Текст книги "Стыд"
Автор книги: Эстер Гольберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
3
В течение нескольких недель моей работы в доме на Ибн Эзра жизнь за пределами религиозного квартала постепенно теряла загадочный шарм и принимала реалистичный облик. И хотя она по-прежнему целиком и полностью состояла из малознакомых мне явлений и алгоритмов, ее непредсказуемость, спонтанность и хаотичность переставали вызывать ужас. В доме Хадад все время что-то происходило, что-то не всегда мне понятное, но ужас незнания угасал и многие вещи стали поддаваться логике. Зоной, недоступной для моего осознания, продолжала оставаться мудреная схема отношений, в которой органично существовали Хая, Арье и Шауль.
Шауль работал на семью Хадад, очевидно, так долго, что разбирался во всех тонкостях их бытовухи. Кроме того, филигранно управляя их домашними делами, Шауль позволял себе нелестно комментировать деятельность Хаи, ее поведение и внешний вид, отчитывал ее, как собственное дитя, и спокойно заходил без стука в ее спальню. Хая его нравоучения либо напрочь отказывалась замечать, либо наскоро от них отмазывалась, чтобы не портить себе настроение внеплановым выяснением отношений. Когда же на горизонте возникал господин Хадад, атмосфера в доме менялась: рот Шауля захлопывался на ключ, сам он мимикрировал под мебель, а экстравагантные заскоки Хаи тотчас сводились к минимуму – она становилась тихой и отстраненной.
Сам Арье, напротив, был предельно постоянен. Обычно приветливый и в хорошем расположении духа он был вежлив, галантен, без стеснения демонстрировал свое безупречное воспитание, но ни тени пафоса, ни излишней вычурности в его жестах не было. Его парадоксальная мягкость в общении со мной диссонировала с немым напряжением вокруг, которое я старалась не замечать.
Шауль встретил нас фирменной недовольно-встревоженной миной и с самого порога ринулся раздавать указания:
– Ты, – обратился он к Хае, экономя слова на приветствии, – Бегом в комнату. Мария ждет тебя на маникюр и макияж. Оси не будет. Взорвался бойлер, говорит, из стены хлещет вода. Иди уже!
– Да, мам, – язвительно оскалилась Хая.
Мужчина протянул ей ее мобильник, но прежде, чем выпустить его из рук, приглушенно добавил:
– Скрой уведомления. Провоцируешь лишний раз.
Хая не ответила. Сунула телефон в карман джинсов и, размеренно шагая босиком по холодному полу, скрылась за углом.
– Теперь ты, – Шауль переключил внимание на меня, – Сходишь за детьми? Позвоню в школу, предупрежу, что ты заберешь их в два. Арье обещал Акиве, что Хая возьмет их с собой. К половине третьего вы должны быть дома, чтобы они успели поесть. И подготовь им одежду. Что-то более ли менее удобное – поедем на военную базу, ехать долго. Уборку пока оставь.
– Ага, – я кивнула, мысленно включаясь во внезапно развернувшиеся сборы.
– Шауль! – донесся требовательный вопль с другого конца первого этажа, на который мужчина отреагировал незамедлительно, развернувшись на месте и с тяжким вздохом отправившись на зов.
Не смотря на ажиотаж, в который Шауль нас активно пытался ввести, все было довольно спокойно. Дети собрались быстро и были отправлены на задний двор, чтобы не мешаться под ногами передвигающегося мелкими перебежками паникера. Когда наконец и он был готов, начался новый этап возни.
Я наблюдала за ним издалека, с улицы, тихонько подглядывая через панорамные окна. Шауль ходил по залу взад-вперед, размахивая стопкой листов. Хая стояла там же, обхватив себя руками, покачиваясь и безостановочно шевеля накрашенными губами. Мне не удавалось услышать, что она говорит, но излюбленная мною наглая ухмылка скрылась с ее лица. Ее что-то волновало, она вопросительно дергала бровями и расчесывала алыми ногтями плечо. Шауль вдруг остановился на полпути и обернулся к Хае – ее слова все-таки привлекли его внимание. Он подошёл к ней, взял за локоть левой руки, Хая руку одернула, но потом сама подняла локоть повыше, демонстрируя мужчине оголенное плечо. Он аккуратно провёл по коже пальцами, нахмурился, что-то на ней рассматривая. Хая снова одернула руку, посмотрела Шаулю прямо в глаза и ещё что-то медленно и четко произнесла. Шауль постоял на месте пару секунд, затем с сожалением покачал головой и махнул рукой в сторону выхода.
– Дети, пора ехать! Бегом сюда, – раздалось на весь задний двор.
Полагая, что на этом эпопея сборов успешно завершилась, я принялась за уборку. Однако длилась она недолго: через несколько минут, когда, как мне казалось, Шауль должен был уже свернуть на трассу, он вдруг появился в дверях и подозвал меня к себе.
– Мне придется тебя попросить поехать с нами, – проговорил он, дождавшись, пока я подойду достаточно близко. – Ее здорово штормит, я не справлюсь с ними тремя.
– Куда?..
– Пару часов к южной границе. Хая дает небольшой концерт на военной базе, ничего особенного, споет пару песен. К вечеру вернемся.
– Хорошо.
Мой ответ мужчину удивил. Меня тоже, но времени на раздумья было ничтожно мало, так что праведный голос Мойры в голове попросту не успел подключиться.
Оглушительно взвизгнул он только тогда, когда, сидя на заднем сиденье, облепленная с обеих сторон детьми, я мчалась по дороге №40 под звуки словесной перепалки. Начало разборок я пропустила, о чем идет речь понимала не до конца, но о том, что эта истерия активно набирает обороты, догадывалась.
– Надеюсь, ты понимаешь, что это будет не только мой позор.
– Какой позор, какой позор?! – простонал Шауль, кривя губами от негодования. – Прекрати сейчас же. Тебе все равно придется выступить, не проще ли не мотать мне и себе нервы, а просто взять и сделать?!
Хая без конца скользила по креслу, опуская и поднимая зеркальце, перекладывая из кармана в карман телефон и бесцельно пролистывая разлинованные страницы.
– Что изменится, если мы перенесем все на другой день, когда я буду достаточно готова? Почему я должна выглядеть идиоткой из-за того, что кому-то всралось делать это сегодня?!
– Не трогай, – оборвал ее Шауль, заметив краем глаза, как она потирает накрашенные веки. – Есть ровно ноль причин не выступать сегодня, Хая, ты прекрасно это знаешь. Ты делала это хренову тысячу раз – сделаешь еще!
Я видела в зеркало заднего вида, как лицо мужчины покрылось красноватыми пятнами, желваки на скулах забегали. Впервые за полгода знакомый мне мужчина был зол, и почти забытый страх заколол в груди. Я покосилась на Акиву: он сидел в больших наушниках и глядел в окно, не подавая признаков беспокойства. Зака с начала поездки дремала на моем плече, и повышенные тона не нарушали ее сон. Я вдруг оказалась одна между двух огней. Не между, конечно, а слегка позади.
В тишине, повисшей на несколько секунд, я стала четко слышать отрывистое дыхание: плечи Хаи потряхивались невпопад, как у легкоатлета после дистанции, она замотала головой вправо и влево, ударяя каштановыми локонами по спинке кресла и в пару движений запихала ноты в бардачок.
– Я не выйду.
– Хая, – прикрикнул Шауль, нервно дернув руль, из-за чего машину потянуло в бок. – Не вынуждай меня звонить Арье.
– Да звони хоть Господу Богу! – выпалила в ответ Хая, маша перед лицом водителя рукой. – Этими пальцами ты предлагаешь мне играть? Трясущимися, как у алкоголички?!
Шауль мгновенно перехватил мельтешащую перед глазами руку, машина завиляла по полосе. Я уперлось ладонью в спинку переднего сиденья, Акива приподнял наушник и обменялся со мной перепуганными взглядами.
– Не смей ко мне прикасаться, – закричала женщина, из последних сил борясь со сбившимся дыханием.
Хая извивалась на месте, Шауль не ослаблял хватку – это безумство длилось не больше пяти секунд, но за это время мой трепещущий мозг выдал полсотни кошмарных разворотов событий.
Хая запрокинула голову в паническом спазме.
– Пожалуйста, я не могу дышать.
Шауль молча, не меняясь в лице, скинул скорость и рывком свернул на обочину. Мы остановились. Он вышел из машины, обошел ее спереди, открыл правую переднюю дверь и вытащил наружу дрожащую всем телом женщину, а затем заглянул в салон и строго сказал:
– Ждите здесь.
Они спустились с дороги вниз, куда-то под склон, и скрылись из виду. Акива проводил их взглядом, натянул назад наушники, откинулся на спинку кресла и зажмурил глаза. Зака лишь поворочалась во сне.
Рука сама достала из кармана юбки телефон. Пропущенных нет, только непрочитанное сообщение, пришедшее пару часов назад: "Сохрани мой номер. Арье Хадад". Быстро нащелкиваю буквы, перечитываю и стираю. Пишу еще раз. Это то, о чем он просил. О чем предупреждал. То, что я обещала сделать. Снова стираю.
4
База стояла на пустыре. Обособленная от населенных пунктов, она неожиданно выросла прямо из песка, как только Шауль свернул с трассы.
– Фрида, дай угадаю, – протянул мужчина, нарушив свое полуторачасовое безмолвие. – У тебя наверняка нет с собой никаких документов…
Он припарковал машину недалеко от КПП, заглушил двигатель и еще немного посидел, не убирая рук с руля.
– Ладно, – собрав остатки бодрости в одно слово, выдохнул Шауль и развернулся к задним сидениям. – Придется вам поболтаться здесь, пока я все решу.
– Я пойду с вами! – тут же возмутился Акива, глянув на меня как на врага народа, из-за которого его фантастическое путешествие на военную базу должно было вот-вот сорваться.
– Все пойдут, но попозже, – буркнул Шауль и с очередным тяжелым вздохом вывалился на улицу.
Хая, которая после экстренной остановки не подавала признаков присутствия, не дожидаясь команды, выскочила из машины и отошла от нас на пару шагов.
Я давно словила себя на мысли, что хорошо бы перестать на нее пялиться, однако могла ли я перестать пялиться на человека, который то дурачится как дитё, то в истерике выламывает руки, то отстраняется и убегает. Дергающаяся коленка Шауля определенно была издержкой профессии, и, судя по всему, вскоре я обзаведусь чем-то подобным.
Шауль и Хая прошли через КПП, а мы остались ковырять старый металлический забор на стоянке. Откуда-то из-за ограждения около получаса доносилось гудение голосов, но затем все голоса постепенно стихли. Кроме одного, самого звонкого, звучащего из динамиков. Мне потребовалось меньше секунды, чтобы определить, кому он принадлежал.
Хая вежливо поздоровалась, но не представилась. Быть может, в этом не было нужды. Шауль пару раз намекал, что она очень известна, однако я не представляла насколько.
– Мне бы хотелось начать с того, что вы все знаете, – в ее голосе звучала улыбка.
Я представила, как она это произносит. Заигрывает с толпой, хитро прищуривается. Улыбается. Возможно, слегка застенчиво или, напротив, высокомерно.
"С того, что вы все знаете», – передразнила я ее в своей голове и сама этому усмехнулась.
Пока я кривлялась, заиграла мелодия и… Хая начала петь. На самом первом слове я повернулась на звук, словно могла ее увидеть, но передо мной был лишь забор. Я почти не улавливала слов, слышала только голос. Звучный, сильный, но мягкий. Непохожий на тот, которым она говорит. Тот голос хрипловатый и усталый, а этот чистый как вода.
Я прикрыла глаза, внимая каждому звуку. Не помню, когда слышала в живую, как поет женщина. Как поет она.
По закону подлости мое упоение прервалось криком со стороны КПП. За нами прислали солдата.
Пройдя череду серо-зеленых бараков, мы оказались на небольшой открытой лужайке, на которой располагался импровизированный концертный зал, заполненный несколькими десятками парней и девушек на раскладных стульях и скамейках.
Хая как раз закончила первую песню, и пока ликующая толпа аплодировала и весело прикрикивала, женщина отыскала нас взглядом и, убедившись, что все на месте, позвала к инструменту Хану Зейгер.
Этой загадочной Ханой была моя ровесница, в чистой зеленой форме, со сложенным беретом на плече, оружием наперекос и собранными в неаккуратный пучок короткими волосами. Она поднялась со своего места в первом ряду, подсела к Хае и взяла в руки второй микрофон, смущенно пряча глаза и неловко сжимая губы.
Хая подбадривающе погладила ее по спине и обратилась в зал:
– Я попросила Хану помочь, ведь следующая песня про бесстрашных, а эта девушка, как и все вы, каждый день рискует собой, чтобы мои дети спали спокойно. Это ваша песня.
Зал вновь закипел аплодисментами.
– Плюс она потрясно поет, сейчас сами услышите, – добавила Хая и подмигнула солдатке.
Хая была права, девушка пела прекрасно. Сначала немного неуверенно, потом расслабилась, и пошло, как надо. Предполагаю, сыграло роль то, что каждую секунду, которую она пела, Хая смотрела на нее самым нежным взглядом, на который способна женщина. А когда Хая вступала со своей партией и их голоса сливались в унисон, она не задавливала девчонку своим звуком, даже наоборот, осторожно подстраивалась.
Мне нравилось их слушать, но одна мысль не давала мне покоя. Я хочу быть на ее месте. Хочу, чтобы кто-то смотрел так на меня. Хочу эту нежность. Жадно и эгоистично хочу.
Яркое дурманящее чувство сковало мозг, и я не собиралась с ним бороться. Что такого ей сделала эта Хана, чем она заслужила? Разве не я терплю ее чудачества? Не я ночевала на оттоманке и получила за это от Мойры?
Даже когда эта солдатка села на свое место и снова слилась с бежево-зеленой массой, мой взгляд упорно утыкался в ее затылок. Мне казалось, что Хая продолжает смотреть на нее. Стреляет глазками и хихикает. От раздражения на лице дернулась мышца.
В гневной дискуссии с самой собой я пропустила завершение выступления. Очнулась, когда ко мне подошел парень в форме и без особой радости доложил:
– Мне поручено провести детям экскурсию.
Я растерянно захлопала глазами и окинула взглядом толпу, пытаясь найти Шауля. Он тут же проскочил мимо меня и махнул рукой: "Идите с ним, мы скоро закончим".
– Хах, недоверчивая леди, – хмыкнул солдат. – Не переживайте, я высококвалифицированный экскурсовод.
Я не переживала. Пока мы стояли возле раскладных стульев, я имела возможность наблюдать, как Хая мило беседует с ребятами, фотографируется и раздает автографы. Они облепили ее, как пчелы улей, не давали уйти. Мужчине в синем пиджаке удалось ее увести в одно из прямоугольных зданий, и толпа мигом расконцентрировалась по лужайке.
В ту же секунду, как нога Хаи переступила порог, я, Фрида из Рамат-Шемер, превратилась в маячный фонарь. Каждый, кто находился на территории базы и был физически способен видеть, с этого момента следил за моим движением. Двое детей, скачущих вокруг меня, тоже были явлением диковинным для этих мест, но вызывали меньше интереса. Все смотрели на меня. А если кто-то не смотрел, потому что занимался своими делами и не заметил, товарищи обязательно тыкали его в плечо и осторожно указывали в мою сторону.
Зака дергала меня за руку, тянула за собой, ближе к солдатам, но я вросла своими уродливыми туфлями в землю и не могла сдвинуться с места. Они смотрели на меня – я на них. Почти все они улыбались, кто-то перешептывался и хихикал. Я стояла, чувствуя, как нос вдыхает пыль вместо воздуха, как дышать становится тяжело. Обернулась на КПП, оставшийся в сотне метров позади. Это можно прекратить прямо сейчас. Развернуться и сбежать. Сбежать и не мучаться.
Солдат, повествующий Акиве об устройстве базы, заметил, как мы обрастаем вниманием, и повел в глубь базы смотреть спальные палатки.
Тут было спокойнее. В палатке темно и прохладно – плотный материал почти не пропускает солнечных лучей. По бокам рядком стоят голые металлические кровати без матрасов, в конце палатки – стеллаж с огромными тканевыми мешками. Детей мрачный вид палатки не тронул, так что, полазив между железными каркасами, они понеслись на улицу. Я задержалась, охваченная атмосферой военного аскетизма.
– Сложно представить, что здесь живут люди, – сказала я, невольно поежившись.
– Слишком для таких, как ты? – откликнулся солдат.
Его тон был мне не понятен.
– Простите?
Я подняла глаза на стоящего в паре шагов от меня парня. Он был довольно высоким, практически цеплял макушкой скошенный потолок у входа. На его юном лице заиграла наглая насмешка.
– Для тех, кто предпочитает отсидеться.
Тонкие губы обнажили кривоватые зубы. По моей спине промчался холодок.
– У меня были обстоятельства…
– Ага, у всех вас обстоятельства. Конечно, – он шмыгнул носом и сделал шаг в мою сторону. – А у тебя какие? Залетела на выпускном?
– А что, понянчиться хочешь? – донесся из-за спины парня звонкий голос, от которого солдат автоматически поджал голову. – Если она пойдет служить, кто будет кормить ее семью? Ты?
Хая, румяная от непривычной активности и духоты, весело шлепнула парня по плечу, смутив его еще больше.
– Угостишь сигаретой?
– Здесь нельзя курить.
– Разве я прошу тебя покурить?
Солдат сконфуженно похлопал ладонями по карманам, нащупал пачку и протянул ее Хае, откинув крышку большим пальцем. Хая обхватила рукой его запястье, притянула пачку к себе и ловко выудила ртом сигарету, не сводя с парня цепкого взгляда. Солдат сглотнул, его челюсти приоткрылись, дыхание стало неровным и громким.
– Теперь, герой, нам придется тебя покинуть.
Пока мы вдвоем шли вдоль сетчатой ограды, Хая успела стрельнуть у дежурного зажигалку и сделать пару глубоких затяжек.
– Хочешь?
Она протянула мне сигарету. Я покачала головой. Хая пожала плечами и снова вдохнула горький дым.
– Не бери в голову слова этого придурка. Вчерашний школьник с дурным воспитанием. Попадается раз на сотню нормальных ребят.
– В чем-то он прав, – прошептала я.
Хая остановилась и посмотрела на меня, как на умственно неполноценную.
– Еще раз такое сморозишь – забудь, как меня зовут. Никто не имеет права тебя упрекать. И вообще, надо было пожаловаться его командиру.
Ее взволнованность мне льстила.
– Вы сегодня прекрасно пели.
– Да ну? – она кокетливо подняла бровь, не выпуская из губ сигарету. – Мне казалось, тебе не понравилось. Ты хмурилась.
"О, нет. Какая идиотка", – молнией ударило в моей голове.
– Я просто…ох, – я вздохнула от собственной нелепости и попыталась оправдаться. – Они все на меня смотрят. Мне хочется раствориться, чтобы не слышать их разговоры.
Хая снисходительно усмехнулась:
– На меня тоже все смотрят.
– На вас они смотрят с восхищением. А я… Эти люди на лужайке совсем другие. Рядом с ними я как битая чашка в сервизе.
Мой жалобный поток вызвал у женщины едва заметное недоумение. Она зажала сигарету пальцами и абсолютно серьезно сказала:
– Нет ничего плохого в том, чтобы выделяться. Вписываться в стандарт удобно, но не всегда перспективно. Если бы все были одинаковыми, на свете не было бы суперзвезд или – кто у вас там – пророков! Так что успокойся и прими: ты другая. Не хуже, не лучше – просто другая.
Я вынужденно кивнула, поморщившись от дыма.
– Вот видишь, ничего плохого.
Хая затушила сигарету.
– Черт, да откуда вечером такая жара.
Мы продолжили наш путь к КПП. На ходу Хая стянула кофту, оставшись в одной майке и окончательно растрепав волосы. В глаза мне сразу бросилось вытянутое сине-фиолетовое пятно чуть выше ее локтя.
– Что это? – сорвалось с моих губ.
– Что? А, не вошла в поворот на кухне, – отшутилась женщина, словно это должно было меня убедить.
– Похоже на следы от пальцев… – протянула я, и тут перед глазами нарисовалась картина. – Если это следы рук Шауля, нужно сказать господину Ха…
– Лучше прекрати, – Хая оборвала меня на полуслове.
Она была серьезна, но спокойна, как в начале нашего разговора. Она не остановилась, даже не замедлила шаг. Уставшие глаза, устремленные куда-то вдаль, придавали ее виду зачарованности.
– Почему?.. – тихо спросила я.
– Я не собираюсь обсуждать это с домработницей, – равнодушно ответила Хая.
5
– Что же тревожит тебя, мое дорогое дитя…
Моти передразнил Мойру, пристально следя за тем, как я засовываю в себя остывший суп. Организм сопротивлялся. Челюсти, напряженные от обиды и разочарования, с трудом шевелились. Я все прокручивала и прокручивала в голове диалог. Все диалоги с ней. И все равно не находила, где могла оступиться.
– Мойра отдала тебе побрякушки?
Он что-то еще пробубнил, убежал, затем вернулся с кульком. На столе возле тарелки появилась небольшая коробочка, обернутая в крафт-бумагу. Я лениво повертела ее в руках. Моти, не услышав от меня желаемого вопроса, закатил глаза и сказал:
– Давай же, открой! Это вообще-то хороший знак, господин хочет взять дуреху замуж.
Я разорвала обертку, открыла коробочку. Внутри находилась пара очаровательных сережек с синими камушками, но давящее уныние похитило мой восторг.
– Какой господин?
Моти поправил кипу:
– Точно дуреха издевается… Много господинов присылаю тебе подарки? Йоэль Милнер, с которым ты виделась в Кетаре, зайдет завтра после работы. Хочет выразить соболезнования. Мойра порадуется, если все пройдет, как нужно. Ей сейчас нужны хорошие известия.
– Мне нужно присутствовать?
Парень возмущенно цыкнул. Я отложила сережки в сторону.
– Как ты, Моти? – спросила я.
– Лучше, чем она, – он спрятал лицо за плечом пиджака, не желая к себе подпускать. – Она взяла часть твоих смен в мастерской. Ей нужны деньги.
– Много?
– У тебя столько нет, – прыснул Моти. – Мы должны вернуть деньги за отца, так что займись лучше своим долгом. Съедешь к мужу – лишишь нас лишних забот. Надень завтра сережки – ему будет приятно.
Рухнула на кровать без сил, но сон не приходил. Только я, прикрыв утомленные глаза, потихоньку проваливалась в объятия бездны, кто-то за стенкой начинал скрипеть кроватью, с силой проворачивать дверную ручку, чтобы она звонко дребезжала, шлепать маленькими надоедливыми ножками.
Крутясь под одеялом как юла, я была готова принять судьбу полуночницы, но высшие силы сжалились, уложили по кроватям неугомонных детей, и, в последний раз перевернув подушку прохладной стороной кверху, я прильнула к ней щекой. Зря.
Пронзительный "дзинь", звук полученного сообщения, бессовестно дернул последний живой нерв.
– Да что ж такое! – злобно прошипела я, откидывая в сторону одеяло.
Пошарив рукой в темноте, подняла с пола телефон, поднесла к лицу слепящий экран. На экране СМС от неизвестного абонента, которого я не могла не узнать.
“Я опять тебя обидела.”
“Это вопрос?”
“Нет.”
– Нет – так нет, – фыркнула я, убрала телефон и отвернулась к стенке.
Еще одно СМС. Твердо намереваясь не отвечать, зажмурилась сильнее. Я была зла и одновременно заинтригована. Нет причин полагать, что я смогу уснуть, зная о непрочитанном сообщении от нее. Скрепя зубами, открываю переписку:
“Ты простишь меня?”
“Это срочно? Вы же знаете, когда у меня рабочие часы.”
“Не хочу, чтобы ты обвинила Шауля на пустом месте.”
“Значит, дело только в нем?”
Тишина. Мне все ясно. С чего бы мне надеяться, что этой женщине интересны мои чувства. Снова "дзинь".
“Я бы хотела общаться с тобой не как с домработницей, но когда кто-то рядом, это невозможно.”
“Почему?”
“Сложно объяснить…Остановимся на том, что для них это нарушение границ, ок?”
"О каких границах она говорит?" – подумала я, когда Моти треснул кулаком по моей двери с ворчливым кряхтением.
– Выруби далбанный звук!
“Ладно. Мне пора.”
“Мне очень важно знать, что ты не сердишься и мы все еще друзья.”
Не поверила своим глазам, перечитала еще раз.
– Друзья? – одними губами произнесла я, чтобы удостовериться, что это то самое слово.
Издав приглушенный писк, я спряталась под одеяло с головой, набрала в ответ "Я не сержусь", но кнопка "Отправить" продавилась и телефон завис. Нервно похлопав телефоном об ладонь и не увидев никаких изменений, я почти беззвучно застонала и вновь спрятала мертвый телефон под кровать.
Эта древняя машина для тренировки терпения отключалась раз в два дня, как по расписанию. Не было во мне больше воли думать о чем-то, кроме слов Хаи. Ничего не поделаешь. Отвечу утром.
