Текст книги "Атташе (СИ)"

Автор книги: Евгений Капба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Да уж найдется кое-что повкуснее рыбы... – я протянул ему пару жестянок с копченой свиной грудинкой, и оливки, и маринованные грибочки. Искра недоверия сменилась в его глазах огнем алчности, который тут же спрятался глубоко внутри, – Мне бы вот этого твоего чудо-гуталина раздобыть, очень мне понравилось, как он на штиблетах у Бойла выглядит, а средства такого я нигде до этого не встречал...

– Конечно, не встречали! Это изобретение Пьера Гарри – для его бурильных штуковин! Никто до меня и не знал, что оно так хорошо на кожевенные изделия ложится! Главное, первые сутки от открытого огня подальше держать и от электричества, стало быть! – парнишка говорил очень быстро, проглатывая окончания слов, но очень толково, – Горит адским пламенем, святая истина! А что за шамонит-то даёте?

Из рундучка появился кортик, и по резко округлившимся глазам я понял, что парень на крючке.

– Двух мешков хватит? – спросил он, – Только никуда не уходите!

– Пройдусь до Бойла, тут встретимся, ладно?

– Четверть... Нет, полчаса! Только ни к кому кроме меня... – он даже подпрыгивал на одной ножке от нетерпения.

– Давай уже, пулей!

Мальчишка взял с места в карьер так, что пыль завивалась вихрями прямо под его стопами, и уже через какие-то несколько секунд исчез из виду. А я развернулся на каблуках и зашагал к берегу – за амброзией.

X ВЛАСТЕЛИН МИРА

Поднатужившись, мы спихнули в океанические воды над Омаровой банкой один за другим три ящика с золотом. С утробным бульканьем соленые волны поглотили многие миллионы, а мы облегченно выдохнули: дело сделано!

– Я как подумаю, сколько... – начал Доусон.

А Коллинз прервал его:

– А ты не думай. Девять граммов в башку, вот сколько. Никакие деньги этого не стоят, ей-Богу. Я вот что смекаю – командиру-то нашему кораблик этот будет без надобности, когда мы до Сипанги доберемся, верно?

– Верно, – ответил я.

– Так мы с Джеком можем заняться курьерской работой! На паях с вами! Для начала дела много не надо – только топливо закупить, самый добротный каменный уголь, а там мы развернемся, ей-Богу, такого скоростного курьера ни у кого в Сипанге нет и не будет!

– То есть с меня – стартовый капитал, а вы мне, предположим, десять процентов от прибыли и бесплатный извоз?..

Наш деловой разговор прервал Доусон, который пялился в воду с таким выражением, как будто увидел черта.

– Морской дьявол! Там морской дьявол! Свят-свят-свят! – он начал мелко креститься на западный манер – справа налево, – Разводим пары, Коллинз, я не желаю здесь задерживаться ни на минуту!

И побежал в трюм. Мы с Джимми Коллинзом склонились над бортом, пытаясь разглядеть хоть что-то в поднявшейся на месте падения ящиков с золотом илистой мути. Какие-то силуэты там и вправду перемещались, но что это за существа – акулы, дельфины, может быть – водолазы – этого сказать наверняка было невозможно.

Запыхтел "стирлинг" катера – это орудовал в трюме Доусон.

– Погоди ты, чего истеришь? – Коллинз полез в люк следом за ним, а я еще некоторое время пялился в мутные воды.

Я знал, как выглядят водолазные костюмы – с круглыми медными шлемами, шлангом для воздуха или большими баллонами за спиной – и это было что угодно, но не они. А акул с двумя руками и двумя ногами я отродясь не видал – ни в море, ни на картинках. Но голова у меня гудела знатно, и самогон плескался в крови, так что доверять собственным глазам у меня особых причин не было.

* * *

– Почему бы нам не сэкономить топливо? – спросил Доусон, – Вот смотрите – четыре острова, цепочкой, от последнего до Сипанги – семьсот, ну, восемьсот кабельтовых... Пройдем блокаду, нас досмотрят – и давайте швартоваться у каждого острова. Вот тут, где должны быть минные аппараты, мы можем складировать дрова, закрепим тросами, делов-то! Котел у нас замечательный, сожрет всё, что в него сунешь. Ну, в ходе потеряем... Но куда нам тридцать узлов-то, тут не гонки на скорость! А уголек прибережем...

– Предлагаешь топить миноноску пальмами? – Коллинз, кажется, прикидывал в уме выгоды, а потом нахмурился: – А ведь нам иначе угля-то и не хватит! Бункерок-то тут маловат! Ей-Богу – маловат! Тьфу ты, черт мне, что ли, глаза застил, когда я по кораблику этому лазил? Пойди мы напрямую – застряли бы между там и между здесь, без ходу, без паруса и без земли вокруг на десятки миль...

Мы стояли на палубе и переглядывались как кретины. Посреди океана, вдали от коммуникаций, в консервной банке без топлива... Бр-р-р!

– Вот поэтому я люблю весла и паруса, – проговорил Джимми Коллинз.

– Ерунда, – сказал Доусон – адепт жарких котлов, грохочущих шестеренок и клубов черного дыма, – Дойдем до атолла Дьюси, присобачим к двигателю лебедку и напилим стальным тросом пальмовых стволов. Мы на "Буссоли" сотню раз так делали. А сэкономленную валюту делили на всех...

Я слушал его вполуха, всматриваясь в горизонт:

– А это не эсминец там дымит?

Конечно, это был эсминец. Небольшой, но грозный корабль шел нам наперерез, носовая башня его хищно шевелила дулом орудия, форштевень мощно взрезал волны.

– Неизвестное судно, следующее с Золотого острова, говорит эсминец "Йеллоу Хоук", компания "Кримсон Фог". Примите на борт досмотровую группу, мы должны убедиться, что вы не перевозите бруски золота или иных драгоценных металлов, – громкоговоритель у них там, на эсминце, был будь здоров.

– На каком основании вы действуете? – проорал в ответ я.

У меня был обычный рупор, жестяная воронка.

– Нас наняло правительство Сипанги и Координационный совет картелей! Не умничай, а то всажу сто два миллиметра под ватерлинию...

Какие уж тут шутки? Они вывесили за борт кранцы и подошли близко-близко, на самом малом ходу, и швырнули шартовы прямо на нашу палубу. Делать нечего – пришвартовались, и на наш катерок попрыгали дюжие молодцы – с короткими карабинами, в серой удобной форме, и все как один – с характерными прическами, точно такими же, как у курсантов-выпускников с "Голиафа", морское дно ему пухом.

– Так что, бруски есть? – спросил, наверное, офицер.

От подчиненных он отличался только наличием фуражки вместо странного вида берета.

– Нет никаких брусков. Мы на Золотом острове случайно оказались, вот приобрели в бартер судно и отправляемся дальше... – ответил за всех нас Коллинз, – Есть самогон. Будете самогон? Амброзия!

Офицер-наемник прошелся по палубе, остановился возле меня и принюхался. Разило от меня будь здоров, он даже нос сморщил.

– У Бойла брали?

После моего слегка судорожного кивка он хмыкнул:

– Гадость страшная. Так что, действительно нет брусков?

Я помотал головой.

– Да ладно, ну везете штук пять, ну дайте два нам, чего вы... – увидев наши озадаченные выражения лиц, он махнул рукой: – Давайте, ребята, пробегитесь по-быстрому по кораблику. Они или действительно умственно отсталые и не понимают, как тут делаются дела, или по-настоящему жадные. Жадных мы не любим – потому будем искать.

И они начали обыск. Такого потрясающего бардака я в своей жизни не видал: вытащили на палубу и вытряхнули весь багаж, даже шамонит из рундука, салфетки из гальюна, матрацы из кубрика и жестяные кружки с недопитым чаем со стола. Без боли душевной на всё это смотреть было невозможно, но оставалось нам только скрипеть зубами – две стодвухмиллиметровки и зенитная спарка с борта эсминца смотрели на нас строго и укоризненно.

А погромщики-наемники смотрели на нас жалостливо, а друг на друга – растерянно.

– То есть вы НА САМОМ ДЕЛЕ побывали на Золотом острове и не увезли с собой ни одного завалящего бруска? – спросил офицер каким-то трагическим тоном.

– Истинная правда, ей-Богу,– сказал Джимми Коллинз.

– Ну, вы, конечно, да-а-а-а... Пойдемте отсюда прочь, джентльмены, поживиться нечем.

И наемники полезли на борт эсминца. И их абсолютно не интересовало, откуда у нас взялся торпедный катер протекторатской постройки. И пункт нашего назначения их не интересовал, и истинные причины и предпосылки нашего визита на Золотой остров.

– Счастливо оставаться, неудачники, – сказали нам в мегафон, эсминец "Йеллоу Хоук" компании "Кримсон Фог" выдал издевательский гудок и, перемалывая винтами воду, живо отвалил в сторону, и, набирая ход, пошел в сторону горизонта.

Когда расстояние между нами стало значительным, Доусон сказал:

– Они бы как пить дать нас прикончили, если бы нашли золото, – и мы взялись наводить порядок.

* * *

Остров Дьюси – ближайший к Золотому – мы заметили спустя три часа ходу. Обычно он никого не интересовал: жалкий клочок суши площадью не более квадратной мили посреди океана. Атолл, созданный жизненными усилиями мириад крохотных организмов – кораллов, поднявшихся со дна морского в течение многих поколений. Течениями сюда за века нанесло песку и мусора, и деревьев, и тины, и водорослей. Потом остров обнаружили птицы – и нагадили на него, попутно принеся семена растений. Появились черепахи и моллюски, и Бог знает кто еще...

Нас интересовали пальмы – и они росли тут в изобилии, целая роща. Нужно было десять-двадцать стволов, подходили и старые, высохшие, им мы были готовы даже отдать предпочтение.

– Давайте заночуем на острове, а? Войдем в лагуну, днище у нас металлическое – выдержит, и будем как у Бога за пазухой, – предложил Коллинз, – Поработаем утром, а потом двинем к другому острову, как бишь его – Сэнди?

До Сэнди было километров 250, понятия не имею, сколько это в кабельтовых. Предложение показалось дельным, и я стал на носу, периодически забрасывая лот, чтобы измерить глубину, Доусон пристроился в кочегарке, а Коллинз – у руля в рубке.

Остров располагался полумесяцем, окружность завершали рифы, которые располагались на разной глубине. Наша миноноска была практически плоскодонной и негабаритной, а потому – легко нашла проход среди кораллов. Медленно, едва-едва попыхивая дымом из трубы, катер входил в эту природную гавань. Я всматривался в песчаный берег, листву пальм и ветви экзотических деревьев, зеленый ковер травы и думал, что именно так представлял себе рай в детстве.

Вдруг среди всего этого великолепия мне показалось, что я увидел ангела. Ну, как обычно представляют ангелов? Стройный, летящий, невесомый силуэт, легкие светлые одеяния, белокурые волосы... Я моргнул, потом ущипнул себя за ногу, но фигура оставалась всё там же – на берегу атолла Дьюси!

– Ребята, а... – начал я неуверенно и указал рукой в сторону мистического видения.

– Баба! Ей-Богу, на острове – женщина! – выпучил глаза Коллинз, – Я ведь не один это вижу?

Женщина – и прехорошенькая! – выбежала на отмель и замахала нам руками, приветствуя по-арелатски, по-имперски и на лаймиш.

– Ради всего святого, только не уплывайте, только не уплывайте! – приговаривала она, умоляюще сложив руки.

– Никуда мы не уплывем, мадам... – галатно приподнял головной убор Коллинз, когда мы приблизились к берегу на несколько метров, – Мы намереваемся пристать к берегу.

– О, это прекрасно, просто прекрасно!– тонкая, высокая, с длинной шеей, большими глазами и чуть курносым носом, она была настоящей красавицей, – Вы ведь увезете нас отсюда? Куда угодно, только бы видеть еще живые человеческие лица, слышать музыку, есть обычную человеческую пищу...

– Вы не одна на острове? – спросил я настороженно.

– Еды у нас полно, – сказал славный парень Джим Коллинз, и мне стало стыдно.

– Я позову Пьера, хотя последние четыре месяца мы и не разговариваем,– она глядела на нас не сходя с места, как будто мы были какими-то диковинными существами.

Доусон вылез из кочегарки и размотал канат, Коллинз спрыгнул в тихие, теплые воды лагуны и выбрался на берег, затем подобрал конец и закрепил его на одной из пальм. Незнакомка всплеснула руками и убежала куда-то в глубину пальмовой рощи.

Я сходил в кубрик и сунул в карман револьвер. Черт его знает, что здесь творится, на этом острове... Милое личико и изящная фигурка уже давно не были для меня достаточным поводом для безусловного применения презумпции невиновности. А еще этот таинственный Пьер!

Мы не отходили далеко от катера – разложили костёр из собранных сухих веток и пальмовых листьев, и принялись готовить ужин: макароны в большой кастрюле и копченая грудинка, поджаренная на палочках. Еще у нас имелись фрукты с Золотого острова, но этого добра и здесь хватало. А вот что касается жареной свинины... Не знаю, кой черт занес их сюда, но если она не разговаривает с этим своим Пьером уже целых четыре месяца – то грудинки им явно приходилось отведывать давненько!

Стремительно, как и всегда в этих широтах, спустились сумерки. Тропическая ночь наполнялась аппетитными ароматами, ветер уносил в звездное небо искры костра, ленивые воды лагуны тихо плескались о берег. Мы сидели прямо на теплом еще песке и ждали, пока еда приготовится.

– Оставим им две порции и приступим? – предложил Коллинз, раскладывая поварешкой макароны из кастрюли по мискам.

Мы такую его инициативу поддержали всецело.

* * *

Они появились одновременно с разных сторон: красавица, которая сменила свои непонятные одеяния на видавший виды, но всё еще приличный кремовый брючный костюм, и худощавый мужчина в латанном-перелатанном сюртуке, оборванных по краю штанах в полосочку и ярком красном галстуке-бабочке. Без рубашки – но с чем-то вроде сетчатой авоськи в руках.

Волосы его торчали во все стороны, борода представляла собой жуткое зрелище, но глаза горели любопытным огнем, а на губах играла улыбка.

– Господа, господа! – светским тоном проговорил он, – Рад приветствовать вас в своих владениях. Я принес к ужину кокосы, финики и мидии – их можно запекать на костре... Вот они тут, в этой, с позволения сказать, сумке. Но я готов дать свою бороду на отсечение, если вы угостите меня макаронами... Кстати, о бороде – не найдется ли у вас бритвенных принадлежностей?

– Конечно-конечно, – засуетился Коллинз как самый дружелюбный из нас.

Он мигом навалил им макарон и снял с прутиков по нескольку кусочков мяса. Доусон орудовал с кофейником, и я видел, как затрепетали ноздри незнакомки, которая пыталась есть аккуратно, накалывая на вилку небольшие порции – но это стоило ей серьезных волевых усилий. Некоторое время мы молчали, работая челюстями: мы здорово проголодались за несколько часов плавания и уборки бардака, который устроили наемники. А об островитянах и говорить было нечего – наверняка эти макароны с мясом казались им пищей Богов.

Наконец мужчина удовлетворенно выдохнул и поднял глаза к небу. Его ястребиный нос придавал лицу некое агрессивное, властное выражение – хотя ситуация не располагала ни к агрессии, ни к высокомерию.

– Послушайте... Если вы доставите нас к цивилизации – я найду чем с вами расплатиться, – начал он, – Мы – жертвы кораблекрушения, и провели тут безвылазно около двух лет, если я не ошибаюсь. Какое нынче число?

Коллинз назвал дату, и женщина как-то тоскливо вздохнула, а мужчина энергично кивнул:

– Два года, один месяц и восемнадцать дней!

Я уже начинал подозревать, кто передо мной, но пока не настаивал на раскрытии инкогнито этой парочки. Только сказал:

– Тяжко вам пришлось, наверное...

– Ерунда! – откликнулся он, – Было время подумать, было время строить планы, учесть ошибки... Время мечтать о великом будущем!

Женщина снова горестно вздохнула:

– Я мечтаю только об одном, Пьер – никогда больше не видеть твою физиономию... – сколько ей было лет? Двадцать пять? Тридцать четыре?

– Да бросьте вы, сударыня,– сделал небрежный жест тот, кого назвали Пьером, – Мы не так уж плохо проводили время вместе! Моя королева...

– О, Боже... Не начинай!

– Госпожа Монроз, вы так жестоки... – нарочито завывая и прижимая руки к груди простонал Пьер, – Мы сможем начать всё заново!

– Постыдился бы людей! – шикнула госпожа Монроз.

Люди – то есть я, Коллинз и Доусон, не знали – плакать или смеяться. Это было комично, конечно, но два года на крохотном острове в компании только друг друга, без всякой связи с внешним миром – это кого угодно может свести с ума.

– Завтра вы поможете нам набрать топлива для катера, мистер Пьер, и потом, когда мы будем причаливать к другим островам – тоже,– сказал практичный Доусон. – И мы возьмем с собой свежих фруктов и мидий, и кокосов – это и будет ваша плата за проезд. Удобства не обещаем, наше судно небольшое... Но мы сами в некотором роде потерпели кораблекрушение...

Коллинз кивнул:

– Само Провидение прислало нас к вам, ей-Богу. Если бы чертовы анархисты дали нам достаточно топлива, или если бы Доусон не предложил топить котел дровами... Мы бы проплыли мимо!

– Как и всякий корабль до вас... – госпожа Монроз откинула голову, глядя на луну. – Каждый корабль в последние два года! Но, кажется, вы люди не бесчестные, и мы можем рассчитывать на спасение... Мы расплатимся с вами сполна, как только доберемся до цивилизованных мест.

Этого я и боялся – расплаты. Моя уверенность в том, кого мы повстречали таким удивительным образом, всё крепла, и я проговорил:

– У меня есть бритвенный станок, помазок и мыло, а на катере имеется зеркало... Кажется, вы изъявляли желание...

– Это было бы просто счастье! – Пьер чуть ли не подпрыгнул.

Женщина встала на ноги и отряхнула песок:

– Я, пожалуй, пойду. Нужно собрать вещи, книги... Их немного, но они всё же важны для меня. Вы ведь не уплывете, правда?

– Не уплывем, будьте уверены, мисс... Миссис...– попытался быть вежливым Коллинз.

– Мисс! – бросила гневный взгляд на Пьера красавица и царственной походкой удалилась прочь, в темноту.

Она двигалась как профессиональная танцовщица или балерина. Прекрасная женщина. Прекрасная – и опасная.

Коллинз и Доусон остались у костра – у них был самогон от Бойла. А мы с Пьером поднялись на борт катера. Я видел хищные взгляды, которые Пьер бросал по сторонам, оглядывая внутренности миноноски. А потому, как только мы оказались в рубке, скрытые от посторонних глаз, тут же ухватил его за горло, прижал к стенке, а в живот направил револьвер, прорычав:

– Даже и думать не смейте! Я знаю, кто вы есть такой, Петр Петрович Пьянков-Питкевич! – надеюсь, это прозвучало решительно.

На секунду в его зрачках мелькнул страх, который снова сменился всепоглощающим любопытством:

– Вот как! Приятно, что меня помнят... А вы из тех или из этих? Не говорите, не говорите... Вижу же, что из этих. Эти ваши обычно люди конкретные, слово свое держат, не то, что те... Значит, мы сможем договориться. Значит, я всё же могу побриться, верно?

Каков мерзавец, а? Чистый восторг!

– Брейтесь, Петр Петрович, но знайте – вы для меня приятное дополнение. Обойдусь и без вас. Всё, что мне нужно, я уже добыл у Шельги на Золотом острове. Так что пущу вам пулю в лоб и выкину в лагуну...

– Бросьте, вы не убийца... – он вгляделся мне в глаза, – Но смерти повидали достаточно, это да. Отпустите уже наконец мое горло и дайте мне чертову бритву!

XI БЕРЕГА СИПАНГИ

Катер рассекал океанические просторы. До Сипанги оставалась какая-то полусотня верст, и топлива нам хватало – даже с запасом. Мы все расслабились, только Коллинз бдил в рубке за штурвалом. Я пытался разговорить Пьянкова-Питкевича с помощью алкоголя. Получалось хорошо, даже слишком.

– ..ладно, а Сальватор? Знакомы с ним? – забросил новую удочку я.

– Вивисектор. Как и Моро – оба мясники, каких свет не видывал! Подумать только – они не используют эфир или другую анестезию, режут по живому... Принципы у них! Вы видали результаты их экспериментов? Тьфу, пакость! – Петр Петрович сплюнул за борт, а потом с наслаждением затянулся папиросой, – Вот Керн – другое дело. Это хирург от Бога! Доуэль его научил как следует, жаль– скоропостижно скончался. Я видал у него в лаборатории собачку – представьте себе! – с головой другой собачки. Волшебник этот Керн! Нет, не только он... И у нас кудесников полно – те же Преображенский с Борменталем... Хотите, я вам страшную и странную вещь скажу?

– Ну, говорите... – я откинулся спиной на пальмовые поленья, которые мы закрепили в гнездах для пусковых аппаратов, и смотрел на этот ставший совсем узнаваемым острый птичий профиль с эспаньолкой.

Он чем-то напоминал Новодворского. Только Новодворский был идеалистом, а Пьянков-Питкевич, он же Пьер Гарри, являлся отменным эгоцентриком, гедонистом и нарциссом. Всё, что он делал, всё, что пытался создать, всё это делалось и создавалось только для удовлетворения его личных амбиций. Вот и теперь этот гениальный авантюрист явно получал удовольствие от табака, от беседы, от возможности поведать некие тайны мне – случайному человеку. Главное для него было – произвести впечатление на окружающих и на себя любимого.

– Я долго думал – как так получилось, что мы за пятьдесят лет прошли путь от курной избы до радио, тепловых лучей и аэропланов... Знаете, что такое курная изба? Я бывал в такой. Земляной пол, на полу – очаг, дым выходит в отверстие в соломенной крыше. Всё внутреннее пространство заполнено дымом! И селяне зимовали в таких жилищах – еще каких-то полвека назад. Тысячелетиями.

– Но, позвольте, большая белая печь с лежанкой – это наш национальный символ, можно сказать! "По щучьему велению..." и прочее, – я пощелкал пальцами, вспоминая.

– И у скольких процентов селян была эта самая печь? – ехидно прищурился мой собеседник и снова затянулся папиросой.

Мне пришлось развести руками:

– Я вырос на юге, в горах. У нас дома строят каменные, и камины вместо печей.

– Тогда я сам скажу вам. До реформ середины прошлого века такие печи были у едва ли одной пятой сельских жителей. Остальное – мрак и кошмар, страшная нищета, тьма кромешная и скрежет зубов. И вот, представьте – родился наш Ванька в курной избе на глиняном полу, бегал босиком в рубахе и портах без исподнего и жевал хлеб с лебедой. А прожил пятьдесят лет, и теперь он, Иван Иванович, сидит на крыльце дома с настоящими стеклами и с жестяной крышей, в валенках и резиновых галошах, слушает музыку из патефона, пьет чай из самовара и по телеграфу заказывает себе из Мангазеи бисквиты с изюмом, чтоб ему их посылкой по железной дороге доставили... Осознаете масштабность изменений?

Под таким углом я всё это себе не представлял. Тем более – мне было куда меньше, чем пятьдесят лет.

– И что вы имеете в виду?

– Нас искусственно кто-то подтолкнул. Как раз те самые пятьдесят лет назад.

– Нас – в смысле вас, ученых? Или нас – в смысле Империю?

– Нас – в смысле всё цивилизованное человечество. Но и Империю тоже. Например – железные дороги. Мы ведь были первыми! Не будь у нас магистральных железных дорог – Империя бы точно развалилась, если не во время Эвксинской войны, то после революции – точно. А книги? А синематограф? А музыка? Просто сравните: сто лет назад – и пятьдесят. Разница колоссальная!

– Опять – иллюминаты? – я недоверчиво отмахнулся, – Нет никакого мирового правительства, мне это совершенно точно известно.

Но задумался. Ну да, Эвксинскую войну сорок лет назад мы выиграли только потому, что военное министерство сумело вовремя перебросить вооружения, артиллерию и подкрепления в Яшму из столицы – по железной дороге, которую закончили строить за полгода до конфликта с коалицией из Альянса, Руссильона, Арелата и нескольких аппенинских городов-государств... Но это ведь было таким очевидным решением – развивать транспортную сеть для такой огромной страны как Империя! В этом мне не виделось ничего сверхъестественного. И в песнях, и в книгах тоже не было колдовства или мистики. Ну да, тот период так и называли – Серебряный век, из-за настоящего прорыва в художественной культуре, но... Был ведь до этого еще и век Золотой, заря имперской литературы, живописи, музыки. Опять – иллюминаты?

– Мне тоже – известно, – хихикнул Петр Петрович, – Я пытался его организовать, это мировое правительство – и ни черта путного не получилось. Дело не в иллюминатах... Тут штука в другом. Думаю – кто-то знал всё наперед! У меня две мысли: или в прошлом веке родилась одновременно целая плеяда пророков библейской силы, или... Или...

– Или что? Давайте уже, говорите!

– Или у нас тут побывали гости из будущего. И одного из них, скорее всего, я знал лично.

Я покосился на стоящую между нами бутыль "амброзии" Бойла. Пьянков-Питкевич вполне оправдывал свою фамилию – надрались мы с ним прилично: у него тоже была морская болезнь, лечились вместе. Что думать по поводу его слов, я не знал, да и охота за таинственными "гостями из будущего" в планы не входила – нужно был охотиться на гусей и лосей. То есть – на Гусева и Лося.

– А Лося? Лося вы знаете?

– Пф-ф-ф-ф! Наркоман. Но инженер талантливый!

– Как думаете, что будет, если мы с вами к нему заявимся?

– Если он не помер еще от опиума – то примет с распростертыми объятьями. А он сейчас где?

– На Сипанге, в Ассинибойне. Мы туда и направляемся. Окажете услугу, представите меня ему?

– Это что это, и вам на Марс захотелось? На черта вам Марс, а? Посмотрите, как тут красиво! – он пялился на госпожу Монроз, которая стояла на носу катера, опершись на бушприт, и ветер трепал ее волосы, – На черта нам на Марс?

На Марс мне и вправду было незачем. Мне нужно было в Ассинибойн.

* * *

Впереди маячил темно-зеленый берег Сипанги, голубой океан приобретал мутноватые оттенки, подкрашиваясь илистой речной водой, которую течение выносило на несколько верст от линии прибоя.

– Хотите денег, Петр Петрович? – спросил я.

Моя сорочка и брюки были ему несколько великоваты, но красный галстук-бабочка скрашивал впечатление. Мне пришлось снова надевать хаки – да и Бог с ним. На Сипанге – а тем более в Ассинибойне – каких только нарядов не встретишь. Так мне говорили морячки, а я склонен был им верить.

– Денег? Хочу. Что нужно делать? – блеснул своими мефистофелевскими черными глазами Пьянков-Питкевич, – Наверное, будет безопаснее получить наличность из независимых источников, чем пытаться сразу вскрывать старые запасы... Да, милая?

– Поди к черту, Пьер, – отбрила его красавица, – Мне от тебя ничего больше не нужно. Сыта по горло твоими авантюрами... Господи, я потратила на тебя и на твоё самолюбование все эти годы! Мне довольно будет только таксомотора до телеграфной станции! У меня полно друзей, знакомых...

– Опять пойдешь к своим проститутам и лесбиянам? Тебя еще не утомила вечно подгнившая богема? – Петр Петрович был само ехидство.

– После двух лет твоего общества? О-о-о-о-о, я очень соскучилась по подгнившей богеме!

– Что ж, одной проблемой меньше. Ты всегда сможешь вернуться ко мне, частота для связи та же... – он, казалось, тут же забыл про нее и повернулся ко мне, – Так что там с деньгами, м?

Катер входил в устье реки Марайас, на которой стоял Ассинибойн. Мангровые болота, заросли диковинных деревьев, чьи корни огромными колоннами и арками уходили в речное дно – вот что окружало нас со всех сторон. Под сводом пышных крон было душно, вились москиты, солнце едва-едва могло пробиться сквозь густой лиственный покров.

– Глядите – кайман! – воскликнула госпожа Монроз.

Рептилия не менее двух с половиной или трех метров в длину проплывала мимо нашего кораблика, едва шевеля лапами и хвостом. На ее удлиненной башке восседали две птицы с ярким оперением и оживленно переговаривались меж собой.

– Какое чудовище... – снова проговорила молодая женщина, поглядывая то на каймана, то на Петра Петровича.

Мне хотелось как можно скорее избавиться от них обоих или хотя бы от нее одной – наблюдать эти сцены было просто невыносимо. Я бы выбросил их за борт – но Петр Петрович был мне нужен, а госпожа Монроз всё-таки являлась настоящей красавицей, а бросать за борт в набежавшую волну красавиц – моветон.

– Так вот, о деньгах... – я ухватил неудавшегося властелина мира за рукав, потянул на корму, и, перейдя за шепот, проговорил: – Трубочки с паралитическим газом, господин Пьянков-Питкевич. Вот что вы мне сделаете. И подготовите техническую документацию. Продумайте, что вам для этого понадобится, составьте список, я раздобуду средства, а вы найдете помещение в Ассинибойне.

Он удивленно воззрился на меня, переваривая услышанное, а потом согласно кивнул.

* * *

Огромное предместье Ассинибойна и все припортовые районы появились гораздо позже основания города, и потому вынуждены были приспосабливаться к условиям мангровых зарослей. Высокие каменные фундаменты или сваи – вот что спасало постройки от разливов полноводного Марайаса и океанических приливов.

Когда вода спадала – жилища бедноты и немногочисленные капитальные здания зависали над рекой на высоте двух-трех метров, и в ход пускали многочисленные лестницы. У гостиниц, магазинов и контор они были каменным, со ступенями, заросшими ракушками и тиной. У дощатых домишек, лабазов и притончиков – приставные и веревочные, истертые от частого использования.

– Почему они просто не переедут туда, где немного суше? – спросила госпожа Монроз.

– Деньги, мэм, – откликнулся Джимми Коллинз, – Ассинибойн очень денежное место. Здесь торгуют опиумом, метиловым спиртом, селитрой, красителями и каучуком, вокруг города – плантации гевеи и ризофоры, в центральных районах – промышленные предприятия. Работы хватает! Если есть деньги и работа – люди готовы терпеть что угодно. Даже кайманов и гнус.

Улицами для этого странного поселения на воде служили судоходные каналы, фарватер которых регулярно расчищался и углублялся паровыми земснарядами. Плоскодонные баржи, ведомые буксирами, сновали по этим магистралям в таком же оживленном ритме, как в обычном городе – трамваи, автомобили и пролетки. Грузы, пассажиры, животные – всё это беспрестанно перемещалось, создавая непередаваемую какофонию и суету. Коллинзу стоило немалых усилий аккуратно вести наш кораблик среди всего этого хаоса.

Наконец мы приблизились к одному из пирсов для маломерных судов. Там были свободны несколько швартовочных мест, и размахивал руками какой-то энергичный мужчина в шляпе с высокой тульей и значком таможенного чиновника. Интересно у них тут налажена работа таможни...

– Сюда, сюда! Здесь лучшие цены за стоянку!

Он не был настоящим таможенником. Как и всё остальное в Сипанге – эта сфера была отдана на откуп частным предпринимателям. Так что даже документов у нас никто не проверил: не выносили ничего, кроме личного багажа, на берег – и ладно. Я уплатил взнос за первые три дня, получил квитанцию и вручил ее парням:

– Вы свое решение не изменили? Курьерское дело?

Морячки переглянулись и синхронно кивнули.

– Пойдем в торгово-промышленную палату, зарегистрируемся. Пару дней тут постоим, осмотримся – вы подходите, пообщаемся, нужно же будет как-то держать связь...

– Всенепременно! – багажа у меня было с гулькин нос – всё тот же саквояж – так что, испытывая легкую грусть от расставания с Коллинзом и Доусоном, я зашагал к Петру Петровичу, который задумчиво глядел куда-то в сторону Верхнего Города – элитного района Ассинибойна.