Текст книги "Бывшие. Проверка на прочность (СИ)"

Автор книги: Есения Светлая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

18

Когда я приняла это решение, мне даже стало как-то легче. И настроение Влада теперь уже на меня так не давило, как раньше. Я уже нашла способ, где и как втайне от мужа хранить таблетки, и сегодня вечером должна выпить первую.

Низ, как всегда перед месячными, немного тянуло, и когда утром, проснувшись, я потрогала живот и слегка поморщилась, на лице Влада тут же появилось недовольство. Он резко встал с кровати, накинул халат и ушел на кухню. Через минуту, почувствовав аромат кофе, я поняла, что у меня есть буквально пара минут, пока под присмотром Влада работает кофеварка, проскочить в туалет.

Я собиралась сделать тест, чтобы показать его мужу. Но увидев две полоски, поняла, что все мои планы рухнули. Да что планы, моя жизнь в очередной раз катится в пропасть на огромной скорости, а я, кажется, ничего с этим не могу поделать.

Тест я смыла в унитаз и сделала другой. По звукам поняла, что Влад ждет уже под дверью. Руки трясутся и хочется разреветься. Но, наверное, мой расстроенный вид очень даже в тему. Только меня все равно ждет очередной скандал, упреки и требования. Мне действие плохо. Мой мир за секунду перевернулся с ног на голову.

Муж уходит. Я дожидаюсь звука захлопнувшейся двери, а потом хватаю с тумбочки настольную лампу и с диким, раздирающим сердце на куски криком, швыряю ее в стену. Осколки разлетаются в разные стороны. Кажется, моя жизнь тоже.

Падаю на постель и зарываюсь с головой в подушку. Меньше всего сейчас мне хочется кого-то видеть и слышать. Слезы душат. Что мне теперь со всем этим делать?

Кажется, что разлетелось само мое существование. Что теперь я снова на краю пропасти. И любой выбор все равно это шаг вперед, в непроглядную тьму.

19

Мое материнство было полным, настоящим, счастливым. Когда родилась дочь, Егор оградил меня от всех проблем и даже по большей части домашних дел, чтобы я могла полностью посвятить себя малышке. Счастливые бабушки, дедушки, тети и дяди, все полюбили нашу дочь так, что им приходилось бороться за право ее понянчить.

Лика была нашим солнышком, звездочкой. Широте ее души можно было только позавидовать. Она любила всех открыто и без оглядки. Радовалась каждому дню, хотела успеть все и везде. Отличница, спортсменка, все соревнования только с медалями. В какой-то момент нам даже казалось, что она совсем не бывает дома. Но что удивительно, ее это не огорчало. Ликушке нравилось общение и активная жизнь.

Рядом с такой дочерью невозможно быть несчастливыми. Мы были. Радовались вместе с ней и стремились к новым победам. Егор постоянно нас баловал подарками и цветами, обнимал сразу обеих и каким-то особенным приглушенным от восторга тоном говорил ”мои девочки”.

Если бы не помощь психолога, то наверное я бы сошла с ума. Именно он убедил меня в том, что нужно отпустить нашу звездочку, чтобы отныне она сияла на небе. Мне казалось, что дыра теперь не только в сердце. Я сама и есть эта черная дыра. Не смогла уберечь мою девочку

Разве смогу я уберечь другое дитя? Я непутевая мать. Та, которая вдруг решила, что есть вещи важнее, чем собственные дети.

Свернувшись в комочек, с силой прижала кулаки к животу. Боль и отчаяние раздирали душу, и единственное, что я понимала, что совершенно не имею права мучить еще и этого ребенка. Влад ему не отец, и рано или поздно правда выйдет наружу.

Он не простит, да и я не смогу жить в вечной лжи.

А сама я не смогу его вырастить как должно. Не имею права. Я убийца, а не мать. Так лучше прекратить это все до того, как малыш начнет расти и развиваться, внутри меня. Слишком сильная связь с ребенком меня не восстановит, а разрушит.

Я не имею права рожать, не имею…

20

В следующие дни мне пришлось вести двойную игру. Расстроенный муж, жаждущий моей беременности и я, на самом деле беременная, создающая легенду, что в этот раз снова не получилось. Больше всего я боялась, что он залезет в трусы и проверит. Но видимо мое подавленное состояние было убедительнее всего. Только вот чем больше он меня успокаивал и целовал, тем больше я ревела и закрывалась.

– Катя, – не выдержал он в какой-то момент и сорвался. – Прекрати истерить. Я уже нашел нового врача. В соседнем городе, но это недалеко. Два часа езды на машине. Прекрасные отзывы и результаты работы. Мы снова пройдем обследование, с точностью выполним все предписания и я уверен, что все получится.

Он силком выдернул меня из кровати, поправил халат и причесал. Как безвольную куклу отвел на кухню, но видя, что я не проявляю никакого участия, сам разогрел обед, до этого заказанный в ресторане. Накрыл на стол и усадил меня есть.

– Ты правда так хочешь ребенка? – вдруг решилась спросить я. – Правда хочешь?

– Что за вопросы, Катя! Конечно, хочу! Иначе зачем это все?

– А если я не смогу родить? Никогда? Ты меня бросишь?

Влад напрягся и нервным движением поправил свою и без того идеальную прическу.

– Я считаю, что ребенок нужен. Он нам просто необходим. Понимаешь, Катя? Необходим! И не только мне, но и тебе!

– Мы могли бы взять малютку из детского дома?

Влада перекосило.

– Ты с ума сошла? Катя, что ты несешь? Какой детский дом? Они же там не пойми от кого!

– Сейчас можно попросить провести генетический анализ. Исключить редкие заболевания…

– Я об этом ничего даже слышать не желаю! Ты родишь и точка! Мы оба будем стараться, чтобы это произошло, как можно быстрее. Понимаю, что в этот раз виноват только я. Вернулся, когда уже овуляция закончилась и шансы забеременеть были практически равны нулю. Но через неделю мы с тобой снова начнём работу. Даже не смотря на то, что обследование еще будет не пройдено.

Я тяжело сглотнула и спросила:

– Ты уже записался на какое-то конкретное число?

– Да, у доктора довольно большая очередь. Он примет нас в конце месяца. Если быть точнее, то через двадцать семь дней, как раз к концу твоей следующей менструации. Если она вдруг снова начнется. Если нет, значит случится то, чего мы так оба хотим. Правда, любимая?

Улыбка на губах Влада почему-то мне показалась зловещей, а не счастливой или хотя бы наделенной светлой надеждой.

– Ты должна хорошо питаться, Катя. Не заставляй меня кормить тебя насильно. Чтобы это было в последний раз.

Он обвел пальцем стол и кухню, показывая, как ему не понравилась моя апатия и то, что ему пришлось кормить меня и смотреть за мной.

Я осторожно кивнула и опустила взгляд в тарелку. Смотря на аппетитные кусочки красной рыбы чувствовала искреннее отвращение. Нет, еще не тошноту но уже близко.

Нельзя тянуть, нужно решаться…

21

Сомнений быть не могло, я залетела от бывшего. К тому времени, когда вернулся муж из командировки, возможность забеременеть практически равнялась нулю. А вот с Егором этот шанс был. И мой организм этим решил непременно воспользоваться. Что за ирония судьбы? Влад хочет ребёнка, но я не могу забеременеть от него. И всего лишь одна встреча с бывшим – и на тесте две чертовы полоски!

Я снова металась как раненый зверь в клетке. Не радовало ничего. А еще я никак не могла решиться сделать то, что должна. Почему? Потому что в душе появился непонятный, необъяснимый парализующий страх. Влад узнает, поймет. Как все организовать, чтобы это не вызвало подозрений?

Во всех местных коммерческих клиниках нас уже знают, и тот факт, что мой муж никогда не скупится на чаевые и бонусы, теперь играет против меня. Хоть кто-то но ему непременно сообщит, что я пришла на аборт. Действительно, выглядит слишком странно, хотеть ребенка и тут же от него избавляться. Но доброжелателей так много, а врачебная тайна, как правило, существует лишь номинально.

Можно уехать в другой город, но к сожалению моя должность вообще не предполагает командировок. а с учетом того, что мы с мужем работаем в одной фирме, вообще было бы странным выпрашивать командировку у начальства – тоже доложат.

И скрывать свою беременность я долго не смогу. Токсикоз и прочие прелести не заставят себя ждать, да и тянуть нельзя.

Единственное что я могу – это взять внеочередной отпуск и съездить к отцу и мачехе. Да, мы практически не общаемся, после того, как умерла моя мать, а отец сразу же после похорон ушел к своей любовнице. Виделись за последние пятнадцать лет раза три, наверное. Но ведь может у меня возникнуть потребность увидеть родителя? Тем более, что он не молодеет.

Об этом я и сказала Владу вечером:

– Я хочу съездить к отцу.

– Мы созванивались буквально на прошлой неделе. У него все нормально.

– Ты общаешься с моим отцом? Вы ведь даже не знакомы!

Сказать, что я от его слов была в шоке, значит ничего не сказать.

– да, и этот факт меня очень огорчает, что за все время ты не удосужилась нас даже познакомить. Поэтому я все взял в свои руки. Он очень переживал за тебя. Когда я впервые позвонил ему и рассказал где ты и как себя чувствуешь, он был очень благодарен. Собственно, с тех пор мы периодически созваниваемся.

– Почему я об этом не знаю?

– С учетом того, что ты не стремишься с ним общаться, я решил, что не стоит об этом говорить. Судя по твоей реакции, был прав. Хотя несколько удивлен, что теперь ты захотела с ним увидеться

– да, теперь я хочу этого еще больше.

– Что же, поедем послезавтра. Как раз проведем у него выходные и успеем обратно.

– Я возьму отпуск и уеду к нему на неделю. Нам нужно пообщаться. И скорее всего это не выйдет так искренне и так сразу в присутствии чужого человека.

Влад сжал челюсти. Укол попал в самую цель, но я этого и добивалась. Мне тоже больно, черт подери. Шесть лет скрывать тот факт, что он общается с тестем за моей спиной. А такой ли на самом деле честны наши отношения?

– Я отвезу тебя сам.

– Да ради бога! Мне еще лучше, но имей ввиду, что я останусь там. Мне нужно это, понимаешь! Нужно!

Последние слова я буквально выкрикнула мужу в лицо, и он поднял руки, сдаваясь. Влад прекрасно понимает, что моя расшатанная нервная система может дать сбой и умеет вовремя остановиться. иначе, мне снова придется сидеть на успокоительных.

– Хорошо, договорились. Как только решишь вернуться, я отпрошусь и приеду за тобой сам.

– Спасибо. Это будет идеально!

22

Поселок, в котором теперь жил отец, находился в километрах сорока от моего прошлого места жительства. Возможно, этот факт как-то успокаивал Влада, и он действительно отпустил меня, как и договаривались. Отвез, конечно, сам. И даже сам предварительно позвонил и предупредил о приезде.

Все это липким, каким-то неправильным болезненным ощущением ложилось на мои оголенные нервы, но я выбрала тактику, которая меньше всего давала подозрений. Ушла в себя, постоянно проваливаясь в дремоту и поддерживала апатию ко всему окружающему.

Конечно, это тоже вызывало у супруга беспокойство. Но не так, как если бы я рвалась куда-то из дома и требовала самостоятельности.

Отец встретил меня так, словно мы виделись буквально вчера. Да, он постарел и сильно сдал. Но общался со мной обыденно. Чай, потом обед и вечером шашлыки во дворе, благо погода позволила. Он мало говорил и если общался, то больше с Владом, что не могло меня не беспокоить. Но я не подавала виду. Его новая жена, та самая, которая практически всю жизнь была его любовницей, и ждала, когда он уйдет из семьи, оказалась хорошей хозяйкой. Но главное, она не лезла в душу и не пыталась породниться.

Нам с мужем постелили в отдельной комнате, но неожиданно Влад выпил и даже немного лишнего, что с ним вообще практически не случалось. Уснул на диване в гостинной не раздетым. Я попросила его там и оставить, лишь укрыв одеялом. Сама же ушла в выделенную для нас комнату.

Мне не спалось. Думалось о детстве, о матери, о самопожертвовании отца и этой совсем чужой для меня женщины. Она ждала, значит любила. А он не мог уйти из семьи, хотя я давным давно выросла, и уж причина была точно не в детях. Получается, отец тоже любил мать? Или просто так сильно жалел?

Когда на часах засветилась двойка с одинаковыми ровненькими нулями, я все еще не спала. Решила сходить за водой, а заодно заглянуть в гостиную и проверить супруга. Он сладко похрапывал, свесившись наполовину с края. Отринув желание его укрыть, отправилась на кухню. Но оказалось, что бессонница не только у меня. Отец сидел в углу на табурете и неторопливо затягивался сигаретой. Их запах был до сих пор для меня легко узнаваем, он редко менял свои привычки.

– Не спишь? – спросила я и присела напротив.

– Как видишь. Тебя ждал, знал что придешь.

– Откуда?

– На мать ты похожа, Кать. Мимика, эмоции на лице – все одно. Думаешь, не понял я, что у тебя проблемы?

– Да нормально у меня все, пап.

– Я помогу, – ответил он, словно не услышал моих слов вовсе. – Чем смогу, помогу, только скажи. И этот, – он кивнул в сторону гостиной, – ничего не узнает, клянусь. Главное, не бойся, дочка. Вместе мы всегда сила.

Его слова мне по сердцу бритвой. Действительно, вместе сила. С матерью он был до последнего вздоха. Могу ли я доверять ему? Столько лет он общался с Владом, а мне не слова. Хотя я ведь и сама не искала встреч.

– Пап, можно я у тебя недельку поживу? – спрашиваю осторожно, чтобы не выдать своих чувств.

Отец затянулся, крякнул по-старчески и радостно улыбнулся.

– Это конечно же можно. Надеюсь, одна останешься?

– Да, Влад уедет. Ему на работу, я отпуск взяла.

– Хорошее дело. Оставайся, конечно, дочка, отдыхай. Потом и поговорим, без свидетелей. Ну что выпьем?

Я посмотрела на красный маячок только что закипевшего чайника. Отец действительно меня ждал. И это его шутливое “выпьем” однозначно не про алкоголь, отец вообще никогда не употреблял.

– Выпьем, – улыбнувшись, ответила и почувствовала, как груз прошлых дней неожиданно перестал давить на плечи, словно испарился. – Пап, там клубничное еще осталось?

– Осталось. Нинка его тоннами готовит. Внукам.

– У вас внуки? – я осеклась на полуслове. Не знала, что у отца есть кто-то кроме меня.

– Есть. Сережка Нинкин второй раз женился. Уж ему за сорок, а вот детей только наклепал с молодухой-то. В первом браке у него не получалось отчего-то, да кто их разберет отчего. Так он сначала нос задирал, мол сами воспитывать будем, а теперь привозят. И по выходным и на каникулах были. Вот на той неделе уехали.

Я опустила взгляд. Стыдно. И за мысли внезапные, что у отца еще есть дети кроме меня. И за то, что я – непутевая мать.

– Пап, а ты ходишь к ней на могилку? – спросила и не смогла сдержать слез. У дочери не была почти пять лет. С тех пор, как уехала из родного города.

– А как же, обязательно. И к матери, и к Ликуше. Егор там облагородил все, памятник и фото в полный рост. Такая, знаешь, как в танце. Кажется, это то фото, где она золотую выиграла. Цветы всегда хорошие, венки. А по родительским субботам когда приезжаем, у Лики все там в живых цветах. Помнят ее, любят. Парнишка тот, который все ходил, сумку носил ей все, он из армии вернулся. Тоже я его там встречал. Плачет. Говорит, что все еще любит. Ну мы посидели, значит, на скамеечке. Я объяснил, что отпустить пора. Жить надо дальше. У каждого свой путь. И у матери бываем. Все по чести, ухаживаем за всем. Там наискосок через два ряда и Нинкин брат лежит, и отец неподалеку. Ходим, Кать, обязательно ходим.

Я утерла слезы рукавом, резко встала и принялась разливать душистую, настоянную на травах заварку по чашкам.

– Чувствую себя сволочью, пап. Знаю, что надо съездить к ней, но не могу.

– Брось, Катюха ты это всякое “надо”. Надо живым, а не мертвым. Им там вообще все равно. Могила ухожена, не брошена. А ты, слава богу, сама за ней туда не шагнула, и на том спасибо. Думал, не выдюжишь. Ты мне кипятку до краев, а то как будто жалеешь.

Я усмехнулась над отцовской привычкой наливать чай всклянь, долила кипяток и, вздохнув, села к нему поближе. Он накрыл мою руку своей и тихо, едва слышно пробормотал:

– Ты прекрасная мать, Катька, о плохом даже не думай. Нет на тебе никакого греха. Это судьба. От нее не убежишь. Хорошо бы бог тебе послал малыша, ты бы вспомнила, каково это быть счастливой.

23

Наш разговор прервался, на кухню неспешно, немного вразвалочку, вошла полноватая Нина. Она была старше меня примерно лет на пятнадцать. И почти на столько же младше отца. Русые волосы с простым узелком на затылке. Большие глаза с рыжеватыми пушистыми ресницами и лицо в ярких и крупных веснушках. Если сравнивать с моей матерью, то Нина была по сравнению с ней обычной простушкой.

– Проголодались, касатики, – ласково улыбнулась она.

– Да нет, мы просто чаю. Не спится.

– И мне не спится. Думаю, зря столько всего с вечера тяжелого съела. Уж больно шашлык у Сани получается хороший. Мы как-то давно не делали. Сейчас, я вас чем вкусненьким угощу.

Нина подставила табурет и полезла в шкаф, доставать с самой верхней полки баночку, бережно обернутую пергаментом.

Отец подскочил тут же, приобнял ее за ноги, чтобы подстраховать, за что получил по плечу.

– Санька, охальник, напугал!

На что он тихо рассмеялся, но не отступился и Нине спуститься помог.

В баночке оказалась свернутая плотными рулетиками фруктовая пастила. Каждый кусочек был размером не больше рублевой монетки, но хранил в себе вкус настоящего солнечного лета.

– Господи, как же это вкусно! – я смаковала уже третий кусочек, каждый раз пытаясь разгадать, из каких ягод или фруктов он сделан. – Нина, вы просто волшебница!

Хозяйка засмущалась, в ту же секунду покраснела и махнула рукой:

– Вот и хорошо, что понравилось, с собой еще баночку дам. Мне не жалко.

Я смотрела на маленькие кусочки и вдруг откуда-то всплыло яркое воспоминание. Отец вернулся из командировки, развернул мне бумажный, слегка примятый кулек и оттуда высыпал на ладонь тонкие идеально ровные полоски пастилы. Закрути их в улитку, и получаются точно такие же рулетики. Дыхание сбилось и аппетит как-то сразу пропал. Сколько мне тогда было? Шесть, семь?

– А я помню. Я такое уже ела, да, пап?

Я украдкой взглянула на побледневшую Нину и хмурого отца.

– Было дело, – вздохнул он. – Я тогда с командировки возвращался. А поздно уже. Магазины закрыты. К Нинке заскочил сказать, что все в порядке, что сломались, да наладились и авария не такая уж страшная была. Посетовал, что дочери ничего не купил. Вот она и дала мне пригоршню, помнишь, Нин?

– Помню. Как не помнить? Связи не было. Ты три дня как уехал, а должен был в первые сутки вернуться. У вас тогда машину в кювет стащило. Лида тогда мне в первый раз позвонила, сообщила, что ты весточку с кем-то прислал. Что жив, все хорошо.

– Мама звонила вам? Сама?

Теперь я уже совсем перестала что-то понимать. Моя мать знала о любовнице мужа?

– Да. Сама. За мужа переживала, но понимала, что и я места не нахожу.

– Вы знали друг друга, были подругами? – смело предположила я.

– Нет, конечно, – Нина махнула рукой. – Сань, ну что она все клещами вытаскивает да догадки строит. Расскажи уже.

24

Отец снова крякнул, схватился за пачку сигарет, помял и бросил, так и не закурив.

– Ладно, что уж теперь. Лида знала о нас, Кать. Всю жизнь знала. Она тебя родила и что-то там не так пошло. Вырезали ей все под чистую. А потом еще раз и еще. Как жива осталась, не понятно. Мы еще первое время как-то справлялись. Но отсутствие вот ентого-самого… Тяжело, в общем. Она какие-то гормоны пила и потребности особой не ощущала. А я мужик молодой, здоровый, мне хоть на стену лезь. Лида сама предложила сыскать полюбовницу. Но с условием, что одну и на всю жизнь. Чтоб никаких побегушек. И чтоб детей на стороне не рожал. Катьку, мол, поднять еще надо. Вот и нашел я себе такую, Нина у нас на автоколонне диспетчером работала. Виделись. Знал, что муж у нее погиб, сына воспитывает одна.

– А он мне нравился всегда, – подхватила Нина, погладив меня по руке, успокаивая. – Красивый. Но женат. А я не смела даже подумать. И он как-то приходит после работы. Подвыпил, шапку снял и давай мне душу изливать. Мол так и так. Нравишься, хочешь – прогони. Или жить будем на две семьи. Я вытяну, обеспечу. Так вот и порешили.

– Мама, значит, сама одобрила? – хриплым от волнения голосом спросила я.

– Одобрила, да. Но я, видел, как ей тяжело. И Лиду я очень любил, дочь. Очень. Потом и Нину полюбил, сама понимаешь, тут само собой все. О ком заботишься, того и любишь. Потом привыкли все. Лиду я вниманием не обделил ни разу. Нина тоже не в обиде была. И так вот и жили.

– Не в обиде. Я молодая, да бедная, как церковная мышь. Саня помог сына на ноги поднять, как родного любил. И меня не обижал, хоть и видно было, что рвется и в семью больше. А я и не настаивала. Правильно отец твой говорит, привыкли. Когда сразу знаешь правила, ничего лишнего себе не придумываешь.

Я спрятала лицо в ладонях и сделала медленный вдох. Мамочка моя, бедная девочка. Столько страданий выпало на ее долю, и ушла ведь она от тяжелой болезни. И отец, он ведь жил с нами, с ней, до последнего ее вздоха. А я же его посчитала тогда предателем. Не стало матери, и он практически сразу уехал жить к любовнице.

– Прости пап, – со слезами потянулась к нему, чувствуя, как разрывает грудь от переполняющих чувств. И он понял, крепко обнял, чмокнул в висок.

– Это ты дочь прости. Жизнь она вообще не простая, все норовит нас в бараний рог согнуть. Лида она меня выгоняла, правда. Много раз, особенно в последнее время. Но я её бросить не мог. Любил я ее, Кать. Очень. И Нину люблю. И не разделишь, понимаешь?

Я шмыгнула носом, кивнула. Как не понять? Вон, на диване лежит муж, которому все пять лет почти каждый день говорила “люблю”. А сердце болит о другом. Скулит, рвется. Окажись Егор рядом и я, наверное, рванула бы к нему без оглядки.

– Ты знаешь, пап, – неожиданно призналась я. – А Егор ведь мне изменил. Поэтому я уехала тогда.

– Уверена?

– Да. С работы бабешка. Я вернулась с больницы, а она голая, в моем халате, в нашей постели. Егор на кухне спит пьяный. Можно было конечно подумать, что подставили его. Но нет. Все там было по-настоящему. Чувствовалось во всем. Не случайность, это точно.

– И ты конечно, не простила. Ну и правильно, да, Кать? В таком состоянии, как вы были тогда, какой здравый разум.

– Пап, ты о чем? – моментально взвилась я. – Ты что его жалеешь?

– Нет, не жалею. Рассуждаю.

– Пап, он же… Он предал нас, понимаешь?

– Я-то, Кать, понимаю. Но он тогда, как считаешь, о чем думал? И думал ли вообще? Вот ты говоришь, пил. Много пил, долго. Что-то мне подсказывает, невменяем он был, вот и все. А ты говоришь, измена. Измена, это когда тебя в его сердце нет, пошел и переспал, ради утехи. Я вот себя всю жизнь изменником считаю, а Лида так не думала. И всегда мне об этом твердила. Вот где правда, а?

От слов отца в груди все болезненно сжалось. Примеряя на себя ситуацию матери, ее чувства, задавала себе вопрос, смогла бы я так?

И тут наш разговор снова вмешалась Нина.

– Я так считаю, что это лишь сердце решает, простить или нет. Мать твоя, Катюша, была настоящей любящей женщиной. И отца твоего уважала, и понимала. И простить смогла, хотя я думаю, ей тоже было больно.

– Нина, причем здесь я и Егор? У нас ведь все по другому! У нас дочь погибла, я в больнице еле живая, а он…

– А он, наверное, тоже чуть не сдох от боли. Думаю так. И измена там где-то в какой-то параллели. Он думаешь, понимал, что творил?

– Да что же вы за него заступаетесь, – вскрикнула, ощущая негодование на Нину и на отца.

– Да не заступаемся мы, – ответил расстроенно родитель. – Объяснить хотим. Думаешь, считаем, что он прав? Да нет, конечно. Нет у вас правых. Никого. Ты уехала, бросила. Как пить дать, даже не объяснила. А через полгода вообще замуж выскочила за этого хлыща. Тоже, скажешь, права была?

– Пап, да я же…

– Что, чуть не сдохла? Или едва не сошла с ума? На краю бездны срабатывают только инстинкты, Катя. Их не так много. Но только они нами и управляют. Страх, страсть, желание жить, дышать, размножаться, возможно, убивать. У кого как. И разума там нет. И тем более принципов. Так что не надо, дочка, судить. Не надо.