Текст книги "Река Вечности (СИ)"

Автор книги: Евгений Токтаев

Соавторы: Андрей Шитяков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– Радуйся, доблестный Ипи Ранефер Херу-Си-Атет, держатель Скипетра Ириса! – Аристомен припомнил обхождение египтян и добавил, – живи вечно.

– И ты живи вечно, достойный А-ре-ста-мен, – ответил Ипи, нервно вращая пальцами фигурку Прекраснейшей, которую Мерит-Ра когда-то подарила Аннуи.

– Желаешь вечной жизни? Стало быть, Та-Мери пока обойдётся без меня?

Ранефер ответил не сразу. Ему потребовалось некоторое время, чтобы снова привыкнуть к странному выговору чужеземца.

– О Та-Мери грезишь? Мнишь себя праведником?

– Нет, к праведникам меня, пожалуй, не пустят.

– Тебе сказали, кто я?

– Да. Ты – Верховный жрец Величайшей и брат царственной. Прорицатель, полководец и правая рука фараона...

Последнее слово Аристомен произнёс по-эллински и Ранефер поморщился, угадав в нём невероятно исковерканный титул Величайшего.

– Довольно славословий. Я вызвал тебя, поскольку ты единственный из пленных худо-бедно говоришь на нашем языке, а мне нужно побольше узнать о вожде Алесанрасе. И на сей раз без двойного перевода, противного Маат, ибо в нём теряется вся истина.

– Что ты хочешь узнать, достойнейший? Спрашивай.

Ипи удовлетворённо хмыкнул.

– Признаться, не ожидал, что ты согласишься говорить без принуждения. Твои соплеменники не очень-то разговорчивы. Хотя их невероятно трудно понять, но все же некоторые владеют языком фенех. Тем не менее, только это и удалось у них выяснить. Пока. Ты, надеюсь, понимаешь, что все наши затруднения временны?

– Да, понимаю.

– Очень хорошо. Ты, судя по всему, бывал в Священной Земле? Скажи-ка, кто в то время носил Двойную корону Сома?

– Тогда страной Та-Кем, по-нашему – Египтом, правил Величайший Нехет-Хор-Ем-Хебит, мы его зовём Нектанебом. Он сражался против царя царей Артексеркса Оха и для борьбы с ним нанял много моих соплеменников, среди которых оказался и я. Мне было шестнадцать лет. Царь Артаксеркс так же имел на службе эллинов и те помогли ему одержать победу над нами. Нектанеб потерял древний венец Сома. Теперь страной Реки снова правят персы. Царь царей Дарий Кодоман.

Ранефер и Анхнасир переглянулись.

– Снова? – переспросил Ипи.

– Да. Персы уже владели Священной Землёй, потом на несколько десятилетий она обрела свободу, но вновь угодила им в руки.

– Когда это случилось?

– Семнадцать лет назад.

– Слышал ли ты имя Менхеперра?

– Да, достойнейший. Это фараон, живший в глубокой древности. Великий завоеватель. Повесть о своих походах он повелел записать на стенах храма Амона в Фивах... То есть, в Уасите. Я был в том храме и читал эти записи.

"В глубокой древности".

Пальцы Ипи сжались в кулак.

– Ты и читаешь на нашем языке?

– Да. Не очень хорошо, но разобрать могу. Я провёл в Египте много лет.

– Что ты скажешь, достойный Аристамен, – на этот раз Ипи смог выговорить имя лазутчика быстро и правильно, сказывалась его способность к языкам, – если узнаешь, что в настоящее время Священной Землёй правит именно Величайший Менхеперра?

Ранефер внимательно следил за Аристоменом, но к немалому удивлению Хранителя, пленный не изменился в лице и ответил сразу, без запинки:

– Я знаю это, достойнейший. Уже успел убедиться, что все мы попали в прошлое.

– Так.

Ипи откинулся на спинку кресла. Превосходно! Этот акайвашта – настоящий дар Владычицы Истин! Вот так просто все встало на свои места. Ранефер посмотрел на фигурку Прекраснейшей. Воистину, здесь нет никаких случайностей. Все происходящее – Её воля.

Значит, Алесанрас действительно явился с нижнего течения реки Вечности. И он не лгал. Они просто не поняли друг друга. Проклятье. Кровопролития можно было избежать...

Ранефер собирался с мыслями. Анхнасир, стоявший за спиной пленного, вытер пот со лба.

– Ты упомянул эллинов и персов. Расскажи, кто это?

– Эллины – это мои соплеменники. Наших предков, ахейцев, вы зовёте – акайвашта. Персы – народ, несколько веков назад пришедший с востока и сокрушивший много царств. В том числе и Та-Кем.

"Тьма надвигается с Востока..."

По спине Ранефера пробежали мурашки.

– Сейчас персы ослабели, – продолжал Аристомен, – мой царь, Александр, разбил их бесчисленные рати в нескольких сражениях и захватил много городов. Сейчас он осаждает Тир. Не помню, как этот город зовётся по-вашему. Финикийцы, фенех, называют его – Цор.

– Тисури, – подсказал Ранефер и спросил, – как Алесанрас... Повтори-ка его имя, хочу выговорить правильно.

– А-лек-сандр, – по слогам проговорил лазутчик.

– Александр, – медленно повторил Ипи, – так как Александр оказался здесь, у Мегиддо? Если, по твоим словам, он осаждает Тисури?

– Он возглавил небольшой отряд, чтобы совершить набег на дикие разбойничьи племена, живущие в горах к востоку и препятствующие свободному проходу торговых караванов. Мы рассеяли их и возвращались к остальному войску.

Всё-таки, царь. Не вождь пиратов. Победитель этих... персов. Которые завоевали Священную Землю. Благие Нетеру, ведь это значит, что пророчество истинно...

Пауза затягивалась. Аристомен чувствовал себя неуютно под тяжёлым взглядом Анхнасира, которым тот сверлил разведчику затылок. Ранефер сидел в задумчивости, поглаживая подбородок.

"Сказать ему про Тисури? Почему, собственно, нет? Это знание, вручённое ему, Священной Земле не повредит".

– Ты знаешь, что Тисури сейчас находится под властью и защитой Двойной короны?

– Нет, – ответил Аристомен.

Он действительно этого не знал. Хоть и цепка память лазутчика, но разве в силах человеческих запомнить все, что когда-либо видел, слышал или читал? В Фивах, поражённый величием древних, он обращал внимание лишь на самые значительные события прошлого, сохранённые для потомков в виде барельефов и фресок.

– Тисури захвачен войском Александра, – сказал Ранефер.

– Откуда ты знаешь? – вырвалось у лазутчика.

– Это не важно. Имеет значение другое: наше кровопролитное столкновение можно было бы счесть недоразумением, и предать забвению, хотя в нём погибли многие доблестные воины. Лучшие воины. Слишком много. С обеих сторон. Но теперь, когда в его руках Тисури... Думаю, скоро Александр поймёт, что произошло. Как он будет действовать?

Аристомен покачал головой.

– Я не знаю.

– Случалось ли прежде, чтобы ему приходилось отступать, отказываться от своих планов?

– Нет, – медленно ответил лазутчик, – никогда.

– Он не переживал неудач? Не спотыкался о препятствие, которое не удавалось преодолеть сходу?

– Такое случалось. Но лишь подстёгивало его азарт. Он никогда не отступал. Там, в нашем времени, осада Тира затягивалась. Защитники оборонялись отважно и успешно. Я знаю, некоторые полководцы советовали царю снять осаду. Такие разговоры велись даже среди простых воинов. Но Александр продолжал состязание с противником в военном искусстве и хитростях.

Вот оно что. Азарт. Он азартен. Не отступает, даже если враг сильнее. И, в конце концов, превозмогает его. Его не удалось разгромить на Пепельной Пустоши. Царь вырвался, сохранив много отборных воинов. Слова пленного свидетельствуют о его честолюбии. Значит, он запомнит эту оплеуху, которую получил от Ранефера. Он уже огрызнулся, вырвав изрядный кусок мяса из ноги, на которую опирается Величайший. Погибли лучшие Хранители...

В руках Александра Тисури, его войско числом превосходит силы Менхеперра. Они сражаются иначе. Во многом уступают воинствам Та-Кем, но имеют и немало сильных сторон. Это не митанни и не хатти. Одолеть тех – большая честь и доблесть, а эти акайвашта много сильнее. Имей они доспехи не хуже, чем у воинов Та-Кем, пожалуй, сейчас бы не Ранефер допрашивал пленных и подсчитывал трофеи...

Ипи встал, обошёл кругом Аристомена, внимательно оглядев его со всех сторон. Крепко сбитый, загорелый, темноволосый. Борода аккуратно подстрижена. Многие пленные безбороды, а этот – нет. Интересно, почему? Видно, что образован, знает языки, наблюдателен. Судя по всему, обладает хорошей памятью. Попался возле разгромленного обоза, но обликом не похож на защищавших его воинов. И явно не слуга. Одолел Аннуи в поединке. Возможно, та-неху расслабился, уверившись в победе. Тем не менее, бойцом он был, не из последних. О чём все это говорит? О многом.

– Из твоих слов я делаю вывод, что самолюбие царя уязвлено и на мир он вряд ли согласится. А что ты сам об этом думаешь?

Аристомен не слишком замедлил с ответом.

– Продолжать кровопролитие бессмысленно. Это безумие в нашем положении.

Ипи кивнул, ответ его удовлетворил. Некоторое время он молчал, разглядывая пленного. Потом откинул край полотна, расстеленного на столе (Аристомен только сейчас обратил на него внимание). Под тканью обнаружились два обломка эллинского меча-кописа.

– Ваше железо не может устоять против наших мечей, – сказал Ранефер.

– Я успел это заметить, – спокойно ответил лазутчик.

– Но клинок вашего военачальника, которого мы с честью предали огню, уважая ваши обычаи, смог сотворить с хопешем одного из наших воинов то же самое, – Верховный Хранитель указал рукой на обломки и посмотрел в глаза пленника.

Тот оставался невозмутим.

– Металл, из которого откован тот меч, на первый взгляд, не отличим от железа. Но ваше железо – непрочно.

Ранефер поднялся из-за стола и прошёл в глубину палатки за занавеску. Задержался там недолго, вернулся, неся в руках свой длинный и прямой церемониальный меч-селкит в узорчатых ножнах. Обнажил клинок и положил на стол перед Аристоменом. Анхнасир на всякий случай подобрался, как охотящийся кот.

– Это тоже железо. Но иное. Оно пришло с Незыблемых Звёзд. Не оттуда ли родом клинок вашего военачальника?

Аристомен шагнул вперёд, привлечённый хорошо различимой надписью, вытравленной на селките.

– Я не знаю.

Лазутчик протянул было руку к мечу, но прикоснуться без дозволения не решился.

– Что здесь написано?

– Ты утверждал, что умеешь читать наши письмена. Возьми и прочти.

Черен удобно лёг в руку. Аристомен провёл ладонью по полированной поверхности клинка, попробовал пальцем остриё. Зашептал еле слышно, складывая символы в слова:

– Ренуи селкит хаси ур нехети лебани,

Седи ниут хазетиу ур хак менфитуи,

Рен селкит небут-нетеру дет анхи

Себек-сенеб хати анх неб, хат тути...

Аристомен читал вслух, все громче, как завороженный. Ипи слушал его отрешённо, прикрыв глаза, еле заметно улыбаясь.

"Имя твоё: поющий в кедровых рощах,

Сокрушающий стены и несметные орды врагов.

Истина – Имя твоё, исполненный мощью,

Синее золото и Серебро Богов.

Ты – боевая ладья над Зелёным морем,

Неугасимый огонь городам врагов..."

Аристомен замолчал, не дочитав до конца, поднял глаза на Хранителя.

– Ты хочешь знать, достойнейший Ранефер, секрет металла, удивившего тебя?

– Ты, я смотрю, догадлив, – усмехнулся Ипи, – да, я хочу это знать.

– Я не кузнец и не смогу тебе его открыть, – спокойно ответил лазутчик, – даже, если ты станешь пытать меня.

Ипи усмехнулся, сверля взглядом пленного. Тот не прятал глаз, лицо его оставалось спокойным.

– Я не слишком рассчитывал на то, что ты выдашь мне эту тайну. Однако, скажи, как много таких мечей у воинов Александра? Только ли высокородные владеют ими?

– Не только. Всякий, у кого достанет средств, может купить такой клинок. Он недёшев, но стоит своих денег. Хорошие клинки куют в Лакедемоне. Ещё лучше (и дороже) – в Лидии.

Ипи слушал, не перебивая, хотя названия мест, упоминаемые Аристоменом, ничего не говорили ему. Лазутчик продолжал:

– Металл, из которого куют эти мечи, называется "халиб"[114]114
  В Древней Греции сталь называлась «халибским железом» (халибас), поскольку именно этому племени приписывается, по одной из версий, факт её изобретения. Даимах, современник Александра, называл три области, где куют настоящую сталь.


[Закрыть].

– Халиб? – переспросил Ранефер, – это как-то связано с городом Халеп в Яхмаде?

– Нет. Металл зовут так по имени племени халибов, славящихся своими кузнецами.

– Где обитает сей народ?

– На южном берегу Понта. В Пафлагонии и Каппадокии. Дешевле всего халибский меч можно купить в Синопе, эллинском городе, стоящем в землях этих искусных кузнецов и суровых воинов.

Названия перечисленных стран Ранеферу ни о чём не говорили.

"Надо будет потом показать ему карту".

– Полагаю, кузнецы этого племени не слишком охотно делятся мастерством с чужаками?

– Да.

– Значит, кузнецам Александра, если таковые есть в его войске, секрет не известен?

– Я не знаю. Многие пытались его разгадать. Слышал, что кое-кто даже смог приблизиться к тайне и разбогател. Но лучшие клинки, всё равно, халибские. Лаконские и лидийские мечи хуже. А простые воины довольствуются обычными, железными.

Ранефер некоторое время обдумывал слова Аристомена. Наконец, принял решение.

– Тебе вернут свободу. В некоторых пределах. Вернуться к Александру ты не сможешь, и за тобой будут приглядывать, но ты будешь содержаться не как пленник.

Ранефер взглянул на поверенного.

– Анхнасир, выдели нашему гостю палатку. Пусть его накормят. Приставишь к нему двух Хранителей. Он волен перемещаться по лагерю. Пусть поправляют его речь, знакомят с нашими обычаями, если какие-то покажутся ему незнакомыми. Все же много воды утекло с тех пор, как он посещал Священную Землю.

Ипи усмехнулся и посмотрел на Аристомена.

– Приставленные люди ответят на все твои вопросы, если они не коснутся дел военных, а так же тех, коими занимаются Хранители. Тебе выдадут письменные принадлежности, и ты запишешь все, что тебе известно о деяниях Менхеперра и потомков его. А потом, в Уасите, обучишь своему языку меня, Величайшего и царственную Соправительницу. Я положу тебе жалование – сорок кайтов золота в неделю.

Аристомен поклонился.

– Благодарю тебя, достойный Ранефер. Что же ты намерен предпринять в отношении Александра?

– А вот это, – сказал Ипи, перестав улыбаться, – уже не твоего ума дело.

8. Путь в никуда

– Это не Ханаан, – мрачно изрёк Эфраим, исподлобья разглядывая слоновье стадо, мирно пасущееся в трёх стадиях от дороги, что, выйдя из лесу, загибалась к северо-западу.

– А что? – спросил Птолемей.

– Я не знаю. Но это не Ханаан. Здесь должны быть довольно густонаселённые места. Уже Назарет недалеко. Тут нет никаких лесов. И уж точно не водятся слоны.

– Не водятся?

– Когда-то, очень давно водились, но теперь их даже в Египте не часто встретишь.

– Откуда же везут слоновую кость? – спросил Александр с интересом, из-под ладони разглядывая невиданных зверей, о которых так много слышал, но воочию видел впервые.

– Из Нубии.

– Ты хочешь сказать, это Нубия? – усмехнулся Лагид.

– Я ничего не утверждаю, господин. Кроме того, что это не Ханаан.

Сначала они не придали большого значения этим словам иудея, но чем дальше продвигалось войско на север, тем чаще Эфраим твердил, что не узнаёт местность. В конце концов, "друзья", составлявшие ближний круг, ощутили лёгкую дрожь в коленях. Не обращать внимание на слова проводника, совсем серого от страха, стало невозможно.

Александр помрачнел. Птолемей, озадаченный не меньше, прокручивал в памяти переговоры с Ранефером и последующее сражение, пытаясь вспомнить какую-нибудь зацепку.

– Допустим, хотя это кажется бредом сумасшедшего, что мы в Нубии. Там водятся слоны? Водятся. Там есть леса?

– Есть, – буркнул проводник, – мне это доподлинно известно, хотя я там и не бывал.

– Хорошо. Вернее, плохо, но пока ладно. Если это Нубия, то что здесь делают египтяне?

– Египтянам в Нубии всегда есть, чем заняться, – сказал иудей, – оттуда до их земли рукой подать. И название этой страны происходит от египетского слова, означающего – "золото".

– Там много золота? – спросил Птолемей.

– Много.

– А ещё туда сбежал от персов Нектанеб, – буркнул Александр, – который второй.

– Вроде Ранефер что-то говорил про Нектанеба, – вспомнил Птолемей, – или нет?

– Я думаю, – сказал царь, – этот Менхеперра – потомок Нектанеба. Сын или внук. Копил силы долгие годы и решил вернуться.

– Если так, то зря времени он не терял, – кивнул Лагид, – подготовился неплохо.

– Нубия... Пожалуй, это все объясняет. Кроме одного. Как мы сюда попали?

– Ну... – протянул Птолемей, – гроза, иудейские боги. Забыл?

– Нет, – покачал головой царь, – не забыл.

Воцарилось тягостное молчание.

– Что будем делать? – разорвал тишину Клит.

– Идти в Тир, – твёрдо заявил царь.

– В Тир? – удивился Чёрный, – дотуда, поди, теперь тысячи стадий!

– У кого-то есть предложения получше? – сверкнул глазами царь, – все это может оказаться мороком, насланным колдунами варваров!

Предложений не нашлось. Македоняне переглядывались друг на друга, переминались с ноги на ногу и с надеждой поглядывали на царя.

У Александра играли желваки на скулах, он изо всех сил старался выглядеть хладнокровным.

– Эфраим, если мы все же в Финикии, если это морок, сколько дней нам осталось идти до моря?

Проводник давно уже не мог сориентироваться, потому довольно долго тянул с ответом, прикидывая. Наконец, сказал:

– Если повернуть на запад, то день, государь. Если море никуда не делось. Но нам придётся пересечь Кармельский хребет.

– Ты точно не видишь никаких примет? Значительных? Река или гора, к примеру.

Эфраим подумал и ответил:

– Если бы мы были в Ханаане, то завтра достигли бы левого берега Киссона.

На следующий день после полудня войско действительно подошло к реке.

– Это и есть Киссон? – спросил Александр.

– Не знаю, – покачал головой Эфраим, – тут мост должен был быть. Да и берега я не могу узнать.

Александр дёрнул щекой. Помолчал немного.

– Река течёт с востока на запад, как ей и положено. Я принял решение. Нет смысла идти в неизвестность. Поворачиваем на запад, к морю.

– А если река впадает не в море? – заметил Птолемей, – а в другую реку?

– Всё равно лучше держаться поближе к водным путям.

Войско двинулось вдоль берега реки вслед заходящему солнцу. Воины, видя напряжённость своих начальников, заподозрили неладное и начали выпытывать у них, что случилось. Те молчали, опасаясь возникновения паники, но тем сильнее вызывали беспокойство подчинённых. Стараясь отвлечь людей от мрачных мыслей, царь гнал их, не давая отдыху никому, в том числе и себе. Он шёл во главе основной части колонны, сразу за авангардом, ведя в поводу Букефала. Точно так же поступили все гетайры: следовало беречь лошадей.

На исходе следующего дня, когда уже пришла пора искать место для лагеря, со стороны ушедшего вперёд передового отряда прибежал человек. Он размахивал руками и отчаянно орал:

– Море! Море!

Македоняне возбуждённо зашумели. Волна воодушевления покатилась вдоль тела гигантской, растянувшейся почти на пять стадий змеи.

– Бывают же совпадения... – прошептал царь.

– О чём ты? – спросил Птолемей.

– Вспомни поход десяти тысяч. Они кричали так же, с ума сошли от счастья... "Море! Море!"

– Я помню эти строки.

– История повторилась, Лагид. Хотя мы и не бродили несколько месяцев по бесконечным равнинам и горам, но оказались в похожей ситуации.

Семьдесят лет назад, эллины, наёмники Кира Младшего, претендента на персидский трон, после неудачной битвы при Кунаксе возвращались на родину из самого сердца Азии. Измотанные длительным походом, с честью выдержавшие борьбу с племенами диких варваров и гигантскими расстояниями, они вышли к Понту Эвксинскому и море вдохнуло свежие силы в людей Ксенофонта, записавшего для потомков перипетии этого грандиозного похода. Птолемей отметил про себя, что Александр довольно воодушевлён собственным сравнением со знаменитым полководцем и историком, хотя, сказать по правде, оно не слишком справедливо.

– Мы ещё не выбрались из этой Керберовой задницы, – буркнул за спиной Клит, – по-прежнему не можем объяснить происходящее.

– И все же, – ответил Александр, – у меня камень с сердца свалился. Море на западе. К западу от Нубии только пустыни, где даже звери не живут. Я видел много карт и читал землеописания. Значит это все же Финикия, а эта река и есть Киссон. До Тира три дня пути.

– Твои слова, богам бы уши, царь, – покачал головой Птолемей.

Однако Александр оказался прав. Через два дня его войско, измученное сражением, переходом, неизвестностью и целым ворохом всевозможных страхов, встретило своих. Разведчиков, посланных Эвменом.

Спустя сутки, к моменту вступления в Тир, Александр уже знал в общих чертах, что произошло, и лицо царя, въезжавшего в восточные врата Ушу, внешне совершенно невозмутимое, своей неестественной бледностью выдавало такое смятение, какого сын Филиппа не испытывал никогда. За всю свою жизнь.

* * *

– Дурень, тебе же говорят – мы все их видели. Все.

– Сговорились.

Раздался нервный смешок. Теримах театральным жестом воздел руки к прокопчённому потолку.

– Боги, ну как можно быть таким твердолобым?!

– Ты за слова-то свои...

– Ответит, не волнуйся, – на плечо недоверчивого слушателя, сидевшего спиной к двери, легла мозолистая ладонь, а густой бас заставил многих присутствующих втянуть головы в плечи.

Послушать байки походников явилось высокое начальство. Таксиарх Кен, один из старших стратегов, командир асфетайров[115]115
  Таксиарх – командир таксиса, подразделения фаланги численностью в 1500 человек. Кен командовал элитным, наиболее боеспособным таксисом асфетайров («городских гетайров»), набранных в Верхней Македонии и занимавших в бою правый фланг. Кен обладал большим авторитетом среди солдат. В Индии он возглавил делегацию ветеранов, просивших Александра прекратить поход и вернуться на родину.


[Закрыть], при всей своей внешней суровости отличался особой близостью к простым воинам. Вечером его частенько можно было увидеть в их кругу с деревянной миской просяной или гороховой каши.

Теримах и ещё несколько человек привстали, приветствуя стратега. Рыжий и воины его декады, приняв приглашение земляков-знакомцев из числа "пеших друзей", пришли отметить возвращение и рассказать о своих приключениях. Собрались в Старом Тире, в каком-то доме недалеко от порта. Вид города, конечно, впечатлил вновь прибывших, но нельзя сказать, что очень уж сильно. Всякого навидались за пять дней перехода от Пепельной Пустоши. Следам пожаров, разгрому в домах и на улицах, малочисленности местных, тоже никто не удивлялся. Только Медведь совсем почернел лицом, увидев в какой-то подворотне труп женщины с подолом, завёрнутым на голову. Он и прежде не отличался разговорчивостью, а после того инцидента в иудейском селении совсем замкнулся, общаясь с товарищами односложно.

– Сидите, – махнул рукой Кен, – ты, рыжий, продолжай. Как ты там их обозвал? "Финикийские коровы"?

– Да, – ответил Теримах.

– Помнится, в Олинфе, на агоре, видел целиком слоновый рог, а недавно, в Сидоне...

– Это не рог, – перебил стратега рыжий.

– Я слышал, это у них зубы такие, – сказал один из воинов.

– Брехня, – авторитетно заявил другой, – это же какую пасть надо иметь...

– Не брехня, – буркнул Полидор, молчавший в течение всего теримахова рассказа о "Малом Анабасисе", как уже окрестили вылазку Александра некоторые её участники.

– Верно, – сказал Теримах, – эти зубы у слона изо рта торчат.

– Бывает же чудес на свете...

– Да уж... Разливай. Накатим за чудеса. Будь они прокляты...

– "Пурпурные" рассказывают, – сказал Кен, – что в Вавилоне, в царских садах, Дарий держит много слонов. Их родина далеко на востоке, в Индии. Оттуда пригоняют. Там на этих зверюгах ездят. Даже сражаются, сидя верхом, как на лошади.

– Как это, "далеко на востоке"? Вон, Теримах говорит, в дне пути отсюда целое стадо видели...

– Это здесь. А там... – Кен неопределённо мотнул головой, но все поняли, что он имеет в виду, – не водятся. Вымерли, видать. Как львы у нас, в Македонии. Мне бабка рассказывала, последнего льва ещё при Филэллине[116]116
  Александр I, царь Македонии в 498-454 гг. до н.э. Воевал на стороне персов, но при этом снабжал греков информацией о планах противника. Афиняне прозвали его «друг эллинов».


[Закрыть] прикончили.

– Твоя бабка, Кен, небось и Ксеркса живьём видела? – поинтересовался кто-то из задних рядов.

– Дурак ты, – беззлобно ответил стратег.

Многие присутствующие помрачнели. Только отвлеклись от тягостных мыслей, как вот нате вам снова...

– Ох-хо-хо... Охохонюшки... Как же мы теперь-то будем? – спросил, глядя в пустоту, Тидей.

В сражении с египтянами милетянин рвал и метал, стараясь смыть позор плена. Дрался в самом горячем месте, был легко ранен. Не зря на него в своё время большие начальники обратили внимание. Воином наёмник оказался не из последних. Теримах видел это, потому после боя расквасил носы паре острословов, намеревавшихся наградить Тидея почётным прозвищем – "Засранец".

Но вот этот вздох некоторые посчитали притворным.

– Тебе-то что, милетянин? – мрачно посмотрел на него Медведь, – у тебя ни жены, ни детей. Наёмник...

– Как будто у тебя жена есть.

– У меня мать с отцом ещё живы...

– Все, считай в покойники запишут, – бросил один из "пеших друзей", воин, у которого все лицо пересекал уродливый шрам, а левое ухо отсутствовало.

– Может, вернёмся ещё? – неуверенно протянул другой.

– Хрен, ты вернёшься, – ожесточённо сплюнул себе под ноги одноухий, – так все и подохнем здесь.

– Двум смертям не бывать, – спокойно сказал Тидей, – чего бояться? Пока мы живы – смерти нет. Когда она придёт – нас не будет.

– Воистину так, – согласно кивнул Кен.

– Да ты философ, милетянин, – сказал одноухий.

– Не я – Эпикур.

– Образованный, выходит? Не веришь, значит, в Лодочника?

– Не верю. Басни для деревенской темноты.

– Ишь ты, какой... Как хоть тебя в наёмники-то занесло?

Не дождавшись ответа, воин посмотрел на Теримаха и других щитоносцев.

– Не видели вы, чего тут у нас было...

– Мы, зато, многое другое повидали, – спокойно ответил Теримах.

Повисла пауза.

– Заметно... – в тягостной тишине прозвучал ещё один голос, – сколько вас вернулось...

– Слышь, милетянин, вон, рыжий сказал, вы даже тела павших не погребли. Ничего, что они к Харону без оплаты ломанутся, а он их пинками назад? Неприкаянными скитаться. Не напрягает?

– Чего ты ему рассказываешь? Он в Харона не верит.

– Да мне насрать, во что он там верит... Столько народу, без погребения... Эпикур хренов. Удобно так, да?

– Ты, я смотрю, недоволен? – процедил Теримах, – иди, хорони. Дорогу объясню.

– Будут мне трусы ещё указывать, – снова сплюнул одноухий.

Теримах вскочил. Полидор схватил его за локоть.

– А ну, сядь! – рявкнул Кен, и повернулся к одноухому, – если пасть не захлопнешь, язык вырву! Ты кого в трусы записал? Александра? На том поле Гелланик голову сложил! Тело варварам досталось... Мы с ним дорог протопали... Ты ещё...

Кен замолчал, не в силах слова подобрать.

– Ну, скажи, Кен, – подался вперёд одноухий, – скажи: "Ты ещё под стол пешком ходил". Чего молчишь, ведь на языке верти...

Он не закончил, полетел на пол от могучей затрещины.

– Ты ещё пешком под стол ходил, – с расстановкой произнёс Кен, – когда мы с Геллаником иллирийцев по горам гоняли.

Одноухий вскочил, злобно покосился на стратега, и вышел прочь, хлопнув дверью.

Кен обвёл глазами воинов и сказал:

– Чего-то распустились вы. Разговорчивыми стали... Я вам брат, сват? Когда и так. Но не сейчас. Сейчас такое дело, что я вам – командир. Вот ещё раз подобное повторится, выбитыми зубами не отделаетесь. Никого жалеть не стану. Кто не верит, сходите за ворота.

Воины потупились. Возле лагерного палисада лежали без погребения тела казнённых, виновных в разжигании ненависти к финикийцам, раздувании паники.

Стратег помолчал немного, потом снова заговорил:

– Следует павших помянуть. Налейте-ка мне.

Кену подали вырезанную из дерева походную кружку, похожую на чашу-киаф, которой на пирушках смешивают вино с водой.

– Неразбавленное пьёте? Да и правильно.

Он залпом опрокинул её в себя. Крякнул.

– Ну, чего приуныли. Царь вернулся. Хоть и не победили врага, а все одно, без срама пришли. Поживём ещё, македоняне! Да, не буду врать вам, что ещё свидитесь с близкими. Не знаю. Может, мы тут навсегда. Однако из-за чего такое случилось, никто не знает. И "пурпурных" резать не позволим. Они же с нами тут оказались. В одной лодке сидим.

Воины молчали. Потом один из них сказал.

– Все верно говоришь, Кен.

– Да, – подхватил Теримах, – вон, у Эвтина трое детей осталось. А уцелей он тогда, попал бы с нами в эту заваруху. Его детям легче что ли? И так и эдак отца больше не увидят. Но мы хоть живы ещё. Поживём!

Некоторые закивали. Не все. Полидор мрачно изучал дно пустой кружки.

– Кстати, насчёт трусов, – спохватился Кен, – чуть не забыл. Не моё это дело, не твой я командир, рыжий, но коли встретил тебя здесь, обрадую. Носить тебе шлем с золотой полосой.

Воины возбуждённо загудели.

– Лохагом его? – переспросил один из теримаховых бойцов.

Кен кивнул.

– А Менесфей?

– Он теперь – хилиарх, – стратег вздохнул, – вместо Гелланика.

– Ну, рыжий, ты даёшь! За какие заслуги-то хоть, поведай?

– Ни за какие, – буркнул опешивший Теримах.

– Так и поверили! Давай, колись!

– Героев иначе славить пристало, – встрял Тидей, – тут гимн потребен.

– Не надо, – попробовал протестовать Теримах, но было поздно.

Милетянин, встал, приосанился и торжественно начал:

– Славу пою меднощитному мужу, что Пирром зовётся!

В битве великой сошлись Александр с фараоном Египта.

Сам Громовержец – за наших, а Феб-Аполлон восстал против.

Смертных обличье приняв, в беспощадную битву вступили,

Не удержавшись вовне, как встарь Илионскую, боги.

Стрелы, подобные тем, что Парису вручил Лучезарный,

Били щиты и броню, и без промаха в грудь попадали,

И понесли щитоносцы Харону последнюю плату.

Ясное небо, ни тучи – и в силе великой Атимний,

Он даровал египтянам доспехи начищенной бронзы,

Даже коней удостоил сияния бог сребролукий,

Заговорив их броню от стрелы и от копий фаланги.

Мало ему, так искусством Гефестовым он заручился

И наделил меднокожих мужей колесничею мощью.

В небе ни тучи, и копья перунам не мог уподобить

Зевс-Астропей, но разум избранникам дал и отвагу.

Шёл Теримах впереди, сам едва не достался Танату,

Видя, как воины гибнут, сражённые меткою бронзой,

Ранен стрелою в плечо, что гоплон просквозила и тело.

Тучегонитель всесущий, приметив его, надоумил,

Накосо щит меднокованный дабы подставил он стрелам.

Видя: увязла стрела, отскочила со звоном иная,

Зевсу воздавши хвалу, закричал Теримах щитоносцам,

Чтобы держали щиты, как и он, пригибаясь немного,

Голову, сердце и печень тогда сохранят, к досаде Таната.

Видит стратег египтян – догадались от стрел защититься,

И протрубил на фалангу свои колесницы направить.

Мчались четвёрки коней долгогривых, подобны триерам.

Вновь колесничие стрелы разят щитоносцев нещадно:

Варварам, видно, помог Светозарный – божественный лучник.

Уж различимы мечи за два локтя по каждому краю таранов

Крепко прикованы... Быстро они донеслись до фаланги.

Врежутся – много за миг соберёт серебра Перевозчик.

Сильномогучий рванул Теримах колесницам навстречу,

Меч перепрыгнул, и, стрелы щитом отражая, ударил

Верным копьём в круп коня колесницы, где бронза потоньше,

Только подранил, но дюжину спас щитоносцев отважно,

Ибо возница тотчас отвернул, да помчался обратно.

Много упряжек, однако, с разгона, ворвались в фалангу,

Жатву Таната мгновенно утроив тараном с мечами,

Копья скользили, ломались о бронзу коней, не вредя им.

Дюжины две колесниц прорвались, и ударили задних,

Многие пали, как рожь под крестьянским серпом за мгновенье.

Варвары спешились, взявши щиты и тяжёлые копья.

К ближней рванул Теримах и десяток товарищей следом,

Семеро пали от стрел, а троих поразил колесничий,

Пирр же тогда обошёл его сбоку, копьём упокоив.

Дроты возницы разили без промаха, многих повергнув.

Вот и вдвоём Теримах с Полидором остались.

Лучнику в горло Медведь запускает копьё, словно дротик,