Текст книги "НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 13"

Автор книги: Еремей Парнов

Соавторы: Роман Подольный,Георгий Гуревич,Всеволод Ревич,Владимир Фирсов,Виктор Комаров,С. Алегин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

«Вскоре патриотизм начал принимать уродливые формы. Появилась какая-то нелепая националистическая организация под названием «Поможем страдающему Эдо!». Члены этой организации устраивали шумные сборища, на всех зданиях, на всех углах расклеивали плакаты и лозунги.

– Спасем эпоху Эдо от когтей заморских чудовищ! – надрывались ораторы – Создадим там высокоразвитую современную промышленность. Сделаем землю наших предков самой передовой страной девятнадцатого века! Мы уж покажем всем захватчикам, и бывшим и будущим! Граждане, дорогие братья, помогайте эпохе Эдо, помогайте Японии подготовиться ко второй мировой войне, чтобы нам не пришлось пережить поражение, которое мы уже пережили!..»

Вот он, ответ Сакё Комацу этим рассказом продолжает линию, намеченную «Повесткой о мобилизации». Он обнажает душу националиста, перетряхивает примитивный ура-патриотический хлам, чтобы найти на самом дне живучих микробов реваншизма! И чем дальше, тем декларативней раскрывает писатель свой замысел.

«Не меньшую жалость вызвала и довольно многочисленная толпа самураев, оставшаяся у нас. Двое покончили жизнь самоубийством, сделав себе харакири. Пятеро потеряли рассудок и теперь прозябают в психиатрической клинике. Наиболее спокойные и рассудительные из самураев смирились со своей участью и решили включиться в современную жизнь. Некоторые читают лекции о нравах и обычаях эпохи Эдо, другие устроились на работу в музеи национальной культуры. Кое-кто пытается заняться духовным воспитанием молодежи (выделено мной. – Е.П.) Эти люди не носят больше прическу тенмагэ и по внешнему виду ничем не отличаются от прочих граждан. Но где бы они ни находились, чтобы ни делали, прошлое столетие живет в их сердцах…»

И далее: «Нет, нет, как бы ни светило солнце, какими бы яркими ни были краски, все равно за всем этим стоит черный призрак прошлого. Сколько еще поколений должно смениться чтобы этот призрак развеялся навсегда? А вдруг прошлое оживет и с яростью одержимого вонзит свои страшные кривые когти в настоящее?…»

Здесь четко сформулировано авторское кредо – ключ ко всему «временному» циклу Сакё Комацу. Японский писатель намного увеличил возможности фантастики, расширив ее до границ политической публицистики.

Рассказы «Продается Япония», «Новый товар», «Теперь, так сказать, свои…» и «Камагасаки 2013 года» являются, по сути дела, памфлетами. Писатель пристально всматривается в текучие воды сегодняшнего дня, в которых невозвратимые мгновения подводят итог прошедшему и формируют облик грядущего.

Неприкрытый империалистический разбой, кабальный договор, подавление человека и превращение его в автомат – вот он, итог прошлого. Но это и стартовая площадка, с которой ежесекундно взлетает ракета завтрашнего дня. Каким же будет оно, это завтра? Электронно-кибернетической нищетой? Камагасаки 2013 года? Остановитесь! Одумайтесь! Попробуйте вырваться из этого безумного беличьего колеса! Вот к чему призывает читателя Сакё Комацу. Эта же проблема пронизывает и роман Кобо Абе «Совсем как человек». Это, прежде всего, современный интеллектуальный роман. В нем почти нет действия, экспозиция намечена легкими фрагментарными штрихами. Основное место занимают диалог и внутренний монолог.

Повествование – подобно дуэли, стремительному поединку, в котором обыкновенный человек скрестил клинок с шестируким Шивой. Кажется, обычная человеческая логика побеждает. Молниеносно отыскивает она ошибку в игре партнера и резким ударом выбивает оружие. Этот резкий удар всегда чуточку запаздывает, потому что читатель успевает нанести его на какое-то мгновение раньше, чем автор радиопрограммы «Здравствуй, марсианин!». Но оба они готовы торжествовать победу одновременно. Ведь это победа человеческой логики, выход из странной двусмысленной, какой-то неловкой даже, ситуации. И в этот момент оба забывают, что фехтуют с Шивой. Победа логики автоматически превращает их загадочного партнера в человека. Только человек может погрешить против формальной науки, разработанной еще Аристотелем, только человек способен прибегнуть к софизму и неправильно построить силлогизм. И в этом главная ошибка сэнсэя и читателя, который покорно следует за ним. В момент окончательного торжества логики в другой руке Шивы возникает новая шпага. Победа оборачивается поражением, а поражение – победой. Раскрыв матрешку, мы обнаруживаем в ней другую, но больших размеров. Странное, двойственное ощущение, подобное соучастию в потере рассудка. И поединок выходит на новую, более широкую и опасную арену.

Душевный мир сэнсэя близок и понятен нам, а ловкость и стремительность нападений «марсианина» пугают читателя. Здесь та же непостижимость и сумеречность, которую продемонстрировал Камю в своем «Незнакомце», та же потаенная, интуитивно угадываемая фальшь, которая прячется за словопрениями анонимных героев «Золотых плодов» Натали Саррот.

Но свести суть романа к поединку человека с многоруким божеством было бы непростительным упрощением «Марсианин» в той же мере олицетворяет человеческое начало, что и сэнсэй. Мы так и не узнаем, что привело создателя популярной радиопрограммы в психиатрическую больницу. Может быть, душу его опалило дыхание чужого безумия. Ведь он и так был измучен астмой, выбит из привычной колеи. И тут еще западный ветер, навстречу которому радостно распахиваются окна. Но в комнате сэнсэя спущены все шторы и только настольная лампа воспаленным огнем пробивается сквозь плотный табачный дым. Отчего это? Разве это не признак душевного надрыва? Угнетенного состояния? Психической ущемленности? Герой и сам говорит о своем скверном душевном состоянии.

Но могло случиться иное. Сэнсэя могла доконать встреча с Невероятным, которое нарядилось в одежды обыденного. Наконец, третий вариант. Все, о чем рассказывает сэнсэй, – чистейший бред или болезненно преломленные картины самых тривиальных событий. Можно выдвинуть еще одну версию. Согласно ей, все, о чем мы прочли в этой исповеди, – только заключительный этап неведомого нам пути. И отчего бы нет? «Марсианин» и его жена действительно нашли в сэнсэе своего несчастного сотоварища. Более того, нетрудно выдвинуть еще несколько подобных предположений, для каждого из которых в романе есть своя особая зацепка.

Но всякий анализ неизбежно заканчивается синтезом. Все мыслимые и немыслимые версии равно оправданны и равно ошибочны. Все они укладываются в этот удивительный роман. В том-то и дело, что Кобо Абэ сознательно выбивает почву из-под ног определенности и однозначности.

Остается сказать, зачем он это делает.

Вот заключительные строки романа, последние слова этой беспримерной исповеди:

«Ежедневно в определенный час ко мне приходят врач и медицинская сестра. Врач повторяет одни и те же вопросы. Я храню молчание, и сестра измеряет его продолжительность хронометром.

А вы на моем месте смогли бы ответить? Может быть, вам известно, как именно требуется отвечать, чтобы врач остался доволен? Если вам известно, научите меня. Ведь молчу я не потому, что мне так нравится…»

Все эти вопросы обращены прямо к читателю. Как же он ответит на них, что посоветует несчастному сэнсэю? В том-то и дело, что читатель не знает ответа. Потому что он, как и сэнсэй, не понимает, чем кончился поединок с многоруким существом. Потому что его, как и сэнсэя, потрясли большие матрешки, выпрыгивающие из маленьких.

Таковы паллиативы логического фехтования, последствия софизмов, побед, оборачивающихся поражениями, и отступлений, которые готовят разгром.

Итак, зачем все это?

Несмотря на всю многозначность романа «Совсем как человек», основная его мысль совершенно конкретна сэнсэй терпит поражение не в словесных схватках, его печальный финал не есть следствие одного лишь нервного потрясения. Даже неумолимо приближающаяся к Марсу ракета, нависшая над ним, как дамоклов меч, поскольку безжизненный Марс выбивает почву из-под ног радиопрограммы «Здравствуй, марсианин!», – всего лишь повод для крушений, а не его причина.

Сэнсэй не выдержал столкновения с окружающим миром, миром вещей и денег, мимолетных сенсаций и искусственного раздувания бумов, с миром, где человек – всего лишь необходимый придаток, который легко заменить другим, новым, еще не налаженным механизмом. Между машинами, между узлами и деталями машин нет и не может быть взаимопонимания. Если же оно возникло, то это означает, что человек пробуждается для борьбы.

Взаимопониманию людей, каждый из которых ясно осознает свою принадлежность к человечеству, посвятил Кобо Абэ свою необычную книгу. Жестокую и правдивую, как и все его творчество. И не случайно проблеме «Готовы ли люди к встрече с будущим?» суждено было занять главное место на Токийском симпозиуме.

Представители пяти стран собрались в Токио, чтобы обсудить коренные проблемы научной фантастики Это мало по сравнению с 90 странами – участницами ЭКСПО-70, но все же токийский симпозиум был подлинным всемирным форумом, ибо литература, которая выходит на русском, английском и японском языках, составляет свыше 90 процентов мировой научной фантастики…

Какие же проблемы обсуждали в Токио и Нагоя фантасты Японии, Англии, США, Канады и Советского Союза? К чему они в итоге пришли?

Научная фантастика, еще совсем недавно считавшаяся литературой второго сорта, завоевала ныне необыкновенно широкую аудиторию. Научно-фантастические книги печатаются большими тиражами, различные издательства выпускают альманахи и сборники, повсеместно организуются клубы любителей фантастики. Как показали представленные на симпозиуме обзоры, фантастика существует ныне во многих странах мира.

В чем же причина ее популярности? В остросюжетности? В стремительности развития действия и неожиданности развязки? Ведь именно эти качества сделали фантастику достойной соперницей детектива. А может быть, есть нечто, делающее фантастическую литературу совершенно уникальной?

В настоящее время четко видны сдвиги, происшедшие в фантастике за последние годы. Фантастика отошла от технологии и обратилась к точным наукам, философским и социальным проблемам. И это тесно связано с особенностями науки сегодняшнего дня. Открытие странных частиц и резонансов, поиски единой картины физического мира, проникновение в область пространства мегамира и в ультрамалые области элементарных ячеек, ферментативный синтез белка, расшифровка наследственного кода, создание «думающих» машин, моделирование эмоций и многое другое – все это наложило отпечаток и на сознание людей и, естественно, на литературу.

Секрет популярности научной фантастики не только в том, что она прививает интерес к науке, «вербует» в нее увлеченную молодежь, знакомит широкую общественность с научными методами познания, воспитывает научное мышление. Главный эффект ее воздействия заключен в вовлечении читателя в круг столкновений человеческих характеров, взглядов, стремлений. При этом конфликты разыгрываются не столько вокруг личных взаимоотношений героев, сколько вокруг поисков лучших путей к истине. Все личное, мелкое отступает перед величием этой истины, на которую не может быть монополии, перед которой одинаково равны и академик, и лаборант. Атмосфера поиска, напряженная, незатихающая битва идей, наконец, сопереживание с героями – именно это раскрывает перед читателем гуманный или, напротив, преступный путь, по которому могут быть направлены завоевания науки. Именно это ищет читатель, и прежде всего молодой, на страницах фантастических книг, а не пророчества по поводу развития науки через тысячу лет.

Многочисленные читательские конференции показали, что благодаря фантастике значительная часть вчерашних студентов была вовлечена в науку. Можно привести любопытные статистические данные 60 процентов московских студентов-физиков избрали свою специальность под влиянием тех или иных фантастических книг. Это – знамение времени. Научное творчество немыслимо без полета фантазии, без логического исследования самых парадоксальных и отнюдь не самоочевидных проблем. На роль фантастики в выборе своего научного пути неоднократно указывал пионер звездоплавания Циолковский, имена писателей-фантастов упоминались на пресс-конференциях наших космонавтов.

Фантастика, как правило, отражает сегодняшний день науки независимо от века, в котором протекает действие произведения. Основные герои фантастики – ученые нашего времени, люди, с которыми встречался почти каждый человек на заводе, животноводческой ферме, в учебном заведении или больнице. Воображение писателя наделило их волшебной властью над пространством и временем, жизнью и мертвой природой. Эти люди могут делать то, что делают или только мечтают свершить наши современники. Есть лишь одна существенная разница. Герои фантастических произведений все делают гораздо лучше и быстрее, в итоге они способны творить чудеса, вполне объяснимые, однако, постулатами воображаемых наук будущего. Поэтому читатель может проследить весь путь научной идеи от ее возникновения до конкретного воплощения в какие-то пусть совершенно фантастические формы. И не так уж важно при этом, в каком точно веке действуют эти знакомые и понятные люди.

И если фантастика, как литература, прямо часто не задается целью популяризации научных идей, то в своей внутренней логике, в принципах анализа она непосредственно приближается к науке. Для нее характерно как бы размышление вслух о путях и превращениях идей. Писатель-фантаст всегда ставит эксперимент. Даже если это веселый эксперимент, что характерно, скажем, для юморесок Синити Хоси, или трагический, как это часто имеет место в творчестве Фредерика Пола, представлявшего на симпозиуме фантастов Америки.

Нельзя упрекать писателя за якобы «ненаучность» посылки, теория относительности запрещает путешествие в прошлое, однако машина времени давно уже стала традиционным атрибутом фантастики. В одном из рассказов Сакё Комацу – президента Всемирного симпозиума и известного японского фантаста – существует даже постоянно действующий туннель из современности в эпоху Эдо. Но путь развития фантастической посылки уже не должен грешить против истины. Здесь требуется самая строгая достоверность. Точно так же обстоит дело и с конечными выводами. Они целиком мотивируются характером посылки. Поэтому они предполагают однозначность решения, его доказанность. И здесь любая ошибка, любая неточность могут стать роковыми. Стоит утратить доверие читателя даже на незначительном эпизоде, и не спасут тогда ни острый сюжет, ни блистательное описание далеких миров.

С другой стороны, точное и достоверное развитие даже самой противоречащей очевидности посылки не противоречит принципам научной фантастики. Такой прием характерен и для науки. Естественно, что многие авторы пользуются и развитием идеи «от противного» и приведением идеи «к абсурду». Уподобление художественного произведения геометрическим теоремам, конечно, не предполагает полной аналогии между ними Речь идет лишь о внутренних аналогиях в методе. Приемы же здесь совершенно различные. И научная фантастика всегда будет оставаться литературой, она никогда не станет наукой. С этим, я думаю, в конце концов согласились все участники симпозиума. Даже такой «фантастический технократ», как Артур Кларк, предсказавший в свое время спутник связи.

Сближение науки и искусства – характерная тенденция нашего века. Оно идет сразу по нескольким направлениям. И если сегодня к примеру, анализом поэтики Пушкина и Маяковского успешно стали заниматься математики, то можно только гадать, в какие формы выльется рождающаяся на наших глазах научная эстетика. С ее проявлениями мы встречаемся повсеместно. От исследователей часто можно услышать слова вроде «красивая формула», «изящный вывод», «ювелирный эксперимент». Это не случайное сочетание слов Пол Дирак, получив свою знаменитую формулу, открывшую окно в антимир, долго сомневался в ее физическом смысле. Но формула была красива, и, как говорят, это решило дело. Важнейшая формула квантовой механики прошла проверку эстетикой!

Фантастика вносит в научную проблему недостающий ей человеческий элемент. Она становится или должна стать своеобразным эстетическим зеркалом науки. Неоднократно высказывалась мысль, что в фантастике ученые увидят то, что иногда трудно осмыслить им самим, – действие их открытий и опыта в жизни и в человеке, причем не только положительное, но иногда и трагически вредное.

В последнем случае имеется в виду так называемый «роман-предупреждение». Это вид литературы, блестящими представителями которого на симпозиуме были Джудит Меррил (Канада) и Брайан Олдис (Великобритания), имеет давние традиции. Еще Джек Лондон фантастически гипертрофирует в романе «Железная пята» современные ему тенденции американской жизни, предупреждая о грядущем тоталитаризме финансовой олигархии. Поэтому вряд ли правы те, кто называет «роман-предупреждение» детищем атомного века. О чем бы ни говорилось в таком романе – об атомной войне или об угрозе возрождения нацизма, о механизации человечества или просто о негативных сторонах отдельно взятого научного открытия, – прежде всего разговор идет о личной ответственности ученого перед обществом. В этом проявляется не только свойственная настоящей фантастической литературе гуманистическая, гражданственная тенденция, но и обратная связь фантастики с ее питательной средой – наукой.

Но «роман-предупреждение» лишь тогда достигает своей цели, когда он не просто показывает зло, но вскрывает его социальные корни, активно с ними борется.

На токийский симпозиум приехали виднейшие фантасты Англии и США Советские читатели довольно хорошо знакомы с их творчеством. Достаточно упомянуть того же А.Кларка, большинство произведений которого переведено на русский язык.

Многое можно было бы сказать об индивидуальности творческой манеры этих прогрессивных писателей, о разнице в видении мира и оценках тех или иных событий. Но сегодня создается несколько парадоксальная ситуация. Дело в том, что и Кларк, и Олдис, и Пол, и Джудит Меррил, несмотря на все индивидуальные особенности их творчества, одинаково нетипичны для западной фантастики. Сколь бы громадными тиражами ни выходили их произведения, они буквально тонут среди океана «фантастики» иного рода. На Западе ее называют «нечистой».

«Нечистая» фантастика – это бульварщина, наполненная призраками, чудовищами, катастрофами, убийствами, порнографией. Мутный поток «Бэм», «Эмэс» и «Юл» призван, с одной стороны, оглушить читателя, посеять страх и неверие в свои силы, в возможность предвидения и управления будущим.

«Бэм» – это литература так называемых ужасов и чудовищ. Она наполнена страшилищами, чудовищами-насекомыми, которые либо обрушиваются на Землю из космоса, либо подстерегают исследователей на далеких планетах.

Литература, скорее коллекция сумасшедших ученых, «Эмэс» в разных видах воспевает маньяков, совершивших страшное научное открытие, грозящее уничтожением планеты, полным истреблением людей. Есть еще один вид фантастического чтива, который тоже получил насмешливое название литературы катастроф, – «Юл». Здесь сверхъестественные взрывы сверхновых звезд уничтожают цивилизации, здесь сжигается пространство, аннигилирует вещество, ломается время, миры сталкиваются с кометами из антиматерии. Часто подобные кошмары являются не чем иным, как возрождением на атомном и космическом уровне средневекового мистицизма. У английского писателя Льюиса бог сражается с Сатаной на обитаемых планетах Солнечной системы. У Уолтера Миллера («Гимн Лейбовицу») на испепеленной атомной катастрофой Земле первой возрождается… римско-католическая церковь.

В таких произведениях проводится зашифрованная идея о том, что будущее нельзя конструировать по воле человеческой и оно, неизбежное, как злой рок, несет людям трагическую кончину. Смысл ее не мудрен: если наука сегодняшнего дня отдает свои лучшие силы на создание новейших видов вооружения, то вряд ли будущее внесет изменения в сложившуюся ситуацию.

С другой стороны, «нечистая» фантастика пытается представить, что если будущее не несет людям облегчения, то естественна мысль считать существующий порядок вещей наиболее благоприятным и надежным, сохранить настоящее и продлить его неизменным на многие века. Социальный рикошет этой фантастики заключается в укреплении капиталистического строя.

Советская фантастика всегда была проникнута духом оптимизма. И если говорить о связи научного мышления с фантастикой, то особенно следует сказать о жизнеутверждающем характере лучших произведений советской фантастической литературы.

Новые мотивы в разрешении социальных конфликтов будущего внесены и писателями-фантастами социалистических стран. Безысходной альтернативе – либо гибель человечества в огне термоядерной войны, либо дальнейшее развитие капиталистического общества до своего вырождения в автоматизированный ад – противостоит вера в силы разума, в возможность создания прочного и справедливого мира, вера в общество, свободное от эксплуатации.

Фантастике свойственно говорить о будущем. Именно это, собственно, и сделало ее любимым жанром молодежи. Она стала ныне могучим средством воспитания, активным орудием прогресса. Поэтому самым отрадным итогом токийского симпозиума явилась единодушная убежденность его участников в том, что писатели-фантасты должны бороться за светлое будущее.

«Будущее в наших руках» – эти слова на многих языках были написаны перед выходом из Башни Солнца.