Текст книги "Немецкий орден"

Автор книги: Эрих Машке

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Это становится ясно и в Семиградье, и в Пруссии, где едва начало образовываться государство. Опекая свое детище, Герман вплотную подошел к политике, которая касалась и Пруссии. Друг императора, доверенное лицо папы, активный сторонник крестового похода, Герман осуществлял переговоры между сторонами, одна из которых была заинтересована в пленении, а другая – в освобождении короля Вальдемара Датского. Весной 1224 года переговоры вынудили Германа отправиться на север. С этого самого времени германская внешняя политика перестала ограничиваться для него Средиземноморьем, захватив и Прибалтику. И, радея со своей стороны об интересах империи, он по-настоящему заинтересовался этим регионом, где ордену еще предстояло сыграть свою собственную историческую роль.

Речь шла о необходимости покончить с датским господством на Балтийском море, о свободе германской торговли и о начале германской миссии в балтийских странах. В первом вопросе, однако, не посредническая политика Германа сыграла решающую роль, поскольку ему не удалось связать договором датского короля, а победа немецкого оружия в бою при Борнхёфеде, недалеко от Киля, в 1227 году, позволившая Германской империи вернуть себе территорию от Эйдера до самой Померании. Возвышение Любека до статуса свободного имперского города в июне 1226 года стало ответом на датские притязания на область в устье Эльбы и заложило основы будущего величия ганзейских городов и их свободной торговли на Балтийском море. В одном из документов о присвоении Любеку привилегий Герман фон Зальца указан как свидетель, но для нас очевидно, что он сам причастен к этим важным шагам германской восточноевропейской политики. Пруссия уже получила от императора первые серьезные привилегии, когда благодаря возвышению Любека у орденских земель появилась возможность осуществлять связь со старогерманскими территориями по морю. В мае того же года Герман фон Зальца упоминается в качестве свидетеля в одном из императорских документов, подтверждающих наличие у ордена меченосцев земель в Ливонии, а также передачу этому ордену государственной монополии на добычу ископаемых, таким образом, императорская политика на северозападном направлении охватывает уже все прибалтийское пространство. Никогда император Фридрих II Гогенштауфен не уделял так много времени и внимания этому наиболее важному и успешному направлению национальной государственной политики, как тогда, в 1226 году. Как знаком нам этот голос, звучащий со страниц старых документов: великий магистр дает совет, а иногда и руководит императором. Следующий год заставил Германа, как и его венценосного друга, обратить взгляд на юг. Они оба оказались втянутыми в борьбу за Святую землю с городами Ломбардии и папской курией, во главе которой с 1227 года встала более значительная личность, чем Гонорий III, – папа Григорий IX. Впрочем, гораздо больше пользы, чем эти мировые битвы и планы, принесли те немногие распоряжения Фридриха, с помощью которых он закрепился в Прибалтике, снова сделав южное побережье Балтийского моря зоной германского влияния.

Главным среди этих документов была Риминийская золотая булла, в которой Фридрих II и Герман фон Зальца изложили программные основы прусского государства Немецкого ордена.

В Восточной Европе оставалось все меньше языческих народов, не захваченных пока ни восточной, греко-православной, ни западной, римско-католической, церковью, а на северо-востоке и вовсе жили лишь балтийские и финно-угорские народности, занимавшие земли на восточном и юго-восточном побережье Балтийского моря. Сюда и наступала христианская миссия. Успешная миссионерская политика восточной церкви продвигалась за счет князей и городов-государств. Шведы и датчане блюли свои церковные и политические интересы в Финляндии и Эстляндии. В Ливонии еще с XII века, из Бремена, миссионерством пыталась заниматься немецкая церковь. В Пруссии уже со следующего века возобновилась миссионерская деятельность монахов из польских монастырей.

Вскоре, однако, стало ясно, что, как в Ливонии, так и в Пруссии, мирная миссионерская политика, действующая путем проповеди и культурного влияния, не достигнет успеха. Поэтому неудивительно, что формы борьбы за веру, доведенные до совершенства во время крестовых походов и в самой Святой земле подкрепленные идеей христианизации посредством меча, были заимствованы миссиями в Прибалтике. Третий епископ Ливонии Альберт Бременский (1199–1229 гг.) не без помощи папы воспринял идеи крестового похода ради христианизации народов на юго-востоке Прибалтики и поддержал церковное строительство, основанное на мече крестоносца. Здесь, как в сирийских крестовых походах и духовных рыцарских орденах, акцентировался светский, военный и политический элемент «милитаризованной» христианизации по государственному образцу, и, основываясь на миссионерских идеях, епископ Альберт создал государство и как духовный государь возглавил его. Благодаря основанию Риги в 1201 году у этого государства появилось немецкое сердце (в 1202 году был учрежден орден меченосцев), которое, однако, вскоре забилось независимо от епископа, а глава государства и церкви Альберт принял меч для приумножения и защиты своих завоеваний; в 1207 году Альберт стал князем Германской империи, а Ливония, таким образом, вошла в ее состав, что существенно расширило границы империи на северо-востоке, сделав новый орден частью общегерманской жизни.

По своей идее, задачам и происхождению возникшее здесь государство можно охарактеризовать как миссионерское. В соседней Пруссии его взял себе за образец монах ордена цистерцианцев Кристиан из расположенного в Великой Польше монастыря Лекно, которого в 1215 году, после первых его мирных успехов, папа назначил епископом-миссионером. Претерпев несколько неудач в своей мирной миссии, Кристиан, поддерживаемый польскими и восточнопомеранскими князьями, также пытался укоренить христианство в Пруссии с помощью меча крестоносца. Действуя по примеру Альберта Рижского и соперничая с захватническими планами польских князей, он также задумывался о создании государства. Папская курия принимала живейшее участие в миссиях, как в Пруссии, так и в Ливонии, с одной стороны, поощряя возникновение миссионерских государств, а с другой, – пытаясь сохранить свое прямое влияние на новообращенных путем закрепления своих политических прав. Весь северо-восток был вовлечен в глобальный процесс преобразований, целью которых было включение пока еще языческих народов в культурную жизнь христианской Европы. И в этот момент Немецкий орден был призван в Пруссию.

Миссионерская политика, проводимая Польшей (правда, под руководством немецкого духовенства) в отношении Пруссии, потерпела неудачу. Крестоносцы лишь подстегнули сопротивление пруссов. Те уже не ограничивались лишь храброй обороной своих исконных территорий, а совершали грабительские набеги на Польшу, опустошая польское княжество Мазовию, где особенно пострадала столица – Плоцк на реке Висле. Конфликты между местными польскими князьями и неспособность польского клира к осуществлению миссионерской задачи вынудили князя Конрада Мазовецкого искать помощи на стороне. Польский правитель поддерживал связь с королем Андрашем Венгерским, призвавшим в свое время орден в Бурценланд, к тому же он установил более тесные отношения с немецким духовенством в Галле, резиденцией старейшего округа Немецкого ордена в Германии, и еще кое-какие контакты подобного рода; в результате зимой 1225–1226 года польское посольство предложило Немецкому ордену принять в дар завоеванную пруссами Кульмскую землю и другие территории, расположенные между Пруссией и Польшей, но при этом покорить и держать в узде живущих там пруссов.

В январе 1226 года Герман фон Зальца получил от Фридриха II ряд существенных привилегий для своего ордена. Два месяца спустя он лично рассказал императору о предложении польского герцога. Теперь у великого магистра были более серьезные планы. Через год после неудачной попытки основать государство в Бурценланде, появилась новая возможность, уже в других условиях. Куда более сложные и широкие задачи, открывавшие необозримые перспективы, предстояли теперь ордену: завоевать и обратить в христианство целый языческий народ; но возросли и возможности ордена, которые были заложены в его воле к государственности.

Теперь великому магистру надлежало применить урок, преподанный ему в Бурценланде самим ходом событий: установление правовых норм самостоятельного орденского государства должно не завершать его развитие, полное тягот и опасностей, а предшествовать собственно образованию государства. Торжественный, снабженный золотой буллой документ, выданный императором ордену по просьбе великого магистра, обозначил цель ордена, которую наметил сам Герман, получив предложение от Польши. Недостаточно было лишь подтвердить факт дарения, надлежало еще и заранее обозначить права и суть будущего государства. А будущее государство должно было обладать всеми признаками суверенности: независимостью, правом на развитие рынка, чеканку монеты и освоение земельных ресурсов и прочими изначально присущими королю правами, которых орден напрасно добивался в Трансильвании, включая судебную власть, применимую ко всем жителям, в том числе и к покоренным пруссам, но и к остальным, то есть к немцам, прибывшим сюда, как и в Семиградье, по призыву ордена.

Вспомнив германские законы и законы Священной Римской империи, Фридрих II заключил, что будущее государство ордена непременно должно обладать всеми этими привилегиями. Не забыли и о старой ленной зависимости Польши от германского короля, перенеся ее на герцога Мазовецкого. Император охарактеризовал Пруссию как «подчиненную имперской монархии», а в обоснование своего императорского подтверждения прав ордена привел «издавна присущее империи право на владение горами, равнинами, реками, рощами и морем». Риминийская золотая булла торжественно гласила: «Для того и поставил Господь нашу империю высоко над королями мира и простер границы нашей державы на разные стороны света, чтобы направить наши неустанные заботы на прославление Его имени в этом мире и на распространение веры среди язычников, равно же как и Священная Римская империя была создана Им для проповедования Евангелия, чтобы более стремились мы к покорению и обращению язычников». В золотой булле говорилось о людях, которые брали на себя ежедневный труд по покорению варварских народов и обращению их в истинную веру, не жалея на то «ни живота, ни имения».

Такой виделась великому магистру Герману фон Зальца будущая Пруссия Немецкого ордена: независимая и свободная страна на границе христианской Европы, населенная покоренными пруссами и прибывшими сюда немцами, которые подчинялись бы лишь власти ордена; часть Римской империи, но тесно связанная с Германским королевством; возглавляя молодой рыцарский орден, великий магистр, конечно, не мог стать имперским князем, однако пост он занимал ничуть не менее важный. Герман до глубины постиг двойственную природу ордена, его долг, одновременно духовный и светский: бороться за веру и против язычников. Для него это было сродни долгу империи «покорять и обращать» язычников. И будущее государство держалось не только на идее ордена и законах его рыцарского служения делу распространения христианской веры, составлявших духовную сущность рыцарского ордена и крестовых походов, а, главным образом, на высшем долге перед империей, которая была покровительницей христианской церкви и христианской веры. Вот откуда проистекала задача самого ордена и его государства. Миссия империи определила миссию будущего прусского государства. Не только история основания Немецкого ордена и чисто немецкий состав братьев связывали орден и его государство с империей; для Германа фон Зальца эта связь определялась идеей и миссией ордена. И три столетия спустя орден и его государство по-прежнему занимали это место при империи; право на принадлежность к империи орден не раз доказывал в практической политике, с тех пор как общность их идеи и миссии была документально признана в марте 1226 года.

Подчеркивая обязанность ордена покорять язычников и обращать их в истинную веру, империя наделила государственным смыслом и задачу, которую братству предстояло решить в Пруссии. Миссия должна прийти к власти посредством меча и слова, по воле императора и великого магистра, что означало: быть государству. Государству этому, связанному с духовным рыцарским орденом, надлежало поддерживать связь и с церковью; но еще прежде, чем был нанесен первый удар мечом в пользу орденского государства, это право церкви уже было ограничено правом империи и государственной сущностью орденского детища. С самого начала оно должно было следовать собственным политическим законам.

Делая свое предложение, Конрад Мазовецкий рассчитывал на помощь в обмен на предоставление определенных прав, но никак не на образование самостоятельного государства у себя под боком. Если бы орденское государство изначально базировалось на четких правовых положениях, которых в свое время так не хватало орденским владениям в Семиградье, герцогу ничего другого бы не оставалось, кроме как соблюдать положения, зафиксированные в императорской грамоте. Понадобились еще четыре года, напор агрессивных пруссов и настойчивость Германа и братьев, чтобы убедить его в этом. Эти четыре года прошли для Германа под знаком большой политики. Даже при попытке создать государство в Бурценланде Германа прежде всего интересовали политические успехи императора в объединении европейского мира, а важнейшие привилегии были лишь следствием этих успехов; так и теперь весь он был поглощен борьбой за единение императорской и папской власти. Но, занимаясь общей политикой империи, он умудрялся добиваться успеха и в прусском вопросе.

В 1225 году папа снова позволил Фридриху II на пару лет отложить крестовый поход. Таким образом, крайний срок исполнения обета, данного императором в 1215 году, когда он принял крест, приходился на 1227 год. И император более не собирался уклоняться. Но злая судьба, долго поджидавшая своего часа, рассудила иначе. В войске крестоносцев разразилась эпидемия. Фридрих не смог начать поход и выслал лишь часть войска. В ответ папа отлучил его от церкви. Последовал разрыв между императором и папой, которого так стремился избежать великий магистр, используя все свое дипломатическое искусство.

Отлученный от церкви император все-таки отправился на Восток и, мудро проведя переговоры, добился того, чего не удавалось сделать ни одному войску крестоносцев – Иерусалим был сдан султаном без боя, – а потом Фридрих сам увенчал себя короной короля Иерусалимского, женившись на его наследнице. Однако успехи императора лишь усугубляли враждебность церкви. По возвращении в Италию летом 1229 года Герман оказался перед наитруднейшей задачей в своей жизни: ему надо было добиться примирения между Фридрихом II и папой Григорием IX. Примирение состоялось лишь в конце следующего лета. Примирительная трапеза двух противников, каждый из которых представлял свой мир, и заключительная беседа, при которой присутствовал лишь великий магистр как посредник между этими двумя половинами западноевропейского мира, положили конец открытой вражде двух предводителей христианства. Решилось и дело великого магистра, который жил, похоже, только для того, чтобы восстанавливать единство двух христианских вождей.

1227–1230 годы стали апофеозом политической деятельности Германа фон Зальца. Сразу после коронации в Иерусалиме опальный император писал о нем германскому князю: «Одно надлежит нам заметить, ничего по праву не утаивая, о магистре и братьях Немецкого ордена пресвятой Девы Марии: преданы они нам с самого начала нашего служения Господу и успешно нам в том помогают». Верно служа своему венценосному господину, Герман умудрился при этом возобновить никогда, впрочем, до конца не порывавшиеся связи с курией, а спустя год усердных трудов и вовсе восстановить их: к этому времени он уже рассчитывал на возможную долговечность союза между императором и папой.

В эти же годы были заложены основы будущего прусского государства Немецкого ордена. Великий магистр был на Востоке, а тем временем в Польше в 1228 году комтур Галле продолжил переговоры и вскоре уже имел на руках подписанный князем Мазовецким документ, подтверждавший первоначальное дарение, при этом величина дара несколько увеличилась. Вернувшись из Сирии, великий магистр посвятил конец 1229 года подготовке переговоров между императором и папой; к тому же пришла пора решить и прусский вопрос. Осуществляя одно из своих многочисленных посольств, великий магистр имел возможность сообщить о положении вещей папе, Григорию IX. Ожидая, что папа подтвердит факт дарения, Герман готов был этим удовлетвориться и, наконец, возобновить борьбу: «Смело идите вперед, дабы оружием Божьим вырвать эту землю из рук пруссов, и пусть Святая церковь, коли натянуты канаты ее шатров и достаточно для них места, Божьей милостью и Вашим служением приумножается числом и заслугами своих верующих, и да воздастся Вам сто крат на пути Вашем и обретете Вы вечную жизнь в отечестве».

Но великий магистр рассчитывал на нечто большее; за высшим благом он не хотел забывать об орденском государстве. В начале 1230 года орденское посольство вернулось из Польши, так и не добившись продвижения. Тогда орден составил в Италии некий документ, адресованный князю Конраду, весьма доходчиво обрисовав его нелегкое положение и его возможные действия и сформулировав права, которые, по мнению ордена, гарантировали бы в соответствии с императорской золотой буллой независимость орденского государства. Вооруженное этой грамотой, орденское посольство вновь отправилось в Польшу, и еще прежде, чем император и папа за дружеской трапезой отпраздновали свое примирение, князь Мазовецкий в июне 1230 года принял поставленные орденом условия и составил требуемый от него документ.

Орден был у цели, которую он наметил себе в 1226 году, вступив в переговоры с князем. Теперь можно было начинать борьбу за Пруссию. Это взял на себя Герман Балк, первый ландмейстер ордена в Пруссии. Поскольку орденское посольство 1228 года прибыло из Галле, то и сопровождали Германа Балка главным образом выходцы из Саксонии и Тюрингии. Осенью 1230 года, впервые за много лет, папа призвал к крестовому походу на Пруссию. И с тех пор вооруженные и жаждущие битвы паломники ежегодно отправлялись в поход. С их помощью братья год от года углублялись во вражеские земли, вынуждая покоренных пруссов принимать христианство и расширяя территорию своего государства на север и на юг.

Ибо сначала путь им указывала Висла. Крепость Торн возникла в 1231 году, Кульм – в 1232, а потом последовало стремительное наступление на исконные прусские земли, завершившееся основанием Мариенвердера. В конце 1233 года орден впервые заявил о себе как суверен, закрепив права граждан Торна и Кульма в Кульмском городском праве. Подобно тому, как в 1226 году Герман фон Зальца, не удовлетворившись одним лишь императорским подтверждением предложения князя Мазовецкого, добился документального закрепления основ будущего орденского государства, так и Кульмское городское право не сводилось лишь к перечислению прав двух городов. Императорский документ 1226 года касался внешнеполитических прав ордена, а Кульмское городское право столь же подробно определяло внутренний строй государства и жизнь немецкого населения, от которого в будущем зависела и сама природа этого государства: на Торн и Кульм распространялось теперь Магдебургское и Фламандское право, а также Фрейбергское и Силезское горное право, устанавливался на будущее порядок чеканки монет, определялись единицы меры и веса.

Хотя в преамбуле Кульмского городского права и упоминается имя Германа фон Зальца, на самом деле он никогда не ступал на прусскую землю. В 1237 году братья Немецкого ордена, продвигаясь к востоку от Вислы и достигнув побережья, основали там Эльбинг и намеревались и далее идти на восток вдоль залива Фришес-Хафф, а Герман тем временем мог лишь на расстоянии заботиться о будущем государстве. Но он по-прежнему принимал все серьезные решения, что свидетельствует о его немаловажной роли в строительстве государства. Летом 1234 года император и папа одновременно оказались в Риети, в центральной Италии, и тогда Григорий IX взял орденское государство под власть и опеку курии. С политической точки зрения эта мера призвана была защитить государство ордена от прочих церковных властей, в особенности от епископа, а также от князя Конрада; этим образование государства и завершилось. По понятиям того времени, связь с курией ни в коей мере не противоречила императорскому документу 1226 года и, в частности, тому, что орденское государство входило в состав империи. В силу своей церковно-светской сущности государство духовного ордена подчинялось двум государям – императору и папе. Поскольку в момент составления документа они оба были в Риети, орден (а вместе с ним и его великий магистр) оказался втянутым в соперничество между церковью и государством, между императором и папой, и для утверждения своей власти нуждался в них обоих, хотя намерение папы создать в Пруссии епископство не могло способствовать независимости орденского государства. Важно то, что, в отличие от случая с орденским государством в Семиградье, присоединение прусского государства к собственности курии не было началом государственного самоопределения. В Бурценланде самостоятельность орденского государства ограничивалась венгерским королем и венгерским духовенством. В Пруссии же государственная самостоятельность помогала ордену противостоять возможным внешним угрозам, однако она никогда не довлела над его политикой, затрудняя тем самым внутреннее развитие его государства, поскольку у него были обязательства перед империей и местные политические задачи.

Процедура образования государства была завершена, и теперь Герман фон Зальца попытался поставить на службу ордену германскую знать. В орден вступил ландграф Конрад Тюрингский, маркграф Генрих Мейсенский и герцог Оттон Брауншвейгский сражались за него. Герману удалось дополнительно расширить территорию орденского государства, и, помимо Пруссии, у ордена появилась еще одна балтийская колония. Основанный в 1202 году Орден меченосцев уже давно пытался воссоединиться с Немецким орденом. У братьев Немецкого ордена были свои внутренние и внешние причины медлить с принятием решения. В 1236 году меченосцы были наголову разбиты литовцами в сражении при Зауле, недалеко от курляндского селения Аа, – теперь на карту было поставлено существование молодого ордена и само христианство. Через несколько лет Орден меченосцев вошел в состав Немецкого ордена, ставшего его правопреемником в Ливонии. Архиепископ Рижский и епископы, а также сам город Рига, сдерживали развитие земель Ливонского ордена, однако сам характер владения по форме напоминал государство, с собственной, независимой от Пруссии, администрацией, во главе которой стоял магистр. Это серьезно осложняло задачу, которая стояла перед Немецким орденом в восточной части Балтийского моря. Но для Германа фон Зальца на первый план уже выступила большая политика, отнимавшая у него все больше сил, как ни пытался он сопротивляться течению времени. Он вмешался в конфликт между императором и его сыном, германским королем Генрихом (VII), и одержал еще одну победу. Потом ему снова пришлось мирить императора и папу: эта задача потребовала немалых усилий. Фридрих собрался войной на Ломбардию, чтобы покончить с непокорным союзом городов, а это задевало интересы курии, боявшейся утратить последнего союзника в своем противостоянии императору. Между императором и папой начался открытый политический поединок, а церковные вопросы почти полностью отошли на второй план. Герман по-прежнему был верен своей миротворческой политике, хотя в ней не было уже прежней твердости и ясности.

Сам орден противостоял Герману фон Зальца на генеральном капитуле в Марбурге в 1237 году. По правилам ордена, великий магистр должен был согласовывать свои действия с конвентом ордена. А этого согласия он не получил. Теперь он вообще не имел права вмешиваться в ломбардский вопрос. Ведь братья ордена принадлежали к немецкой аристократии и тоже жаждали путем имперской войны заставить города Северной Италии повиноваться. Император, по выражению Германа, уже готов был «дать волю воинственности своих германцев», а князьям и дворянам просто надоело вести переговоры. И судя по тому, что императорское войско одержало победу над Ломбардией в ноябре 1237, они были правы. Именно теперь стала очевидна вся трагичность исторической роли магистра. Он сказал о себе однажды, что дорожит честью империи и церкви, и вот теперь Григорий IX настаивал, чтобы он вел переговоры о том, что напрямую затрагивало честь империи и церкви. Император еще четче определил позицию великого магистра по отношению к высшим властям того времени, сказав, что «он всегда горячо любил общее благо церкви и империи». Такова была его сущность: он был предан и папе, и императору. Вот в чем была суть его политики. Хотя ни папе, ни императору уже не нужна была его преданность. Еще больнее было для старого Германа слышать критику со стороны братьев. Ведь речь шла не о временной политической ситуации, а о деле всей его жизни. Ему пора было оставить тот мир, за единство которого он боролся, и ограничиться лишь участком великого строительства, над которым трудилась его политическая воля, – орденом.

Герман покорился неизбежному ходу событий. Два десятилетия на него опирался этот неустойчивый мир, и вот теперь силы покинули старого, страдающего от тяжкой болезни магистра. Он умер 20 марта 1239 года. В тот же день император Фридрих II был отлучен папой от церкви: Гогенштауфены навсегда разорвали свои отношения с папством. Жизнь Германа фон Зальца прервалась как раз в тот день, когда в ней не было уже никакого смысла.

Орден следовал политической линии своего покойного магистра, храня верность императору. С момента своего основания Немецкий орден был связан с домом Гогенштауфенов, но именно Герман фон Зальца придал этим отношениям исторический вес. С тех пор политика Германской империи стала политикой ордена. Фридрих II всегда сознавал эту особую преданность Немецкого ордена Гогенштауфенам. С благодарностью вспоминая «честность и похвальную преданность» магистра и его конвента, он не скупился на эпитеты. Императорская канцелярия осознавала причастность Гогенштауфенов к основанию и развитию ордена и не в одной дарственной грамоте представила его историю соотнесенной непосредственно с главами императорского дома, Фридрихом Барбароссой и Генрихом VI; да и Фридрих II рассматривал орден как «свое особое творение». В самом деле, на сицилийском юге ни одна немецкая община не была ближе императору из дома Гогенштауфенов, чем Немецкий орден. Молва, ходившая в Германии, была справедлива: император принимал решения, слушаясь совета братьев ордена да еще кое-кого. Эти отношения действительно были преисполнены глубокого смысла, который затрагивал в том числе и прусское государство. Оно создавалась вовсе не как противовес империи Гогенштауфенов: орденское государство должно было направить определенные силы, скрытый государственный потенциал тогдашней Германии, на плодотворную и успешную работу. В Центральной Европе раскололся целый мир, а эти самые силы все еще трудились над прежней задачей: строили на балтийском побережье государство, которому суждено было просуществовать века, хотя уже в тот момент, учитывая внутреннюю ситуацию в Германии, она в нем не нуждалась. А государство это, несмотря ни на что, еще долго и активно функционировало в тех краях.

Дело всей жизни Германа фон Зальца получило высочайшее «подтверждение» самой истории. Трудясь на благо императора и папы, он добивался значительных привилегий для своего ордена и принимал за него труднейшие политические решения. Так связывались воедино две величайшие политические задачи, составлявшие дело его жизни. Он, не раздумывая, отдал почти все свои силы на сохранение духовной и политической системы империи, воплощавшейся в императоре и папе. А в результате были потеряны годы и целый мир, восстановить единство которого было уже невозможно. Немногим доводилось вот так, как Герману, измерять глубину трещин, исполосовавших этот расколотый мир. А он считал необходимым их залечить. Верил ли он, что это возможно? Кто знает. Но очевидно, что он считал своим непременным долгом, насколько возможно, оттянуть момент краха. Это ему не удалось. Герман фон Зальца потерпел поражение в том, что считал главной задачей своей жизни. Но, трудясь над этой задачей, он оставил свое собственное завещание немецкой истории – немецкое государство и новые немецкие земли на востоке. Вот чего добилась германская миссия. А ведь это результат борьбы Германа фон Зальца за единство императора и папы. Трудясь на этом поприще, Герман открыл своему ордену путь к величию, а потом сам не раз ступил на него. Усилия, совершенно бесполезные сами по себе, однако для будущего в них заключается совершенно иной смысл: благодаря стараниям Германа, орден приобрел подлинно историческое величие; вращаясь среди сильнейших мира сего, Герман направлял свою волю на решение самой важной задачи, которая только могла встать перед общиной мужей, – на основание государства.

Благодаря недюжинному дипломатическому таланту Германа, эта цель была достигнута. Будущее прусское государство оказалось участником великого соперничества между империей и папством, был его участником и сам Герман, а суть этого соперничества отражала природу самого ордена. Герману не суждено было лично выйти на поле боя, на котором сложили головы три поколения братьев, строя свое государство. Но, руководя издалека, он сделал главное – выработал основы будущей государственности, указал прусскому государству его место в духовном и политическом устройстве Запада, которое то занимало до самой своей гибели, и определил закон, руководивший его судьбой. По своей конструкции новое государство едва ли напоминало какое-либо государственное образование Западной Европы. Для него были «заочно» определены основные законы, идея, задача и путь развития, а оно само между тем уже включилось в мировые полюса времени. В прусском государстве мирская и духовная власть сливались воедино, на этом единстве и основывалось его существование. Основой государственной идеи по-прежнему была христианская миссия, оружие, служащее вере. Власть государства распространялась на германских поселенцев и на только что покоренных пруссов, но эта власть, а с нею и само государство зависели исключительно от ордена. Государство адаптировалось к новой местности и собственному историческому пространству, но оно подчинялось еще и своей судьбе, судьба его зависела от успеха прусской миссии. Таковы были основы ордена, поэтому гибель его была неизбежна. Созидание оставалось главным для орденского государства, которое является одним из величайших примеров чистого воплощения идеи. Прусское государство, закон жизни которого определил Герман фон Зальца, подпитывалось идеей рыцарского служения вере и следовало этому самому закону. Поэтому как только основополагающая идея утратила свою ценность, погибло и само государство. Являясь органическим порождением великой концепции, государство было подвластно и органическому закону смерти: согласно этому закону, орденское государство пало после трех веков великих исторических свершений.