355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Энтони Пирс » Жгучая ложь » Текст книги (страница 13)
Жгучая ложь
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 20:51

Текст книги "Жгучая ложь"


Автор книги: Энтони Пирс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Поспать толком ему так и не удалось – едва стемнело, из своих нор повылазили ночные твари. Сначала чуть пониже площадки, на которой стоял Пука, открылся лаз, и оттуда высунулась голова гоблина. Конь-призрак столкнул копытом камень, и гоблин счел за благо убраться. Пук знал, как опасны гоблины, когда они собираются толпой, но этот склон не был местом их обитания, а один приблудный гоблин серьезной угрозы не представлял.

Затем Пука принюхался и фыркнул – запах ему явно не понравился. Поначалу он чуть было не решил, что я уже протух, но в следующий миг услышал хлопанье крыльев и сообразил, что смрад исходит от гарпии. Впрочем, возможно, попахивало и от меня, ведь гарпия прилетела именно потому, что учуяла падаль. Она явно намеревалась меня сожрать, но, когда Пука предостерегающе заржал, встал на дыбы и зазвенел цепями, мигом пересмотрела свои планы.

– Ишь, раззвенелся – а чего ради? Гарпына – гарная дивчина, ей чужого не надо. Твоя добыча пусть тебе и остается. Я просто не думала, что лошади тоже едят мясо. Предупреждать надо, блинди блин!

Впрочем, я не уверен, что последние слова звучали именно так, но они были нехорошие. Возможно, даже поносные. Во всяком случае таившиеся за камнями мелкие твари понеслись кто куда, этак их разобрало. Но Пука остался на своем посту, хотя ему явно было не по себе.

Свою бессменную вахту мой верный друг нес до утра. Он считал, что оберегает мои останки для пристойного захоронения, тогда как в действительности предоставил мне возможность вернуться к жизни. Окажись я в брюхе у гоблина или у гарпии, исцеление заняло бы куда больше времени, хотя я и без того был намного мертвее, чем когда-либо до сих пор. Но все части моего тела находились в узле, да и песок с галькой пошли в дело. Талант работал исправно, и, когда утреннее солнце неохотно заглянуло в ущелье, я зашевелился. Чем встревожил Пуку, решившего, что по его недосмотру какой-то мелкий хищник сумел забраться в мешок. Не теряя времени, он заглянул внутрь.

– Привет, дружише, – сказал я. – Ну и досталось же мне на сей раз!

От удивления Пука едва не свалился с откоса.

С огромным трудом мне удалось сползти с листа. Воскресать вообще дело непростое, а ежели убит дважды – тем более. Я нуждался в отдыхе и еде, чтобы восполнить энергию, затраченную на исцеление.

– Слышь, Пука, ночью действительно прилетала гарпия? поинтересовался я. – Коли так, зря ты ее прогнал. Вызвал бы с ней аиста, то да се...

Ошарашенный Пука вытаращился так, словно на голове у меня выросли рога. Я и сам понял, что ляпнул совершенно несусветную чушь. Как вообще могла прийти мне в голову такая грязная мысль?

Сейчас-то мне все ясно, я тогда было невдомек. Грязь, смешавшаяся с моими останками, проникла в проломленную голову, породив в ней грязные помыслы. Хорошего в этом, конечно, мало, но, когда восстаешь из мертвых, не стоит сетовать по мелочам.

Через некоторое время Пука оправился от изумления и понюхал мою руку. Я сообразил, что до сих пор он не видел, как действует мой талант, поскольку всякий раз оказывался где-нибудь в другом месте – то удирал от драконов, то искал выход из пещеры свинопотамов, то сражался в тараском. Настала пора растолковать ему, что к чему.

– Не сомневайся, дружище, я жив-живехонек. Мой магический талант заключается в способности к самоисцелению. Проще говоря, ежели мне оттяпают руку или там ногу, я отращу новую, а коли убьют, через некоторое время воскресну. Правда, воскресать – дело долгое и трудное, но ты, должно быть, собрал все, что от меня осталось, в одну кучу, поэтому я и очухался так скоро. Спасибо, ты настоящий друг.

Пука стоял неподвижно, переваривая услышанное. Я с трудом поднялся на ноги и обнял его за шею. Замечу, что шеи у лошадей подходят для этого наилучшим образом – не то, что у кур.

– Вижу, ты прихватил и суму с чарами, и мой верный меч. Прекрасно. Пусть заклятия и перепутались, но кое на что они еще пригодятся.

Задание должно быть выполнено. Я огляделся и нахмурился:

– Послушай, а как нас занесло на этот склон?

Я припомнил, как Панихида любезно поднесла мне чашечку яду, но это не объясняло всего. От простого отравления я оправился бы быстрее и легче. Свежая, только что выращенная кожа не оставляла сомнений в том, что мне пришлось исцеляться после тяжких увечий. Да и одежда моя была изорвана в клочья.

Пука движением головы указал на Провал.

– Ты хочешь сказать, что эта девица сбросила меня туда? Ого! Надо думать, я превратился в мешок с костями.

Конь кивнул. Только сейчас я понял, чем ему обязан и как много значит для меня его дружба.

Мы возобновили подъем. Дело шло медленно, поскольку Пука устал, а у меня почти не было сил. С трудом карабкаясь по склону, я размышлял об услышанном от Панихиды.

Итак, она – дочка короля Громдена и не желает возвращаться в замок и выходить замуж за Иня. Памятуя о проклятии королевы, к этому можно отнестись с пониманием, но зачем ей потребовалось меня убивать? Не хочешь замуж – не выходи. Она могла сказать «нет» и отцу, и волшебнику Иню и попросить меня никому не рассказывать о ее местонахождении. Или, ежели я, на ее взгляд, не заслуживал доверия, могла покинуть свою хижину и найти другое тайное убежище. Жестокость ее казалась совершенно бессмысленной, и это раздражало меня, поскольку Панихида была весьма и весьма привлекательной женщиной. С которой я был бы счастлив...

Тут я заинтересовался ходом собственных мыслей. Само собой, многое из того, что приходило мне в голову, объяснялось попавшей туда грязью. Особой беды в этом вроде и не было – грязь ничем не хуже противного с виду и совершенно бесполезного серого вещества, – но ум мой работал несколько иначе, чем прежде, поскольку голова представляла собой нечто вроде яичницы-болтуньи с песком. По все видимости, я утратил большую часть обретенной с помощью К.И. мудрости, во всяком случае, на философские размышления меня больше не тянуло. Скорее всего хорошая встряска да изрядная доза песку свели на нет действие заклятия. А жаль, будь у меня побольше ума, я, возможно, сумел бы избежать многих бед.

Однако не требовалось быть великим мыслителем, дабы сообразить, что от Панихиды лучше держаться подальше, – надо полагать, она просто чокнутая. Ежели Инь собирается жениться на сумасшедшей, это его проблема – он волшебник и, вероятно, ухитрится с ней совладать. Я, правда, не понимал, как может человек пожелать связать свою судьбу с такой женщиной.

Впрочем, нет, понимал. Очень даже хорошо понимал. Во-первых, корона – вещь привлекательная, и, ежели иначе ее не заполучить, женишься хоть на курице. А Панихида не курица! Грязные мысли возбужденно зашевелились, и я зримо представил себе, как она выглядит без одежды и что можно... Впрочем, это несущественно. Так, глупость.

В любом случае моя задача не имела никакого отношения к Панихиде, женитьбе, проклятию и всему такому прочему. Мне следовало просто-напросто раздобыть объект, доставить его в замок и унести ноги, прежде чем Инь приволочет туда принцессу и у замка окончательно съедет крыша – как и у всех его обитателей. Близился полдень, когда мы с Пукой, к превеликому нашему облегчению, выбрались наконец на зеленое, поросшее густой, высокой травой плоскогорье с разбросанными тут и там купами фруктовых, ореховых и хлебных деревьев. Здесь можно было отдохнуть и основательно подкрепиться, что не помешало бы нам обоим.

Я сделал несколько шагов к ближайшему дереву – и наступил на черный камень. Последовала вспышка.

Даже если бы я не знал, что представляет собой черный камень, понять это не составляло труда, потому как стопа моя мигом окаменела. Однако и окаменевшей стопой я пнул черный камень с такой силой, что он долетел до края обрыва и покатился вниз, к морю. Склон и сам был каменистым, так что больших бед заклятие натворить не могло – окаменение грозило разве что гоблину или морскому чудищу. Пуку черные чары не коснулись.

Почувствовав, как затвердевает и вторая нога, я полез в суму, нашаривая противодействующее заклятие. Оно уже было израсходовано, но в тот момент я действовал не размышляя. Во-первых, голова моя была набита песком, а во-вторых, мало кто станет предаваться раздумьям, чувствуя, что превращается в камень.

В моей руке оказалась белая кукла. Первоначально она предназначалась для обмена телами, и я понятия не имел, чего ждать от нее теперь. Мне хотелось верить, что эта штуковина мне, поможет, а как – это уже другое дело. Мой поступок был продиктован отчаянием.

– Действуй! – воскликнул я, подняв куклу на головой.

Она вспыхнула, и в тот же миг я отчетливо увидел стрелку, указывающую на восток. Ага, стрелка. Стало быть, я задействовал белый компас, указывающий местонахождение объекта. Теперь я сумею отыскать его, ибо действие черного компаса, с которым я столкнулся на вершине горы, уже ослабевало. Инь предупреждал, что чем чары свежее, тем сильнее.

Однако для того, чтобы что-то найти, нужно дотуда дойти, а моя способность дойти куда бы то ни было вызывала сильные сомнения. Процесс окаменения продолжался. Возможно, то, что я мигом спихнул черный камень в пропасть, в какой-то мере ослабило его воздействие, тем не менее я превращался в статую.

Руки мои немели, волосы на голове становились тяжелыми и ломкими. Остекленело лицо. Дыхание замедлилось, а потом прекратилось вовсе, ибо каменные легкие слишком тяжелы, чтобы поддерживать этот процесс. С тяжелым стуком я упал на землю – хочется верить, что земля при этом не слишком пострадала. Окаменев полностью, я, разумеется, умер. Третий раз всего-навсего за два дня! Варварам свойственно стремиться к первенству, но честь поставить такой рекорд я предпочел бы предоставить кому-нибудь другому.

Пука смотрел на меня с неподдельной тревогой. Помочь мне он, разумеется, не мог, однако в отчаяние не впал, ибо, будучи животным смышленым, довольно быстро смекнул, что человек, вернувшийся к жизни после падения в Провал, скорее всего исцелится и от окаменения. Он приподнял меня, подхватил цепью и оттащил в тень того самого дерева, к которому я направлялся. Затем конь принялся пощипывать травку, одним глазом косясь на меня, а другим поглядывая по сторонам на случай появления какого-нибудь приблудного чудища.

Вокруг бурлила дикая жизнь Ксанфа, но, к счастью, хищников, опасных для Пуки, поблизости не оказалось. Не было также ни жуков-буровиков, ни альбатросов-каменотесов, ни клопов-рудокопов – короче, никого способного причинить вред каменной статуе.

С низким басовитым гудением с цветка на цветок перелетали летающие тарелки, им вторило тонкое жужжание летающих блюдец. Ни те, ни другие опасности не представляли. Они собирали нектар, так что, поймав одно из этих существ, можно было отведать сладкого лакомства прямо с тарелочки. Из кустов доносился горестный клич жалейки. Вообще-то она на человека не нападает, но, потревоженная, запросто может ужалить. Ужаленный жалейкой, как правило, проникается такой жалостью к себе, что тут же заливается горючими слезами. Тут главное держаться подальше от огня, чтобы не загореться. Я слышал, будто пролитые на землю горючие слезы никогда не пропадают даром – стрекозлы выискивают каждую лужицу, поскольку эти слезы великолепной топливо.

Усевшийся на ветку канюк канючил долго и занудливо, но в конце концов, очевидно, приняв меня за настоящую статую, уронил мне на нос катышек и улетел. Теперь я понял, почему скульптуры терпеть не могут птиц.

Настал вечер, сгустилась тьма, а Пука по-прежнему кругами ходил по поляне, карауля мое окаменевшее тело. Теперь он верил в мой талант и не сомневался в благополучном исходе.

Вера его была вознаграждена. Способность к самоисцелению вступила в противоборство с черным заклятием Яна и мало-помалу стала одолевать. Ночью ко мне вернулось дыхание, ибо голова и торс вновь обернулись плотью. Хорошо, что злой волшебник Ян ничего не знал о моем таланте и дал маху, полагая, будто заклятие окаменения способно покончить со мной раз и навсегда. Возникни у него хоть малейшее подозрение, что я способен раскаменеть, Ян наверняка разбил бы статую на мелкие кусочки и разбросал осколки куда подальше. Сомневаюсь, чтобы после этого мне удалось исцелиться. А если бы и удалось, то очень нескоро. Уж кто-кто, а Ян наверняка сумел бы использовать это время, чтобы взобраться на трон и нахлобучить корону.

Еще не расцвел рассвет, а мне уже удалось присесть. Пука удовлетворенно заржал – я оправдывал его надежды. Но не свои, поскольку обе ноги и левая рука еще оставались каменными, да и череп, признаться, был каким-то... каменистом. Обычно процесс исцеления ускорялся по мере приближения к завершению, на сей раз он, напротив, замедлилися.

Впрочем, удивляться не следовало, ведь в последнее время мне слишком уж часто приходилось прибегать к помощи своего таланта. Тараск меня покусал, стрекозлы чуть не сожгли, Панихида отравила и спихнула в Провал, Ян обратил в камень – и все это всего за какую-то пару дней. Причем в ряде случаев мне пришлось не просто исцеляться, а воскресать. Ни один талант не выдержит такой нагрузки.

Понимая это, я особо не волновался, ибо пребывал в уверенности, что через несколько часов, в крайнем случае дней магия восстановит полную силу и справится с остатками окаменения. А пока придется обходиться тем, что имеется.

Уже впоследствии, размышляя о случившемся тогда, я пришел к заключению, что мой талант оказался в каком-то смысле сбитым с толку. Слишком много энергии было затрачено на следовавшее одно за другим исцеления, так что в итоге талант будто утратил память о том, каким я должен быть на самом деле, и наличие каменной руки и каменных ног воспринял как должное. Впрочем, все это не более чем догадки, я понятия не имею о принципах действия магии.

Ухватившись за цепь стоявшею поблизости Пуки, я поднялся на ноги и тут же потянулся к деревьям, чтобы подкрепиться фруктами и орехами. Через некоторое время ко мне вернулась способность передвигаться самостоятельно, но ноги оставались каменными. В какой-то мере это напоминало хождение на ходулях – ходить-то можно, но далеко не уйдешь. Без верного друга мне пришлось бы туго.

К полудню я несколько восстановил силы и решил двинуться в путь. На сей раз у меня не было сомнений относительно направления – стрелка в моем сознании четко указывала дорогу. Правда, сама она выглядела какой-то расплывчатой, но это наверняка было следствием загрязнения моего ума. При все прочих издержках белый компас оказался задействованным вовремя, ибо, судя по всему, объект находился совсем неподалеку.

Мы двигались на восток вдоль Провала, и я не переставал удивляться тому, что никто не предупредил меня о существовании этой чудовищной пропасти, проглядеть которую решительно невозможно. А заодно гадал, что за объект может быть спрятан в этих местах.

Вскоре мы приблизились к притулившейся у самого обрыва хижине Панихиды. Стрелка указывала прямо на нее. Резонно решив, что объект находится где-то позади, я решил объехать избушку стороной. Но, по мере того как мы отклонялись к югу, стрелка поворачивалась. Она упорно указывала на жилище беглой принцессы!

Мне не очень хотелось снова оказаться у нее в гостях, но, когда мы отъехали на восток от хижины, стрелка указала на запад. Сомнений не оставалось – то, что я искал, находилось в логове этой сумасбродки.

Я вздохнул. Не хочется к ней соваться, а придется. Вряд ли Панихида обрадуется моему появлению, ведь она дважды убила меня, чтобы не дать заполучить искомое. А сейчас мне придется забрать это – не знаю что – у нее из-под носа, да желательно побыстрее, не то эта женщина наверняка найдет способ убить меня еще раз. Я не осуждал ее за нежелание возвращаться и подвергать опасности замок Ругна, но и позволить убивать себя по нескольку раз на дню не собирался, потому как смерть дело неприятное, а воскрешение – нешуточное.

Подъехав к дому, я спешился и постучал в дверь. Изнутри доносилась негромкая, приятная музыка, – видимо, хозяйка перебирала струны той тыквы, которую я у нее видел. Как только раздался стук, музыка, смолкла, и спустя мгновение Панихида открыла дверь. Завидя меня, она остолбенела – глаза полезли на лоб, рот раскрылся, а нежная кожа побледнела.

– Зашел кое-что забрать, – грубовато пробурчал я. По правде сказать, я не собирался ей грубить и не проявил учтивости лишь потому, что сердился на себя. А на себя я сердился потому, что не мог по-настоящему рассердиться на нее. Варвары все такие – несмотря на неоспоримые доказательства противного, они склонны верить, будто прекрасные женщины так же прекрасны внутренне, как и внешне. Мне ли не знать, что это за птица, однако, когда я смотрел на Панихиду, все содеянное ею со мной казалось не столь уж предосудительным. – Я только возьму что надо и уйду. Ну-ка, пусти меня.

Панихида, так и не вымолвив ни слова, отступила в сторону. Я проскочил мимо нее и проверил стрелку. Вот те на! Острие указывало прямо на хозяйку хижины.

– Ага, значит, это у тебя. Небось ты с самого начала все знала, только мне не сказала. Давай сюда!

– Ты мертв! – пролепетала она.

– Как бы не так! Я же говорил, что быстро лечусь. Нечего болтать попусту – отдавай мне эту штуковину, и разойдемся по-хорошему.

– Я... у меня ничего нет.

Панихида по-прежнему выглядела так, словно увидела призрак, хотя в то время я таковым вовсе не был, – Послушай, женщина, ты убила меня, так что я не считаю себя обязанным с тобой церемониться. Сказано тебе, давая сюда... сама знаешь что!

– Сказано тебе, нет у меня ничего! – крикнула она, видимо, несколько оправившись от потрясения. – Я даже не знаю, о чем ты толкуешь.

С меня было довольно. Существуют пределы тому, что может вытерпеть варвар даже от самой очаровательной женщины. К тому же, возможно, мое сердце еще не вполне раскаменело. Сграбастав Панихиду, я принялся обыскивать ее, прощупывая все тело.

Она не сопротивлялась. Найти ничего не удалось, но стрелка с поразительным упорством продолжала указывать на нее.

– Может, мне нужно забрать что-то из твоей одежды? – предположил я. Ну-ка, снимай платье.

– И не подумаю! – возмущенно воскликнула Панихида, окончательно убедившаяся в том, что я никакой не призрак.

– Ладно, сделаю это за тебя, – сказал я и принялся расстегивать не ней платье.

– Ты варвар! – взвизгнула она.

– Это точно, – самодовольно подтвердил я.

– Хорошо-хорошо, я сама. Убери руки.

Панихида расстегнула платье. Сбросила на пол и переступила через него. Больше на ней ничего не было. Затем она сняла туфли и осталась совершенно голой. Подхватив платье и туфли, я бросил их на кровать и проверил компас. Стрелка указывала на обнаженную женщину.

– Может... может, ты это проглотила? – предположил я, несколько подрастеряв уверенность.

– У тебя в башке мозги или мякина? Может, ты еще выпотрошишь меня, чтобы посмотреть, нет ли чего внутри?

Я покачал головой:

– Не хотелось бы, но я никак не возьму в толк...

– Отроду не видала таких бестолочей. Неужто до тебя и сейчас не дошло...

До меня дошло. Неожиданно все встало на свои места. Панихида вовсе не прятала объект и уж подавно не глотала его – она сама была этим объектом, И то сказать, зачем добывать какую-то штуковину, а потом, выиграв состязание за право взойти на трон, еще и предпринимать усилия, чтобы жениться на строптивой девице? Не проще ли добыть саму девицу? А поскольку девица своенравна и даже опасна, лучше всего спихнуть эту работенку на неискушенного в интригах невежественного варвара.

С самого начала я не испытывал особого почтения к волшебнику Яну, но теперь у меня возникли сомнения и в добропорядочности Иня. Беда в том, что я был связан по рукам и ногам данным мною обещанием. Наверное, король Громден хотел предупредить меня о возможных затруднениях. О проклятии, о том, что возвращение принцессы приведет к разрушению замка, он не помнил и искренне хотел, чтобы дочь вернулась домой, стала королевой и была счастлива. Родители нередко считают, будто они гораздо лучше своих детей, даже давно повзрослевших, знают, что нужно для их счастья. Однако король знал, что его дочь возвращаться не хочет и будет сопротивляться этому всеми доступными средствами.

Средства, к которым она прибегла, я, разумеется, одобрить не мог, но позицию ее понимал. Случись мне узнать, что мое возвращение в Крайнюю Топь приведет к разрушению родной деревни, я бы тоже противился этому всеми силами. Сейчас я чувствовал себя виноватым из-за того, что должен был сделать, – тем не менее я должен был это сделать. Я ведь дал слово.

Будь проклят тот час, когда я подрядился на эту паршивую работенку!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю