Текст книги "Страж неидеального мира (СИ)"

Автор книги: Евгений Гаврилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Перекинувшись парой слов с Виктором и Кэйко, он направился в сторону полицейского участка. Взгляд зацепился за еще одного иностранца. То ли европеец, то ли американец – Бог весть. Ладно сложенный светловолосый парень беззастенчиво пялился на парочку, которая в упор не замечала внимания в свой адрес. С чего бы такое любопытство, интересно?

Можно, конечно, подойти да пообщаться, но смысл? Вокруг ошивается никак не меньше трех подчиненных Такаги – вон, кстати, один из них, сосредоточенно курит, вооружившись карманной пепельницей. Если уж что случится – полицейские живо пресекут любое безобразие. Сделав в памяти заметку поинтересоваться у инспектора на предмет не в меру любопытного гайдзина , Афонов отправился восвояси.

– Радостно на душе почему-то... Светло и будто бы солнечно. Ой, Вить, не обижайся... – Кэйко за прошедшие дни успела намертно осознать себя настоящей японкой. И, похоже, здорово распереживалась из-за убитого цесаревича. Не могла повода посерьезней придумать.

– Да ладно, не ты ж его убила, – пожал плечами Виктор. Он, в отличие от возлюбленной, так и не сумел почувствовать себя русским. Конечно, они с давешним штабс-капитаном говорили на одном языке, но... Парень с некоторой печалью не раз ловил себя на мысли: откуда бы он ни взялся, но точно не из России. Пусть даже видел всего двух 'соотечественников' – Афонова и консула Шипкина. Доброжелательные, улыбчивые и безмятежные люди казались ему слишком уж чуждыми. Виктор сам не мог понять, что с ним не так, что эти хорошие, в общем-то, качества оставляют ощущение горькой досады.

– Ну, не я, конечно. – Миниатюрная японка сосредоточенно изучала мемориальную доску, – но мне все равно очень приятно здесь стоять. А должно быть наоборот.

– Ну так давай зайдем.

– Я одета неправильно. – Что правда, то правда. Алый наряд японки отдаленно напоминал кимоно – с той лишь разницей, что оставлял открытым все, что можно. В церковь в таком ходить – верх неприличия. Знать бы еще, откуда у него в голове это знание взялось... Образовавшийся в черепушке вакуум был источником непрекращающейся головной боли. В фигуральном смысле. Врачи, правда, регулярно высказывали опасения, что боли могут начаться и настоящие, но тут они, к счастью, ошиблись.

– Ну завтра сходим тогда. – Решил Виктор, бросив косой взгляд на ошивавшегося рядом белобрысого парня. Иностранец в Японии – существо приметное, так что он не сомневался, что незнакомца видит не впервые. И чего он за ними шатается, хотелось бы знать?

Неожиданная догадка пронзила мозг: вот оно! В отличие от виденных русских, Виктор постоянно ожидал от окружающего мира какого-нибудь подвоха, будто солдат, засевший в осажденной крепости. И из союзников – сухарь да винтовка. Все остальные – в лучшем случае, временные попутчики, от которых неизвестно чего ждать. Каждого встречного он неосознанно испытывал: опасен ли? Вот и с этим белобрысым то же самое. Попробуй поделись опасениями с Кэйко – лишь рассмеется, сочтя незнакомца тайным воздыхателем. Иными словами – явлением бесполезным, но приятным.

– Ну чего ты надулся? – Обеспокоенно поинтересовалась девушка, бросив тревожный взгляд на доску. Ну точно, японка. Успела взвалить на себя все прегрешения и все подвиги своего народа – и с Виктором проделала то же самое. Теперь будет грызть себя из-за убийцы, который сто с хвостиком лет как прекратил коптить синее небо.

– Это не я, это ты надулась. – Отшутился парень, обняв спутницу. – Там вон мороженое продают, хочешь?

Забавно, но это было единственное, что он точно вспомнил о своем прошлом в тот момент, когда увидел ее впервые: возлюбленная обожает банановое и клубничное. И терпеть не может шоколадное.

– За Ванеевым и Накано ведется слежка. – Сосредоточенный, словно волк перед прыжком, Такаги буравил Афонова взглядом. Инспектор щурился, отчего и без того узкие глаза превратились в две черточки, черневшие над круглыми стеклами очков.

О том, что слежка эта уж точно не со стороны полицейских, штабс-капитан даже уточнять не стал. И без того понятно.

В крохотной комнатушке, служившей инспектору кабинетом, он оказался минуту назад. Хозяин попытался изобразить гостеприимство и напоить гостя чаем. Гость отказался. Не понимал тягу к горячему зеленому чаю, да еще и сладкому. Да еще по такой жаре, хотя в кабинете как раз было прохладно – сказывалось наличие кондиционера.

– Белобрысый иностранец?

– Вы его знаете? – Изумился японец.

– Наткнулся сегодня на нашу парочку, – объяснил Афонов, – так что заметил краем глаза. Он мне не показался знатоком своего дела.

– Мягко говоря, – согласился Такаги, – искусством слежки этот сударь не владеет. Мои сотрудники засекли его еще вчера и с тех пор не упускают из виду. Он? – На стол перед штабс-инспектором упало несколько фотографий.

– Да, – Афонов бросил короткий взгляд на фотокарточки. Хорош 'сыщик', ничего не скажешь. Подчиненные Такаги его запечатлели во всех возможных ракурсах, а тот ни сном ни духом.

– Вчера и сегодня этот молодой человек неотрывно следовал за Ванеевым и Накано. Никаких действий не предпринимал. Ваши предположения, штабс-капитан? – Афонову подумалось, что вопрос вызван, в первую очередь, полным отсутствием этих самых предположений у Такаги.

– Понятия не имею. – Признался Александр, ущипнув себя за ус. Ему вообще вся эта история казалось бредом чистейшей воды. Ни одной хоть сколько-то вменяемой версии. Любое предположение вдребезги разбивалось о беспощадную логику. – Выяснили, кто это?

– Нет, – японец пожевал губами и с тоскливым видом покосился в сторону окна, – начинаю опасаться, что этот гайдзин появился оттуда же, откуда и Накано с Ванеевым.

Афонов раздраженно фыркнул. То есть, непонятно откуда, непонятно кто... И вообще в итоге выяснится, что у него в кармане какой-нибудь паспорт Французского Халифата, Американского королевства или какой-нибудь другой дичи, которая заинтересует разве что психиатра.

Раздраженная трель телефона прервала нелепый разговор. Такаги, извинившись, поднял трубку. Выслушал взволнованную скороговорку, бросил короткое 'Да'. Смерил Александра задумчивым взглядом. Штабс-капитан готов был поклясться, что инспектор собирается одновременно выматериться и пуститься в пляс.

– Судя по всему, американец. Его только что арестовали и скоро привезут в отделение.

– Зачем?! – Александр с трудом удержался от того, чтобы обругать остолопа в полицейской форме. Неужели нельзя было продолжить наблюдение? Так хоть был шанс узнать, что белобрысому нужно. Теперь же он будет отпираться, нести всякий бред – и пойди отличи правду от хитрого вымысла. Если допрашивающий знает меньше, чем ничего – ему и под пыткой наврать нетрудно.

– Нет, я не идиот, – криво ухмыльнулся Такаги. Видимо, прекрасно сообразил, какие мысли роятся в голове русского. – Молодчик задержан за попытку убийства и хранение оружия.

– Вот те на... – Только и сумел выдавить из себя Афонов.

– Наши двое ничего не заметили. Белобрысый дождался, когда они зайдут в безлюдный переулок около церкви и вытащил пистолет. На этом его подвиги, собственно, и закончились. – В голосе Такаги скользнула законная гордость за своих подчиненных. Афонов тоже оценил. Скрутить вооруженного преступника так, что возможные жертвы этого даже не заметили – не баранку скушать. Отменная реакция.

Офицер поделился впечатлением с Такаги. Тот поблагодарил, надувшись, словно индюк.

– Андреас Мейер?

Белобрысый сидел, словно на иголках. На лице застыло обреченное выражение. Удивительного мало. Едва ли есть на свете страна, в которой за попытку убийства можно отделаться строгим выговором. Да и наручники, обхватившие заведенные за спину запястья, вряд ли добавляли парню хорошего настроения. Сам виноват, голубь. Афонов, благодаря знанию английского оказавшийся в роли переводчика, ни малейшего сочувствия к преступнику не испытывал.

– Гражданин США, немец по национальности? – Снова уточнил инспектор. Паспорта 'американского королевства' у парня при себе не оказалось. Зато наличествовало водительское удостоверение. И, надо заметить, содержимое пластиковой карточки в судьбе американца могло сыграть роль куда более роковую, чем гражданство очередной вымышленной страны.

– Потруднитесь объяснить, почему сей документ значится как выданный в Гонолулу? – Ни одно государство не любит, когда покушаются на его территорию. Япония исключением не была. Страна Восходящего Солнца ни на миг не прекращала грызню с Штатами, которые любыми неправдами пытались вернуть Гавайи под свою юрисдикцию. И тут – такой фортель. Неудивительно, что инспектор сверлил американца мрачным, насупленным взглядом. Это, вполне возможно, юрисдикция даже не полиции, а кэмпэйтай.

Афонов, впрочем, ни на секунду не усомнился, что права эти происхождение имеют то же самое, что и паспорт, возвращенный им консулу. С той лишь разницей, что Россия, даже если ее кто-то и обозвал Федерацией, сама себе уж точно претензии предъявлять не собиралась. А вот Япония за то, что японский Синдзю обозвали старым названием – Гонолулу – могла и осерчать. Благо, было на кого.

– Я буду говорить только в присутствии адвоката, – процедил парень, смерив Александра злобным взглядом. Ну-ну...

Такаги, услышав перевод, ожидаемо озверел.

– Это я здесь решаю, когда, что и в чьем присутствии ты будешь говорить! – Рявкнул японец, бешено вращая глазами. Формально он, конечно, не очень прав. Вернее, совсем не прав. И, окажись на месте Андреаса японец, инспектор бы себя вел совсем иначе. Вот только немец, да еще и с американским гражданством – совсем другое дело. Даже если единственное подтверждение того гражданства – откровенно недействительный документ. Вернее, тем более. Раз документ липовый – бедняга Андреас разом превращается из гражданина недружественного государства в нелегала, связанного с недружественным государством. И не скажешь сходу, какой из этих вариантов хуже.

Ситуация сложилась патовая. Немец и японец сверлят друг друга взглядами, застывшие по обе стороны от арестованного полицейские старательно изображают статуи, Афонов... Афонову хотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда. Не то место и не то время парень нашел, чтобы играть в героя. У японцев в наличии имеются черные резиновые аргументы, возразить на которые Андреасу откровенно нечего. И нужно быть ну очень наивным человеком, чтобы полагать, будто эти аргументы на следующем дерзком ответе не будут пущены в ход.

– Рекомендую вам пересмотреть отношение к происходящему, – попытался штабс-капитан исправить ситуацию. Присутствовать при экзекуции не было ни малейшего желания. – Если вы еще не поняли, отвечать правдиво – в ваших же интересах. Так что мой вам совет...

– Да пошел ты, гнида золотопогонная, – злобно процедил Андреас, смерив Александра ненавидящим взглядом.

Смысла сказанного Такаги, конечно, не понял, да и к чему? Достаточно презрительно-злобного тона и вытянувшегося лица Афонова, чтобы понять – ничего приятного не произнесено. Короткий жест – и конвоир срывает с пояса дубинку. По допросной раскатился хлесткий звук – словно плетью щелкнули.

От удара белобрысый полетел на пол, скорчившись, словно недодавленная гусеница. Долго лежать ему не дали – второй полицейский поднял несчастного за волосы и водрузил обратно на стул. Александр с трудом удержался от раздраженной гримасы – избиение беззащитного ему претило. Даже несмотря на профессию. Или – именно в силу профессии.

– Вам знакомы господа Ванеев и Накано? – Поинтересовался Такаги.

– Да. – Самоуверенную спесь с Андреаса как ветром сдуло. Что и требовалось доказать.

– Почему вы собирались их убить?

– Потому что эти мрази того вполне заслуживают, – злобно процедил немец. Глаза инспектора нехорошо сверкнули. Сейчас непонятливый арестант получит еще раз, почти что с тоской подумал Афонов.

– Чем же они вам так насолили? – Поинтересовался штабс-капитан, опередив уже открывшего рот Такаги.

– Не считая истребления моего народа? – В глазах Мейера промелькнуло что-то дикое.

– Что он метет? – Недовольно прошипел Такаги, после того, как Афонов изложил ему мотив неудавшегося преступника. – Американцев вроде никто не истреблял... К сожалению.

– Думаю, он имеет в виду немцев, – поправил Александр. Японец смерил угрюмого арестанта злобным взглядом. Ему явно было до лампочки на дела давно минувших дней. – Вы, молодой человек, насчет истребления, мягко говоря, перегибаете палку. Конечно...

– Ах, простите, перепутал геноцид с увеселительной прогулкой, – огрызнулся Андреас... И снова оказался на полу. Процедура с подниманием немца за волосы и водворением обратно на стул повторилась. На шее отчетливо отпечатался красный след от удара.

– Кончай корчить из себя психа, – прорычал Такаги, – отвечай на поставленный вопрос.

– А я что делаю? – Обреченно буркнул Мейер, покосившись на застывшего рядом полицейского. Видимо, со второго раза все-таки сообразил, что бывает за неправильные ответы. Но линии поведения при этом не сменил.

– Я правильно понимаю, вы обвиняете двадцатилетнюю японку и ее столь же молодого товарища в событиях сороковых годов прошлого века? – На всякий случай уточнил Афонов. Неужто Мейер и впрямь решил, что разыграть психа – хорошая идея?

– Ей двадцать семь, – ни к селу ни к городу ляпнул Андреас. А парень, похоже, знает о Накано больше, чем штабс-капитан с инспектором. Что ж, и об этом расспросим. Позднее.

– Ага. – Александр произвел нехитрый подсчет, – то есть, леди родилась в девяносто втором году, а вы, стало быть, обвиняете ее в событиях, случившихся на полвека раньше?

– Что-то вроде того, – буркнул Мейер. С таким видом, будто отчаялся объяснять непреложные истины окружающим идиотам.

– А Ванеев, видимо, в сорок четвертом бомбил Лондон. Лично. – Подытожил Афонов. Ну прости, парень. Видит Бог, я пытался тебе помочь.

– По-хорошему не получилось? – Без особого труда догадался Такаги, молча слушавший разговор на незнакомом языке.

– Как видите, – коротко кивнул Афонов.

– В камеру, – раздраженно махнул рукой Такаги. – Простите, что отнял столько вашего времени, штабс-капитан. Думаю, сейчас смысла продолжать нет. Завтра утром начнем. Мы его за это время убедим в целесообразности сотрудничества.

В этом Александр не сомневался. Полицейская дубинка способна творить настоящие чудеса.

– Господин инспектор? – В допросную заглянул японец в полицейской униформе. Конвоиры, тем временем, потащили арестанта прочь. Афонов ему, честно говоря, не завидовал. Сам виноват... придурок.

– А, Ешида-кун. Как успехи?

– Пусто, господин инспектор, – полицейский виновато развел руками.

– Я отправил парней обыскать квартиру, которую занимал Мейер. Но, как видите, похвастаться нечем. – Объяснил Афонову Такаги.

– Он и квартирой разжился? – Удивился штабс-капитан. Накано и Ванеева Андреас напоминал нелепым документом, но вот амнезией и неумением обустроиться в незнакомой стране тут и не пахло. Найденыши-то жили исключительно за счет консульства и японской префектуры.

– Квартирой, пистолетом, наличностью... Если б не покушение и очередной, гм, поддельный документ, я бы в жизни не провел между ними параллели.

Афонов задумчиво кивнул. Мейер больше напоминал засланца американской или итальянской мафии... Вернее, напоминал бы при минимальном наличии мозгов. Опять же, вопрос – раз уж с серым веществом у парня явные перебои, где ж он пистолет достал?

– Вот здесь распишитесь, пожалуйста.

Виктор послушно поставил закорючку, знакомую лишь по продемонстрированному штабс-капитаном паспорту. Впрочем, рука привычным, отточенным жестом вывела причудливую загогулину. Заявление на получение российского гражданства исчезло в портфеле работника консульства. В небольшую квартиру, снятую Ванееву все тем же консульством, подчиненный Шипкина заглянул полчаса назад. Выпил предложенную чашку чая и заставил Виктора прочитать текст присяги на верность Российской империи, народу и императорскому дому – ее нужно будет принести перед получением паспорта. Ну и собрал целую коллекцию автографов на ворохе различных документов.

– Я слышал, госпожа Накано отказалась от предложенной префектурой квартиры... К ней вернулась память?

– Да нет, – улыбнулся Виктор, – решила поселиться у меня.

– Ну, в таком случае поздравляю. – щелкнул, закрываясь, портфель, мужчина поднялся из-за стола.

То ли из-за неловкого движения, то ли просто треклятый компьютер оказался слишком чувствительным, но чудо японской техники выскочило из спящего режима и продемонстрировало миру заставку очередного документального фильма – Виктор в последнее время очень ими увлекся. Как назло, именно в этот момент руки дошли до американских 'поездов смерти'.

– Гм, гм... Господин Ванеев... Вы ведь знаете, что в России сейчас идет дискуссия о запрете этого, гм, произведения как содержащего антироссийскую пропаганду? – Подчиненный Шипкина, увидев, чем развлекается на досуге Виктор, моментально помрачнел.

– Теперь знаю. – Новость не показалась такой уж удивительной, с учетом того, что фильм он посмотреть уже успел.

– Американцам в таких вопросах свойственна фантастическая пристрастность, – наставительно провозгласил чиновник, – некоторые вещи они в упор не видят, а другие раздувают до совершенно сумасбродных масштабов. Если уж вам так интересна эта тема – лучше посмотрите 'историю Российской Германии'.

Заверив мужчину, что он именно так и поступит, Виктор закрыл за ним дверь. Мало удивительного, что консул так отреагировал – американцы в киноленте наступили на одну из самых болезненных для России мозолей. Хорошо так наступили – с размаху и каблуком.

Немного подумав, Виктор удалил злополучный фильм. Эти документалисты вполне друг друга стоят. В России долго и охотно рассказывают о возникших после русско-немецкой войны губерниях, центрами которых стали Мюнхен, Берлин и Кенигсберг. О том, как немцы, которым нацисты успели основательно промыть мозги, наотрез игнорировали любые попытки царского правительства найти общий язык с новыми подданными. И о том, что фрицы, сами, в общем-то, развязавшие войну, называли присоединение к России не иначе как 'азиатским игом'. А самих русских – дикарями. И ждали освобождения со стороны 'цивилизованной Европы'. Некоторые даже всерьез рассчитывали, что после такого освобождения Франция позволит Гитлеру вернуться с Корсики, где он содержался не то как пленный, не то как заключенный. Наивно, конечно: при назначении главы Германской Республики – огрызка Третьего Рейха и, по совместительству, французского протектората, персона Гитлера даже не рассматривалась. Западные соседи к немцам относились со смесью презрения и злобы. И ближе к концу русско-немецкой войны охотно в нее включились на стороне победителей, сумев-таки урвать себе немалый куш.

Взошедший на престол Александр IV оказался перед очень невеселой дилеммой. С одной стороны – англичане, вовсю занимающиеся формированием в русской Германии подпольных отрядов. С другой – немцы, порождающие таких радикалов, что на их фоне и Гитлер казался респектабельным консерватором. Ну и война с бывшими западными союзниками по Антанте, в близости которой не сомневался никто. Великобритания и Франция, обнаружив на границе Россию, откусившую столь впечатляющий кусок, даже не слишком-то и скрывали военных приготовлений. Восточный сосед в их глазах стал главной и единственной угрозой. За спинами союзников отчетливо возвышалась тень Штатов.

А вот дальше российские фильмы умолкали. А американские и английские, напротив, заливались, аки соловьи. Было из-за чего. Осатаневший от бесплодных попыток подружиться с новыми подданными, Александр IV одним росчерком пера – вернее авторучки – поставил себя рядом с Иваном Грозным.

'В Сибирь!' – короткая резолюция императора на очередном докладе вызвала в российских верхах жуткий переполох. Одним из первых царя поддержал тогдашний глава охранки, граф Финкельштейн. Этнический, к слову, немец.

За сорок второй год на восток вывезли сорок миллионов человек. И, конечно, российские железные дороги к такой задаче оказались не готовы. Огромные эшелоны, под завязку набитые людьми, еле ползли сквозь сибирские морозы, не хватало теплой одежды, топлива для обогрева, провизии... К сорок третьему, когда война с англичанами и французами все-таки началась, немцев в России осталось чуть больше пятнадцати миллионов. Остальные лежат в безымянных кладбищах, раскиданных вдоль Транссиба. Или – в Сибири и Забайкалье, где переселенцев выбрасывали чуть ли не посреди заснеженной тайги. Мол, кичитесь заложенным в германских генах созидательным началом – вот и валяйте, созидайте. Гитлер, узнав о происходящем, покончил с собой.

Россия получила безопасный тыл на западе, а Охранная Канцелярия – то, что некоторые полагали нешуточным пятном на мундире. Рузвельт объявил Россию империей зла. Черчилль – азиатской ордой, на борьбу с которой должна встать вся европейская цивилизация. Русские исследователи вопроса закономерно указывали, что английского оружия, найденного после депортации, хватило бы на несколько дивизий. Виктору этот аргумент казался слабоватым – особенно если вспомнить, сколько вокруг Транссиба детских могил.

– Ты что, Достоевского перечитал? Откуда такая скорбь на челе? – Кэйко обладала фантастической способностью. Японка умудрялась даже на высоченных каблуках передвигаться столь бесшумно, что без труда дала бы фору любой кошке. Он даже не услышал, что она вернулась

– Привет, – Виктор улыбнулся, – да ничего особенного.

– Нет уж, рассказывай. Если тебя что-то тревожит, я хочу знать, что именно. – Веселье с миловидного лица исчезло, сменившись мрачной озабоченностью. Вот теперь, если не объяснить – причем честно! – что стало причиной плохого настроения, она не отстанет. Вернее, очень сильно обидится.

Виктор, вздохнув, поведал о злополучном фильме. Не то чтобы он его и впрямь 'тревожил', но... Ай!

Японка, только что внимательно слушавшая покаянные рассуждения о превратившейся в геноцид депортации, костяшками пальцев взяла Виктора за нос. Миниатюрные пальчики ничуть не уступали стальным тискам.

– Знаешь, в чем ваша проблема? Всех русских. Вы очень добрые, но беда не в этом. Беда в том, что вы пытаетесь натянуть свою доброту на весь белый свет.

– Ммм... – Было чертовски больно, но Кэйко и не подумала разжимать пальцы. А с зажатым носом не сильно-то поспоришь.

– И еще проблема в том, что вы упертые, как паровоз. Ну ничего, перевоспитаем. Впредь, Витя, трать доброту на меня. Еще на свою страну, друзей... И постарайся этой доброты дарить столько, чтобы на врагов ее не оставалось.

– Послушайте, Мейер, вы сами-то понимаете, что разыгрывать психа – идиотская затея?

Андреас сжался в углу камеры, обхватив себя руками. От былой хамоватости не осталось и следа. Затравленный взгляд впился в лицо Афонова. Внешне парень был в полном порядке, но что ж с того? Резиновой палкой нетрудно забить человека до смерти так, что он будет выглядеть как огурчик.

Афонов и сам не знал, зачем он добился от Такаги разрешения на визит. Вот хоть ты тресни, не нравилось ему, когда с людьми поступают таким образом. Хотя, из песни слова не выкинешь, в подвалах охранки в Петербурге тоже много чего с людьми делают.

– Понимаю. – Мрачно ответил парень, смерив Александра безнадежным взглядом.

– Так какого черта?.. – Растерялся штабс-капитан. Мейер совсем не походил на психа. Вернее, на сумасшедшего-то он и впрямь смахивал, а вот на прикидывающегося таковым – нет.

– У меня нет ответов, которые бы вас устроили. – Обреченно пробормотал немец.

– Лично меня вполне устроит правда. – Заверил Афонов. Несколько часов назад хамоватый американец вызывал зуд в кулаках. Сейчас же, жалкий и скорчившийся – лишь горькое сочувствие.

– Правда в том, что я потерял самообладание. – Буркнул Мейер, уткнувшись взглядом в пол. – Нужно было наплевать на этих ублюдков и уматывать.

Сомнительный комплимент, видимо, предназначался Ванееву и Накано.

– Да чем они вам так насолили?!

– Я вам уже ответил. Я не соврал, – криво усмехнулся Андреас, поежившись. Лицо парня исказила гримаса. Видимо, движение причинило ему немалую боль. Как бы подчиненные Такаги не перестарались...

– Ну и как прикажете это понимать? – Надо бы поговорить с японцем. Пусть что ли, с арестантом поговорит давешний врач, 'экзаменовавший' найденышей. В конце концов, если двое по непонятной причине потеряли память, третий вполне мог поехать крышей.

– Послушайте, как вас там... – В направленном на Афонова сером взгляде неожиданно появилась безумная надежда, – Наверное, у меня есть кое-какие доказательства.

– Доказательства чего? Причастности Ванеева к депортации немцев? – Скептически уточнил штабс-капитан.

– Да нет... То есть, да, но не в этом дело. Я говорю о том, что мир должен быть совсем другим. Все это какое-то безумие. – Мейер на глазах терял остатки вменяемости.

– Ну и что за доказательства? – без особого энтузиазма поинтересовался Афонов.

– Перед покушением я перенервничал, – Андреас облизал губы, – и оставил сумку. На скамейке, около церкви. Послушайте, в Японии вроде не принято подбирать чужие вещи, может, она еще там, или в каком-нибудь бюро находок... Пожалуйста, посмотрите!

– И что такого в этой сумке? – Афонов подобрался, будто перед прыжком. Вряд ли немец таскал с собой что-то, действительно заслуживающее внимания. Но чем черт не шутит? Материальный предмет всяко лучше рассуждений о виновности в делах давно минувших дней.

– Там айпад. Ну, компьютер. Планшет. Пароль – семь семерок. Просто посмотрите на него, на его содержимое. Это... Честное слово, это легче увидеть, чем объяснить. – Парня трясло, словно припадочного. Ничего не скажешь, обработали его некисло.

– Чтож, договорились. Я скажу инспектору, чтобы к вам пока не применяли... форсированных методов.

Некоторое время Афонов бродил по ярко освещенным улочкам. Несмотря на поздний час, народу кругом было в избытке. Какой бы дружественной страной ни была Япония, она оставалась подчеркнуто чужой и непонятной. Узкоглазые лица и мерный шум постепенно начинали наводить тоску. Вот бы оказаться где-нибудь на проспекте Александра Невского в родном Кенигсберге, и чтобы семья рядом, жена, дочери... Старшей скоро семь лет, а отец не устает шататься по командировкам. Не жизнь, а сплошной вояж, хоть увольняйся.

Мягкий колокольный звон выдернул из приятного забытья. Ага, вот и место, на котором когда-то погиб цесаревич Николай. Здесь, как ни странно, было совершенно безлюдно.

Валявшуюся на скамейке сумку Афонов обнаружил без труда. Повезло. Конечно, Япония, как, впрочем, и Россия – не то место, где бесхозную вещь прикарманит какой-нибудь пройдоха, но вот чрезмерно сознательных граждан хватает и там, и здесь. Пойди побегай по бюро находок. Они, небось, уже давным-давно закрыты.

Сердце радостно стукнуло в предвкушении: на свет божий оказался извлечен планшетный компьютер. Мягко говоря, не редкость... Если, конечно, не обращать внимания на значок производителя. Афонов готов был поклясться, что ни разу в жизни не видел странноватого логотипа: неведомый художник изваял на обратной стороне надкушенное яблоко. Бывает же у людей больная фантазия... А вот полицейским, которые проворонили забытую сумку, недурно бы устроить выволочку. Тоже мне, сыщики.

Дальнейший обыск сумки проходил куда бодрее. Мейер, быть может, и чокнутый, но на этот раз за сумасшествием стоит нечто материальное. Так-так... пистолетная обойма – ну, в этом удивительного мало... Небольшой блокнот с содержимым на английском. Уже интереснее. Особенно же привлекла Александра короткая запись 'Мамору Хамада, 17-00, 23 июля 2019, Осака'. Ниже Андреас любезно записал адрес, да еще и схемку нарисовал – чтобы точно, хе-хе, не ошибиться. Спасибо, родной, не ошибемся. Что же у тебя или твоих подельников должно завтра произойти такого интересного? И почему ты об этом даже не вспомнил? Впрочем, в этом удивительного мало. После обработки, которую ему устроили подчиненные Такаги, любые мысли о дальнейших планах наверняка вылетели у парня из головы. Ладно, и это проверим.

Всю дорогу до отеля он несся горным козлом. Сердце радостно бухало в груди: ну наконец-то хоть какая-то подвижка!

Пароль незнакомая машинка скушала безропотно, с готовностью продемонстрировав свое содержимое. Операционка оказалась совершенно незнакомой. Разобраться, впрочем, труда не составило, так что штабс-капитан уютно устроился в кресле гостиничного номера и приступил к изучению. По экрану бодро скользили красивые картинки, фотографии кошек... не то все это, совсем не то!

Интересное нашлось в папке со странным названием 'реал'. Здесь фотографии оказались куда занимательнее. Например, тройка мужчин, развалившихся на стульях. Первых двух Афонов опознал без труда – американский президент Рузвельт и британский премьер Черчилль. Сидевший с краю усач ни малейших ассоциаций не вызвал. Хотя, при этом, держался с поистине королевским достоинством рядом с могущественнейшими людьми своей эпохи. Скорее уж возникало ощущение, что эти двое откровенно робеют рядом с облаченным в простую шинель мужчиной. Подпись под фотографией и вовсе поставила Афонова в тупик. 'Ялта, 1945'.

С какой бы радости американцу и англичанину приезжать в разгар второй мировой в Россию? Рузвельт в те времена потрясал атомной погремушкой и грозил превратить российские города в груду радиоактивного щебня, а не сидел в Ялте с видом долгожданного гостя... Да и русские вместо приглашений сыпали обещаниями в том духе, что после первого же атомного взрыва на Лондон вместо бомб посыпятся головы американских военнопленных. Угроза, надо сказать, вызвала у генералитета союзников приступ небывалого пацифизма. Японцам было проще – к сорок пятому у американцев не было аэродромов, с которых бы удалось добраться до японской метрополии, а утюжить крохотные острова в Тихом океане бомбами стоимостью в миллионы долларов – удовольствие сомнительное. Словом, непонятно все это...

Чем дальше Александр листал изображения, тем больше возникало вопросов. Как будто неведомый фотограф жил в реальности, вывернутой наизнанку неведомым шизофреником. Особенно его потрясла фотография, запечатлевшая простершиеся до горизонта руины, под которыми значилось совсем уж безумное 'Последствия атомной бомбардировки Хиросимы'.

Последняя же картинка оказалась финальной и донельзя эффектной точкой в чокнутой коллекции. Карта мира с нанесенными границами государств вернула Афонова в самое начало дурацкой истории. Посреди безумной и неузнаваемой мешанины странноватых, гм, образований гордо значилось: 'Российская Федерация'. Какой-то шутник обкарнал несчастную страну со всех сторон. Какой, к черту, Гамбург, если даже Минск и Киев вдруг стали вполне себе столицами отдельных стран... Японию тоже не обошли вниманием: вместо одной из крупнейших стран мира – огрызок, запертый на четырех островах. Зато, ишь ты, Индия с Китаем вполне себе едины, неделимы и независимы. Ну-ну...