Текст книги "Дикополь"
Автор книги: Евгений Даниленко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Перчик слева, я справа накрыли их так называемым перекрестным огнем из пистолетов с глушителями...
Бонапартов, осыпанный лепестками ромашек, появляется из туалета...
Перчик вынимает кривую саблю из руки любимейшего бугаевского мюрида, отрубив голову главнокомандующего, ногой откатывает ее в сторону, ждет, пока немного стечет кровь.
Слышится приближающаяся стрельба, бешеные взвизги и крики. Вокруг начинают свистеть пули. Противник, смекнув, что его обманули, возвращается назад...
Закинув за плечи вещмешок с головой, наш командир ныряет в болото. Я и Бонапартов – за ним.
Люди в военной форме, с бородами, усами, некоторые в папахах, бегая по берегу, поливают болото огнем из автоматов, подствольных гранатометов, бросают в него Ф-1. Некоторые, продолжая вести огонь, забредают в болотную жижу по пояс и, размазывая по лицу слезы, почти умоляют:
– Умрите, русские собаки!.. Умрите!!!
Но мы не умрем. Мы выберемся на сухое место. Доберемся до своих. Пройдем по такому же опасному для нас, как картофельное, минному полю, мимо огородного пугала, назначенного часовым, и в шатровой палатке, набитой краденым из окрестных гостиниц барахлом, командир нашей группы получит отставку.
Петров был уже мертв. Костанжогло мертв. И Взвод потерял капитана Перчика...
Во время весенней кампании, когда повстанцы подверглись очередному окружению в горах (из которого вскоре вновь благополучно вышли), в окуляре оптического прицела СВД я опять заметил своего знакомца. Тот же пробор в прическе на отрубленной Перчиком голове, те же маленькие волевые складки в уголках губ... Повесив на ствол бука круглое зеркальце, Главнокомандующий, живой и невредимый, скоблил свое личико бритвой.
Я передал СВД лежавшему рядом со мной Бонапартову. Насмотревшись в прицел, он возвратил винтовку мне, буркнув:
– Давай, Серега, пужанем его. А то как бы кто из наших сдуру эту куколку не прихлопнул...
Мне вспомнились шатер на берегу синего моря, наволочка со штемпелем "Гостиница "Мечта", напевный речитатив Николая Демьяныча:
– Бумаков, Бумаков, сей же час прикажи по рации, чтоб самолет с "двухсотыми" задержали на час... Чего так смотришь? Полетишь в Москву! Покажешь там это, – кивок в сторону наволочки, по которой расплывались бурые пятна. – Объяснишь... какая накладка вышла... А вы, – обратил "Всемогущий" свой грозный взор на нашу изнуренную, но стоящую на ногах группу, лейтенанты Ивановы, смотрите у меня! Чтоб – держать язык за зубами... Об этом, – вновь жест в сторону наволочки, – знают только вы, я, Бумаков да этот артиллерист... Так что, не дай бог, произойдет утечка, я буду знать, с кого спросить!
Машинально козырнув, "Всемогущий" полез из палатки. Бумаков, держа истекающий гноем сверток перед собой на вытянутых руках, посеменил за шефом.
...Через три или четыре часа бугаевская голова оказалась в Москве. Понятно. Тамошние спецы, вооружившись иголками и лавсановой нитью, насвистывая "лезгинку", присобачили эту голову – какому-то другому Главнокомандующему...
Я плавно нажал на спуск. Зеркальце лопнуло. Втянув немножко криво пришитую голову в плечи, Главнокомандующий инстинктивно присел... Но почти тотчас выпрямился и, тщательно артикулируя, произнес, глядя в прицел, чрезвычайно оскорбительное, как он, наверное, думал, ругательство.
Однако Бугаев, или кто он там, ошибался. Это ругательство не задело никаких моих чувствительных струн... Слово "мать" – для меня было пустое место. Пустое место не раздражается, не оскорбляется, не болит.
– Пужани, – сказал Бонапартов, – а то как бы кто не прихлопнул, добавив: – Что тогда Николаям Демьянычам делать без такой хорошенькой шелудивой девочки по вызову...
Мы были одной командой на бескрайнем футбольном поле... Петров, отдав пас, получил пулю. Костанжогло зарезали в штрафной. Перчика судья удалил с поля. Остальные продолжили игру.
– Пас, Серега!
– Держи!..
– Валера, я здесь!..
– Петруха, мазила, куда бьешь?!
– Черт, выше ворот...
– Добивай!
– На!
– Го-о-ол!!!
Во время игровой паузы у Скорбященского, Живолупа, Паутова, Львова и Анохина оказались выколоты глаза...
Мы нашли команду соперников, сделавших это. Семеро братьев, не имевших никакой профессии, плюс бывший колхозный тракторист, школьный учитель и их предводитель – гаишник, таков был ее состав. Из гранатомета "Муха" одному из братьев посчастливилось произвести удачный выстрел с пятнадцати метров по БРДМ, двигавшейся на скорости шестьдесят километров. Снаряд прожег броню и угодил в ящик с гранатами. От детонации гранаты начали рваться, кромсая наших нападающих возле ворот противника...
Дождавшись, когда канонада внутри железной коробочки затихла, братья, колхозник, учитель и милиционер извлекли уже непригодных, но еще живых игроков наружу...
Напрасно судья свистел нам, показывал желтую карточку. Мы вошли в раздевалку соперников и содрали с них кожу.
В канун Нового года, когда народ толпился на елочных базарах и запасался стеклянными игрушками, к нам в курилку, проходя мимо, заскочил на минутку куратор из ГРУ.
– Ну, как дела, ребята? Как жизнь?..
– Ничего, помаленьку, тарищ генерал!
– А как со здоровьем? Печень, почки ни у кого не пошаливают, или, не дай бог, лор-органы?
– Смеетесь, уважаемый... Лор-органы! Нет, у нас все в норме.
– А-га. Ну, тогда слушай боевую задачу...
Оказалось, что есть на свете город под названием Дикополь. В этом городе Дикополе, совершенно мирном и тихом, ни с того ни с сего появилось множество вооруженных людей... Знаете, таких, бородатых, разодетых в новехонькую, похищенную с наших армейских складов униформу. Что ж вы думаете? Эти люди выбрали себе вожака по фамилии Бугаев... ("Бугаев? подумалось мне. – Где-то я уже эту фамилию слышал".) Вожак, надо сказать, он оказался никудышный. Вместо того чтоб лить воду на нашу мельницу, этот негодник, вообразив о себе невесть что, поднял знамя ислама и хочет отделиться от нас!.. ("Вон оно что", – подумалось мне.) Итак, боевая задача состояла в том, чтоб под видом праздных туристов, приехавших осмотреть единственную достопримечательность Дикополя – новую бензоколонку просочиться к президентскому дворцу...
– Охрана дворца, – скромно потупив глаза, сообщил куратор, – по сведениям источников, составляет каких-то двести-триста человек. Среди них есть наши агенты. Когда вы начнете штурм, они поддержат вас изнутри. После того как с президентом будет покончено...
"Это хорошая формулировка, – опять подумалось мне. – "Когда с президентом будет покончено..."
Итак, после того, как Бугаев, изящно всплеснув руками, грохнется на свой письменный стол с аккуратно простреленной головой, следовало сбегать к ближайшему телефону-автомату.
– Алло! Дядя Вася?..
– Да, это я.
– Сегодня ночью наш шалопай, пытаясь выловить пассатижами холодные пельмени из кастрюли, нечаянно прищемил себе пальчик...
– Так, так. Хорошо. Ближе к делу.
– От полученной травмы он скончался, не приходя в сознание, у меня на руках.
– А-га! Ну, мы сейчас срочно отобьем поздравительную телеграмму... где выскажем соболезнование вдове, родственникам и народу покойного... Адью.
Короткие гудки.
Приказ был отдан. Мы отправились на экскурсию. Вернее, полетели на десантном аэробусе... Три часа лету, и приземляемся на одном глухом военном аэродроме. Дело к вечеру. В сумерках белеет развешанное на веревке белье. Бегает и лает черная собака. Где-то далеко прогудел тепловоз. Мы собираем свой походный инвентарь и переходим из самолета к вертолетам, поджидающим нас в стороне. В черных комбинезонах, масках, бронежилетах, с автоматическим оружием лучших в мире систем, у нас как раз вид туристической группы. Ми-8 их три – поднимаются в воздух и в стремительно сгущающихся сумерках несутся над степью, припорошенной снежной крупой.
...Мы пересекли невидимую административную границу и начали углубляться в пространство сопредельной, доселе мирно культивировавшей танец "зикр" территории.
В квадрате, номер которого Лазарев сообщил на ухо (секреты, секреты) пилоту нашего ведущего вертолета, винтокрылые машины, остановившись в воздухе, начали снижаться. Я бросил испытующий взгляд в иллюминатор. Ничего не видно, кроме рожденной вращеньем лопастей метели, бушующей в кромешной тьме. Однако, когда открылись боковые дверцы, стало чуточку светлей...
– К машине!
Пилоты, глядя на нас, как больные ревматизмом на сигающих друг за другом в прорубь "моржей", закричали нам вслед:
– Счастливо! Счастливо!..
На высадку, как всегда, у нас ушли секунды. И вот уже никаких вертолетов нет. Стоим посреди степи с баулами, под еще продолжающим кружиться и сыпать снежком... В потоках его постепенно проявляется всадник на белом коне.
– Э-эй, – грозно кричит он нам, – пароль давай?!
– Пошел в жопу, – откликается Лазарев.
Вздрогнув, всадник взмахнул плетью и, пригнувшись к шее коня, с гулким топотом ускакал в темноту. Надо полагать, пароль его вполне устроил...
Неподалеку мы наткнулись на новенькие, еще не просохшие от заводской смазки БМП, БТР и армейский ЗИЛ с брезентовым тентом. Горючего во всех машинах было под завязку.
Моторы у БМП и БТР завелись и заработали как часы. Но движок ЗИЛа после первых же ста метров пути начал кашлять и задыхаться.
– Никак грязное топливо в бак залили, – досадливо морщась, пробормотал сидевший за рулем Вася Морозов, любивший все, что передвигается на гусеницах и колесах, потребляет солярку и бензин.
Остановив грузовик, он, подсвечивая фонариком, отвернул кран на топливном баке и убедился, что его предположения, увы, верны.
– Ну, что тут у вас? – вынырнул из темноты Лазарев.
– Бензину, видать, из грязных канистр в аппарат набухали...
– Что думаешь делать?
– Надо бы отфильтровать, товарищ подполковник...
– Некогда! Бросайте машину, прокатитесь на "броне"...
Нас было шестнадцать. Как раз поровну на каждую "броню".
В двадцати километрах от Дикополя сделали привал. Еще было несколько рановато... Заняв круговую оборону, перекусили домашними бутербродами, кофе, чаем из термосов, курящие покурили, пряча цигарки в рукав.
...Стрелки на часах накренились за полночь. Вдали, под сенью горящих рубиновых звезд, поднялась и дала отмашку рука...
– По машинам!
Взвод принял пас и в радиомолчании устремился с мячом к воротам противника...
Небо было ясное, усыпанное крупными звездами. Ветер, холодный, сырой, пробирался под одежду. Наконец впереди показались редкие тусклые огоньки Дикополя.
Городок в связи с новыми веяниями урезал себя в потреблении электроэнергии, а также газа и горячей воды. Таковы были первые и несомненные достижения бугаевского, как у нас писали, режима...
У въезда в населенный пункт дорога, по которой мы намеревались проехать, оказалась перекрыта шлагбаумом. Справа от нее, сооруженное из бетонных наваленных вкривь и вкось блоков, виднелось нечто вроде дота. Под столбом с горящим на нем единственным на всю ближайшую округу фонарем стоял у шлагбаума, засунув руки в карманы тулупа, часовой. Как, похоже, все часовые в мире, он спал, глядя широко открытыми глазами на приближающийся к его посту свадебный кортеж...
– Вот тебе и агентура, – хмыкнул сидевший рядом со мной на "броне" командир. – По сведениям источников, данная дорога должна быть чистой. Разве что за вчерашний день здесь эту крепость отгрохали...
Затаив дыханье, БМП и БТР подползли к шлагбауму.
Часовой, очнувшись от сна, вздрогнул и, направив на нас автомат... свалился, получив между глаз пулю.
Лазарев, не вставая с "брони", нагнулся к задраенному изнутри оконцу дота, постучал в него согнутым пальцем. Секунда, другая... железная ставенка отворилась, мелькнул тусклый свет, вероятно, от керосиновой лампы, наружу выплеснулись взрывы хохота, звуки гортанных голосов. Затем в узкой щели нарисовалась половина сверкнувшего на нас глазом лица...
Лазарев выстрелил в него из бесшумного пистолета, а я, вырвав зубами чеку, просунул в щель химическую гранату.
Ставенка захлопнулась, и внутри дота наступила мгновенная тишина. Но вот раздался хлопок, послуживший сигналом к исполнению душераздирающих воплей, подвываний и взвизгов...
Из щелей самодельного укрепления повалили клубы ядовитого дыма, и хор смолк. Те, кто еще мог, занялись тем, что выбирались наружу через главный, так сказать, выход.
Там их ждали три Портнова, Юра Трофименко и Саня Стызик – мастера стрельбы из пистолетов с двух рук...
Это просто удивительно, сколько народа набилось в атакованный нашей группой бетонный муравейник! Не иначе, он стал чем-то вроде местного клуба по интересам.
Один из повстанцев, в желтом спортивном костюме и офицерском бушлате, чертиком выскочив из-за дверей и схлопотав пулю, упал. Из его руки, фыркнув, разлетелись веером игральные карты...
Леня Ковтун собрал их и, разглядывая под светом фонаря, глубокомысленно изрек:
– Очко...
Я спрыгнул в окоп, отрытый позади дота. С СВД наперевес на всякий случай обошел его. Никто не встретился мне по пути. Я добрался до самого конца окопа и по привычке доводить каждое дело до конца потыкал в темноту перед собой стволом винтовки. Ствол уперся в мягкое.
– Беги, – шепнул я, разглядев закутанную в пуховую шаль девчонку лет пятнадцати и слегка подтолкнул ее.
Оглядываясь на меня, дикополька выкарабкалась по стенке траншеи, кинулась прочь...
У меня над ухом откупоривают бутылку с шампанским. Встав "смирно", девчонка замирает, словно в ожиданье команды "налево-кругом", затем валится на спину.
– Конечно, – произносит стоящий рядом со мной подполковник, – кролика жалко. Но еще труднее будет себя ломать, когда на территории противника придется ликвидировать мирного жителя, случайно ставшего свидетелем продвижения разведгруппы... Иванов, ты, я вижу, так и не усвоил этот урок. В угол поставлю!
В городе казалось гораздо темней, чем в степи. Снег здесь таял, улицы, покрытые тенью многоэтажных домов, были черны, как глухое ущелье. Отовсюду несло зловонием. Должно быть, свобода и исправная канализация несовместимы...
Вася Морозов и Олег Ребров вели боевые машины, надев приборы ночного видения. Медленно, так, поставив стакан с водой на голову, прогуливаются по проволоке акробаты, ехала наша группа по улицам Дикополя.
– Ну, ладно мы – а они-то почему в молчанку играют? – вертя в руках издающую потрескивание и хрипы портативную рацию, проворчал командир. "Чебурашки", как никто, любят потрепаться в эфире...
Впереди, на фоне чуть более светлого неба, в створе ущельистой улицы зачернела громада дворца.
Почти бесшумно подкравшись к площади, Вася Морозов и Олег Ребров давят на газ. Двигатели БМП и БТР, наполненные лошадиными, понесшими вскачь табунами, взревели...
Вдруг весь окружавший нас непроницаемый мрак выжгло ярчайшей вспышкой. Это практически одновременно включились десятки прожекторов, установленных на крышах окружающих площадь зданий...
Под шквальным, обрушившимся на нас слева, справа, спереди, сзади, сверху и даже снизу огнем, БМП и БТР проскочили до середины площади. Тут мы попрыгали с машин наземь, потому что было уже не очень комфортно сидеть на полыхавшей броне.
Покуда в их моторах билось сердце хоть одного скакуна, БМП и БТР, служа нам щитом, подвигались туда, куда правили их поджаривающиеся водители...
Нас обстреливали из гранатометов с крыш, из окон, из-за углов зданий и даже из канализационных люков. Конечно, около девяноста процентов гранат летели мимо, поскольку Взвод, поставив огневую завесу, не давал прицеливаться стрелкам. Однако плотность огня противника была велика – БМП и БТР то и дело вздрагивали от очередных попаданий.
Валера Гарин и Сергей Павлов, не покидая башен машин, строчили из автоматических пушек, с кусками асфальта, обломками кирпича выковыривая из канализационных люков живую силу врага.
Свежеобугленный Олег Ребров спокойно лежал возле своего БТР. Вася Морозов, без ног, голый (одежда сгорела на нем), привалившись спиной к гусенице БМП, стегал дворец длинными очередями. Вдруг его АКС смолк, уткнувшись стволом в красную лужу.
Мы были одной командой на данном поле. Гарин, Павлов, Ребров и Морозов, заработав одиннадцатиметровый, сгорели дотла.
– Пас, Серега!!! – выскакивая из-за БМП, воззвал командир.
– Держи!..
– Леня, я здесь!
– Петруха, мазила, куда бьешь?!
– Вася, смотри, я открыт, пасуй мне!
– Черт, выше ворот...
– Добивай! Доби...
– На!
– Го-о-ол!!!
Преодолев проволочные заграждения, бетонные надолбы, барьер из мешков с песком, мы вышибли стальные листы в воротах противника и вкатили в них белый, с черными шашечками, новенький мяч, по которому кто-то из игроков соперничающей команды, в сутолоке и сумятице, образовавшейся в штрафной, успел полоснуть бритвой...
Итак, через восемнадцать минут после начала матча первый этаж дворца оказался в нашем распоряжении.
Сделав кое-какую зачистку, в процессе которой кое-кто, видимо, страшно устав от войны, поднимал руки вверх, призывая к миру... и получал его отныне и навеки, мы принялись баррикадировать входы.
За весь Афган Взвод потерял одного человека. В российских субтропиках, проявив уважение к старости, почил Костанжогло. Гибель Скорбященского, Живолупа, Милвзорова, Львова и Анохина была особой статьей, о которой сказано в поговорке "И на старуху бывает проруха".
Смерть Гарина, Павлова, Реброва и Морозова, наступившая практически в первые минуты после соприкосновения с противником, свидетельствовала об одном: некий в пошитом на заказ мундире полковник из тех, на которых никогда не подумаешь, накрутил телефонный диск:
– Алло... Курамагомед? Это Геннадий Васильевич. Вот вы там, я по телевизору видел, все ходите поголовно в красивых солнцезащитных очках и камуфляжных беретах, а тем временем к вам приближается Жареный Петух...
– Выражайтесь, Геннадий Васильевич, яснее!..
– А что мне будет за то, если я выражусь яснее?
– Ничего не будет, кроме десяти тысяч "зеленых"!
– Десять тысяч?.. Помилуйте. Курамагомед! Маловато... На карту поставлена моя офицерская честь!
– Честь... Да знаю, знаю. Ну ладно, бери сто тысяч "зеленых", не жалко, их передадут тебе наши верные люди в Москве. Говори...
– Извольте. Э-э... Тетя Дуся собирается навестить вас, захватив с собой своих любимых племянников...
И сообщил день и час теткиного приезда, подлец.
Так что нас ждали. Вот о чем говорила скоротечная гибель Володи, Олега, Сергея, Василия... и этот дурацкий свет, загоревшийся в спальне в тот самый момент, когда, затаив дыхание, вы подступили к своей невесте.
Мы знали, откуда, как и каким именно способом войдем во дворец. Наш путь был отмерен, просчитан. Мы десятки раз отработали все па, тренируясь в полное свое удовольствие на имитирующем данный дворец полигоне.
Та-та... Шаг-выстрел... Та-та-та... Поворот головы... Два выстрела вверх... Та-та-та-та... Ку-вы-рочек... Три короткие очереди... Та-та-та-та-ти-и... Вращение вправо... Длинная очередь... И, плавно вальсируя, черные маски проходят сквозь стену в кабинет, расположенный на третьем этаже бывшего здания республиканского правительства, окрещенного ныне дворцом.
В кабинете, в окружении четырех самых преданных нукеров (остальные-то нукеры, не выдержав заданного темпа вальса, уже попадали кто где, на ступенях, в коридорах, закоулках дворца), почивает, приняв укольчик, бывший контрадмирал ВМФ СССР, сорока шести лет, рост средний, черты лица мелкие, иногда носит усы, глаза карие, цвет волос темный, особых примет нет, он-то нам и нужен...
– Адам Бугаев! – должен был воскликнуть наш командир.
– Чего надо?
– Пожалуйте на тур вальса!
– Мерси, но не могу... Нога, знаете ли, болит и все такое.
– Что ж, получите тогда две пули в грудь и одну в голову...
Однако после состоявшейся сделки все пошло кувырком. Запроданные, мы уже не могли плавно вращаться и из графика выбились... Вместо отведенных на все про все двадцати минут мы на одной площади проторчали восемнадцать, и эффект внезапности был, конечно, потерян.
Скорее всего, Бугаева не было в эту ночь во дворце. Вероятно, его давно уже успели спустить из окна третьего этажа на связанных простынях и, прижав к груди, унести и спрятать где-то в недрах данного благоуханного городка...
В комнате, где на столах сгрудились компьютеры, факсы, принтеры, ксероксы, столь необходимые здесь, в каменном веке, мы уложили на палевый ковер своих убитых.
Похоже, весь город был на ногах. По площади туда-сюда катался с развевающимся зеленым знаменем над башней танк. Вот он с разгона налетел на нашу догорающую бээмпэшку, ударил ее, поволок в сторону...
– Подполковник! – вдруг послышался гортанный голос, раздавшийся, казалось, из подпола. – Лазарев!
Слегка вздрогнув, командир потащил из нагрудного чехла портативную рацию...
– Подполковник, – не унимался голос оттуда, – я знаю, ты меня слышишь! С тобой говорит Аслан Чечен-Оола, начальник штаба свободной Джейрании... Лазарев, слушай, я сейчас к тебе парламентера пришлю... Скажи своим людям, пусть не стреляют... Парламентер все тебе объяснит... Ты понял меня, Лазарев?..
Командир положил рацию на стол и, скорее всего, бессознательно, вытер руку о свой набитый рожками с патронами "лифчик".
Первый этаж дворца тускло освещался аварийными лампами. Забаррикадировав расположенные с торцов входы креслами, диванами, шкафами, мы заняли позицию перед прикрытыми мешками с песком окнами фасада и тыльной стороны здания. Трупы охранников мы не убирали, некогда было. С момента нашего появления здесь прошло чуть более пяти минут. Мы ждали приказов своего командира...
Кажется, он был слегка озадачен. "Чебурашки" знали день нашего приезда, знали частоту, на которой мы говорим в эфире, им были известны звание нашего командира и его фамилия... Единственное, что пока для них оставалось загадкой, – это блондинки ему нравятся или брюнетки.
Лазарев подозвал радиста Леню Ковтуна, приказал связаться со штабом.
Мне, как, впрочем, и всем остальным ребятам, был понятен ход мыслей командира... Обстоятельства сложились таким образом, что замочить порученного нашему попечению президента не представляется возможным. Обстановка следующая: под нашим контролем первый этаж дворца. Дикополь шумит, как потревоженный улей. Подполковник Лазарев ждет от штаба дальнейших инструкций.
Ковтун, обернувшись к командиру, доложил:
– Есть связь!
Лазарев принял от него наушники, надел их, поднес к губам микрофон.
– "Волга", "Волга", я – "Гром"! Как слышишь? Прием...
Лицо подполковника, слушающего, что там ему говорили в эфире, не изменилось. Оно было и осталось лицом тридцативосьмилетнего русоволосого, голубоглазого человека с крутым подбородком и слегка свернутым на сторону носом.
Он медленно стащил наушники, посмотрел на них и обвел нас каким-то недоверчивым взглядом.
– Им никакой "Гром" неизвестен...
– Товарищ подполковник, – подчеркнуто четко доложил ведший наблюдение Тур, – к нам гость...
По площади, в блуждающих лучах прожекторов, шагал человек.
Раздвинув пару верхних мешков на окне, мы втащили к себе сначала палку с белой тряпкой, а потом и вцепившегося в нее парламентера.
На вид ему было около тридцати. Невысокий, чернобородый, улыбающийся, в новеньком камуфляже "белая ночь", серой каракулевой папахе.
– Руки за голову, – скомандовал ему Алик, – ноги врозь...
Обыскав гостя, Тур доложил:
– Все чисто, – и подтолкнул улыбчивого "чеха" к командиру.
– Подполковник Лазарев, – тотчас заговорил гость. – Можете снять маску... Ваши фотографии – ту, где вы запечатлены на первенстве Вооруженных сил по боксу, и другую, где в полном парадном облачении, при всех регалиях, как раз в этот момент показывают по "эм-ти-ви", "эй-би-си" и десятку других западных телеканалов! Кстати, разрешите представиться, Монгуш Умаров, главный редактор республиканского телевидения и командир особого отдельного разведывательного батальона "Волк". Это мои люди, – кивнул он на мертвецов, валяющихся в вестибюле, – пытались вам здесь противостоять. Мы вашу группу недооценили... Подполковник, мне поручено предложить вам сдаться! Поверьте, я знаю, с кем имею дело, и понимаю, что в ваших глазах подобное предложение может выглядеть нелепым, даже смешным... Но – откроем карты! Едва здесь, на площади, прозвучали первые выстрелы, наш президент м-моментально связался по телефону с известным нам обоим Джимом...
Далее из рассказа недавнего редактора стало известно примерно следующее.
– Джим, – закричал Бугаев в телефонную трубку, – русские под покровом ночи штурмуют мой президентский дворец! Что это, как не попытка свержения законно избранного народом президента?! И, кажется, это противоречит всем международным правовым нормам и Уставу ООН!!!
Джим, несмотря на громадную занятость, тотчас перезвонил Адольфу.
– Адик, – воскликнул он, – тебе известно, что твой друг Кузьмич негативно настроен к Адаму Бугаеву? И в эту самую минуту, когда мы с тобой говорим, отборные русские головорезы уже проникли за стены его поместья, собираясь предать огню и мечу поместье, семью Адама и его скот!
– Ах, бедняжка, – пробормотал Адольф и начал обрывать телефон своего друга.
Наконец голос Кузьмича в телефонной трубке раздался:
– Алло?..
– Кузьмич, – закричал Адольф, – ты спишь?!
– Нет, я бодрствую! – возразил Кузьмич.
– А знаешь ли ты, о чем сообщил мне наш общий друг Джим?!
– Нет. О чем же он мог тебе сообщить? Прямо теряюсь в догадках...
– Да вот, видишь ли, в ту самую минуту, как ты бодрствуешь, люди в черном из ГРУ, под предводительством некоего подполковника Лазарева, ведут огонь из автоматического оружия по дому Бугаева!..
– Из ГРУ?.. Вот непоседы! Вечно их тянет пострелять. Ты... вот что, не беспокойся, желанный друг. И Джима тоже успокой. Скажи... так мол и так, никакого покушения на законно избранного народом Бугаева мы даже в мыслях не держим... И никакого подполковника Лазарева в ГРУ нет! И только черту одному известно, какие это такие люди в черном бесчинствуют в центре столицы одной из кавказских республик!
Нас – нет, никогда не было и, скорее всего, не будет... Хотелось бы взглянуть на того представителя спецслужб, который на вопрос: "Послушайте, вы часом не занимаетесь устранением политических деятелей, неугодных вашему режиму?" – ответит: "Вы знаете, занимаемся... Для этого у нас даже имеются кое-какие прекрасно обученные специалисты-с!".
Нас нет и быть не может.
А что касается того, что с нами отказались выйти на связь, то у начальства свои резоны. "Операция рассекречена врагом, – рассудило оно. Почему бы врагу не знать и тех совершенно секретных частот, на которых осуществляется наша радиосвязь с группой, ее позывные? Хороши же мы будем, могло рассуждать начальство, – ежели в то время как лазаревское фото демонстрируют на всех западных телеканалах, мы выйдем с ним на связь, наговорим кучу любезностей и передадим приветы от друзей, таким образом сорвав с себя пусть корявую, грубую, но с чрезвычайно крепкими чугунными заклепками личину!"
– Что-то, Серый, на душе тухло, – пробормотал стоявший справа от меня, у своего окна, Женя Иванов.
– А ты сделай вдох, задержи дыхание и ме-едленно выдохни...
У соловья, пожаловавшего к нам под белым флагом, несмотря на улыбочку, лицо было бледным, одутловатым и сонным.
"Героин, – подумал я. – Это в тебе говорит героин, уважаемый..."
– Раздевайся, – вдруг приказал ему командир.
Это был как бы ответ на всю бурную парламентерскую речь... И мосье Умаров, умолкнув, застыл, глядя на нашего командира, как набухшая вена на колесо приближающегося электровоза.
...Парламентер кое-как выкарабкивается в щель между мешками с песком в своем новеньком камуфляже, ветхозаветной папахе, шкандыбает к своим. Шаг его что-то неверен. Парламентер плетется на подгибающихся ногах, раскачиваясь из стороны в сторону и держась руками за лицо...
На противоположном краю площади – недоумение. Что случилось со спецом по переговорам?.. Луч прожектора освещает его, и единодушный вопль ярости, гнева вырывается из сотен глоток! Лицо парламентера разбито в кровь.
Несколько отчаянных смельчаков метнулись было из-за поставленных поперек улицы грузовиков, желая помочь раненому добраться до баррикады, но, пробежав несколько шагов, вернулись – служить мишенью для русских им неохота.
Танк, сочувственно рыкнув, выбросил из выхлопной облачко дыма и, любовно протягивая парламентеру пушку, двинулся к нему навстречу...
– Монгуш! Монгуш, – высунувшись из люков, кричали механик, командир танка, стрелок-радист. – Давай к нам быстрее!
Но раненый не спешил. Как видно, силы оставляли его... Движения специалиста по переговорам становились все более замедленными.
Наконец танк приближается на достаточное расстояние, и Юра Трофименко, бросив кривляться, с двух рук расстреливает потерявший бдительность экипаж. Затем, подбежав к бронированной махине, дергая, как застрявший в стене гвоздь, пытается вытащить обмякшее тело механика из тесного люка.
Раздаются визг и вой! Стреляя на бегу, из-за баррикад выскакивают повстанцы.
Головой вперед Юра ныряет в освободившийся люк...
Мы отвечаем встречным огнем. Несколько бунтовщиков падают. Остальные, сгоряча пробежав еще с десяток шагов, залегли. Потом, отстреливаясь, начали отползать назад.
Я внимательно следил за баррикадой в оптический прицел СВД и, едва над кромкой кузова, из-за колеса, капота, показывался фрагмент человека, целящегося из короткой, не слишком толстой трубы, сжигал его выстрелом.
В это время настоящий Монгуш, невредимый, в майке и трусах, привязанный к офисному креслицу, сидел в царстве компьютеров, уставившись на экран телика, стоявшего перед ним.
Транслировалось, разумеется, "Поле чудес"...
Положение наше было следующим. На первом этаже нелепо огромной бетонной коробки, напичканной кабелями, мебелью, оргтехникой, коврами, санфаянсом и прочей чепухой, были мы. На остальных семи обретались не слишком дружелюбно настроенные к нам представители местного населения. Буфет не работал. Канализационные, вентиляционные трубопроводы, тоннели и докеры были, как мы успели выяснить, заминированы. Так что незаметно смыться отсюда, оставив свое пальто в раздевалке, не представлялось возможным.
Протиснувшись между надолбами, танк сгреб в кучу сваренные из обрезков рельсов "ежи" и, снеся будку импровизированного КПП перед воротами, прибыл к ступеням дворцового крылечка, привезя следом шлейф сгоревшей солярки, рои пуль и яркий луч, приклеившийся к башне.
Я спустил курок... Метрах в четырехстах от меня беззвучно разлетелось стекло в прожекторе, осыпав осколками стоящих рядом с ним людей.
...Саня Стызик и три Портнова, вооружившись найденными в коридорах "эсвэдэшками", ориентируясь по вспышкам в темноте, методично расстреливали пулеметчиков противника по фронту.
В это время Петя Тихонов, Женя Иванов, Андрей Бондаренко при помощи ПК с ночными прицелами короткими очередями гасили любое шевеление за баррикадами на флангах. Так что повстанцы, хотя и не прекращали огня, были вынуждены палить, вслепую высовывая оружие из-за укрытий.
