Текст книги "Дед Илья и внук Илья"

Автор книги: Эсфирь Цюрупа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Глава 19. Народ дунет – ветер будет

Из-за двери слышался громкий голос Платова Второго. Она приоткрыла дверь и проскользнула в комнату. Теперь тут было много народу. Платов Второй, прижав плечом трубку к уху, кричал в телефон:

– Блоки мне нужны! Блоки! Где они? Задерживаете стройку!.. Три машины погрузили? А где они?.. Утром дадите ещё пять? Погляжу!.. – Он с силой опустил трубку на рычаг и тут увидал Таиску: – Ты почему здесь?

– Они не могут влезть в гору, сползают обратно… – сказала Таиска. Капли дождя упали с капюшона ей на щеку, и она вытерла их ладонью.

– Где? – коротко спросил Платов Второй.

– Внизу, у Бурого отвала. Там три грузовика застряли. Не дорога, а масло.

– Та-ак… – сказал Платов Второй. – А я-то надеялся на эту дорогу. Она ж каменистая и дёрном многолетним поросла.

– Упустили мы, – сказал начальник участка. – Там в войну от бомб воронки были. Когда из «Рассвета» за кирпичом ездили на пустырь, они всё заровняли, засыпали. А теперь, в дожди, тяжёлые машины разъездили, разбили дорогу.

– Вот она, беда, и пришла, – сказал Платов Второй. – Иванов! Пошлёшь бульдозер, будем втягивать грузовики на гору. Чернов! Отправишь машины и людей! Будем чинить дорогу.

Все начальники участков заговорили разом. Один говорит:

– Что же теперь, всю работу насмарку?

Другой говорит:

– Нельзя бульдозер со стройплощадки угонять. Дождь льёт не переставая, ручьи из берегов вышли, вода верхом идёт, котлованы заливает. Вы ж сами распорядились земляной вал нагребать, воду отводить…

Третий говорит:

– Нельзя грузовики никуда отдавать! Из котлованов грунт вывозим непрерывно, день и ночь. От дождей земля оползает, там же трясина получится, всё ж затянет!

А четвёртый говорит:

– Что ж, я теперь должен всю технику под горой держать, грузовики втаскивать? Да они то и дело стройматериалы везут, то металл, то камень, то стеновые панели, то блоки. Все их не затащишь!..

Платов Второй встал из-за стола, сказал:

– Отставить разговоры! Сам пойду вниз, посмотрю, что будем с дорогой делать. Серёгин, иди вперёд.

На ходу натягивая гремящий, как железо, чёрный плащ, Платов Второй вышел из конторы и зашагал по грязи. А за ним, скользя в жидком месиве, торопливо шагала Таиска.

Уже начало темнеть. Яркие фонари засветились на столбах и высоко на стрелах кранов. Сквозь мутную сетку дождя они освещали только стены там, наверху, где работали монтажники.

А на земле было темно, и Таиска ступала, не видя куда. Она старалась не отстать от Платова Второго и совсем запыхалась. И вдруг ей стало обидно. Всё-таки она очень устала, пока искала его. И нос у неё замёрз от дождя. И она такая голодная, даже в животе бурчит. И она не взрослая, а маленькая, но всё сделала как надо. А Платов Второй – взрослый, и он мог бы ей сказать: «Молодец!»

Но Платов Второй не сказал ей «молодец». Даже не оглянулся на неё.

Он шёл и сердито ворчал:

– Людей мало, машин мало. Снимешь со стройки – работу сорвёшь.

И вдруг услышал за спиной тоненький голос Таиски:

– А Илюша говорит, если машины в гору не въедут, из чего тогда вы будете строить?

Платов Второй на ходу обернулся. Он и не заметил, что Таиска идёт за ним. И сейчас растерянно поглядел на маленькую тёмную фигурку.

– Что? Илюша так сказал?

– Да, – ответила Таиска. – И я сама тоже видела, как они сползают. А ведь краны их ждут, да? Мы уже под колёса ветки бросали, а машины всё равно никак не едут, – сказала Таиска.

Платов Второй крепко взял за руку Таиску, чтобы она не скользила и не падала.

– Ребята вы мои, ребята, – проговорил он, хотя Таиска тут была одна и других ребят не было. – Радостно строить для вас.

И это было, пожалуй, ещё лучше, чем слово «молодец».

Дорога, спускаясь, обогнула выступ горы, и Платов Второй с Таиской увидали яркие фары грузовиков.

– Пойдём скорей, – сказал Платов Второй и поднял Таиску на руки.

– Я тяжёлая! – запротестовала она и тут же почувствовала, как гудят усталые ноги и как хорошо сидеть у Платова Второго на руках.

– Сиди, пушинка, – сказал Платов Второй, – и не командуй.

Острые лучи пронизывали мглу, дождь перестал, но водяная пыль висела в воздухе, и казалось, фары дымятся. Свет выхватил из темноты кусок дороги и работающих на ней людей.

– Там не наши ребята, – удивилась Таиска.

В самом деле, тут теперь было много людей. Скрипели лопаты, слышались голоса. Таиска увидала женщин, узнала школьников из старших классов и девушек с рыбозавода.

– Но-но, милая, поспеша-ай! – услышала Таиска и узнала тётю Нюру, продавщицу, которая днём мороженым торгует. Накинув на голову клеёнку, она вела под уздцы лошадь. Бока у лошади блестели от дождя. Чавкая копытами по грязи, напрягаясь, она тащила телегу со шлаком. А люди везли шлак тачками, оскальзываясь на переброшенных через промоины и ямы досках. Люди тащили шлак волокушами и даже вёдрами. Ссыпали его на разбитую дорогу, ровняли лопатами, трамбовали деревянными бабышками. И уж изрядный кусок дороги, тот самый, по которому три часа назад сполз грузовик, был засыпан и разровнен.

– И дедушка Матвеюшка тут! – воскликнула Таиска. – И даже старый почтальон Кузьма Семёнович!

Платов Второй молча опустил Таиску на дорогу и сбежал вниз с горы.

Он увидел Надежду Ивановну, остановился перед ней, откинул капюшон и сказал:

– Спасибо тебе, Надя!

– Я тут ни при чём! – ответила Надежда Ивановна. – Это Татьяна Евстафьевна подняла старых комсомольцев. Ну, а мы, среднее поколение, за ними пошли. А зелёная молодёжь – за нами. – Она подула на покрасневшие ладони и снова взялась за лопату. – Какая у тебя мать, Илья, слов не найду!

Таиска увидала бабу Таню. Она сидела посреди дороги на большой запасной шине от грузовика. Покрытая тёмной шалью, в юбке, до колен вымазанной глиной, в брезентовых рукавицах, баба Таня, склонившись, прямо руками ровняла шлак, высыпанный на дорогу.

– Сюда покрупней подсыпьте, ребятки! – командовала она своим певучим голосом. – Ну-ко, милок, потрамбуй!

И какой-то высокий парень изо всей силы трамбовал шлак тяжёлой деревянной бабышкой.

– Мама, – позвал Платов Второй, наклонившись к ней, – устали, верно?

Она подняла к нему лицо, и Таиска увидела, как глаза её засияли добрым светом.

– Мы всем народом, – сказала баба Таня. – Народ дунет – ветер будет!

Платов Второй взял её руку в огромной брезентовой рукавице и подержал в ладонях, будто согреть хотел.

– Ты обедал сегодня, сынок? – спросила баба Таня.

Больше из их разговора Таиска ничего не услышала, потому что дедушка Матвеюшка, разгребавший лопатой гору шлака, запел. Он запел тонким голосом:

 
Мы кузнецы, и дух наш молод,
Куём мы счастия ключи-и…
 

И работавший неподалёку старый почтальон Кузьма Семёнович сразу же расправил сутулые плечи, вытер взмокший лоб и подхватил:

 
Вздымайся выше, наш тяжкий молот,
В стальную грудь сильней стучи…
 

Голоса их вздрагивали, наверное, от сырости и непогоды, но тут все разом поддержали песню: и Надежда Ивановна, и молодые девчонки, и ребята, которые не знали слов, но всё равно пели. И песня зазвучала крепко и дружно под стук бабышек и скрежет лопат.

– Серёгин! – позвал Платов Второй своего помощника. – Распорядись: бульдозер с работ не снимать. Теперь грузовики пойдут вверх своим ходом. Отправляйся быстро: одна нога здесь, другая – там! Пригонишь сюда движок. Дадим на дорогу свет. И ещё: пришлёшь три отбойных молотка. Да не забудь брезентовых рукавиц побольше.

Надежда Ивановна подошла к ним:

– Распорядись, Илья, чтоб пригнали рабочий вагончик-теплушку. Ребятишек спать уложим. Да и взрослым надо обсушиться. А к утру мы весь участок дороги закончим. Утром машины пойдут без задержки.

– Правильно. Исполняй, Серёгин! – сказал Платов Второй. – Да прихвати несколько байковых одеял из общежития. И в рабочую столовку передай моё срочное задание: доставить сюда, на место работ, горячий обед на всех. Понял?

Серёгин убежал, а Таиска стала думать: бывают ли на свете ночные обеды и, если бывают, дают ли на третье компот.

Тут она увидела Илюшу. Вместе с другими ребятами он волоком тащил по грязи корыто с чёрными шлачками, которые все вместе, оказывается, называются шлаком. Шофёры подтянули корыто ближе к машине и высыпали шлак прямо под задние колёса.

– Теперь, пожалуй, пройдём своим ходом, товарищ начальник, – сказал Платову Второму бритый шофёр и полез в кабину.

Илюша увидал: он положил руки на баранку.

«Сейчас, вот сейчас…» – волнуясь, думал Илюша.

Заработал мотор. Под колесом скрипнул шлак. Огромный, тяжёлый, как бегемот, грузовик, переваливаясь с боку на бок, выкарабкался из ямы и пошёл, пошёл вверх. И за ним в сыром воздухе низко повис над дорогой бензиновый дымок.

Сейчас же зарычал второй грузовик и тоже, качнувшись, пошёл вверх.

Сразу стало темнее на дороге. Теперь её освещала только третья машина. И в этом последнем луче неподвижно стояли люди и смотрели вслед маячившим в дождливой мгле красным огонькам.

– А если третий грузовик уйдёт, станет совсем темно, – поёжилась Таиска.

– Не уйдёт, – ответил Илюша. – Я сам слышал, батя просил шофёра подождать, пока движок пригонят.

– Какой ещё движок? – спросила Таиска. Ей было зябко, хотелось есть и спать, а тут ещё надо было понимать какие-то непонятные слова.

А Илюша, хоть и не озяб, потому что работал и ещё потому, что баба Таня успела-таки натянуть на него фуфайку, тоже устал и хотел есть. А тут ещё надо объяснять что-то.

– Никогда девчонки ничего толком не понимают, – сказал он сердито. – Движок – это такая передвижная «динамка» на колёсах. Ну, динамо, не знаешь, что ли?

– Знаю, конечно, – ответила Таиска. – Которая в футбол играет.

Илюша хлопнул себя ладонями по бокам.

– Да ты что! – закричал он. – Динамо, которая движок, – это же такая маленькая электростанция на колёсах, она ток даёт!..

– Наш соседский петух так же само крыльями бьёт и так же само задаётся, – сказала Таиска.

– Ах, петух! Ну и ладно! – обиделся Илюша. – А пока ты там три часа без толку ходила, мы уже полдороги замостили!

– А, без толку? – обозлилась Таиска. – Тогда ты ко мне больше не подходи, я с тобой не вожусь!

– Ну и не водись! – ответил Илюша и дёрнул Таиску за косичку, торчавшую из-под капюшона.

– Тогда вот тебе! – Таиска ткнула Илюшу мокрым остреньким кулаком в плечо.

Тут, на счастье, их заметила баба Таня.

– А ну, пойдите сюда! – позвала она. Усадила их по обе стороны от себя на толстую шину. Укрыла их концами шали. Сунула каждому в руки по две сушки: – Грызите.

И вот они сидят, как птенцы под тёплыми крыльями. Пригрелись, подобрели.

Илюша грызёт сушку и думает: «Зря я сказал, что без толку ходила: батю и Серёгина кто привёл?» А Таиска тоже грызёт сушку и тоже думает: «Зря я про петуха сказала. Ведь какой вредный этот петух!»

Илюша почувствовал, что баба Таня суёт ему в руку леденец – и откуда у неё всегда находятся такие полезные вещи? – и ему сделалось веселее. Он собрался было сунуть леденец в рот, как вдруг ему вспомнился озябший красный Таискин нос, и Илюше сильно захотелось, чтоб этот леденец съела она. Под шалью, за бабы Таниной спиной, он протянул леденец Таиске и наткнулся на её сжатый кулак.

– На! – сказал Илюша.

– На! – сказала Таиска.

– Перестаньте мне спину молотить! – сказала баба Таня. – Одинаковые у вас леденцы, съешьте поскорей, пока не растаяли!

Когда же баба Таня сказала им: «Ладно, вылезайте, а то больно вы притихли, как бы не заснули!» – оказалось, что на дороге стало очень интересно.

Трактор притащил движок на колёсах и сам ушёл.

Монтёры быстро растянули провод, подвесили его – на чём, и не видно, будто прямо в воздухе, над головами людей, вспыхнули фонари, такие яркие, что в их свете заблестела каждая травинка, каждый мокрый сучок.

Затарахтела машина-компрессор, которая даёт сжатый воздух отбойным молоткам.

Они застучали, как пулемёты, отбивая от Бурого отвала груды твёрдого шлака.

Платов Второй сам показывал молодым ребятам, как управляться с отбойными молотками.

Он и Илюше дал подержаться за рукоятку, но молоток стучал и рвался из рук так сильно, что Илюша стал трястись вместе с ним. Ему не понравилось, и он почему-то сразу начал зевать.

Откуда ни возьмись, опять появился трактор с прицепом. Он привёз повариху из рабочей столовой и горячие щи в двух огромных бидонах, мясные. И ещё макароны. И хлеб. Компота не было.

А прицеп оказался вагончиком-теплушкой. Внутри всё было, как в доме, – стол, скамейки и печка с трубой. В углу, в ящике, был сложен кое-какой инструмент – топор, лопата, молоток.

На полке, в гнёздах, чтоб не свалились во время езды, стояли чайник и две алюминиевые кружки. А на стене был прибит плакат: «СТРОИТЕЛИ, СДАДИМ РАБОТУ В СРОК!» Только один гвоздь, пока ехали тряской дорогой, вылетел, и плакат висел боком.

По обе стороны от печки в вагончике были построены нары, верхние и нижние, и там лежали подушки и байковые одеяла – хочешь, спи, никакой дождь тебя не достанет. А не хочешь, всё равно спи. Потому что начальник строительства товарищ Платов приказал: всех младших ребят накормить в первую очередь и уложить спать. Но оказалось, что трёх младших уже увели домой. Илюшу с Таиской тоже с собой захватили бы, но они сидели у бабы Тани под шалью, их не заметили.

Илюша с Таиской съели горячие щи, съели макароны и по куску сахара. И хотя они кричали: «Не хотим спать, не хотим спать!» – но Платов Второй им сказал: «Рабочая дисциплина!» – и они тотчас улеглись. И как только баба Таня укрыла их байковыми одеялами, так тотчас и уснули. Потому что стояла уже глубокая ночь и всем детям пора было спать.

За тонкими стенами вагончика мерно постукивал движок, тарахтел компрессор, отбойные молотки простреливали темноту, и капли дождя барабанили по железной крыше.

Глава 20. Утро доброе!

Илюша спал без просыпу до самого утра. А под утро увидал во сне деда Илью и Платова Второго. Он увидал их сквозь какой-то густой частокол. Будто они сидели друг против друга за столом посреди вагончика, наливали чай из алюминиевого чайника в алюминиевые кружки и пили, хрустко откусывая сахар.

Лампа будто уже не горела, а в открытую настежь дверь тянуло свежестью и было видно утреннее серое небо и мокрые деревья.

И будто Платов Второй говорил деду Илье, что люди его выручили, к утру засыпали, уровняли, укрепили дорогу и ушли себе по домам. А дед Илья ответил только одно слово: «Народ!» – и больше не сказал ничего.

Потом частокол, сквозь который смотрел Илюша, сделался ниже, ещё ниже и вовсе пропал. Ничего не стало видно, только голос ещё слышался.

Будто дед Илья сказал:

– Думал я и надумал: вчера не догонишь, а от завтра не уйдёшь! Вот и приехал. Кончил там дело и приехал. Принимай в работники.

И голос бати ему ответил:

– Примем в мастера. Спасибо, отец.

Вдруг перед глазами Илюши опять засветлелось и опять сделался частокол, да такой высокий, просторный. Сквозь него Илюша снова увидал деда Илью и Платова Второго. Дед Илья взял со стола круглый каравай хлеба, приставил к груди и стал на весу отрезать широкие ломти, и будто в вагончике запахло душистым хлебом.

Засмеявшись, дед Илья будто спросил:

– Так, говоришь, это Илюшка показал им, где шлак брать?

– Шофёры сказали – он! Да ещё командовал: «Вот тут, мол, берите, тут порыхлей, отсюда колхоз возил…» – ответил Платов Второй.

И сквозь частокол Илюше блеснули его смеющиеся глаза.

И вдруг Илюша понял, что всё это не будто, а по-настоящему. Что он не спит, а давно проснулся. И нет никакого частокола.

Сквозь сонные, неразомкнувшиеся ресницы видит он настоящего деда Илью, и дед с батей вправду, наяву сидят тут, посреди вагончика, за столом.

И от радости, от счастья, что дед Илья здесь, что он вместе с батей, совсем рядом, Илюша так растерялся, что не смог даже шевельнуться, даже слова молвить.

– А уж если ты меня принял, – сказал всамделишный дед Илья, – так не серчай. Характер у меня неспокойный. Если что – молчать не буду.

– Согласен, – ответил Платов Второй.

– Ну вот, к примеру, – сказал дед Илья. – Ты возишь блоки из-за тридевяти земель! Машины гоняешь, горючее жжёшь, время теряешь. А ведь всё это народных денежек стоит! Как говорится, за морем телушка – полушка, да рупь перевоз.

– Рад бы иначе, да завод один, и тот далеко. Трудности большие, отец.

– Не тебе одному трудно. После войны по всей стране стройка идёт. Так можно ли все стройки враз обеспечить и механизмами и стройматериалами?

Илюша с тревогой приоткрыл один глаз: «Как бы опять не поссорились».

Но дед говорил, а Платов Второй слушал. Он только тихо сказал:

– Это я всё понимаю, отец.

– А раз понимаешь, так думай! Ты под ноги взгляни! Илюшкин шлак с Бурого отвала!..

Услышав своё имя, Илюша поднял голову. А дед говорил:

– Тут его десятки тысяч тонн, шлака этого. Ведь сколько лет из заводских печей вагонетками свозили. Вот и используй его. Это для тебя, начальник, всё равно как золотая россыпь! Такие шлакобетонные блоки из него сможешь делать! Пусть это временный выход, пока заводы не поднимутся, не окрепнут. А мы, пока трудно, обойдёмся нашенскими силами, нашей рабочей смекалкой. Вот так-то, хозяин!

Илюша увидал, как прояснилось лицо Платова Второго.

– Нет, батя, это ты – хозяин, – вставая, взволнованно сказал он. – Такие, как ты, – вот они хозяева жизни. А мне ещё учиться и учиться у вас.

Он откинул со лба русые волосы.

Минуя лестничку, по-юношески лихо спрыгнул из вагончика на землю.

– Ты куда, начальник? Куда, сынок? – крикнул ему дед Илья.

Илюша откинул одеяло и приподнялся на локтях, чтобы увидеть отца.

Батя стоял внизу в распахнутом «гремучем» плаще с откинутым капюшоном.

Илюша хорошо видел его поднятое вверх лицо и твёрдые, светлые – совсем как у деда – глаза, давным-давно родные Илюше.

– Пойду посоветуюсь с товарищами, – сказал Платов Второй. – Пошлём срочно Илюшкины шлачки в лабораторию, на анализ. Если будут годны, наладим производство собственных блоков. – И вдруг спросил задиристо: – Возьмёшься, а?

– А что ж, возьмусь! – так же весело и задиристо ответил ему дед Илья. – С твоей инженерной помощью! – крикнул он вслед сыну. И, довольный, огладил пушистые усы.

Тут Илюша спустил на пол босые ноги, вскочил и, подбежав, крепко обхватил шею деда Ильи.

– Деда! – крикнул он радостно. – Здравствуй! Доброе утро, деда!

На верхних нарах зашевелилось байковое одеяло. Из-под него высунулась растрёпанная Таискина голова и хриплым, заспанным голосом сказала:

– А он уже научился вбивать гвозди. Он уже будку построил.

– Вон как? – удивился дед Илья.

– Да, – подтвердил Илюша. – Хочешь, покажу, как я гвозди вбиваю? – И вытащил из кармана штанов – они сушились возле печки – большой гвоздь.

– Ну, валяй показывай, – сказал дед.

Илюша взял из ящика молоток, влез на скамью. Дед Илья придержал плакат, который висел боком.

Илюша ударил – раз, два, три! – и гвоздь крепко вошёл в стену.

Теперь плакат висел ровно. На нём было написано:

 
СТРОИТЕЛИ,
СДАДИМ
РАБОТУ
В СРОК!
 

Илюша повернулся и молча посмотрел на деда Илью.

– Ну, видите? – спросила Таиска.

Илюша стоял на скамье с молотком в руках. Он сейчас был почти одинакового роста с дедом.

– Вижу. Значит, город будет! – Дед Илья засмеялся и крепко прижал к себе Илюшу. – Правда твоя, внучек, утро доброе, доброе…

А за открытой дверью висела серая дождевая завеса. Травы, тяжёлые от воды, клонились к земле. В вагончике на столе тихо позвякивала ложка в алюминиевой кружке: это по дороге вверх, в Новый город, шли гружённые блоками машины.