Текст книги "Макроскоп"

Автор книги: Энтони Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

В стране шла Реконструкция.[12][12]
  Имеется в виду период переустройства южных штатов после войны


[Закрыть] Несправедливые законы и коррумпированное правительство ускоряли загнивание общества. Закон повсеместно попирался. Великие надежды нации рухнули, оставались лишь апатия и отчаяние.

Его личное состояние постепенно увеличивалось. Ньюйоркский еженедельник «Круглый стол» напечатал его стихи, и, хотя и небольшой, литературный успех вдохновил его. Весной 1867 преподобный Р. ДЖ. Скотт, редактор «Ежемесячника Скотта», остановился у них в отеле. Это была возможность, упускать которую было нельзя.

Скотту понравилась его рукопись. На самом деле, его брат, Клиффорд, сыскал себе успех как новеллист. Издатель, отвергший его опусы, напечатал новеллу Клиффорда «Тернистый Плод» в 1867. Это была замечательная вещь, и он искренне радовался за брата, но как же он сам стремился к успеху!

Как всегда, он не сдался. Несмотря на слабое здоровье, он поехал в Нью-Йорк, где его поддержала богатая кузина. Он искал издателя.

В его новелле было горячее желание рассказать все, передать читателю все свои мысли и идеалы. Это была автобиография его души... – и никто не заинтересовался.

Отчаявшись, он решил издать новеллу самостоятельно, хотя едва ли был в состоянии покрыть расходы.

Он встретил Мэри Дэй и, никогда не любивший всем сердцем, был пленен.

19 декабря 1867 года они поженились.

Глава пятая

Бережные руки приподняли голову Иво, и сказочно прохладная губка прикоснулись ко лбу. Руки женщины, как замечательно, он не мог себе представить чего-либо более успокаивающего и мягкого.

Он несколько мгновений наслаждался их прикосновением и видел сны о своем выздоровлении, о женитьбе... Иво открыл глаза.

Это была Беатрикс.

– Он очнулся, – тихо произнесла она.

После ее слов из тумана проступило тревожное, по-домашнему знакомое лицо Гротона, настороженная и оценивающая Афра.

– У меня мозги не прокисли, – сказал он.

– Слава Богу, – вздохнула Афра.

– Что случилось, – одновременно с ней спросил Гротон.

– Ну, не нужно на него сразу набрасываться, – остановила их Беатрикс. – Ему следует отдохнуть. У него лоб горячий. – И она еще раз осторожно протерла его лоб губкой.

Ее диагноз несколько поверхностный, решил он, но вот лоб действительно горячий, и по всему телу разлилась свинцом усталость, он чувствовал себя совершенно разбитым.

Благодарный ей, он уснул.

Через несколько часов Иво был готов к беседе.

– Как близко корабль ООН?

– В дне пути от нас, я недавно посмотрел в телескоп, – ответил Гротон. – У нас не больше двадцати пяти часов до того, как мы попадем в зону действия лазера.

Иво вспомнил. В космосе лазер действует на очень больших расстояниях, но эффективен только тогда, когда прицел точен, как макроскоп. Без него лазер просто оружие ближнего боя для поражения маневрирующих целей на дистанции в пределах нескольких тысяч миль.

– Вы, – вы нашли решение? – Воскрешение надежды на лице Афры было божественным зрелищем.

– Решение? – без видимой причины вопрос показался ему забавным.

– Да. По крайней мере, что-то очень похожее на него. Но прежде я должен объяснить, что случилось.

– Иво, я не хочу вас торопить, – сказал Гротон. – Но если мы не уберемся побыстрее от этого ООНовского крейсера...

– Понимаю, но сначала я должен все объяснить. Существует определенная опасность, и если что-то случится, то один из вас должен будет принять на себя скоп.

– Я вас понял, – ответил Гротон. Так что же все-таки случилось? Афра влетела к нам с криками о разрушителе, и мы здорово перепугались; я искренне рад, что все обошлось. Вы, по-видимому, не вошли в него.

– Нет, я вошел. Я пытался защитить себя... ладно, не буду вдаваться в подробности. Я почти прошел программу, но поскользнулся – в ментальном смысле, и меня затянуло слишком далеко. Я думал, что мне уже конец, и даже не сопротивлялся, но, к счастью, у меня была некоторая орбитальная скорость, и я, пролетев сквозь корону, очутился на другой стороне.

– Не понимаю.

– Я поняла, Гарольд, – сказала Афра. – Это такая аналогия. Планетоид мчится к Солнцу. Но главное в том, что он прошел очень близко от разрушителя, и тот его только слегка ужалил.

– Да, физически. Но не в сознании, если так можно выразиться. А за разрушителем находится то, что я бы назвал галактическим сообществом.

– Вы видели того, кто послал сигнал-убийцу?

– Нет, это просто отдельный канал. Все происходит в вашем сознании, сигналы накладываются, так что нужно уметь их разделять. Но если уж изолировал разрушитель, то остальное лежит, как на ладони.

– Информация? – спросила Афра.

– Другие программы, они как радиостанции, но все работают на одной частоте и используют один и тот же символьный код. Если вы не придерживаетесь одной программы, то все забивает самый сильный сигнал, а это и есть разрушитель.

– Понимаю, – сказал Гротон. – Это как если бы пятеро человек заговорили одновременно, все вместе – это шум, и вы в состоянии понять только то, что говорит обладатель самого громкого голоса. Он забивает остальных, хотя вы и слышите их.

– Именно так. Только программ больше, чем пять, и нужно уметь по-настоящему сосредоточиться, но выбрать можно любую.

– А сколько их?

– Не знаю. Думаю, несколько тысяч. Хотя так сразу трудно определить.

– Несколько тысяч станций? – недоверчиво переспросила Афра. – И что же они передают?

– Информацию. Наука, философия, искусство – все можно выразить этими универсальными символами. Все, что известно – доступно. Научная библиотека.

– Но почему? – изумилась Афра. – Зачем они это передают, если все равно принять никто не может?

– Я пока еще не выяснил иерархию программ, но у меня сложилось впечатление, что почти все они старше разрушителя. По крайней мере, он в них не упоминается, и передаются они издалека. С другого рукава галактики. Если сигнал разрушителя идет к нам четырнадцать тысяч лет, то программы – двадцать или даже сорок. Может, некоторые ретрансляторы закончили передачу до появления разрушителя, но мы узнаем об этом только через тысячи лет.

– Это меня и смущает, – заметила Афра. – Даже если не брать во внимание разрушитель, пройдут тысячи лет, прежде чем какая-то цивилизация примет их сигнал – это абсурдно, ведь невозможен обмен информацией между культурами.

– А может, пройдут и миллионы лет, – поправил Иво. Он рассортировывал в голове полученные знания. – Все передачи имеют точный обратный адрес. Но как я уже говорил, не могу пока точно установить пространственно-временные координаты, но надеюсь, мне это удастся в ближайшее время. Но по некоторым признакам можно сказать, что кое-какие из них очень древние. Одна уж очень отлична от других. Совершеннее, что ли, я не знаю, как это выразить, но впечатление производит сильное. Будто икринка в капсуле...

– Миллионы лет! – воскликнула Афра, подавленная услышанным. – Это, должно быть, внегалактический источник. Но ведь макронные поля сильно искажаются?..

Иво пожал плечами.

– Может, для макронных передач есть другие законы. Насколько я понимаю, самые важные для нас станции находятся на расстоянии в три миллиона световых лет. Я прослушивал одну из них, самую мощную, да я уже говорил об этом.

– Я сняла с вас шлем и окуляры, как только вы потеряли сознание, – не унималась Афра. – Сколько же времени вам оставалось на прослушивание?

– Время не имеет значения. По крайней мере, при приеме. Все относительно... ну, как со светом, только...

– А! – сказал Гротон. Его это не так удивило, как Афру. – Ну, это известная аналогия. Скорость света в системе координат наблюдателя не зависит от скорости движения источника света. Эксперимент Майкельсона-Морли.

– Что-то в этом роде. Я получил информацию одной порцией и должен в последствии все переработать и рассортировать. Мне нужно еще раз войти, чтобы выяснить детали, но я уже знаю, что искать.

– А что вы ищете? – спросила Афра. – Есть ли там что-то, способное помочь нам?

– Да. Это, по всей видимости, общая проблема – выживание при сильных перегрузках. Об этом можно узнать из внегалактической передачи, но все довольно сложно.

– И все же я не могу понять, – недоумевала Афра. Когда она чего-то не понимала, то обижалась, как ребенок. – Ведь не имеет смысла передавать программу, если вы знаете, что ответ придет лишь после вашей смерти. Три миллиона лет! К настоящему моменту умерла и сама цивилизация, и память о ней.

– Именно поэтому, – ответил Иво. – Ведь память не умирает, потому что каждый, кто примет программу, узнает о величии ушедшей цивилизации. Это все равно, что издать книгу, – пусть даже на свои деньги, тщеславия ради, – но если автору есть что сказать, люди прочтут ее, и она им понравится, они будут помнить об этом человеке долгие годы после его смерти.

– Или написать хорошую музыку, – подхватил Гротон. – Неважно, когда она была написана, важно то, насколько она заставляет слушателя сопереживать.

– Но ведь в нашем случае отсутствует обратная связь! – возразила Афра.

– Она здесь и не нужна. Не тот случай. Древние цивилизации заботились о далеком будущем. Они не заботились о величии в своем времени или своей звездной системе. Они знали себе цену. Но величие в веках, величие во вселенной – этого можно достичь, лишь передавая знания другим. Это доказывает, что они существовали не зря. Они оставили Вселенную богаче, чем приняли ее.

– Может и так, – задумчиво кивнула Афра.

– Нужно быть поэтом в душе, чтобы понять это, – сказал Иво. – Я не желал бы для себя лучшего памятника. Знание – что может быть лучше?

– Я, конечно, не поэт, – подхватил Гротон. – Но я понимаю это. Иногда мне бывает очень плохо, и я начинаю думать, что когда умру, никто, кроме моих близких, не вспомнит меня. Что я уйду без следа.

Иво кивнул.

– И что же, – спросила Беатрикс. Тон ее напоминал сейчас тон Афры. – Жизнь идет – радуйся, а как умрешь – друзья тебе вряд ли понадобятся.

– Это, должно быть, половые различия, – заметил Гротон. – Довольно часто моя жена изрекает то, чего я от нее никак не жду. Интересно, вот в данном случае различие возникает из-за того, что мужчина, как правило, активен, а женщина пассивна?

Женщины гневно посмотрели на него.

– Как бы там ни было, программы включают в себя культуру, – сказал Иво, и две пары женских глаз уставились на него. – Космическую культуру, – поспешил объяснить он. – Во всяком случае, в некоторых из них есть упоминания об этом. Незабываемое зрелище, мне такое даже во сне никогда не виделось.

– Но как это нам поможет не поджариться на ООНовском лазере? – Афра ни на минуту не забывала о нависшей опасности.

– Несколько станций передают информацию о способах адаптации к сверхускорению. Но только в интергалактической программе содержится информация о том, которым мы в состоянии воспользоваться. Для других у нас нет подходящего оборудования.

– Одного вполне достаточно, – сказала Афра.

– Будет не так просто. Он биологический.

– Гибернация! То есть, если мы заморозим себя или поместим в защитный раствор...

– Но у нас нет ни криожидкости, ни криостатов для хранения, – возразил Гротон. – Мы же не можем просто выбросить тела в шлюз для экстренной гибернации. А кто нас разбудит, когда мы будем на месте? Хотя, я могу запрограммировать компьютер, чтобы он потрепал по плечу первого, когда пора будет вставать.

– Никакого замораживания, никаких криостатов, – сказал Иво. – Никакого сверхсложного оборудования. Все, что нужно – немного времени и чистый тазик.

Афра посмотрела на него с подозрением, но от замечаний воздержалась.

– Уж не собираетесь ли вы расплавить нас? – спросил Гротон.

– Вот именно.

– Это, наверное, была юмористическая передача, сын мой.

– Тем не менее, это так. Мы должны расплавиться в протоплазму. В этом состоянии можно перенести любое ускорение, на которое способен Джозеф, и как угодно долго. Недостаток наших тел в том, что они имеют скелетную структуру, действующие органы, работоспособность которых может быть нарушена перегрузками. Я не пытаюсь принизить функциональность нашего организма – в нормальных условиях трудно найти лучшую замену. Но в форме протоплазмы мы почти неуязвимы, поскольку отсутствует структура выше молекулярного, в крайнем случае, клеточного уровня. Жидкость может вынести все.

– Правда, может и выплеснуться, загрязниться, – с отвращением сказала Афра.

– Думаю, нам лучше сдаться ООН, – промямлил Гротон. – Я с трудом представляю себя в виде банки с кремом или мягкого пудинга.

– Я предупредил, что будет непросто. Но успех гарантирован.

– Да? Культурой, погибшей три миллиона лет назад? – раздраженно спросила Афра.

– Ну, я не уверен, что она погибла. И неизвестно точно, насколько она далеко – один миллион лет или шесть.

– Мне намного легче от этого.

– Хорошо. Либо да, либо нет, – сказал Иво. – Я вам покажу все в макроскопе, а вы затем решайте. Это единственный способ освоить метод. Объяснить это я не смогу.

– Ну вот, теперь нам предстоит броситься грудью на разрушитель, – сказала Афра. – И все в один день!

– Постойте-ка! Вы что, серьезно насчет превращения в желе? – воскликнул Гротон. – Может я темный, но я просто не могу себе представить...

– Я серьезно. Преимущество этого метода над другими в том, что он не требует сложного оборудования. На это способно любое живое существо, если ему показать, как и процесс будет проходить под контролем программы. Все, что необходимо – это надежный контейнер для жидкости, чтобы она не разлилась и не загрязнилась, как правильно заметила Афра. В остальном все это – чистая биология.

– На словах все гладко, – сказала Афра. Может, вы нам продемонстрируете?

– Был бы только рад, но думаю, сначала вам нужно освоить технику настройки – то есть, как найти станцию и избежать разрушителя.

– Если этот ваш метод не сработает, нам это вряд ли понадобится, – язвительно заметила Афра.

– Действительно, и как мы сможем обойти разрушитель – по одиночке, или все вместе? – спросил Гротон.

– Теперь я знаю дорогу. Я могу провести вас к станции по одному, в обход разрушителя, если буду управлять сам. Я не смогу объяснить, как это происходит, только знаю, что надо делать.

– Я пойду с вами, – сказала Беатрикс. – Я знаю, мне можно.

– Нет! – внезапно крикнул Гротон.

Беатрикс невозмутимо посмотрела на него:

– Но ведь я вне опасности, не правда ли? Если он меня и захватит, то он меня не тронет, а если нет – это будет доказательством того, что Иво знает дорогу.

Гротон и Афра беспомощно переглянулись. Она была права, пристыдив их своими здравыми рассуждениями, и ей нельзя было отказать в мужестве. Брад когда-то говорил, что совсем не зазорно иметь средний коэффициент. Брад знал, о чем говорил.

Гротон выглядел напряженным и заметно нервничал, когда Беатрикс надела второй шлем и окуляры, но вмешиваться не стал. Иво подумал, что Беатрикс, конечно, добрая и мягкая женщина, но если уж что-то твердо решила, то с пути не свернет.

Они двинулись. Иво провел ее осторожно вокруг разрушителя так, что она даже не испугалась, и вывел на поверхность галактического потока информации.

– Ох, Иво, – воскликнула она. Ее голос уходил в физический мир и, отражаясь от него, под тем же углом возвращался к Иво. – Я вижу это! Словно огромная радуга раскинулась между звездами! Как здорово!

Он повел ее дальше вниз, в поисках того особого аромата, той божественной музыки, которые образуют потоки знаний, говорящих о самой сущности бытия.

Возникли образы передач, внешне похожие на картины разрушителя, но гораздо более сложные. В них была не всесокрушающая мощь разрушителя, но изысканность и утонченность истинного знания – это выглядело, как часть огромного дисплея с каталогом содержания одной из передач. Иво, знавший уже путь, взял Беатрикс под руку и повел ее по коридору под сводами гигантского университета, к области знания, в которой они могли найти свое спасение.

– Но, а другие двери, донесся ее голос из физического мира. – Здесь столько замечательных...

Он тоже сожалел о том, что они не могли провести вечность в макронной цитадели знания. Ведь это лишь одна стотысячная всех передач – это становилось все яснее, по мере того, как он узнавал все больше об объеме передач и их диапазонах, а это, в то же время, лишь стотысячная часть среди других областей знания. Университет? Это был межгалактический образовательный комплекс невообразимых размеров. Но в создавшемся положении они вынуждены были ограничится лишь малой каплей океана информации, не обращая внимания на его бескрайние просторы. Они явно были не достойны всего этого.

Микрокосм биофизической химии: казалось, будто они стояли в чане с протоплазмой, они могли ощущать ее, видеть ее свойства, и в то же время оставаться в своей реальности. Сферическое образование, заключенное в слоистую плазменную мембрану, жило своей жизнью, поверхность его ритмично пульсировала. Внешне это выглядело как мешок с протеином, карбонатами, липидами, ионами металлов – все вместе раствор с нейтральным pH. Но это было больше, чем физика.

– Что это? – недоуменно спросила Беатрикс.

– Модель клетки, – ответил Иво. – Нам нужно ознакомиться с базовыми элементами жизни, потому, что...

Но Беатрикс смутилась – она не могла понять технические детали. Да и Иво вряд ли был способен все объяснить, он чувствовал себя полным невеждой в этом храме знания.

Он решил опустить подробности и сказал:

– Смотрите, вот это ядро.

Такое объяснение удовлетворило Беатрикс. Она разглядывала мягкую массу ядра и основные его органеллы, плавающие и пульсирующие в колышущемся объеме. Это было что-то вроде мозга организма – ведь в ядре находится жизненно необходимый набор хромосом, бережно спрятанный в мягкой матрице. К стенкам ядра крепился эндоплазменный скелет – система мембран, пронизывающих клетку. Это подобие скелета и нервной системы животного выполняет функции остова клетки и передачи нервных импульсов. Поверхность ядра была усеяна рибосомами, производящие необходимые для жизнедеятельности клетки протеины.

– Она живая, – просто выразила свою мысль Беатрикс.

Да, она была живой. В ней находился аппарат, называющийся комплексом Гольджи, который отвечает за синтез некоторых ферментов и сложных гидрокарбонатов. Дышала клетка при помощи митохондрий. Постоянно мигрирующие лизосомы охраняли клетку от болезней – комки активных ферментов, разрушали инородные тела. Все необходимое для выживания имелось в этом создании.

– Это то, что нам придется сохранить, – объяснил Иво. – Тело, как мы его себе представляем, должно исчезнуть; но функционирующие клетки – такие как эти, – должны остаться. Они не должны погибнуть, хромосомный набор не должен быть поврежден.

– Да, – согласилась Беатрикс, поняв суть, но не детали. – Я запомню.

Затем они осторожно отошли от модели. Назад, в канал информации, через университет, держа в руках знания будто бокал с шампанским и осторожно потягивали его, запоминая вкус, – назад, в серые будни.

Они сняли шлемы и обернулись. Афра и Гротон нетерпеливо ждали рассказ.

– Мы столь многого не знаем! – сообщила им Беатрикс.

Остальное было рутиной. Он провел Гротона, Афру, а затем и Брада. Разум не был для этого нужен, более того, он доставлял неудобство – ведь совсем рядом притаился разрушитель. Хоть Браду он уже не был страшен.

– Это что-то вроде взаимного контакта, – начал пояснять Иво. – Важно не столько то, что вы увидите его, оно должно увидеть вас. Модель клетки это только наглядное пособие. Программа – вот главное. Она программирует ваши клетки, ваше тело, ваш мозг для трансформации – коль скоро вы все поняли и согласны. Вы должны понять, вы должны этого хотеть или, как минимум, смириться. Тогда она создаст вам индивидуальную программу. Это как точная хирургическая операция, где хирург – это программа.

Ему показалось, что он использует слишком много сравнений в своем рассказе, но ведь точных определений не было. Как Вселенная больше Солнечной системы, так и вселенское знание невозможно охватить человеческой терминологией.

– Три миллиона лет назад, – сказала Афра. – Я еще могу представить доктора-человека, ну инопланетянина, ну пусть робота, но луч псевдо-света!

– Теперь все уверены, что владеют способом обхода разрушителя? Необходимо каждый раз знакомиться с ним за несколько часов до процесса трансформации.

– Нет, – отрезала Афра. – Я боюсь его. Он захватит меня, как и Брада. Я не смогу с ним бороться, он пробирается к моему интеллекту. Только что, с вами, я, выражаясь фигурально, закрыла глаза и открыла их, только когда мы были рядом с клеткой. Но я этого не понимаю и не знаю пути.

С ней, по-видимому, придется так и поступать. Она способна воспринять разрушитель и была перед ним беззащитна.

– А я почувствовал опасность, – сказал Гротон, – но, правда, не совсем так. Это как если стоишь на краю водопада, в тысячу футов высотой, вдыхаешь водяную пыль, слышишь рев внизу и ощущаешь запах разбивающейся о камни воды, но не прикасаешься к потоку. Наверное, я ниже опасного порога. Теперь вы мне показали обходной путь, и, думаю, если понадобится, я смогу найти его сам. Но, честно говоря, мне не очень то хочется проделывать это еще раз. – Гротон натянуто улыбнулся.

– Это было прекрасно, – сказала Беатрикс. – Как поэзия или музыка – но сама бы я туда не пошла. Эта радуга...

– Одного раза достаточно, – заключила Афра. – Но вот еще вопрос – можно ли доверять методу? Где гарантии, что мы, растворившись, не останемся лужами протоплазмы навсегда? Я хотела бы увидеть полный цикл, прежде чем доверю свое тело процессу. Оно у меня, увы, одно.

– Это может быть более изощренная версия разрушителя, – прибавил Гротон. – Вторая линия обороны.

– Не думаю. Это намного старше разрушителя. Все программы старше, но эта настолько далеко... миллиона три лет. И я видел только позитивные данные, негативных не было. – Внезапно к Иво пришла мысль: – А что если цивилизация, создавая разрушитель, пыталась оставить свой след в истории? Будучи неспособной превзойти другие в позитивном познании?

– Собака на сене? – спросила Афра. – Может да, а может и нет. Зло конечно можно понять, но это было бы просто отвратительно.

Гротон посмотрел в телескоп:

– Видны блики отражения. Корабль ООН приближается. Нужно действовать или сдаваться. Как долго длится процесс плавления?

– Деструкция недолго, насколько я понял, – ответил Иво. – Но восстановление занимает несколько часов, и по неизвестным причинам она может начаться только через сутки после деструкции. В сумме около двух суток для полного цикла.

– Это тупик, – сказала Афра. – Если мы все проверим, и это сработает, будет слишком поздно для того, чтобы воспользоваться. А если не будем проверять – есть вероятность, что мы совершим особо извращенное самоубийство.

– Мы можем на ком-нибудь опробовать процесс, – предложил Гротон. – Если это смерть, то все скоро станет ясно – запах и все такое прочее...

– Хорошо! – сказала Афра.

– Но если все пройдет нормально...

– Хорошо. Контрольный тест. Кто?

– Я уже говорил – я хотел бы... – начал было Иво.

– Вам лучше пойти последним, – сказала она. – Вы ведете это шоу. Если оно провалится – примете всю ответственность за последствия.

– Афра, это не очень милосердно с вашей стороны, – возразила Беатрикс, очевидно, ей было очень неприятно выслушивать язвительные замечания, пусть даже в чужой адрес.

– Не время для милосердия, дорогая.

Гротон отвернулся от телескопа.

– Я рад, что вы так думаете. У нас есть подходящий кандидат для теста.

Она мгновенно его поняла:

– Нет! Только не Брад!

– Если процесс сработает, то нам рано или поздно придется это с ним проделать, а если нет – то что за жизнь он теряет? Как вы правильно заметили – не до милосердия.

Афра посмотрела на Брада.

Он сидел прямо, волосы по-мальчишески спутаны, на лице суточная щетина, по подбородку стекала слюна. Штаны кое-где потемнели – он опять обмочился. Брад куда-то смотрел, улыбаясь, глаза его оставались неподвижными.

– Я сама это сделаю, – мрачно согласилась Афра. – Никого не нужно, я скажу потом, что получилось.

Иво объяснил необходимые детали. Гротон удалился в недра Джозефа поработать механической пилой и вернулся с подходящей емкостью. Они установили оборудование и оставили ее наедине с Брадом. Все трое молча вернулись Джозеф.

Тишина. Затем ее пронзил крик Афры, Гротон было бросился посмотреть, но она запретила ему входить, и он вернулся. Слышался тихий плач и ничего больше.

Оставшиеся не знали что и думать. Иво представлял себе, как Брад плавится, превращаясь в бесформенную лужу, сначала ступни, затем ноги, затем туловище и, наконец, его прекрасная голова. Она, наверное, закричала, когда растворилось лицо? Все ждали Афру в напряженной тишине.

Через полчаса она позвала их. Ее лицо было бледным, глаза неестественно широко раскрыты, и голос отчаянно спокоен.

– Работает, – сказала она.

Одежда Брада была аккуратно сложена на стуле. Рядом стоял закрытый контейнер, похожий на гроб. Больше ничего не напоминало о происшедшем.

Афра никак не могла успокоиться:

– Предположим, что полный цикл работает. Что после него мы останемся такими же, как прежде – во всех отношениях. Я могу понять это рассудком, но душой – нет. Как мы узнаем, что мы выжили? Что выходит тот же человек, что и вошел?

– Я твердо буду знать, что я тот же человек.

– Но как, Иво? Вы можете выглядеть так же, говорить так же, но где уверенность, что вы такой, как прежде, что это не имитация, не другая личность под вашей внешностью?

Иво пожал плечами:

– Я буду знать. Если будет разница, я ее замечу.

Она смотрела на него с обезоруживающей настойчивостью. Это выражение на ее лице он любил больше всего.

– Ой ли? Или вы будете только думать, что не изменились? Как вы узнаете, что внутри вас не находится самозванец, который пользуется вашим телом, мозгом, знаниями?

– А что остается кроме этого? Если у меня тело Иво и его личность, то я Иво, не так ли?

– Нет! Вы можете быть идентичным двойником – конгруэнтной копией, – и в то же время другим индивидуумом. Другим "я".

– В чем же различие?

– В чем разница между двумя ягодами, яблоками, карандашами, планетами? Если они существуют одновременно, они уже различны.

– Но я не существую одновременно с кем-либо еще. С другим "я". Как же я могу отличаться?

– Ваша душа будет другой.

– О-ох, произнес Гротон.

– Ну как бы это еще выразить? – Афра сердито посмотрела на Гротона. – Я не призываю на помощь религию, хотя, возможно, это не такая уж плохая идея, просто пытаюсь понять, какую цену нам придется заплатить за это галактическое чудо. Как можно говорить о личности, если тело и мозг под сомнением? Я не желаю стать двойником, который выглядит так же, как я, мне безразлично, насколько хорошо отражение, главное, что это не я.

Иво опять попытался представить, что же там произошло с Брадом. Она была потрясена до глубины души, и сейчас цеплялась за философские и другие предлоги.

– Мне кажется, я уже о чем-то подобном размышлял, – начал Гротон. – Я спрашивал себя – человек, который просыпается утром – тот же, что который ложился в кровать? Или, возможно, человек меняется вместе с составом тела – с каждым глотком еды, с каждым актом выделения? В конце концов я решил, что люди действительно все время меняются – но это не имеет большого значения.

– Не имеет значения!

– Главное в том, что мы действуем, в то время как существуем, – сказал он. – Мы проживаем день, и когда он проходит, не жалеем о нем. Но в следующий день уже новое "я" несет за все ответственность. Оно действует согласно обстановке, следующее за ним "я" тоже, в этом нет ничего плохого или хорошего, так уж предопределено.

– Опять астрология? – презрительно спросила Афра.

– Когда-нибудь вы будете о ней лучшего мнения, – спокойно ответил Гротон.

Она фыркнула, и Иво с удивлением подумал, что он считал раньше манерность чем-то неестественным. Также ему пришло в голову, что, может быть, причина ее яростной реакции на замечания Гротона кроется в том, что глубоко в ее душе живет мысль о том, что в них что-то есть.

– В любом случае, – продолжал Гротон, – нам нужно пройти процесс, либо выкинуть белый флаг. Вопрос ясен – либо от ООН убегут другие "я", либо сдадутся "я" истинные.

– Вы, – сказала Афра, – отъявленный казуист.

– Так что будем делать? – спросил Иво.

– Ладно, поскольку я больше всех возражаю, то пойду первой. Все же я хочу иметь сторонние свидетельства. Я видела это, а вы нет. Но когда увидите процесс, поймете, о чем я... Мне наплевать на все предопределения, я хочу быть уверена, что я – это я.

Лицо Гротона не переменилось:

– Никто не сделает это лучше вас самой.

– Нет, вы сможете. Я хочу, чтобы кто-то еще проверил, что я – это я.

– Какое это имеет значение?

– Имеет.

– Обратная связь, – сказал Иво, и Афра неожиданно одарила его улыбкой.

Она расстегнула блузу.

Все трое смотрели, не смея рта раскрыть. Афра раздевалась спокойно, методично и полностью. Она предстала перед ними – великолепная фигура женщины в расцвете.

– Я хочу, чтобы меня подержали.

– Тактильное свидетельство – очень важная вещь, – произнес Гротон, без тени иронии, но с места не сдвинулся.

– Я этого не понимаю, – сказала Беатрикс, явно смущенная происходящим больше, чем мужчины.

– Я хочу чтобы вы, все вы, ощупали меня, – сказала Афра, будто давала инструктаж по хранению крупы. Голос ее был спокоен, но румянец, зародившись на щеке, соблазнительно передвигался вниз. – Это для того, чтобы вы в последствии верили не только своим глазам и ушам. – Она слабо улыбнулась. – Или «душе». Чтобы вы поверили, что это та же девушка, хотя бы снаружи. Когда вы увидите, как я плавлюсь, вы никогда не поверите в возможность воскрешения, если у вас не будет свидетельств всех ваших чувств. А если не поверите вы, то как поверю я?

– Для меня все девушки на ощупь одинаковы, – выдавил Иво, лицо его пылало.

– Давайте, – прошептал Гротон.

– Я?

Гротон кивнул.

Иво встал и почувствовал, как ему показалось, еще большую неловкость, чем Афра. На негнущихся ногах он приблизился к ней. Поднял руку и неуверенно остановился. Он был бы рад избавиться от своего влечения к ней, лишь бы прервать эту сцену.

– Представьте, что вы доктор, – участливо посоветовала Беатрикс, но в голосе ее уже была слышна легкая истерика.

Иво подумал, что ей это вряд ли очень уж нравится.

Нравится ли это ему? Брад как то раз назвал его целомудренным, а Брад точно знал что, говорил.

– Нет, – возразила Афра, – формальный осмотр – это бессмысленно, делайте что угодно, только чтобы потом вы узнали меня.

– Я уже имею некоторое представление о вас, – Иво понимал, что краска на лице его видна, – событие редкостное, так как лицо довольно смуглое. Однако после встречи с Афрой он понял, что такое возможно не так уж и редко. Кровеносные сосуды лица расширялись, требуя все большего количества крови – это тоже было чем-то вроде обратной связи. Он смущался, потому что его смущали. Имеет ли Афра представление о том, что он чувствует по отношению к ней?