Текст книги "Стыд"
Автор книги: Эстер Гольберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
3
Слова Мойры сопровождали меня на работу каждое утро, когда я быстрым шагом пересекала улицу за улицей, избегая глазами знакомых лиц. Моше открывал мне ворота и вручал ключ от парадной двери. Шауль приезжал к завтраку, привозил пакеты из супермаркета, усаживался на диван перед телевизором с мультиками и подгонял сонных детей. По дороге от школы – мы отводили детей вместе, чтобы я запомнила маршрут – он зачитывал список “плохих новостей” с экрана телефона, пыхтел и бранился вслух с кем-то из интернета. Говорил, что мысль об отсутствии государственного бюджета добавляет ему морщин. Ему и до мусорок было дело, и до партии колясочников, и до нефтепровода. Я поддерживающе мотала головой и уверяла, что дорогу выучила наизусть и в следующий раз отведу детей сама, однако каждое утро Шауль об этом забывал.
С господином Хадад мы в первое утро разминулись на пороге – наверное, уезжал на работу. В следующий раз он приехал за детьми, сказал им собрать рюкзаки к Либи, а мне – сложить в серый пластиковый пакет книги из полки под телевизором.
– Просто скинь все вместе. Это мусор, – заметив, как я разглядываю черно-белую обложку, мужчина настороженно свел брови, – Что там?
– Ничего, – опомнилась я, спрятав книгу в пакет.
Господин Хадад сидел на диване позади меня,
погруженный в ожидание. Несколько минут он наблюдал, как я кропотливо сортирую книги по размеру, убираю ровными стопками в мусорный мешок, прежде чем проявить этому действию интерес.
– Забери, если хочешь. Возьми что-нибудь из Брэдбери, он почти всем нравится, – протянул Хадад с выдохом, – Хотя вы такое не читаете.
Я убрала руку от книги, за которой потянулась в приступе забытья и, не подавая вида, вернулась к полке.
– В Танахе сюжетов достаточно, – мужчина словно прочитал мою мысль.
Я не смотрела на него, но как он говорил, спокойно и в меру громко, мне нравилось.
– А ваша жена не будет читать?
– Она не читающая. Как страницы листать помнит – уже радость, – он издал тихий смешок, вынудив меня вежливо улыбнуться в ответ.
Я промолчала. Хотя поговорить про Брэдбери с первым человеком из моего окружения, который смог бы написать его имя без ошибок, мне хотелось больше, чем “Грозовой перевал” Бронте с красивой черно-белой обложкой. Мне бы хотелось сказать, что Брэдбери не для всех, что его книжки из городской библиотеки вгоняют в тоску и тревогу. Господин Хадад вряд ли бы поспорил. Я представляла его читающим скорее “Идиота”, чем “Марсианские хроники”. Он не походил на мечтателя. По крайней мере по голосу и походке, за которой я следила с порога.
Все ушли, я закрыла дверь, вернулась на кухню. Черно-белая обложка отблескивала глянцем в свете лампочек над барной стойкой. На салфетке сообщение из двух слов: “Не стесняйся”.
Сенсорные кнопки на плите не поддавались моему напору. Не с первого раза справившись с конфоркой, я перелистнула страницу и почесала холодный нос.
– Фрида?
Голос, возникший из ниоткуда, заставил замереть и медленно обернуться. Хая, хозяйка дома, стояла у дверей своей спальни, на этот раз чуть более одетая, чем в нашу предыдущую встречу, когда, выйдя на кухню в огромной серой футболке, она любезно одарила меня незаинтересованным взглядом и унесла на свою территорию графин с водой.
Я не слышала, как она вышла из комнаты, хотя в доме было тихо, но не это привело меня в замешательство. Сегодня, спустя почти месяц редких молчаливых переглядываний, она заговорила со мной. И ждала ответа.
– Во сколько ты уходишь?
Я взглянула на таймер на плите.
– Сейчас. Шауль сказал, я могу уйти пораньше. Дети уехали, только суп выключу.
Руки Хаи не могли найти места, взгляд все время перескакивал с меня на пол и назад. Она хотела что-то сказать, но почему-то не решалась. Я ждала, но с каждым ее непроизвольным движением на месте мне все больше становилось не по себе.
– Да, иди.
Я послушно развернулась к выходу, продолжая чувствовать на себе ее взгляд, и, поджав от душащей неловкости плечи, быстро зашагала к крючку с плащом.
– Так, нет, подожди-подожди!
Хая подлетела ко мне, я инстинктивно попятилась, испуганно таращась и прижимая к себе плащ.
– Ты можешь не уходить сейчас? Это очень важно.
Ее взволнованный вид, даже болезненный, вогнал меня в ступор. Она была одновременно и напугана, и агрессивно настойчива, и… одержима? Нет-нет, теперь мне точно пора домой. Пока я собиралась с мыслями, она метнулась в сторону шкафа, засунула руку в куртку и достала бумажник.
– Я тебе заплачу.
– Не надо, – трясясь, как крышка кипящего чайника, промямлила я и оборонительно выставила перед собой руки.
Мое сопротивление отпугнуло ее. Она покраснела, и на измученном лице я вдруг увидела разочарование. Ещё секунду мы смотрели друг на друга, смущенные и сбитые с толку, затем она опустила руки и направилась в свою комнату. А я вылетела на улицу, не думая ни об обуви, оставленной в коридоре, ни о супе, который, возможно, уже давно покинул кастрюлю и постепенно сплавлялся по кухонной поверхности.
Босая я стояла на пороге с колотящимся сердцем, пытаясь осознать и объяснить происходящее. Шауль сказал, она больна. Она точно больна, ей нужна помощь. Но я не знаю, что с ней, разве я могу помочь? Нет, мне нужно уйти. Срочно. Она может попросить Шауля. Я ее даже не знаю. Но она так напугана. И я тоже.
Дверь за мной приоткрылась. Я подскочила на месте, чуть не нырнув со ступеньки носом в чудесную вымощенную дорожку.
– Пожалуйста. Я не хотела тебя напугать. Мне очень нужно, чтобы ты осталась, – осторожно проговорила Хая, будто общалась не с домработницей, а с ребенком или диким зверьком, забравшимся случайно в ее дом, – Если пойдешь со мной, обещаю всё объяснить. Пожалуйста.
Теперь она говорила сдержанно, так, что на её фоне одержимой и неадекватной казалась я. Все снова было нормально, словно то, что произошло, произошло лишь в моей голове.
– Я, конечно, слышала, что ходить босиком полезно, но не по городу же, – Хая криво улыбнулась уголком рта и кивнула, приглашая проследовать за ней. Проклятые туфли снова не оставили мне выбора.
4
Она сидела за фортепиано и вот уже пятнадцать минут пыталась сфокусироваться, а я на кожаном пуфе в нескольких метрах от нее надеялась на обещанные объяснения. О них она благополучно забыла, удовлетворив потребность в компании. Перелистывая туда-обратно страницы нотной тетради, Хая что-то озабоченно искала. Несколько раз ее кисти касались белоснежных клавиш, но она тут же одергивала их, ерзала на стуле, будто проблема была в нем, и снова возвращалась к нотам. Ее пальцы сопротивлялись.
Наконец женщина смиренно захлопнула крышку инструмента и, все же вспомнив о моем присутствии, переключила на меня внимание.
– Играешь?
– Нет, – я мотнула головой.
– Мда, странный вопрос.
Хая уже не казалась встревоженной, скорее раздраженной. Это легко читалось по искривленным в надменной ухмылке губам – она не скрывала. Зато выглядела она гораздо свежее, чем в те наши редкие встречи на кухне. Привычная заспанность лица значительно спала, открыв моему любопытному взору его изящные черты. Она была безусловно красива. С врожденным “кошачьим” прищуром, аккуратным ртом и маленькими бровями-домиками, четкой линией подбородка и в меру крупной нижней челюстью – в ее лице не было доминирующих черт, и даже наряженное в недружелюбную маску оно могло быть иллюстрацией всей вселенской гармонии, которую природа бережно положила на свой холст.
А еще она была причесана. Можно ли самовлюбленно считать, что пышные волнистые локоны, обычно пушащиеся и торчащие в разные стороны, сегодня лежали аккуратно именно для меня. Забавно, если Хая решила, что с милой прической у нее будет больше шансов убедить меня отказаться от вечерней прогулки в ее пользу. Так или иначе, ее план сработал. Я оставалась на месте, пряча от нее трепет любопытства.
– Разве твоя семья не против, что ты здесь работаешь? – спросила Хая по-обыкновенному не особо вовлечено и, не дожидаясь ответа, удалилась в свою обитель, но дверь оставила открытой.
– Они думают, я сижу с детьми хаззана, – прямо ответила я, надеясь, что вопрос был все-таки не риторическим.
– Ха, так меня еще никто не обзывал.
Мои слова произвели на нее такое впечатление, что она высунулась из комнаты, прислонилась плечом к дверному проему и сложила руки на груди, как недовольная учительница.
– Не боишься, что кто-то проверит? Сомневаюсь, что в этом районе есть хоть один хаззан.
– Если и есть, я у него не работаю, – напомнила я, за что получила немой упрек.
– Тоже верно. Арье всегда хотел помощницу из религиозных. Думает, вы лучше справляетесь с домом, детьми и всем этим… – Хая зачем-то указала на окно и снова скрылась. – Замужем?
– Нет.
– Собираешься?
– Странный вопрос, – процитировала ее я.
Из комнаты донесся короткий смешок.
– Слушай, ты не встречала мое удостоверение, когда убиралась?
"Еще один странный вопрос", – подумала я, но в ответ лишь односложно протянула:
– Нет.
Шуршание за стенкой прекратилось.
– А телефон у тебя есть?
– Телефон есть, но…
– Иди сюда, я ничего не слышу, – перебила Хая.
Ее минутный доброжелательный настрой растворился в воздухе. Я тихонько подошла к двери и тут же услышала подгоняющее "да заходи ты”.
– Садись на кровать, если хочешь, или сюда, – Хая, не поворачивая головы, указала на тахту.
Сама женщина сидела на полу перед распахнутым шкафом и рылась в картонной коробке.
– Телефон есть, но без интернета, – договорила я.
– Подойдет. Мне нужно отправить сообщение. Я тебе заплачу, если…
– Пожалуйста, не надо мне платить!
Женщина, перманентно пытавшаяся мне за что-то заплатить, развернулась на полу, а я протянула ей свой раритетный кнопочный аппарат. Она посмотрела на меня своим коварным кошачьим взглядом, словно собиралась спросить, не издеваюсь ли я над ней, но волновало ее другое.
– Ты можешь пообещать, что не скажешь Шаулю?
Эта просьба мне совсем не понравилась. Все вопросы я решала именно с ним, он объяснял, что нужно делать, покупал продукты по списку, справлялся о благополучии детей, даже в школу ходил на родительский день. И, честно говоря, скрывать от него такую мелочь казалось глупым. Но в своей просьбе Хая была крайне серьезна, поэтому я не посмела ей отказать.
– Если нужно, – я кивнула.
– Мне нельзя возвращаться поздно.
– Я закажу тебе такси.
– Мне нельзя на такси.
– Господи, да что ж тебе можно?
К 21:45 мы успели переместиться в зал и заварить чай. Хая расположилась полулежа на диване и внимательно меня разглядывала. Меня увлекло расписанное семитскими узорами дно чашечки, подарившее моему молчанию причину.
– Хочу знать, что Шауль успел про меня наговорить, – задумчиво протянула женщина, нежно прикасаясь губами к тонкому фарфору.
Я подняла глаза к потолку, напрягая уставшую голову, чтоб вспомнить.
– Особо ничего…Что вы себя плохо чувствуете и… кажется, пишете музыку.
Она горько усмехнулась. Так она реагировала на каждое мое высказывание длиною больше, чем в два слова.
– Предел мечтаний Арье. Религиозная и ничего не знающая.
– Вы тоже меня не знаете. Я почти месяц нахожусь в вашем доме, но познакомиться вы решили только сегодня и так и не сказали зачем.
Она только лениво помяла плечо.
– До этого не было нужды. Ладно, извини, не хотела тебя обидеть.
"Не похоже", – подумала я.
– Мне правда нужно домой.
Хая поставила чашку на пол и опустилась на лопатки, приложив ладони ко лбу.
– Я не могу тебя отпустить.
– Почему? – вырвался бестактный, но логичный вопрос.
– Потому что, если я останусь одна, черви в моем мозгу прогрызут через глотку тоннель к сердцу, и когда оно наконец остановится, я буду лежать прямо здесь, на этом диване, пока мои дети не обнаружат мое гниющее тело, – на одном дыхании произнесла Хая и печально добавила, – Поэтому тебе придется остаться со мной.
– Поставлю чайник.
Вечер сегодня не кончится.
5
Сквозь чуткую утреннюю дрему до моего сознания донесся скрип двери, который был таким тихим и неубедительным, что я не сразу поняла: прозвучал он во сне или наяву. Последовавшая за ним боль в шее и ослепляющий свет из панорамного окна, с которого кто-то безжалостно убирал жалюзи, сразу привели меня в чувства.
– Кхм, видимо, доброе утро?
От бодрого голоса Шауля я подорвалась с тахты, на которой провела остаток ночи после вчерашних разговоров. Мы говорили долго. Обо всем и ни о чем. Хая рассказывала про свои поездки, про детский хор и ее любовь к плаванью. Про семью и работу говорила совсем чуть-чуть и ничего конкретного. Больше спрашивала. Ей хотелось знать все: нравилось ли мне работать в швейной мастерской, с кем из детей Мойры я больше всего общаюсь, буду ли после свадьбы носить платок, как Мойра, или предпочту парик. Я отвечала, сдерживая зевки и поглядывая на время. Вряд ли Хая следила за моей мыслью. Она задала полсотни вопросов о незнакомом человеке, не спросив ни про дом, ни про собственных детей. Ей важно было лишь слышать чью-то убаюкивающе монотонную речь, чтобы не быть одной в тишине.
Мимо моего лица в сторону Шауля пролетела подушка. Он с легкостью увернулся – не впервой.
– Даже не пытайся меня сегодня куда-то тащить, – угрожающе пробубнила Хая, прячась с головой под одеяло так же, как это делает по утрам ее дочь.
– Расслабься, я здесь, чтобы освободить твою пленницу, – ответил Шауль, поприветствовав меня виноватым подмигиванием.
Это утро не переставало удивлять: два самых угрюмых, после дяди Шимона, человека оба пребывали в чудесном расположении духа.
– Я привез твои любимые круассаны.
Хая высунула из-под одеяла свой аккуратный носик, а потом и вовсе грациозно выбралась из постели:
– Тогда забираю свои слова назад, тащи меня куда хочешь.
Потом мы сидели втроем за стеклянным столом и завтракали. Миндальный круассан источал соблазнительный аромат, и моя пятиминутная слабость могла быть прощена ввиду сладкого искушения. Шауль зачитывал рабочий план, Хая кивала и пялилась в смартфон, который мужчина принес вместе с выпечкой.
– Ты можешь со спокойной душой уходить на выходные до воскресенья, дети вернутся только на следующей неделе, – Шауль обратился ко мне с ироничной ухмылкой, – Спасибо, что посидела с моим четвертым ребенком.
За это он получил локтем в бок и молниеносный щипок под пиджаком.
Проспав в скрюченном положении на кушетке пару часов, я впервые почувствовала в себе достаточно сил, чтобы нестись в припрыжку по ярким знакомым улицам. Наивная необоснованная радость, от которой поднятый ветром песок, попав в рот, покажется сахаром, скакала во мне в такт шагам.
Полжизни назад, еще до бат-мицвы, во мне было много радости. Я радовалась всему и всегда: когда разрешалось разбудить сестер на утреннюю молитву и когда дождевая вода ручьем хлестала из сточной трубы. И походы в синагогу, и все-все домашние праздники, особенно, когда мы все вместе садились за накрытый стол, и яблоки в карамели на Рош-ха-Шану – эта радость ушла, оставшись лишь детским воспоминанием, и я не знала, что она вот так внезапно вновь обрушится на мою голову.
Мойра распахнула передо мной дверь с приторным энтузиазмом, на пороге сунула бутылку молока, и только тогда я заметила тетино парадное платье.
– Вот и моя Фрида, – воскликнула Мойра для кого-то и, обняв меня за шею одной рукой, прошептала. – Сваха на кухне, ты ходила в магазин, поняла? Давай без глупостей.
Сваха была видной женщиной, занимала за столом два места, и хотя и пыталась казаться доброжелательной, ее зоркий взгляд фиксировал каждый катышек на кофте и каждое неловкое движение.
– Госпожа Голденберг принесла занимательное предложение, – Мойра обаятельно стрельнула темными глазами и присела напротив меня. – Мы с дядей его уже обсудили, слово за тобой.
На последних словах она выразительно приподняла брови, намекая, чтоб я не сильно обольщалась.
– Один очень порядочный молодой человек из очень хорошей трудящейся семьи хочет с тобой познакомиться, – начала госпожа Голденберг, отслеживая движение моего приоткрывшегося рта. – Он работает помощником менеджера в банке, так что в 18:00 в это воскресенье он готов поприветствовать тебя на первом этаже бизнес-центра Кетар.
– В воскресенье? Я… – я растерянно посмотрела на Мойру.
– Первое свидание всегда волнительно, не правда ли? – подхватила тетя, давая мне пару секунд на размышления. – Для Фриды оно будет самым первым, ее еще не сватали.
– Да, я немного переживаю, – тихо подтвердила я, хотя все мои мысли были совсем о другом. – Воскресенье так скоро, я не уверена, что готова…
Сваха аж всплеснула руками от умиления.
– О, дорогая, тебе не стоит беспокоиться! Эта встреча может стать судьбоносной, если на то Его воля. Помни, Всевышний даровал тебе предназначение, и чем скорее ты его исполнишь, тем лучше. Тем более и молодые люди стремятся его исполнить как можно скорее, а они у нас не безлимитные.
Женщина еще активнее заулыбалась, Мойра тоже заулыбалась, комкая уголок скатерти.
– Так что? – еще раз поинтересовалась госпожа Голденберг.
Не успела я осмыслить происходящее, как Мойра поднялась, решительно подошла к спинке моего стула и опустила на мои плечи свои крупные ладони.
– Я думаю, мы попробуем.
Тетя еще некоторое время наблюдала в окно, как сваха с трудом ковыляет вниз по лестнице, и когда она наконец скрылась в известном направлении, Мойра вернулась на кухню, где я обреченно ожидала «серьезный разговор».
– Я предупредила, что не приду, – напомнила я.
Если драка неизбежна – бей первым. Мойра ничего не ответила, только пожала плечами и отвернулась к раковине. Молчанием она не оправдала моих ожиданий, от него становилось дурно.
Я ни разу с ней не ругалась, во всяком случае, всерьез. Мойра частенько покрикивала на детей, но без особых упреков. Конфликтовала она в основном со старшими, с Моти, например, за тайные побеги в кино и контрабандный плеер с "неправильной" музыкой. Меня никогда не трогала.
– Я не могу в воскресенье, дети вернутся…
– Это не твои дети, – холодно прервала меня тетя, намыливая и так чистое блюдце. – Ты же знаешь, это очень важно. Отпросишься.
– Разве нельзя перенести хотя бы на понедельник? Их не было несколько дней, нужно что-то приготовить, встретить, помочь собраться в школу.
Мойра придавалась чинному молчанию. Даже не посмотрела в мою сторону. Для себя она уже все решила, и мои уговоры не имели никакого значения. Возмущение, проснувшееся на фоне упрямого радикализма Мойры, нагнало на меня наглости, подбило на безрассудное заявление:
– Хорошо, тогда мне придется работать в Шаббат!
Тетя отвлеклась от своего дела. Одним движением она выкрутила ручку крана, медленно повернулась в мою сторону. Ей было любопытно, у кого я позаимствовала столько дерзости, потому что во мне ее никогда не было.
– Нет. Ты не будешь работать в Шаббат. И ночевать где попало ты тоже больше не будешь. По крайней мере, пока живешь в моем доме, – устало вздохнула женщина, потерев морщинистый лоб рукавом. – Я не собираюсь объяснять и спорить, это для твоего блага. А теперь хватит изображать, хабибти, иди, приведи себя в порядок.
Мы еще постояли с полминуты в раздраженном непонимании и разошлись: я спать, она – собираться на вечернюю смену.
6
Все было продуманно. Безупречный план, рассчитанный до минуты. До 10:25 отправить детей Мойры в школу, привести квартиру в порядок и встретить дядю Шимона, который должен сегодня утром вернуться из Тель-Авива. Ровно в 10:25 выйти из дома и к 11:00 прибыть в Верхний район. К 15:00 завершить все дела по дому семьи Хадад и в 16:00 в Рамат-Шемер готовиться к встрече. Отличный план, не придерешься.
Только дядя не приехал. Я прождала его до полудня, подбирая слова, чтобы выразить недовольство первому, кто переступит порог, ведь опоздание Шимона рушило в основании хитрую схему. К возвращению Ривки из школы стало понятно, что что-то происходит. Не теряя надежд успеть к Хадад хотя бы на пару часов, я попыталась дозвониться до Мойры – получила в ответ лишь гудки.
Со старым Шимоном не могло случиться плохое. Он, вполне вероятно, задержался по личным причинам и элементарно забыл предупредить. Несколько тщетных попыток позвонить и ему ничего не прояснили – он тоже не отвечал.
Оставив Ривку за главную, я все-таки вышла из дома, и путь мой на этот раз лежал к начальной школе. Нужно было предупредить Мойру; пропасть до ужина без связи я не могла так же, как лишиться работы, которая оплачивает наши счета.
Когда школьный охранник сообщил мне, что госпожа Гликман ушла из школы в полдень по "семейным обстоятельства", я окончательно потерялась. Ощущение, что меня выкинуло за информационный борт, постепенно начинало пугать и придавать абстрактным тревожным мыслям конкретную форму. Ничего из происходившего не было совпадением, и самое главное – не вело ни к чему хорошему.
Хадад приехали раньше обещанного. Едва успев затолкать швабру в шкаф, я выбежала в зал, навстречу визжащей Заке. Акива приветственно помахал спортивным мешком, запульнул кроссовок в аккуратно расставленную обувь. Вслед за детьми на пороге появился господин Хадад, нагруженный пакетами с продуктами, и Хая, болтающая по телефону. Веселая суматоха начала заполнять пространство первого этажа, поглощая меня и вовлекая в суетливый пляс.
Перемещаясь короткими перебежками из комнаты в комнату, от сумки к сумке, я наблюдала редкую, удивительную картину. Все четверо Хадад общались друг с другом. И не просто общались, а абсолютно по-нормальному. Хая расспрашивала детей о поездке, те восторженно и с перебоем рассказывали ей про козу тети Либи, как она норовила сожрать сарафан Заки.
Поддерживая разговор таинственной ухмылкой, господин Хадад искусно наполнил бокал красным полусухим. Заметив на себе мой любопытный взор, мужчина шутливо направил бутылку в мою сторону, приглашая присоединиться, а я скрылась на лестнице, запечатлев смущение на порозовевших щеках.
Мне не хотелось завидовать – зависть уродлива. В этом доме постоянно случалось то, чего, как мне казалось, никогда не произойдет в моем. В багаже воспоминаний, с которым я приехала к Гликманам, такого не было. Были осколки кружки, разлетевшиеся по темному коридору. Перерезанный телефонный провод, уныло свисающий с шершавой стены. Были и другие воспоминания, приятные, но сегодня они вязли в голове, как в болоте, и я не старалась их достать.
Я ничего не решила. Никакого плана не придумала. Лишь гипнотизировала настенные часы, наблюдая, как минутная стрелка крадет мое спокойствие. 15:06. 15:32. 15:54. 16:18. Должна была быть дома восемнадцать минут назад. Но я не двигаюсь. Стою у лестницы, невидимая, парализованная собственным безмолвием.
Что-то случилось. Что-то случилось. Что-то случилось. Назойливая мысль больше не скрывается, а прямо гудит в ушах, требуя немедленной реакции. Я должна что-то сделать.
– Ты в порядке? – сквозь туман чудовищных картин до меня донесся взволнованный мужской голос.
Господин Хадад стоял прямо надо мной, настороженно заглядывая в глаза, из которых вот-вот хлынет град слез.
– Мне нужно позвонить, – растерянно произнесла я онемевшими губами. – Мои тетя и дядя… Я не знаю, где они… И мне нужно идти.
Арье Хадад чудом разобрал несвязную речь, достал из кармана мобильник и без колебаний протянул мне.
– У меня есть телефон, – всхлипнула я, качая головой. – Но я не знаю, куда позвонить. Шимон не приехал, Мойра не берет трубку, я оставила детей дома одних и мне нужно на свидание.
Пару секунд Арье простоял в замешательстве и даже попытался успокаивающе положить руку мне на плечо, но, к счастью, опомнился.
– Я уверен, с ними все в порядке. Иногда люди исчезают с радаров ненадолго, забывают предупредить, – он покосился на жену, которая уже стояла рядом с ним, вникая в разговор. – Так бывает. Не стоит паниковать.
Зака ловко протиснулась между родителей и подергала меня за рукав.
– Какое свидание? – обеспокоенно произнесла девочка.
– Зака, – господин Хадад звучно выдохнул и снова обратился ко мне, – Скажи, как мы сейчас можем помочь. Если тебе нужно домой, водитель отвезет тебя. Будете на месте через пятнадцать минут.
– Я поеду с тобой! – влезла Хая.
– В этом есть нужда? – мягко спросил жену Арье.
Мне показалось, ее энтузиазм ему не пришелся по душе. Он, должно быть, планировал провести с Хаей уютный домашний вечер перед тем, как снова уехать по работе.
Арье Хадад дома не ночевал и, собственно, не появлялся. В его отсутствие единственным взрослым мужчиной в доме был Шауль, разговаривать с кем-то, кроме него, было для меня странным, и я уже собиралась смущенно отказаться от помощи, но Хая меня опередила.
– Она не может поехать в машине с незнакомым мужчиной, – заявила она так убедительно, что я инстинктивно покивала головой. – Съезжу с ней, гляну, что интересного в Рамат-Шемер.
Хая игриво подмигнула мужу, но он ее речью не проникся.
– Меня не будет полчаса. Поиграешь пока с детьми, вы редко видитесь… – протянула женщина, нежно обвивая руками шею Арье, вынуждая уступить под натиском объятий.
– Тридцать минут, – промурлыкал он ей в шею. – Я засек.
– Не стоило, – тихо произнесла я, стараясь не привлекать внимания водителя. – Я бы сама добралась.
Хая обернулась, прищурилась, будто забыла, что я ехала на соседнем сидении, и снова уставилась в окно.
– Конечно стоило! Давно никуда не выбиралась.
Она разглядывала проплывающие мимо силуэты с детской завороженностью. Я мысленно считала каждый поворот до Рамат-Шемер. Целое множество обстоятельств не укладывалось в полноценную картину – мне оставалось двигаться на ощупь.
– Здесь шляпники оплевали мне машину в прошлый раз, – зевнула Хая, – Возьми меня с собой.
– Что? – переспросила я, не понимая, к кому она обращается.
Она резво развернулась и придвинулась ко мне, толкнув коленкой в бедро.
– Ни разу не была в доме у религиозных. Это же знак! Пригласи меня в гости, будет весело.
В безмятежном взгляде Хаи вспыхнул азарт; она смотрела на меня выжидающе, не давая возможности придумать причину для отказа. А я смотрела в ответ, угадывая, шутит ли она.
– Там ничего особенного. Дом как дом… Комнаты, дети…
– Фрида, какая зануда! – Хая впервые обратилась ко мне по имени. – Это же безумное приключение! Ты не можешь меня его лишить. Ну, пожалуйста.
– Безумное, – кивнула я.
– Давай, будь хорошей девочкой.
Женщина легонько ущипнула меня за плечо. От этого прилива игривой нежности мои удивленные глаза распахнулись еще сильнее, а брови стремительно поползли вверх. Я указала в сторону желтоватого каменного забора, всплывшего в ее окне:
– Мы можем остановиться здесь?
Моя просьба вести себя как можно неприметнее была немедленно проигнорирована, как и вопрос о том, как она собирается объяснять мужу свое опоздание. На нашем пути не было ничего, кроме торца дома и забора,однако Хая все равно умудрялась тормозить и засматриваться на каждый кирпич. «Как ребенок», – подумала я, в очередной раз подгоняя ее жестом. Очевидно, никакого «знака» не было. Только желание прогуляться.
– Почему здесь нет людей? – донеслось из-за моей спины.
– С этой стороны нет дверей. Но дом Мойры крайний, так что для нас это короткий путь.
Она догнала меня и предусмотрительно взяла под руку, не позволяя ускориться еще сильнее.
– Мда, жутковато. Почему ты живешь с Мойрой?
– Долгая история.
– Ну, мы все равно еще не пришли.
– Пришли.
Я остановилась возле нужной лестницы и прислушалась, пытаясь по звукам дома определить наличие в нем детей. Было тихо.
– Подождите меня тут. Нужно кое-что проверить.
– На этой улице из ужастика? – усмехнулась женщина, не отпуская мою руку. – Нет уж, спасибо.
Я недовольно щелкнула языком.
– Мойра ненавидит сюрпризы. Она гостеприимная, но не когда попало.
– Скажешь, я заставила, – Хая не собиралась отступать. – Пригрозила увольнением.
–
Сладкая ложь для моих ушей.
Она уже проскакала вприпрыжку пролет и меня не слышала.
Как и предполагалось, дома хозяйничала Ривка, которая сразу же была отправлена к Саре нянчиться с племянниками. Пока она собиралась, я успела несколько раз набрать Мойре с домашнего телефона.
– Ты всегда такая дерганая?
Вопрос Хаи прозвучал как издевка. Мне представлялось, что она действительно не понимала моего ужаса, к тому же вряд ли она знала слова, которые в этой ситуации обладали бы меньшей разрушительной силой, чем бессмысленные шутки.
– Я не дерганая. Просто переживаю, – раздраженно пробурчала под нос. – Они никогда раньше не пропадали.
– Бог мой, сколько детей! – воскликнула женщина, восторженно тыча в меня фотографией, будто я тоже видела ее впервые. – А тебя ни на одной нет…
– Это старые фото, – сказала я, убирая рамку на место. – Госпожа Хадад, мне нужно собираться. И я не понимаю, что вы ожидаете здесь увидеть, и не понимаю, что мне нужно делать, и почему Мойра решила исчезнуть в тот самый день, когда мне так нужна ее помощь!
Нежные руки Хаи оказались на пылающем лице, мгновенно остановив мой истеричный порыв. Тогда она сделала это впервые, я точно помню, потому что прохладный след ее ладоней впитался в щеки и вечность я хранила его под кожей.
– Не разгоняй сама себя, слышишь? – по-взрослому серьезно произнесла она, и от ее гипнотически повелительного тона мое дыхание остановилось на пару секунд. – Я здесь с тобой, чтобы помочь. Так что возьми себя в руки и шуруй переодеваться.
– Ага, – я послушно кивнула.
Возможно, привести ее в дом было не такой уж ужасной идеей. Ее надоедливые расспросы действуют довольно успокаивающе, дают мозгу переключиться. Я и в самом деле прекрасно знала, что делать, куда идти и о чем говорить. Одежда для встречи была приготовлена с вечера. Оставалось заколоть волосы.
Хая, проведя самостоятельную ревизию открытых комнат, ждала меня в коридоре.
– Ну-ка, подойди, – опять скомандовала она.
Она аккуратно поправила воротничок моей блузки и провела ладонями по рукавам жакета, словно проверяя проделанную работу и любуясь.
– Возле дома моих родителей был магазин коллекционных фарфоровых кукол, – произнесла она, не сводя глаз. – В этом костюме ты мне их напоминаешь…
– Это плохо?
– Нет-нет, – женщина отрицательно покачала головой. – Будь ты моей куклой, однозначно была бы самой любимой.
Она загадочно улыбнулась.
– Нужно идти, пока дети не превратили квартиру в базар.
Контрольный раз заглянув в зеркало у выхода, увидела, как Хая сбрасывает звонок мужа.
– Он наверняка очень беспокоится, – тихо заметила я.
Женщина элегантно накинула тонкий плащ, поправила волосы.
– Идем?
Надежда на то, что на этом наше совместное путешествие окончено, угасала с каждым стуком небольших каблучков ее сапог. Оценив мое смущение, Хая милостиво сообщила, что прогуляется со мной только до входа, однако, не услышав моего облегченного вздоха, ехидно скривила губы.
