Текст книги "Севастопольская страда (СИ)"

Автор книги: Евгений Белогорский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Вслед за дрезиной двигалась открытая платформа, на которой находилось два взвода солдат. Укрытые за баррикадами из мешков с песком, вооруженные автоматами и пулеметами, они были готовы дать отпор в случае внезапного нападения партизан.

Кроме стрелкового вооружения, на платформе имелся минометный расчет, а также 42 мм орудие, находившееся в головной части платформы. Столь мощный арсенал был обусловлен не только желанием командования сохранить жизни своих солдат. Сознательно утяжеляя платформу, немцы тем самым провоцировали взрыв мин, возможно заложенных партизанами под железнодорожное полотно. За время оккупации 'восточных земель' гитлеровцы уже сталкивались с подобными минами-ловушками и всячески пытались им противодействовать.

Только потом двигалась сам спецсостав состоящий из несколько железнодорожных платформ с огромными морскими орудиями, а за ним ещё одна платформа с войсками и моторизованной дрезиной.

После завершения обстрела Севастополя, эта кавалькада точно в такой же последовательности возвращалась к своему месту основного базирования, для пополнения боезапаса.

Ровно неделю, курсировал этот специальный состав с севера на юг и обратно и ничего не происходило. Регулярно получая энергетические вливания от начальства о том, что окружавшее их спокойствие мнимое, солдаты охраны постоянно находились начеку и в любой момент бы готовы принять бой с коварными партизанами. Однако однообразие ежедневных действий сыграло свою роковую роль.

У сидевших на головной дрезине охранников, пропала острота наблюдения. Глаз что называется замылился, и они не заметили на восемнадцатом километре своего пути ничего подозрительного.

Все те же кустики, травка, земля, деревья, что было вчера, позавчера и поза-позавчера. Ничто их не насторожило когда они подъехали к месту, куда разведчики из отряда старшего лейтенанта Ножина заложили специальную мину.

По настоянию майора Зиньковича в отряд 'Бороды', такое прозвище было ему дано из-за густой бороды командира, был включен ученик полковника Старинова, имевшего славу мастера минных диверсий.

Наблюдая в течение двух дней за движением необычного поезда, он быстро выяснил, что это не бронепоезд как считали партизаны, а специальный состав с осадными орудиями. Затем высчитал массу поезда, тип мины необходимой для его подрыва и место закладки.

Мастер своего дела, капитан Селиванов виртуозно заложил заряд под рельсы в нужном месте, имея в своем распоряжении всего пятнадцать минут. Именно столько составляло по времени между проходом вдоль железнодорожного полотна фельджандармского патруля с собакой, специально натасканной на взрывчатку и появлением дрезины охраны.

Затаившись в укромном месте, Ножин и минер с замиранием сердца наблюдали, как через закладку проехала дрезина, а затем приблизилась платформа с охраной.

Как бы хорошо не отзывался о присланном минере майор Зинькович, но Ножин до конца не был уверен в его мастерстве. До самого последнего момента червяк сомнения точил душу разведчика, что мастер неточно рассчитал тяжесть платформы, и мина взорвется раньше времени.

И тут дело было не в страхе перед начальством за невыполненное задание. В первую очередь 'Борода' стремился помочь осажденным севастопольцам, на чьи головы изрыгал свои снаряды вражеский монстр.

Не отрывая глаз от бинокля, командир наблюдал за прохождением охраны, после чего позволил себе чуть заметный короткий выдох. Но вслед за одним опасением немедленно появилось другое – удастся ли уничтожить саму цель.

Немного задержавшись с отправкой, 'Бруно' лихо катил по путям, стремясь вовремя прибыть на место. В этот день присутствию его орудий уделялось особое внимание. Накануне, вслед за 'Одином' и 'Тором' из боевого строя осадных гигантов выбыла 'Гамма', полностью расстрелявшая свой боекомплект.

Это вызвало недовольство Манштейна запланировавшего на 14 июня штурм двух главных столбов русской обороны форта 'Сталин' и 'Максим Горький'. Несмотря на свою гениальность и прозорливость, лучший тевтонский ум не смог полностью избавиться от некоторых догм предыдущей войны, гласившей, что пушки большого калибра способны переломить ситуацию.

С одной стороны честно признавая низкую результативность 'Доры' в обстреле Севастополя, – 'дорогая, но совершенно ненужная игрушка', он твердо верил, что такие орудия как 'Карлы', 'Гамма' и 'Бруно' способны в краткий срок разрушить оборону противника.

Поэтому – узнав о временной отставке 'Гаммы', Манштейн выразил твердую уверенность в том, что 'Бруно' с честью заменит своего боевого товарища. Благо боеприпасов для его орудий имелось с избытком.

Боясь вызвать сорвать наступательные планы командования и оказаться на боевой позиции с опозданием, машинисты прибавили ход, что также сыграло свою роковую роль в случившейся трагедии.

В результате нарушения скоростного режима, при взрыве мины, передняя многотонная платформа не просто сошла с рельс и съехала на насыпь, а была сорвана и сброшена вниз под откос.

Вслед за ней с рельс съехала платформа, на которой находились снарядные ящики, а также платформа со вторым орудием. От резкого толчка она накренилась и, проломив борт, рухнула всей своей массой на груду рассыпанных ящиков.

По счастливой случайности при падении снарядных ящиков детонация не произошла, но от удара многотонной махины снарядов произошел мощный взрыв. Он не только уничтожил саму пушку, но и нанес серьезный ущерб третьему орудию и его прислуге, находившейся на следующей платформе.

Так состоялся дебют отряда 'Бороды', на которого возлагали большие надежды майор Зинькович и генерал Рокоссовский.

Подрыв 'Бруно' конечно, не приостановил новых атак немцев на Севастополь, но заметно подпортил настроение Манштейну. Недовольно отодвинув недопитую чашку утреннего кофе, он в сердцах произнес слово 'шайзе' имевшее аналогичное значение полинезийскому 'купуро' и с тяжелым сердцем будто и в самом деле вляпался в него родимое, отправился в 'Орлиное гнездо' наблюдать за битвой.

Новый штурм по своим действиям мало чем отличался от предыдущего. Добившись успеха, Манштейн продолжал действовать по 'победному шаблону', твердо веря в окончательный успех.

Свой главный удар, немцы наносили на узком участке фронта, между двух главных столпов советской обороны, форта 'Сталин' и форта 'Максим Горький', а также находящихся между ними укреплений 'Волга' и 'Сибирь'.

Первыми как всегда в бой вступили летчики, чьи 'штуки' и 'юнкерсы' обрушили на позиции врага град бомб. При этом 'штуки' работали по батареи Александера, а 'юнкерсы' главным образом бомбили 365 зенитную батарею.

Не отставали от них 'мессеры' и 'фокеры', исправно вносившие свой вклад в общее дело, сбросив свои бомбы и дав несколько очередей по укреплениям противника в надежде на русское авось.

Проблема нехватки боеприпасов коснулась и VIII корпус Люфтваффе. Две недели непрерывной атаки с воздуха заметно сократили бомбовые арсеналы и заставили генерала Рихтгофена призвать пилотов бомбардировщиков более разумно и точнее использовать против противника оставшиеся на складах бомбы.

Попытка пополнить свои арсеналы за счет тыловых складов группы армий 'Юг' натолкнулось на твердый отказ. Рихтгофену любезно напомнили, что в самом скором времени начнется операция 'Блау', в которой согласно плану должны были участвовать и его самолеты.

Об этом же Манштейну напомнил и фельдмаршал Бок, в тактичной форме прусского офицерства поторопивший командующего 11-й армии в скором решении его проблем.

– Я могу согласиться с тем, чтобы вы возвратили мне самолеты Рихтгофена к 27 июня, вместо предписанного Кейтелем 20 июня. Мы все прекрасно понимаем как вам трудно, но это самый крайний срок, Эрих.

Чувствуя, как отпущенное ему время стремительно сокращается, Манштейн попытался с максимальной пользой использовать авиацию VIII-го корпуса. Стремясь плотнее затянуть блокадную петлю на горле Севастополя, он потребовал от Рихтгофена увеличить число самолетов в воздухе.

Вместо привычных двух-трех пар истребителей патрулирующих морские подступы к крепости, в воздух было поднято десять-двенадцать машин. Вместе с этим было вдвое увеличено число бомбардировщиков, готовых в любой момент вылететь на перехват и уничтожение идущих к Севастополю кораблей.

Также, по личной просьбе командующего, летчики усилили свои удары по аэродромам противника, в особенности по аэродрому расположенному на мысе Херсонес. Там, по донным разведки и показаниям перебежчиков, находились так надоевшие Манштейну самолеты У-2.

Лучшему уму германской военной мысли надоело получать мелкие, но болезненные уколы для своего самолюбия и он решил решить эту проблему кардинально.

– Хорошо, я согласен увеличить награду за каждый сбитый ночной бомбардировщик противника до двух тысяч марок и недельный отпуск домой, – приказ Манштейн полковнику Буссе во время составления очередного приказа по армии. – И это независимо от того, будет он уничтожен огнем с земли или в воздухе самолетами, главное чтобы их уничтожили. Если же ударами с воздуха, эти аэропланы будут уничтожены на земле, то отличившийся пилот, кроме всего указанного немедленно получит Железный крест 1 класса.

Желание получить высокую награду из рук командующего, деньги и недельный отпуск сильно подстегнуло молодых пилотов к действию. По несколько раз в день, они атаковали аэродром, но каждый раз добиться желаемого результата им мешали прикрывающие его зенитки.

Особенно мешало работать германским асам зенитная батарея, получившая у севастопольцев название 'Не тронь меня'. Установленная прямо в море на затопленном отсеке недостроенного корабля вблизи мыса, она надежно прикрывало доступы, как с воздуха, так и со стороны моря. Раздосадованные пилоты, следуя давней германской традиции, торжественно давали так называемые 'обеты крови', но дело не двигалось с места. Ангары остались в целости и сохранности, как и находившиеся в них кровожадные 'валькирии'.

Примерно такое же поветрие 'клятвы на крови' охватило солдат и офицеров 25 дивизии, чьи соединения штурмовали в этот день форты. Правда в отличие от своих предков жертвовавших ради победы часть своей плоти, саксонцы и баварцы ограничивались лишь ритуальными порезами на руках и громкими словами, но делали это рьяно и истово.

Напоенные решимостью отомстить за недавно погибших товарищей и двойной порцией шнапса, солдаты 30 полка дружно бросились на штурм укреплений форта 'Максим Горький', до высоких башен которого было рукой подать.

– Вперед, вперед! Сегодня мы свернем эту чертову голову – подбадривал солдат своей роты капитан Ходим и они уверенно бежали в атаку. Первыми двигались нагруженные взрывчаткой саперы, которым предстояло подорвать часть оборонительного вала форта и открыть дорогу пехотинцам.

Ловко пробираясь между многочисленными воронками они достигли косогора и несмотря на яростный огонь защитников батареи стали взбираться вверх.

Им оставалось совсем чуть-чуть, чтобы добраться до нужно точки и заложить заряд, когда прогремел страшной силы взрыв. Наткнулись ли они на мину заложенную коварными русскими на их пути или шальная пуля попала в находившийся у них заряд, так и осталось тайной. В одно мгновение шесть героев саперов отправились в Валгаллу пировать в светлых чертогах Одина, но этим потери славных тевтонов не ограничились.

Строя свои укрепления, хитрые азиаты создали массу подлых ловушек, в которую попал взвод лейтенанта Шомбле. Укрывшись в небольшой низине, они чувствовали себя в относительной безопасности от вражеских пуль, но не смогли уберечься от лавины камней, щебня и песка, что обрушился на них после взрыва.

Все это произошло так стремительно и неожиданно, что двадцать три солдата угодившие под этот смертельный обвал так ничего и не поняли. Напрасно оставшиеся в живых шестеро солдат и командир пытались спасти своих товарищей, принявшись голыми руками разгребать этот ужасный завал. Все кого они смогли извлечь, не подавали признаков жизни, а о судьбе тех, кто находился в самом низу, можно было только с содроганием догадываться.

Когда пришло осознание бессмысленности своих действий у солдат шок. От горя, что свалилось на их головы, они принялись кататься по земле и громко кричать. Некоторые бились об неё головами, другие в кровь расцарапывали себе лица, а лейтенант Шомбле, не в силах пережить случившееся, застрелился. Его примеру хотел последовать и командир роты капитан Ходим, но унтер-офицер Фитц сумел удержать его от такого поступка.

Стоит ли говорить, что атака на форт 'Максим Горький' в этот не удалась, ровно как и на все другие укрепления противника. Уж слишком много оказалось мин на пути наступающей пехоты, неподавленных огневых точек и гаубичных батарей, чей огонь серьезно опустошил ряды немецкой пехоты, потерявшей только ранеными свыше шестисот человек.

В этот день, генерал Манштейн мог с чистой совестью сказать себе те же слова о плохом вскрытии оборонительных рубежей противника, которые несколькими днями ранее он сказал Фреттер-Пико. Но естественно, командующий об этом скромно промолчал и с удвоенной энергией стал разрабатывать план новой атаки.

Вопреки ожиданиям, успешное отражение атаки противника не принес большой радости в штаб обороны Севастополя. Вместо этого произошел серьезный разлад между генералом Петровым и командующим фронтом. Генерал Рокоссовский совершено не разделял мажорного настроения командующего СОР и причиной этого были не расход снарядов и многочисленные потери гарнизона от огня противника с земли и воздуха. Два генерала разошлись во взглядах на тактику и стратегию защиты крепости.

– Если вы считаете, что отбившись сегодня от Манштейна, вы заставите его отойти от стен Севастополя, как это было в декабре месяце, то вы глубоко ошибаетесь Иван Ефимович. Вся тактика противника говорит о том, что на этот раз Манштейн будет биться до конца. Не надо надеяться, что измотав его войска на первой линии обороны, мы сможем сбить его наступательный темп. Наш противник подобен бульдогу и просто так не разожмет свои зубы.

– Никто так не считает, Константин Константинович – начал оправдываться Петров, но Рокоссовский его опередил.

– Но продолжаете отказываться от активных боевых действий, аргументируя это нехваткой снарядов и людей. Не так ли?

– А разве нет? – вопросом на вопрос ответил командующему генерал. – Сегодня немцы потопили сейнер и сторожевик везших нам боеприпасы и сбили один из транспортных самолетов, а что будет завтра неизвестно. Может дойти до того, что пополнения и боеприпасы нам будут отправлять подлодками!

– Вопрос не в разумной экономии людей и средств, а в их правильном использовании. Если руководствоваться только тем, что отбили атаку и хорошо, сидим, ждем другой, то этот путь неизменно приведет к поражению.

– Почему? Чем он плох и опасен? Временной пассивностью, но извините, у нас нет сил и средств для разгрома противника и снятия блокады с крепости – не согласился с Рокоссовским Петров.

– В том, что отдаете инициативу в руки противника. Отражение штурма сегодня не означает, что он будет удачно отбит и завтра, нужно быть готовым к активному противодействию.

– А мы готовы к такому противодействию, на любом участке обороны – уверенно поддержал генерала начштаб, решительно подставив свое плечо в трудном для него споре.

– Готовы? – усомнился в его словах Рокоссовский, – хорошо скажите, чтобы вы делали, если бы немцы захватили 365 батарею?

– Подтянули бы резервы и попытались отбить её, – не задумываясь, ответил начштаба и теперь ему поддержал Петров.

– Да, так бы и сделали. Резервы есть, наверняка бы отбили.

– А если не отбили бы? А если к этому времени немцы организовали бы свой контрудар, и вам просто не хватит сил выбить противника. Подтянете новые резервы и повторите попытку, а если не сможете, то попытаетесь создать новый участок обороны. Так? – требовательно спросил начштаба командующий.

– Примерно, так – выдавил из себя тот и сразу добавил, – не оголять же ради этого всю оборону.

– Так вы дорогой мой и 30 батарею отдадите противнику, Шишкова батарею, Сухарную балку, а вместе с ними и всю Северную сторону. И все по объективным причинам, в виду численного превосходства противника – командующий говорил спокойным ровным голосом, но в нем отчетливо сквозил холодок неприязни.

– А чтобы вы сделали бы, товарищ командующий – поинтересовался у него генерал Петров.

– В первую очередь бы попытался не допустить захвата её противником, а если бы это случилось, то попытался бы отбить, но, – генерал сделал короткую паузу и продолжил, – не стал тратить время на подтягивание резервов из тыла и ударил заранее собранными для контратаки силами.

– Но как вы угадаете, где и когда нужно собирать резервы – оживший было начштаба, позволил, себе слегка улыбнуться, но Рокоссовский моментально стер её с его лица.

– А разве вам непонятно это по действиям противника? – осведомился командующий. – Лично мне действия Манштейна просты и понятны. Массированным ударом через участок 365 и 30 батареи он намерен прорваться к Сухарной балке, а затем выйти к Северной бухте. После чего полностью уничтожив войска 4 сектора и освободившимися войсками, ударит в тыл 3,2 и 1 сектору нашей обороны, переправив их через северную бухту.

– Но это невозможно! – в один голос воскликнул Петров и начштаба.

– Для кого? Для вас или для Манштейна? Своим прорывом через танковый ров Ак-Монайских укреплений, он наглядно показал, что любит бить там, где его не ждут и считают подобные действия невозможными. Этот отличительный стиль Манштейна очень хорошо виден при захвате мостов через Двину, прорыва в Крым и в его недавних действиях под Керчью.

Генерал Петров на несколько секунд застыл возле карты крепостных укреплений висевшей на стене, переваривая полученную от командующего информацию, а затем спросил.

– И что вы намерены делать?

– Во-первых, заменить командующего 4 сектором обороны полковника Капитохина полковником Шадриным. На этом месте нужен энергичный и решительный человек, а действия Сергея Васильевича по отражению атак противника меня не устраивают. Во-вторых, приступил бы к созданию подвижного резерва на месте главного удара противника включавшего в себя пехоту, танки и самое главное гаубичную артиллерию. В-третьих, попросил бы прислать в Севастополь дополнительную эскадрилью У-2, а также несколько кораблей для нанесения артиллерийского удара по противнику в виду нехватки орудий на позициях – четко и доходчиво, подобно опытному лектору, изложил свое видение обороны комфронта.

– Боюсь, что адмирал Октябрьский не согласиться с регулярной присылкой кораблей в Севастополь – высказал опасение Петров. – Одно дело перевозить на крейсерах и эсминцах боеприпасы и пополнение и совсем другое ставить их в боевой ряд, при подавляющем превосходстве противника в авиации.

– На время нахождения кораблей в бухтах города можно ставить дымовые завесы или создавать ложные цели для атак противника. В крепости есть много списанных кораблей и проблем с этим не будет – вступил в разговор генерал Казаков. Кроме размещения артиллерийских батарей, Василий Иванович был отличным специалистом по организации их картонных и деревянных фантомов.

– И все же это большой риск – не удержался начштаба.

– Мы действуем из необходимости защитить Севастополь, главную базу флота на Черном море и значит, в праве, рисковать его кораблями. А если адмирал Октябрьский будет не согласен с таким решением, то согласно уставу он может обратиться с протестом в Ставку после выполнения моего распоряжения – отрезал командующий.

Получив столь резкий ответ начштаба, напугался, а затем осторожно спросил Рокоссовского.

– Скажите, товарищ генерал, а к действиям остальных командующих секторами обороны генералов Новикова, Коломийца и полковника Скутельникова у вас претензии есть?

– Не волнуйтесь, как только они появятся, я скажу о них вам лично – заверил начштаба командующий и в бункере раздался веселый смех.

На этом дискуссии в штабе закончились, но последовавшие за ним события полностью подтвердили правоту генерала Рокоссовского.

Понеся существенные потери при фронтальной атаке, и доведя общую численность потерь немецких войск с начала наступления до 16,5 тысяч человек, Манштейн быстро изменил свою тактику. Вместо ставших столь привычных для севастопольцев утренних атак, он решил перейти к ночным действиям. Своей главной целью он сделал форт 'Сталина' решительно сузив фронт атаки, что позволяло усилить наступательные силы атакующей пехоты.

Чтобы противник раньше времени не смог понять замыслов предстоящего наступления, Манштейн приказал вести артиллерийский огонь не только по 'Сталину', но и по находившимся сбоку от него фортам 'Волга' и 'Сибирь'. Стремясь полностью исключить утечку информации, было приказано в переговорах по радио именовать их 'Казанью' и 'Аляской'.

В течение дня немцы методично расстреливали из крупнокалиберных орудий все три укрепления, стремясь максимально ослабить их огневую мощь. При этом первую половину дня они скрупулезно утюжили 'Сталин' и выбили три из четырех имеющихся на батареи орудий, а после обеда стали обстреливать 'Волгу' и 'Сибирь' желая свести к минимуму их фланкирующий огонь.

Вся операция была тщательно выверена и подготовлена, и вскрыть её приготовление без внедренного агента в штаб 11-й армии или 22 дивизии было невозможно. Однако генералу Рокоссовскому это не понадобилось. Определив главное направление наступления врага, и создав на его пути ударную группировку сил, он был готов к любым действиям противника.

Начало штурма 'Сталина' было назначено на четыре утра шестнадцатого июня, но в самый последний момент, Манштейн лично передвинул сроки атаки на два часа ночи. В чем заключались причины побудившие генерала к этому – неизвестно. Возможно, попытался, таким образом, до конца сохранить режим секретности, возможно, посчитал пять утра слишком светлым временем суток для ночной атаки. Находившиеся на Сухарной балке снайперы и пулеметчики, во время последней атаки серьезно проредили ряды наступавших солдат.

Вопреки прежним действиям, атака началась без артиллерийской подготовки. В ней было задействовано до двух батальонов пехоты,два взвода саперов и пять штурмовых орудия, два из которых прикрывали действия пехоты, а три шли вперед вместе со штурмовыми группами.

Непревзойденные мастера внезапных атак, баварцы подполковника Хольтица успешно использовали фактор внезапности. Приданные штурмовым батальонам САУ, используя полное отсутствие артиллерии противника, быстро привели к молчанию два дзота прикрывавших подступы к батарее, и путь пехотинцам был открыт.

Действуя, быстро и слажено, немецкие солдаты наверняка смогли бы до конца использовать выпавший им шанс, но на своем пути к победе, они столкнулись с мелким и непредвиденным обстоятельством.

Вступив в командование 4 сектором обороны, полковник Шадрин в тот же день направился на передовую, чтобы лично увидеть и оценить сложившееся там положение. Несмотря на непрерывный огонь вражеской артиллерии, он побывал на всех трех укреплениях обстреливаемых немцами и сделал свои выводы. Так оценивая состояние 365-й батареи, полковник записал в претензиях 'слабое минирование' и сразу же отдал приказ исправить положение дел.

Для восстановления изрядно опустошенного вражеским обстрелом минного поля, под покровом ночи были отправлено подразделение саперов. Именно на них, а затем и их мины наткнулись атакующие цепи баварской пехоты.

После короткого боя, они попытались штурмовать батарею, но были вынуждены остановиться, обнаружив перед собой свежее минное поле. Баварцы залегли, но ненадолго. Два штурмовых орудия протаранили неожиданное препятствие и атака возобновилась.

Двигаясь впереди штурмовых отрядов, немецкие САУ приблизились к укреплению и стали расстреливать его почти в упор. В неравной схватке с превосходящим противником, погибло единственное зенитное орудие, уцелевшее после дневного артобстрела, успев разменять жизнь своего расчета на жизнь экипажей двух штурмовых орудий.

Ещё одно САУ было повреждено зенитными орудиями форта 'Волга', но выбытие штурмовых орудий из строя не смогло помешать немцам, ворваться на батарею.

Завязалась отчаянная рукопашная схватка, которая благодаря численному превосходству баварцев закончилась в их пользу, но этим дело не ограничилось. Несмотря на то, что обрадованные победой немцы стали слать радостные известия в штаб 'Мы на 'Сталине!' дело только начиналось.

Забаррикадировавшийся внутри батарейных казематов, гарнизон оказывал яростное сопротивление, укрывшись за толстыми стальными дверями, а со стороны тыла к атакованному укреплению уже спешила помощь.

К несчастью для немцев, полковник Шадрин решил пополнить поредевший гарнизон грозного 'форта' и под покровом ночи отправил на батарею два взвода морской пехоты. Они подошли, когда баварцы уже ликовали по поводу захвата 'Сталина', но их радостные крики, мгновенно сменили истошные вопли 'Шварцен тодт!'.

На батареи вспыхнула новая рукопашная схватка, в которой на этот раз не все было так однозначно. Немцев было значительно больше, но они не знали точное количество отчаянно дерущегося противника, от чего один человек автоматически превращался в десять. Кроме этого в дело вступила русская артиллерия.

Вся связь батареи со штабом было исключительно по радио, благодаря чему, комендант батареи старший лейтенант Пьянзин связался со штабом сектора обороны и довольно точно обрисовал сложившуюся ситуацию.

Поднятый по тревоге полковник Шадрин приказал гаубичным батареям сектора установить заградительный огонь на подступах к 365-й батарее и вслед за этим двинул подкрепление.

В этот момент все решали минуты, а также решимость сторон одержать победу. Узнав об успехе, Хольтиц отправил в форт две дополнительные роты, для закрепления успеха. Солдаты только двинулись вперед, когда попали под огонь гаубиц и пулеметов со стороны Сухарной балки.

Следуя плану Манштейна, немецкие батареи вступили в контрбатарейную борьбу, но без особого успеха. С горем напополам они смогли погасить несколько огневых точек противника, но заставить замолчать советские гаубицы – это было им не по силам.

Мало часть солдат смогла преодолеть смертельный заслон стали и огня, и их появление не батареи не смогло переломить ситуацию в свою пользу. Сначала к форту подошли две роты пехотинцев вместе с взводом танков Т-26, затем батальон пехоты, вслед за которым подошла батарея противотанковых орудий со стрелковым прикрытием.

Все это быстро и качественно перемололо захвативших укрепление баварцев вместе с подошедшими к ним на помощь штурмовыми орудиями. Стремясь спасти положение, генерал Вольф бросил на штурм форта 'Сталин' ещё батальон вместе с пятью штурмовыми орудиями, но это не смогло изменить ход сражения.

Сильный заградительный гаубичный огонь, в купе с огнем пушек и пулеметов со стороны защитников форта не позволил немцам повторить свой недавний успех. Два штурмовых орудия было подбито, остальные отошли, а упавшую на землю пехоту приходилось поднимать через каждые пять метров.

В довершении всего, пуля русского снайпера сразила командующего атакой капитана Кугельмана и наступление захлебнулось.

Двойная неудача, плюс гневные окрики сверху могли нарушить душевный покой любого генерала, но только не Манштейна. Он не был бы самим собой, если получив новый щелчок по лбу, предался гневу и стал бы посыпать голову пеплом, кататься по полу и грызть ковры, виня в своих несчастиях коварную Судьбу, подчинившего его воле нерадивого главнокомандующего сухопутными силами рейха.

Он также не впал в многодневную прострацию охваченный паническим страхом из-за очередной военной неудачи. Согласно многочисленным сообщениям 'Фелькишер беобахтер', которые охотно перепечатывали светочи свободной прессы 'Нью-Йорк таймс' и 'Вашингтон пост' это часто происходило с большевистским вождем Сталиным.

Нет, Эрих фон Левински, собрав всю свою могучую волю в кулак, продолжил твердо двигаться выбранным им курсом. Подкрепление, собранное с бору по сосенке фон Боком уже начало поступать в войска 11-й армии, и лучший ум германской армии решил продолжить наступление.

И вновь весь день артиллерия немцев с остервенением гвоздила пятачок; форт 'Сталина', 'Волга', 'Сибирь' до наступления темноты. И вновь, выждав несколько часов, немцы пошли на штурм советских укреплений под покровом тьмы, но на это раз, их главной целью была не 365 батарея, а её соседи.

Не сумев взять 'поворотный столб' русской обороны в честном бою, Манштейн решил добиться своей цели обходным маневром. Для этого, он намеривался захватить его соседей, а затем фланговым ударом взять в кольцо и уничтожить сам форт 'Сталин'.

Для достижения поставленных целей он не жалел ни людей, ни средств, к числу последних относились и радиоуправляемые танкетки. За время их предыдущего использования, у командующего сложилось не очень высокое мнение об этом виде вооружения и, руководствуясь принципом 'с паршивой овцы, хоть шерсти клок', он приказал задействовать их всех в этой атаке.

Строя свой новый план штурма, Манштейн полагал, что сумеет добиться эффекта внезапности при нападении на соседние со 'Сталиным' форты. Он надеялся, что после полученного урока все внимание русских будет приковано именно к 365 батареи и при быстрых и грамотных действиях успех атаки гарантирован, но генерал ошибался.

Этой ночью русские ждали его наступление везде, начиная от 'Максима Горького' и заканчивая 'Уралом'. Быстро разгадав изменение тактики противника, Рокоссовский незамедлительно внес необходимые изменения и у себя.

Ночного наступления врага ждали артиллеристы, изготовившиеся к немедленному открытию огня на своих батареях. Пулеметчики на своих огневых точках, пехотинцы, занявшие траншеи и саперы, поползшие вперед устанавливать мины. Врага ждали, и он не замедлил со своим появлением.

Свое новое наступление, Манштейн назначил на три часа утра. Это, по мнению генерала, было сделано для избежания ошибок допущенных штурмовыми группами прошлой ночью.

Немцы вновь начали атаку без открытия артподготовки, но едва по наступающим пехотинцам ударили пулеметчики со стороны Сухарной балки, как по ним был открыт прицельный огонь из крупнокалиберных орудий.

Два батальона, что наступали на участке форта 'Сибирь', попали под сильный заградительный огонь, в установку которого внесли свой славный вклад моряки черноморцы.

Вслед за ночной мглой, в Севастополь пришли два крейсера 'Молотов' и 'Коминтерн' в сопровождении эсминцев. Привезя в осажденный город боеприпасы и пополнения, по приказу генерала Рокоссовского, они нацелили свои орудия на врага, для прикрытия главной линии обороны города.