Текст книги "Глаза Ангела"

Автор книги: Эрик ван Ластбадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

Токио – Москва

Никто, кроме Хонно Кансей, и не подозревал о том, что посредник Кунио Миситы Какуэй Саката совершит ритуальное самоубийство. Хонно работала личным секретарем Миситы – одного из крупнейших токийских бизнесменов, и имела доступ к самым разнообразным и секретным сведениям, касавшимся заключения сделок, образования новых фирм и объединений и прочее, и прочее. Подобную информацию можно было выгодно продать заинтересованным лицам, но Хонно не собиралась этого делать. Она научилась хранить тайны с детства. У нее был один большой с точки зрения японцев, изъян, который она давно скрывала ото всех, – Хонно имела несчастье родиться в год хиноеума, за что отец не переставал обвинять мать и не любил дочь, а если и любил, то никогда этого не показывал; более того, он заставлял ее чувствовать себя гадким утенком по сравнению с другими, сделал ее отверженной в собственной семье.

Почему так? Согласно древнему китайскому гороскопу, годом хиноеума назывался год Лошади, повторяющийся через каждые шестьдесят лет, и те женщины, которые родились именно в этот особенный год, становились убийцами своих мужей. Всего лишь легенда, но в год хиноеума рождаемость резко сокращалась.

Чувствительная натура, обладавшая развитой интуицией, Хонно была суеверной. Она мучилась от сознания своей неполноценности, не могла вынести, что к ней относились, как к прокаженной, и покинула свой дом. Уход из семьи имел и свои преимущества – годы спустя она узнала более важные, чем год своего рождения, и тщательно хранимые от посторонних глаз тайны. Такие, например, как загадочная смерть Какуэя Сакаты.

Саката, являясь посредником Миситы, обладал не меньшей, а то и большей, чем Хонно, информацией. Он успешно справлялся со своими обязанностями и держал язык за зубами. Но со временем то, что он знал, стало его тяготить. В Америке, любой европейской стране он отказался бы от своего места даже под угрозой крупного скандала; он бы обратился в государственные инстанции и рассказал о незаконных действиях своего босса или написал бы остросюжетную книгу о преступлениях мафии и получил крупный гонорар. Возможно, по мотивам этой книги впоследствии сняли бы телесериал. Все это могло быть где угодно, но только не в Японии. А Саката был японец, жил в Японии и подчинялся негласным законам и традициям этой страны. Общественное мнение по-особенному, не так, как в Европе, определяло значение человеческой жизни и личности. Смерть Сакаты, а ранее Юкио Мисимы не была просто уходом в лучший мир, способом заявить о себе людям, сообщением, символом, посредством которого идеалы веры, мировоззрения совершившего самоубийство навечно запечатлевались в коллективной памяти целой нации.

Как-то раз Хонно услышала слова Сакаты, обращенные к его заместителю:

– Вот и пришло твое время. Хочу пожелать тебе удачи на выбранном пути, но боюсь, что перед надвигающейся бурей все это будет уже не важно.

«Какой бурей? – недоумевала Хонно, глядя на спокойное лицо Сакаты. – Разве догадаешься, что он имеет в виду? Какие раскрытые тайны вызовут эту бурю? Значит, он или проговорился или устал нести бремя секретных знаний...»

Она не сомневалась, что местом для самоубийства Саката выберет Сенгакудзи – в средние века там сделали себе харакири 47 ронинов – самураев, потерявших своего хозяина, – чтобы отомстить тем, кто убил их господина. Смерть, с точки зрения японца, так же достойна и значительна, как и жизнь.

Саката хотел умереть благородно и достойно, как самурай. Груз преступлений, о которых он знал, но не мог сказать, или которые совершил, стали для него непосильной ношей. Предать многолетнюю дружбу с боссом Кунио Миситой было немыслимо – таким образом он покрыл бы несмываемым позором и себя, и свою семью.

Только ритуальное самоубийство – харакири могло спасти его от бесчестья, стать единственным выходом из создавшейся ситуации. Хонно прекрасно понимала все, но не вмешивалась – подобное вмешательство сочли бы верхом неуважения и невоспитанности, поэтому ей и в голову не приходило делать это. Саката ведал финансовыми фондами поддержки Миситы и имел положение человека, в высшей степени заслуживающего уважения.

Теплым весенним днем Хонно приехала в Сенгакудзи – легендарное, историческое место. Могилы самураев были усыпаны цветами: в неподвижном воздухе стоял сильный, тяжелый цветочный аромат, – она на всю жизнь запомнит этот сладкий и плотный запах как символ смерти.

Почему Саката решил сойти со сцены? Какая тайна гнетет его? – размышляла она. У Хонно была непосредственная связь с Токузо – Управлением полицейского надзора Токио, и если кто-то готовился возбудить дело против Миситы или Сакаты, она обязательно бы об этом знала.

Из центрального столичного района Касамигазеки, где работали Хонно и Саката, до древних могил Сенгакудзи путь был неблизкий. Саката появился в священном месте на исходе дня, когда не было посетителей. Он облачился в белые одежды – цвета смерти. Хонно хорошо видела его в лучах заходящего солнца у могил, утопающих в цветах. Свободные брюки Сакаты развевались на ветру словно флаги, и Хонно поразил резкий контраст между веселыми живыми красками цветов и холодной чистотой белой ткани – все это навсегда запечатлелось в ее памяти.

Она наблюдала, как Саката, стоявший к ней спиной, опустился на колени, вытащил из-за пояса специальный нож. Слегка изогнутое лезвие сверкало на солнце и на миг ослепило Хонно, потом она увидела, как его тело наклонилось вперед, согнутые в локтях руки крепко ухватились за обмотанную шелком рукоять, образовали острые углы – Саката воткнул ритуальный нож в нижнюю часть живота. Голова Сакаты как-то странно дернулась, плечи страшно напряглись в нечеловеческом усилии – он должен был разрезать себя слева направо так, как предписывал обычай.

Считалось, что душа самурая очищалась во время харакири, освобождалась от грехов, совершенных им на жизненном пути. И тут Хонно с ужасом заметила, что Саката не в состоянии освободить свою душу от оков плоти, что на пороге смерти у него не достает сил довершить начатое. Он судорожно пытался снова и снова, но безуспешно. Хонно не могла больше оставаться безучастной наблюдательницей, и, выйдя из своего укрытия – большого дерева, подошла к Сакате и опустилась возле него на колени. Одежды умирающего окрасились в пунцовый цвет, вены на шее вздулись, глаза готовы были выскочить из орбит... Обхватив его руки своими, Хонно прибавила ему сил, и вдвоем они совершили страшный ритуал – нож с ужасным треском рассек живот от края до края... Покрасневшие глаза Сакаты повернулись в ее сторону, остановились на ней. Хонно прочла в них благодарность, а затем он упал ничком, уткнувшись головой в землю, залив кровью яркие цветы на могиле, принесенные людьми в знак священной памяти о погибших героях.

* * *

Проснувшись, Ирина не сразу сообразила, где она находится: в больших мрачных апартаментах Марса на Площади Восстания или у Валерия, чья квартира на улице Кирова была меньше, но гораздо светлее и уютнее. Сев в кровати, женщина выглянула в окно – внизу виднелся узенький Телеграфный переулок и Министерство образования, где она – Ирина Викторовна Пономарева – работала не первый год. Недалеко от министерства была расположена церковь Архангела Гавриила, которую некоторые из Ирининых коллег называли Башней Меншикова, что, с ее точки зрения, было неверно. Со скучными министерскими чиновниками у Ирины было мало общего, и они ее слегка раздражали. К тому же она недавно вернулась из увлекательной поездки по Соединенным Штатам и до сих пор находилась под впечатлением от американской системы образования. Она потратила несколько недель, чтобы написать реферат о том, как внедрить более совершенные, ускоренные методы обучения в систему российского образования. Закончив работу, Ирина представила ее на рассмотрение соответствующих лиц, но долгое время не получала ответа. В конце концов, устав от бесконечного ожидания, она добилась приема у министра. На аудиенции, длившейся минут двадцать, главный чиновник министерства сообщил ей, что ни один пункт реферата не получил одобрения. По снисходительному тону министра Ирина легко поняла прозрачный намек: занимайтесь компьютерной техникой, статистическими исследованиями, используйте опыт американцев для приведения в порядок и систематизации министерских архивов – за этим вас и посылали в командировку, остальное – не ваше дело. Ей было мягко указано на то, что реформа образования ее не касается, это дело экспертов.

«По крайней мере я больше не буду биться головой об стенку, нет так нет», – успокаивала себя Ирина, рассеянно глядя на церковь, однако мысль о провале своего детища взбудоражила ее. И проснулась она от часто повторяющегося страшного сна: как будто она находится в какой-то непонятной комнате, рядом с ней стоит обеденный стол. Она смотрит вниз и с ужасом замечает, что пол начинает заливать вода... Тогда она подбегает к окну и видит улицы в крови, лунный диск, пересеченный не то полосами, не то прутьями. Она знает, что ей необходимо выйти из дому, потому что на улицах что-то происходит, что если она не выйдет, случится беда... В отчаянии она рвется к двери, но не может двинуться с места, потому что ноги ее прикованы к полу. Ирина закрыла глаза, затем открыла, стараясь забыть ночной кошмар, потом осмотрелась – ну, конечно же, это квартира Валерия, как она не могла сразу сообразить? Ей нравилось здесь бывать, нравилось просыпаться по утрам и видеть за окном освещенный солнцем храм. Это всегда напоминало ей о том, что вера в Бога в этой стране несмотря ни на что выжила и утвердилась. И она думала о том, что если устояла церковь, то почему бы и ей не попытаться устоять перед лицом всех невзгод и неприятностей? В любом случае, она не собиралась повторять горькую судьбу своих родителей, не имела права.

Ирина слышала, как на кухне возится с завтраком Валерий. Интересно, что он приготовит? Теперь продукты в магазинах есть, хотя и стоят очень дорого. У многих не хватает денег на питание. И ей сразу вспомнились рассказы матери о том, как люди голодали в войну, питаясь картофельными очистками и свекольной ботвой, считая капусту роскошью. Да, конечно, в последние годы в стране что-то стало меняться, но есть вещи, которые не изменятся здесь никогда, в этом Ирина была совершенно уверена. Кроме того, экономические реформы в России всегда сопровождались политическими катаклизмами, поэтому без реформ жить было спокойнее. Да и если в России когда-либо и объявлялись какие-либо свободы, то лишь затем, чтобы в скором времени их запретить.

Американец от такого образа жизни давно бы впал в состояние глубокой депрессии, а русские – ничего, живут. Выносят трудности, холодные зимы, безжалостную по отношению к людям политику государства, приучившего их безропотно сносить все. Только пьют все больше и больше...

Ирина сладко потянулась, наслаждаясь теплом постели, потом встала и прошла по коридору в ванную. Горячую воду, конечно, опять отключили, и ей пришлось принять ледяной душ. Вытеревшись насухо полотенцем, она вернулась в комнату и достала из шикарного комода, привезенного Валерием из Англии, чистую одежду. Подошла к зеркалу, подкрасилась. Внимательно вгляделась в хрупкую с тонкой талией и узкими бедрами женщину в зеркале и осталась довольна собой. Ноги у нее были красивые и сильные (три раза в неделю Ирина делала упражнения, кроме того, в детстве занималась балетом, но, к сожалению, мечта ее матери о том, чтобы дочка стала балериной, не сбылась). Маленькое личико напоминало кошачью мордочку, глаза были большие, нос некрупный, губы полные и выразительные, черные блестящие волосы коротко подстрижены. Вообще Ирина, в отличие от знакомых женщин, не имела претензии к своей внешности... Последний раз оглядев себя в зеркале, она пошла на кухню, где над кухонным процессором, привезенным Валерием из-за границы, колдовал хозяин квартиры.

Ирина чмокнула Валерия в ухо и посмотрела на дисплей, где высвечивался рецепт готовящегося блюда.

– Почти готово, – рассеянно сообщил Валерий. Это был невероятно крупный мужчина с борцовскими плечами и большими руками рабочего. В первый раз ложась с ним в постель, Ирина ужасно трусила. В тот день она не собиралась спать с ним, но потом не осмелилась отказать. Познакомились они на каком-то скучном министерском совещании. Валерий сразу же обратил на нее внимание и отловил среди толпы, как американские ковбои отлавливают скот на убой. О том, каким образом работают ковбои, Ирина прочла в одной книжке, которую привезла из Америки и всегда таскала с собой в сумке.

Валерий Денисович Бондаренко умел и очаровать, и быть галантным, но Ирина знала и другого Валерия – грозного политика, широко известного в кругах националистов. Считалось, что все политические шаги Бондаренко – часть тщательно продуманной стратегии. Зная, с каким человеком она имеет дело, Ирина спрашивала себя: для каких целей она ему понадобилась? С самого начала ей было ясно, что ни о какой любви с его стороны не могло быть и речи, но и зная это, она стала с ним встречаться. Валерий всегда добивался, чего хотел, в данном случае он захотел Ирину – и получил ее, как и все остальное, чего бы ему ни пожелалось. Никто не мог устоять перед его мощным натиском, и она в том числе. Процесс ухаживания был недолгим, Бондаренко просто привез ее к себе домой, и, не скрывая своих намерений, разделся и лег в кровать. Словно несчастная жертва, которую привели на заклание, Ирина безропотно сияла с себя одежду и, смахнув украдкой слезу обиды, забралась в постель, боясь, что далекий от романтики соблазнитель раздавит ее своей массой. К ее величайшему удивлению, Валерий оказался нежным и умелым любовником, чего она совсем не ожидала от властного и жестокого человека, принадлежащего к высшему эшелону власти и готового стереть в порошок всякого, кто осмелится встать на его пути.

Ирина понимала, что их связь будет длиться так долго, как этого захочет Валерий, однако будущее не представлялось уже ей таким мрачным, тем более что не только он, но и она получила от пугающей поначалу близости удовольствие, только в душе осталось чувство пустоты и грусти, как бывало у нее всегда после встречи с любовниками.

Однажды ночью, когда на улице бушевала непогода, в окна барабанил сильный дождь вперемешку со снегом, а дома было тепло и уютно, Ирина призналась Валерию, что ни с одним мужчиной ей не было так хорошо, как с ним.

– Люди боятся тебя, ты даже не представляешь до какой степени. В первую ночь я была парализована страхом, страх заставил меня подчиниться. Одна мысль о том, что, отказавшись переспать с тобой, я потеряю работу, приводила меня в панический ужас.

– Неужели я совершенно тебе не понравился, ну хоть чуточку?

– Понравился, но мои чувства в тот момент не имели значения. Разве тебе было дело до того, что я чувствовала? Я сделала то, что ты от меня хотел, не больше не меньше. И страшно боялась, что ты останешься мною недоволен. А потом...

– Что же потом?

– Я открыла для себя нового человека, которого раньше не знала. Даже испытала чувство гордости, что ли. Представляешь, сколько женщин в Москве, а вот ты почему-то остановил свой выбор на мне – я вдруг осознала собственную исключительность.

– Подумать только!

Ирина помолчала, потом заговорила снова:

– На какое-то мгновение я ощутила себя сильной, очень сильной, словно часть твоей власти передалась мне. Глупо, правда?

– Я так не думаю. Вообще-то я давно хотел кое-что с тобой обсудить, но не был уверен, что могу довериться своей интуиции.

—Интересно, – Ирина придвинулась поближе к Валерию.

– Дело в том, что мне необходимо точно знать, что затевает против меня Волков – Марс Петрович Волков, он мой главный противник. Его поддерживает группа облеченных властью лиц, с помощью которых он и добился депутатского мандата. Разумеется, благодаря моим связям в правительстве я пока чувствую себя вполне уверенно, но с тех пор, как Волков стал депутатом, он здорово осложняет мне жизнь. Сейчас многие делают себе карьеру, критикуя политику центра. Волков один из них. Я этого терпеть больше не могу, и ты должна стать моей союзницей в борьбе против Волкова – постарайся войти к нему в доверие, а каким образом ты это сделаешь, не мне тебя учить.

– Ты что, хочешь, чтобы я стала его любовницей? А что, если он не обратит на меня внимания?

– Если захочешь – обязательно обратит. Я научу тебя всему, что нужно.

– Я не хочу торговать собой, – разозлилась Ирина. Валерий поцеловал ее в губы.

– Не сердись. Скажу тебе честно – ты мне очень понравилась, но я, конечно, учел и то, что смогу использовать тебя в борьбе с моим врагом. Но, думаю, что и ты кое-что от этого выиграешь.

– Что именно? Повышение по службе? Деньги или подарки из «Березки»? Меня все это не волнует. Я и так неплохо устроена, а побрякушек у меня хватает.

– Знаю. – Он посмотрел на нее с улыбкой. – Как только я тебя увидел, сразу понял, что ты не похожа на других женщин, в тебе есть нечто особенное. Ты хочешь власти, хочешь играть первую скрипку. Я могу дать тебе эту власть. Займись Волковым, заставь его раскрыться, полюбить тебя, а всю информацию будешь сообщать мне. Уверяю тебя, ты получишь от этого удовольствие, поверь старому опытному бойцу.

Ирина слушала его в сомнении... Он, пожалуй, прав, Давно пора идти вперед, а не сидеть всю жизнь под началом разных идиотов. У нее есть идеи, которым вечно суждено лежать под сукном.

Ирина усмехнулась и перевела разговор на другое.

– А как у тебя дела по внедрению в «Белую Звезду»? – спросила она у Валерия.

– Проклятая организация! Эти гады неуловимы. Мы так и не смогли вычислить их. Странно, но факт.

– По-моему, вы даже не знаете, существует ли вообще эта организация.

– Нет-нет, такая организация есть, я уверен. – Усмехнувшись, он добавил: – Создать несуществующую организацию можем только мы, люди, стоящие у власти. Самое главное, что необходимо выяснить, причастна ли «Белая Звезда» к ряду террористических актов, и кто стоит за этой организацией.

– Послушай, а столкновение поездов в Башкирии не дело рук «Белой Звезды»?

– Все может быть. В одном из двух поездов ехали представители верховного командования армии. Они направлялись на секретную военную базу, расположенную на Урале. Все они погибли. А Чернобыль? Что бы там ни писали в нашей печати, это был самый настоящий теракт.

– В это невозможно поверить. Ужас какой.

– Вот почему борьбу с терроризмом я хочу взять на себя. Ну, давай завтракать, все готово.

Он разложил омлет по тарелкам, сел рядом с Ириной, и они принялись за еду. Она ела с аппетитом и вдруг подумала о том, что они с Валерием напоминают мужа и жену, ведущих неторопливую утреннюю беседу. Быстро же она научилась обманывать и притворяться. И все потому, что до чертиков надоела скучная жизнь и работа в министерстве. Так хочется свободы, самостоятельности. Но какую цену ей придется заплатить за это? Что ждет впереди? Она украдкой вздохнула. Валерий заметил это, спросил:

– Что с тобой, Ирина? Ты побледнела.

– Ничего особенного. Я подумала о том, что меня ожидает вечером с нашим Марсом...

* * *

Два дня спустя после смерти Какуэя Сакаты Хонно Кансей получила по почте письмо – странный квадратный конверт из бумаги ручной выделки. Она достала его из почтового ящика по дороге на работу. Письмо было от Сакаты. Вскрыв конверт, на котором стояло его имя, она не обнаружила внутри ничего, кроме сложенного пополам листа бумаги, а в нем маленького ключа. И больше ничего, никакой записки или объяснения. Хонно посмотрела на штемпель – на нем стояло то самое число, когда Саката покончил с собой.

Вот оно, началось, подумала она. Не является ли письмо предвестником бури, о которой говорил Саката?

В течение полутора суток самоубийство Сакаты было главной темой передач телевидения, радио. Газеты пестрели статьями и жуткими снимками; все только об этом и говорили, обсуждали детали, строили догадки. Хонно видела по телевизору интервью с Кунио Миситой, обставленное с большой помпой, словно он был членом правительства; один из телевизионных каналов заменил ночной показ очередной серии популярного телесериала получасовым репортажем из Сенгакудзи.

В то утро Хонно, взволнованная, пришла на работу, зажав во влажной ладони загадочный ключ. Рабочий день начался как обычно: она принесла шефу утреннюю почту и чашку свежесваренного кофе. Пока Кунио Мисита разбирал корреспонденцию, Хонно внимательно наблюдала за ним – невысоким, плотным человеком с седыми волосами и аккуратно подстриженными усами. Записав под диктовку хозяина перечень очередных дел, она напомнила ему расписание делового дня: время встреч, заседаний, важных звонков, интервью. В обществе своей секретарши Мисита не следил за своим лицом, и она с удивлением увидела, что в нем борются два противоположных чувства: глубокое огорчение, вызванное трагической смертью Сакаты, и искренняя радость от своей внезапной известности. Он превосходно держал себя перед телекамерой, был к тому же фотогеничен и обаятелен и, зная это, умело воспользовался удобным случаем. Первое интервью на телевидении произвело такое сильное впечатление на зрителей, что влиятельные и богатые люди начали оказывать Мисите всяческую поддержку, и финансовую в том числе.

– Вопрос о ценах с «Осака Сирэмикс» урегулирован, – сообщил Мисита секретарше, – проинформируйте, пожалуйста, отдел по заключению контрактов, Это уже шестнадцатая по счету выгодная сделка в текущем году.

Он довольно потер руки и, достав из ящика стола объемистую папку, протянул ее Хонно.

– Я решил закрыть нефтехимическое отделение нашей фирмы. Нам следует усилить позиции «Мисита Сэтком», чтобы обойти конкурентов. Государственные чиновники одобрят подобные действия, я почти уверен в этом. – Он подал секретарше другую папку. – Kara выразил желание работать с нами; его представители прибудут сюда к полудню, так что все бумаги для подписания контракта должны быть готовы. И еще. Пометьте у себя: днем я встречаюсь с Аоки в «Тандем Поликарбон». Разработанный нами метод окраски оказался сейчас очень кстати: вполне вероятно, что эта фирма купит его, так как на днях она запускает новую производственную линию.

– Хорошо. Благодарю вас, господин.

Мисита отдал ей еще несколько распоряжений, и Хонно вышла из кабинета шефа. Сев за свой рабочий стол, она разжала кулак, в котором до сих пор держала маленький ключ, полученный по почте, и стала его внимательно рассматривать. Ключ как ключ. Что же ей с ним делать? Хонно начала мысленно перечислять то, чего она достигла в жизни к настоящему моменту: во-первых, она жила в центре Токио, самом замечательном городе на свете; во-вторых, она работала личным секретарем крупнейшего в Японии бизнесмена. Ее социальное положение считалось достаточно высоким, и она пользовалась уважением среди своих друзей, знакомых и коллег. Плюс ко всему «Мисита Индастриз» в последний год значительно расширила сферы своего влияния, так что с работой Хонно, несомненно, крупно повезло. Она должна была бы только радоваться и верно служить своей фирме. Однако с ней случилась странная вещь. Сегодня утром она вошла в кабинет шефа, намереваясь отдать ему ключ Сакаты и попросить объяснить ей, почему он покончил жизнь самоубийством. Однако она этого не сделала. Не собиралась говорить о ключе и своему мужу Эйкиси, работавшему помощником инспектора Управления полицейского надзора Токио – Токузо. Инстинкт подсказывал Хонно, что в данном случае ей лучше не информировать органы официальной власти.

Эйкиси обожал свою работу и с истинным наслаждением разбирал разные случаи взяточничества, вымогательства, злоупотребления служебным положением, философия его была проста: порядок превыше всего. На редкость дисциплинированный и организованный, он привык трудиться, хотя высокий общественный статус и богатство семьи отнюдь не вынуждали его к этому, и со временем стал образцом во всем: получил великолепное образование, завел отличные связи и устроился на прекрасную работу – престижную, достойную настоящего мужчины, высокооплачиваемую и, естественно, вызывавшую зависть у знакомых. В детстве мать, разумеется, избаловала его, но, став старше и желая превзойти самые смелые ожидания отца, Эйкиси сумел избежать вредного влияния матери и приобрел замечательные качества – необыкновенное усердие и редкую трудоспособность. Университет он закончил, войдя в пятерку самых лучших и многообещающих студентов, и, фактически, с момента окончания учебы мог не беспокоиться о своем будущем, а также о средствах к существованию, имея мощную финансовую поддержку от деда. В жизни Эйкиси существовало два бога: деньги и власть, и этим его семья обладала в избытке; он, не задумываясь, принимал этот факт как нечто естественное и само собой разумеющееся.

Хонно познакомилась с Эйкиси через одного их общего знакомого и была покорена любовью своего будущего мужа к порядку и стабильности. В ее собственной семье никогда не было ни порядка, ни тем более стабильности, поэтому Хонно очень импонировала идея выйти замуж за человека в высшей степени организованного и положительного. После обручения ее жизнь резко изменилась, а потом через девять месяцев состоялась свадьба, и телефон в доме молодых звонил не умолкая, так что им пришлось купить автоответчик, который принял на себя шквал приглашений от друзей и знакомых, горевших желанием видеть у себя высокопоставленную молодую чету.

Эйкиси оказался не только образцовым работником, но и мужем. Он был сдержан и спокоен, как и положено хорошему супругу; в семье молодоженов налицо были все признаки взаимопонимания – иттай, что означает полное единение душ супругов. Он никогда не позволял себе, например, похвалить свою жену – это было все равно что похвалить самого себя и считалось дурным тоном. Его сдержанность и даже холодность по отношению к Хонно не означали равнодушия, просто такое поведение мужа предписывалось обычаями. Как и все ее замужние подруги одного с ней возраста, Хонно никогда не называла Эйкиси по имени – только Ото-сан, то есть отец. Этого требовали от японских жен древние традиции. По правде говоря, Хонно было трудно выразить обычными словами чувства к мужу, определить характер их семейных отношений. Единственное верное и точное слово, какое она могла найти, было слово «иттай».

Так же как на работе, так и в семье Эйкиси требовал абсолютного порядка. Завтраки, обеды и ужины подавались в строго определенные часы, причем Хонно была обязана всегда помнить о его любимых кушаньях и готовить их каждый день. В тех случаях, когда супруги выходили в свет, Хонно скромно слушала речи мужа, не переча ему ни в чем, только во время деловых бесед ей удавалось иногда вставить словечко. Если у нее и было собственное мнение по каким-то вопросам (как-никак она работала в огромной фирме личным секретарем директора), то ей все равно чаще приходилось помалкивать, чем говорить. Раз в месяц, по строго определенным дням, они принимали у себя дома друзей и деловых знакомых. Хонно, подготовив стол, удалялась, подобно гейше, оставляя мужчин наедине с их разговорами.

Думая о своей семье, Хонно все сидела и седела за столом, не переставая смотреть на ключ. Она твердо решила не посвящать мужа в это дело, тем более что он и не подозревал о ее дружбе с Какуэем Сакатой; странно, но она не могла себе объяснить, почему никогда не говорила об этом Эйкиси.

Простой кусок металла приобрел вдруг необыкновенное значение. Саката как бы обращался к ней из могилы, доверив ей не раскрытую пока тайну, взвалив на хрупкие плечи Хонно огромную ответственность. Почему его выбор пал именно на нее? Возможно, она узнает об этом, но только после того, как догадается, к чему подходит этот ключ.

Саката был человеком не совсем обычным, понимающим тонкости женской души, о чем Хонно судила по его высказываниям, сделанным во время частых совместных бесед. Он выгодно отличался от большинства мужчин тем, что не рассуждал как типичный самурай, который ставит женщину на самую низкую ступеньку общественной лестницы и не желает признавать ее роли в жизни общества. Как-то раз Саката сказал Хонно:

– Времена изменились. Раньше женщину считали существом нечистым. Например, мой отец – а он занимался приготовлением сакэ – мог месяцами не видеть собственную жену, не подпускал ее близко ни к себе, ни к помещениям, где готовился напиток, искренне веря в то, что ее присутствие испортит процесс брожения и качество продукта. Понимаешь, самурай стремится жить идеалами прошлого, но не всегда верно судит об этом прошлом через призму времени.

Саката не имел привычки хранить высокомерное молчание в обществе женщин, как делали это большинство представителей мужского пола. Он беседовал с Хонно часто и подолгу и получал от подобных бесед удовольствие. Она внимательно слушала его, отвечала на вопросы и иногда рассказывала о себе, поощряемая его вниманием и интересом. Оба наслаждались таким времяпрепровождением, хотя Хонно трудно было объяснить, почему им так приятно общество друг друга. Она не переставала удивляться тому, что мужчина разговаривает с ней на равных, интересуется ее мнением.

Вскоре они стали друзьями, и после гибели Сакаты Хонно не могла обмануть его доверие. Ей стало страшно при мысли о том, что ее ждет, если в действительности разразится буря, о которой говорил ее друг. Что будет с ней, если Саката – настоящий самурай – не выдержал? Но и отступать было нельзя, она просто обязана узнать, почему ее друг решился на самоубийство. А что ей делать с ключом? Одной здесь не справиться. Хонно видела для себя только один выход – и до смерти боялась того, что решила сделать.

* * *

Марс Петрович Волков и Валерий Бондаренко... Один был русским, другой украинцем. Марс был настоящий москвич, умный, обаятельный, он умел не только говорить, но и слушать собеседника, и это привлекало к нему людей, несмотря на присущее ему высокомерие. Он, как и Валерий Бондаренко, занимался сложным национальным вопросом, и по этому вопросу мнения обоих политиков резко расходились. В последнее время влияние Волкова в правительстве росло, однако Ирина была уверена, что выиграет Валерий. И в этом ему поможет она.

Волков внешне был очень интересным мужчиной – прямо кинозвезда: роста выше среднего, стройный, со светлыми серыми глазами и иссиня-черными волосами. Тонкие губы, волевой подбородок. Единственным изъяном в его внешности были, пожалуй, чересчур маленькие, прижатые к голове уши, но они никак не портили общего впечатления, которое Марс неизменно производил на окружающих.