Текст книги "Нефертити. Повелительница Двух Земель"

Автор книги: Эвелин Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Египтяне не знали, где берет начало Нил. Но каждое лето река вздувалась и разливалась, вбирая в себя воду снегов, таявших в горах Абиссинии. Египтяне дали этому факту романтическое толкование: половодье считалось слезами Исиды, плачущей по своему любимому умершему Осирису.

Это случалось примерно в середине июня, в момент летнего солнцестояния. К этому времени город наполнялся паломниками, и начинались торжества, посвященные Исиде, богине жизни и любви. В небе показывался Сириус, звезда Исиды, самая яркая из всех звезд. Его прибытие на небеса означало начало нового года. От дворца до самой жалкой лачуги все обменивались подарками. Подарки получали все, молодые и старые, не забывали и о мертвых. Царь открывал свои сокровищницы и делал подарки знати, которая, в свою очередь, клала к его ногам свои самые драгоценные сокровища. Поэтому тронный зал дворца был заполнен грудами подарков. Здесь были золотые и серебряные колесницы, портреты царя, щиты, колчаны, луки и стрелы, мечи, кинжалы, зонты от солнца (которые рабы носили над мужчинами и женщинами), стулья, вазы, кубки и бесконечное количество дорогих безделушек, столь милых сердцам египтян.

Это было время показа мистерий – полных накала чувств обрядовых драм, в которых молодые актеры играли роли богов. Люди наслаждались представлениями и каждый раз заливались слезами в сцене смерти Осириса.

Бог умирал, но все знали, что смерть его была временной, как и все другие смерти в Египте. Однако без этой короткой трагедии не стала бы плакать его жена богиня Исида и вода в Ниле оставалась бы низкой. Низкая вода летом предвещала голод, которого египтяне боялись не меньше, чем чумы, через определенные промежутки времени опустошавшей страну. Впрочем, слишком сильные наводнения тоже были опасны.

Осенью Нил давал еще один повод для праздника. Созвездие Плеяд исчезало за ночным краем пустыни, наступал ноябрь, время Атириса. Вода спадала, и из-под нее появлялась плодородная черная земля – это был подарок Нила Египту. В землю сажали семена. Семена прорастали, и вместе с ними возрождался Осирис – символ непрекращающейся жизни. Из влажного ила, смешанного с семенами, люди лепили фигурки богов. Прорастание этих семян служило дополнительным доказательством вечности жизни.

Во время четвертого месяца года весь Египет ожидал воскрешения Осириса. За закрытыми дверями храмов, в темноте и тайне, совершались обряды. То было время медитаций, молитв и размышлений о душе. В конце концов двери храмов распахивались, жрецы выходили и провозглашали ликующим людям мистическую весть о том, что бог возродился.

Сбор урожая происходил весной и также сопровождался праздником, который начинался с горестных жалоб и выражений скорби, в то время как первое семя Осириса падало под медным лезвием косы. Впрочем, Исида одобряла уборку пшеницы и ячменя, поэтому начавшийся на грустной ноте сбор урожая заканчивался всеобщим ликованием.

Река давала им так много, что египтянам казалось, будто сама их страна является подарком Нила. Он был источником их жизни, а следовательно, богом. Духом Нила был Хапи (или Хапи-ноу). Каждый год в его честь проводился праздник. В воды Нила бросали нарядно одетых девственниц, чтобы они стали невестами Хапи. Каждый день реке возносилась специальная молитва: «Сохрани жизнь Египту!»

Однако Нил имел не только функциональное назначение, он был еще большой игровой площадкой для всего Египта. Будучи детьми, Эхнатон и Нефертити играли на его берегах, удили рыбу и охотились на плетеных рыбачьих лодках так же, как и люди каменного века и даже люди, жившие за тысячелетия до них. Сколько люди себя помнили, перед ними всегда текла река, а на реке всегда были лодки. Теперь у молодых царя и царицы было свое собственное судно для развлечений и спорта – их царская барка, украшенная флагами, устланная подушками, на которой имелась команда гребцов, перевозившая их из восточных Фив в западные и обратно. Кроме того, к их услугам был огромный царский флот. Корабли были большими, некоторые, шириной до 21 м и длиной до 60 м, могли взять на борт до 100 человек. Эти суда могли ходить и на веслах, и под парусами.

По Нилу шло интенсивное движение. Царские корабли уходили в плавания. Широкие квадратные паруса легко несли их на север, но когда они, тяжело груженные, возвращались назад в Фивы, морякам приходилось идти на веслах, преодолевая течение и ветер. В те времена Нил был одновременно и основной торговой магистралью, и дорогой, ведущей к приключениям. В каких только местах не бывали египетские моряки и всегда возвращались с несметными сокровищами, поступавшими в казну Эхнатона и Нефертити.

Как только вдалеке показывались возвращающиеся галеры, на длинном каменном причале Фив появлялась внушительная фигура мужчины в развевающихся белых одеждах с жезлом визиря в руках. Это был Птахмоз, человек, в чьи обязанности входило встречать все египетские и иностранные суда, привозившие дань царю.

Корабли привозили богатства со всего мира.

Они приходили из удивительных стран. Некоторые из них плавали «вверх по реке», на юг, в Абиссинию. Другие спускались вниз, к дельте, и по Средиземному морю вдоль восточного побережья, миновав Иерусалим и Тир, доплывали до Библоса в Сирии. Иные, покинув дельту, поворачивали обратно на юг и попадали в Красное море. В те времена существовал естественный водный путь, соединяющий Египет и Красное море. Однажды египтяне попробовали проложить канал между Средиземным и Красным морями. Эта попытка стоила жизни 120 000 человек, но пески постоянно заполняли вырытый людьми канал. И лишь спустя многие столетия Фердинанду де Лессепсу удалось построить постоянно действующий Суэцкий канал.

Визирь, а вместе с ним и все не занятое работой население Фив наблюдали за тяжело груженными кораблями, продвигавшимися между множеством камней. Наконец спускались широкие сходни, и начиналась разгрузка сокровищ. Бирюза и медь поступали из Синая. Из Ливана – плоты из связанных пахучих кедровых бревен. Из Малой Азии и Тира приходили совершенной формы вазы, серебряные и золотые сосуды, а с Кипра, Крита и островов Эгейского моря – замечательная мебель из слоновой кости, а также золотые и серебряные колесницы. На пристань сгружали лучшие товары из Азии, по сходням сводили величественных, горячих коней и прекрасных собак, столь любимых египтянами. Из всех земель поступали золотые кольца, браслеты и ожерелья, которыми в Египте расплачивались вместо денег. Кроме того, из Азии тысячами поступали только что захваченные рабы, в большинстве случаев – семитского происхождения, которые высоко ценились, так как из них получались отличные танцоры. Рабы, одетые в яркие шерстяные одежды, со спутанными длинными волосами и бородами, являли собой любопытный контраст египтянам с бритыми головами и гладкими лицами, одетым в тончайшие белые одежды.

Из Пунта (побережье Сомали, вниз по Нилу, в южной части Красного моря), который изначально был домом всех богов, привозили редкие пряности, эфирные масла, камедь и духи, пахучую кору коричного дерева, нарды, мирру и ладан, шкуры редких животных и живых зверей в клетках, таких, как бабуины и пантеры. Рабы сгружали привезенные сокровища на каменные причалы, и воздух над фиванским портом наполнялся густым ароматом пряностей, древесины и других веществ – запахом таинственной Азии.

Теперь визирь наблюдал за стражей, которая сопровождала бесконечную процессию рабов, переносящих сокровища из порта в храм Амона.

В темном, похожем на пещеру зале, на золотых тронах под алтарем бога восседали Эхнатон и Нефертити, как до них восседали Аменхотеп и Тиу. А в это время визирь Птахмоз раскладывал перед ними сверкающие дары, которые постепенно превращались в груды – до тех пор, пока не вырастали с трон высотой. Неподвижные, как статуя Амона над их головами, наблюдая за водопадом сверкающих сокровищ, они принимали дань и уважение всего мира.

В обязанности Птахмоза входило объявлять, какая часть этих сокровищ поступает царю, а какая должна быть отдана жрецам Амона.

Нил был водной магистралью, но сокровища доставлялись и сухопутным путем.

По старым как мир дорогам, пересекающим пустыню, шагали посланники фараона, ведущие длинные караваны ослов, нагруженных данью со всех египетских городов, деревень и ферм. Фивы были не только центром мира, но и центром торговли самого Египта. И все, что свозилось в Фивы, принадлежало молодым царю и царице, все, за исключением части, предназначенной Амону.

Эта часть росла с ростом благосостояния Египта. Во времена восемнадцатой династии Амон был богатейшим богом мира.

Но и сам царь Эхнатон одновременно был богом Амоном.

Молодой царь всегда любил задавать вопросы. И теперь его одолевало множество вопросов о боге Амоне, имя которого он носил. Он обсуждал их с Нефертити.

В результате молодая чета приняла решение. Строительство нового храма подходило к концу. А Эхнатона никогда больше не будут называть Аменхотепом IV.

Глава 7
В ХРАМЕ – НАСЛЕДИЕ

Северные Фивы, 1369 год до н. э.

Позади большого зала храма в Карнаке находились сотни других комнат и залов, в одной из них было устроено погребальное святилище, на стенах которого были записаны имена, даты жизни и достижения блестящих предков Эхнатона. Вдоль стен стояли их статуи, эти статуи существуют до сих пор.

Кажется, что среди руин этого святилища еще сохранились призраки молодых Эхнатона и Нефертити, читающих на высоких стенах вселяющую гордость историю страны, которой они теперь правили. Они напоминали этой паре подростков об их ответственности за Египет.

О каких только драмах не повествовали записи на этих стенах! Иллюстрациями к клинописи служили статуи и рельефные изображения богов, царей и цариц, которые и сами были богами.

Поскольку в Египте не было историков, его вожди никогда не упускали случая запечатлеть свои достижения в камне. История восемнадцатой династии, к которой относился Эхнатон, была описана до мельчайших подробностей, причем в ней были изложены не только важнейшие достижения государств, но и отдельные картины быта древней семьи, истории непримиримой вражды и ревности.

Как правильно было сказано: «Египет – это история». Мы знаем, что за тысячи лет до Рождества Христова он уже был старейшей и весьма прогрессивной цивилизацией. К 4241 году до н. э., когда был введен календарь, Египет был развитой страной с большими земледельческими поселениями, культивированными землями и стадами одомашненного скота. Египтяне использовали орудия из дерева, камня и меди, производили ткани из выращиваемого ими льна, использовали пиктографическое письмо, писали красками и молились множеству богов.

Это была самостоятельная страна, но у нее было одно слабое место: ее земли были поделены на две части – Верхний и Нижний Египет, и эти две части веками находились в состоянии вражды.

Около 2900 года до н. э. их объединил царь Менее (легендарная личность, его также называли Нармер), он превратил Египет в единую нацию. Он надел на себя красную корону Саиса и назвал себя Повелителем Двух Земель; этот титул, как и многие другие, унаследовал Эхнатон. Менее ввел в стране первые законы и, будучи первым фараоном-завоевателем, основал первую династию.

Последовавшие за ним сильные династии привели Египет к расцвету времен восемнадцатой династии, представителями которой были Эхнатон и Нефертити.

Первым в восемнадцатой династии (и ее основателем) был «великий освободитель» царь Ахмоз (Амос, также Камос), который правил Египтом с 1570-го по 1545 год до н. э. и прославился изгнанием гиксосов.

Египетские историки называли их «мышами в пшенице». Никто не знал, откуда они пришли; считается, что они могли прийти с Кавказа. До их вторжения Египет был самостоятельной, мирной скотоводческой страной, в которой почти не было чужестранцев, но в XVIII столетии до н. э. орды гиксосов заполонили плодородный полумесяц. Вслед за лошадьми и колесницами, которых египтяне никогда не видели (хоть это гиксосы принесли Египту), шли тысячи и тысячи завоевателей, наступавших единым фронтом.

Много веков спустя историк Иосиф Флавий описывал гиксосов как неизвестные кочевые племена, которые налетели на Египет откуда-то с востока и завоевали мирных египтян, настолько потрясенных вторжением, что они «не выпустили ни одной стрелы в свою защиту».

Вторгнувшись в страну, «пастушьи цари» не слились с населением. Они строили свои собственные, окруженные стенами, укрепленные города, из которых тысячные отряды вооруженных воинов выходили разрушать египетские храмы и собирать дань с населения. Даже крупнейший город Фивы вынужден был согласиться на требования чужеземных повелителей.

Находившиеся у власти гиксосы относились к завоеванному народу с высокомерным презрением, что вызывало ответную ненависть египтян. Их называли «врагами, варварами, азиатами» или еще более презрительно – «правителями чужих земель». В течение трех столетий Египет беспомощно подчинялся правлению гиксосов, в истории этот период известен как время «великого унижения».

Мы немного знаем об этом периоде, поскольку жизнерадостные египтяне предпочитали описывать свои победы, а не поражения. Однако известно, что в течение этого времени было совершено несколько попыток изгнать завоевателей, но все они были жестоко подавлены. На мумии царя Сенкенре, предшественника Ахмоза, видны глубокие раны от боевого оружия, по-видимому приведшие к его смерти. Предполагается, что эти раны он получил, возглавив неудачное восстание против гиксосов.

Многие цари пытались бороться с завоевателями, в течение трех долгих столетий египтяне молились о появлении фараона, который избавил бы их от гнета.

Образ всесильного божественного фараона представлялся курьезным для самоуверенных чужеземных правителей. Существует легенда, будто однажды вождь гиксосов из своего дворца в дельте прислал оскорбительную записку египетскому царю с жалобой, что рев гиппопотамов в царском пруду в Фивах настолько громок, что мешает ему спать в его дворце, находящемся на расстоянии четырехсот милей.

И все же страна продолжала бороться. Молились и посылали проклятия фиванские жрецы. Фараоны произносили специальные царские заклятия, считавшиеся проверенным средством против угнетателей. Одним из наиболее эффективных путей поражения врага считалось написание его имени в окружении заклятий на красном глиняном горшке, который затем разбивали. Но даже эта церемония, прежде всегда безупречно действовавшая (может быть, потому, что те, кого проклинали, также в нее верили), не оказала ни малейшего влияния на гиксосов, они продолжали увеличивать дань со жрецов и царей. Тогда египетские жрецы заявили, что гиксосы молятся Сету, богу зла.

К тому времени, когда Ахмоз стал царем, гиксосы вот уже три столетия жили на плодородных египетских землях. Власть их простиралась от дельты Нила до Нубии, которую они сделали своей союзницей. Окруженный врагами с двух сторон, Египет оказался совершенно беспомощным.

В записях не указано, каким чудом первому из известных предков Эхнатона удалось объединить два Египта и поднять народы этих земель на совместную борьбу против врага. Между Северным и Южным Египтами постоянно происходили трения, но усилия Ахмоза, общая ненависть к врагу и надежда изгнать его из страны послужили достаточным основанием для сплочения. Единственной связью между двумя частями страны были курьеры, проезжавшие на своих колесницах через территории, кишащие шпионами и охранявшиеся войсками гиксосов, но, несмотря на постоянную опасность, они сумели сохранить тайну. Взаимопонимание было достигнуто, Египет стал единой страной, скорбевшей по поводу собственной беспомощности в течение трехсот лет.

Надежда и ненависть воссоединили людей, веками вынашивавших обиды. Разговоры о Севере и Юге ушли в прошлое, теперь это была «их общая страна», которую они должны были освободить от скверны. «Армия царя» превратилась в «нашу армию». И прежде, чем гиксосы успели осознать происходящее, весь Египет поднялся на борьбу. Рассказывали, что даже самые смиренные граждане нашли способы внести свой вклад в общий крестовый поход за свободу.

Война свирепствовала не один год. Один за другим под натиском египтян падали укрепленные города гиксосов. Мало-помалу враг был выдворен в Азию как из дельты Нила, так и из Египта. Египтяне преследовали убегающего врага. Слишком долго они страдали, чтобы проявить милосердие. Это уже не было возмездием. Это была месть.

Один город в Палестине солдаты Ахмоза осаждали в течение трех лет, прежде чем забаррикадировавшиеся гиксосы вынуждены были сдаться.

Но даже по прошествии многих лет, после изгнания последних завоевателей из Египта, они не были ни прощены, ни забыты.

Египет был свободен и впервые стал единой нацией. Царь Ахмоз заслужил неувядающую славу как спаситель Египта от рабства, как человек, объединивший страну, основатель первой египетской династии и отец героических сыновей.

Он был прямым предком Эхнатона.

Но у мальчика-царя были и другие прославленные предки. И хотя после Ахмоза страной и правили агрессивные и конструктивные правители, зенитом ее славы стал Эхнатон, мечтательный и задумчивый мальчик, который женился на Нефертити.

Предками Эхнатона были:

Аменхотеп I 1545–1525

Тутмос I 1525–1495

Тутмос II 1495–1490

Тутмос III 1490–1486

Хатшепсут 1486–1468

И все же, несмотря на выдающиеся заслуги, Ахмоз был не самым главным египетским героем. Эта честь принадлежала прапрадедушке Эхнатона – Тутмосу III, про которого Бристед писал, что «в его личности больше колорита, чем в любом другом царе Египта, за исключением Эхнатона».

Имя и деяния Тутмоса III большими буквами записаны в истории Египта. Именно записи о нем украшали стены святилища в Карнаке, по которым Эхнатон и Нефертити изучали историю своей страны, радуясь полученному наследству. Это ему была обязана восемнадцатая династия большинством завоеванных территорий, богатством и безопасностью. Это благодаря ему молодые правители обладали богатейшей страной, которая знала лишь мир и процветание в течение последних ста пятидесяти лет.

Во всех древних записях после его имени писалось «великий завоеватель». Его называли «основателем Египетской империи», «завоевателем иностранных земель», «завоевателем трехсот шестидесяти семи городов», «героем семнадцати кампаний», «завоевателем Алеппо», «человеком, наказавшим Нубию, Митанни и Сирию» и «героем битвы при Мегиддо».

Еще более похвально отзываются о нем современные историки. Его считают «Наполеоном Древнего Египта» и, возможно, «величайшим военным гением, когда-либо жившим на земле».

Как и его потомок Эхнатон, Тутмос III был вдумчивым, серьезным и амбициозным царем. Как Эхнатон, он унаследовал народ, который долго жил в мире. Со времени изгнания последнего гиксоса миновало три сотни лет. У Тутмоса III, как и у Эхнатона, не было необходимости что-либо завоевывать, но в них обоих жило желание создавать и властвовать.

Тутмос III стремился возвеличить Египет.

Существовал только один путь, чтобы активизировать довольную, процветающую страну: возродить ненависть, которая тлела три столетия.

Позади музея «Метрополитен», в нью-йоркском Центральном парке, стоит обелиск Тутмосу III, когда-то увековечивавший его память в Фивах. На нем он описывает себя как «человека, покаравшего правителей государств, которые на него напали». Как часто бывает с заявлениями царей, это было неправдой. В течение последних трехсот лет ни один гиксос на своей колеснице не осмеливался заезжать на территорию Египта. Но позор и унижение от их тирании все еще были живы в памяти народа. В руках Тутмоса III оказался готовый точильный камень, чтобы заострить клинок своего военного гения.

Он возродил желание отомстить. Он собрал такую сплоченную армию, какой прежде не было ни в одном государстве, и под защитой до того мало известного фиванского бога Амона повел ее на завоевание «правителей чужих земель», которых он объявил агрессорами. Что же, он был не первым и не последним, разжигающим месть на подобном основании. В качестве «Тутмоса-защитника» он продолжил преследование врага за пределами государства. Ну а если во время преследования страны, в которые ускользнули гиксосы, завоевывались и присоединялись к Египту – значит, на то была воля Амона.

Военная кампания Тутмоса III продолжалась в течение многих лет. Обычно он выводил свою армию из Фив сразу по окончании весенних дождей и сам ехал впереди в «легкой и блестящей» колеснице из электрона. Тутмос любил комфорт, поэтому, собираясь куда-либо, он всегда высылал своего маршала вперед, во дворец местного правителя, чтобы тот обеспечил ему удобное и роскошное проживание.

Семнадцать раз ходил он в Сирию и другие страны. В это время в Малой Азии возвысилась новая империя – Хетта, теснившая Сирию. Под предлогом преследования гиксосов Тутмос III завоевал крепости хеттов, положив начало новой и длительной вражде.

Во время одного из походов он на галерах переправил свою армию (военные колесницы, лошадей и людей) через море в Северную Финикию, богатую винодельнями и зерном. В отчете об этом походе он писал, что разрешил своим солдатам «ежедневно пить вино и умащивать свои тела маслами», что дозволялось в Египте лишь по большим праздникам. Покидая Финикию, войска Тутмоса большую часть богатств страны увезли с собой.

В другой раз он совершил поход на Кадеш, опорный пункт хеттов на реке Оронт между двумя Диванами. Кадеш был самой неприступной крепостью Сирии, он возвышался над долиной, сплошь занятой полями и садами, через которую вела одна-единственная дорога. Но ничто не могло остановить солдат Тутмоса: они собрали урожай пшеницы, срубили деревья, построили приставные лестницы и с их помощью забрались на стены осажденного города. Перейдя через Евфрат, он завоевал Митанни.

Но величайшей его победой был Мегиддо.

Тутмос III запечатлевал свое имя повсюду, где только возможно. В Карнакском храме он хранил гигантский кожаный «свиток смерти», где перечислял всех, кого убил или захватил в плен, и описывал все свои победы, включая ту, на основании которой он присвоил себе титул «героя Мегиддо». При жизни Эхнатона и Нефетити этот свиток еще существовал и они его читали, но позже он был безвозвратно утрачен.

Город Мегиддо находился в Палестине, туда и отправился Тутмос на своей сиявшей, «как пламя», колеснице во главе двадцатитысячной армии. Буквально «по своим следам» провел он бесконечные колонны через узкий и опасный проход: один неверный шаг, и человек срывался вниз на дно каменистого ущелья. (Через века, в 1916 году, здесь же прошла армия Алленби.) Рискованный переход закончился удачно, его армия в целости и сохранности вышла на богатую равнину Эсдраэлон. Здесь, выстроенная тысячами перед ханаанской цитаделью, стояла грозная армия азиатских солдат под командованием царя Кадеша и дружественных ему принцев.

Битва закончилась полной победой египтян. После битвы захваченными в плен оказались все принцы и их золотые колесницы, за исключением самого царя Кадеша, который исчез в пылу битвы, оставив на поле боя свой золотой скипетр. Мертвые вражеские солдаты были вытащены из земли «как рыбы», а выжившие скрылись, найдя защиту в стенах Мегиддо. Тутмос осадил город.

Мегиддо сдался, и Тутмос маршем прошел через Ливан, завоевывая все на своем пути. С собой в Фивы он привел тысячи пленных, сотни лошадей и колесниц, привез около двухсот килограммов серебра и золота, скипетр побежденного царя Кадета и множество рук, отрезанных от мертвых тел в доказательство того, что они были убиты.

Среди его пленников были принцы – военачальники вражеской армии и сыновья сирийских царей. Казалось бы, что такой грозный завоеватель должен был казнить побежденных врагов на торжественной церемонии в присутствии жрецов. Другие предки Эхнатона не раз изображались отсекающими серпами царские головы. Но Тутмос уже доказал свою жестокость, теперь он демонстрировал сострадание, что было новым и необычным для воина. В свитке сообщалось, что «иностранные принцы подползли к нему на животах, чтобы поцеловать землю в знак восхищения его величием» и Тутмос III даровал им жизнь. Он разрешил побежденным правителям вернуться в свои царства на ослах, оставив себе их лошадей и колесницы.

Однако он не отпустил юных сыновей «варварских» царей. Он, который безжалостно убивал сотни и тысячи людей, построил в Фивах для этих принцев специальные дворцы и дал им лучшее образование, которое можно было получить в Египте. К ним относились с такими великодушием и почтением, «приличествующими их знатному происхождению», что они потеряли всякий интерес к возвращению в свои менее роскошные дома, зато писали домой восторженные письма, благодаря свою счастливую судьбу, доброту Тутмоса III и его людей. В результате отношение завоеванных стран к Египту резко изменилось, они перестали испытывать страх и стали воспринимать его как защитника и друга. С этого времени правители Ливана, Кипра, Митанни и многих других стран с радостью платили дань царям Египта.

Этим хитрым ходом Тутмос-завоеватель не только создал, но и укрепил обширную Египетскую империю, унаследованную Эхнатоном и Нефертити.

Как и его прапраправнук, Тутмос III был мистиком. Именно видение позволило ему занять украшенный драгоценными камнями трон.

Как многие могущественные личности восемнадцатой династии, Тутмос пришел к власти из бедности. Он не был рожден царем. На стенах Великого храма описывалось его «чудесное восхождение» на трон.

Его отцом был царь Тутмос II, сын Тутмоса I (последний все еще правил Египтом, когда третий Тутмос уже был подростком), а матерью – никому не известная наложница из Фиванского дворца по имени Исида. Поскольку ее простое происхождение не давало мальчику никаких прав на наследство, его в раннем возрасте поместили в храм Амона. Так бы и затерялся он среди многих тысяч молодых жрецов, если бы не сжигавшая изнутри уверенность в своих царских правах, поэтому его не очень удивил бог Амон, явившийся ему в облике человека в большом зале и сказавший: «Ты должен править Египтом!»

Явление пришлось на решающий момент. Храм всегда был в курсе дворцовых сплетен, и даже молодые жрецы знали о злобных скандалах в царской семье. Тутмос I был великим царем и первым завоевателем Нового царства. Теперь он был стар и слаб, но все еще крепко держался за трон. Тутмос II заявил о своем праве на престол и угрожал отцу сместить его за некомпетентность. Семейный скандал до основания потряс дворец и храм, и именно в этот момент молодому жрецу предстало явление Амона.

Очевидно, он признался в своих видениях высокопоставленным жрецам и другим видным личностям этого круга, которые усмотрели выгоду в том, чтобы сделать царем члена своей братии. Место и время для объявления этого послания Амона было тщательно выбрано. По сути, это была хорошо срежиссированная сцена в присутствии членов царской семьи и религиозной верхушки.

Она произошла во время церемониального ритуала, происходившего в храме. Жрецы несли золотой идол Амона по большому залу. Ничего не ведавший Тутмос II, сам себя назначивший правителем, спокойно воскуривал богу фимиам. Держа в руках курящееся кадило, он стоял на месте, считавшемся священным, и ждал, пока перед ним остановится процессия, чтобы получить от бога официальное церемониальное признание.

Но процессия не остановилась, она проследовала дальше к тому месту между колоннами, где в полутьме стоял молодой жрец в окружении своих товарищей. По темному залу пронесся стон религиозного страха, когда тяжелый идол на одиннадцати серебряных шестах медленно наклонился, как будто выражая почтение молодому жрецу. Затем поднялся крик, поскольку это был безошибочный знак предпочтения со стороны Амона. Тутмос II был сброшен с трона своим наполовину царственным сыном, и скромный молодой жрец стал царем Египта Тутмосом III.

Он полностью доверял Амону: «Я его сын, вышедший из него и совершенный от рождения…» Мы никогда не узнаем, каким образом была совершена эта священная революция. Некоторые считают, что она была организована матерью мальчика. Другие подозревают, что все представление было инсценировано жрецами Амона. Возможно, им помогала царица Хатшепсут, дочь старого Тутмоса I, предоставившая Тутмосу II право на избрание, выйдя за него замуж (он был ее сводным братом, сыном Тутмоса I от наложницы). Она была тетей Тутмоса III и могла распознать способного мальчика. Они даже могли быть женаты.

Как бы то ни было, но, получив трон, Тутмос III продолжал испытывать благодарность к Амону за свое высокое положение и успех в завоеваниях. Все его победы и соответствующая доля дохода были посвящены богу. В свою очередь, Амон продолжал поддерживать с ним дружеские отношения. И когда Тутмос, в знак благодарности, начал работы по расширению храма, бог был настолько милостив, что явился ему в образе красивого мужчины, дал совет по закладке фундамента и даже своей божественной рукой придержал отвес.

Последний раз бог появился в человеческом облике, когда храм был закончен и посвящен его имени. Во время торжественной церемонии он стоял рядом с царем и вполне дружелюбно принимал почести.

Все это и многое другое было должным образом запечатлено на стенах святилища. Сообщения об этих выдающихся событиях распространились по всему Египту и достигли даже дальних стран, расположенных за Евфратом. Имя Тутмоса III и записи о его доблестях были вырезаны на вечном камне – на памятниках, обелисках, стелах и утесах.

Тутмоса III называли бесстрашным. Он сам вел своих солдат в гущу битвы и не боялся встреч с дикими животными. Однажды он дрался с разъяренным слоном, который уже почти одолел царя, когда между ними бросились царские генералы и отрубили животному хобот. Он победил множество царей, завоевал много стран, захватил и убил сотни тысяч людей. Но был один человек, которого он так и не смог себе подчинить.

Единственное поражение «великий завоеватель» потерпел от своей тетушки Хатшепсут, которая занозой сидела в его теле в течение почти восемнадцати лет.

История этой неукротимой предшественницы Эхнатона могла одновременно и вызывать благоговейный трепет, и веселить Нефертити, но у нее никогда не возникало желания ей подражать. Хатшепсут была самой агрессивной из длинной череды энергичных цариц восемнадцатой династии. Ее называют «первой великой женщиной в истории», «первой феминисткой», «единственным египетским фараоном-женщиной» и «женщиной, которая была царем».

Чтобы получить право на трон, царь Тутмос II женился на своей сводной сестре Хатшепсут, имевшей полное царское происхождение. Когда Тутмос III после видения Амона отобрал трон у своего отца, он лишил эту решительную женщину ее положения, низведя до роли отставной царицы. И хотя это положение продолжало оставаться почетным (Тутмос следил, чтобы ей выказывали должное уважение и отдавали дань восхищения), оно не устраивало Хатшепсут, которая не намерена была оставаться на вторых ролях.