападавших с куста листьев и высохших плодоножек, а затем неторопливой, но уверенной походкой направилась к пряничному домику, где в одиночестве страдал Энграф. Следом за ней, покачивая крутыми боками, тронулся Полкан. В зубах он нес корзинку. Кратов с сожалением проводил их взглядом. Он вынужден был признаться себе, что был бы не прочь еще поболтать со славной Руточкой. Только бы она не спрашивала про Псамму.

– Коллега Энграф! – донеслось с веранды. – Обедать!

– А поди ты!.. – загремело в ответ.

Все остальное покрыл раздраженный лай Полкана.

Кратов сдернул с малинового куста не замеченную Руточкой ягоду, вздохнул и побрел куда глаза глядят. Несмотря на отсутствие солнца, не на шутку припекало. Он расстегнул рубашку сверху донизу и закатал рукава.

– Интересно, – пробормотал он. – Как у меня с жировыми отложениями?

– Неважно, – откликнулся неутомимый Буратино. – Они у вас практически незаметны.

– А это кто?

– Сфазианская служба здоровья. О вас помнят. О вас заботятся,

– Мамочка моя, – засмеялся Кратов. – Океаны заботы и любви! Даже Полкам и тот обязан всех любить.

– А как же иначе? – спросил Буратино слегка озадаченно. – Разве бывает по-другому?

– – Бывает. К сожалению... А может быть, к добру?

– Где? Где? – всполошился невидимый собеседник. – Назовите координаты!

– Это... м-м... за пределами Сфазиса.

– Жаль, – совсем огорчился Буратино. – Мы со Сфазиса – никуда.

За фруктовыми деревьями неизвестной разновидности Кратов обнаружил обещанный прекрасный пруд в окружении камышей и карликовых плакучих ив. О большем удовольствии нельзя было и мечтать. Сбросив на ходу одежды, Кратов с разбега бултыхнулся в прогретую воду, распугал дремавших у поверхности толстопузых тилапий и со счастливым фырканьем вынырнул на середине. Раскинув руки, он замер в невесомости на легкой волне и прикрыл глаза. Остатки раздражения и неуверенности покидали его душу, вымытые прозрачными струями. "Прелестный уголок, – вспомнил он слова Энграфа. – Мечта... Как здорово и быстро можно здесь работать! Вместо того, чтобы сидеть перед унылыми когитрами и лингварами и медленно дуреть от их зудения – выйти под самосветящееся небо, погулять по саду, мимоходом срывая переспелые вишни, поболтать с милой женщиной Руточкой Скайдре. Побегать наперегонки с Полканом, который хотя и обязан любить всех, но однако же любит лишь тех, кто готов платить ему взаимностью – пусть даже обычным похлопыванием по загривку. А затем бултыхнуться в пруд и переплыть его туда-обратно раз этак с несколько. И если после этого в твою башку не придет решение всех проблем – значит, ты безнадежный тупица, не ксенологом тебе быть, а раз ее что инструктором по атлетизму..."

4

Григорий Матвеевич с недовольным видом сидел за деревянным столом под вишней, уткнувшись печальным носом в чашку с кумысом.

– Ты исчадие ада, – сказал он Руточке. – Откуда ты произошла на мою голову?

– То ли еще будет, – произнесла Руточка обещающе. – Надоело с вами нянчиться. Вот свяжусь с Землей и наябедничаю на всех – пусть отзывают на принудительный отдых!

– Только посмей! – жалобно вскричал Энграф. – Ну, буду я играть в этот проклятый теннис, и в футбол буду, шут с ним, но ты – молчи!

– Так-то, – сказала Руточка и победоносно поглядела на Кратова.

Тот одобрительно кивал, подметая вторую порцию овощного салата из глубокой глиняной миски.

– Как вы устроились, коллега? – спросил Энграф.

– Думаю, что прекрасно, – сказал Кратов. – Хотя, признаться, у меня еще не было повода заглянуть в свои комнаты. И я где-то потерял свой анорак.

– Пустяки, – промолвил Энграф. – Полкан разыщет. Верно, Полкан?

Пес настороженно покосился на него, словно ожидая подвоха, и нехотя поплелся в глубь сада.

– В отличие от некоторых, – заметила Руточка, – Костя уже успел поплавать в моем пруду. Зачем я, спрашивается, разбила здесь пруд?

– Очень удобно, когда нужно кого-нибудь легко и быстро утопить, – сказал Энграф. Оборотившись к Кратову, он продолжил: – Пусть вас не шокирует скромное убранство наших жилищ. Мы редко принимаем гостей. Кому придет в голову фантазия отправляться в гости в скафандре? Для непосредственных переговоров существуют особые нейтральные зоны. А в повседневной практике мы пользуемся обычными многоканальными видеалами...

– Григорий Матвеевич! – обиженно перебила Руточка. – Вы отнимаете у меня хлеб. Вот вы сейчас убредете в свою келью, а о чем я должна буду целый день говорить с Костей? Не о ксенологии же!

– А ты не встревай, когда старшие беседуют, – сказал Энграф. – В прежние времена это называлось бесчинством. От слова "чин". Титул у тебя, голубушка, не соответствует...

– Кстати, о титулах, – обрадовалась Руточка. – Да будет вам ведомо, Костя, что Григорий Матвеевич в нашем кругу носит неофициальный титул Галактического Посла, что вполне отвечает роду его занятий.

– На ксенологических стационарах его величают точно так же, – подтвердил Кратов.

– Скорость распространения слухов в вакууме намного превышает световую, с плохо скрытым удовлетворением проворчал Энграф.

– И вот я подумала, – продолжала Руточка, – что поскольку вы, доктор Кратов, станете работать преимущественно в удаленных миссиях, то вам вполне подойдет титул Галактического Консула.

– А что, впечатляет, – согласился Энграф. – Хотя и не без претенциозности.

Зато красиво, – сказала Руточка, – И куда выразительнее, чем ваши официальные должности.

– Не привьется, – промолвил Кратов. – Ко мне прозвища с детства не льнут. Последний раз я носил титул Великого вождя Шаровая Молния семнадцать лет назад.

– У меня легкая рука, – заверила его Руточка.

– Ах ты, Рутишна, – игриво сказал Энграф. – Чертовка... Не рука у тебя, а язык! Оставляю вас, коллега, на заклание этой юной, но перспективной ведьме.

Напевая бравурный мотивчик, Галактический Посол удалился решать свои ребусы. Едва только он скрылся за дверью, как из-за деревьев не спеша появился Полкан, старательно задирая морду, чтобы не волочить зажатый в полусомкнутых зубах кратовский анорак по траве.

– Спасибо, коллега, – промолвил Кратов. Полкан небрежно мотнул хвостом.

– Вы ешьте и пейте, Костя, – сказала Руточка. – А я могу говорить и без вашего участия. В общем-то, мне известны все ваши возможные вопросы. А вам большинство моих ответов.

– Не думаю, – усмехнулся Кратов. – Можете вы мне объяснить, почему я здесь?

– Не иначе, это все ваша хитроумная методика. Редко случается, чтобы начинающий ксенолог сразу, с ходу, предложил что-то толковое. Обычно это происходит с обретением опыта. Вас приняли за вундеркинда. А вы разве не вундеркинд?

– Боюсь, что нет. У вундеркиндов – врожденные таланты. У меня – только усидчивость и любознательность.

– Еще год назад Гунганг сказал Григорию Матвеевичу: "Вот тоже восходящая звезда – некто Кратов..."

– Ну уж! – зарделся тот.

– Такими словами и сказал! "Хороша звезда, – возразил Григорий Матвеевич. – Так проколоться на Псамме!" – "Проколоться может любой, – заметил Гунганг. А спасти контакт в подобной провальной ситуации?" – "Озарение!" – упирался Григорий Матвеевич. "Не омраченное пагубным пристрастием к удобным черным креслам", – съязвил Гунганг. Потом они перешли на свой обычный сленг, и я перестала их понимать.

– Вынужден буду принять вашу версию. За неимением лучшего.

– В вас наверняка зреет следующий вопрос: почему нас так мало.

– А почему вас так мало?

– Нас вовсе не мало – здесь постоянно проживают двадцать три человека, хотя не было случая, чтобы все оказались на местах одновременно. За всеми, кроме Энграфа, меня и Полкана с Мавкой, закреплено по нескольку ксенологических стационаров. Каждый стационар, в свою очередь, располагает командой примерно из ста квалифицированных ксенологов и без числа обслуживающего персонала. Всевозможные драйверы, экзобиологи, астрофизики, медики... Все это небесное воинство рассредоточено по большим и малым исследовательским миссиям, которые подготавливают, устанавливают и поддерживают непосредственные контакты с братьями по разуму. И тем самым всемерно способствуют формированию Единого Разума Галактики... Ну, это вы должны знать лучше меня.

– Угу, – сказал Кратов.

– Если я что-то смыслю в ваших делах, – продолжала Руточка, – то для начала, учитывая ваш скромный опыт в координационной деятельности, вам в епархию будет передан стационар Ивана Ивановича Горчакова "Лернейская Гидра", один из самых благополучных. Там покуда не предвидится никаких проблем, Затем, наверное, стационар Росса Дэйнджерфилда "Моби Дик".

Постепенно на вашу голову свалятся задачки посложнее... Вес будут рады переложить излишек забот на ваши плечи, благо они просторные. – Руточка помолчала, разглядывая его без большой застенчивости. – Может быть, из-за них-то вас и пригласили в Парадиз.

– У меня есть один знакомый драйвер, Джед Торонуолу, – произнес Кратов. Когда он приходит в зоосад, самцы-гориллы начинают прятать своих подружек. Уж тогда лучше бы его сюда...

– А вас – к гориллам? – хихикнула Руточка. – Вот когда ваш знакомый самец придумает какую-нибудь потрясающую методику, Совет ксенологов рассмотрит и его кандидатуру. Были прецеденты... – Она вдруг воздела указательный палец к небесам и заговорила нараспев. – Вы, доктор Кратов, попали в нервный узел, простирающий свои нейроны повсюду, где человечество соприкасается с другими разумными расами – как входящими в Галактическое Братство, так и аутсайдерами. Предрекаю, что вам, относительно молодому человеку, полном сил и творческой энергии, да еще восходящей звезде, уготована участь некоего блуждающего нерва в этой схеме...

– Образно, – отметил Кратов. – Только согласится ли Григорий Матвеевич с вашим прогнозом?

– А это его прогноз. Он даже обрадуется всякой вашей инициативе. Григорий Матвеевич, все знают, великий теоретик, координатор и дипломат. Но дальше порога своего кабинета он не ступает. В космосе он беспомощен, как младенец, или, что вам понятнее, как плазмоид в поле тяготения. Обобщать большие объемы информации, делать правильные выводы на основании противоречивых и часто недостоверных данных – это он может. В экстремальных же ситуациях, как точно подметил Гунганг, в цейтноте он теряет весь свой блеск.

Хотя, по легендам, в молодости это был звездный разведчик высокого класса. Как сейчас говорят – звездоход... – Но с возрастом ему наскучило метаться по Галактике и жонглировать фогратором, и он подался в ксенологи. Как и вы, Костя.

– Вы полагаете, к ста годам я тоже буду беспомощен, как... гм... плазмоид? – озабоченно спросил Кратов.

– А давайте проэкспериментируем! – хихикнула Руточка.

– И откуда вы все знаете?! – сощурился он.

– Я первая всех встречаю и последняя провожаю. Прочим не до того. А я, как известно, эколог, и моя обязанность поддерживать...