Текст книги "Макроскоп"

Автор книги: Энтони Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

Вот это обвинение! Иво сам разделял консерватизм Афры и был также предвзят во многих случаях, несмотря на то, что прекрасно знал, где вырос. Ведь значительная часть его жизни связана с проектом.

Позже, когда он встречался с девушками из проекта, он никогда не отказывался от их традиционной благосклонности. Посторонний назвал бы это отвратительной всеядностью. Но между детьми проекта существовала особая связь – у них было общее прошлое и не могло быть тайн друг от друга. Разве плохо для людей, у которых так много общего в прошлом, пытаться таким способом хоть на миг вернуть то ощущение всеобщего братства, к которому нет возврата?

Иво был шокирован наготой Афры и ее действиями, когда она позволила ощупывать себя, лишь потому, что она не была девушкой из проекта. Будь он немного объективней, проблем бы не было. Она была искренна в своих воззрениях и отношениях с Брадом, в то время, как он был матерым лицемером. Его следовало судить, а не ее...

Пора закругляться, пока его снова не унесло в сторону.

Он указал на Афру:

– Не нам и не ей судить о моральных качествах Брадли Карпентера. Он убит рукой этой женщины. Но нам следует выяснить, были ли у обвиняемой мотивы к убийству? Я говорю – да, были, принимая во внимание ее расовую нетерпимость и больное самолюбие. В этом свете и нужно рассматривать ее деяния. Вердикт может быть вынесен один – виновна.

Он хорошо говорил, но чувствовал себя совершенно разбитым. На этом процессе он увидел самого себя в не очень-то выгодном свете.

Слово взяла Беатрикс назначенная адвокатом. Она выглядела изможденной и обеспокоенной, но голос был тверд.

– Гарольд, все это неправда. Иво все преувеличил. По такого рода обвинениям можно засудить кого угодно. Афра пыталась вернуть любимого, пыталась изо всех сил, но не получилось. Но ведь все мы бездействовали. Мы бы так и оставили его гнить в этом контейнере. Если бы она знала, что произойдет, она бы никогда...

– Нет, – сказала Афра, – я даже не допускала мысли, что он может остаться идиотом или студнем. Уж лучше пусть будет мертвым.

Иво замер. Беатрикс приняла правильную линию защиты, но Афра все испортила.

– Это неправда! – воскликнула Беатрикс. – Вы думаете, что раз он умер, то вся вина на вас? Но ведь он сам виноват – он намеренно просмотрел разрушитель.

Афра молча смотрела перед собой. Беатрикс была права. Афра не пыталась убить Брада. Она пошла на безумный риск в надежде воскресить его из мертвых. И ее неудача вовсе не означает злой умысел.

– Имеете ли вы что добавить к сказанному? – выдержав паузу, спросил Гротон.

Ответа не последовало.

– В таком случае, выслушав выступления, принимая во внимание известные всем факты, мне надлежит вынести беспристрастное решение.

Гротон вел дело к завершению, но Иво казалось, что «суд» не удался. Афра почти не сопротивлялась, и поэтому должной защиты не было.

Все было впустую.

– Я признаю подсудимую виновной в предвзятом отношении к Брадли Карпентеру. Суду не были предъявлены убедительные мотивы обвиняемой к совершению явного, злоумышленного убийства, и ее действия можно трактовать по-разному. В худшем случае, это просто неосмотрительность. Истинными причинами кончины вышеупомянутого Брадли Карпентера следует признать явление, именуемое разрушителем, и недостаточное понимание механизма процесса деструкции. Считаю возможным оправдание подсудимой.

Неужели Афра согласится с этим?

– Так ты говоришь, что это был несчастный случай? – спросила Беатрикс. – Но она же должна понести наказание?

– Думаю, что так оно и должно быть – подтвердил Гротон. – Я в своем заявлении упомянул о безрассудстве обвиняемой, и это доказано.

– Тогда все в порядке.

Иво тоже кивнул.

– За сим, я приговариваю тебя, Афра Саммерфилд из Джорджии, к исключению из нашего общества равных людей до того, как станет возможной нейтрализация упомянутого разрушителя, чтобы никто другой не пострадал, как несчастный Брадли Карпентер. Твое прилежание может способствовать пересмотру этой части наказания. Далее: поскольку в деле большую отрицательную роль сыграла твоя гордость, приговор включает в себя период исправительных работ. Тебе предстоит принять на себя работу по саду, приготовление пищи и стирку, не разрешается покидать область, ограниченную кухней, садом и прачечной, кроме как для заправки кроватей либо для подобных работ, если этого пожелает кто-либо из жителей поселения. Эта работа прекращается только по отбытию всей группы из упомянутого поселения, после чего тебе будет позволено ходатайствовать о включении в общество на испытательный срок. До этого времени к тебе не будут обращаться по имени, и тебе не разрешается обращаться по имени к кому бы то ни было.

К удивлению, Афра кивнула.

Она хотела понести наказание!

– Этот приговор, – чуть помедлив, продолжил Гротон, – откладывается, так как...

– Нет, – тихо сказала Афра. – Это справедливы приговор.

Выходит, Гротон хотел наказать ее лишь символически. Предвидя это, Афра настояла на настоящем приговоре.

Это, конечно, было ее право – но помогал ли он вернуть ее к жизни, или просто потакал ее мазохизму?

– Девушка, – отрывисто сказал Иво по интеркому.

Голос Афры отозвался через несколько секунд:

– Сэр?

– Направляйтесь в гостиную для беседы.

Она тут же прибыла – простая черная юбка ниже колен, блуза с длинными рукавами, поверх всего наброшен халат. Волосы спрятаны под унылый платок.

В этом наряде она чем-то напоминала монахиню.

Она молча стояла, ожидая его указаний.

– Садитесь.

– Сэр?

– Садитесь. Я хочу вам кое-что показать.

Она присела на самый неудобный стул из стоявших в комнате.

Иво подошел к загодя установленной доске:

– Мы будем говорить об инфляционной космологии, – произнес он, подражая манере классического лектора. – Существует доказательство того, что наша вселенная в настоящее время находится в стадии расширения. Известны многочисленные расчеты, которые предсказывают пределы этого процесса. Мы не будем вдаваться в детали расчетов, поскольку они невероятно сложны. Давайте представим себе, для удобства, Вселенную как четырехмерный объем, ограничивающий расширение нашего трехмерного мира. Далее, предположим, что все четыре измерения пространственны, хотя на самом деле в реальной Вселенной лишь некоторые пространственны, а остальные соотносятся с ним различным образом. Вы меня понимаете?

– О каких дополнительных измерениях вы говорите?

– Время, масса, потенциал, вероятность – все практически и теоретически измеряемые величины.

Афра кивнула, и он заметил, что это ее заинтересовало.

По-видимому, звездные дали не померкли для нее после нескольких недель работы по дому.

– Теперь заменим хорошо знакомый нам трехмерный мир производной – одномерной линией. – Он провел на доске линию. – Если вам нравится, можете представить себе эту линию как прут или кусок трубы, включающий в себя три измерения, но вместе с тем конечный и гибкий.

Он дополнил рисунок:

– Совершенно ясно, – сказала она. – Труба макронного диаметра представляется в виде линии.

– Наше четвертое пространственное измерение условно изображается как двумерная фигура – круг, – он стер рисунок трубы и начертил на доске круг. – Теперь наша линия внутри этого круга. Пусть она проходит от точки А к точке В периметра.

Он изобразил их:

– Это границы Вселенной, – согласилась она.

– Теперь допустим, что эта трехмерная линия внутри четырехмерной сферы – наша Вселенная во время, или чуть позже, ее создания.

– Пресловутый Большой Взрыв.

– И как же теперь нашей Вселенной уместиться в жестком круге, если ее длина все время увеличивается? Скажем, если длина была AB, а стала 2AB?

– Она должна сморщиться, – немедленно последовал ответ.

– Совершенно верно.

Он стер чертеж и нарисовал другой, правда, на сей раз линия была уже волнистой:

– А наша Вселенная все расширяется и расширяется, – продолжал он. – Как бы вы изобразили стократное расширение?

Она встала, подошла к доске, взяла у него мел и нарисовала более замысловатую фигуру вместо предыдущей:

– Очень хорошо, – похвалили Иво. – А если в тысячу раз? В миллион?

– Витки будут накладываться на витки, – сказала она, – при условии, что ваша линия бесконечно гибкая. Могу я изобразить подробно?

– Пожалуйста.

Она старательно вычертила:

– В свою очередь, эта конструкция будет образовывать новые, большие петли, – пояснила она, – точно так же в маленьких петлях образуется тонкая структура, и так продолжается до тех пор, пока весь ваш круг не будет плотно забит нитью. Диаметр и гибкость нити – вот единственные факторы, ограничивающие процесс.

– Замечательно, – сказал Иво. – Садитесь.

Она вздрогнула и, судя по всему, хотела резко ответить, но, вспомнив о своем положении, сдержалась. Села.

– Теперь предположим, что мы имеем адекватную приведенной космологическую модель Вселенной, – продолжил он. – Обратим внимание на следующее – линия соприкасается сама с собой во многих местах как малыми, так и большими петлями. Задумаемся, а что, если возможно проскакивать в местах соприкосновения, вместо того, чтобы, как обычно, двигаться вдоль линии?

– То есть, движение вдоль линии, это наше обычное путешествие в космосе? Как от Земли к Нептуну?

Он кивнул.

– А почему... – она замолчала, обдумывая возможные последствия услышанного. – Если Земля и Нептун находятся в соприкасающихся петлях, и вы способны проскакивать в месте соприкосновения, то вы окажетесь на Земле почти мгновенно.

– Предположим, так оно и есть и ваши соседние петли вот здесь. – Он указал на вершину большой петли. – Предположим, что подготовка, расчет курса и прочее занимают несколько часов, и эти несколько часов являются эффективным временем одного прыжка. Сколько времени потребуется, чтобы достичь Альфы Центавра, стартуя от Земли?

– Зависит от местоположения и конфигурации петель. Если бы это расстояние можно было преодолеть одним прыжком – то все путешествие заняло бы несколько месяцев. Хотя по тому же билету можно и всю галактику пересечь – если эта модель Вселенной верна.

– Данные макроскопа свидетельствуют об этом.

Она тут же поняла намек:

– Выходит, станция, передающая разрушитель, теоретически достижима?

– Да.

Она посмотрела на него, в чертах лица вновь проступала жизнь. Она похудела так же, как Беатрикс, но все равно была прекрасна.

– Как долго вы носите эту рубашку?

Вопрос застал его врасплох, и он, заикаясь, ответил:

– Я-я, не знаю. А что...

– Слишком долго. Позвольте, я постираю?

– Я...

Она подошла к нему со спины, расстегнула его рубашку, сняла ее и свернула в узел. Поцеловала его легонько в щеку и удалилась, оставив его в полном недоумении.

Если это была игра, то ему намекнули, у кого в руках сильная карта.

Мышь, рожденная под знаком Льва, все же остается мышью. Но Афра, каким бы низким не было ее положение, оставалась более сильной личность, чем он.

Через шесть часов его рубашка лежала уже чистая и надушенная.

Он пошел искать Афру, не представляя себе, что же ей говорить, и нашел ее стоящей на коленях возле могилы Брада. В руке она держала букетик душистого горошка, по щекам катились слезы.

А что он еще ожидал увидеть?

Земля: город: неблагополучный район. Дети играют в крошечном грязном дворике, бросая камни в разбитую бутылку. Их одежда грязна и пропитана потом, ноги босы. Все истощены, осанка и комплекция указывают на плохое питание. Внутри дома беспокойно спит больной ребенок, мухи ползают по его щекам и с гулом взлетают, если он шевелится. Он лежит на драном матрасе, под которым собралась уже приличная куча нечистот. Желтоватая штукатурка на стене местами отвалилась, из образовавшихся щелей выглядывают тараканы. В соседней комнате перед ярким экраном телевизора развалился седой мужчина, то и дело отхлебывающий виски из бутылки. Он также нечист, как и дети.

Иво представил себе диалог, который был бы возможен, если бы макроскоп передавал звуки.

– Вы все здесь погибнете. Почему бы вам не переселиться в другой район?

– Не могу себе позволить. Деньжат маловато, я и так все заложил.

– Тогда почему бы не подыскать другую работу? Экономика идет на подъем, вы могли бы зарабатывать кучу денег.

– Я пытался. Сказали, что у меня не хватает образования.

– Почему бы вам не пойти в школу? В один из бесплатных технических университетов?

– А у них система квот: столько-то от района. По нашему району все занято до 1985 года.

– Ну, тогда почему бы... ах, да, я понимаю.

Иво снял шлем, окуляры и встряхнул головой. Это была эра изобилия, ВНП достиг рекордной отметки, повсюду возникали выгодные рабочие места. Но макроскоп показывал истинную правду: либо это виноват порочный круг обстоятельств, либо еще что-то, но люди жили в нищете. Жилище, которое он только что увидел, было типичным местом обитания все увеличивающейся, а отнюдь не уменьшающейся, прослойки общества.

Совсем недавно так жили только цветные американцы. Пройдет совсем немного времени, и только очень богатые будут жить иначе.

К чему тосковать по этому уголку бескрайнего космоса, покинув его?

Но Иво тосковал.

Гротон внимательно смотрел на экран, на котором Иво сфокусировал изображение поверхности Нептуна. В каких-то нескольких тысячах миль внизу клубились гигантские массы пара, выбрасывающие временами разноцветные языки газа.

Пять тысяч, четыре тысячи – нетрудно было представить, что они находятся на космическом корабле, совершают посадку и кожей чувствуют неистовые порывы метановых шквалов. Стало видно, что черная точка в центре – это глаз тайфуна, один лишь глаз составлял три тысячи миль в диаметре, и трудно было даже представить его глубину. Полупрозрачный слой легкого водорода образовывал центральную часть воронки, а тяжелый метан со взвешенными в нем кристаллами аммиака несся по большому кругу. Сейчас они могли оценить скорость газа на поверхности тайфуна – около четырех тысяч миль в час.

Иво вошел в глаз тайфуна – по сторонам вздымались стены газа и пара – титаническое и эфемерное творение атмосферы Нептуна. Затем темнота – он потерял воронку, затем вновь поймал ее и потерял опять. На глубине нескольких тысяч миль воронка составляла лишь десяток миль в диаметре, быстро сужалась книзу, ее стенки начинали терять устойчивость. Наконец она то ли совсем исчезла, то ли стала слишком маленькой, для того, чтобы ее можно было заметить в более плотной атмосфере на глубине пятьсот миль. Свет еще немного проходил, но чем дальше, тем его было меньше.

Тысяча миль вниз – все еще газовые вихри и потоки кристаллов аммиака. Две тысячи миль – та же картина. Три тысячи миль – твердой поверхности еще нет.

– Есть ли у этой планеты поверхность? – недоуменно спросил Иво.

– Должна быть, – ответил Гротон. – Определенно, она где-то есть. Слишком уж эта планетка тяжела, чтобы состоять из одних газов.

Четыре тысячи. Пять.

– Вы уверены, что приборы правильно показывают расстояние? Может, мы совсем не так глубоко, как представляем себе?

– Я уверен, все правильно. Это все эта чертова планета, в ней-то вся загвоздка.

Шесть, семь.

На глубине восемь тысяч миль от визуальной поверхности они впервые наткнулись на твердый материал – раскрошенный аммиачный лед. Показания макроскопа были в этой ситуации не очень надежными – слишком мало светового излучения нужной длины волны.

Девять тысяч – настоящий лед, из H2O, твердый, как камень, полупрозрачный.

Десять – все по-прежнему.

– Мы уже прошли две трети расстояния до центра планеты – и ничего кроме льда?! – воскликнул Иво.

Исходящий с такой глубины сигнал был очень слаб, но все же приборы зарегистрировали на глубине двадцать тысяч миль твердую породу.

– Вы поняли, – взволнованно сказал Гротон. Истинный диаметр Нептуна меньше диаметра Земли!? Ядро в поперечнике не больше восьми тысяч миль, – он еще раз посмотрел на приборы. – Но что это за ядро! Вольфрам, золото, платина, иридий, осмий – самые тяжелые элементы периодической системы собраны здесь! Представляете, какие здесь золотые копи? – Он остановился. – К черту золото! Тут же до черта... – внезапно Гротон замолк.

– И все это драгоценные металлы?

– Извините, я погорячился. На семьдесят процентов железо, а остальное, в основном, кремний и кислород. Просто необычайная плотность ядра сразу бросилась в глаза. Плотность необычайно высока и, к тому же, должна увеличиваться с глубиной. Очень массивная литосфера. Но так и должно быть. Насколько я понимаю, две трети массы планеты сосредоточено в ядре, а ядро не больше нашей Земли. Боже, как же я сразу не догадался! Плотность вещества ядра в десять-двенадцать раз выше средней плотности Земли, только тогда ядро и может быть таким тяжелым. Науке еще не известен столь плотный материал!

– Пошли вниз, – сказал Иво.

Материал был действительно невероятно тяжел. Тяжелые элементы плавали по поверхности ядра, так как плотность вещества, составлявшего центральную часть, была в несколько раз выше. Это вещество оказалось частично сколлапсировавшейся материей, скорее всего, это были остатки потухшей карликовой звезды. Протоны и нейтроны образовывали ядерную жидкость, а вырожденный электронный газ придавал ей устойчивость.

– Мне кажется, – прокомментировал Гротон, что половина работы за нас уже сделана.

Иво удовлетворенно кивнул.

Иво начал излагать женщинам свой и Гротона план:

– Идея состоит в использовании принципа гравитационного коллапса. Мы получили описание довольно сложной гравитационной линзы, которая, по сравнению с нашей на Тритоне, просто атомная бомба рядом со спичкой. Даже если задействовать всех имеющихся роботов, работа по сборке одних генераторов займет несколько месяцев, а система защиты...

– А что значит гравитационный коллапс? – прервала Афра.

– Ну, если попытаться на пальцах... гравитационный коллапс, это то, что происходит с материей, когда гравитационное давление превышает определенный предел. Любой массивный объект сдавливается собственным гравитационным полем, тем сильнее, чем массивнее он. Обычно это давление уравновешивается другими силами – электромагнитными и ядерными.

– Давайте я попробую, – предложил Гротон. – Думаю, что смогу изложить все в форме, понятной даже не кончавшим галактические университеты.

Иво понял, что это о Беатрикс. Он привык к тому, что Афра все схватывала на лету, и все время забывал, что Беатрикс соображает не так быстро, хотя в пытливости ей не откажешь. К тому же, он позабыл, что и сам какой-нибудь месяц назад не понял бы свою сегодняшнюю лекцию; не смотря на то, что он старался не воспринимать галактическую информацию рассудком, он все же познал очень многое.

Несомненно, именно поэтому Афра и задала свой вопрос. Она знала астрономию и физику гораздо лучше его, но понимала, что для Беатрикс многое из того, о чем они говорят, – загадка.

– Мы знаем, – сказал Гротон, – что Тритон меньше Земли, и поэтому на нем мы весим меньше – я хочу сказать, весили, до того, как начали все тут переустраивать. Шен еще меньше, и на нем мы уже почти ничего не весим. Но дело не в размерах. Если бы Шен состоял из осмия, а не из льда, то он бы весил в двадцать пять раз больше и ровно во столько же была бы больше сила тяжести. Тогда и мы бы весили больше, но все равно не так уж много.

Беатрикс кивнула. Иво был поражен: вот что значит истинный талант преподавателя! Понять самому – это одно, а изложить все, что понимаешь, так, чтобы это стало понятно всем – это совсем другое.

– Но планета притягивает не только нас, – продолжал Гротон. – Точно так же она притягивает и саму себя, испытывая давление собственного гравитационного поля. Именно поэтому ядро планеты более плотно, чем литосфера. А теперь, предположим, мы сжали Тритон в шар размером с Шена и стали на его поверхности. Нам будет казаться, что мы тяжелее, во-первых, потому что плотность Тритона возросла, а во-вторых, потому что мы стоим ближе к его центру. А уж если мы сожмем Тритон до размеров горошины – тогда его гравитация будет по-настоящему сильной. Он уже вполне сможет дальше сжимать сам себя, так как сдавливающая сила просто чудовищна. Для такой ситуации и придумали специальный термин – гравитационный радиус, то есть, предельный размер объекта, по достижении которого он начинает коллапсировать сам по себе, будто пробитый футбольный мяч. И если уж коллапс пошел – то уже все, ничем его не остановить.

– Так что же происходит с материей? – обеспокоено спросила Беатрикс.

– Ответ на этот вопрос нам очень хотелось бы получить. И, похоже, Иво удалось это узнать с помощью макроскопа.

– Очевидно, что материя не может коллапсировать в сингулярность, то бишь в ничто, – подхватил Иво, подражая изо всех сил стилю Гротона. – Это противоречило бы фундаментальным законам... ну, в общем, так не может быть, и все тут. Вместо этого материя проскакивает в другую точку Вселенной, следуя по пути наименьшего сопротивления.

– Проскакивает в... – пробормотала Афра, переваривая услышанное. – Так вот как вы собираетесь...

– Совершать прыжки в пространстве. Да, именно так. Правда, тут есть некоторые сложности.

– Я думаю! Вы же имеете дело с молекулярным, с атомным коллапсом материи! Предположим, что вы овладеете техникой коллапса и, чисто условно, предположим, совершили его. Но что случится с человеком, после того, как его сожмут до размеров спичечной головки?

– Более того, – поправил Иво. – Человека весом в двести фунтов придется уменьшить до размеров одной десяти миллиардной – одной десяти миллиардной! – атомного ядра. Но это если его сжимать одного, если же ему сопутствует материя, то размер больше.

– Это же очень маленькие размеры, – сказала Беатрикс.

– Очень маленькие, – согласился Иво. – Но масса размером, ну, скажем, с Солнце, сжимается уже не так сильно. Чем больше масса, тем легче. Теперь насчет людей – вся эта технология позаимствована из главного внегалактического канала. Почему то только этот канал передает сведения такого рода. Фактически, в этой программе нет ничего, кроме информации, связанной с перемещением в пространстве с помощью гравитационного коллапса, хотя раньше мне казалось, что охвачены и другие области знания. Кстати, известная нам деструкция – один из этапов такого путешествия. В программе говорится, что живая материя способна пережить весь цикл трансформаций, если будет подготовлена должным образом.

– В прошлый раз они нас не обманули, – заметил Гротон.

– Выкладывайте все, – мрачно сказала Афра.

– Хорошо. Сначала идет превращение в жидкость, столь хорошо нам знакомое. Затем отделяются клетки, и происходит что-то вроде испарения.

– Дело в том, что в газообразной среде легче восстановить молекулярные связи после формирования молекулярной структуры, – заботливо растолковал Гротон.

– Отвлекаясь от деталей, можно сказать, что распределение потенциала остается тем же во время компрессии, только изменяются масштабы, – продолжили Иво.

– То есть, создается специальное поле, которое фиксирует положение каждого атома и придает всей системе устойчивость, так что всевозможные флуктуации, неизбежные во время коллапса не изменяют структуру. Это похоже на то, как рисунок на шарике остается тем же, даже если шарик спустить, если, разумеется, в нем нет дырки. После прыжка и обратного расширения это поле сохраняет распределение своего потенциала и выключается только когда все возвращается на круги своя. Для неживой материи все здорово проходит, но для живых существ необходимы некоторые усложнения. Вы ведь не можете просто включить и выключить жизнь, словно лампочку.

– Так вы говорите, чем больше сопутствующая масса, тем легче идет процесс? – спросила Афра. По всему было видно, что она заинтересовалась всерьез. После успеха деструкции и освоения Тритона сумасшедшие идеи воспринимались гораздо проще. – Не означает ли это, что вы хотите привязаться каким-то образом к Шену и пройти сжатие вместе с ним?

– Основное вы поняли. Но ведь у нас имеются объекты помассивнее Шена, и есть возможность создать необходимое оборудование. Ведь чем больше масса, тем все технически проще, так как степень сжатия меньше. Таким образом...

– Собственно Тритон? Может, это и проще, но смахивает на гигантоманию.

– Нептун.

Афра даже не удивилась.

– А вы знаете, где мы выскочим?

Иво посмотрел на Гротона и пожал плечами:

– Не знаем. За три миллиона лет карты сильно изменились, ведь расширение продолжается. Даже если петли и остались теми же, то перемещались галактики и звезды. Нам нужна современная версия карт – но в макросфере такая отсутствует.

– Значит, прыгать придется наугад?

– Да. После нескольких попыток нам, по-видимому, удастся составить собственную карту и мы будем иметь некоторое представление обо всей Вселенной.

– А если мы окажемся внутри звезды?

– Исчезающе малая вероятность. Но даже это, кажется, предусмотрено. Материя отталкивается от материи, если они встречаются после прыжка. Путь наименьшего сопротивления означает, что гораздо легче прыгнуть в незанятую точку пространства, нежели внутрь звезды, планеты или даже пылевидной туманности. Так что не следует об этом особо беспокоиться.

– А если мы заблудимся?

– Мы не заблудимся, коль скоро у нас есть макроскоп. А если и заплутаем, то не так уж далеко. Может статься, что галактика нам покажется незнакомой из другой точки пространства, но, думаю, расположение звезд будет не сильно отличаться от того, что мы имеем сейчас.

– Вы так думаете? – спросила Афра. – Неужели вы забыли о том, что прыжок на четырнадцать тысяч световых лет, а это как раз то расстояние, которое нужно преодолеть для достижения разрушителя, эквивалентен прыжку на четырнадцать тысяч лет в будущее? То, что мы сейчас видим – фрагмент истории Вселенной. А ваше «современное расположение звезд» никак не поможет вам точно определить координаты.

– Но у нас всегда будут передачи – большинство из них исходят из нашей галактики. И, разумеется, всегда будет сигнал разрушителя. Мы будем идти как бы против ветра – если мы хотим достичь разрушителя, то его сигнал будет нашим маяком.

– А почему вы думаете, что разрушитель один?

Опять Иво и Гротон переглянулись.

– Ну, в крайнем случае, мы всегда сможем сориентироваться по Солнечной системе, – сказал Гротон. – Мы хорошо умеем это делать. Расстояние мы можем определить, посмотрев, что творится на Земле, а захватив изображение Земли, мы определим направление. А зная азимут и измерив...

– При всем моем уважении к вам, джентльмены, – резко прервала Афра, – вы не представляете себе реальной ситуации. Вероятно, вам просто не удастся обнаружить старую добрую Солнечную систему с расстояния четырнадцать тысяч световых лет. Расположение объектов в галактике будет совершенно иным, а яркость Солнца не такая уж большая, я уж не говорю об ослаблении света межгалактической пылью и газом. Именно поэтому в оптические телескопы мы видим лишь одну тысячную часть звезд центра галактики, а на краях и того меньше. Конечно, используя макроскоп, можно...

– Все это означает, – сказал Гротон. – «Мужчины несут вздор, и мы вскоре просто заблудимся в дебрях галактики».

Беатрикс улыбнулась ему, но, что удивительно, улыбнулась и Афра.

– А что предлагаете вы? – обратился к ней Иво.

– Прежде всего, я выбрала бы хороший галактический ориентир, например, галактику Андромеды. Это около двух миллионов световых лет от нас, и уж если мы прыгнем дальше, то нам уже не нужно будет беспокоиться о таких мелочах, как разрушитель. Еще я бы выбрала типичную для нашей галактики конфигурацию цефеид, – скажем, в тысяче световых лет от Солнца. Если бы удалось обнаружить Полярную звезду, мы бы знали, что находимся не далее ста парсеков...

– Андромеда, это такая же галактика, как и наша, – пояснил Гротон Беатрикс. – Мы ее увидим ото всюду, так как ее плоскость параллельна плоскости нашей галактики. Переменные цефеиды...

– Я сама все объясню, спасибо, – перебила Афра. – Цефеида – это яркая звезда, которая периодически меняет свою яркость, будто у нее есть пульс. И чем больше период – то есть, чем больше времени проходит между самой яркой и самой тусклой фазой – тем больше средняя светимость звезды, то есть, ее реальная яркость. Следовательно, все что нам нужно, это измерить ее яркость в нашей исходной точке, и с учетом фазы колебаний светимости, мы сможем определить, насколько далеко мы прыгнули. Потому что чем дальше звезда, тем меньше света доходит от нее и тем более тусклой она кажется.

– Да, действительно, – радостно подтвердила Беатрикс. – Теперь все понятно.

Иво ничего не сказал, так как стыдился признать, что он не имеет представления о том, что такое переменная цефеида и как с ее помощью можно определить местоположение в галактике. Он действительно способствовал технологическому прорыву на Тритоне, и с его помощью Гротон создал машины и аппараты, принципы действия которых не способны даже понять специалисты на Земле. За это время Иво познал многое, но фактически он выполнял функции стенографиста. Он совершенно не представлял, как все это устроено. Он сделал все, но не понимал ничего. Результатом явилась чрезвычайная осведомленность в одних областях на фоне полного невежества в других. Он мог рассуждать о гравитационном коллапсе и не знать, что такое переменная цефеида.

Но его осенила мысль – ведь вся земная цивилизация в этом в чем-то походит на него. Действия без понимания – даже на краю пропасти.

– Когда же мы отправимся? – спросила Беатрикс.

Это был месяц очень напряженной работы, изнуряющей как физически, так умственно и эмоционально. Но они сова были все вместе, и это уже было хорошо.

Они по-прежнему жили и работали в комфортных условиях, но темпы работы были бешеные. Никто уже не выполнял вручную работу по дому, в условиях такой спешки это было бы непозволительной роскошью. Беатрикс отвечала за аппаратуру жизнеобеспечения и остальные могли не отвлекаться от основной работы. Она так же освоила управление аппаратами по автоматической распайке и сборке электронных схем и технологию контроля качества готовой продукции.

Иво обшарил с помощью макроскопа всю галактику в поисках необходимой дополнительной информации, так как интергалактическая программа предполагал знание некоторых технологий, по этой же причине пришлось расшифровывать огромное количество записанных ранее данных.

Афра получала этот материал и проводила многие дни за компьютером макроскопа, проверяя допуски, вектора и критические индексы. Она уже смирилась с тем, что понять эту науку – выше ее возможностей, и просто использовала конкретные рецепты для их конкретных нужд, проверяя результаты с помощью вычислений.

Гротон, в свою очередь, получал ее результаты, уяснял свою задачу и выдавал соответствующие инструкции роботам. Он также тщательно исследовал весь Тритон в поисках места для постройки невиданного сооружения. Если бы планету посетил турист, он бы решил, что на ней начался индустриальный бум. В некотором смысле, это так и было.