Текст книги "Атташе (СИ)"

Автор книги: Евгений Капба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

VIII ЗОЛОТОЙ ОСТРОВ

Наша шлюпка была суденышком примечательным. Не та утлая скорлупка, какими обычно комплектуются каботажники и речные суда, а настоящий маленький корабль с удивительным запасом прочности и плавучести. Корпус был укреплен металлом, на носу и корме имелись воздушные ящики, в бортах – пробковый слой, в киле – солидный балласт против переворачивания. По большому счету она была непотопляемой, даже полная воды – разве что саданет волной о скалы, или кто из пушки выстрелит.

Паруса были полны свежего ветра – оба гафельных и косой – на носу. Черта с два я бы с ними справился в одиночку, но морячки дело свое знали на "ять": Коллинз контролировал румпель, Доусон орудовал со шкотами, а я или помогал, играя роль юнги-акселерата, или занимался всякой мелочевкой: пытался поймать рыбу, вчитывался в писанину Герлиха, каждый час крутил настройки на рации, проверяя частоты.

Радиоэфир был чист, нас не искали. От выкладок Герлиха кипели мозги, и становилось дурно. Я чуть было не окунулся в высокую политику, оказавшись в окружении Императора – и бежал от нее как черт от ладана. И вот сия чаша снова меня настигла. Обладая этими документами, я мог бы... Мог бы...

– Да пошло оно к черту, – сказал я, размахнулся и швырнул папку в океан.

Она раскрылась на ветру, и бесценные бумаги рассыпались по поверхности воды, постепенно намокая и сминаясь на волнах. Какой-то активный тунец рванул к мнимой добыче и бестолково закружил, взбивая плавниками волны и смешивая их со скандалами, интригами и расследованиями ныне покойного герра Йозефа Герлиха.

* * *

– А как же... – Джимми Коллинз смотрел на меня вытаращенными глазами.

Джек Доусон задумчиво чесал затылок.

– Я хочу, чтобы каждый из вас задал себе один-единственный вопрос: оно нам надо? – и глянул сначала на Джека, а потом на Джима.

Парни задумались.

– Получается, сначала герр Герлих из симпатии к вам передал через меня сведения о том, что анархисты затевают провокацию и взрыв. А уж после того, как они подсунули змею в кровать – свалить с корабля и вовсе стало лучшим вариантом. Так что мы виновны только в краже шлюпки, и по Сипангским законам должны будем или внести сумму, превышающую ущерб в два раза, или сесть в тюрьму, – выдал удобоваримую версию Коллинз.

– Кто-то видел, как ты говорил с Герлихом? – напрягся Доусон.

Он, хоть и выглядел балбесом, ситуацию прочувствовал до печенок. Быть исполосованным на ремни ретивыми рыцарями плаща и кинжала из Тайного Капитула или наемниками картелей – удовольствие ниже среднего.

– Нет, – покачал головой Коллинз, – Мы встретились на верхней палубе, я драил медяшки, и никого вокруг точно не было. Он прошипел, что, мол, узнал меня и дал наводку на тайник. Вот и всё.

– Значит, всё, что нас связывает с этой историей – рация, так? И сам факт того, что мы имели отношение к "Голиафу"... А нам точно нужно на "Сипангу"? – спросил Джек.

Я хмуро кивнул. На Сипангу мне точно было нужно.

– А то могли бы заглянуть на Золотой остров, к Шельге... Там можно запросто затеряться. Тут недалеко, каких-то полтыщи кабельтовых! При попутном ветре – ерунда! Хотя наши анархисты наверняка тоже туда отправятся, там для таких настоящий рай!

Золотой остров? Это было что-то из истории про Пьянкова-Питкевича и его эксперимент по добыче драгоценных металлов непосредственно из мантии нашей планеты. И вроде как эксперимент не удался из-за бунта рабочих – а так он имел все шансы обрушить мировой рынок. И именно после этого следы амбициозного инженера потерялись... Можно было попробовать стать на след великого изобретателя и таинственной мадам Ламоль, но это почти наверняка означало бы столкновение с теми, кто уже два раза пытался меня прикончить.

– Praemonitus, praemunitus – сказал я.

– Что?

– Кто предупрежден – тот вооружен. Курс на Золотой остров.

* * *

Судя по карте, это был целый архипелаг – если можно было так назвать острова, располагающиеся друг от друга на расстоянии сотен километров. Золотой остров – он же Хендерсон – был вторым по величине и до недавних пор необитаемым. По каким-то неведомым причинам именно здесь Пьянков-Питкевич при поддержке главы «Анилин Роллинг Компани»-химического короля Сипанги Дональда Роллинга запустил свой проект по золотодобыче. Какое-то у него было интересное оборудование – с применением концентрированных тепловых лучей... Параболоид, синусоид, экспонентоид – какое-то такое математическое название....

Меня не интересовал тепловой луч, а графики алгебраических функций – тем более. Задание стояло – добыть шамонит, топливо, которое использовали в этом оборудовании, и на Золотом острове его образцы, пожалуй, можно было раздобыть с не меньшей вероятностью, чем в том заброшенном цеху анилиновой компании, на который у меня имелось наводка. Я строил отдаленные планы заглянуть сюда на обратном пути на каком-нибудь зафрахтованном судне или с контрабандистами – но ситуация на "Голиафе" внесла свои коррективы. Острова – значит острова.

Климат морской субтропический, происхождение – вулканическое и коралловое, население – анархическое и враждебное. Раньше на паре-тройке из этих клочков суши проживали аборигены, но теперь они частью растворились в массе переселенцев, а частью были уничтожены со всей жестокостью, свойственной цивилизованным народам.

Ловили рыбу, промышляли жемчуг, жевали кокосы, ели бананы. Потом пришли инженер Пьянков-Питкевич и химический король Роллинг, навезли машин, людей, оружия, вывернули всю жизнь Золотого острова наизнанку – и получили удар в спину от бывшего уполномоченного из Мангазеи – Василия Шельги, который до этого всюду ошивался с ними, выполняя роль то ли консультанта, то ли телохранителя – черт его знает. Когда из-за блокады флотом картелей Сипанги на острове начались волнения шахтеров и обслуживающего персонала, Шельгу отправили с ними договариваться – мол, лоялист, вожак толпы и всё такое, народная косточка – должен справиться. Он и справился – возглавил бунт и захватил остров. Даже Ассамблею созвал и призвал всех трудящихся мира присоединиться к нему в борьбе против мирового империализма и корпораций. Так до сих пор и призывает, кстати.

Петра Петровича Пьянкова-Питкевича Джек Доусон величал не иначе, чем "Пьер Гарри". Почему так – одному Богу известно, в любом случае он отзывался об инженере с восхищением – мол, авантюрист, проходимец, дел наворотил и за решетку не попал. Сидит, небось, со своей мадам Ламоль на вот таком же вот приятном острове в окружении груды сокровищ, коктейли пьет и жизнью наслаждается.

* * *

Нам оставалось около пятидесяти километров ходу, и мы расслабились, сытно поужинали и чувствовали себя вполне прилично, наслаждаясь погожей тропической ночью. Волнение было умеренное, свежий ветер наполнял паруса, подгоняя шлюпку. Вдруг завопила радиостанция – голос научились передавать уже лет пять как, теперь этим пользовались повсеместно. Прогресс, однако!

Но вот этот конкретный голос, который вещал на лаймиш с чудовищным тевтонским акцентом, никакого оптимизма не внушал.

– Говорит пассажирский пароход "Карпатия"! Наблюдаем место катастрофы "Голиафа". Выживших не обнаружено. Просьба всем судам, кто слышит это сообщение, присоединиться к поискам выживших! Повторяю! "Голиаф" столкнулся с айсбергом! Наблюдаем место катастрофы, ведем поисковые работы...

– Твою мать, – сказал Джимми Коллинз, – "Карпатия", порт приписки – Вотансхафен. Протекторат.

Ну, что тут можно было сказать? Это был тот самый случай, когда наши действия не имели никакого значения. Что могли бы сделать три молодых мужчины против всего корабля? Бегать и размахивать папкой Герлиха? Всех рассадить по шлюпкам и грести к Золотому острову? Так мест на лодках и катерах было 1072, а экипажа и пассажиров – около трех тысяч. Те, кто проектировал лайнер, изначально похоронили две трети людей. Тех, кто был в трюмах, конечно – пассажиров третьего и второго классов. У них стоимость места в шлюпке в билет не входила, черт побери.

Мне живо представились ребята в шлемах с рожками, которые плавают меж обломков погибшего "Голиафа" на лодках и деловито достреливают выживших. Международный скандал Капитулу Ордена пресвятой Девы Марии Тевтонской не нужен. Свидетели, которые могли бы рассказать о лодке с черным крестом на борту – тоже. Тем более, лодка была липовая. Наверняка и всплыла еще после торпедирования, чтобы ее с борта заснять успели...

То-то будут обескуражены любители провокаций, когда поймут, что такое есть на самом деле тевтонский орднунг. Тевтоны – они такие: мол, взялись судно топить от нашего имени, под нашим флагом – делайте это качественно, а то ведь исправлять приходится, подчищать...

Я подумал о Натали, капитане Шиллинге, Сартано, Вильсонах и еще сотнях и сотнях погибших. Какая тупая и бессмысленная смерть, положенная на алтарь геополитических интересов сильных мира сего! И если в Сан-Риоле я еще мог что-то предпринять, что-то сделать, то здесь – железный гроб посреди моря. И револьвер, решимость, пара верных товарищей и знание всей подноготной происходящего были бесполезны. Тут разве что эскадра военных кораблей или небольшой воздушный флот тяжелых гвардейских бомбовозов могли бы переменить ситуацию.

От тяжких дум отвлек радостный голос:

– Всем, всем, всем! Товарищи! Говорит Золотой остров!.. – и далее что-то бодрое, бравурное, сразу на трех языках: лаймиш, арелатском и имперском.

– Прибыли, – сказал Доусон, – Ну, держись теперь.

А Джимми Коллинз глянул в мою сторону и спросил:

– А в тех бумагах, там...

– Что?

– Нет, ничего, – и снова взялся за румпель.

* * *

Золотой остров производил двойственное впечатление. Он и состоял из двух больших районов – дворцового и промышленного, рабочего. Теперь, правда, никакого официального деления не имелось и границ – тоже. В длину – около десяти километров, в ширину – пять, он приютил около трех тысяч жителей, которые расселились везде, где душа пожелает.

Несколько поселков – обычные бамбуковые хижины с крышами из пальмовых ветвей – и вовсе разместились на побережье и выполняли роль пристаней – там, где путь к острову не преграждали коралловые рифы. Конечно, главный порт с пирсом и полуразрушенным грузовым терминалом располагался у подножия дворца – но туда соваться не стоило, потому как Изабелла Ли (если это была она) сотоварищи явно направилась бы напрямую к Шельге. Меня же интересовал шамонит и возможность сменять шлюпку с "Голиафа" на что-то менее примечательное.

За какие-то полчаса мы обогнули линию белых бурунов вдоль берега и вошли в один из проходов между рифами, обозначенный красными бакенами из металлических бочек. Кажется, на берегу до нас никому и дела не было: какие-то ленивые мужчины удили рыбу с пирса, из-под одного из навесов раздавалось бренчание на банджо и валил густой дым, донося сивушные запахи, меж столбов было развешано белье, которое сушилось на солнце.

Смуглая полная женщина в коротком, до колен, платье, вышла на пляж и стала снимать одежду, складывая ее в большую корзину, которую затем поставила себе на голову и скрылась из виду, покачивая широкими бедрами.

– Держись, говоришь? – усмехнулся Коллинз, поглядывая на Доусона.

– Да-а-а-а... Мне говорили – тут чуть ли не пиратская вольница, а оно вона как! – Джек явно был обескуражен.

Шлюпка ткнулась носом в песок, моряки выпрыгнули прямо в воду, я – следом. Общими усилиями мы вытащили лодку и остановились в нерешительности. Парни смотрели на меня, как бы ожидая инициативы – и с каких это пор я стал главным?

– Давайте сначала разберемся со шлюпкой и найдем ночлег, ладно? Вон там, под навесом, кто-то есть. Пойдем побеседуем...

Доусон остался сторожить пожитки – всё-таки у нас было кое-что ценное. Мы с Коллинзом двинули к навесу, из-под которого несло алкоголем и шел дым. Внезапно из дыма выскочил толстый человек в одних парусиновых штанах, но зато с объемистой кружкой в руке, и закричал:

– Амброзия! Нектар! Божественый ихор!– и, отхлебнув из кружки, блаженно закатил глаза. А потом, увидев нас, шагнул вперед: – Полдоллара за кварту, джентльмены – и вы в раю!

Его пузо тряслось, его щеки тряслись, и его кружка тряслась тоже.

– Предложение дельное, что уж тут! – вступил в разговор Коллинз, – Но мы прибыли, чтобы продать или сменять вон ту приличную шлюпочку и кое-какие вещички, ну знаешь...

– А-а-а-а, – понимающе улыбнулся самогонщик, и лицо его стало нарочито дружелюбным, – Тогда погодите, сейчас докапает – и пойдем договариваться. Меня, кстати, Бойл зовут.

– Джим, – представился Коллинз,– А что, вы покупаете парусные шлюпки?

– Мы покупаем всё! – расхохотался Бойл, – У нас тут полно золота и очень мало подходящих вещичек... Только такие скорлупки, как ваша, могут пройти мимо кораблей блокады.

Оказывается, картели платили нескольким эсминцам, чтобы они не подпускали к острову крупные суда – и при этом не приближались к побережью сами. Остров ведь недаром называли золотым – Пьянков-Питкевич таки добился своего, заполнив склады этим драгоценным металлом! Таким запасам позавидовала бы страна средней величины – такая, как Арелат, Иллирия или Руссильон. И поживиться его богатствами было чертовски большим соблазном.

У последнего бедняка тут была золотая посуда. Правда, на посуде этой никакого разнообразия кулинарных изысков не предвиделось – моллюски, рыба, фрукты, кокосовые орехи и кое-что с огородов ценилось куда больше, чем презренный металл. А вот рисковые контрабандисты готовы были рисковать жизнью, только бы увезти с собой пару-тройку "брусков" – так они называли золотые слитки. Именно эти пройдохи и провозили мимо боевых кораблей кое-что из предметов первой необходимости, медикаментов, инструментов и оборудования на остров. Наверное, капитаны имели долю – именно так работал бизнес на Сипанге.

Мои морячки налегли на "божественную амброзию" прямо тут, в тени шлюпки, расплатившись махоркой из карманов.

– Мы норму знаем, командир – заявил Коллинз, – Небось, добро убережем. Ты иди вопросы решай, а вот как суденышко нам присмотришь – тогда уже и зови, чтобы не надули тебя. Человек ты, конечно, непростой, но всё-таки сухопутный. А до тех пор – не кантовать. У нас законный отдых.

Спорить тут было бессмысленно – парни были в своем праве. У меня имелась опись всего нашего движимого имущества, включая рацию и холодное оружие из кают-компании "Голиафа", так что оставалось только выяснить цену всего этого. Мне нужна была пара-тройка винтовок и боеприпасы, и что-то вроде яхты старины Фахнерта – "Фрези Грант". Вся надежда была на рацию – она тут должна была цениться... Нет, не на вес золота. Дороже.

Самогонщик Бойл приоделся – лакированные туфли, чистая рубашка, брюки, парусиновый пиджак и шляпа-канапе.

– Во дворец идем! Там публика почище! – сказал он, – Еще надо бы штиблеты почистить, тут недалеко.

А как же анархия и классовое равенство, и тотальная свобода? В одних штанах, стало быть, перед "публикой почище" появляться невместно? Ну-ну.

Штиблеты чистил, конечно, смуглый мальчик-туземец. Он елозил дрянной, почти истершейся щеткой по какой-то черного цвета небольшой пирамидке, рядок которых был выставлен тут же перед ним в пыли, а потом ловко орудовал своим инструментом, наводя лоск на обувь. В качестве оплаты парнишка взял две сушеные рыбины.

– Товарищ,– сказал этот юный пролетарий Бойлу, – Не чиркайте спичкой о подошву до полудня, иначе ваши ноги сгорят. Эта штука дьявольски хорошо горит.

Бойл задумчиво почесал затылок:

– Опять лазили в шахту, черти? Вот Шельга вам уши надерет!

– Товарищ Шельга сейчас в запое, он нам уши надирать не будет, – убедительно наморщил нос мальчик, – Слышали, как он бодро по радио вещает? Это – верный признак.

– Ладно, ладно... – Бойл отмахнулся, – Пойдем его из запоя выводить. А ты гляди, товарищ, осторожно с шамонитом, а то спалишь весь остров к чертовой матери!

Осторожно – с чем?! Я шел за самогонщиком в состоянии прострации и постоянно оглядывался – на те самые пирамидки в пыли.

IX ТОВАРИЩИ

Мы миновали рабочий район. Жильем для местных служили бараки, сложенные из пальмовых стволов, или глинобитные, или из известняковых плит, с крышами из привозного железа. Кое-кто тут пытался организовать дело: небольшие гончарные, столярные или кузнечные мастерские, харчевни, сушилки для фруктов и рыбы, еще какие-то малопонятные производства. Но большая часть народа прозябала в праздном безделии.

Тому количеству людей, которые проживали на Золотом острове (несколько сотен, от силы – две тысячи человек), вполне хватало плодов и рыбы, и моллюсков, добычей которых можно было особенно не утруждаться. Еда чуть ли не сама падала в рот. Те, кто хотел большего – например, бритвенный прибор или патефон, или бутылку самогона – те еще пытались шевелиться. Но таких было не более пары сотен – из всей анархистской общины.

– Климат тут такой, располагающий... – развел руками Бойл, заприметив мои удивленные взгляды.

Действительно – десятки бездельников неплохо располагались под тенистыми кленами деревьев, играя в шашки, нарды, го или дженгу, попивая кофе или что покрепче. Многие просто полеживали на свежем воздухе прямо на траве или песочке. Одеты они были так же, как мой проводник в момент нашей с ним встречи: парусиновые штаны, иногда – что-то вроде жилетки или тюбетейки на голове. Женщины носили короткие светлые платья до колен, подпоясанные бельевой веревкой.

На плато – к дворцовому району – вела лестница. У ее подножия дежурили решительного вида молодчики в полувоенной одежде и вполне приличных шляпах. Не скрываясь, они носили оружие – кабуры с автоматическими пистолетами на поясах. На рукаве у каждого имелась перевязь из черно-красных лент. Наверное, они были кем-то вроде представителей власти, что ли? Хотя какая власть у анархистов?

– Бойл? Снова идешь предлагать своё пойло? У товарища Шельги и без тебя найдется, что выпить и чем закусить – вон, он как с утра пораньше по радио разоряется!

– Да слышали мы! Весь остров слышит... У меня другое дело – тут товарищи шлюпку продают и рацию.

Один из анархистов вдруг перешел на имперский язык, и, надеясь, наверное, что я его не пойму, обратился к своему товарищу:

– Мишань, а может, экспроприируем лодочку-то? Небось, сгодится в хозяйстве?

Я среагировал мгновенно, одновременно направляя револьвер прямо из кармана ему в междудушье:

– Мишань, ты скажи этому хозяйственному, чтобы он остыл, а то бесхозяйственным станет в момент... – проговорил я по-имперски.

Любитель чужого добра сдулся:

– Ну, ты резкий, дядя, – сказал он и шмыгнул носом.

– Нехорошо, товарищи! – погрозил я пальцем, – Человек человеку – друг, товарищ и брат, а вы – про экспроприации!

– А-а-а-а, так ты из наших... – протянули анархисты.

Я не стал их разочаровывать:

– Из наших, из наших...

И мы с Бойлом пошли вверх по лестнице. Местами пышные кроны тропических деревьев, увитые лианами, свешивались над самыми ступеньками, создавая благодатную тень, но такие участки были редкими. Большая часть ступенек была иссушена палящими лучами солнца. Подошвы шаркали по шершавым известняковым плиткам с мерзким звуком, и я старался аккуратно ставить ноги, чтобы его не слышать.

– Я узнал, что у меня есть огромная семья... – вырвалось само по себе.

– Что? – отдуваясь спросил самогонщик, оборачиваясь.

Пот тек у него по лицу, по кончику носа, меж лопаток и по брюху. А я ничего, я держался.

– Ничего, ничего. И тропинка, и лесок, в поле – каждый колосок... – ноги преодолевали ступеньку за ступенькой.

– Триста ступенек, – пропыхтел Бойл, – Раньше тут был фуникулер, но когда Шельга подвинул Пьера Гарри – ребята его сломали. Теперь поднимаемся по лестнице.

– Зато равенство, – сказал я.

Бойл выматерился.

* * *

Под мраморными сводами дворца королевы Золотого острова было не видать праздношатающихся бездельников. Тут, кажется, всё еще надеялись распространить идеи анархизма и ассамблейства на весь мир или хотя бы – на Сипангу. Множество ящиков с боеприпасами, оружием и прочим военным скарбом, целые штабели золота, запасы провианта и всего прочего – вот что лежало тут запросто, за открытыми дверьми! Опасаться им было нечего – каждый чужак тут был как бельмо на глазу: на меня то и дело оборачивались люди с решительными, острыми лицами – всех рас и национальностей.

Вдруг мне навстречу кинулся кто-то смутно знакомый, рыжий и в очках:

– Ты? Вы?! Здесь? Братишка! Поручик! – я, черт побери, припоминал его – это был доктор Кауперс, он лечил меня на Янге после моего лыжного забега через тундру с Нового Света.

– Доктор! – я на самом деле был рад его видеть.

– А как же?.. А куда же?.. И Дыбенко! – у него было слишком много вопросов, так что он всё вдыхал воздух и никак не мог выдохнуть.

– Лаймы, всё клятые лаймы! Взяли нас, якобы за браконьерство... Ну, и мы им дали жару – а потом давай Бог ноги!

– А Дыбенко? – он всё так же щурился, и почти не изменился и не поседел – разве что морщин стало больше.

– Жив, жив! Сейчас – в Федерации, Сан-Риоле, Натале – не знаю, где-то там. Виделись несколько месяцев назад.

– А-а-а-а! Это да, это в его натуре... – наверное, Кауперс думал, что Дыбенко сражается в армии президента Грэя, – А ты какими судьбами?

– Не поверите, доктор – случайно. Вот, шлюпку пытаюсь расторговать и рацию, или выменять на что-то стоящее. У меня и моих товарищей есть насущная необходимость попасть на Сипангу незамеченными, так что...

– И вы доверились Бойлу? – Кауперс как-то по детски наморщил нос, – Он же проходимец!

Самогонщик обиженно надулся:

– Я вообще-то всё слышу!

– Еще скажите, что вы не проходимец! – усмехнулся доктор.

– Я проходимец. Но проходимец обидчивый! И вообще – это я их нашел, а не вы! Имейте совесть, доктор.

– Ладно вам, Бойл, вы ведь точно хотели его надуть. Давайте пойдем к товарищу Шельге вместе – я поручика давно знаю, еще с гражданской войны, мне Вася охотнее поверит, чем вам.

Самогонщик шевелил полными губами, взвешивая все "за" и "против", а потом кивнул – так, что у него опять затряслись щеки. Мы снова пошли по залам, коридорам и анфиладам дворца, который напоминал именно то, чем и являлся на самом деле – убежище то ли партизан, то ли террористов, то ли революционеров. Оружие, транспаранты, пулеметные ленты в качестве элементов интерьера, боевитые надписи на стенах...

– Это, братишка, новая идея! Ин-тер-на-ци-о-наль-на-я! На Сипанге сейчас такое движение разворачивается... Жирные коты из картелей всё еще думают, что контролируют ситуацию, но это чушь! Первый удар по ним нанес Пьер Гарри, разогнав инфляцию своим золотом, второй – имперцы, придушив нашу Республику и перекрыв внутренний рынок, а третий нанесем мы... – Кауперс явно наслаждался происходящим, – Они думают, что заблокировали нас? Ни черта они не заблокировали!

Его фраза о том, что имперцы нанесли удар по Сипанге, перекрыв картелям путь на наши рынки, была довольно интересной, он как будто даже хвастал этим и гордился – но заострять внимание я на этом не стал. Не до того. Да и телодвижения анархистов за океаном меня интересовали мало – только в смысле их возможности или невозможности повлиять на выполнение моей миссии.

– Так что, идём к товарищу Шельге? – засуетился Кауперс.

– Идём!

Пока мы шли по сумрачному коридору, освещенному редкими лучами солнца из узких окошечек у самого потолка, я пытался понять, как сочетается всё это изобилие военного скарба во дворце с удивительной нищетой рабочего района и прибрежных деревенек. И ничего путного на ум не приходило.

У тяжелой металлической двери мы остановились. Навстречу нам вышли четверо охранников – с уже знакомыми автоматическими пистолетами и черно-красными лентами на рукавах.

– У него посетитель... – буркнул один из них – хмурый детина, скорее всего – тевтон.

– ..ница, – усмехнулся его соратник, похожий на сипангского креола, – Не переживайте, это ненадолго.

* * *

Мы сидели на скамьях сандалового дерева, которые были установлены вдоль стен, и ждали, когда откроется дверь.

И дверь открылась. И появилась Изабелла Ли. Растрепанная и какая-то потерянная, она выпорхнула из берлоги Шельги, бросила взгляд на меня, ахнула, как будто увидела привидение, и устремилась прочь по коридору.

– Знакомая? – спросил Кауперс.

Я пожал плечами и сказал:

– Певица.

– Ну-ну... Не просто певица. Товарищ Саламандра! – поднял палец вверх Кауперс.

Вот оно как! Цельная Саламандра! Охранник-тевтон заглянул в полуоткрытую дверь, поморщился и сказал нам:

– Входите! Только сильно не шумите – он не в форме...

Мы с Кауперсом вошли, дверь за нашими спинами захлопнулась. Пока глаза привыкали к полумраку, который тут царил благодаря плотно задвинутым портьерам, я пытался оглядеться. По всему выходило – обитель товарища Шельги ранее представляла собой библиотеку – слишком много книжных полок тут было. Теперь же это помещение выполняло роль рабочего кабинета, спальни и штаба одновременно. Может быть – еще и амурного будуара, но копаться в этих вопросах я точно не намеревался.

Василий Шельга – некогда уполномоченный по криминальным делам Мангазейской а потом столичной Ассамблеи, восседал прямо на столе, в одних галифе, с голым торсом, и курил. Это был зрелый, уже в возрасте мужчина – раньше великолепный спортсмен, мускулистый и легкий, теперь – слегка обрюзгший и небритый, но всё еще опасный. Он подозрительно уставился на меня, и его рука потянулась к пистолету, который лежал тут же, на столе.

Кауперс шагнул вперед и загородил меня своим телом:

– Вась, Вась, остынь... Это свой, из погранцов, с Нового Света бежал, мы с ним на Янге вместе бедовали, он на кухне у нас работал, такие кулеши с борщами делал – закачаешься!

– Борщи... Кулеши... От него старым режимом за версту разит! Кой черт ты его ко мне притащил?

– Шлюпку продает парусную новой конструкции и рацию. И холодное оружие коллекционное.

– А чего хочет? – они говорили так, будто меня не существует.

– Хочет транспорт до Сипанги. Их трое – еще какие-то два морячка вроде как. Сейчас шлюпку сторожат.

– И что – отчаянные ребята? А к делу свободы как настроены? – он глянул на меня, – В Сипангу по какой надобности?

– Меня наняли, чтобы найти кое-кого из наших, – туманно сказал я, а потом решил сдобрить конкретикой: – Гусев, слыхал про такого? У него в Империи сын родился, и супруга зело скучает. Хочет ему весточку передать, мол, ждет своего Алешеньку и амнистию ему пробьет, и заживут они на Севере долго и счастливо.

– Это Гусеву-то – амнистию? – Шельга хрипло расхохотался, – Ладно! Сын родился – это дело. Знаю я, где Гусева найти. И кораблик для тебя есть – но с нагрузкой.

– С какой-такой нагрузкой?

– А какую нагрузку можно получить на Золотом острове? Золото, известное дело. Задание верное – выходишь со своими морячками в океан по координатам, на Омаровую банку. Выбрасываешь ящики за борт – и свободен. Судно заметное, тебя точно досматривать станут – а ты уж и чист будешь, и не один картельный наймит ничего не найдет...

Доктор Кауперс удивленно глянул на товарища Шельгу. Тот вызывающе дернул подбородком:

– Ты сам привел этого человека. Его слову можно верить? Твоему слову можно верить, товарищ? – он испытующе уставился на меня.

Я выдержал этот взгляд битого жизнью волка. Один из немногих лоялистов – он не растерял своих идеалов. Это ему приписывают знаменитую фразу: "Хорошо то, что ведет к установлению власти Ассамблей по всему миру!" Он не был идейным анархистом, скорее – республиканцем, революционным демократом – но стал их вожаком, увидев в этих людях единственную силу, готовую к борьбе до победы. У него были ресурсы, авторитет и воля, у них – пламя в глазах и решимость. И тысячи сочувствующих по всему миру. Их видение слегка не совпадало, но победа – хотя бы локальная, в отдельно взятой стране – стоила компромисса. Почему именно Сипанга? Я собирался найти ответ, посмотрев на этот странный остров собственными глазами. И ради этого мне пришлось кивнуть Шельге и произнести:

– Я сделаю то, что тебе нужно. Выйти на точку, выбросить груз в море – это приемлемо. Скажи своим людям, чтобы готовили кораблик как положено – будь уверен, со мной прибыли ребята ушлые, они его обнюхают снизу доверху...

– Пусть нюхают! – ощерился Шельга.

Он протянул мне руку для рукопожатия, чтобы скрепить сделку. Я, поколебавшись немного, протянул свою ладонь ему навстречу. Где-то здесь был подвох, что-то тут было нечисто...

* * *

– Отличный кораблик, командир! – чумазая физиономия Джимми Коллинза высунулась из люка, ведущего в трюм, – Мечта!

Доусон хмуро замазывал серой краской тевтонские кресты на рубке. Он не был настроен так оптимистично – как и я, впрочем. Такие миноноски – или торпедные боты, как их называли лаймы – в Протекторатсмарине стали поступать в самом конце Великой войны. Кораблики могли выпустить до четырех самодвижущихся мин Уайтхеда единовременно, развивали ход около 35 узлов и были легко бронированы. Предусматривалось и вооружение парой автоматических пушек, но анархисты, конечно, их сняли, как и аппараты для пуска мин. Конечно, такой зверь будет очень заметным и наверняка привлечет внимание блокирующей эскадры!

– Я тебе и справку выбил – чин по чину, мол, приобретено у общины Золотого острова путем бартерной сделки, – суетился Кауперс, – Арестовать вас не могут, вы ничего противозаконного не сделали, а право частной собственности на Сипанге свято и нерушимо! Ты только письма-то мои отправь по почте, ладно?

У него был целый мешок этих писем. У анархистов ведь тоже есть родня – по всему свету! Вот и насовали товарищи конвертов, когда узнали, что появились кретины, готовые попробовать прорваться на Сипангу мимо эсминцев. Всяко шанс, что до родных весточка дойдет.

– Схожу к Бойлу,– сказал я Доусону, – Возьму его амброзии.

Парни понимающе переглянулись: Коллинз уже рассказал Джеку о моих отношениях с морской болезнью. Мне и вправду было несколько жутковато перед предстоящим путешествием: вряд ли удастся проводить много времени на свежем воздухе, учитывая конструкцию катера, который напоминал скорее консервную банку с коптилкой внутри, чем благородный океанический корабль... Предстояло несколько дней страданий и беспробудного пьянства – попеременно.

Конечно, настоящей моей целью был шамонит. Я понятия не имел, сколько именно его было нужно, а потому взял металлический рундучок побольше и положил в него кое-что из припасов с "Голиафа".И еще булатный офицерский кортик – последний экземпляр, не вошедший в переданную Шельге коллекцию краденного холодного оружия. Я сам не так давно был мальчишкой и точно знал – за кортик можно продать душу дьяволу.

* * *

– А-а-а-а, товарищ, приодели сапоги и решили их начистить? Рыбу я больше не беру, давайте что-то более существенное... – работник щетки и ваксы (точнее – щетки и шамонита) деловито подбоченился.