Текст книги "НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 5"

Автор книги: Еремей Парнов

Соавторы: Роман Подольный,Игорь Губерман,Михаил Емцев,Борис Зубков,Евгений Муслин,Владимир Фирсов,Уолтер Тивис,Александр Шаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Клиффорд Саймак
ФАКТОР ОГРАНИЧЕНИЯ

Вначале были две планеты, начисто лишенные руд, выработанные, выпотрошенные и оставленные нагими, словно трупы, обглоданные космическим вороньем.

Потом была планета с волшебным городком, наводящим на мысль о паутине, на которой еще не высохли блестки росы, – царство хрусталя и пластиков, исполненное такой чудесной красоты, что при одном лишь взгляде щекотало в горле.

Однако город был только один. На всей планете, кроме него, не отыскали никаких признаков разумной жизни. К тому же он был покинут. Несказанной красоты город, но пустой, как хихиканье.

Наконец, была металлическая планета, третья от Светила. Не просто глыба металлической руды, а планета с поверхностью – или крышей – из выплавленного металла, отполированного до блеска ярких стальных зеркал. И, отражая свет, планета сверкала, точно второе солнце.

– Не могу избавиться от ощущения, – проговорил Дункан Гриффит, – что это не город, а всего-навсего лагерь.

– По-моему, ты спятил, – резко ответил Пол Лоуренс. Рукавом он утер пот со лба.

– Пусть выглядит он не как лагерь, – настойчиво твердил Гриффит, – но все же это место привала, временное жилье.

«Что до меня, то он выглядит как город, – подумал Лоуренс. – И всегда так выглядел, с того мгновения, как я увидел его впервые, и всегда так будет. Большой и пронизанный жизнью, несмотря на атмосферу сказки, – место, где хорошо жить, мечтать, черпать силы и смелость, чтобы претворять мечты в жизнь. Великие мечты, – думал он. – Мечты под стать городу – людям на сооружение подобного понадобилось бы тысячелетие».

– Одно мне непонятно, – сказал он вслух, – причина такого запустения. Здесь нет и следов насилия. Ни малейших признаков…

– Жители покинули его по доброй воле, – отозвался Гриффит. – Вот так просто снялись с места и улетели. Очевидно, этот город не был для них родным домом, а служил всего лишь лагерем, не оброс не традициями, не окутался легендами. А лагерь не представлял никакой ценности для тех, кто его выстроил.

– Лагерь, – упрямо возразил Лоуренс, – это всего-навсего место привала. Временное жилье, воздвигается наскоро, комфорт создается по возможности подручными средствами.

– Ну и что? – спросил Гриффит.

– Здесь был не просто привал, – пояснил Лоуренс. – Этот город сколочен не кое-как, не на скорую руку. Его проектировали с дальним прицелом, строили любовно и тщательно.

– С человеческой точки зрения – бесспорно, – возразил Гриффит. – Но здесь ты столкнулся с нечеловеческими категориями и с нечеловеческой точкой зрения.

Присев на корточки, Лоуренс сорвал травинку, зажал ее зубами и принялся задумчиво покусывать. То и дело он косился на молчаливый, пустынный город, сверкающий в ослепительном блеске полуденного светила. Гриффит присел рядом а Лоуренсом.

– Как ты не понимаешь, Пол, – заговорил он, – ведь это временное жилье. На планете нет остатков старой культуры. Никакой утвари, никаких орудий труда. Здесь вел раскопки сам Кинг со своими молодцами, и даже он ничего не нашел. Ничего, кроме города. Подумай только: совершенно девственная планета – и город, который может пригрезиться разве что расе, существующей не менее миллиона лет. Сперва прячутся под деревом во время дождя. Потом забираются в пещеру, когда наступает ночь. После этого приходит черед навеса, вигвама или хижины. Затем строят три хижины, и вот тебе селение.

– Знаю, – сказал Лоуренс. – Знаю…

– Миллион лет развития, – безжалостно повторил Гриффит. – Десять тысяч веков должны миновать, прежде чем раса научится воздвигать такую феерию из хрусталя и пластиков. И этот миллион лет проходил не здесь. Миллион лет жизни оставляет на планете шрамы. А здесь их нет и в помине. Новенькая, с иголочки, планета.

– Ты убежден, что они прибыли откуда-то издалека, Дунк?

– Должно быть, так, – кивнул Гриффит.

– Наверное, с планеты Три.

– Этого мы не знаем. Во всяком случае, пока не знаем.

– Скорее всего, никогда и не узнаем, – пожал плечами Лоуренс и выплюнул изжеванный стебелек.

– Эта планетная система, – заявил он, – похожа на неудачный детективный роман. Куда ни повернись, натыкаешься на улику, и все улики страшно запутанны. Слишком много загадок, Дунк. Здешний город, металлическая планета, ограбленные планеты – слишком много всего в один присест. Нечего сказать, повезло – набрели на уютное местечко.

– У меня предчувствие, что все эти загадки между собой как-то связаны, – сказал Гриффит.

Лоуренс промычал что-то неодобрительное.

– Чувство истории, – пояснил Гриффит. – Чувство соответствия явлений. Рано или поздно оно развивается у всех историков.

Позади заскрипели шаги, и собеседники, вскочив на ноги, обернулись. К ним спешил радист Дойл из лагеря, который члены экипажа десантной ракеты разбили на планете Четыре.

– Сэр, – обратился он к Лоуренсу, – только что я говорил с Тэйлором, с планетой Три. Он спрашивает, не можете ли вы туда вылететь. Похоже, они нашли люк.

– Люк?! – воскликнул Лоуренс. – Окно в планету! Что же внутри?

– Тэйлор не сказал, сэр.

– Не сказал?

– Нет. Видите ли, сэр, им никак не удается взломать этот люк.

С виду люк был довольно невзрачен. Двенадцать отверстий на поверхности планеты сгруппированы в четыре ряда по три отверстия в каждом, словно перчатки для трехпалых рук. И все. Невозможно было угадать, где начинается люк и где кончается.

– Здесь есть щель, – рассказывал Тэйлор, – но ее едва видно через увеличительное стекло. Даже под увеличением она не толще волоса. Люк пригнал настолько идеально, что практически составляет одно целое с поверхностью. Долгое время мы и не подозревали, что это люк. Сидели кругом да гадали, зачем тут дырки. А нашел его Скотт. Просто катался здесь и увидел какие-то дырочки. Вообще-то можно было смотреть, пока глаза не вылезут, и никогда не обнаружить этот люк, если бы не счастливый случай.

– И нет никакой возможности открыть? – спросил Лоуренс.

– Пока что нет. Мы пробовали приподнять дверцу, но с тем же успехом можно пытаться приподнять планету. Да и вообще здесь не очень-то развернешься. Просто невозможно удержаться на ногах. Эта штука до того скользкая, что по ней еле ходишь. Вернее, не ходишь, а скользишь, как по льду. Страшно подумать, что случится, если ребята со скуки затеют возню и кого-нибудь ненароком толкнут.

– Я знаю, – посочувствовал Лоуренс. – Ведь я посадил ракету со всей мыслимой осторожностью, и то мы скользили, наверное, миль сорок, если не больше.

Тэйлор хмыкнул:

– Звездолет я поставил на все магнитные якоря, и все равно он качается из стороны в сторону, едва к нему прислонишься. По сравнению о этой чертовщиной лед шершав как терка.

– Кстати, о люке, – прервал его Лоуренс. – Вам не приходило в голову, что отверстия могут быть замком с секретом?

– Конечно, мы об этом думали, – кивнул Тэйлор. – Если так, то у нас нет и тени надежды. Умножьте элемент случайности на непредсказуемость чуждого разума.

– Вы проверяли?

– Да, – ответил Тэйлор. – Вставляли отвод кинокамеры в эти отверстия и делали всевозможные снимки. Ничего. Совершенно ничего. Глубина дюймов восемь. Книзу расширяются. Однако гладкие. Ни выступов, ни граней, ни замочных скважин. Мы умудрились выпилить кусок металла для анализа. Испортили три ножовки, пока пилили. В основном это сталь, но в сплаве с чем-то таким, к чему Мюллер никак не приклеит ярлыка. А молекулярная структура просто сводит его с ума.

– Значит, люк заклинился? – подытожил Лоуренс.

– Ну да. Я подвел звездолет к самому люку, мы подцепили его подъемным краном и стали тащить изо всех сил. Корабль раскачивался как маятник, а люк не шелохнулся.

– Можно поискать другие люки, – утешил Лоуренс. – Не все же они одинаковы.

– Искали, – ответил Тэйлор. – Как ни смешно, искали. Все ползали на коленках. Мы разделили эту зону на секторы и по-пластунски обшарили многие квадратные мили, пяля глаза вовсю. Чуть не ослепли – а тут еще солнце отражается в металле и наши рожи на нас глазеют, будто по зеркалу ползем.

– Если вдуматься хорошенько, – заметил Лоуренс, – то едва ли люки располагаются вплотную один к другому. Предположим, через каждые сто миль… а может быть, через каждую тысячу.

– Вы правы, – согласился Тэйлор. – Возможно, и через тысячу.

– Остается только одно, – сказал Лоуренс.

– Да, знаю, – подхватил Тэйлор. – Однако душа у меня не лежит. Здесь ведь сложная задача. Нечто, требующее нового алгоритма. А если мы начнем взрывать – значит, провалились на первом же уравнении.

Лоуренс беспокойно заерзал.

– Я понимаю, – отозвался он. – Если их преимущество выявится с первого же хода, то на втором и третьем ходах у нас не останется никаких шансов.

– Однако нельзя же сидеть сложа руки, – сказал Тэйлор.

– Нельзя, – поддержал Лоуренс. – По-моему, никак нельзя.

– Надеюсь, хоть это поможет, – заключил Тэйлор.

Это помогло…

Взрыв оторвал крышку люка и швырнул ее в пространство. Она упала на расстоянии около мили и причудливым, неровно вырезанным колесом покатилась по скользкой поверхности. Примерно пол-акра поверхности отошло вверх и в сторону и повисло, искореженное, напоминая поблескивающий под солнцем гигантский вопросительный знак.

Десантную ракету, на которой не оставили даже дежурного, удерживало на металле слабое магнитное поле. При взрыве ракета отклеилась, как плохо смоченная марка, и на протяжении добрых двенадцати миль неуклюже исполняла танец на льду.

Толщина металлической оболочки не превышала четырнадцати дюймов – по сути, папиросная бумага, если учесть, что диаметр планеты не уступал земному. Вниз, внутрь, наподобие винтовой лестницы уходил металлический пандус; верхние десять футов у него были исковерканы и разрушены взрывом. Из отверстия не выходило ничего: ни звука, ни света, ни запаха.

Семеро начали спускаться по пандусу – в разведку. Остальные ждали наверху, в лихорадочном волнении и гнетущей неизвестности.

Возьмите триллион детских наборов «Конструктор». Дайте волю миллиарду детишек. Предоставьте им неограниченное время, но отнимите инструкции. Если кое-кто из детишек рожден не людьми, а иными разумными существами, – еще лучше. Потом, располагая миллионом лет, определите, что произойдет.

Миллион лет, друзья, вовсе не такой уж долгий срок. Даже за миллион лет вам это не удастся.

Внизу, разумеется, были машины. Ничего иного и быть не могло.

Однако машины походили на игрушечные – как будто собрал их ребенок, преисполненный ощущений богатства и всемогущества, в день, когда ему подарили настоящий дорогой «Конструктор».

Там были валы, бобины, эксцентрики и батареи сверкающих хрустальных кубиков, которые, возможно, выполняли роль электронных устройств, хотя никто не знал этого доподлинно.

Вся эта техника занимала многие кубические мили и под лучами светильников, вмонтированных в шлемы землян, блестела и переливалась наподобие новогодней елки, словно была отполирована всего за час до их прихода. Однако стоило Лоуренсу перегнуться через перила пандуса и провести рукой в перчатке по блестящей поверхности вала, как пальцы его перепачкались пылью – мелкой, точно мука, пылью.

Семеро все спускались по спиральному пандусу, пока у них не закружилась голова, и отовсюду, насколько удавалось разглядеть в частично рассеянной мгле, вдаль уходили машины, тихие и неподвижные. Всем казалось (хотя никто не мог толком обосновать это впечатление), что машины бездействуют несчетные века.

Одни и те же вновь и вновь повторяющиеся детали – бессмысленный набор валов, бобин, эксцентриков и батарей из сверкающих хрустальных кубиков.

Наконец спуск закончился площадкой, которая тянулась во все стороны, насколько можно было охватить взглядом при скудном освещении; высоко вверху переплетались паутинообразные конструкции – по-видимому, они служили крышей, – и на металлическом полу была расставлена мебель (или то, что люди приняли за мебель).

Семеро сбились тесной кучкой; их светильники вызывающе пронизывали мглу, сами же они необычно притихли в темноте, в безмолвии и тени иных веков, иных рас.

– Контора, – нарушил молчание Дункан Гриффит.

– Или пункт управления, – произнес инженер-механик Тед Баклей.

– А может быть, бытовка, – возразил Тэйлор.

– Не исключено, что здесь находился ремонтный цех, – предположил математик Джек Скотт.

– Не приходит ли вам в голову, джентльмены, – сказал геолог Герберт Энсон, – что это может оказаться ни тем, ни другим и ни третьим? Возможно, увиденное нами не связано ни с какими известными нам понятиями.

– Остается только одно, – ответил археолог Спенсер Кинг, – по возможности лучше перевести все увиденное на язык известных нам понятий. Вот я, например, предполагаю, что здесь находилась библиотека.

Лоуренс подумал словами басни: «Однажды семеро слепцов повстречали слона…» Вслух он сказал:

– Давайте начнем с осмотра. Если мы не осмотрим это помещение, то никогда о нем ничего не узнаем.

Они осмотрели… И все равно ничего не узнали.

Взять, например, картотеку. Очень удобная вещь. Выбираете некое пространство, облекаете его сталью – вот вам место хранения. Вставляете выдвижные ящички, кладете туда хорошенькие чистенькие карточки, надписываете эти карточки и размещаете их в алфавитном порядке. После этого, если вам нужна какая-то определенная карточка, вы ее почти наверняка найдете.

Важны два фактора – пространство и нечто в нем заключенное, – чтобы отличить от другого пространства, чтобы в любой момент можно было отыскать место, предназначенное вами для хранения какой-то конкретной информации. Ящички и карточки, расставленные в алфавитном порядке, – всего лишь усовершенствование. Они подразделяют пространство так, что вы можете мгновенно указать любой его сектор.

Таково преимущество картотеки над беспорядочным хранением всех нужных предметов в виде кучи, сваленной в углу комнаты. Но попробуйте представить себе картотеку без ящичков.

– Эге, – воскликнул вдруг Баклей, – а эта штука легкая. Подсобите-ка мне кто-нибудь.

Скотт быстро выступил вперед; вдвоем они подняли с пола ящик и встряхнули его. Внутри что-то громко загремело. Они снова поставили ящик на пол.

– Там внутри что-то есть, – взволнованно прошептал Баклей.

– Да, – согласился Кинг. – Бесспорно внутри что-то есть.

– Что-то гремящее, – уточнил Баклей.

– А мне кажется, – заявил Скотт, – что звук скорее походит на шорох, чем на грохот.

– Не много же нам пользы от звука, – сказал Тэйлор, – коль скоро мы не можем добраться до содержимого. Если только и делать, что слушать, как вы, ребята, трясете эту штуковину, выводов будет маловато.

– Нет ничего проще, – пошутил Гриффит. – Штуковина-то четырехмерная. Произнеси волшебное слово, ткни рукой в любой ее угол, – и вытянешь то, что нужно.

Лоуренс покачал головой.

– Прекрати насмешки, Дунк. Тут дело серьезное. Кто-нибудь из нас представляет, как сделана эта штука?

– Да никак она не сделана, – взвыл Баклей. – Ее просто-напросто не делали. Невозможно взять листовой металл и сварганить из него куб без спаев или сварочных швов.

– Сравни с люком на поверхности, – напомнил Энсон. – Там тоже ничего не было видно, пока мы не вооружились сильной лупой. Так или иначе, ящик открывается. Ведь кто-то уже открывал его – когда положил туда что-то гремящее.

– А он бы не клал, – добавил Скотт, – если бы не знал способа извлечь назад.

– Но может быть, – предположил Гриффит, – он запихнул сюда то, от чего хотел избавиться.

– Мы могли бы распилить ящик, – сказал Кинг. – Дайте фонарь.

Его остановил Лоуренс:

– Один раз мы уже так поступили. Мы вынуждены были взорвать люк.

– Эти ящики тянутся здесь на полмили, – заметил Баклей. – Все стоят рядком. Давайте тряхнем еще какие-нибудь.

Встряхнули еще с десяток. Громыхания не услышали.

Ящики были пусты.

– Все вынуто, – печально проговорил Баклей.

– Пора уносить отсюда ноги, – сказал Энсон. – От этого места меня мороз по коже пробирает. Вернемся к кораблю, присядем и обсудим все толком. Ломая себе голову здесь, внизу, мы свихнемся. Взять хоть эти пульты управления.

– Да может, они вовсе не пульты управления, – одернул его Гриффит. – Следи за собой: не надо делать якобы очевидные, а в действительности поспешные выводы.

– Что бы это ни было, – вмешался в спор Баклей, – есть же у них какое-то целевое назначение. Как пульты они пригодились бы больше, чем в любом другом качестве, спорь – не спорь.

– Но ведь на них нет никаких индикаторов, – возразил Тэйлор. – На пульте управления должны быть циферблаты, сигнальные лампочки или хоть что-нибудь такое, на что можно смотреть, а также кнопки.

– Не обязательно такое, на что может смотреть человек, – парировал Баклей. – Иная раса сочла бы нас безнадежно слепыми.

– У меня есть зловещее предчувствие неудачи, – пожаловался Лоуренс.

– Мы опозорились перед люком, – подытожил Тэйлор. – И здесь мы тоже опозоримся.

– Придется разработать упорядоченный план исследований, – сказал Кинг. – Надо все разметить. Начинать сначала и по порядку.

Лоуренс кивнул.

– Нескольких человек оставим на поверхности, остальные спустятся сюда и раскинут лагерь. Будем работать группами и по возможности быстро определим ситуацию – общую ситуацию. А там уж заполним пробелы деталями.

– Начинать сначала, – пробормотал Тэйлор. – Где же тут начало?

– Понятия не имею, – признался Лоуренс. – У кого есть идеи?

– Давайте выясним, что здесь такое, – предложил Кинг. – Планета ли это или планетарная машина.

– Надо поискать еще пандусы, – сказал Тэйлор. – Здесь должны быть и другие спуски.

– Попробуем выяснить, как далеко простираются эти механизмы, – высказался Скотт. – Какое пространство занимают.

– И работают ли, – вставил Баклей.

– Те, что мы видели, не работают, – откликнулся Лоуренс.

– Те, что мы видели, – провозгласил Баклей тоном лектора, – возможно, представляют собой всего лишь уголок гигантского комплекса механизмов. Вовсе не обязательно им всем работать одновременно, По всей вероятности, раз в тысячелетие или около того используется какая-то определенная часть комплекса, да и то в течение нескольких минут, если не секунд. После этого она может простоять в бездействии еще тысячу лет. Однако часть эта должна быть готова и терпеливо дожидаться своего мига в тысячелетии.

– Стоило бы попытаться по крайней мере высказать грамотное предположение о том, для чего служат эти механизмы. Что они делают. Что производят, – сказал Гриффит.

– Но при этом держать от них руки подальше, – предостерег Баклей. – Тут потянул, там подтолкнул – хотел знать: что получится, – чтоб этого здесь не было. Один бог ведает, к чему это может привести. Ваше дело маленькое – лапы прочь, пока не будете твердо знать, что делаете.

Это была самая настоящая планета. Внизу, на глубине двадцати миль, исследователи увидели ее поверхность. Под двадцатью милями хитросплетенного лабиринта сверкающих мертвых механизмов.

Там был воздух, почти столь же пригодный для дыхания, как земной, и астронавты разбили лагерь на нижних горизонтах, довольные тем, что избавились от космических скафандров и живут как нормальные люди.

Но не было там света и не было жизни. Не было даже насекомых, ни единой ползающей или пресмыкающейся твари.

А ведь некогда здесь была жизнь. Ее историю поведали руины городов. Примитивная культура, заключил Кинг. Немногим выше, чем на Земле в двадцатом веке.

Дункан Гриффит присел на корточки возле портативной атомной плиты, протянув руки к желанному теплу.

– Переселились на планету Четыре, – заявил он с самодовольной уверенностью. – Здесь не хватало жизненного пространства, вот они и отправились туда и встали там лагерем.

– А горные работы вели на двух других планетах, – продолжил Тэйлор не без иронии. – Добывали остро необходимую руду.

Лоуренс, подавленный, ссутулился.

– Одно не дает мне покоя, – сказал он. – Мысль о том, что же кроется за всеми загадками, что гонит целую расу с родной планеты на чужую и зачем потрачена такая бездна времени на превращение родной планеты в машину. – Он обернулся к Скотту. – Ведь правда, нет никаких сомнений: это не что иное, как машина?

Скотт покачал головой:

– Не всю же ее мы видели, сам понимаешь. Тут нужны годы, а мы не в состоянии швыряться годами. Однако мы почти уверены: это машино-мир, покрытый слоем механизмов высотой в двадцать миль.

– К тому же механизмов бездействующих, – добавил Гриффит. – Жители этой планеты отключили все механизмы, изъяли все свои записи и все приборы, укатили и оставили пустую скорлупу. Точно так же, как покинули город на планете Четыре.

– Или же отовсюду были изгнаны, – уточнил Тэйлор.

– Нет, никто их не изгонял, – решительно возразил Гриффит. – Во всей системе нет следов насилия. Никаких признаков поспешности. Здешние обитатели не торопились, уложили все свое добро и не забыли ни единой мелочи. Ни одного ключа к тайне. Где-то же были чертежи. Нельзя строить и нельзя эксплуатировать такую махину, не располагая каким-то подобием карты или плана. Где-то должны храниться записи – ведь фиксировались же производственные результаты этого машино-мира. Однако мы ведь их не нашли! Это потому, что их увезли при отъезде.

– Не всюду же мы искали, – буркнул Тэйлор.

– Мы нашли помещения архивов, где, по законам логики, все это должно храниться, – возразил Гриффит, – однако не нашли орудий производства, не нашли ни единой записи и вообще ничего такого, что хоть косвенно намекало бы на чье-то былое присутствие.

– А вот ящики вверху, на последнем горизонте, – вспомнил Тэйлор. – Ведь если рассуждать логически, это место само собой напрашивается на обыск.

– Мы их встряхивали, – заметил Гриффит, – все пустые.

– Все, кроме одного, – настаивал Тэйлор.

– Я склонен верить в твою правоту, Дунк, – сказал Лоуренс. – Здешний мир покинут, обобран и брошен на съедение ржавчине. Вообще-то мы могли догадаться, как только обнаружили, что он беззащитен. Разумные существа предусмотрели бы какие-то средства обороны – скорее всего, автоматические, – и если бы нас не хотели впускать, мы бы здесь никогда и не очутились.

– Окажись мы поблизости в ту пору, когда этот мир функционировал, – поддержал Гриффит, – нас бы разнесло вдребезги, прежде чем мы его хоть одним глазком увидели.

– Пожалуй, великая была раса, – задумчиво сказал Лоуренс. – Одна лишь экономика такой планеты способна любого бросить в дрожь. Чтобы создать такую планету, надо было веками затрачивать на это рабочую силу всей расы целиком, а создав, надо было веками держать планету-машину на ходу. Это означает, что местное население тратило минимум времени на добывание пищи и производство миллионов вещей, употребляемых в быту.

– Они упростили свои образ жизни и свои нужды, – сказал Кинг, – сведя все к самому необходимому. Одно уже это само по себе – признак величия.

– Притом же они были фанатики, – высказался Гриффит. – Не забывайте этого ни на миг. Подобный труд по плечу лишь тем, кто одержим всепоглощающей, слепой, однобокой верой.

– Но зачем? – удивлялся Лоуренс. – Зачем выстроили эту махину?

Все промолчали, только Гриффит тихонько хмыкнул.

– Даже ни одного предположения? – подзадорил он. – Ни одной осмысленной гипотезы?

Из тьмы, окутывающей крохотный кружок света от включенной плиты, медленно поднялся высокий человек.

– У меня есть гипотеза, – сознался он. – Вернее, мне кажется, я знаю, в чем тут дело.

– Послушаем Скотта, – громогласно объявил Лоуренс.

Математик покачал головой.

– Нужны доказательства. Иначе вы заподозрите, что я рехнулся.

– А доказательства отсутствуют, – скептически заметил Лоуренс. – Нет здесь доказательств чего бы то ни было.

– Я знаю место, где есть доказательство, – не утверждаю с уверенностью, но, возможно, оно там есть.

Все сидящие тесным кругом возле плиты затаили дыхание.

– Помнишь тот ящик? – продолжал Скотт. – Тот самый, о котором только сейчас упоминал Тэйлор. Тот, где что-то гремело при встряхивании. Тот, который нам не удалось открыть.

– Мы по-прежнему не можем его открыть.

– Дайте мне инструменты, – попросил Скотт, – и я открою.

– Это уже было, – мрачно сказал Лоуренс. – Мы уже проявили бычью силу и ловкость, открывая тот злополучный люк. Нельзя же все время применять силу при решении задач. Здесь не сила нужна, а понимание.

– По-моему, я знаю, что там гремело, – гнул свое Скотт.

Лоуренс промолчал.

– Послушай-на, – не унимался Скотт. – Если у тебя есть какая-нибудь ценная вещь, которую ты хочешь сберечь, что ты с ней делаешь?

– Да в сейф кладу, – не задумываясь ответил Лоуренс.

В длинных мертвых пролетах исполинской машины воцарилось молчание.

– Нет и не может быть надежнее места, – снова заговорил Скотт, – чем ящик, который не открывается. В таких ящиках хранилось что-то исключительно важное. Но одну вещицу хозяева планеты забыли захватить – где-то они недоглядели.

Лоуренс медленно поднялся с места.

– Достанем инструменты, – сказал он.

…Внутри оказалась продолговатая пластина, весьма заурядная на вид, с симметрично пробитыми отверстиями.

Скотт взял ее в руку, и рука его задрожала.

– Надеюсь, ты не разочарован, – горько сказал Гриффит.

– Ничуть, – ответил Скотт. – Именно это я и предполагал.

Все дожидались продолжения.

– Не будешь ли ты любезен… – не вытерпел Гриффит.

– Это перфокарта, – пояснил Скотт. – Ответ некой задачи, введенной в вычислительную машину.

– Но мы ведь ее не расшифруем, – огорчился Тэйлор. – Никакими силами не установишь, что она означает.

– Ее и незачем расшифровывать, – усмехнулся Скотт. – Она и так рассказывает, что здесь такое. Эта машина – весь мир в целом – представляет собой вычислительное устройство.

– Что за бред! – воскликнул Баклей. – Математическое…

– Не математическое, – Скотт покачал головой. – По крайней мере не чисто математическое. Нечто более значительное. Логическое, по всей вероятности. Возможно, даже этическое.

Он оглядел присутствующих и прочел на их лицах все то же неверие, развеять которое до конца едва ли удастся.

– Да посудите же сами! – вскричал он. – Бесконечная повторяемость, монотонная одинаковость всей машины. Таково и есть вычислительное устройство – сотни, или тысячи, или миллионы, или миллиарды интегрирующих схем, сколько бы их ни было нужно, чтобы ответить на поставленный вопрос.

– Есть же какой-то фактор ограничения, – пробубнил Баклей.

– На всем протяжении своей истории, – ответил Скотт, – человечество не слишком-то обращало внимание на такие факторы. Оно упорно делало свое дело и преодолевало все мыслимые факторы ограничения. Очевидно, здешняя раса тоже не слишком-то обращала на них внимание.

– Есть такие факторы, – упрямо твердил Баклей, – которыми попросту невозможно пренебречь.

У мозга – свои ограничения. Он ни за что не станет познавать самого себя. Он слишком легко забывает – забывает слишком многое и всегда именно то, что следовало помнить. Он склонен к терзаниям, а для мозга это – почти равносильно самоубийству. Если чрезмерно напрягать мозг, он находит убежище в безумии. И наконец, он умирает. Умирает как раз тогда, когда становится полноценным. Поэтому создают механический мозг-гигант, двадцатимильным слоем покрывающий планету с Землю величиной, – мозг, который займется животрепещущими проблемами, и никогда ничего не забудет, и с ума не сойдет, ибо ему неведомо смятение.

Сорваться после этого с места и покинуть такой мозг – двойное безумие.

– Все наши догадки бессмысленны и никчемны, – сказал Гриффит. – Никогда мы не узнаем, для чего служил этот мозг. Вы упорно исходите из предпосылки, будто хозяева этой планеты были гуманоидами, а ведь столько же шансов за то, что они отнюдь не гуманоиды.

– Предположение о том, что они в корне отличаются от нас, совершенно абсурдно, – возразил Лоуренс. – В городе на Четвертой могли бы поселиться люди. Обитатели той планеты сталкивались с теми же техническими проблемами, что встали бы и перед нами, если бы мы затеяли подобное начинание; выполнили они все в том же стиле, какого придерживались бы и мы.

– Ты не учитываешь того, что сам же так часто подчеркиваешь, – сказал Гриффит. – Не учитываешь фанатической тяги, которая заставила их пожертвовать решительно всем во имя великой идеи. Мы, как ни бейся, не достигли бы столь тесного и фанатического сотрудничества. Один допустил бы грубейшую ошибку, другой перерезал бы горло третьему, четвертый потребовал бы следствия, а там оказалось бы, что вся свора спущена с цепи и лает на ветер.

– Они были последовательны, – продолжал Гриффит. – Ужасающе последовательны. Здесь нет жизни. Мы не зарегистрировали ни малейшего признака жизни, отсутствуют даже насекомые. А почему, как ты думаешь? Не потому ли, что жук мог бы запутаться в шестернях или еще где-нибудь и нарушить весь комплекс? Поэтому жукам пришлось вымереть.

Помолчав, Гриффит вскинул голову:

– Если на то пошло, хозяева планеты сами напоминают жуков. Вернее, муравьев. Муравьиную колонию. Там и тут бездушное общество взаимных услуг в слепом, но разумном повиновении неуклонно движется к намеченной цели. А коли так, друг мой, то твоя гипотеза, будто вычислительная машина применялась для разработки экономических и социальных теорий, – просто вздор!

– Это вовсе не моя гипотеза, – поправил его Лоуренс. – Всего лишь одно из нескольких предположений. Есть и другое, не более спорное: они пытались разгадать тайны Вселенной – отчего она существует, что собой представляет и куда движется.

– И каким образом, – прибавил Гриффит.

– Ты прав. И каким образом. А если этим занимались, то, я уверен, не из праздного любопытства. Значит, был какой-то серьезнейший стимул, что-то вынуждало к этому занятию.

– Продолжай, – усмехнулся Тэйлор. – Я жду с нетерпением. Доскажи свою сказку до конца. Они проникли во все тайны Вселенной и…

– Едва ли проникли, – спокойно проговорил Баклей. – Чего бы они ни добивались, вероятность того, что им удалось получить окончательный ответ, ничтожно мала.

– Что касается меня, – проговорил Гриффит, – я склонен думать, что они своего добились. Иначе зачем было покидать планету и бросать эту гигантскую машину? Они нашли то, что искали, вот им и стал не нужен ими же созданный инструмент познания.

– Ты прав, – подхватил Баклей. – Инструмент стал не нужен, но не потому, что сделал все возможное и этого оказалось достаточно. Его забросили, потому что он слишком маломощен, он не в состоянии решить задачу, которая подлежит решению.

– Слишком маломощен! – возмутился Скотт. – Да ведь в таком случае всего и заботы-то было нарастить вокруг планеты еще один ярус!

Баклей покачал головой:

– Помнишь, я говорил о факторах ограничения? Так вот, перед тобой фактор, которым не так-то просто пренебречь. Подвергни сталь давлению в пятьдесят тысяч фунтов на квадратный дюйм[15]15
  3,5 тонны на квадратный сантиметр


[Закрыть] – и она потечет. Здесь-то, должно быть, металл воспринимает гораздо большее давление, но и у него есть предел прочности, выходить за который небезопасно. На высоте двадцати миль над поверхностью планеты ее хозяева достигли этого предела. Уперлись в тупик.