Текст книги "Змей Уроборос (СИ)"

Автор книги: Эрик Рукер (Рюкер) Эддисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Я сам сейчас тебя взрежу, мерзавец, – крикнул Корсус, вскакивая на ноги; он схватил карлика одной рукой за запястье, а второй изо всех сил ударил его по уху. Карлик запищал и так сильно укусил Корсуса за палец, что тот выпустил его руку; и карлик убежал из зала, а вся компания весело рассмеялась.

– Вот убегает глупость перед мудростью, хранящейся в вине, – сказал Король. – Принесите мне икры, красной и черной, и жареные хлебцы. Пейте, Князь. Трамнианское красное – густое как мед, и направляет мысли к философии богов. Какая в сущности пустая вещь – честолюбие. Оно погубило Газларка, который вспыхнул, бросился в бой и кончил абсолютной пустотой. А что думаешь ты, Гро, философ?

– Ах, бедный Газларк, – сказал Гро. – Честолюбие охватило его сознание, и вот он, вопреки своим ожиданиям, разбит нами, Даже если бы он внезапно поумнел, и, вопреки всем ожиданиям, разбил бы нас, то и тогда он был бы даже дальше от исполнения своих страстных желаний, чем тогда, когда впервые вышел в мир. В Зайё Закуло у него было все: еда, питье, прекрасные сады, бесценные сокровища, музыканты и красавица жена, довольство и покой на всю оставшуюся жизнь. И, в конце концов, каким бы курсом мы не шли по жизни, приходит забвение, и мы бросаем якорь в порту, навсегда. Сухие лавровые или кипарисовые листья, и горсточка праха. Вот и все, что остается. Больше ничего.

– С печальным лицом я говорю это, – сказал Король. – Того считаю я мудрым, кто, как Красный Фолиот, не гоняется за счастьем и не испытывает волю богов, пытаясь исполнить свои честолюбивые мечты.

Ла Фириз откинулся на спинку трона, положив локти на низкие подлокотники; его руки свободно свисали по сторонам. С высоко поднятой головой и недоверчивой улыбкой он слушал слова Короля Гориса.

Гро сказал на ухо Корунду: – На дне кубка Король нашел странное добросердечие.

– Я думаю, что мы с тобой устарели и вышли из моды, – шепотом ответил Корунд. – Смотри, мы не пьяны, ибо ты пьешь в меру, и это хорошо, а я у меня на поясе есть аметист, который не дает мне опьянеть, сколько бы вина я не выпил.

Тем временем заговорил Ла Фириз и сказал: – Вам нравится шутить, о Король. С моей стороны я бы обрадовался, если бы на моих плечах вместо головы была эта большая дыня без всяких честолюбивых желаний.

– Если бы ты не был нашим драгоценным гостем, – сказал Кориниус, – я бы сказал, что ты говоришь как простолюдин. Ведьмландия не хвастается, но может позволить себе говорить с гордым смирением, как говорит наш Лорд Король. Индюки ходят важно и кулдыкают, орлы правят миром.

– Жаль мне тебя, – презрительно сказал Ла Фириз, – если даже такая жалкая победа вскружила тебе голову. Гоблины!

Кориниус нахмурился. Корсус хихикнул и сказал самому себе но так громко, что услышали все. – Гоблины, неужели? Это была бы игрушка, если бы они были. А, вот именно: если бы они были.

Лоб Короля стал как черное грозовое облако. Женщины затаили дыхание. Но Корсус, не ощущая приближающейся бури, ударил кубком по столу и сонно затянул с мрачным видом:

 
Когда птицы в глубокую воду нырнут,
А копченые рыбы на небо вспорхнут,
Когда вспыхнет вода и замерзнет огонь,
И повиснет на ветке зажаренный конь…
 

Он громко икнул и заснул.

Разговор прекратился. Лорды Ведьмландии, напуганные взорами Короля, склонили головы, боясь глядеть ему в лицо. Но тут заговорила Презмира, и музыка ее голоса зазвучала, как освежающий душ: – Песня милорда Корсуса, – сказал она, – подарила мне надежду найти ответ на один философический вопрос; но, как вы видите, Вакх забрал его душу в Элизиум, и я боюсь, что сегодня ночью из его рта не выйдут ни правда, ни ложь. А вот мой вопрос: правда ли то, что все животные на земле имеют родичей в море? Милорд Кориниус, или ты, мой драгоценный брат, не могли бы просветить меня?

– Мадам, так ныне признано, – ответил Ла Фириз. – Взгляни сама и увидишь множество замечательных образцов: морская лягушка, морская лисица, морская лошадь, морской лев и морской медведь. Насколько я знаю, варварские народы Эсамосии ловят морских мышей, толкут их в ступках, смешивают с плотью животного, называемого океанский бык, солят, добавляют чеснок и едят с большим удовольствием.

– Фу! быстро расскажите мне что-нибудь другое, – крикнула Леди Срива, – прежде, чем я представлю себе это ужасное блюдо. Эй, слуга, принеси мне вон те персики и солнечный изюм, они излечат меня.

– Лорд Гро расскажет вам все это лучше, чем я, – сказал Ла Фириз. – Хотя я с большим почтением отношусь к философии, но, признаюсь, всегда ленился изучить ее. Много раз я охотился на барсука, но так и не знаю ответ на вопрос одного доктора: действительно ли ноги с одного бока короче, чем с другого. И, несмотря на множество съеденных миног, я до сих не знаю, сколько у них глаз: два или девять.

Презмира улыбнулась. – О мой брат, я боюсь, что ты слишком погряз в делах правления, и эти изящные изыскания остаются вне твоего поля деятельности. Но есть ли птицы под поверхностью моря, о милорд Гро?

– В реках, конечно, но это самые обычные птицы, которые гостят там какое-то время, – ответил Гро. – Я сам находил их зимой в Верхней Чертландии, спящими на дне озер и рек, парами, крыло к крылу, клюв к клюву. Но весной они снова оживают, и леса наполняются из радостным пением. А что касается моря, то есть и морские кукушки, и морские дрозды, и морские воробьи, и многие другие.

– Это очень странно, – сказала Зенамбрия.

Корсус, не открывая глаз, запел:

 
Когда колдуны колдовать перестанут,
Когда пауки безобидными станут.
 

Презмира повернулась к Корунду. – Милорд, разве ты как-то не утверждал, что жаба и паук в схватке отравят друг друга, а милорд Гро доказывал обратное?

– Да, миледи, ты права, – ответил Корунд, – и до сих пор мы не согласны друг с другом.

Корсус пел:

 
Когда черный дрозд позабудет как петь,
Когда черный аспид устанет шипеть,
Тогда закричишь ты на пьяный трактир:
Стал новым сей старый задолбаный мир.
 

И опять погрузился в пьяный сон.

– Милорд Король, – крикнула Презмира, – я умоляю вас отдать приказ и закончить спор между двумя вашими советниками прежде, чем он дойдет до точки кипения. Пускай без промедления принесут жабу и паука, о Король, и поставим эксперимент перед нашей доброй компанией.

Раздался громкий смех, Король отдал приказ рабу, который быстро принес семь жирных пауков и жабу, а потом посадил их всех в хрустальный кубок, который поставил перед Королем. Все с волнением вгляделись в кубок.

– Я ставлю два бочонка бледного Пермианского вина против пучка редиски, – сказал Корунд, – что победа будет за пауками. Смотрите, как без всякого сопротивления они обсели голову жабы и расползлись по ее телу.

– Идет, – сказал Гро.

– Ты потеряешь свой заклад, Корунд, – сказал Король. – Пауки не в силах ничего сделать жабе, она сидит совершенно спокойно, проверяя их защиту, но, при случае, проглотит их всех.

Пока они наблюдали за боем принесли фрукты: айву, миндаль, гранаты и орехи; новые кувшины вина и среди них хрустальную бутылку с вином из Крозеринга, цвета персика, много лет назад сделанную из винограда, растущего южнее замка Лорда Брандох Даха.

Кориниус выпил бокал и крикнул: – Это вино из Крозеринга достойно короля. Говорят, что этим летом оно подешевеет.

Ла Фириз бросил на него короткий взгляд, и Король, заметив это, сказал Кориниусу на ухо: – Не можешь ли ты быть более благоразумным? Излишняя гордость принесет тебе не больше пользы, чем моему самому низкому рабу, если благодаря твоим деяньям Князь вынюхает мои секреты.

Наконец настал поздний час, женщины попросили разрешения уйти и торжественно вышли из зала, сопровождаемые рабами с зажженными светильниками. Как только они вышли за дверь Корунд крикнул: – Чума на этих пауков! Жаба уже проглотила одного из них.

– И еще двоих! – сказал Гро. – Твоя теория рассыпается в прах, о Корунд. Двоих она съела одним глотком, осталось только четверо.

Лорд Кориниус, чье лицо горело, зажженное сладким вином, высоко поднял свой кубок и поймал взгляд Князя: – Смотри как следует, Ла Фириз, – крикнул он, – вот символ и пророчество. Вначале один; потом два во рту; и вскоре, я думаю, оставшиеся четверо. Не бишься ли ты оказаться таким пауком, когда придет время сражения?

– Неужели вино помутило твой ум, Кориниус? – тихо сказал Король дрожащим от гнева голосом.

– Он самый остроумный из всех поедателей мармелада, с которыми мне случалось спорить, – сказал Ла Фириз, – но я не понимаю, что он имеет в виду.

– А то, что должно заставить твое ухмыляющееся лицо опечалиться, – ответил Кориниус. – Я имею в виду наших старинных врагов, презренных и низких злодеев из Демонландии. Первый глоток – Голдри, взятый только небо знает куда посланником Короля, несшимся на крыльях смертоносного ветра…

– Дьявол тебя раздери! – крикнул Король, – что еще за пьяная болтовня?

Но Князь Ла Фириз стал красным как кровь и сказал: – Так вот какое ужасное деяние лежит за безжалостным убийством Гоблинов; неужели вы собираетесь воевать с Демонландией? Но не рассчитывайте на мою помощь.

– От этого мы не будем спать хуже, – сказал Кориниус. – Наш рот достаточно велик, и, если ты нам надоешь, мы проглотим такой кусочек марципана, как ты, и не подавимся.

– Твой рот действительно настолько велик, что ты выбалтываешь свои самые тайные мысли, и я этому очень радуюсь, – сказал Ла Фириз. – Но, если бы я был твоим Королем, я бы ободрал эти идиотские усы с твоей рожи, ты, пьяный болтливый попугай.

– Оскорбление! – крикнул Лорд Кориниус, вскакивая на ноги. – Да я не потерплю оскорбление и от Бога на небесах. Мальчик, тащи мой меч. Я порубаю эту Бештрианскую свинью на куски.

– Спокойствие, ради ваших жизней! – крикнул Король громким голосом, пока Корунд бежал к Кориниусу, а Гро к Князю, чтобы успокоить их. – Кориниус ранен в запястье и не может сражаться, и, похоже, жар от охватил его сознание.

– Вылечите его от раны, которую нанесли ему Гоблины, и я зарежу его как каплуна, – сказал Князь.

– Гоблины! – яростно крикнул Кориниус. – Знай, негодяй, что я получил эту рану от лучшего в мире мечника. Если бы передо мной стоял ты, я бы порезал тебя на ломти, ты, жирный каплун!

Но Король встал, во всем своем величии, и крикнул: – Замолчите, ради ваших жизней! – Глаза короля метали молнии, и он сказал: – Кориниус, не твоя горячая и мятежная кровь, но только вино, плещущееся в твоем жадном чреве, смягчает мое недовольство. Завтра я назначу тебе наказание. А ты, Ла Фириз, в моем зале тебе подобает вести себя более скромно. Слишком дерзкое послание принес мне твой герольд этим утром, и слишком много в нем слов, которые пишут только равные равным; и ты называешь дань подарком, а ведь и ты и я отлично знаем, что все твое княжество мое, я и могу делать с ним все, что мне захочется. И тем не менее оставил я его тебе, и поступил неразумно, ибо моя терпимость взрастила твою дерзость, и начал ты буйствовать за моим столом, затеял ссору в этих стенах и оскорбил моего капитана. Берегись, ибо молния моего гнева уже готова ударить в тебя.

Князь Ла Фириз ответил и сказал: – О Король, сохрани хмурые взгляды и угрозы для своих обиженных рабов, ибо они не пугают меня и я с презрением смеюсь над ними. И я не собираюсь быть осторожным, отвечая на твои несправедливые слова; ибо хорошо ты знаешь, о Король, мою старую дружбу с твоим домом и со всей Ведьмландией, и об узах любви и брака, которые связали леди мою сестру и Лорда Корунда. Мой желудок едва терпит, когда ты называешь меня рабом, а себя сюзереном, ведь тебе не к чему придраться, ибо я выплатил всю дань, и даже с избытком. Но весь мир знает, что я связан узами дружбы и с Демонландией, и ты скорее сведешь звезды с небес и заставишь их сражаться с Демонами, чем вовлечешь меня в эту войну. А что касается хвастовства Кориниуса, то я скажу, что Демонландия Ведьмам не по зубам. Голдри Блазко и Брандох Даха хорошо показали это тебе. И я советую тебе, о Король, немедленно заключить мир с Демонландией, и вот мои доводы: первое, у тебя нет никакой причины для ссоры с ними; второе (и это важнее, чем первое) – если ты будешь упорствовать и начнешь с ними войну, то разрушишь всю Ведьмландию и сам погибнешь позорной смертью.

Король прикусил пальцы – знак ужасного гнева – и какое-то время в зале властвовала тишина. Только Корунд осмелился обратиться к Королю и тихо сказал: – Повелитель, прошу вас, проглотите ваш королевский гнев. Вы сможете высечь его, когда вернется мой сын Хакмон, но пока их больше чем нас, и, к тому же, все наши люди настолько пьяны, что, поверьте, я бы не поставил и куска репы на нашу победу в случае, если дело дойдет до боя.

И сердце Корунда переворачивалось от тревоги, ибо знал он, каких усилий стоило леди его жене поддерживать мир между Ведьмами и Ла Фиризом.

Громкий разговор и топот ног пробудили Корсуса от тяжелого сна, и, в недобрый час, он запел:

 
Откроет двери старая тюрьма
Наружу выйдут пленники оттуда.
Рассеется тогда законов тьма,
Засветит солнце для простого люда.
 

В это мгновение Кориниус, в котором вино, ссора и упреки Короля зажгли огонь безрассудного и неистового гнева, который, как воск в печи, растопил все благоразумные политические соображения, громко закричал: – Не хочешь ли ты увидеть наших пленников, Князек, чтобы понять, какой ты осел?

– Что еще за пленники? – крикнул Князь, вскакивая на ноги. – Клянусь всеми фуриями ада! Я устал от всех этих темных намеков и желаю знать правду!

– Князь, почему ты беснуешься, как сумасшедший? – сказал Король. – Кориниус пьян. Хватит оскорблений и подозрений.

– Не считай меня тупоумным, – ответил Ла Фириз. – Я желаю знать правду и я ее узнаю.

– Да, ты ее узнаешь! – заорал Кориниус. – Вот она: мы Ведьмы, самые лучшие воины в мире, мы лучше, чем твои трусливые Пикси и проклятые Демоны. Хватит скрывать и лгать. Двоих из этого племени мы спеленали и подвесили на стене старого пиршественного зала, как фермеры приколачивают горностаев и хорьков на двери своего сарая. Там они и будут висеть, пока не сдохнут: Джусс и Брандох Даха.

– О, наиболее презренная ложь! – сказал Король. – А тебя, Кориниус, я разрублю на куски.

– Я забочусь только о вашей чести, о Король, – ответил Кориниус. – Нечего таиться от этих Пикси.

– И за это ты умрешь, – сказал Король, – ибо все твои слова – ложь.

На какое-то время в зале установилась мертвая тишина. Наконец Князь, с белым и перекошенным лицом, медленно сел, и тихо сказал Королю: – О Король, я немного погорячился, простите меня. И если я забыл о своем долге вассала, то только из-за раздражения, которое кипит в моей крови, ибо не люблю я все эти церемонии, а вовсе не из-за недостатка дружбы к вам или желания сбросить ваше владычество над Пиксиландией. Но и вы не должны требовать с меня больше, чем позволяет моя честь, обычай и долг вассала, который я с радостью выполняю. И мой меч всегда готов помочь вам против любого врага, кроме, конечно, Демонландии. Но сейчас, о Король, заколебалась башня нашей дружбы, она готова упасть и разлететься на куски. Ибо вам, о Король, как и всем лордам Демонландии, известно, что мои кости давно бы белели на пустошах Чертландии, если бы Лорд Джусс не спас меня от Чертей-варваров во главе с Факс Фей Фазом, которые четыре месяца осаждали меня в маленькой крепости Лида Нангуна. И мою дружбу вы можете сохранить, о Король, если отдадите мне моих друзей.

– У меня нет твоих друзей, – ответил Король.

– Тогда покажите мне старый пиршественный зал, – сказал Князь.

– Я покажу его тебе завтра, – сказал Король.

– Я желаю видеть его сейчас, – сказал Ла Фириз и встал.

– Хорошо, – сказал Король, – больше я не буду скрывать от тебя правду. Я очень люблю тебя. Но когда ты просишь меня отдать тебе Джусса и Брандох Даха, ты просишь то, что вся Пиксиландия и вся горячая кровь твоего сердца не в состоянии отнять у меня. Эти двое – мои злейшие враги. Ты даже не представляешь себе, через какие тяжелейшие испытания и опасности я прошел, чтобы наложить на них свою руку. А теперь не дай своим надеждам победить свое благоразумие, ибо, клянусь, Джусс и Брандох Даха сгниют в тюрьме!

И все ласковые речи Ла Фириза, предложения богатого выкупа и земель, и даже угроза войны, не поколебали Короля. И сказал Король: – Уймись, Ла Фириз, или ты рассердишь меня. Они сгниют.

И когда Ла Фириз увидел, что никакие слова не могут поколебать Короля, он взял свой прекрасный хрустальный кубок, яйцеобразный, стоящий на трех золотых ножках, с золотым ободком и орнаментом из топазов, и бросил его в Короля Гориса; и ударил кубок прямо в лоб Королю с такой силой, что не выдержал хрусталь и раскололся на куски, и потерял Король сознание и упал на пол.

И взволновался весь огромный пиршественный зал, но никто не был быстрее, чем Корунд, который выхватил свой обоюдоострый меч, и, крикнув: – Гро! Позаботься о Короле. Вперед, ребята! Повеселимся, – прыгнул на стол. И все его сыновья, и Галландус и остальные Ведьмы схватили оружие, и то же самое сделали Ла Фириз и его люди, и начали они сражаться в большом пиршественном зале Карсё.

Кориниус, который мог держать оружие только левой рукой, самым мужественным образом прыгнул вперед, и, в ожидании нападения Князя, поносил его самыми последними словами. Но туман от необузданных возлияний не только застил его разум и превратил его в дикого зверя, но и ударил ему в ноги, которые потеряли привычность ловкость и стали запинаться на каждом шагу. И поскользнулась его нога в луже пролитого вина, он тяжело упал на спину и ударился головой о полированный стол. А Корсус, который почти не мог говорить и настолько отупел от вина, что даже ребенок мог бы сообразить лучше него, что означает этот шум, покрутил кубок в руке и крикнул: – Питие лучше для тела, чем любое лекарство! Пей всегда и ты никогда не умрешь. – Но тут его ударил в рот кусок грудинки, брошенный Элароном, капитаном телохранителей Князя, и он, как боров, повалился прямо на Кориниуса, и они оба остались лежать, неподвижные и потерявшие сознание. Тем временем столы перевернули, бойцы нанесли и получили раны, и прилив боя навалился на Ведьм. Ибо пусть Пикси и не были такими хорошими воинами, как Ведьмы, они были почти трезвыми, а их враги выпили множество бочонков вина и настолько опьянели, что еле двигались и только что-то горячо бормотали. И аметист Корунда не смог полностью победить вино, бегущее по его венам, он задыхался и его удары были легче и медленнее, чем обычно.

Только из-за любви к своей сестре Презмире и старой дружбы с Ведьмландией, Князь приказал своим людям по возможности не убивать Ведьм, но схватывать их, и под угрозой смерти не ранить Лорда Корунда. И когда Пикси победили, Ла Фириз приказал своим людям взять кувшины с вином и, пока одни держали Ведьм за руки, другие лили в Корунда и его людей вино до тех пор, пока они не опьянели настолько, что не могли двинуть ни рукой ни ногой. И забаррикадировали Пикси высокие двери зала скамьями, столешницами и тяжелыми дубовыми подставками, и Ла Фириз приказал Эларону сторожить дверь с большинством отряда, и поставил стражу к каждому окну, чтобы никто не мог ни войти, ни выйти из зала.

А сам Князь взял светильники и вместе с шестью воинами из своего отряда отправился в старый пиршественный зал, разоружил стражника, сломал двери и так предстал перед Лордом Джуссом и Лордом Брандох Даха, которые видели рядом друг с другом, прикованные к стене. Свет факелов ослепил их, но Лорд Брандох Даха заговорил и приветствовал Князя, и в его насмешливой, небрежной и слегка ленивой речи не было и следа долгой голодовки, усиленной видом роскошных яств, и других несчастий, обрушившихся на него. – Ла Фириз! – сказал он. – Сегодня лишь один счастливый выпал[6]6
  Окончание двустишья из пьесы Джона Уэбстера «Белый дьявол». Вся цитата:
Во всем теченьи скучных дней моихСегодня лишь один счастливый выпал  перевод И.А.Аксенова.


[Закрыть]. А показалось мне, что грязные хорьки, выпачканные в грязи и тине, отребье Ведьмландии, опять вернулись сюда, чтобы поиздеваться над нами.

Ла Фириз рассказал им все, что произошло, и под конец сказал: – Дела помчались вскачь. Я освобожу вас на том условии, что вы немедленно ускачите со мной из Карсё, и сегодня ночью не будете мстить Ведьмам.

Джусс согласился, а Брандох Даха, улыбнувшись, сказал: – Князь, я люблю тебя и не могу отказать ни в чем, даже если ты захочешь сбрить половину моей бороды, держать напыщенные речи вплоть до жатвы, спать в моих одеждах и семь часов в день спорить о божественном промысле с миледи моей болонкой. Этой ночью мы твои. Я прошу задержаться только на одно мгновение: эта еда кажется слишком вкусной, что бы ее не попробовать: мы много часов глядели на нее. Было бы невежливо оставить ее нетронутой. – Пикси разбили кандалы и он съел большой кусок индюка, три ощипанных перепела и студень, а Лорд Джусс – дюжину яиц ржанки и холодную куропатку. И сказал Лорд Брандох Даха: – Джусс, прошу тебя, уничтожай скорлупу яиц, вынимая содержимое, иначе какой-нибудь волшебник соберет их и напишет на них твое имя, и тебе не поздоровится. – Потом он налил чашу вина, осушил ее одним глотком и наполнил опять. – Пусть меня постигнут вечные муки, если это не мое собственное вино из Крозеринга! Ну, кто-нибудь видел более заботливого хозяина, чем Король Горис? – И он выпил вторую чашу в честь Лорда Джусса, сказав: – В следующий раз я выпью с тобой в Карсё только тогда, когда Король Горис и все его лорды будут убиты.

После этого они взяли свое оружие, которое тоже лежало на столе: по мысли Короля его вид должен был опечалить души Демонов, ибо не было у них никакой возможности добраться до него; и с радостью в сердце, хотя боль и сидела в их ногах и руках, они пошли вслед за Ла Фиризом в пиршественный зал.

Выйдя на широкий двор замка, Лорд Джусс заговорил и сказал: – Ла Фириз, мы обязаны поддерживать свою честь даже если бы и не заключили с тобой договор. Великим позором было бы напасть на Лордов Ведьмландии, ибо пьяны они и не в состоянии встретиться с нами в равной битве. Но, прежде чем уйти из Карсё, давайте обыщем замок и найдем моего родича, Голдри Блазко, ибо только ради него приплыли мы сюда.

– Если вы не заберете ничего, кроме Голдри, то я согласен, – ответил Князь.

И нашли они ключи и обыскали все Карсё, не забыли и мрачную комнату, в которой колдовал Король, и погреба, и подвалы около реки. И не нашли ничего.

И пока стояли они на дворе в свете факелов, вышла на балкон Леди Презмира, разбуженная поисками. Воздушной как облачко она казалась, укрытая балдахином благоухающей ночи, облачко, тронутое испарениями невидимой луны. – Что за перемену я вижу! – воскликнула она. – Демоны покидают двор?

– Ты права, дорогое сердце, – сказал Князь. – Твой супруг жив и здоров, и все остальные Ведьмы тоже, кроме Короля, которому, к сожалению, мне пришлось разбить голову, но, без сомнения, он скоро выздоровеет. Они пролежали всю ночь в пиршественном зале, потому что слишком хотели спать и у них не было сил добраться до своих покоев.

– Все мои страхи оправдались! – крикнула Презмира. – Ты разорвал с Ведьмландией?

– Еще не решил, – ответил он. – Скажи им завтра, что ночью я сильно разгневался, и только это заставило меня сделать то, что я сделал. Ибо я не трус и не подлец, и не оставляю своих друзей в клетке, если у меня есть возможность освободить их.

– Ты должен уехать из Карсё, и немедленно, – сказала Презмира. – Мой приемный сын, Хакмон, которого послали собирать воинов в честь твоего приезда, едет с юга с большим отрядом. У тебя свежие лошади, и ты легко обгонишь людей Короля, если они погонятся за тобой. Если ты не хочешь, чтобы вас разделила река крови – уезжай.

– Тогда прощай, сестра. И не сомневайся, все эти мелкие ссоры между мной и Ведьмландией скоро будут улажены и забыты. – Так сказал князь, веселым голосом, но с тяжестью на сердце. Потому что хорошо знал, что Король никогда не простит ему ни удар по голове, ни освобождение добычи.

Но она ответила, печально: – Прощай, брат. Сердце говорит мне, что я никогда больше тебя не увижу. Освободив из тюрьмы этих двоих, ты вырыл два корня мандрагоры, которые принесут печаль и смерть тебе, мне и всей Ведьмландии.

Князь промолчал, но Лорд Джусс поклонился Презмире и сказал: – Мадам, мы все стоим на коленях перед Судьбой. Но не сомневайся, что, пока мы дышим, мы будем поддерживать князя, твоего брата. После этой ночи его враги – наши враги.

– Вы клянетесь? – спросила она.

– Мадам, – ответил он, – я клянусь перед тобой и перед ним.

С печалью вернулась Леди Презмира в свои покои. Вскоре она услышала звонкие удары копыт по мосту, и, поглядев в окно, увидела, как лошади скачут в полутьме по Дороге Королей, освещенные медном светом убывающей луны, вставшей над Пиксиландией. И еще долго после того, как Демоны, ее брат и его люди исчезли из виду, а топот копыт их лошадей перестал будить придорожное эхо, она продолжала сидеть у окна величественной спальни Корунда, глядя в ночь. Затем ночь ожила, опять раздался топот копыт, как будто большой отряд стремительно летел с юга, и она поняла, что юный Хакмон вернулся из Пермио.