Текст книги "Напролом"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Глава 26

В Кольск он приехал после обеда. В пути автобус, как водится, сломался, и пассажиры высыпали под моросящий дождь с ледяной крупой и ждали, пока водитель докопается до причины неисправности.

К счастью, нужный дом – трехэтажный кирпичный уродец с торчавшими над крышей печными трубами стоял прямо на центральной площади этого небольшого городка, напротив автобусной станции. Дверь ему открыла невысокая сухонькая старушка в халатике и наброшенном на плечи пуховом платке. Из-за ее спины выглянула лохматая голова пса неопределенной породы. Собака внимательно оглядела гостя, принюхалась, но не облаяла.

– Здравствуйте, – поприветствовал он старушку с легким поклоном. – Извините за беспокойство. Я Станислав Щербак. Адвокат. К сожалению, у вас нет телефона, а то я бы позвонил и предупредил… Я хотел поговорить с вами о вашем покойном муже.

Старушка посмотрела на лестницу, точно ожидала там кого-то увидеть, и, пожав плечами, отошла в сторону. Стас вошел в тесный коридорчик и снял шапку.

– Я по поводу его работы в уголовном розыске Мурманска, – торопливо стал объяснять Стас. – Он вел одно дело об убийстве. Может быть, вы в курсе, Марфа Петровна.

Старушка вздохнула и, закутавшись поплотнее в платок, двинулась по коридорчику в сторону кухни. Лохматая собака завиляла хвостом и устремилась следом за хозяйкой. Стас скинул дубленку и повесил ее на вешалку.

– Садись вон на тот стул, в уголке, – приятным тихим голосом предложила Марфа Петровна. – Чаю налить? У меня горяченький.

Стаса удивило гостеприимство вдовы Шкурко и сразу же расположило к ней. Старушка засуетилась и стала выставлять на стол старенькие щербатые чашки с блюдцами, сахарницу в виде фонтана с дельфинчиком, корзинку с засохшими от длительного неупотребления печеньицами.

Поставив перед ним чашку с чаем, спросила участливо:

– Так о чем ты спросить пришел? Уж не про дело ли Ларисы Щербак?

Стас даже вздрогнул от неожиданности и отставил в сторону чай.

– А как вы догадались?

Марфа Петровна снова вздохнула.

– Да ведь у Семы все неприятности после этого дела злополучного начались… Ты сам-то кто? Почему интересуешься?

Стас запнулся. Он уже приготовился выложить ей дежурное, загодя заготовленное объяснение: мол, адвокат-практикант, работает в мурманском архиве УВД, случайно наткнулся на дело об убийстве молодой женщины… Но ему почему-то не захотелось врать вдове Шкурко, и после минутного колебания он выдавил из себя:

– Это мать моя… И я там был.

Старушка всплеснула руками и как-то очень ласково, тепло положила ему сухонькую ладошку на локоть.

– Ты, выходит, сынок той женщины… Сема с тобой говорил. Он мне об этом рассказывал. Сема мне обо всем рассказывал. Хоть и не положено ему было, и подписки разные давал, а от меня у него тайн не было. У нас-то с ним детишек не получилось, Господь, видно, не посчитал нужным или… уж не знаю, но не дал нам детей. Сема к тебе очень по-доброму отнесся, я помню. Столько лет прошло, а я помню. Сильно он за тебя переживал, да… Ни за кого так не убивался, как за сироту Щербака. Я все помню… – Старушка затрясла головой. – Да ты пей чаек-то. Горяченький. На улице, вон, холодище какой! Сегодня обещали ночью до минус десяти. Ранняя зима…

– Марфа Петровна, – Стас осторожно перевел разговор в нужное для себя русло, – вы говорите, Семен Порфирьевич вам рассказывал про то дело. А что именно он рассказывал? Удалось ему установить участников преступления?

Старушка пододвинула поближе свою чашку и взяла из корзинки печенье, но есть не стала.

– Да уж времени-то с тех пор сколько прошло. Почитай, лет десять… Хотя какие десять… Все пятнадцать, да…

– Семнадцать, – поправил Стас. – Мне тогда шесть лет было.

Марфа Петровна отпила глоточек и поморщилась.

– Ну вот… А он из-за того следствия сильно пострадал потом. Сильно. Его же хотели отстранить, а он ни в какую не соглашался… Говорил, что нащупал след. И тут… – Она вздохнула и, как показалось Стасу, всхлипнула. – Подвели его под статью. Посадили Сему… Ни за что ни про что…

– Посадили? – Стас не знал об этом факте из биографии следователя Шкурко. – Когда? За что?

Старушка опять затрясла головой:

– Да в восемьдесят седьмом. Тогда всё кричали: перестройка, перестройка! Горбачев красиво по телевизору говорил, все обещал, обещал… А до нас она так и не дошла, эта перестройка… Ни за что посадили Сему. Ни за что! Он у них тогда был председателем ДОСААФ. Ты верно, и не знаешь, что это такое. Ну и взносы там у них украли. Вскрыли ночью сейф со взносами и все унесли. Четыреста с чем-то рублей. А на Сему повесили. Да еще сказали, что он и украл…

Стас уже забыл о чае. И когда старушка замолкла, то ли переводя дух, то ли вспоминая дела давно минувших дней, нетерпеливо схватил ее за рукав халатика.

– А дальше-то что, Марфа Петровна? Дальше?

– Дальше суд был… Выступали свидетели, сослуживцы Семины показания давали. Двое показали, что видели, как Сема брал из сейфа деньги. И суд постановил, что он инсце… инее… в общем, подстроил ограбление, а на самом деле эти деньги украл… Бона как! И дали ему два года. А он сорвался, в зале суда набросился на тех, кто его оговорил, драку устроил. Кричал так, что… В общем, через месяц второй суд состоялся. Тут уж он получил три года да к тому сроку прибавили. Так пять лет и отсидел Сема в колонии в Нижнем Тагиле. А когда вернулся, уже ни о какой милиции и речи не могло быть. Из Мурманска мы уехали, сюда перебрались. Он тут на автобазе работал. А год назад приезжал к нему из Мурманска какой-то человек. Сема сказал: интересовался делом об убийстве медсестры…

– А что за человек? – перебил ее Стас. – Не Самородов?

Старушка вопросительно посмотрела на гостя и, подумав, покачала головой.

– Нет, это был посыльный от кого-то из Мурманска. Неприятный человек. Сама я его не видала, Сема рассказывал. То ли Женя, то ли Жора… На джипе приезжал. Знаешь, такая здоровенная машина, как трактор… У Семы после этой встречи сердечный приступ случился, очень он переживал. А через три дня преставился… – Марфа Петровна горько вздохнула и перекрестилась. – Да ты пей! Чего не пьешь? Уж, поди, остыл совсем.

Стас машинально отпил глоток чуть теплого чая. Мысли в голове завертелись волчком. Женя или Жора…

На джипе… Уж не Жора ли из «эскадрона смерти» Норвежца приезжал в Кольск проведать бывшего следователя? Зачем? И кто его послал? Якул, его хозяин, или сам Таганцев? Зачем им вообще понадобился Семен Шкурко?

– Скажите, Марфа Петровна, а как вы думаете, эта подстава… извините, эта история с сейфом… может быть, это был предлог, чтобы его убрать из уголовного розыска? Может быть, он продвинулся в своем расследовании слишком далеко и вышел на опасный для заинтересованных людей след?

Вдова ответила не сразу.

Она внимательно оглядела лицо Стаса, всматриваясь в его глаза, потом неожиданно твердым голосом произнесла:

– А ты точно ее сын?

Стас, ни слова не говоря, полез в карман пиджака, достал полиэтиленовый пакетик, из которого вынул изрядно потрепанный, сложенный вдвое листок бумаги и фотографию. Протянул Марфе Петровне. Та взяла листок, развернула и поднесла к глазам.

– Свидетельство о смерти… – шевеля губами, читала она вслух. – Щербак Лариса Ивановна… – Отложив гербовый документ в сторону, взяла фотографию. – Это она? А мальчик… ты? – Ее голова затряслась.

Стас подумал, что старуха трясет головой от волнения: нервный тик. Он достал паспорт и, раскрыв на первой станице, продемонстрировал.

– Щербак Станислав Владиславович, – медленно проговорил он. – Видите?

Марфа Петровна встала и вышла из кухни. Лохматый пес остался сидеть перед кухонным столом, не сводя глаз со Стаса. Судя по его добродушному просительному взгляду, пес не стерег гостя, а скорее выпрашивал у него угощение.

Отсутствовала старуха недолго. Она принесла большую, темного дерева шкатулку, поставила ее перед собой на стол и откинула крышку.

– Он тому человеку, что приезжал на джипе, не сказал про эти бумаги. Я сама про них узнала, только когда он тут лежал, умирал. Столько лет хранил их… Когда его выпустили, приехал домой, злой, усталый, почти все выкинул, что было связано со службой в милиции. Все грамоты, благодарности… Вычеркнуть хотел их из памяти – такая у него была обида. Но эти бумаги не тронул. Перед смертью мне говорит: если когда-нибудь откроют дело Ларисы Щербак по вновь открывшимся обстоятельствам – ты, говорит, отдай это следователю. Он же не знал, что ее сын заинтересуется…

Стас не решался заглянуть в шкатулку, все ждал, когда Марфа Петровна сама достанет оттуда бумаги. А она, видя нерешительность гостя, улыбнулась сухими губами и вынула толстую записную книжку в коленкоровом переплете, перетянутую черной аптекарской резинкой.

– Вот, тут Сема вел записи по тому делу. У него привычка была записывать. Он все рисовал – линии, улики, людей… Адреса-телефоны сюда вписывал.

– Нарушал тайну следствия? – невольно пошутил Стас.

– Ну уж не знаю, чего он там нарушал, он же никому эти записи не показывал. Даже мне. Так, для себя делал пометки. Вот эта книжка про убийство Ларисы Щербак… Твоей матери. Он мне ее перед смертью специально показал. А там еще лежат с записями по другим делам. Но тебе про них знать не положено, – строго добавила старуха.

Стас как завороженный смотрел на записную книжку майора Шкурко. Он проглотил слюну и спросил, волнуясь:

– Марфа Петровна… мне поглядеть можно?

Она с некоторым, как ему показалось, сожалением поглядела на записную книжку мужа и протянула ему:

– Бери, может, найдешь что дельное там… А потом верни. Какая-никакая память о Семе…

– Я верну, – не веря своим ушам, пробормотал Стас. – Обязательно верну, Марфа Петровна, вы не сомневайтесь!

Старухина голова опять мелко затряслась.

– Имя-отчество какое у тебя трудное. Отца, значит, Владиславом звали?

– Я его никогда не видел, – глухо заметил Стас, чтобы заранее отмести прочие вопросы.

Он стал переворачивать уже пожелтевшие и иссохшие от времени листки, мелко исписанные фиолетовыми чернилами. Перо было тонкое, а почерк у майора Шкурко хоть и мелкий, но аккуратный, почти каллиграфический: каждая буковка выписана тщательно и присоединена к соседкам справа и слева тесно и точно.

– Да ты возьми с собой, Станислав Владиславович! Там тебе много читать придется! – добродушно проговорила Марфа Петровна.

Он воспринял это замечание как вежливое предложение уходить восвояси и не нарушать ее старушечий распорядок дня.

Заглотнув остаток уже совсем остывшего чая, Стас поднялся, наскоро оделся и, поблагодарив старуху, выбежал из квартирки. Не утерпев, он начал читать на ходу, с первой же странички. Но там были какие-то совершенно непонятные колонки цифр, буквенные обозначения и записи, не имевшие никакого отношения к делу об убийстве Ларисы Щербак. Например, суммы взносов на ДОСААФ за сентябрь. 56 руб. Маловато! Но потом Стас вспомнил, что запись относится к 1986 году, а тогда и цены были совсем другие, да и зарплаты не те…

Он не заметил, как вышел к автобусной остановке. Все его внимание было приковано к записной книжке, возможно таившей разгадку тайны маминого убийства. У остановки толпился народ. До его слуха донесся женский голос:

– Да только что ушел! Следующий в пятнадцать двадцать.

На это отозвался степенный мужской басок:

– Значит, еще полчаса ждать. Ну, тогда можно и покемарить…

Стас перевернул страницу – и сердце его заколотилось, когда он увидел два слова: «Лариса Щербак».

На страничке была пометка «16 ноября» и несколько строчек записей:

Сын ЛЩ – Стасик. 6лет. Ед. свид. 5мужчин. В черном. Лиц не разглядел.

Труп осмотр. Резаная рана на шее. Крест-накрест. Ор .уб.?

Что еще за «ор. уб? А, ну как же он сразу не догадался: «орудие убийства»! От волнения у Стас а даже вспотели ладони. Он продолжал читать:

17 ноября

Допрос. НГ. ОЛ. РП. Ничего.

19 ноября

Допрос Сам. Ничего.

ЛБ. Показал, что ЛЩ – жалобы на домогательства РО.

21 ноября

Допрос РО.

Кто такой РО? Стас напряг память, пытаясь отгадать, кто может скрываться за этой аббревиатурой. И не смог ничего путного вспомнить. Роман… Родион… Рустам… В памяти всплыло что-то смутное, далекое, позабытое. Рустам Очоев! Точно, Рустам Очоев! Это имя он слышал от мамы. Она как-то разговаривала с тетей Нюрой на кухне, тихо, вполголоса, за прикрытой дверью. Рассказывала ей о чем-то, а тетя Нюра тихо ахала. Рустам Очоев… Кажется, был у мамы на работе такой мужик… Или не на работе?

Но что это ему дает? Пока неясно.

22 ноября

Допрос НБ и КП. Повтор?

Дальше в записной книжке на нескольких страницах шли записи, явно относящиеся к другому делу. Какие-то грузинские имена и фамилии, названия строительных организаций. Насколько Стас понял, дело было связано с ограблением кассы «Мурманскстроя». Похоже, следователю Шкурко дали новое задание. Но через несколько страниц вновь появились знакомые сокращения:

4 декабря

Допрос НБ и КП. Рустам Оч.? Один из 5-ых?

Майор Шкурко упрямо пытался найти участников нападения на медсестру Ларису Шербак…

6 декабря

Вызов к нач. угро Ход следствия. Ускорить.???

Допрос главврача ГВК. Семенов.

Стас сразу вспомнил эту фамилию: Семенов был начальником мамы, главным врачом призывной комиссии горвоенкомата. Зачем Шкурко допрашивал его? Что; хотел узнать?

Подошел автобус до Мурманска. Народ, собравшийся на остановке, зашумел, загалдел. Низенькая и круглая, как колобок, бабка с сумками в руках, расталкивая всех, поперла к передней двери, причитая: «Инвалид войны… пропустите… мне без очереди!»

В старый «Икарус» вошли все, и даже свободные места остались. Стас взбежал по ступенькам последним, прошел по проходу в самый конец салона, сел на последний ряд у окна и углубился в чтение.

Наркосодержащие препараты. Доступ.

Так вот оно что… До Стаса стал доходить смысл прочитанного.

Он вспомнил мерзкий голос мужика, приставшего к маме в той подворотне. Семнадцать лет прошло, а он не смог его забыть – ни интонации, ни слов: «Ну что, красуля, кому-то можно, а кому-то нельзя? Ты, как сорока: этому дала, этому дала, а этому не дала…» Когда он потом вспоминал эти слова, то сразу же подумал о сексуальном домогательстве. Но выходит, дело было совсем не в этом. У мамы… у медсестры горвоенкомата Щербак требовали наркотики! Ну да, она же имела к ним доступ. Как и главный врач Семенов. Рустам Очоев… домогательства… Этот Рустам Очоев, вероятно, тоже пытался выпросить у мамы наркотики. И следователь Шкурко методично выявлял круг людей, которые хотели заполучить наркоту…

– Молодой человек! Предъявите ваши проездные документы! – услышал он над ухом приятный женский голос. Поднял голову: перед ним стояла кондукторша – дородная тетка с веселым круглым лицом.

– Сколько с меня? – рассеянно спросил Стас.

— Да ты же ехал сюда в нашем автобусе, неужели уже забыл? – рассмеялась тетка.

Он достал бумажник, нащупал две десятки, передал кондукторше, взял билет и сдачу – пятерку одной монетой и продолжил чтение записной книжки следователя Шкурко.

10 декабря

Беседа в УВД. Передача дела ЛЩ др. след-лю??

Допросить ПШ, АП и МТ.

11 декабря

Допрос ЛШ. Слабак. Может расколоться. Он был там!!!

Стас почувствовал, как наливается тяжестью его голова. Перед глазами поплыли черные круги. «Он был там!!!» Майор Шкурко нашел человека, который был в том тоннеле в тот вечер!

Но на следующем листе были только записи о сборе взносов ДОСААФ. Он нетерпеливо перевернул страницу.

13 декабря

Допрос АП. Кремень. Все отрицает. Связь с МТ? Повторить допрос ПШ.

14 декабря

Допрос ПШ. «Мишаня». Кто?

Допросить МТ.

И снова на Стаса нахлынули давние воспоминания. Он слышал, как один из нападавших на маму крикнул: «Мишаня!» Кому? Тому, кто достал нож, или что там у него было, и ударил маму в горло. Мишаня – это имя убийцы мамы. Шкурко нашел его?

15 декабря

Допрос Мих. Таг. Не явился.

И тут в ушах очень отчетливо и тихо прозвучал голос: «Мишаня… Мих. Таг… Михаил Таганцев…» Стас еще раз перечитал короткую запись от 15 декабря 1986 года.

Он поглядел в окно. Автобус мчался по шоссе, мимо заснеженных полей, под низко нависшим серым северным небом.

Михаил Таганцев в ноябре восемьдесят шестого года убил его мать. Он вспомнил досье на Норвежца, которое подготовила по его просьбе Юля Долинская. Михаил Юрьевич Таганцев в период с 1983 по 1988 год работал в мурманском УВД. Значит, в декабре 1986 года он работал в милиции. И если именно он убил Ларису Щербак, то… почему его так хотели отмазать от этого убийства? А кто в то время был начальником городского управления внутренних дел? Полковник Шеин… Печально знаменитый полковник Шеин, погоревший в восемьдесят восьмом на… Ну конечно! На наркотиках! И в том же самом году Таганцев уволился, переселился из Мурманска в Псков и занялся там торговлей компьютерами. Шеин отмазывал Таганцева, чтобы скрыть свое участие в наркобизнесе.

Но Шеин не интересовал Стаса. Его не интересовал теперь ни Рустам Очоев, ни главврач Семенов, ни люди, скрывавшиеся за буквами КП, НБ, ПШ. Его интересовал теперь только один человек – Михаил Таганцев по кличке Норвежец.

Глава 27

После разговора с Самородовым Варяг резко изменил свои планы. В Москве его ждал Виноградов, который должен был подготовить для него три подробных досье на банкиров из Парижского клуба. Кремлевский чиновник уже три раза за последние сутки звонил ему на мобильный и поторапливал с возвращением в столицу, но Варяг твердо решил, что, пока не повидается со Стасиком Щербаком и не подтвердит или не опровергнет свою догадку, из Мурманска он не уедет.

Узнав о дорожном инциденте с джипом, Самородов откровенно обрадовался.

– Вы уничтожили самого отпетого бандита во всем городе, правую руку Норвежца! – Он удовлетворенно потер руки. – Как говорится, собаке собачья смерть! Это, конечно, самосуд, но, сказать по правде, я этот самосуд поддерживаю. В государстве, которое не в состоянии содержать в надлежащем виде свою систему правопорядка, должны возникать и действовать иные формы правосудия. Правосудие шерифа Дикого Запада… – И с горечью добавил: – Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни… вам, Владислав Геннадьевич!

Самородов посоветовал Варягу пока не возвращаться в Мурманск и любезно предложил остаться у него в коттедже на ближайшие две ночи. Во всяком случае, до тех пор, пока не объявится Стасик Щербак. Он не разговаривал с молодым адвокатом уже дня три и не знал, где тот сейчас находится. Не исключено, что он уехал в Питер по делу. По личному делу, многозначительно подчеркнул Игорь Васильевич, но в подробности вдаваться не стал, а Варяг, не желая показаться слишком навязчивым, решил не докучать ему расспросами.

Степан после обеда уехал с Маем Трофимычем обратно в Мурманск, предварительно получив от Варяга «добро» на ликвидацию Норвежца. Примерно за час до их отъезда из Оленегорска Варягу на сотовый телефон позвонил Филат и окончательно подтвердил версию о том, что Плешивого убили по указанию Таганцева. Впервые воспользовавшись своим новым положением смотрящего по России, Филат заручился личным согласием крупнейших воровских авторитетов Северо-Запада и принял решение покарать Норвежца за пролитую кровь законного вора. Теперь Сержант получил карт– бланш.

– Надеюсь, ты управишься за ближайшие двое суток, Степан, – сказал ему Варяг на прощанье. – Больше тянуть с этим нельзя. Надо развалить пирамиду Норвежца, начиная с самого верха. Игорь Васильевич сказал мне, что в последние две недели кто-то методично убирает пешек – распространителей наркотиков, сидящих под крышей Норвежца. По его мнению, этим занимаются люди Плешивого. Но теперь, когда Плешивый убит, эта охота на куропаток может захлебнуться. А нам надо идти напролом – бить по верхам. Надо убирать Норвежца, и чем скорее, тем лучше. Его ликвидация смешает все карты прикормленным им чиновникам в администрации области и города, не даст им консолидироваться. Ну, словом, что я тебе объясняю..; Тебе во всю эту хреновину вникать не обязательно. Твое дело – точный прицел и меткий выстрел! – Варяг протянул Сержанту руку. – Давай, Степа. Удачи тебе!

– И тебе, Владик! – Степан пожал протянутую руку и тихо спросил: – Извини, что спрашиваю… Ты думаешь, этот паренек… Стасик Щербак… твой…,

Варяг сделал предостерегающий жест рукой:

— Не знаю, Степа, пока не знаю… Не будем торопить события. Это, конечно, смахивает на мелодраму, но… чем черт не шутит!

* * *

Таксист Барыкин довез Сержанта до Рыбачьего, но не стал, как в прошлый раз, ждать пассажира на окраине поселка, а медленно поехал по шоссе, чтобы занять условленное место на опушке сосняка метрах в трехстах от дороги, ведущей к особняку Норвежца, Уже сгустились сумерки, и, одетый в черную куртку и черные брюки, Степан уверенно проследовал уже знакомым маршрутом через сосновый лес к накануне присмотренной ели. Расстояние от этой ели до ожидавшей его на шоссе «Волги» составляло от силы двести метров, которые он бегом мог преодолеть секунд за сорок пять, максимум за минуту. В руке он держал черный чемодан– чик-«дипломат», в котором лежали вчерашние мурманские газеты, фотоаппарат «Минолта» и несколько роликов пленки. От недавней легенды – будто он московский художник, выбирающий натуру для будущего заполярного пейзажа, пришлось отказаться: громоздкая папка с ватманом была бы явно лишним грузом при выполнении им его сегодняшней миссии.

Под ворохом газет, в двойном дне «дипломата» лежала разобранная снайперская винтовка, изготовленная по спецзаказу на тульском оружейном заводе лет пятнадцать тому назад. Сержант объездил с ней полмира и, хотя в последние годы предпочитал пересекать государственные границы с другим оружием – пластиковым «ремингтоном», который не фиксировался на таможенных мониторах, на особо сложные дела в России он по– прежнему брал привычную старушку «тулячку» – безотказную и надежную.

Когда он дошел до ели, было уже совсем темно. Затянутое с вечера низкими сизыми тучами небо висело мрачным куполом над сосняком и поляной, посреди которой располагался особняк Норвежца. Снайпер разложил на земле «дипломат», открыл тайник, достал несколько металлических трубок и деревянный треугольник и споро сложил из них винтовку. Эта операция проделывалась им уже бессчетное число раз, и он мог с завязанными глазами за двадцать – двадцать пять секунд собрать винтовку и подготовить ее к бою.

Прикрепив оптический прицел ночного видения, он навел прибор на особняк. Инфракрасную точку он пока не включал, чтобы не привлекать к себе внимания охраны. По многолетнему опыту Сержант знал, что, не имея точного графика перемещений клиента, он обречен, дожидаясь приезда Норвежца, проторчать тут несколько часов, а может быть, и до самого утра. На этот случай у него была припасена бутылка «Абсолюта» и несколько хрустящих соленых огурцов, купленных днем в Оленегорске.

От ели, на ветках которой Сержант устроил свой наблюдательный пункт, до особняка было по прямой метров сто пятьдесят. Место оказалось удачным: отсюда просматривалось высокое крыльцо и входная дверь, а также окна, расположенные по фасадной стене. На окнах не было занавесок, и, несколько раз наводя на них оптический прицел, он ухитрился разглядеть интерьер помещений и даже отдельные предметы мебели.

Норвежца он решил валить не на улице, а именно через оконное стекло. Конечно, выстрел в тот момент, когда клиент шел бы от машины к крыльцу, давал стопроцентную гарантию попадания, но и у охраны Норвежца было бы в этом случае куда больше шансов установить траекторию полета пули и броситься на поиски ночного снайпера. Застрелив же Норвежца в комнате особняка, Сержант выигрывал минимум минут пять: по опыту он знал, что когда объект находится в замкну том помещении, то даже находящиеся рядом с ним люди не сразу могут сообразить, откуда был произведен выстрел, и поначалу беспомощно мечутся по дому в поисках убийцы. За те несколько минут, что охрана Норвежца будет прочесывать этажи особняка, Сержант успеет разобрать винтовку, спрятать ее в «дипломат» и добежать до шоссе к поджидающему его такси. На это уйдет минуты две-три. Он заранее определил маршрут отхода – не через Рыбачий, а, наоборот, кружным, длинным путем: мимо охотхозяйства «Баренцево море», откуда до Мурманска предстояло пилить еще километров сорок.

Вдруг его внимание привлекла странная суета в доме. В окнах второго этажа вспыхнул свет. Он прильнул правым глазом к оптическому прицелу и, наведя его на окно «банкетного зала», как он мысленно окрестил просторное помещение о трех окнах, увидел Норвежца. Тот был в сильном возбуждении и злобно отдавал приказания суетившимся вокруг него ребятам. Сержант мрачно выругался: он не думал, что его объект все это время преспокойно сидел в своем логове. Так тут можно было прождать, коченея от ночного мороза, до самого рассвета…

Раздалось глухое урчание автомобильного движка, и через несколько секунд к крыльцу подкатил «мерседес» в сопровождении черного джипа, точно такого же, как тот, в котором ехал головорез с топором. «Одна бригада!» – отметил про себя Сержант, только сейчас догадавшись, что слежку за ним организовали по приказу Норвежца. Ну что ж, что ни делается, все к лучшему…

Он приготовился сделать прицельный выстрел и, закрыв глаза, мысленно произвел все необходимые действия после выстрела: сложил винтовку, убрал ее в «дипломат», рванул напролом через сосняк к такси, сел в машину… На все про все уйдет пять или шесть минут. Нормально. Должны успеть.

Он приник к окуляру прицела и опять выматерился: Норвежца в «банкетном зале» уже не было. Опоздал! Он стал искать клиента в других окнах. Тщетно. Навел прицел на крыльцо. Вот он! Норвежец выбежал из дома в сопровождении здоровенного парня в кожаной куртке. Норвежец давал последние указания остававшимся в доме охранникам. Степан положил указательный палец на холодный спусковой крючок и затаил дыхание. Сейчас надо произвести выстрел. Вот сейчас… Еще секунда… Но в этот момент в окуляре возникло черное пятно: Норвежца загородил парень с бритым затылком. Черт! «Отойди, милый, – молил Сержант, – прими чуть в сторонку…» Но бритый как в землю врос.

Норвежец стал спускаться к «мерседесу». Бритый не отставал от него ни на шаг, точно зная, что в полутораста метрах в леске затаился снайпер, грозящий хозяину смертельным выстрелом.

Все, шанс был упущен… Норвежец сел в машину, дверца захлопнулась. Сержант знал, что стрелять в бронированный пятисотый «мерседес» было совершенно бессмысленно.

Степан, чертыхаясь, слез с ели и быстро, сложив винтовку и убрав ее в чемоданчик, бросился к шоссе. Только бы не упустить их… Только бы не упустить… Куда это он сорвался на ночь глядя? Ясно, что не на дискотеку…

– Давай, Трофимыч, газуй! – взволнованно прошептал Сержант Барыкину, запрыгивая на заднее сиденье. – Таганцев из особняка выехал на «мерсе» и с джипом сопровождения. Куда он едет, как ты думаешь?

– Да в город, куда же еще, – спокойно рассудил таксист, лихо развернувшись и включив фары. – Сейчас мы его нагоним!

– Ты только держись от него подальше, а то…

Май Трофимович обиженно крякнул и буркнул под нос что-то нечленораздельное.

— Вон они! – заявил он через несколько минут. – Говорил же: в Мурманск едут.

* * *

В последние три дня как-то все сразу навалилось: ликвидация Андрея Петракова на трассе под Петрозаводском, загадочный расстрел Жоры и двух его бойцов в лесу на полпути от Мурманска к Оленегорску, а теперь еще и это совершенно идиотское убийство глупой шлюхи… Конечно, убийцы Жоры найдутся, конечно, таджикского наемника Петракова и мурманскую шлюху никто в федеральный розыск объявлять не станет, так что ему, Мишане Таганцеву, не хрен об этом беспокоиться, но вот бегство второй шлюхи – свидетельницы убийства – от придурка Лифта не давало Норвежцу покоя уже сутки. Он даже бессонницу заработал, чего не было со времен той дикой ломки в восемьдесят шестом году, когда он пытался соскочить с морфия, да не получалось, а он крепился-крепился, да не выдержал. Стал рыскать по всем городским больницам в поисках наркотика, пока его не надоумил полковник Шеин, такой же закоренелый морфинист, пощупать в горвоенкомате, подкатиться к главврачу Семенову. Сержант Таганцев так и сделал, да попал не на Семенова, а на упрямую девку– медсестру, которая и довела его до ручки, так что он с тормозов слетел…

Он бы и не вспомнил о тех событиях далекого прошлого, если бы не телефонный звонок, раздавшийся полчаса назад.

Этот короткий разговор сразу же все прояснил, все расставил по своим местам. Стало понятно, что те две шлюхи появились у него в доме не случайно, что они подсадные, что их специально послали к нему… Ну, да ладно, не возьмете вы Мишаню Таганцева голыми руками! Не возьмете! Не из таких передряг выходил Мишаня целехоньким…

Ему позвонила девка, та самая шлюха Марина, которую он плеткой отстегал в спальне и на глазах у которой потом он вторую шлюху зарезал… Разговор был короткий и очень понятный. Непонятно было только, откуда она. эта Марина, обо всем узнала… Но задумываться ему сейчас было недосуг. Сейчас его занимала лишь одна мысль – встретиться с падлой и, усыпив ее бдительность уговорами да посулами, подойти вплотную и вспороть ей глотку…

– Здравствуйте, Михаил Юрьевич, это Марина. Я у вас в доме вчера была с Татьяной. Вы меня плеткой угостили… – Девка, накануне устроившая ему форменную истерику, теперь говорила сдержанно и четко, точно читала текст по бумажке. – У меня есть для вас кое– что интересное. Я располагаю записной книжкой следователя Шкурко Семена Порфирьевича, который вел дело об убийстве медсестры Ларисы Щербак. В этой записной книжке есть несколько записей, которые могут вас заинтересовать. Не исключаю, что они также заинтересуют и прокурора города Погосяна…

Норвежец занервничал. Да что там занервничал – с ним чуть нервный припадок не случился. Он с трудом сдержался, чтобы не обматерить курву и не швырнуть трубку, но усилием воли взял себя в руки и, насколько мог, спокойно предложил встретиться в ресторане «Баренцево море».

– Нет, Михаил Юрьевич, место нашей встречи назначу я. И учтите: место встречи изменить нельзя! – Ему послышалось, что девка вроде как хохотнула. – Я буду ждать вас ровно в полночь в подворотне между улицей Ополчения и Морским проспектом. Знаете, где это? – И, не дожидаясь его ответа, добавила: – Недалеко от городского военкомата. И вот еще что, Михаил Юрьевич. Не надо приводить с собой армию ваших головорезов. Будьте мужчиной! Приходите на встречу один… – И повесила трубку.

Норвежец мысленно прокрутил весь разговор заново. Что-то уж больно хладнокровно держалась эта Марина, слишком храбро. Он помнил, как она разнюнилась у него в спальне, как рыдала, сволочь, валяясь у него в ногах… Правда, через час эта же самая «нюня» обвела вокруг пальца раззяву Лифта и сбежала прямо у него из– под носа. Странная девка… Странный голос… Какой-то слишком невозмутимый, твердый, жесткий. Ни тени страха в нем он не почувствовал. А она ли это звонила, в натуре?