Текст книги "Верни мне тело (СИ)"

Автор книги: Энтони Фарадей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

ЭТО НЕ Я!

Внутренний крик Максвелла стал отголоском его бессилия.

Он пытался отрицать происходящее, отмахиваться от этой ужасной реальности. Он готов был взорвать всё вокруг только ради того, чтобы почувствовать движение, свободу.

Всё вокруг померкло, затмеваясь жгучими вспышками ярости, которые вырываются из глубины его души. Внутренний вулкан, который спокойно жевал лаву прошлой жизни, внезапно извергается, заливая сознание яростью и ненавистью. Максвеллу кажется, что весь мир обратился против него, заслуживая только его беспощадных проклятий.

ЭТО ПРОСТО НЕВОЗМОЖНО!!! – разрывается он, словно хочет оглушить свои собственные мысли.

Его голос в голове звучит резко и беспомощно одновременно.

Он ненавидит мир за то, что тот довел его до этой точки. Ненавидит гипс, который словно замуровал его в этот адский момент. Ненавидит даже уборщика, который месяц назад случайно забрал его заказ в общепите.

Максвелл разрывается между желанием разорвать всё на куски и попросту уйти от всего этого. Его руки хотят сжаться в кулаки, готовые ударить кого-то во что бы то ни стало. Но их беспомощная неподвижность лишь напоминает о бессилии.

Это так абсурдно… внутри бушует гнев, а наружу выходит только беспомощность!

Он ругает каждого, кого когда-либо знал, каждого, кто даже близко не стоял рядом. Вся эта бессмысленность жизни сжимает его сердце. Даже стены палаты, кажется, смеются над ним.

СРАНАЯ ПАЛАТА, НЕНАВИЖУ!!! – фляга его уже давно засвистела, а в голове звучат только грязные слова и вопли.

И в конце концов, вихрь его разгневанных речей начинает улетучиваться, как дым от обожженной поляны. Максвелл понимает, что его гнев – это лишь мгновение в широком потоке времени. Он чувствует, как измученные горячей страстью слова перетекают в чередующийся вдох и выдох.

С каждой секундой его безмолвия, Максвелл чувствует, как в нем рождается стремление, желание хоть как-то двигаться, вырваться из этой неподвижности. Он начинает торговаться сам с собой, как барыга на базаре, обещая все больше и больше, лишь бы его тело хоть на мгновение послушалось.

Если хотя бы мизинец пошевелится, я перестану ругаться матом! – думает он, нацеливая всю свою внутреннюю мощь на этот маленький палец.

Он сосредотачивается, пытаясь передвинуть его, но ничего не происходит.

Если хотя бы средний палец пошевелится, я больше никого и никогда не стану обманывать! – обещает он себе.

Но даже с этой мотивацией ничего не меняется.

Хорошо, хорошо! – Максвелл решает дать себе последний шанс.

Если я хотя бы шевельну мизинцем на левой ноге, я навсегда расстанусь с этими чертовыми наркотиками! – он представляет себя без этой зависимости, мечтает о будущем, где он может наконец-то вырваться в лучшую жизнь.

И всё же, его тело остается неподвижным, как будто его обещания не достойны даже малейшего ответа. Он ощущает, как нутро его закипает. Все эти обещания, все эти торги – как будто последний бой в его собственной голове.

И вновь он сталкивается с непреклонным молчанием своего тела.

Бездна поглощает Максвелла, словно он столкнулся с черной дырой, готовой затянуть его в свои бездонные глубины. Яркие цвета угасают, как свечение фонаря в ночи, а радость исчезает из его внутреннего мира, испаряясь под лучами солнца. Всё вокруг утрачивает смысл, как картина, размытая дождем.

Всё, что раньше было важным, теперь кажется бессмысленным. Он ощущает, как энергия вытекает наружу через огромную дыру в его сердце. Силы покидают его разум, вытекая сквозь парализованные пальцы.

Что я вообще могу сделать?

Максвелл вглядывается в свои руки, но они как будто принадлежат чужому человеку. Он ощущает, что утратил свою самостоятельность, стал марионеткой неппроглядной пустоты.

Зачем мне вообще такая жизнь?

Он смотрит в окно, видя за его рамой жизнь, которую он был вынужден оставить позади. Там шумят города, люди спешат, заботы и радости вихрем сменяют друг друга. А он – замкнут в своей мясной пустоте.

Максвелл ощущает тяжесть мгновений, которые тянутся вечностью.

Я бы отдал душу… – говорит он про себя, – Если бы у меня появилась возможность снова двигаться, я бы отдал душу.

И в этот момент что-то начинает меняться. Он чувствует, как внутри него что-то шевелится, словно зародыш новой надежды начал прорастать в его сердце. Тьма начинает рассеиваться, как уходящий туман, и в его груди раздаются первые тихие удары – ритм жизни, который он начинает вновь ощущать.

Как внезапная вспышка света, он вдруг чувствует что-то – слабое, но ощутимое.

Рука!

Его рука начинает двигаться!

Он смотрит на свою руку, как будто видит её впервые. Дрожащими пальцами он начинает делать медленные движения, воодушевленно раскручивая их внутри толстого слоя гипса.

Черт возьми, ну вот же она, моя рука!

Пальцы его руки начинают сжиматься и разжиматься, словно они впервые учатся этому, словно рука новорожденного, открывающего для себя мир. Его глаза сверкают, в них горят надежда и живость, которые он так долго терял.

Максвелл понимает, что это всего лишь первый шаг, но он готов идти дальше. Он готов бороться за каждое движение, за каждую минуту своей жизни. Его рука двигается, и в этом движении он находит новую истину, новую надежду.

Я верну свою жизнь! – кричит он внутри самого себя, бросая вызов судьбе.

Сдайся…

Что?

Отпусти…

Темнота начинает сгущаться, как рука на шее, и Максвелл агрессивно зажмуривается, пытаясь защититься от этой невидимой силы. Но уже слишком поздно. Свист в ушах пронзает его барабанные перепонки, и он закричал, но этот крик утонул в хаосе его израненного рта.

Тело бунтует, органы чувств кажутся предателями, и он пытается собрать себя в кулак. Мурашки катятся по коже нотами мрачного симфонического произведения.

Верни…

Не сметь, не сметь не терять сознание! – Максвелл борется изо всех сил.

Раздается хруст.

Что за…?

Максвелл открывает глаза, и его сознание сталкивается с реальностью, которая кажется кошмаром. Темнота отступила, но он уже не там, где был. Проморгавшись, он замечает, что стоит в палате, но что-то не так. Гипс всё еще сковывает его…

Черт возьми, я стою!

Жалкий…

Мир потух, и загорелся вновь, мгновенное переключение камеры, но Максвелл уже летит, летит лицом в стену. Мир потух, и загорелся вновь, столкновение, и больничная кровать ломается на две части, словно игрушечная.

Человек…

Нет!

Мгновение в темноте, и левую руку отбрасывает после удара по осыпающейся известью стены. Макс удивленно смотрит на нее и понимает что она абсолютно целая, и он полностью ее чувствует.

Хватит…

Мгновение в темноте, и нос пронизывает боль.

Сопротивляться…

Мгновение в темноте, и на его глазах тумбочка выбивает дверь в коридор.

Смертный…

Мгновение в темноте, и ладони хлопают друг об друга, а волна от них отбрасывает тело Макса назад. Осколки разлетаются в стороны и больно ранят спину. Больничное окно всё отдаляется, всё дальше и дальше…

– Ай, епта…!

Максвелл чихает, внутри него разливается горечь, и ощущение жара захлестывает его изнутри. Нос приятно щиплет, и перед тем, как он успевает включить свой логический аппарат, глаза с болью открываются, и в них появляется доктор. Но какого черта?

Неужели он опять в какой-то больнице?

Максвелл пытается отмахнуться от этих назойливых докторских рук. Но, черт возьми, он не успевает даже отмахнуться, как его руку перехватывает доктор, словно он на несколько шагов впереди.

Бесит, всё так бесит!

Доктор, недоумевая, отпускает его веки и переходит к следующему номеру в программе – ощупыванию тела. Пальцы доктора лазят, как пиявки на барском мертвом теле. Максвелл не может поверить своим ушам, когда он слышит, как доктор комментирует свои действия.

– Бедренные не сломаны… и даже берцовые!

Максвелл встречается с доктором взглядами, и последний приступает к более серьезным манипуляциям. Настигая грудную клетку, он останавливается, и Максвелл чувствует, как его сердце сжимается от неизвестной тревоги.

– Невероятно... – доктор шепчет это, словно обнаружил золото в грязи, – Молодой человек, вы только что выпали из окна, а ваше тело целое. Абсолютно целое! Вы настоящий счастливчик! Если это не чудо, то чудес не существует!

Максвелл посмотрел на доктора, как на психически нездорового человека.

И в этот момент, на мгновение, он осматривается по сторонам и всё внутри него меняется. Нет, это не медсестра с шприцем… это место где он находится. Он, прямо сейчас, находится, на, улице! Запах недавно прошедшего дождя, зеленое дерево над головой и птички, чирикающие в приятной мелодии.

– Это всё правда… – шепчет Максвелл, вдруг поражаясь вновь вернувшейся способности говорить.

– Молодой человек, вы в себе?

Максвелл не успевает ответить, потому что прямо за доктором оказывается черная машина. Он ни за что не спутает ее с ни с какой другой. Это не машина такси и не скорая помощь. Эту машину он узнает всегда, это машина Клана!

Страх охватывает его ледяными когтями, и он начинает отползать назад.

– Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет...

Доктор пытается понять в чем дело и ищет ответ в глазах Максвелла, но там он видит лишь страх. Он хватает парня за плечи, как бы держа его на земле, и с немалым любопытством смотрит на него, словно хочет проникнуть внутрь. Но там он находит лишь мрак, мрак страха, который закрывает всё остальное.

– Нет, нет, нет, нет, нет, нет...

Максвелл безумно смотрит на доктора, но видит уже не человека, а зловещее олицетворение одного из своих самых ужасных страхов. И он не может больше сдерживаться. Он отталкивает Доктора с невероятной силой. Тело движется под действием инстинкта выживания, и он продолжает отползать назад, пытаясь убежать от того, что преследует его внутри.

– Нет, нет, нет... – повторяет он.

Но черная машина никуда не исчезает.

Максвелл с трудом пытается подняться, но его ноги не слушаются, и он борется с нестабильным равновесием, как пьяница у оврага. Тело требует отдыха, но что-то внутри не дает ему упасть… и всё таки он падает, но опять поднимается!

– Мужики! – вдруг разрывает воздух крик доктора.

Звук этих слов ударяет в уши Максвелла, как палкой по голове. Он смотрит в том направлении, откуда доносится крик, и видит, как двое санитаров выходят из-за скорой помощи. Их форменная одежда кажется зловещей и угрожающей.

Меня так просто не возьмете!

Убедившись, что он наконец-то держится стоя, он вскидывает взгляд и видит перед собой врагов. Он смотрит на них, и в этот момент он уже уверен в том, что все они – доктор, санитары, даже сама больница – работают на Клан.

Максвелл чувствует, как напряжение во всех его мышцах нарастает, они готовы взорваться. Но внезапно он чувствует в них небывалую силу, словно внутри него проснулся зверь, готовый к битве.

Кабзда этому докторишке!

Понимая что сейчас ему навесят таких люлей, каких свет никогда не видывал, Макс зарычал и вспомнил все свои драки за целую жизн. Он был готов держаться против этих здоровяков столько, сколько ему хватит сил.

Мир потух… и загорелся вновь.

Максвелл судорожно смотрит на свои окровавленные руки и оглядывается.

Вокруг он лицезреет мясное… месиво из побежденных санитаров, и замечает рядом со скорую помощью своего последнего врага. Дверь машины закрыта, но он уже суетится около нее и готовится сбежать.

Рука ложится на плечо, и доктор в ужасе оборачивается.

– Что тебе нужно? – его голос дрожит от страха.

Максвелл не отвечает словами, ведь рука уже нашла свою цель. Он выхватыет ключ-карту, и улыбчиво подмигивает доктору. Бросив последний взгляд на машину Клана, он с небывалой для парализованного легкостью запрыгивает внутрь скорой помощи и закрывает за собой дверь.

Адьос амигос!

***

Скрипят колеса черного автомобиля. Он привлекает взгляды прохожих, а тонированные стекла создают загадочное ощущение. Дверь плавно открывается, и девушка в элегантном черном платье ступает на мраморный пол перед главным входом больницы. Она выглядывает из-под темных очков, оценивая не только здание перед собой, но и каждое возможное препятствие.

– Ну что, готов? – оборачивается она к своему верному охраннику.

Его лицо скрыто под отражающим круглым шлемом, но сейчас скорее всего выражает сомнение. Он мрачно покачивает головой, словно предчувствуя бурю, которая может разразиться.

– Ты уверена, что это хорошая идея? – его голос звучит настороженно, но даже он не может остановить решимость девушки.

Они входят внутрь, и зал ожидания медленно застывает. Взгляды перепуганных пациентов и врачей приковываются к нежданным гостям. Подойдя к стойке регистрации, она сталкивается со взглядом медсестры, которая отмахивается от своей стажерки и наигранно улыбается, осознавая ситуацию.

– Мы хотим увидеть пациента по имени Максвелл.

Девушка говорит с уверенностью, которая не терпит возражений. Ее голос звучит как распоряжение, и медсестра не задает лишних вопросов. Она просто кивает и указывает на коридор, ведущий к лифту.

– Он на 15 этаже, 1566 палата…

Взгляд охранника бдительно скользит по каждому углу, каждой двери. Он готов реагировать на любую угрозу, и его кибернетические чувства на предельной готовности. Все в больнице чувствуют, что воздух наполнился электричеством, когда эта необычная пара проходит мимо.

Лифт медленно поднимается, внутри – тишина.

– Ты уверена, что хочешь это сделать? – вдруг спрашивает охранник – Пять лет, это чертовски, много, времени!

– Я знаю, что делаю! – кратко отвечает девушка.

Мгновение, и двери закрываются снаружи, окутывая их в молчании.

Внутри лифта, в зеркалах, отражается пара – она, уверенная в себе, стройная девушка с жемчужно черными волосами и такого же цвета платье, и он, охранник с ног до головы аугментированный особым военным сплавом, и мрачным взглядом известным лишь ему.

Вдруг девушка улыбается, обратив внимание охранника на детскую наклейку, изображающую мишку, которому оторвали лапку. Он резко вздрагивает, и его новая рука неожиданно сжимается. Весело поигрывая с его нервами, девушка подмигивает в отражение, играя в свою собственную игру.

Двери лифта раскрываются, и перед ними предстает последний коридор. На пути, как из под земли, возникает доктор в ослепительно белом халате, будто только что забрал его из химчистки, и он полон энергии!

– О, кого я вижу, ахаха! – его смех звучит невыносимо пронзительно в этой обстановке, – Натали, неужели это правда ты?

– Мне нужно в палату 1566. – резко отвечает девушка, точно зная свою цель.

– Вы что, ахаха, не в курсе? – доктор блокирует ей путь, – Пациент не принимает гостей, ахаха, он хорошенько потрепан, ахаха, и ему, возможно, ахаха, совсем недолго осталось!

– Именно поэтому я здесь. – говорит Натали решительно, – Прочь с дороги, док!

– Если вы, мадам, ахаха, не прекратите этот беспредел, я буду, ахаха, вынужден применить к вам силу, ахаха! – доктор ухмыляется, словно маньяк. Но внезапно его ухмылка замирает, и его рука ложится на висок.

– Что это у вас? – иронично спрашивает девушка, – Неужели нейроинтерфейс?

– Чего, ах…

– А он случайно не Клана?

– Ахаха… – доктор пытается начать, но его слова замирают в воздухе.

Он падает без сознания.

Натали медленно снимает с себя темные очки. Стоя перед дверью, она ощущает, как нервы напрягаются до предела. Охранник, который всегда готов защитить ее, осторожно вытащив нож, изучает его лезвие. Однако это вызывает лишь усмешку у девушки, которая внезапно вздыхает, демонстрируя излишнюю осторожность своего охранника.

– Ну что, не передумала? – спрашивает он, мерцая зелеными жилками.

– Нет… – тихонько шепчет Натали, – Просто… хочу запомнить, хочу запомнить этот момент.

Девушка прикасается к ручке двери, и этот жест кажется настолько важным. Она вдыхает воздух, глубоко и медленно, вдыхая в себя момент. Натали выдыхает, и ее пальцы сжимаются на ручке, готовые сделать шаг в прошлое.

Сердце начинает биться быстрее, и внезапно ее руки касается охранник.

– Последний шанс передумать. – предупреждает он.

Рука дрожит как зубы на морозе, и внезапно девушка отпускает ручку, как будто сама рука отказывается следовать ее воле. Она отступает, ее охватывает жар, и в глазах ее мелькает недоумение, как будто она не может осознать, что происходит.

Стоило девушке отойти от двери, как ее мир тут же разрушился.

Грохот, как раскат грозы, раздается по коридору, и дверь в палату слетает с петель и падает на пол. Натали видит, как белая тумбочка метеоритом разбивается о стену напротив. Секунды кажутся бесконечностью, и она не успевает даже понять, что произошло.

Тело девушки как тетива проносится к отрывшемуся проему. Мельком она видит, как в центре комнаты стоит голый парень, с огненно рыжими волосами. Взгляд девушки застывает в этот момент. Она лишь успевает заметить, как парень бьет ладонями друг о друга.

Мощную волна воздуха сбивает ее с ног, и Натали теряет сознание.

Глава 3

Максвелл сидел за раскинутым на столе алтарем – крошечными пакетами, ампулами и закрученными краями металлических стержней, наполненных ядовитой радостью. Это была его святая зона.

Место, где он искал побег от мрачной реальности.

– Тебе две ложки, как всегда? – прозвучал старческий голос из другого конца квартиры. Максвеллу не хотелось даже поднимать взгляд, его настроение уже было на грани взрыва, и он стукнул кулаком по столу.

– Мне сейчас не до сраного чая!

– Всегда есть время для сраного чая! – донеслось в ответ.

Максвелл в это мудрствование не верил.

Он вдруг вспомнил, как этот чай они пили вместе с бывшей, садясь вечером на балконе, смотря на заходящее солнце, и разговаривая о будущем. Но сейчас, в этот момент, всякое будущее казалось потерянным.

– Черт, карга, я ненавижу твой чай! – вырвалось у Максвелла.

Старушка, оскорбленная этой дерзкой невежливостью в адрес своего любимого, фирменного напитка, не стала молчать. Быстрее, чем Максвелл мог бы себе представить, она метнула нож.

Свист, звон – и металл вонзился в стену, пара сантиметров от его уха.

– Хорошая доставка, старая! – воскликнул Максвелл с сарказмом и выдернул нож из стены, – Оставлю тебе на чай!

Время, замедлившись, внимательно следило за каждым его движением.

Он вернулся к своему столу, где на его хаотичном "алтаре" все еще лежала куча ампул, капсул и, конечно, два десятка разноцветных таблеток. Эти маленькие чудовища представляли собой всё цветовое разнообразие радуги и имели разные формы – от треугольных до шестигранных. Каждая таблетка как бы кричала: "Выбери меня, и я превращу твою унылую жизнь в фейерверк".

– Ну что, значит пришло ваше время! – шепнул Максвелл.

Он разложил таблетки отдельно от остального хлама. С лёгкостью, почти с живописной грацией, его нож как хирургический инструмент отделил их от прочего мусора.

Этот момент был для него как ритуал – когда мир суживается до размеров стола, и весь космос кажется не более чем фоном для его личной драмы. С уважением, с почти религиозной тщательностью, Максвелл принялся дробить таблетки тыльной стороной ножа. Пудра разлеталась в разные стороны, как если бы каждая частичка была миниатюрным фейерверком.

За окном мелькнула молния, как будто само небо решило поддержать его.

Максвелл делает разноцветные дорожки. По мере того как мелкая пудра падает на стол, его руки двигаются ритмично и уверенно, словно мастера, создающие своё произведение искусства. Взгляд его прикован к множеству мелких, красочных линий, он видит в них нечто большее, чем просто порошок.

Максвелл уже почти предвкушает, как будет кайфовать. Его сердце начинает биться быстрее, а мир вокруг кажется более ярким и насыщенным. Эти таблетки были его маленькими спасителями, позволяющими сбежать от серости бытия.

Входит старушка, говорящая его имя, но он едва слышит. Голова его находится на краю волны галлюцинаций, и он едва улавливает её присутствие.

– Сделала нам чай. – говорит она с надеждой в голосе.

Максвелл отмахивается от нее и просит её пойти в задницу.

Старушка злится.

Максвелл ныряет лицом в стол, и внюхивает самую мощную и длинную дорожку порошка. За секунды до этого момента его мысли были размытыми, но сейчас они стали ясными и острыми.

Руки что держат чай дрогнули, и чашки с горячим напитком полетели на пол.

– Дурень, ты что... – доносится до него шепот.

Максвелл поднимает голову и улыбается. Его глаза осматриваются, и он чувствует, как тепло разбегается по его телу. Это было нечто совершенно новое, словно он стоял на пороге невероятного открытия.

Минута тишины.

– Ты что наделал? – вновь шепчет старушка.

– Замолчи, старая!

Вторая минута тишины, и Максвелл зажмуривается, чувствуя, как силы возвращаются к нему. Блеск в его глазах становится ярче. Он ждет еще немного, открывает глаза и понимает, что ничего не произошло.

Максвелл смотрит на старушку, и в его глазах отражается неверие и отчаяние.

Даже тяжелая артиллерия больше не берет его.

Максвелл со зла втыкает нож в стол. Нож вонзается в дерево, создавая характерный скрежет, который разрывает тишину комнаты. Ему не хватает слов, чтобы выразить свою ярость и разочарование. Он ожидал, что эти таблетки снова откроют перед ним дверь в иной мир, но вместо этого – ничего.

Стол с грохотом ломается пополам. Деревянные осколки разлетаются в разные стороны. Старушка, наблюдающая за ним с мирными намерениями, взвизгивает от неожиданности и укрывается подносом от летящих осколков.

Максвелл теряется и не знает, что ему делать. Все его планы рушатся на глазах, как разлетающиеся осколки стола. Он чувствует, как горькая ярость кипит внутри него, а отчаяние сводит флягу в сторону наклонной.

Старушка всё таки свно предлагает чай, несмотря на все его выходки.

Максвелл смотрит на нее исподлобья, полным ненависти взглядом. Он считал её лишним балластом, бесполезной идиоткой, которая лишь мешает ему в его погоне за утонченными наслаждениями.

Но теперь он был безоружен, обречен на этот мир с его горестями и бедами. Все, чем он был уверен, оборвалось. Он не мог позволить себе даже маленькой слабости, и в этот момент его разум начал блуждать по темным уголкам.

Максвелл внезапно вспоминает про самую бодрую штуку, которую он мог лицезреть в жизни – "Голубой Гоблин". Одно из давних названий для новой партии, которую он получил еще работая на Клан. Они обещала, что это что-то особенное, новый вид блаженства, который никто никогда не испытывал.

Судорожно, словно утопающий, Максвелл смотрит на старушку.

– Где Голубой Гоблин?

– Голуб… Голубой Гоблин? – спрашивает она, словно бы не понимая, – Ты что, снова собрался связаться с этой дрянью?

Старушка резко отказывает.

Максвелл судорожно начинает умолять её, сменив ненависть на мольбы. Его страх преобразился в уязвимость. Он пытается собрать воедино последние осколки своего достоинства, чтобы уговорить старушку.

– Пожалуйста, это единственное, что у меня осталось! – произносит он эти слова, словно от них зависит его жизнь.

Старушка остается непреклонной, её давний опыт с такими случаями делает её стойкой. Она видела, как сгорали люди на этом пути, и она решила, что Максвелл не пойдет тем же путем.

Парень хватает её за руки, как последнюю спасительную соломинку, и ищет в её глазах хоть каплю сочувствия. Но в этот момент её глаза лишены всякой любви, они холодны и равнодушны. Её лицо остаётся бесстрастным.

Безнадежно обреченный, Максвелл делает шаг назад.

Старушка наблюдает. Её лицо не выражает сострадания, только жестокую решимость. Она знает, что тут нечего обсуждать.

Это был его последний шанс, и он знал, что он иссяк.

Взгляд Максвелла наполняется презрением. Ему кажется, что она просто не может понять его муки, что она слишком далека от его мира. Он чувствует себя преданным, раздавленным и отвергнутым. Он ненавидит ее, себя и всё в этом мире.

– Голубой Гоблин, это дрянь.

Но слова старушки не доходят до адресата.

Максвелл внезапно вспоминает, где она хранит его. Эта вспышка осознания окутывает его, как внезапный ветер в горячий день. Он поворачивается и мчится в её ванну, где, возможно, спрятан его спаситель.

Максвелл суетливо рыщет по полкам ванной комнаты. Его руки дрожат, а сердце бешено колотится, как будто всё его будущее зависит от того, найдёт он то, что ищет, или нет.

У него не получается найти Голубой Гоблин сразу, и он нервничает. Пустые упаковки и флаконы роняются на пол, создавая хаос ванной комнаты. Страх заставляет его терять контроль.

И вот, когда он кажется утратившим надежду, врывается старушка, держа в руке нож. Её глаза сверкают ненавистью и решимостью. Она крайне серьезно воспринимает попытки Максвелла.

Максвелл с ухмылкой поднимает на неё взгляд. Он не боится эту старуху, и это видно по его дерзкому выражению лица. Её угрозы кажутся ему всего лишь шумом, который включают чтобы получше спалось.

– Или ты прекращаешь этот цирк, или я тебя пырну! – кричит она, дрожа от ярости и страха перед тем, что стало с её мальчиком.

Максвелл смеется, как будто ему сказали лучший анекдот. Затем, как будто ничего не произошло, он открывает нижний шкафчик в ванной.

Старушка дергается вперед, но парень, успев схватить бутылку с голубым содержимым, резко отпрыгивает назад и отмахивается умной шваброй, которую случайно нашел у себя под рукой.

– Осторожней, старая! – высмеивает он её угрозы, – Еще порежешься!

Максвелл откупоривает бутылку, и из нее льется красивый голубой свет небесного оттенка, будто внутри нее спрятаны облака. Паруень вновь с ухмылкой смотрит на старуху, которая безнадежно опускает нож.

– Если ты правда хочешь выпить это... – голос ее дрожит, а глаза наполняются горькими слёзами, – То, покинь мой дом… и больше никогда! Слышишь меня? Никогда не возвращайся!

Максвелл с ухмылкой смотрит на старуху, после чего закрывает бутылку.

***

Золотая дверь отворилась и парень переступил порог.

Я не могу остаться таким!

ЭТО НЕ Я!

Колокольчик звенит над его головой, и дверь закрывается позади, немного напугав Максвелла. Он слышит, как щелчок замка запирается, и это создает странное ощущение внутри. Сердце бьется быстрее, а адреналин пронизывает каждую клетку его тела.

Зачем мне вообще такая жизнь?

Он вспоминает, что произошло в больнице. Там, он пообещал себе, что изменит свою жизнь. Он пообещал душу в обмен на ту странную мощь, и тело ожило. Но потом всё перепуталось, как страшный кошмар.

Если бы у меня появилась возможность снова двигаться, я бы отдал душу.

Максвелл осматривается и видит вокруг себя зеленые клумбы, выложенные мрамором дорожки, и величественное старинное здание перед собой с золотыми куполами. Он чувствует себя как в сказке, и здесь он, возможно, найдет ответы.

Секунды тянутся медленно, предвкушая непредсказуемое будущее.

Он оглядывается, и мимо него продолжают проходить монашки. Их улыбки и доброжелательные поздравления становятся для Максвелла источником уверенности. В глубине его души возникает надежда, что, возможно, это место может предложить ему нечто большее, чем он ожидал.

Внутри старинного золотого здания, где каждый шаг звучит, как шепот, во всю идет ремонт. Вокруг Максвелла поднимаются строительные леса, а разнорабочие слоняются в поисках работы.

Любопытство Максвелла было непомерным, и он не мог устоять перед возможностью исследовать таинственное здание. Проходя мимо витражных окон и красочных полов, он услышал громкие крики откуда-то издалека.

Подойдя ближе к источнику криков, Максвелл увидел странное зрелище.

Около строительных лесов, окруженный разнорабочими, стоял бородатый батюшка. Его ряса, украшенная золотыми вышивками, создавала впечатление роскоши посреди стройплощадки. Он оживленно руководил двумя мелкими рабочими на самом верху лесов.

– Нет, нет, ну аккуратнее! – кричал батюшка, – Аккуратнее, Равшан, во имя господа!

Максвелл подошел поближе, наблюдая за этой необычной сценой. Батюшка был занят настолько, что даже не заметил постороннего. Наконец, Максвелл решил привлечь его внимание.

– Святой отец? – спросил он.

Батюшка резко дернулся от неожиданности. Его глаза, уставшие от нагрузки и стройки, встретились с взглядом Максвелла. Он выглядел устало и мрачно, но больше пораженным неожиданной встречей.

– Прости, сын мой, я не ожидал кого-то здесь увидеть.

Максвелл начал рассказывать, но вдруг раздался грохот.

Батюшка обернулся и увидел, как прямо на полу перед ним лежит разбитая рамка для иконы, после чего поднял взгляд на рабочих наверху. Кулаки батюшки сжались от злости, но он не сказав ни слова, схватил Максвелла под руку и повел его в сторону.

– Лучше отойдем подальше, иначе я пойду на грех...

Максвелл напряженно приземлился на скамью в конфессионале. Рядом с ним присел батюшка, сложа руки друг на друга и готовясь выслушать молодого грешника.

– Святой отец, я проснулся в больнице, парализованный с макушки до пяток.

Батюшка слушал, пытаясь не улыбаться.

– И что же ты сделал? – спросил он, не скрывая интереса.

– Я наобещал себе всё: начать новую жизнь, стать лучше... продолжил Максвелл, – Поклялся на куче святых и чуть ли не предложил себя в жены медсестре.

Батюшка всё таки не сдержался и улыбнулся.

– Ах, замечательно, сын мой, и, как я вижу, всё получилось?

– Нулевой эффект, отец. Я даже шеей пошевелить не смог, не то что встать… и тогда мне пришла тупая мысль. Я пообещал в обмен на способность двигаться свою душу. Любому, кто даст мне эту возможность.

Батюшка нахмурился и неодобрительно покивал.

– Нельзя с этим шутить.

– Шутки шутками, святой отец! – рассмеялся Максвелл, – Но после того как я это сделал, я услышал голоса. Пообещал, и вуаля! Я начал двигаться. Как будто моё тело взяло и подписало сделку!

– И как ты себя чувствуешь теперь? Жизнь стала ярче, острее, радостнее?

– Наоборот... – прошептал Максвелл, – Всё, как-то... иначе, скучнее, более серое, что ли, я так больше не хочу!

Батюшка внимательно подсел ближе и осмотрел глаза Максвелла.

– Вроде не под наркотой...

Святой отец отворачивается от Максвелла и чешет свою седую бороду , его глаза на мгновение залипают на свече, пылающей на алтаре. А вдруг она – скрижаль с ответами на все вопросы? Его брови сжимаются в раздумье, словно он пытается распутать загадку, которая только что предстала перед ним.

– Что это могло быть? – шепчет он себе под нос. В его голове прокручиваются кадры ужасных фильмов и страницы святых текстов, как в ленте обреченного кинопроектора. Он открывает рот, неуверенно готовясь к вопросу.

– Сын мой, какие именно голоса ты слышал, и какими они были? – он решает уточнить детали, и с беспокойством в глазах поворачивается, – Расскажи мне все, что ты помнишь.

Максвелл честно пытается расковырять забытые воспоминания. Что же произошло после его чудесного исцеления? Но в его мутной памяти голоса всплывают как призраки – размытые, далекие и недосягаемые.