Текст книги "Ваниль и шоколад"

Автор книги: Ева Модиньяни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

7

Андреа появился, как и обещал, к ужину. Пирипиккьо продемонстрировал олимпийские достижения по прыжкам в высоту и радостно облизал языком лицо и уши хозяина. Дети встретили отца также восторженно. Только Пенелопа и кошка остались на своих местах: одна в кухне, занятая приготовлением ужина, другая в ванной, в корзине для стирки.

– Вот, это вам, – сказал Андреа, протягивая детям компакт-диски с автографами певцов, выступавших на фестивале. Потом он решительным шагом вошел в кухню. – А это тебе, родная. – Он протянул жене букет алых роз.

Пенелопа ненавидела это фальшивое представление, ставшее в их семье чем-то вроде обряда. Ей хотелось накричать на него и надавать пощечин. Вместо этого она сделала вид, что страшно занята приготовлением майонеза, и таким образом уклонилась от его объятий. У нее было множество веских причин швырнуть мужу в лицо эти розы. Она выдавила из себя «спасибо» и еще больше занервничала, увидев, с какой радостью дети встретили возвращение отца. Ее они никогда не встречали с таким восторгом.

– Какие вы у меня пятнистые! А что? Вам даже идет, – заметил Андреа. Пенелопа не сомневалась, что Андреа вспомнил о болезни детей только сейчас, когда вернулся домой. – Значит, вы выздоравливаете? Господи, как же я рад увидеть свою семью! Вы хорошо себя вели? Не огорчали маму?

Вот он, добренький, любящий папочка, нежный муж. Ну как не любить такого!

Нахмуренное лицо Пенелопы выдавало обуревавшие ее чувства, но Андреа делал вид, что ничего не замечает.

Пенелопа сняла пену с кипящего бульона. Душа у нее точно так же вскипала гневом, только снять пену было некому. Дети помчались вслед за отцом, когда он пошел в ванную мыть руки, а Пенелопа тем временем накрыла на стол, проклиная свое воспитание, не позволявшее ей открыто выразить свои чувства и высказать начистоту мужу все, что о нем думает.

– Стол накрыт! – объявила она.

Дети прибежали, цепляясь за отца, сиявшего именинной улыбкой.

– А ты, дорогая, разве не сядешь с нами? – спросил Андреа и подошел, чтобы чмокнуть ее в щеку.

Пенелопа заметила несколько серебряных нитей в его черных волосах. Первый звонок подступающей старости. Сможет ли она остаться с ним, когда вырастут дети, а они оба состарятся?

– Начинайте есть, пока рис не остыл. Я сейчас приду, – сказала она.

Скрывшись в ванной, она посмотрела на себя в зеркало. Может, есть какой-то порок, какой-то недостаток в этом лице, в этом теле? Что-то, толкнувшее ее любимого мужа на измену в самый первый раз? Всегда ведь бывает первый раз, и именно он имеет значение. Дальше интрижки идут по банальной схеме.

– Что со мной не так? – прошептала Пенелопа, обращаясь к своему отражению.

Однако именно это лицо и это женственное, гармонично сложенное тело привлекли внимание такого красавца, как Раймондо Теодоли, а десять лет назад очаровали Андреа. Должно быть, она просто не способна продержаться на длинной дистанции. После первого опыта муж в ней разочаровался. Возможно, и Мортимер разочаровался бы, продлись их знакомство дольше.

Она открыла аптечку и приняла успокоительное, надеясь, что таблетка поможет ей взять себя в руки и смягчит обуревавшее ее желание взорваться. В коридоре рядом с ванной Андреа оставил свои вещи. Сумка была открыта, внутри царил обычный беспорядок: грязное белье вперемешку с чистым, листы бумаги, заметки от руки… Ей, как всегда, предстояло навести порядок.

Пенелопа принялась отделять чистые вещи от грязных, собирать и сортировать бумаги. Среди них она нашла складную картонку спичек сувенирного размера, из тех, что дарят в некоторых ресторанах, с моментальным снимком на верхней стороне упаковки. На фотографии был изображен Андреа в обнимку с платиновой блондинкой, скорее раздетой, чем одетой. Ее лицо было повернуто в профиль, губы вытянуты, как будто она хотела укусить Андреа за ухо, а он улыбался ей во все тридцать два зуба. Пенелопа открыла упаковку и прочла написанные фломастером слова: «With love. Sally».[16]16
  С любовью. Салли (англ.).


[Закрыть] Дальше шли три ряда крестиков, означавших поцелуи. Несомненно, это та самая женщина, ее голос она услышала в трубке, когда позвонила в гостиничный номер Андреа.

Если бы ее муж хоть в отдаленной степени представлял, что почувствует жена, найдя эти спички, уж он нашел бы время выбросить их или по крайней мере спрятать. Но он так и не осознал, до чего больно ранят Пенелопу подобные находки. «Полный идиотизм!» – прошептала она.

Эти слова были обращены не к мужу, а к себе самой за то, что она все еще терпит, как дура. Рабыня привычек, условностей, принципов, не подлежащих обсуждению, лишь безоговорочному подчинению, она была так глупа, что сама пресекла в зародыше отношения, которые, возможно, могли бы сделать ее счастливой. «Господи, ну почему я такая идиотка!» – повторила Пенелопа и, спрятав спички в карман, вернулась в кухню. Хоть бы таблетка поскорее подействовала.

Муж и дети смотрели на нее, улыбаясь и перемигиваясь, как заговорщики. Пенелопа увидела на столе возле своего прибора пакетик с бантиком. Сюрприз. Она взяла его, развязала ленточку, сняла золоченую бумагу и открыла обтянутую синим бархатом коробочку. Внутри оказалось кольцо для ключей с золотым брелком в виде трилистника на счастье с выгравированной надписью: «Самой прекрасной маме на свете».

Ну вот еще один ненужный подарок – Пенелопе никогда не нравились брелоки. Андреа должен был бы это знать, но ему никогда не удавалось сделать жене подарок, который пришелся бы ей по вкусу. С непроницаемым видом она взвесила безделушку в руке. «На сумму, отданную за эту дребедень, – подумала Пенелопа, – можно было бы перекрасить стены в квартире и купить новые шторы в гостиную». Ей было ясно, что этим подарком муж намеревается купить себе прощение за очередную измену. Такое соображение не утешило Пенелопу, а лишь усилило досаду.

– Я выиграл в казино, – сказал Андреа, пока Пенелопа встряхивала между пальцами цепочку с трилистником.

Она знала, что дети ждут от нее возгласов восторга и поцелуев, но была в эту минуту слишком зла на мужа, чтобы им потакать.

– Свинья! – прошипела она сквозь зубы.

Его улыбка погасла. Дети тоже расслышали, но Пенелопа решила не разрушать иллюзию счастливой семьи, и пока Андреа сидел, опустив глаза в тарелку, громко сказала вслух:

– Вот это да! Чудесный подарок!

– А знаете, дети? Думаю, я и впрямь промазал. Маме этот брелок, похоже, не нравится, – с покаянным видом признал Андреа, ища сочувствия у детей. Они, конечно, встали на его сторону.

Пенелопа наконец села за стол. Она положила себе на тарелку только вареных овощей и кусочек телятины.

– Почему же? Мне очень лестно, что меня считают самой прекрасной мамой на свете, – сказала она, улыбнувшись Лючии и Даниэле. Потом погладила себя по карману и взглянула на Андреа. – А как поживает Салли? – спросила она и ощутила жгучую радость, увидев, как он бледнеет.

– Ты имеешь в виду солистку из шотландской рок-группы? – спросил он, стараясь выиграть время.

– Я тебя спросила, как она поживает, – неумолимо продолжала Пенелопа.

Дети навострили уши. Они почуяли неладное, хотя и не понимали, в чем дело.

– Наверное, неплохо, – еле слышно ответил Андреа. – По правде говоря, меня это не волнует, – добавил он, поднимаясь из-за стола. – Мне пора в редакцию.

Пенелопа встала.

– Заканчивайте ужин, – велела она детям. – А я провожу папу до дверей.

Сцена вспыхнула, как только они оказались в прихожей.

– Ты оставил эти спички на самом виду, – набросилась на мужа Пенелопа. – А если бы дети увидели? Что бы они подумали о своем папочке?

– Ничего бы они не подумали, если бы ты не забивала им голову всяким вздором. – Андреа выхватил у нее спички и разорвал упаковку на кусочки.

– А я? Я тоже ничего не должна думать? – она с трудом удерживалась от крика.

– Да брось, Пепе, ты же понимаешь, что это просто глупость. Что должен означать моментальный снимок, сделанный в ресторане, где было еще двести человек?

– В твоем номере они тоже все поместились? Или там была только Салли? Когда я тебе позвонила, ответила она, причем два раза подряд, – продолжала Пенелопа, твердо глядя в глаза мужа.

Глаза у Андреа забегали, на него было жалко смотреть.

– Ты с ума сошла! У меня нет времени выслушивать весь этот бред.

– Ты просто трус! Я даже удивляюсь, как тебе хватает смелости на все твои похождения, – сказала она, стараясь хлестнуть его побольнее.

– А ты идиотка! Тебе бы заняться своими делами, так нет, ты обожаешь копаться в чужом грязном белье. Я же по лицу вижу: ты прямо кайф ловишь всякий раз, как, по твоему мнению, застаешь меня врасплох. Если бы ты тот же кайф получала со мной в постели, у нас был бы счастливый брак, – резко бросил Андреа.

Пенелопа с досадой отметила про себя, что успокоительное ни черта не действует: она еле сдерживала желание надавать оплеух своему мужу.

– Ты подлец, – проговорила она медленно.

– А ты дрянь! – заорал Андреа.

Он схватил с угловой полки фарфоровую вазу, подарок на свадьбу от кузенов Пеннизи, и с размаху швырнул ее об пол.

Пенелопа даже не вздрогнула.

– Довожу до твоего сведения, что сегодня вечером не вернусь домой. Ночевать буду у матери. Она по крайней мере не устраивает мне допрос с пристрастием, – с этими словами Андреа вышел, громко хлопнув дверью на прощанье.

Лючия и Даниэле подглядывали из-за приоткрытой двери кухни. Они все видели и слышали.

– Лючия, возьми веник и совок, – спокойно распорядилась Пенелопа. – Надо собрать черепки.

8

Подобные сцены частенько повторялись в семье Донелли. И всякий раз Пенелопа и дети делали вид, будто ничего не произошло. Верх в супружеских ссорах неизменно одерживал Андреа. Пенелопе оставалось подбирать черепки и терпеливо ждать, пока раскаявшийся «победитель» не решит вернуться домой. Иногда он приходил через день, но, бывало, отсутствовал целую неделю. Однако в конце концов Андреа неизменно появлялся с букетом цветов, с приглашением в пиццерию или в кино, а о причинах ссоры больше не упоминалось. Жизнь продолжала идти как ни в чем не бывало. Пенелопа копила горечь, пряча ее за вымученными улыбками. Ей безумно хотелось поменяться с мужем ролями, самой хлопнуть дверью и уйти из дома, оставив его наедине с детьми. Но разве она решится на такое? К тому же на что бы она жила? Ведь у нее нет работы. А главное, какими вырастут ее дети рядом со своим лживым похотливым отцом? И она молча проглатывала обиду и продолжала тащить семейный воз.

Однако на этот раз Пенелопа повела себя по-другому: сделала все возможное, чтобы успокоить детей, объяснила без особого нажима, что поссорилась с папой и он пошел ночевать к бабушке Марии. Но они в любом случае должны знать, что папа их любит, он сердится только на нее. Пенелопа умолчала о том, что сама собирается вновь начать работать. Если окажется, что она еще на что-то способна и ее работа чего-то стоит, она получит столько денег, что сможет не зависеть от Андреа в финансовом отношении. Лучший способ наконец освободиться от рабства.

Когда дети уснули, Пенелопа закрылась в гостиной. Фризби, мурлыча, свернулась у нее на коленях. Пирипиккьо спал на ковре у ее ног. Пенелопа начала перелистывать оставленный Данко текст. Сюжет ей понравился. Она отождествила героиню и двух мужчин, оспаривающих ее сердце, с собой, Андреа и Мортимером. И тут нужные слова пришли к ней, стихи потекли сами собой. Ей удалось выразить в рифмованных строчках свою тайную печаль, свои неосуществленные желания, подавленный гнев. Героиня мюзикла стала все больше отдаляться от мужа, чтобы найти счастье в объятиях другого мужчины, который – какая удача! – оказался красивее, умнее, нежнее и богаче мужа, а главное, дал ей понять, что любит ее. Когда в последний раз Андреа говорил ей о любви? Она не могла вспомнить.

Время летело незаметно. Пенелопа писала уже несколько часов подряд и остановилась, только когда почувствовала, что сейчас рухнет от усталости. Тогда она легла в постель и тотчас же забылась сном. Ее больше не волновало, что Андреа не вернулся домой, она даже радовалась, что широкое супружеское ложе находится в ее единоличном распоряжении.

Прошло несколько дней. Пенелопа встретилась с Данко, они принялись увлеченно работать. В руках Пенелопы образ Линды (так звали героиню мюзикла) обрел реальные очертания. Музыкант был в восторге.

– Я знал, чувствовал, что у тебя получится, – приговаривал он, радостно потирая руки.

– Погоди, Данко, это еще только начало, – возражала Пенелопа. – К тому же образ любовника пока представляется довольно туманным. Пока это скорее символ.

– А ты вспомни того красавца, с которым я тебя видел в ресторане. Я бы не назвал его символом. Оживи его, заставь заговорить, дай ему раскрыться.

– Я его оживляю гораздо чаще, чем ты и даже он сам могли бы вообразить, – мрачно с грустью призналась Пенелопа.

Она удалила Мортимера из своей жизни, но не смогла изгнать из мыслей. Мортимер неизменно присутствовал в них. Думая о нем, молодая домохозяйка из мюзикла вытирала пыль и варила обед.

– Это как раз то, чего публика ждет: грустная чаплинская улыбка, веселая шутка, произнесенная сквозь слезы. Линда разрывается между долгом замужней женщины и чувством к другому человеку, – продолжал объяснить свой замысел Данко.

– А тем временем она утешается, объедаясь меренгами. И толстеет, черт бы ее побрал. Линда, она такая: от волнения в ней пробуждается тяга к сладостям, – развила его мысли Пенелопа.

– Таким образом мы переложим на новый лад старую историю Эммы Бовари или Анны Карениной. Идея тебе ясна?

– Но обе эти несчастные грешницы погибают, – нахмурилась Пенелопа. – Мне это кажется чудовищно несправедливым.

– А может, будь они похитрее, тоже объедались бы меренгами, и пусть мужчины сами выясняют отношения. Победит сильнейший. В конце концов именно этого хочет женщина, не умеющая выбирать, – сказал Данко. – Линда похожа на тебя. Вот потому-то я и оставил финал открытым. Его напишешь ты.

– Ну… Линда не покончит с собой, это я тебе обещаю. И вообще женщина не может наложить на себя руки, когда за нее борются двое мужчин. Я думаю, она могла бы оставить их обоих ради кого-то третьего, – проговорила Пенелопа, как будто размышляя вслух.

– Третьего в тексте нет, – возглавил Данко.

– А мы его придумаем.

– И кто бы это мог быть?

– Кондитер. А еще лучше – владелец кондитерской фабрики, производящей меренги, – усмехнулась Пенелопа. – Мультимиллионер.

– Меренги, меренги… Это ведь то же самое, что безе?

– Да, примерно то же самое. Воздушное пирожное…

– А безе – это по-французски «поцелуй». Вот и название для пьесы: «Воздушный поцелуй». Молодчина, Пепе. Так мы и построим нашу историю, – оживился Данко.

– Нет, Данко. Линде придется выбирать одного из двоих. Борясь за нее, они оба стали лучше, чем были вначале. И она тоже поумнела. Вот и финал.

– «И жили они втроем долго и счастливо». Брось, Пепе. Так не бывает.

– Знаю, ну и что? Мы же сочиняем комедию. Оставим страдания в стороне и утешимся меренгами, – весело отмахнулась Пенелопа. Она не хуже Данко знала, что в процессе работы финал придет сам собой.

Ей уже выплатили солидный аванс за работу, и она впервые в жизни открыла в банке счет на свое имя.

Андреа вернулся домой, проведя два дня у матери. И опять он нежно обнял ее и детей, как будто ничего не случилось. И на этот раз Пенелопа с бессильным вздохом проглотила обиду, напомнив себе, что теперь у нее есть работа, в которой она может черпать утешение.

– Я очень рад, что ты опять начала работать, – сказал ей муж.

– Ушам своим не верю. Десять лет назад ты сделал все от тебя зависящее, чтобы заставить меня отказаться от работы, – напомнила она.

– Я заботился о твоем благе. За эти годы ты повзрослела и теперь с новыми силами можешь выйти на ринг, – объяснил Андреа.

Пенелопа не обманывалась на его счет. Весь этот энтузиазм объяснялся весьма прозаическими причинами: семейные расходы росли, и заработанные ею деньги должны были прийтись весьма кстати. К тому же, увлеченная своей работой, она будет меньше внимания обращать на амурные дела мужа.

Наступило относительное затишье. Андреа продолжал жить в свое удовольствие, не чувствуя себя виноватым. Пенелопа изливала свои обиды в стихах и таким образом как бы избавлялась от них. Дети стали поспокойнее. Так всегда бывало, когда между отцом и матерью устанавливались хорошие отношения.

По утрам Пенелопа вставала раньше всех. Андреа спал до десяти. Он всегда вставал поздно, особенно тогда, когда накануне задерживался в редакции. Первым делом Пенелопа выводила гулять собаку, а по возвращении готовила завтрак для детей, уговорами и шлепками поднимала их с постели, заставляла умываться, помогала одеться и причесаться.

Два часа уходило на то, чтобы отправить детей в школу, зайти на почту или в банк для оплаты коммунальных услуг, сделать необходимые покупки. Машину надо было вывести из гаража и поставить у ворот ровно в половине одиннадцатого, чтобы Андреа мог без задержки уехать в редакцию. Все это Пенелопа успевала переделать без труда.

Но ей всегда хотелось иметь свой собственный автомобильчик – маленький, но свой. Теперь, когда она снова начала зарабатывать, можно было бы позволить себе такую роскошь. Но, увы, у нее были более неотложные расходы: увеличение квартиры. Разнополые дети росли, им требовались отдельные комнаты. Спальня для гостей тоже не помешала бы, ведь свекровь часто оставалась у них ночевать. А тут как раз соседка по лестничной площадке, стюардесса «Алиталии», рассказала ей, что собирается замуж за финансиста, с которым познакомилась во время рейса Милан – Токио, и хочет продать свою квартиру.

– У меня хватит денег, чтобы ее купить! Подумай, Андреа, нам даже не придется переезжать! Достаточно пробить стену, и наша квартира станет в два раза больше! – взволнованно объясняла Пенелопа мужу.

– Действительно, необыкновенная удача, – согласился он и тут же раззвонил друзьям и знакомым, что они с женой покупают соседнюю квартиру, а Пенелопе сказал: – Давай сделаем из нее конфетку.

На практике это «Давай сделаем» целиком легло на плечи Пенелопы, но она взялась за работу с энтузиазмом. Каждый день она вступала в обсуждения и споры со строительными рабочими, водопроводчиками, электриками, укладчиками плитки и столярами. Даниэле и Лючия в часы, свободные от школы, с радостью окунались в новую игру и часами наблюдали за действиями рабочих, играли в прятки между горами строительного мусора, поддерживали Маму, когда она отчитывала рабочих за брак.

Андреа ограничивался тем, что по возвращении домой с работы спрашивал:

– До каких пор будет продолжаться весь этот кавардак?

Скрывая свою усталость и раздражение, Пенелопа ничего не отвечала.

Наконец работы закончились, и семья Донелли стала обладательницей трех ванных комнат, гардеробной, четырех спален и гостиной, вдвое превосходящей по площади прежнюю.

Операция по расширению жилплощади полностью истощила выданный Пенелопе аванс. Привыкнув к экономии, она ничуть не встревожилась. По окончании работы ей должны были выплатить весьма значительный гонорар. Ее беспокоило другое: хронические и все более усиливающиеся боли в спине. Она знала, что это тревожный звонок. Пенелопа давно страдала дисфункцией яичников и поняла, что, видимо, на одном из них опять образовалась киста.

9

– Я договорилась о встрече с доктором Карини, – объявила Пенелопа мужу.

Доктор Карини была гинекологом. Она наблюдала Пенелопу с незапамятных времен и во время обеих ее беременностей помогала ей во время родов.

Андреа встревожился.

– Ты заболела?

– Думаю, опять киста, – сказала она, понимая, что окончательный диагноз будет вынесен только после обследования, но постаралась успокоить его заранее: – У меня был трудный период, вот мои женские органы и решили взбрыкнуть. Все будет хорошо, не волнуйся.

– Твои женские органы взбрыкивают что-то уж слишком часто. На этот раз надо отнестись к ним серьезно. Договорись о встрече с профессором Марко Вивиани.

– Могу я узнать, кто это такой? – осведомилась Пенелопа.

– Заведующий гинекологическим отделением Поликлинического госпиталя.

– Визит бесплатный?

– Да как тебе в голову взбрело? Он же специалист, настоящее светило медицины!

– Карини тоже отличный специалист. К тому же она работает в системе общественного здравоохранения, и визит к ней покрывается страховкой.

– Эта проблема мучает тебя годами, – возразил Андреа. – По-моему, будет только справедливо, если ты проконсультируешься у более авторитетного врача. Вивиани лечит жену Москати и многих других важных дам.

– По-твоему, это своего рода гарантия?

– Безусловно. Вивиани мог бы стать и твоим лечащим врачом.

– Я предпочитаю гинеколога-женщину. С женщинами мне легче, – слабо запротестовала Пенелопа, понимая, что сражение уже проиграно.

Если бы она могла объяснить мужу, насколько это деликатное дело – визит к гинекологу, особенно, если врач мужчина! Пару раз она уже пробовала, когда доктор Карини была в отпуске, и чувствовала себя очень плохо. Но втолковывать такие вещи Андреа бесполезно, он все равно не поймет. Поэтому во избежание лишних ссор Пенелопа записалась на прием к профессору Вивиани.

В одиннадцать утра она вошла в его приемную в Поликлиническом госпитале. Часом раньше Пенелопа сделала маммографию, и медсестра вручила ей снимки со словами:

– Покажите их профессору. Он сумеет понять, что к чему.

– А что случилось? Что-то не так? – забеспокоилась Пенелопа.

Ответ, вместо того, чтобы ее успокоить, взволновал ее еще больше.

– Не волнуйтесь. Профессор посмотрит и все вам объяснит. – Слово «профессор» сестра произносила с придыханием.

Пенелопа захватила из дома книгу, чтобы скрасить ожидание: веселый, жизнерадостный роман Богумила Грабала «Я обслуживал короля Англии». Открыв книгу в отмеченном закладкой месте, она стала читать, но глаза ее бездумно скользили по строчкам. Что означали слова сестры: «Профессор посмотрит и все вам объяснит»? В приемной ждали еще две женщины, обе нервничали, как и Пенелопа. А вот самого профессора все не было и не было. Полчаса прошло в ожидании. Потом в приемную вошла уже другая медсестра.

– Профессор просит его извинить. У него срочная операция, – объявила она.

На душе у Пенелопы стало тревожно. Почему она должна всегда делать то, что хочет Андреа? У нее был свой врач-гинеколог, милая женщина, принимавшая с восьми утра, всегда пунктуальная. Вместо этого ей навязали визит к «светилу медицины»! На часах было уже без четверти двенадцать. Через час у детей закончатся уроки, она непременно должна их встретить у дверей школы! Кроме того, ей еще предстояло готовить обед! Итак, перед ней два пути: либо махнуть рукой на детей и терпеливо ждать, как две дамы, сидевшие рядом с ней, либо воспользоваться предлогом и улизнуть. Второй путь представлялся ей чрезвычайно соблазнительным.

Выйдя из приемной, Пенелопа в нескольких шагах от себя увидела на стене коридора телефон-автомат. Идея! Она позвонит домой Андреа, отсыпавшемуся после ночного дежурства в редакции, и расскажет, как обстоят дела.

Сказано – сделано. В трубке раздался голос мужа, причем сразу стало ясно, что она его разбудила и он сам не понимает, на каком он свете. Пенелопа заговорила намеренно оживленным голосом:

– Дорогой, мне очень жаль, что пришлось тебя будить, но у меня проблема. Профессор еще не пришел. Говорят, он оперирует. Он может задержаться на час, на два, может быть, даже на три! Может, мне стоит отказаться от визита, как ты думаешь? Надо забрать детей из школы…

Андреа не дал ей закончить. Уж слишком ему дорога была возможность похвастать перед друзьями, что сам Вивиани лечит его жену. Он сразу стряхнул с себя сонливость.

– Оставайся там и жди сколько понадобится. О детях я позабочусь.

– Ты уверен? – Пенелопа радовалась, что разбудила его и хоть раз в жизни заставила заняться детьми.

– Никаких проблем, Пепе. Будь спокойна, я все беру на себя, – веско пообещал Андреа.

Пенелопа повесила трубку, повернулась и нос к носу столкнулась с мужчиной в белом халате. Она ощутила тонкий аромат английского одеколона, сильные мужские руки обняли ее. Ей улыбался Мортимер.