Текст книги "Черный верблюд"

Автор книги: Эрл Дерр Биггерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 8
СТОПТАННЫЕ БАШМАКИ

Наступило томительное молчание. Файф, по-видимому, не отдавал себе отчета в том, что на его долю выпал самый эффектный выход за все время сценической деятельности. Но затянувшаяся тишина, в которой было что-то зловещее, вероятно, тяготила его. И Файф заговорил первым:

– Как могло это случиться? Я ушел из театра, как только смог освободиться. Если я не видел несколько лет Шейлу, то все же…

– Сколько лет? – перебил его Чан.

Файф высокомерно взглянул на инспектора.

– Извините, но по какому праву вы спрашиваете меня об этом?

Чан безмолвно отогнул лацкан своего смокинга, и Файф увидел полицейский значок. Жест этот был настолько эффектен, что сделал бы честь любому актеру.

– Как видите, я вправе вас спрашивать, – сказал Чан. – Вы сказали, что раньше были мужем Шейлы Фен и что вы не видели ее несколько лет. Сколько лет вы не видели ее?

Файф помолчал.

– Мы разошлись девять лет назад, – сказал он. – Сначала мы работали в Нью-Йорке. Шейла выступала в ревю Зигфельда, а я в маленьком драматическом театре. Однажды она явилась домой очень возбужденной. Ей предложили работу в Голливуде, и предложение было очень заманчивым. Я не мог отговорить ее от поездки, и когда через неделю провожал ее на поезд, то сознавал, что теряю ее навсегда. И действительно, примерно через год Шейла возбудила дело о разводе. Мне кажется, для нее этот вопрос не был сопряжен с какими-либо сомнениями. Для меня все это было мучительно, несмотря на то, что я готовил себя к мысли о разрыве.

– Вы бывали после развода в Лос-Анджелесе? – спросил Чан.

– Да, разумеется. Но мы никогда не встречались.

– Вы не припомните, не приезжали ли вы на гастроли в Лос-Анджелес три года назад в июне?

Чарли уловил взгляд, брошенный на него Файфом. Понял ли он смысл, таившийся в этом вопросе?

– Нет, – решительно ответил актер.

– Меня поражает ваша уверенность, – многозначительно заметил Чан.

– Почему? Три года назад, именно в июне, я отправился в турне по восточным штатам, и мы не были на берегу Тихого океана.

– И вы можете подтвердить это документально?

– Разумеется.

– Значит, в течение девяти лет со времени отъезда мисс Фен из Нью-Йорка вы не видели ее?

– Нет.

– И сегодня днем вы тоже с ней не встречались?

– Нет.

– А вечером?

Минутная пауза.

– Нет.

Вошла Юлия.

– Кофе готов, – сказала она, – позвольте просить всех пройти в столовую.

– Я тоже прошу гостей мисс Фен пройти туда, – подхватил Чан.

Те нехотя направились в столовую, заверяя друг друга, что даже мысль о еде им невыносима, ну разве что можно выпить чашку кофе. В гостиной остались инспектор, Кашимо, Тарневеро и Файф.

– Я прошу вас тоже пройти в столовую, – обратился Чан к Тарневеро. – Кофе пойдет вам на пользу. А потом я рассчитываю на вашу помощь.

Тарневеро чуть наклонил голову, пожал плечами и исчез за дверью. Инспектор повернулся к Кашимо:

– Будет лучше, если вы поскучаете на террасе, – и с этими словами он выпроводил своего помощника.

Теперь они остались наедине с Файфом.

– По-видимому, вы не отдаете себе отчета в том, что являетесь самой интересной фигурой этой загадочной драмы, – сказал Чан актеру.

– В самом деле?

Файф казался совершенно спокойным.

– Да, очень интересной, – продолжал Чан. – Я смотрю на вас и тщетно спрашиваю себя: почему этот человек лжет?

Файф вскочил.

– Послушайте, что это значит?

Чан пожал плечами.

– Дорогой мой, к чему так волноваться? Если вы явились в павильон для того, чтобы украдкой встретиться со своей бывшей супругой, то вам следовало бы снять с груди орденскую ленту. В темноте она легко может быть принята нервными особами за кровь.

– Ах, вот оно что, – протянул Файф – Теперь я понимаю.

Несколько мгновений он сидел, уткнув лицо в ладони. Потом сжал кулаки и взглянул на инспектора.

– Может быть, вы скажете мне правду? – спросил тот.

– Хорошо, – кивнул Файф. – Но то, что я расскажу, может показаться вам странным. Я не видел Шейлы с той ночи, когда простился с ней на вокзале. Сегодня утром, услышав о том, что она здесь, я почувствовал волнение. Ведь вы не знали мисс Фен, мистер… мистер…?

– Инспектор Чан, – представился Чарли. – Нет, мне не приходилось ее знать.

– Она была изумительной женщиной. В ней было поразительно много жизни, и я очень любил ее. Мне так и не удалось полностью освободиться от этого чувства, ни одна женщина не значила для меня так много. Я не сумел удержать Шейлу, да! Она жаждала приключений, новых впечатлений, славы… Сегодня утром, узнав о ее приезде, я послал ей цветы и приписал несколько слов. Шейла была впечатлительной и импульсивной натурой. Получив цветы, она позвонила мне в театр. «Боб, – сказала она, – ты должен немедленно приехать. Ты должен. Я хочу видеть тебя».

Взглянув на Чана, Файф продолжал:

– Всякой иной женщине я сказал бы: «Я приеду после спектакля». Но Шейле я не мог так ответить. И я сказал: «Хорошо, скоро буду». Мне пришла в голову сумасбродная мысль. Я был уже одет для сцены, но в моем распоряжении было сорок пять минут. У меня есть машина, я мог поехать к Шейле и вернуться, причем все это не заняло бы более тридцати минут. И я отправился в свою гримерную, запер дверь, вылез в окно на улицу и побежал к машине. Шейла сообщила мне о павильоне – она сказала, что у нее гости, но мы сможем поговорить наедине. Я подъехал к вилле без четверти восемь и встретил ее в саду. Мы направились в павильон. Шейла так странно смотрела на меня… Мне почудилось, что я читаю в ее глазах не только интерес к некогда близкому ей человеку. Голливуд очень изменил Шейлу. Ведь я знал ее веселой, жизнерадостной… Мы поболтали, вспомнили общих друзей. Казалось, Шейла была рада нашей встрече, возможности вспомнить прошлое. Но я очень нервничал, боясь опоздать в театр, и поминутно поглядывал на часы.

Файф умолк.

– Что было потом? – спросил Чан.

– После телефонного звонка Шейлы у меня создалось впечатление, что она нуждается в совете и хочет поговорить о каком-то важном для нее деле. Когда я объявил, что мне пора уходить, она взглянула на меня так растерянно, беспомощно. «Боб, – сказала она, – ведь ты еще немножко любишь меня?» Я обнял ее. Это мгновение принадлежало мне, и я был счастлив, и никто не мог в этот миг лишить меня Шейлы. Прошлое снова ожило… И в то же время я не мог не думать о том, что пора возвращаться в театр. Мы договорились, что будем ежедневно встречаться, что… Во мне снова зародилась надежда, я поверил, что смогу вернуть Шейлу… И, быть может, эта надежда действительно осуществилась бы… А теперь…

Голос его дрогнул.

– Бедная Шейла! Бедная Шейла!

Чан сочувственно покачал головой.

– Послушайте! – воскликнул Файф. – Вы не должны оставлять меня в беде! Вы должны обязательно выяснить, кто преступник!

– В этом цель моего пребывания здесь, – сказал Чан. – Но вернемся к вашему рассказу. Итак, вы простились с мисс Фен…

– Да. Когда я уходил, она стояла в дверях павильона и улыбалась. Улыбалась, а на ее глазах блестели слезы.

– В котором часу вы ушли?

– Я знаю это совершенно точно – было четыре минуты девятого. Я выбежал на дорогу, сел в машину и помчался в город. Влез через окно в свою гримерную и услышал, как режиссер отчаянно стучит в дверь. Я открыл ее, сказал, что уснул, и поспешил на сцену. Я опоздал на десять минут, режиссер показал мне на часы – было двенадцать минут девятого… В антракте мне сообщили ужасную новость.

Он встал.

– Моя сегодняшняя встреча с Шейлой, быть может, породит для меня какие-нибудь осложнения. И все же я не жалею о том, что примчался на свидание с ней. Я видел ее, держал в своих объятиях – за это счастье я готов заплатить любой ценой. Вам угодно еще что-нибудь узнать?

Чан покачал головой.

– В данную минуту ничего. Но прошу вас пока не покидать виллу. Очень возможно, что выплывут кое-какие дополнительные подробности.

– Разумеется, – согласился Файф.

Раздался звонок, и в сопровождении Джессупа в гостиную вошел полицейский.

– Ах, это вы, Спенсер! Входите, – улыбнулся ему инспектор.

– Я подобрал его на Калакуа-авеню, – сказал Спенсер, кивая на дверь, – и решил, что вы будете рады возможности потолковать с ним. Он не мог сообщить мне, что делал сегодня вечером.

Человек, о котором говорил полицейский, поспешил приблизиться к Чану.

– Надеюсь, мы не опоздали, – нахально заявил он.

Оглядевшись, незнакомец вспомнил о правилах хорошего тона, некогда преподанных ему, и поспешил снять соломенную шляпу.

– Мой шофер совершенно невыносим, – сказал он. – Он ухитрился заблудиться.

Мужчина говорил уверенным тоном светского человека, но тону этому противоречила его странная внешность. Он был одет в грязные полотняные брюки, синюю рубашку без воротничка, вытертую бархатную куртку, когда-то красного цвета, и поношенные туфли, сквозь дыры в которых просвечивали голые ноги.

В столовой смолк гул голосов, по-видимому, там прислушивались к происходящему в гостиной.

– Прошу вас, – Чан жестом предложил незнакомцу сесть.

Тот взглянул на Файфа, и на лице его заиграла довольная улыбка.

– Итак, – сказал Чан. – Кто вы такой?

Мужчина пожал плечами.

– Я мог бы назваться Смитом.

– С тем же успехом вы могли называться и Джонсом, – заметил инспектор.

– Это дело вкуса. Во всяком случае, я предпочитаю быть Смитом.

– Где вы живете?

Смит замялся.

– Если вы настаиваете, чтобы я был совершенно откровенен, то я вынужден признаться, что живу на пляже.

Чан улыбнулся. Направившись к двери, ведущей на террасу, он позвал Кашимо и велел ему обыскать Смита.

– Я тоже попрошу вас об этом, – сказал Смит, – и если вы найдете что-нибудь похожее на деньги, то, пожалуйста, скажите мне.

В карманах у Смита оказались гребень, ржавый перочинный нож, бечевка и какой-то предмет, походивший на монету, но при более близком рассмотрении оказавшийся медалью. На ней было выгравировано: «Третий приз по классу пейзажа. Академия изобразительных искусств. Пенсильвания».

Чан вопросительно взглянул на Смита.

– Да, – пожал тот плечами, – должен сознаться, я художник. Разумеется, не гениальный, так как получил всего лишь третий приз. Первый приз был не из бронзы, а из золота, и при нынешних обстоятельствах золотая медаль очень бы мне пригодилась. Но мне она не досталась.

Приблизившись к Чану, он добавил:

– Надеюсь, вы не сочтете нескромностью, если я осведомлюсь, что породило это внезапное вмешательство в мою личную жизнь? Неужели в этом городе частное лицо не ограждено от того, чтобы первый встречный полицейский мог задержать его и подвергнуть обыску?

– Сожалею, что я затрудняю вас своими вопросами, но вынужден спросить: были ли вы сегодня вечером на пляже?

– Нет, не был. Я находился в городе по своим личным делам и меня задержал этот толстый…

– В какой части города вы были?

– В парке.

– Вы кого-нибудь встретили там?

– Да. Хотя причислить этих людей к изысканному обществу нельзя, но я не избалован.

– Вы не были на пляже, – задумчиво повторил Чан. – Кашимо, проводите вместе со Спенсером этого господина к павильону и сравните обнаруженные там следы со следами его башмаков.

– Слушаюсь! – поклонился японец, торопясь выполнить распоряжение инспектора.

Чан посмотрел на Файфа.

– Какая утомительная работа, – вздохнул он. – Но чем был бы человек, если бы ему не приходилось трудиться? Он стал бы Смитом.

Гости мисс Фен толпились в дверях столовой, и Чан попросил их расположиться в гостиной. Джейнс взглянул на часы. Пять минут двенадцатого. Он вопросительно посмотрел на Чана, но тот сделал вид, что не заметил этого.

К Чану приблизился Тарневеро.

– Есть что-нибудь новенькое? – спросил он вполголоса.

– Круг нашей деятельности расширился.

– Я предпочел бы, что бы он как можно более сузился, – усмехнулся Тарневеро.

Кашимо и Спенсер со Смитом вернулись.

–Ваше предположение оказалось правильным, инспектор, – сказал Спенсер. – Следы у павильона оставлены вот этой обувью, – он указал на ноги Смита.

Смит смутился.

– Действительно, отвратительная обувь, – кивнул он. – Но что поделаешь? На Гавайях нет настоящих любителей искусства. Если бы вы видели, какими картинами украшают здесь гостиные, если вы поглядели на местных Рембрандтов! Я сам третьесортный художник, но даже если бы мне за такую мазню предложили новую пару…

– Послушайте, вы солгали мне, – перебил его Чан.

Смит пожал плечами.

– Вы говорите с откровенностью и прямотой, обычно не свойственной вашей нации. Действительно, я умолчал о настоящем положении вещей, полагая, что это пойдет на пользу…

– Кому?

– Как кому? Мне. Я заметил, что здесь что-то не в порядке, и решил, чтобы не оказаться вовлеченным…

– Вы уже вовлечены. Скажите, сегодня вечером вы были в павильоне?

– Нет, могу заявить это под присягой. Но я был поблизости и простоял несколько минут под окном.

– Что вы делали у павильона?

– Размышлял, удобно ли будет там расположиться на ночь. Это одно из моих любимых мест.

– Я попрошу вас повторить еще раз то, что вы сказали. И на этот раз говорите только правду.

– У меня оказалось немного денег, и я три дня провел в городе. До этого на вилле еще никто не жил. Сегодня мои деньги кончились, я ожидал получения чека, но он не пришел… – После минутной паузы он добавил: – Здесь на почте отвратительные порядки. Я буду жаловаться.

– Итак, ваши деньги подошли к концу, – снова перебил его Чан.

– Да, и я был вынужден ночевать под открытым небом. Я покинул город и вернулся на пляж.

– В котором часу?

– Сэр, ваш вопрос смущает меня. Порой, проходя мимо витрин, я смотрю на часы и знаю, который час. А вообще-то… – Смит развел руками.

– Итак, вы приблизились к павильону…

– Я был очень удивлен, увидев, что в павильоне горит свет, и решил, что за время моего отсутствия кто-нибудь снял виллу. Гардины были задернуты, но до меня донеслись голоса, мужской и женский. И я подумал, что выбрал не очень удачное место для ночлега.

Смит умолк. Чан не сводил глаз с Файфа, который слушал Смита, напряженно стиснув руки.

– Я стоял у окна, ветер шевелил гардины, и я отчетливо видел находившегося в павильоне мужчину.

– Кто же был в павильоне? – спросил Чан.

– Вот этот человек, – ответил Смит и указал на Файфа. – Я обратил внимание на красную ленту, которая была у него на груди. Такие ленты я видел в Париже. В ту пору меня как-то пригласил к обеду наш посланник, он был приятелем моего отца…

– Это не имеет значения. Итак, вы стояли у окна и смотрели…

– Что вы вообразили? – возмущенно воскликнул Смит. – Прошу вас не судить обо мне по моему внешнему виду. Я вовсе не подсматривал. Если я что-либо и видел, то вовсе не потому, что таково было мое намерение. Они о чем-то очень тихо говорили… этот господин и дама.

– Я попрошу вас ложным образом не истолковывать мои слова, но, быть может, вам удалось разобрать, о чем они говорили?

У Файфа вырвался приглушенный вопль, он вскочил, оттолкнул Смита и бросился к Чану.

– Перестаньте! – закричал Файф. Он был мертвенно бледен. – Прекратите это! Я готов ответить на все ваши вопросы. Я убил Шейлу и готов понести наказание.

Чан в упор смотрел на актера. Все молчали.

– Вы убили мисс Фен?

– Да.

– Почему?

– Я хотел, чтобы Шейла снова вернулась ко мне. Я не могу жить без нее. Я умолял ее, но она смеялась надо мной и ответила отказом. И я убил ее.

– Вы убили ее? Каким оружием?

– Стилетом, который был при мне.

– Где он?

– На обратном пути я выбросил его.

– Вы можете показать это место?

– Попытаюсь.

Чан направился к двери, но ему преградил дорогу Аллан Джейнс.

– Десять минут двенадцатого! – закричал он. – Я еще могу успеть на «Океаник»! Теперь-то вы не станете удерживать меня?

– Я принужден просить вас остаться, – ответил Чан. – Спенсер, – добавил он, – если кто-нибудь из этих людей попытается уйти, арестуйте его.

– Вы с ума сошли! – воскликнул Джейнс. – Ведь вы нашли убийцу, и теперь…

– Я прошу вас повременить немного, – строго оборвал его инспектор и, обратившись к Файфу, сказал: – Вы покинули павильон, когда на часах было четыре минуты девятого, не так ли?

– Совершенно верно.

– И мисс Фен в это время была уже мертва?

– Да.

– Вы вернулись в театр и были за кулисами в двенадцать минут девятого?

– Да, я уже говорил вам об этом.

– И режиссер может подтвердить, что в это время вы были на сцене?

– Конечно!

Чан пристально взглянул на него.

– Но в двенадцать минут девятого мисс Фен была еще жива. Как вы объясните это противоречие?

Файф опустился на стул и закрыл лицо руками.

– Я не понимаю вас, – мягко продолжал Чан. – Вы хотите уверить меня, что убили свою бывшую жену. И все же вы единственный из всех находящихся здесь обладаете действительно неопровержимым алиби!

Глава 9
ВОСЕМНАДЦАТЬ МИНУТ

Снова воцарилось молчание. Только мерно тикали часы на камине, да с берега доносился глухой шум прибоя.

Чан опустил руку на плечо Файфа.

– Почему вы взяли на себя преступление, которое не совершали? – спросил он. – Может быть, вы ответите на этот вопрос?

Файф продолжал хранить молчание.

– Значит, кто-то видел Шейлу Фен в живых в двенадцать минут девятого? – спросил с подчеркнутым безразличием Тарневеро. – Не будете ли вы любезны сообщить, откуда это известно?

Инспектор улыбнулся.

– Если бы вы понимали по-китайски, мне не пришлось бы объяснять вам это.

Чан направился к двери и попросил Джессупа позвать Ву-Кио-Чинга.

– Я это делаю только ради вас, мистер Тарневеро, – добавил он.

– Очень вам признателен.

В гостиную вошел хмурый повар. Столь тщательно приготовленное угощение грозило окончательно погибнуть, и это обстоятельство заставило его совершенно позабыть о терпении и спокойствии.

Чан сказал ему несколько слов по-китайски и пояснил Тарневеро:

– Я попросил Ву-Кио-Чинга подтвердить то, что он сообщил мне ранее. Ву, ты сказал, что Джессуп и Анна находились на кухне, когда часы пробили восемь. Ты был обеспокоен тем, что бутлегер все еще не появлялся?

– Бутлегер приходит очень поздно, – ответил старик.

– Но десять минут спустя он все же явился. Пока Джессуп возился с коктейлями, ты отправился на поиски хозяйки.

Чан взглянул на Тарневеро.

– Ву принадлежит к разряду тех слуг, которые имеют обыкновение неожиданно появляться перед хозяином и сообщать новости.

Повернувшись к повару, он продолжал:

– Ты застал мисс Фен в павильоне и сообщил ей, что бутлегер, наконец, явился. Что ответила твоя хозяйка?

– Она взглянула на часы и сказала: «Теперь двенадцать минут девятого, давно пора было ему прийти». Я сказал: «Уже время кушать».

– А потом мисс Фен приказала тебе оставить ее в покое и не надоедать попусту, и ты отправился в кухню, не так ли?

– Да.

– И это была чистая правда?

– Да. Зачем мне лгать?

– Хорошо, можешь идти.

– Могу идти.

Тарневеро бросил на Чарли испытующий взгляд.

– Все это очень интересно, и я совершенно напрасно вздумал вдаваться в объяснения. Значит, когда разъяснилась история с часами, вы уже знали, что это время – две минуты девятого – к убийству Шейлы Фен не имеет никакого отношения?

Чан мягким движением коснулся руки Тарневеро.

– Прошу вас, не сердитесь, – сказал он. – Я знал, что мисс Фен в начале девятого была еще жива, но тем не менее с большим вниманием следил за ходом ваших рассуждений. Не мог же я огорчить вас, сказав, что все сложилось несколько иначе, чем вы предполагали?

Тарневеро, казалось, был уязвлен.

Чан в упор посмотрел на Смита.

– Мистер Смит…

– Да, инспектор? – поспешил откликнуться Смит. – Я было опасался, что вы совсем забыли обо мне. Что прикажете?

– Вы начали рассказывать, о чем говорили в павильоне. Я очень интересуюсь беседой, которую вела мисс Фен с господином с красной лентой на груди. Нас прервали самым неожиданным образом, и я прошу вас продолжить свое повествование.

Файф не спускал глаз с оборванца в бархатной куртке. Смит выдержал его взгляд и сказал:

– Совершенно верно, нас прервали. Но добавить к тому, что я сообщил, мне почти нечего. Этот господин рассказал все.

Файф вздрогнул.

– Он уверял женщину в своей любви, умолял вернуться к нему, а она и слышать не хотела об этом. Мне даже стало жаль его. Я слышал, как она сказала: «О, Боб, к чему все это?» Но он продолжал настаивать. Временами он поглядывал на часы и наконец сказал: «Мне пора. Я должен вернуться в театр, но мы еще поговорим об этом». И я слышал, как за ним захлопнулась дверь.

– И мисс Фен в это время была жива? Вы в этом уверены?

– Да. Я заглянул в окно после ухода этого господина.

Чан нахмурился и взглянул на актера.

– Итак, мистер Файф, что вы на это скажете? Теперь вы имеете еще одно алиби. Должен признаться, мне не совсем понятно ваше поведение.

Файф пожал плечами и промолчал.

– Вы берете обратно свое признание?

– Что же еще мне остается сделать при таких обстоятельствах?

Инспектор заметил, что при этих словах он обменялся взглядом со Смитом.

– Меня вынудили отказаться от своего признания. Да, я солгал, я не убивал Шейлы. Но я полагал, что будет лучше, если я скажу…

– Что?

– Ничего.

– Вы полагали, что будет лучше, если мои розыски прекратятся в самом начале?

– О, нет!

– Во время беседы со своей бывшей женой вам удалось узнать нечто, и свидетелем вашего разговора оказался Смит. А вы опасались, что сведения, подслушанные им, в случае дальнейших розысков будут преданы огласке?

– У вас буйная фантазия.

– Помимо фантазии, я обладаю способностью устанавливать факты, обычно ускользающие от внимания других людей. До сих пор вам удавалось водить меня за нос, но наша игра еще не сыграна.

– Я целиком в вашем распоряжении.

– Благодарю вас! Надеюсь, следующая наша встреча будет для меня более полезной. А что касается вас, – Чан повернулся к Смиту, – то, как это ни прискорбно, я вынужден сказать, что в свои показания вы вплели изрядную долю вымысла и лжи.

Смит ухмыльнулся.

– Вы судите о моей порядочности по моему внешнему виду? Конечно, я плохо одет.

– Я сужу о вас не по вашей одежде, а по вашему языку, – ответил инспектор. – Спенсер, отведите этого человека в управление, пусть там у него снимут отпечатки пальцев.

– Какое лестное внимание к моей скромной персоне! – ухмыльнулся Смит. – Надеюсь, оно не вскружит мне голову.

– Затем можете его отпустить, – продолжал Чан. – Но прежде чем вы уйдете, Спенсер, я хочу попросить вас запомнить всех присутствующих здесь лиц. В полночь отплывает «Океаник». Так вот, никто из них не должен покинуть остров. Вы поняли?

– Да, инспектор.

В разговор вмешался Джейнс:

– Должен напомнить вам, что мои вещи находятся на «Океанике».

– Вы отлично сделали, напомнив об этом. Спенсер, позаботьтесь о том, чтобы вещи мистера Джейнса были выгружены и приняты на хранение. Объясните капитану, что мистера Джейнса задержали здесь дела неотложной важности. Вы удовлетворены, мистер Джейнс?

– Не удовлетворен, – проворчал тот, – но, боюсь, что мне придется подчиниться.

– Это очень благоразумно с вашей стороны. Кашимо, вы будете сопровождать Спенсера.

После того как Смита увели, Файф обратился к Чану:

– Скажите, я вам еще нужен?

Инспектор задумчиво посмотрел на него.

– Нет. Вы можете идти. Как-нибудь мы еще потолкуем.

– Я всегда к вашим услугам.

Файф направился к выходу и, остановившись в дверях, добавил:

– Буду очень рад видеть вас, я живу в отеле «Вайоли» на Форт-стрит.

Он пересек холл, прошел мимо Спенсера, о чем-то беседовавшего с горничной, и удалился.

Чан оглядел оставшихся в гостиной.

– Господа, – сказал он. – Вам придется подождать, пока «Океаник» покинет гавань. А тем временем мы сможем выяснить еще кое-что. Обстоятельства таковы, что каждому из вас придется снова доказать свое алиби. Убийство мисс Фен совершено не в две минуты девятого, как я предполагал раньше, а между двенадцатью минутами девятого и половиной девятого, в эти восемнадцать минут. Теперь каждый из вас должен собраться с мыслями и спросить себя: «Что я делал и где находился в течение этого времени?»

Глаза инспектора блестели, в движениях появилась несвойственная людям его комплекции живость. Он являл с собой разительный контраст с утомленными и обессиленными гостями покойной Шейлы.

– Мисс Юлия, мисс Диксон и мистер Бредшоу в это время купались, – продолжал он, – изредка выходя на берег, где их ожидала миссис Баллоу. За десять минут до половины девятого мистер Баллоу покинул пляж и ушел неизвестно куда..

– Как это неизвестно куда? Я вернулся сюда, в гостиную. Мне хотелось курить, а сигареты кончились. Это может подтвердить Джессуп, он видел меня здесь.

– Джессуп оставался с вами здесь все время, пока вы курили?

– Нет. Он ушел делать коктейли. Когда он вернулся, я продолжал сидеть все в том же кресле…

– Вы хотите обратить мое внимание на это обстоятельство? – улыбнулся Чан.

– Мне совершенно безразлично, обратите вы на это внимание или нет, – недовольно проворчал Баллоу.

Чан сел в кресло у стола.

– Теперь я обращаюсь к тем четырем присутствующим, чье алиби так неожиданно рухнуло. Я знаю, где вы находились до двух минут девятого, но мне совершенно неизвестно, что вы делали позднее.

– Разрешите мне первому высказаться, – сказал Тарневеро. – Я вернулся к почтенной пожилой паре, с которой беседовал до того, как ко мне подошел Джейнс. Это мои давние друзья из Австралии. Мы поболтали несколько минут в холле отеля, а потом я предложил им полюбоваться пейзажем. Мы вышли на террасу и продолжали беседовать. Это было в половине девятого – я посмотрел на часы и высказал сожаление, что должен уйти. Мы вместе вернулись в холл, затем я зашел в номер за шляпой и, спустившись вниз, встретился с вами в дверях.

Чан подозрительно посмотрел на Тарневеро.

– И ваши давние друзья смогут подтвердить это?

– Я не вижу причин, почему бы им этого не сделать. Все, что я сказал – правда…

– Ладно, благодарю вас, – кивнул инспектор. – А вы, мистер Джейнс?

– У меня нет алиби, – беспомощно ответил Аллан. – Я провел эти восемнадцать минут в одиночестве на пляже. Вы можете предполагать все, что угодно, но я не возвращался на виллу.

– Но вы-то, ван Горн, возвращались?

– Да.

– Насколько мне известно, вас впустил в дом Джессуп, и это было в четверть девятого?

– Примерно так. Он сообщил мне, что остальные гости прошли на берег. Я заметил в павильоне свет и вышел в сад. Мне захотелось пойти посмотреть, кто там, и я очень жалею, что не осуществил своего намерения. Но, услышав голоса, доносившиеся с берега, я направился на пляж и встретил там Риту Баллоу. Но об этом вам уже известно.

– Итак, теперь очередь за Валом Мартино.

Режиссер нахмурился.

– Так же, как у ван Горна и Джейнса, у меня нет алиби. – Достав из кармана платок, он вытер лоб. – Выйдя на пляж, я присел на скамейку. Гораздо благоразумнее было бы тогда позаботиться об алиби. Но, по-видимому, я не так умен, как Тарневеро, – он бросил на прорицателя ядовитый взгляд. – Я сидел в одиночестве, любовался океаном, словно созданным для экрана, и обдумывал сценарий. Когда я взглянул на часы, было двадцать пять минут девятого, и я решил пойти к себе в номер. В отеле я встретил вас и Тарневеро и узнал о том, что Шейлы Фен больше нет в живых.

Чан хотел о чем-то спросить режиссера, но ему помешало восклицание Тарневеро:

– Вы расцарапали себе лоб, Мартино!

Режиссер удивленно провел рукой по лбу и посмотрел на пальцы.

Они были в крови.

– Честное слово, я не понимаю…

– Советую вам передать инспектору свой носовой платок, которым вы только что вытирали лоб.

– Какой платок?

Мартино машинально вытащил из кармана носовой платок и передал его Чану.

Чан расстелил его на столе, достал лупу и внимательно осмотрел. Проведя пальцем по ткани, он поднял голову и сказал:

– Странно, в платке я обнаружил осколки стекла. Как вы объясните это обстоятельство, мистер Мартино?

Режиссер поднялся и уставился на платок. Лицо его стало серьезным.

– Я не могу ответить на ваш вопрос, – сказал он. – Более того, я не могу понять, как попал этот платок ко мне в карман.

Чан пристально смотрел на него.

– Это не ваш платок?

– Нет, – решительно заявил режиссер. – Я обычно ношу при себе два платка – один в наружном кармане, – он указал на платок, видневшийся в кармане смокинга, – другой – вот здесь, – Мартино вытащил из внутреннего кармана второй платок. – Как видите, третий платок лежал у меня в брючном кармане. Совершенно случайно я опустил руку в карман, достал платок и машинально вытер им лоб. Но смею вас уверить, этот платок не принадлежит мне, и я понятия не имею о том, как он попал ко мне в карман.

– Малоправдоподобное объяснение, – насмешливо заметил Тарневеро.

– Дорогой Тарневеро, – ответил режиссер, – если бы вы сняли столько фильмов, сколько я, то знали бы, что правда порой бывает гораздо более невероятной, чем любой вымысел.

Он еще раз осмотрел платок.

– Смотрите, инспектор, здесь в углу имеется отметка прачечной.

– Я вижу, – сказал Чан и указал на крошечную, выведенную чернилами букву «Б».

Он задумчиво перевел взгляд на Вильки Баллоу, который, не сводя глаз с режиссера, вытащил из кармана носовой платок и вытер лоб.