Текст книги "Дай-сан"
Автор книги: Эрик ван Ластбадер
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Высушенные, бесплотные, словно на протяжении многих веков они жарились на горячем ветру пустыни, эти создания были безжалостными, беспощадными воинами.
Туолин как раз пытался вытащить из-за пояса стилет, как вдруг краем глаза отметил косой удар, направленный на него. Он отвел левое плечо и всадил клинок в грудь одной из тварей. Раздался резкий хруст, неестественно отчетливый в холодном, сыром воздухе. Оружие завязло, словно угодило в стык между костями.
Туолин прикрывался предплечьями от яростных ударов. Левая рука у него онемела. Он стал искать опору для ног, нашел гребень из льда и земли, оттолкнулся и ударил носком сапога по бедру противника.
Тварь хрюкнула и отвалилась, но на ее место тут же встали двое других.
Воин Заката скрестил запястья и резко провернул руки. Сухо хрустнула шея, вывернутая под немыслимым углом.
Руки его замелькали в густом ночном тумане, сокрушая кости и хрящи.
Покончив с противником, он присел посреди кучи тел и глубоко вдохнул.
Сделав обманное движение бесполезной левой рукой, Туолин пробил защиту наступающей на него твари молниеносным ударом правой. Хрящеватый псевдоклюв треснул, его обломки вошли в широкие холодные глаза. В это же время второй противник вцепился риккагину в горло и надавил когтеобразными пальцами на гортань. В глазах у Туолина потемнело. Легкие горели от нехватки воздуха. Не сумев высвободить руки, он согнул ноги и резко рванулся вперед; его ноги описали в воздухе ювелирно отмеренную дугу и пробили кожный покров прямо под грудной клеткой птицеобразного воина. Хлынула липкая кровь. Снег превратился в розовый град, и Туолин, отвернув лицо, перекатился в сторону по мерзлой земле. Сильные руки Воина Заката подхватили его.
– Пойдем отсюда, – прошептал Туолин, жадно хватая ртом воздух. – Быстро.
Уже потом, в темноте, он сказал:
– Я слышал об этом месте. Мы как-то в дозоре убили трех красных. Я был с зелеными. Двоих они прикончили на месте, я не успел их остановить. Третий…
Слева, из ветвей деревьев, послышалось одинокое уханье снежной совы.
– Третьим я занялся сам, прежде чем дал ему умереть. Тогда мне показалось, что он просто бредил, но теперь я бы, пожалуй, поверил в его рассказ.
Снег шел сплошной пеленой; сейчас он был их союзником, потому что глушил все звуки.
– Он говорил о какой-то пещере, где рождаются всякие твари.
– Что за твари?
– Не знаю.
– А где пещера?
– Там, – Туолин показал налево. – Где-то там, за деревьями.
Он приподнялся, чтобы идти.
Воин Заката остановил его, положив ладонь ему на руку.
– Силы у тебя еще есть?
– Надо идти.
Воин Заката подал ему один из своих стилетов, но Туолин покачал головой:
– Сейчас я могу воспользоваться только одним зараз.
Они перебежали через открытое поле – под прикрытие густых деревьев. Здесь они начали передвигаться уже осторожней, высоко поднимая ноги, чтобы не споткнуться о корни. Неподалеку журчала река. Звук становился все громче. А потом деревья неожиданно расступились, и они оказались на поросшем тростником берегу.
– Здесь неглубоко, – заметил Туолин. – Подходящее место для переправы.
Миновав тростники, они вошли в ледяную воду. Из-за черных валунов, громоздящихся у берегов реки, течение здесь замедлялось, что облегчало переход. Но посередине – там, где не было камней, – река неслась стремительным потоком, и Туолин пару раз терял равновесие.
Они благополучно добрались до противоположного берега и, поднявшись на заросший кустарником откос, поспешили к скоплению низкорослых сосен.
Там они присели и прислушались. Туолин слегка дрожал.
Сначала им показалось, что вдалеке звонит колокол, приглушенный и немного печальный. Потом стало тихо. Не было никаких звуков, кроме шороха падающего снега. Туолин украдкой потрогал левый бок, провел ладонью по ребрам. Левая половина туловища онемела.
– Сюда, – шепнул он, тронувшись с места.
Миновав деревья, они вышли к лощинам, напоминавшим зазубрины шрамов на теле земли. Теперь им приходилось передвигаться с еще большей осторожностью, поскольку они углублялись все дальше на территорию Дольмена. В глубине души Воин Заката надеялся наткнуться на тропу Макконов, потому что из его памяти еще не стерлись воспоминания о том, что один из них сделал с людьми, близкими Ронину. Но ночь была тихой, и им не встретился ни один из Макконов.
Лощины становились все более каменистыми, а когда они подошли к четвертой, почва у них под ногами полностью сменилась камнем.
Они присели на высоком краю оврага, словно еще два черных валуна, и замерли, вглядываясь сквозь снег.
Они заметили это одновременно.
Мимолетный оранжевый сполох.
Под прикрытием камней они сползли вниз, следя за тем, чтобы не пошевелить свободно лежащие камешки.
Снег пошел еще гуще. Его пелена заглушала все звуки.
Им пришлось пережить несколько беспокойных минут, когда они пересекали небольшой открытый участок, но из-за снега видимость была ограниченной, и они благополучно добрались до противоположного края и приникли к покатым бокам валунов, покрытых ледяной коркой.
Потом они медленно пробирались через лабиринт камней, пока впереди не показалась маленькая расчищенная прогалина.
Вокруг костра сидели несколько темных тварей с глазами насекомых. За кругом света от костра, чуть правее, чернел вход в пещеру, у которого топтались приземистые воины.
Они отошли немного назад, под прикрытие валунов.
– Ты не знаешь, что там внутри? – спросил Воин Заката.
Туолин мотнул головой.
– Ладно, план действий, стало быть, такой: я займусь тварями, а ты тем временем осмотришь пещеру. Другого способа я не вижу.
– Там, по-моему, нет света.
– Да. Тебе надо будет зажечь факел от костра.
Воин Заката извлек из ножен Ака-и-цуши. Длинный сине-зеленый клинок, казалось, светился в ночи, а снежинки, падая на его поверхность, тут же таяли и превращались в слезинки.
Одним мощным прыжком Воин Заката выскочил на прогалину и двумя размашистыми ударами уложил троих приземистых воинов, прежде чем они успели понять, что происходит.
Насекомоглазые военачальники разом поднялись и выхватили свое оружие – огромные зазубренные серпы, массивные, как тесаки, пурпурно-черные, с одной режущей кромкой.
Он налетел на них, и клинки скрестились, высекая звенящую музыку боя.
Туолин же, прикрытый широкой спиной Воина Заката, метнулся к костру, подхватил горящую головешку и помчался в кромешную темень туннеля.
Черные твари все-таки углядели своими нечеловеческими глазами промелькнувшую спину Туолина и двинулись в его сторону, но Воин Заката преградил им путь.
Ака-и-цуши, мелькнувший в воздухе, пропел звенящую песнь, и Воин Заката обрушил на темных тварей серию косых стремительных ударов.
Теперь он разглядел их поближе: треугольные лица, состоящие, кажется, из одних острых углов, маленькие рты, вместо носов – узкие щели на жестких лицах. Из щек торчали изогнутые рога, как у жуков-рогачей.
Меч пробил защиту одного из этих созданий и снес ему голову. Хлынула густая черная кровь, почти мгновенно застывающая на морозе.
Второй отступил и рванулся в атаку с яростью на грани отчаяния. Ему явно хотелось погнаться за Туолином, исчезнувшим в черном жерле пещеры.
Воин Заката отступил чуть в сторону, и его противник проскочил мимо, устремившись ко входу в подземелье. Ака-и-цуши сверкнул, рассекая со свистом воздух, и тварь рухнула в снег.
Воин Заката услышал крик из пещеры и помчался туда.
Впереди брезжил дрожащий зловещий свет. По длинной пещере эхом прокатился лязг металла, потом раздался короткий вскрик, который тут же захлебнулся. Он двинулся вниз. Здесь было теплее, чем снаружи. За поворотом он наткнулся на Туолина, прислонившегося к скользкой, влажной стене. У его ног лежали два бездыханных тела – двое приземистых воинов. Он молча указал вперед.
Пещера заканчивалась тупиком. Здесь они обнаружили около двух сотен сфероидов, блестящих и переливающихся разными цветами. Буквально у них на глазах по сверкающей поверхности одного из светящихся шаров пробежала зигзагом трещина.
Он разломился.
Оттуда выкарабкалось крошечное существо, покрытое слизью, которое стало расти, увеличиваясь в размерах, а когда у него на голове начали формироваться черные блестящие глаза насекомого, Воин Заката поднял меч и зарубил детеныша.
– Яйца, – прошептал он. – Чародейские яйца.
Теперь начали трескаться и другие. Их было много. Слишком много, чтобы полагаться на меч. Воин Заката выхватил у Туолина факел и поджег убитое создание. Раздался хлопок, и тело твари полыхнуло ярким пламенем. Он принялся поджигать все растрескивающиеся яйца, пока отдельные огоньки не слились воедино, залив все пространство огнем.
Из пламени начали выделяться ядовитые газы, и весь подземный зал наполнился густым маслянистым дымом.
Воин Заката швырнул факел в огонь, и, кашляя на ходу, они с Туолином выбрались на поверхность.
Они побежали прочь от прогалины. За спиной уже слышались крики погони. Преодолев расщелины, они со всех ног бросились к соснам, зная, что на этом берегу реки им негде больше укрыться.
Онемение перекинулось на бедро; Туолин споткнулся о камень, присыпанный густым снегом. Растянувшись на земле, он безуспешно попытался подняться. Воин Заката помог ему встать, и они побежали дальше. Крики погони становились все громче. Потом послышался свирепый лай собак.
Уже показались деревья, но онемение распространялось быстро, и теперь Туолин уже не чувствовал левой ступни.
Но Воин Заката этого не заметил. Сейчас его заботило другое. Сквозь туман и снегопад он вгляделся в сосны. Ему показалось… Нет, их очертания действительно изменились. Окликнув Туолина, он обнажил Ака-и-цуши. Их единственное убежище было занято противником.
Приземистые воины образовали линию обороны. Они сошлись в схватке перед покачивающимися на ветру соснами. Ака-и-цуши запел в ночи. Туолин дрался стилетом; его тело полностью сосредоточилось на схватке, а в уме он слагал стихотворение.
Он прикончил уже двоих приземистых воинов, но тут получил удар мечом в живот. Однако прежде чем упасть на холодную землю, он все же успел достать нападавшего.
Они прорвались через цепь, но теперь в воздухе засвистели черные стрелы. Преследователи смыкали кольцо. Завывание собак становилось все громче.
Воин Заката опустился на колени рядом с Туолином, приготовившись поднять его и нести.
– Подожди, – шепот Туолина прозвучал вздохом в ночи. – Друг мой, я не переживу переправы.
– Мы сделали то, ради чего пришли, – тихо проговорил Воин Заката.
– Дорогу я показал, – Туолин слабо улыбнулся.
Снег под ним почернел от крови. Воин Заката пытался удержать сложенными ладонями его внутренности, выпадавшие из рубленой раны.
– О мой Шаангсей, – произнес Туолин, еле дыша. – Никогда больше я не увижу твое алое небо.
Он помолчал, словно собираясь с силами. Надрывный лай собак слышался совсем рядом.
– Думаю, она все-таки поняла.
– Наверняка поняла.
– Я не мог оставаться в той желтой дыре. Я не хотел умирать в постели. Я воин. Теперь я счастлив.
Шорох снега, посыпающего его смертельно бледное лицо, обращенное вверх.
– Ты знаешь, я люблю ее.
– Да.
– Я ей сказал.
– Я знаю.
Стрел больше не было. Должно быть, воины подошли совсем близко.
– Это было так важно…
– А что сказала она?
– Что она меня любит.
– Она поняла, дружище. Она тоже воин.
– Она любит меня. Вот почему она крикнула «Нет!», когда я ей сказал.
Глаза у него потускнели.
– Я знаю. Тебе надо идти.
– Я тебя не оставлю.
– Нет, это я должен оставить… все.
Шорох за соснами, присыпанными снегом. Топот ног. Лай, отрывистый и настойчивый. Туолин схватил Воина Заката за руку. Он больше не чувствовал своего тела, только пальцы правой руки пока еще не потеряли чувствительность.
– А теперь послушай… послушай меня:
По тропе,
По больным, иссушенным полям
Все еще странствуют сны.
Глаза у него закрылись, как будто он заснул.
Воин Заката уже слышал дыхание собак, резкий скрежет металла, скрип кожи.
Он подхватил Туолина на руки и углубился в сосновую рощу.
Потом спустился к реке и вошел в черную кружащуюся воду. Снегопад укрыл их, а река унесла запах. Этой ночью преследователи не станут переправляться.
На том берегу Воин Заката прошел через тростники и взобрался на высокий склон.
Теперь, когда можно было уже не спешить, он подыскал тихое место подальше от стен Камадо, в стороне от поля битвы.
Место, чтобы похоронить Туолина.
Стилеты риккагина он положил ему на грудь под косым углом.
Потом его скрыла земля.
* * *
– Это красиво.
– Да.
– Ты ей, конечно, сказал.
– Я рассказал ей все.
– Хорошо. Думаю, это поможет.
Окна были открыты. В эти последние предрассветные часы в Камадо было тихо. Туман окутывал крепость, как дым.
– Думаешь, есть еще?
Он наблюдал за игрой света на ее нежном лице. Ее кожа отливала шелковым блеском.
– Пещеры? – Он пожал плечами. – Кто знает?
Снаружи проскрипели по снегу чьи-то шаги, поднялись по деревянным ступеням. Хлопнула дверь.
– Как ты думаешь, что ты найдешь в конце своих странствий?
Когда она повернула голову, в ее сине-зеленых глазах блеснул белый огонек, тут же пропавший в тени.
– Месть, – произнес Воин Заката.
– За друзей, которых уже давно нет в живых?
– За весь род людской, Моэру.
– А что будет с нами? С тобой и со мной? Ты однажды сказал, что между нами есть какая-то связь.
– Сейчас не время об этом думать.
– Это важно.
– Да, – согласился он. – Важно.
– Потому что наши с тобой сны все еще странствуют…
Даже собаки на улицах Камадо не подавали голоса, словно зная о том, что наступает последний рассвет.
* * *
На обширной равнине развеваются потрепанные знамена.
Фыркают боевые кони, беспокойно бьют копытами и раздувают ноздри, выпуская клубы пара.
Многочисленные ряды пехотинцев разворачиваются под руководством своих риккагинов. Из Камадо длинной колонной все идут и идут воины, выстраиваясь на флангах войска людей.
Уже рассвело, но вязкий свет тускл и неярок, словно бледному солнцу уже не хватает сил, чтобы светить как должно. Розовое марево, туманное и неестественное, разлилось по равнине.
Позвякивание металла о металл.
Лязг иссеченных доспехов.
Боевые штандарты буджунских дайме колышутся над сверкающими шлемами всадников.
По полю с лаем носятся собаки.
Кто-то чихает.
Раздается пронзительный звук рога, и кавалерия сдвигается с места – под небольшой уклон, через равнину, мимо тополиной рощи, к темной воде реки. Воины с любопытством косятся на боевую машину противника, выведенную из строя незадолго перед рассветом отрядом под командованием Воина Заката и риккагина Эранта.
Когда конница колышущейся волной накатила на берег, взору всадников предстала устрашающая картина: весь противоположный берег почернел от покрывшего его бесчисленного воинства Дольмена.
Сразу за кавалерией, как и было спланировано на военном совете, двинулись, держа луки на изготовку, стрелки с набитыми стрелами колчанами за спиной. Они, пригнувшись, бежали за конницей.
Риккагин Эрант, который командовал кавалерией, постепенно ускорял движение, пока всадники не перешли на галоп.
Грохот копыт вспугнул стайку дроздов, выпорхнувших из высокой травы и взмывших в затянутое тучами небо.
Равнина содрогалась в ритме движения полумиллиона копыт, из-под которых летели коричневые и белые комки земли и снега.
На другом берегу послышался крик, разнесшийся над бурным потоком. При приближении конницы вражеские воины бросились в реку, чтобы встретить атаку.
Риккагин Эрант видел, как черные насекомоглазые военачальники что-то кричали своим солдатам, опасаясь, как видно, что их боевые порядки нарушатся и превратятся в слишком изломанную линию.
В последнее мгновение риккагин Эрант взмахнул правой рукой, и по его знаку всадники как один натянули поводья и раздались от центра, растекаясь по флангам и освобождая пространство лучникам. Стрелки в первом ряду опустились на одно колено. Стрелы посыпались плотным облаком в самую гущу надвигающегося противника.
Воздух сразу же почернел от железного дождя, пролетавшего над головами разъезжавшихся в стороны всадников. Под непрерывный свист стрел посреди реки падали вражеские воины, хватаясь кто за горло, кто за грудь, многие тут же тонули, исчезая под водой.
Но теперь по спинам извивающихся в воде солдат побежали мертвоголовые воины, высокие и тощие, как скелеты, из ран которых текла не кровь, а сыпалась пыль, – существа, которые, раз лязгнув челюстью, могли запросто откусить у человека ногу.
Лучники из первой линии продолжали стрелять. Потом к ним подключились стрелки из второго и третьего рядов, и воздух над рекой опять потемнел от стрел. Но мертвоголовые не понесли никакого урона. Как по докучливым насекомым, они хлопали по стрелам, вонзавшимся в их тела, ломали древки, не обращая внимания на наконечники, остававшиеся в теле, и продолжали идти вперед бледной неуязвимой волной.
Воздух наполнился резким свистом их шипастых шаров, которые они раскручивали над головами на металлических цепях. Выбравшись из вязкого ила, они врезались в первую линию лучников, и теперь над равниной разносился лишь хруст костей.
Натянув поводья, риккагин Эрант созвал кавалерию с флангов. Конники с двух сторон атаковали мертвоголовых.
Пехотинцы уже спускались к реке, чтобы сойтись с врагом на обоих флангах.
Эрант выхватил меч, когда его конь прорвался сквозь порядки противника. Его клинок разрубил узкий череп, из которого в сырой воздух могильным дыханием вылетело облако серой пыли.
Под ударами свистящих кистеней лучники погибали десятками, но конники риккагина Эранта сомкнули ряды и устремились к центру, вынудив мертвоголовых развернуться им навстречу для отражения атаки. Оставшиеся лучники отступили, поднявшись по берегу.
Небо затянули густые тучи, словно непрошеные слезы, вдруг навернувшиеся на глаза. Они полностью закрыли и без того бледный солнечный свет. Пошел мокрый снег с градом, косой и серый.
По полю метались знамена, обозначая победы и поражения в отдельных схватках и стычках. Но яркие, заметные издали штандарты буджунов продвигались только вперед.
Вынув из ножен длинный сине-зеленый меч, Воин Заката погнал своего алого луму к реке, в самую гущу битвы, кипевшей на переправе.
Ака-и-цуши прорубал широкие просеки в рядах вражеских воинов. Казалось, он поет, наслаждаясь кровавым пиршеством. Необычный металл, закаленный с такими любовью и тщанием на заснеженных склонах Фудзивары, выглядел еще темнее в тусклом сумраке, а иссушенная плоть мертвоголовых, казалось, шипела, когда сине-зеленый клинок рассекал белые кости.
К нему устремились нечеловеческие пасти с острыми клыками, и лума отпрянул, чтобы избавить своего всадника от опасности. Посвист шипованных шаров напоминал теперь звук, который исходит от облака голодной саранчи. Враги сгрудились вокруг него, пытаясь сбить наземь.
Моэру и Боннедюк Последний уже добрались до берега и, пришпорив своих скакунов, устремились к переправе.
Мокрый снег с градом усилился. Льдинки били по доспехам и оружию воинов. Но даже теперь торжествующие крики тех, кому удалось одолеть врага, и вопли умирающих на поле брани звучали лишь приглушенным фоном для лязга металла и барабанной дроби мерзлой крупы.
Илистые и вязкие берега реки покраснели от крови, копыта и сапоги втоптали в землю тела – павших, живых и раненых, – и сейчас под ногами воинов образовалась уже похрустывающая на морозе корка без грязи и травы.
Ударные отряды, составленные из красных и зеленых, сражавшихся в этих краях и лучше знакомых с местностью, получили задание разрушить огромные боевые машины Дольмена. Хотя противник вряд ли бы воспользовался ими сейчас, когда два войска смешались в схватке, но риккагин счел необходимым подстраховаться.
Моэру чуть не лишилась головы, когда у нее над плечом скрипнули челюсти мертвоголового, но она все же успела развернуться и ткнуть мечом ему в лоб; череп разлетелся, на мгновение ослепив ее облаком из обломков кости и частиц мозга. Почувствовав острую боль в левой руке, она отпрянула в сторону, а безголовое тело еще раз – уже рефлекторно – взмахнуло шипованным шаром на длинной цепи.
Моэру спешилась, поскользнувшись на гладком куске доспеха. Дальше путь был загроможден кучами тел, а ее конь, получивший с десяток ран, истекал кровью. Она наступила на чей-то череп. Потеряв равновесие, качнулась, но тут же выпрямилась и рубанула мечом по туловищу еще одного мертвоголового. На этот раз она вовремя присела, и шар просвистел по тому месту, где еще мгновение назад была ее голова. Потом она подняла меч и добила своего коня.
Помахав рукой Боннедюку Последнему, Моэру пробилась к нему и вскочила на его коня, к нему за спину. Они двинулись вперед.
Кровь, насыщенная адреналином, клокотала в могучем теле Воина Заката, углублявшегося все дальше во вражеские боевые порядки. Его исполинский клинок напоминал стремительную косу, вертящуюся с такой скоростью, что ее очертания слились в сверкающее облако. Одним выпадом он разрубил четырех воинов и, развернувшись, обратным ударом уложил еще троих.
Из Камадо подошла свежая пехота, врезавшись клином в самую гущу мертвоголовых воинов.
Увидев Воина Заката, который сражался в центре, риккагин Эрант развернул коня и подал сигнал оставшейся коннице переместиться на правый фланг, где оборона была ослаблена. За рядами мертвоголовых воинов показались странные создания с гребнями на головах, наступавшие под предводительством насекомоглазых командиров.
Он пришпорил коня и поскакал вдоль покрытого пеной берега реки, вода из которой выплескивалась серебряной пылью под ударами снежной крупы. Он услышал звук рога, трубившего сигнал к атаке. Свесившись с седла, он рубил вражеских воинов, выбиравшихся из кипящей воды. Это были низкорослые мускулистые люди без шей и с широкими спинами, вооруженные длинными пиками из черного металла и массивными мечами с одной режущей кромкой.
Развернувшись в седле, риккагин Эрант прокричал приказ, перекрикивая шум битвы; он пытался развернуть своих людей вдоль берега, потому что, как выяснилось, оборона там была слабее, чем ему показалось сначала.
Возле уха мелькнул клинок, и на луку его седла упал наконечник пики, отрубленный вместе с куском древка. Он развернулся, выругался и обезглавил воина, пытавшегося насадить его на копье. Отсалютовав окровавленным мечом спасшему его солдату, риккагин пришпорил коня.
Приземистые воины и существа с гребнями на головах темной волной накатили на берег, и риккагин Эрант отослал двоих гонцов в тыл за подкреплениями.
Пехотинцы, отчаянно отбиваясь, мало-помалу отходили от берега под мощным напором пикинеров.
– В реку! – крикнул риккагин Эрант, и его конники бросились в порозовевшую воду в попытке обойти противника с флангов.
Он построил своих людей клином, чтобы они оттеснили плотную стену пикинеров, заставляя их наталкиваться друг на друга.
Рука у него уже устала рубить.
При виде успешных действий конницы пехотинцы под крики своих риккагинов восстановили боевые порядки и начали постепенно продвигаться вперед.
Сквозь оглушительный грохот битвы риккагин Эрант расслышал какие-то крики и увидел отряд воинов, переправлявшихся через реку прямо напротив него под предводительством человека, ехавшего на каком-то черном создании – таком черном, что на него было больно смотреть, – командующего центральными силами Дольмена.
Это был мужчина огромных размеров, с обсидиановыми глазами. Длинные черные волосы, расчесанные на прямой пробор, напоминали крылья хищной птицы. У него над головой, чуть позади, среди потока снежной крупы плескались два ярких знамени. Присмотревшись, риккагин Эрант разглядел изображение на шелке: алая ящерица, извивающаяся на черном поле, и алые языки пламени у ее ног.
Воин Заката почувствовал это раньше, чем кто бы то ни было, и весь подобрался. Где-то в недрах сумятицы лязгающего металла, плоти, крови и внутренностей. Напор неисчислимого воинства – главная его забота на протяжении всего утра – таинственным образом ослаб.
Он присмотрелся. Мертвоголовые все еще переправлялись через реку, смешиваясь с гребенчатыми воинами и пикинерами. Но теперь они передвигались не плотной стеной, а двумя линиями, и их крики разносились эхом над шумом битвы. Они о чем-то переговаривались между собой и показывали направо.
Приложив руку в перчатке из шкуры Маккона ко лбу, Воин Заката прищурился, вглядываясь в темную точку чуть дальше, вниз по реке. Теперь он различал черный силуэт, проявляющийся из снежной мглы. Он начал пробиваться влево, чтобы оказаться поближе.
Существо вошло в реку в глубоком месте с очень сильным течением, примерно в двух сотнях метров от Воина Заката, напротив каменистого мыса, выступавшего в воду на этом берегу.
Он отчетливо разглядел холодные оранжевые глаза, которые как будто пульсировали огнем, прожигающим снежную пелену, и услышал зловещий вопль, разнесшийся над бурными водами.
Маккон.
Но Воин Заката находился еще слишком далеко от того места. Хотя он и рубил, как одержимый, налево и направо, пробираясь через колышущееся море извивающихся, уворачивающихся тел, продвинулся он ненамного – настолько плотно был забит этот берег.
Маккон двинулся вперед, размахивая лапами со страшными загибающимися когтями. Его клюв то судорожно открывался – и тогда во рту виднелся короткий серый язык, – то с треском захлопывался. Его завывания отражались от воды, словно плоские камни, запущенные по поверхности.
Кири на своей желтой луме отвлеклась от побоища, быстро огляделась, натянула поводья и, пришпорив своего скакуна, устремилась вдоль берега к мысу.
Сверкающим клинком она пробивала себе путь по этой узкой полоске земли. Ее лума отшвыривала копытами мертвоголовых воинов и приземистых пикинеров.
Ее глаза горели неистовым огнем, зрачки расширились от возбуждения и страха. Взмахом меча она рассекла надвое подбиравшегося к ней противника. Ее сердце бешено колотилось. Она смотрела в злобные глаза Маккона, добравшегося уже до середины реки.
Она натянула поводья на самом краю, ее лума встала на дыбы, а в мозгу у нее пылала одна мысль. Она выкрикнула в сторону реки:
– Я – Кири, Императрица Шаангсея. Я вызываю тебя на бой. Ибо отмщение должно свершиться, и ты должен ответить на мой призыв!
Она извлекла из складок одежды короткий нож в парадных ножнах, который всегда носила на животе, и отшвырнула его через плечо. Потом соскочила с седла и, сильно оттолкнувшись, нырнула в воду.
Воин Заката, медленно, но верно пробивавшийся к Маккону, увидел Кири, услышал сквозь шум битвы ее слова и, покопавшись в обрывках памяти – не своей, а того, другого, – понял, что должно сейчас произойти.
Вода в реке, бурлившая от ледяной крупы и поднявшегося ветра, закипала перед приближающимся Макконом. Воин Заката увидел, как Кири вынырнула и поплыла к поджидавшему ее чудовищу.
В кипящую воду.
Ее голова вдруг исчезла с поверхности, словно что-то утянуло Кири на дно. Лишь на мгновение ее белый кулак задержался над бурлящей водой, а потом и он тоже исчез посреди темного пятна, расплывающегося перед Макконом.
Воин Заката издал отчаянный боевой клич и бешено завертел огромным мечом. Он уже не был собой – он превратился в машину для убийства, несущую смерть. И даже мертвоголовые воины, не знавшие страха, отступали перед его свирепым напором, пытаясь избежать гибели, несущейся к ним неудержимым приливом.
Маккон хлопнул ладонями по неспокойной поверхности воды, и она поднялась воронкообразным столбом, обдав брызгами его морду с клювом. Он запрокинул голову к вершине этого столба, и перед его нечеловеческими оранжевыми глазами возникло лицо Ламии, Кей-Иро Де, полуженщины-полузмеи, морской богини, покровительницы Шаангсея.
Она восстала из столба воды – Кей-Иро Де с чешуйчатым телом громадной змеи, увенчанным женской головой с мертвенно-бледной кожей и ниспадающими волосами-водорослями.
Потом голова Ламии повернулась, и она встретилась взглядом с Воином Заката.
Хоть это и не было для него неожиданным, он все равно застыл, потрясенный, глядя в лицо Кири, свирепое и безмятежное. У нее на губах промелькнула ленивая улыбка, и, опять повернувшись к Маккону, Кей-Иро Де обвилась кольцом вокруг его мускулистой, пульсирующей фигуры.
Все туже и туже сжималось скользкое тело, сдавливая вопящее и бьющееся в воде чудовище, сильные руки которого оказались прижатыми к телу. Он делал отчаянные попытки вцепиться клювом в туловище обвившейся вокруг него змеи.
Маккон кричал, призывая кого-то, и вот в туманной мгле, что окутывала противоположный берег, показался еще один массивный силуэт.
Смертоносным вихрем Воин Заката прорубил себе путь через боевые порядки врага; перед ним хрустели сокрушаемые кости, а за спиной оставались лишь стоны умирающих.
А тем временем кольца Ламии переместились выше, сдавив толстую шею Маккона. Глаза его вылезли из орбит, но он все-таки извернулся и вцепился клювом в ее чешуйчатую шкуру. Глаза у Кей-Иро Де сверкали, как молнии, а губы ее растянулись в полуулыбке-полуоскале. Маккон начинал задыхаться.
Воин Заката уже прорвался сквозь последнюю вражескую цепь на отмели у берега, и тут он увидел второго Маккона, входившего в воду прямо напротив него.
Маккон, сражавшийся с Кей-Иро Де, дернулся изо всех сил, но Ламия лишь еще туже сжала свои смертоносные кольца. Послышался отрывистый треск, прозвучавший отчетливо, словно громовой раскат, и голова у Маккона свесилась набок.
Ламия издала трубный вопль торжества и взмыла вверх. Из ее ран обильно текла кровь. А уже через мгновение она пропала под серыми водами реки.
Молнии вспарывали тусклые низкие облака. Ледяной снегопад приобрел серебристый, металлический оттенок. День потемнел, помрачнел, атмосфера сделалась давящей и холодной.
Странного вида воины с гребнями на головах хлынули через переправу. Их вел человек под развевающимся черным знаменем с алой ящерицей. Они устремились к месту чуть выше по течению – туда, где оборона войска людей выглядела наиболее слабой.
Оками, возглавлявший один из буджунских отрядов, в срочном порядке переговорил с тремя другими дайме – им надо было пересмотреть уже согласованную тактику.
Они начали перемещать свои отряды по равнине на подступах к берегу, чтобы взять в клещи и разгромить авангард мертвоголовых, угрожавших прорвать первую линию обороны.
Еще множество вражеских воинов дожидались своей очереди на переправе на том берегу, поскольку во всех прочих местах глубина не позволяла перейти реку вброд.
Моэру и Боннедюк Последний скакали вдоль берега, собирая и уводя силы людей к тому месту, куда военачальник под черным знаменем вел своих воинов. Уворачиваясь от удара пикой, Моэру потеряла равновесие и соскользнула с коня. Она подала Боннедюку знак, чтобы он ехал дальше без нее. Убедившись, что с ней все в порядке – она уже возглавила группу пехотинцев и бросилась вместе с ними в воду, – он ускакал.