Текст книги "Темный кристалл"

Автор книги: Энтони Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Энтони Чарльз Смит
Темный кристалл

ГЛАВА ПЕРВАЯ
В НАКОВАЛЬНЕ ГРОМА

Джен сидел в одиночестве.

Больше всего он любил играть на своей флейте и представлять себе других Гельфлингов, привлеченных его музыкой и подползающих к нему сзади, в то время как он сидит у водопадов. Они бы улыбались, думая, что надежно спрятались от Джена за скалами. Прекратив играть на флейте, он быстро бы оборачивался, заметив их движение, а они обязаны были бы остаться с ним навсегда и жить в этой долине урРу.

Но это была всего лишь игра, в которую он играл сам с собой. Под водопадами находились зеленые прудики, в которых он плавал. Джен нырял глубоко к водорослям, затем очень медленно выплывал к поверхности, наблюдая за танцующими солнечными бликами, которые сияли и дробились, как раскаленные кусочки металла в колбах Алхимика урТиха. Обитатели прудов: желтые и коричневые Миррхьи, длинные, извивающиеся Крикиды бесстрашно следовали за ним. С того самого времени, как Джен оказался в долине урРу, он всегда плакал с ними в прудах. Он притворялся, что считает обитателей прудов, суши и воздуха своими друзьями. Они и на самом деле были его друзьями, только общаться с ними он не мог. На языке Гельфлингов могли говорить только урРу. Они общались с Дженом на его языке, потому что их язык был слишком труден для него. УрРу, несомненно, были настоящими друзьями, но Джену было трудно свыкнуться с этой мыслью, так как они были очень стары, медлительны, огромны и оторваны от каждодневной суеты.

Джен, прищурившись, смотрел на небо. Сегодня оно выглядело странно.

УрРу всегда были добры к нему. Правда, они никогда не кормили его той пищей, которую он хотел. Джен не помнил, что ели Гельфлинги; он мог только вспомнить свою мать, склонившуюся над его маленьким тельцем, словно тень, однако был убежден, что где-то есть пища, которая пришлась бы ему по вкусу. Когда Джен спрашивал об этом урРу, они отвечали, что его пища в долине не растет. Боясь, что он может отравиться, они запрещали ему есть понравившиеся ягоды.

– Мудрецы, – спрашивал Джен, (именно так можно было перевести название урРу: старые и мудрые) – ядовиты ли те ягоды пурпурного цвета? Что говорит вам ваш разум?

Они качали своими огромными морщинистыми головами с редкими седыми волосами, свисающими на уши.

– Разум существует не для узнавания, а для понимания, – следовал ответ. – Наша пища подходит тебе. Этого достаточно. Мы не знаем, что плохо для Гельфлингов. Ешь и набирайся сил.

УрРу любили его, и Джен знал это.

Там, за пределами долины, с ее скалами и прудами, полными каскадов брызг, с ее деревьями, ягодными кустами, цветами и травами, за внешним рядом Стоячих Камней, должно быть, думал он, место, где росла пища Гельфлингов; место, где когда-то жили Гельфлинги, где жил Джен с матерью и отцом. Ему казалось, что он может вспомнить свою жизнь среди других Гельфлингов. Куда же они все ушли?! Он постоянно спрашивал:

– Почему я не могу уйти из долины?

– Ты можешь заблудиться, – отвечали урРу.

– Кто-нибудь из вас мог бы пойти со мной.

– Нет, малыш, мы не можем оставить долину.

– Неужели никогда?

– Время еще не пришло.

– Когда же?

– Время еще не пришло.

– Я выберусь отсюда?

– Наступит день, – отвечали они, – наступит день, и ты выйдешь отсюда.

– Но когда?

Они поднимали свои старые морщинистые лица к небу, задумчиво смотрели туда и медленно уходили прочь.

Ох, какими же грустными казались Джену эти добрые усталые лица.

– Я мог бы взять с собой флейту, – предлагал он. – Все время, пока меня не будет в долине, я буду играть на флейте, и вы всегда сможете отыскать меня.

– Еще не время, малыш.

Так он жил в долине и играл на флейте. Флейта состояла из двух трубочек, и Джен научился играть на ней волшебные мелодии. УрРу поощряли его в этих занятиях. Он все время помнил себя с этой флейтой. Иногда Джену подпевал Хорист урСол. УрСол был прекрасным музыкантом. Пел он высоким чистым голосом, держа на ладони Джена. От его сильного голоса сотрясались скалы. И для того, чтобы можно было услышать флейту Джена, когда он аккомпанировал, урСол должен был петь с почти закрытым ртом. Он признался, что это тяжело.

Сегодня небо вызывало тревогу у Джена. Ветер менял направление. Это можно было определить по зыби на поверхности прудов. Он был разбужен раскатами грома, и хотя они раздавались далеко, небо громыхало целый день. В прудах волновались Крикиды. В то же время Джену показалось, что земля под ним движется. Он заметил что-то, похожее на искру, прошедшую по долине и кромкам скал.

Она промелькнула и исчезла. Джен побежал по спиральной amp;apos; дорожке, мимо восемнадцати пещер к утесу, чтобы посмотреть на долину сверху. Ему почудилось, что он видит на земле две или три искристые вспышки.

Он хотел спросить об этом своего Повелителя урСу. Однако урСу еще не вышел из пещеры, в которой они жили, и Джен решил не нарушать его размышления.

Небо чернело. Джен и до этого видел бури, но не такие, как эта. Он вспомнил тот день, когда умерла его мать. С того дня он стал бояться темноты.

Зыбь появилась снова. Раскаты грома становились все громче. Можно было увидеть только одно солнце, потом и оно скрылось за облаками. Джен решил поиграть на флейте. Как говорил урСол, мелодия – это звуки, которые сотворяют добро. Джен хотел ответить грозе.

В далекой земле в небе над мрачным замком бушевала гроза. Облака кипели: пурпурные, желтые, серые, черные. Жуткие огоньки вспыхивали и моментально исчезали в облачных пещерах, молния с треском обрушивалась на землю, и заблудившиеся лучи солнечного света пробивались сквозь эту массу, как спицы от колеса. От Стоячих Камней в долине урРу к открытому утесу, на котором возвышался замок, через пустыни, леса, ущелья, кратеры, реки и горы время от времени неслись толчки и вспышки. Казалось, замок собирает всю энергию, мощь земли, чтобы противостоять грозе в небе.

Некая посторонняя сила могла бы объяснить то упорство, с которым держалось в бушующих облаках образовавшееся прямо над центральной башней отверстие. Сквозь него сверкал один мощный луч солнца, попадая в замок через треугольный портал в самом верху башни.

В башне он направленно ударил в огромный Кристалл темно-винного цвета, держащийся в воздухе на собственном весу. Кристалл был похож на кварц с тройной симметрией, ромбоэдрической формы у вершины и у основания. То, что было великолепным минералом, разрушилось, раскололось. У вершины Кристалла образовалась расщелина, полость, где отсутствовал небольшой кусок камня.

Свет, проходя через Кристалл, преломлялся и распадался на отдельные лучи, которые резко падали вниз. Лучи почти вертикально спускались в шахту на полу, на дне которой, глубоко под Кристаллом, пылало огненное озеро. Вокруг шахты простирался огромный церемониальный зал треугольной формы, и там преломленные Кристаллом лучи создавали на полу темные световые пятна, расположенные по кругу.

Девять из этих световых кругов были свободны. В каждом из остальных девяти стояли зловещие, рептилиеподобные фигуры Скексисов. Своими полуприкрытыми глазами, тяжело нависшими над клювовидной челюстью, они тайком посматривали на дверь. В толстых мантиях, вечно прикрывающих их тощие чешуйчатые тела-мантии, они были многослойными, потому что не сменяли мантию, а надевали новую на изношенную и рваную, и возвышались почти неподвижно, жадно поглощая космическое излучение Темного Кристалла. Однако их немигающие глаза не были так спокойны, когти дрожали. Они ждали своего Императора. Хватит ли у него сил присоединиться к церемонии? Если да, то солнечные лучи, вобранные и обогащенные Кристаллом, могут придать ему силы на короткий срок до Великого Слияния, а энергия, которую он получит позже, будет поддерживать его вечно. Если он не сможет присоединиться к ним, то долго не проживет. В этом случае один из находящихся здесь девяти станет новым Императором,

На полу, где стояли Скексисы, был изображен спиральный лабиринт. Если пройтись по нему взглядом, он обязательно возвращается к точке, где он начинается, и спиралевидная форма лабиринта создает ощущение ухода в третье измерение. У него не было начала и, следовательно, не было конца. Он был бесконечен во времени, бесконечно настоящим, и тот, кто мыслит себя только в линейном измерении, не может представить себе этого. Рисунок спирали, постепенно изменяясь, соединил полы всех церемониальных залов замка.

Треугольные стены Кристального Зала поднимались к одной точке и соединялись высоко над Кристаллом. Они были отделаны преданными своему делу прекрасными мастерами. За время правления Скексисов были добавлены новые, уродливые инкрустации, на камне выбиты новые орнаменты. Символы были изуродованы, повешены аляповато разрисованные ордена, различные эмблемы силы и власти: магическая фигура, девятиконечная звезда, четыре фазы сокрытой луны Зра, число четыре, гексаграммы, пирамиды, четырехгранники, двойные спирали, левосторонняя и правосторонняя спиралевидная свастика, алхимические символы четырех элементов и трех законов природы, треугольник с тремя концентрическими кругами, икона с изображением Великого Слияния.

Это треугольное изображение, – талисман странника, мольба охотника, расплата тюремщика, – можно было увидеть повсюду в замке: в темных коридорах, проходах и арках, в больших и малых залах, в грязных темницах и камерах, погруженных в смерть.

В церемониальном зале световые круги потеряли свечение. Солнце ушло. Скексисы снова зашевелились, переваливаясь на задних лапах, передние конечности болтались в воздухе с согнутыми когтями, их головы, выпирающие из капюшонов, казалось, вот-вот отвалятся. Они обменялись взглядами.

Император не появлялся.

СкекНа, Повелитель Рабов, кивком дал знак в сторону балкона, встроенного в скале высоко над Кристаллом. Треугольный проход на вершине замка был медленно закрыт крышкой.

Буря за стенами замка начала усиливаться. Странное создание, которое могло быть птицей или летучей мышью, поднялось в воздух с крепостной стены. В своих челюстях оно зажало кусок Кристалла и улетело прочь, медленно взмахивая крыльями. Другое создание того же вида последовало за этим, остальные разлетались в разные стороны, держа в клювах по кусочку Кристалла.

Буря приближалась к долине. Джен посмотрел на небо. Его цвета отражались в покрытой рябью воде. Скоро ему придется найти укрытие в одной из свободных пещер вдоль спиральной дорожки. Он заставил себя остаться рядом с прудом у водопада, играя на флейте до последнего момента. Его тихая безопасная жизнь редко предоставляла ему возможность проявлять даже маленькую храбрость.

Он наклонился над водой и начал рассматривать свое отражение.

– Храброе ли у меня лицо? – спросил он себя вслух.

Хотя вода была неспокойна, он достаточно хорошо знал свое лицо, чтобы полностью его разглядеть на рябистой поверхности. Под копной темных густых волос его лицо было похоже на треугольник, с широкими скулами, сужающееся к маленькому острому подбородку. Большие глаза были глубоко посажены по обе стороны плоского носа. Лицо, типичное для Гельфлингов, было окаймлено волосами, из-под которых торчали острые уши.

– Храброе лицо? – снова задавался он этим вопросом, впрочем, как и другими. Красивое ли лицо? Умное? Грустное? Жестокое? Было ли оно запоминающимся?

Единственное, с чем он мог сравнить свое лицо, были грустные лица урРу. Их морщинистые, древние глаза так отличались от его ярких глаз. Кожа на их лицах была старой, изборожденной разбегающимися морщинами. Даже их лица находились не там, где у Джена, а выделялись спереди на длинных, толстых шеях, покрытых гривой седых волос. Когда они шли своей тяжелой переваливающейся походкой на двух мощных ногах, их массивные длинные хвосты не могли уравновесить тяжесть их головы. Им приходилось опираться на трость, которую они держали перед собой одной из передних рук, а задние руки свисали до земли. Их головы представляли собой сплошной ум, возможно, память или глух.

Их чрезвычайно медленные и рассчитанные движении были тяжелы еще и оттого, что они носили тяжелую одежду – нечто среднее между накидкой и попоной. Эти одежды изготовил для них Ткач урУт и приспосабливал к каждому системой узлов. Сложная система приспособлений формировала кибернетическое хранилище для мыслей каждого ее носителя, будь то медицинские Гербалиста (знатока трав) урНола, астрономические записки Астролога урЙода, многолетние весовые измерения Повара урАмая или любые другие накопители знания, собираемого урРу веками. Одежда их была пыльной и носилась долго, но цвета оставались яркими и нитки не расползались, так как урУтт не использовал ножниц.

Как мог Джен узнать что-либо о себе, сравнивая себя с созданиями, полностью отличающимися от него и намного более крупными, – возможно, в сотню раз тяжелее его? Все, чему они учили его, давалось через наставления. Они могли не приводить примеров, но не потому, что были какие-то различия в мышлении, – их знание было абсолютно концептуально. Обычно ничего не случалось, не было дурных предчувствий, но все это немедленно переводилось урРу в идею и соединялось с другими идеями, которые приращивались в течение веков, как пыль на их одежде. Спирали и руны на коже их голов были закодированными мыслями, представляющими символическую интерпретацию прошлого каждого урРу, из которого кто-нибудь, сумевший бы правильно соединить символы и знаки, смог бы создать будущее. Их постоянно печальный вид, медлительность их низкой, раскатистой речи были подтверждением их разумной природы. Тот, кто никогда не встречался с урРу, мог бы предположить сначала, что они действовали из чувства коллективной вины, настолько неспонтанными были их действия.

Храброе лицо? Джен пожал плечами и снова сел. Шторм неумолимо перемещался по направлению к равнине. Небо уже было темным, и резкий холод в воздухе предвещал ливень.

Джен наигрывал мелодию, пытаясь вывести гармонию, которая бы могла быть ответом грозовым тучам. Он дважды прикрывал одну трубку на флейте, а на второй пытался сыграть в четверть тона. Он постукивал ногой в медленном ритме, закрыв глаза, импровизировал с волнообразной мелодией. Да-да-да-датта-да-да.

Когда молния треснула совсем рядом, Джен снова открыл глаза. Кто-то, чье приближение он не услышал, стоял позади, возвышаясь над ним. Он стремительно обернулся.

Это был Страж Ритуала урЗах, вытянувшийся на задних ногах, его четыре руки были распростерты с тростью, направленной в небо.

– Простите, Старец, – сказал Джен, боясь, что его флейта прервала размышления урЗаха. – Я не хотел беспокоить его. Хотя, рассудил Джен, даже глубокие размышления урРу должны были прерваться такой грозой, как эта.

УрЗах ответил в традиции урРу, очень медленно, с длинными паузами.

– Хотеть – не значит сделать, – произнес он. – Издать звук, – проговаривал он долго, – значит затронуть корни тишины. Играть на флейте – значит покорить воздух.

Джен нетерпеливо отвернулся.

– Знаю, – ответил он. – Вы уже говорили мне это.

В то же время он не хотел, чтобы его слова показались грубыми. Он не боялся наказания. За все Бремя у урРу Джен ни разу не подвергался телесным наказаниям, даже легким. И если он говорил или делал что-то плохое, самым худшим, после долгой медитативной паузы, было мрачное философское наставление. На самом деле он сомневался, что кого-либо из них можно было вывести из спокойного состояния. Нет, он очень сожалел по поводу сказанного только потому, что это затрагивало подлинное уважение, испытываемое Дженом к урЗаху и другим. Как говорили сами урРу, сказанное слово уже есть первый шаг.

Джен сидел, чувствуя себя неловко. Он сжал свою флейту, но подумал, что лучше не играть, чтобы не оскорблять урЗаха. УрРу не двигался, он по-прежнему стоял за Дженом с задранной головой. Затем он сказал:

– Тебя ждет в пещере тот, кто в тебе нуждается.

– Мой Повелитель? – спросил Джен. Он поднялся, испытывая легкое беспокойство. Его Повелитель, урСу, никогда прежде не посылал за ним в середине дня. Почему же сейчас?

УрЗах всматривался в небо.

– Надвигается гроза, – заметил он. – Бремя пришло. Время перемен. – Он умолк. – Время попытки.

Так вот и было. Что-то должно было измениться и подвергнуться проверке. Бот что предвещала буря! Джен посмотрел в усталое, доброе лицо урЗаха н нерешительно кивнул. Он всегда знал, что этот день рано или поздно придет. Навыки и интуиция, взращенные в нем урРу с самого детства, всегда предназначались для подготовки Джена к какому-то заданию. УрРу никогда не говорили ему, каким будет это задание; честно говоря, Джен никогда не требовал объяснений. При всем желании изменить свое положение – получить возможность перемещаться свободнее и, особенно, вернуть остальных Гельфлингов в долину – он не хотел терять то, что имел.

Он взбежал по спиральной дорожке и пришел вовремя. Буря уже обрушивалась на долину. Ветер! Он поднял не только пыль и брызги от водопадов. Он сотрясал огромные камни. Джен чувствовал, как камешки барабанят по его коже.

Почему у пещеры, где жили урСу и Джен, стояли Целитель урИм, Гербалист урНол и Хорист урСол? Неужели буря так опасна? О чем они разговаривали?

Три урРу медленно отодвинулись, дав ему войти. Интересно, нравится ли им, таким тяжелым и медлительным, смотреть на маленького, быстро бегущего человечка?

Сейчас Повелитель объяснит ему, почему небо буйствует. Кажется, эта темная сила, несущая облака, имеет определенные намерения. Такого дня в его жизни еще не было, и это ему не нравилось. Чего бы буря ни добивалась от него, никогда его жизнь уже не будет такой, как прежде.

– Повелитель, вот и я!

Как только Джен вступил в пещеру, вход в которую был отделан рунами, выгравированными тщательнее, чем в остальных пещерах вдоль дорожки, буря снаружи взвыла смесью урагана, дождя и грозовых раскатов.

Джен на мгновение остановился у своей кроватки, вделанной в стену пещеры, пока у него не восстановилось дыхание, а зрение и слух не свыклись с обстановкой. В глубине пещеры он увидел Повелителя, распростертого на своем ложе, поддерживающем его массу. Это было второе странное происшествие за день. Его Повелитель никогда раньше не отдыхал днем, а всегда работал со своими книгами и инструментами либо беседовал с другими урРу.

– Повелитель?

УрСу, голова которого была в неудобном положении, пошевелился и взглянул на Джена.

– Повелитель, что значит эта буря?

УрСу слабым жестом попросил подойти его поближе.

Когда Джен сделал это, он испытал большую тревогу, нежели от шторма. УрСу был распростерт. Он дышал тяжело и шумно. Его глаза были затуманенными, он был не в состоянии сфокусировать свой взгляд на Джене. Лицо его было бледным.

– Повелитель, что происходит?

УрСу сделал глубокий вдох, прежде чем смог ответить.

– Я родился… – сказал он, и остальное было бормотанием.

Джен поднял голову, чтобы показать, что он ничего не понял. Его Повелитель сделал знак рукой, попросив терпения. Он силился взять под контроль свое дыхание.

«Я родился под расколотым небом,» – наконец выдохнул он.

Джен тяжело глотнул, заставляя себя сохранять спокойствие.

– Пожалуйста, – произнес он, – это я, Джен.

И снова Старец нетерпеливо взмахнул рукой. Рот его шевелился, выдыхая слова.

– Кристалл запел… он тяжело заглотнул воздух. – Кристалл запел, и три сольются в одно. Темная колонна, розовая колонна, и… свечение…

Джен подвинулся ближе, собираясь заговорить.

Повелитель бормотал:

– Слушай. Ты должен понять. Ты ДОЛЖЕН… Через девятьсот девяносто девять тройных и одно тройное… Великое Слияние, Кристалл запел… Я родился, ах, Скеклис тоже…

Джен стаял несчастный, напуганный ответственностью, возложенной на него Повелителем, боясь изменений в своей жизни. Он не знал, что делать с фрагментами этого знания, – если это действительно было знанием, а не просто бессвязным бормотанием смертельно больного, чем-то большим, нежели он мог придумать, чтобы помочь своему Повелителю сейчас.

– Вы больны, – сказал он. – Вам нужно отдохнуть.

Если бы ему позволили, он мог бы успокоить Повелителя, сходил бы за Целителем урИмом, который, чувствуя ауру, положил бы руки на больного, и, возможно, все было бы снова хорошо.

УрСу не обращал внимания.

– Скексисов было трижды шесть, – продолжал он в монотонном ритме, чтобы сохранить дыхание. – Темный Кристалл, ох… Расколол небо, страшная боль, Скексисы, они… Зло, темнота, их правление…

Джен пытался сосредоточиться на вымученных словах, подчиняясь приказу своего Повелителя понять все, и в то же время чувствовал себя несчастным, понимая, что урИм, которого он видел у входа в пещеру, должно быть, уже навестил Повелителя и ушел, видя, что ничем больше не может помочь ему.

– Великая сила, – продолжил урСу с новым вдохом – ни снова, не обновленная, не Скексисы, если не Гельфлинги, ты, ах… Он застонал от боли. – Ты сделаешь все, ты должен, полностью, Гельфлинг. Снова.

Собирая остатки своих последних сил, он поднял руку и остановил ее над медной чашей с раствором, стоящей на полу у его ложа. Тремя длинными пальцами и большим пальцем он прикоснулся к раствору, который сразу же замутился. Снаружи молния треснула с такой силой, что Джен почувствовал, как земля затряслась под ним. Ошеломленный, он увидел возникающее в чаше с раствором, изображение горы. На ее вершине он ясно мог разглядеть здание со странным куполом.

Глаза урСу были закрыты. Вся его оставшаяся энергия была направлена на создание картины в чаше и на попытку выразить словами мучающую его мысль.

– Придет странник, – бормотал он. Его голос был едва слышен, но Джен уже привык к этому. – Придет из-под горы, неся смерть и рождение.

– Повелитель… – в голосе Джена слышались смущение и нежность. Он готов был расплакаться.

УрСу сжал и разжал пальцы с энергией, которую трудно было предположить в его неподвижном теле. Мутная картина в чаше изменилась. Там появилось изображение кристального стержня, клинообразного осколка, сверкавшего в мутном растворе под пальцами урСу.

– Запомни этот стержень, – слабым далеким голосом произнес урСу. – Его восстановит сирота. Исцели рану в сердце бытия. Странник, сирота, Гельфлинг, Джен, этим инструментом ты сможешь выковать судьбу. А теперь, – глаза урСу приоткрылись, – теперь ты останешься один.

Образ клинообразного кристалла померк под пальцами урСу. В момент его исчезновения раздался пронзительный звон, который, медленно затихая, долго резонировал под сводами пещеры. Было слышно только тяжелое дыхание урСу. Раствор в медной чаше испарился. Рука урСу безжизненно повисла.

– Один? – спросил Джен. – А как же вы? Как же псе остальные урРу? Повелитель…

Глаза старого урСу снова закрылись. Голосом, звучавшим словно из другого мира, он сказал:

– Ты должен отправиться в путь. Три солнца не будут ждать, – он замолчал. – Помни меня, Джен. Мы можем встретиться снова, но не в этом мире.

Джен ничего не ответил. Он знал, что слова были лишними. Он стоял со спокойным лицом, ощущая свое дыхание и прерывистое дыхание Повелителя урРу.

Вокруг замка Темного Кристалла продолжала бушевать буря. Через темные залы замка надменно шествовал самый массивный и жестокий из Скексисов: Повелитель Гартимов скекУнг, облаченный в сверкавшие и звенящие при ходьбе доспехи. Его шпоры выбивали из пола искры. Безумные холодные глаза и желтые клыки, обнаженные в усмешке, поднимали доисторический живой страх во всех, кто его видел, – даже в других Скексисах. Он выделялся среди них тем, что неизменно сохранял свои позиции с самого начала их правления. С тех пор, как количество Скексисов сократилось с восемнадцати до десяти, каждый из них стремился занять все свободные посты. Но их постоянно опережал Повелитель Гартимов, сильнейший и злейший из них. Гартимы, которых он держал, были его творением. Именно ему принадлежала заслуга изобретения грязного инструмента, посредством которого Скексисы тиранили землю. Огромные, с черными панцирями, они были ударной силой Скексисов, похожие на гигантских блох с висячими щупальцами. Часть из них постоянно стояла на страже вдоль коридоров замка, безмолвно ожидая команды. Остальные держались в резерве в яме под замком. Гартимов едва ли можно было назвать полноценными созданиями, – скорее, они были заключенными в панцирь ракообразных импульсами некоего жестокого мозга, стремительные монстры, созданные для одной единственной цели: разрушать. Их невозможно было воспринимать каждого в отдельности – они были множественным исполнителем единой злой воли. Повелитель Гартимов очень гордился ими.

Сейчас он шел, чтобы получить заслуженную награду, которую ждал все эти века: трон. Ни один из Скексисов не смог бы противодействовать восхождению Повелителя Гартимов. Каждый видел, что Император умирает.

Собираясь переступить порог императорских покоев, он был остановлен внезапным появлением Камергера скекСила, взгромоздившегося прямо перед ним посреди коридора. Повелитель Гартимов насторожился и угрожающе зашипел. Затем он фыркнул и решительно обошел его, минуя единственного Скексиса, могущего противостоять ему в качестве нового Императора.

Камергер остался на месте, лишь вывернув шею и глядя вслед Повелителю Гартимов. Затем он развернулся и прошел в покои, причем его жирное и грузное тело согнулось еще подобострастнее. Под рукой он нес свитки и документы. Он знал, что умирающий Император не сможет уделить внимания этим документам, просто он хотел напомнить остальным Скексисам о своем официальном статусе: Главный Секретарь, – значит, следующий по праву претендент на престол.

Камергер оглядел всех Скексисов, собравшихся у роскошной кровати, и улыбнулся каждому из них льстиво, но подозрительно. Претензии на трон со стороны Повелителя Гартимов были очевидны, однако не будет ли у пего конкурентов из оставшихся?

Им не мог быть Повелитель рабов с повязкой на глазнице и крюком вместо руки. Он не обладал ни опытом, ни воображением, ни, наконец, благородным происхождением. Конечно, не Обжора скекАйук, который слишком инертен и ленив. Очевидно не будет претензий и у Скульптора скекЭкта, чьи извращенность и запущенность ни у кого не вызвали бы повиновения. Еще менее всех достоин трона Хранитель Свитков скекОк, пустой идиот, все время что-то бормочущий про себя.

С оставшимися тремя следовало считаться, опасаться. Казначей скекШод не представлял реальной опасности, будучи административно подчинен Камергеру и не неся никакой ответственности, кроме исполнительной. Единственное, что он знал, было собирание золота. Ученый скекТек был особым случаем. Все остальные боялись его, потому что ничего не понимали в его работе. Он ампутировал себе ногу и руку, чтобы приспособить на их место какие-то изобретенные им приборы, намного более мощные, чем его собственные органы. Более того, ом ни резал часть своих сосудов и заменил их выделяющимися, прозрачными трубками, чтобы изучить движение крови и других жидкостей в своем организме. Некоторые считали его помешанным и не доверяли ему. Скорее всего, он не будет бороться.

Наконец, остался Распорядитель ритуалов скекЗок. Да. Камергер одарил его особой улыбкой. Нельзя отрицать, что со своим священным саном и непревзойденным знанием символов, карт, предсказаний и ритуалов он может стать грозным соперником. Кроме того, он никогда не выказывал стремления занять трон. По крайней мере до сих пор он казался удовлетворенным духовной, кабалистической властью, которую, он, бесспорно, использовал в своих целях. Возможно, он не захочет принять участия в жестокой борьбе, которую навязывает Повелитель Гартимов со своими тщетными, абсурдными претензиями.

Император лежал в постели. Его темное, похожее на перезрелую сливу лицо выделялось на белой подушке. Скексисы знали, что оно предвещает. Взгляд был скучен, рассеян. Дыхание Императора застревало в длинной глотке, и рот его беспомощно раскрывался в поисках воздуха. Руки бесцельно блуждали по одеялу, пальцы судорожно дергались, словно пытались что-то схватить. В одной руке он слабо сжимал драгоценный скипетр, притягивавший девять пар жадных взглядов. Ни один из Скексисов не произнес ни слова, но все они предельно внимательно прислушивались к каждому звуку и движению. Ближе всех наготове встал Камергер.

Как только скипетр выкатился из слабой императорской руки и лег на одеяло у края кровати, Камергер рванулся вперед. Он протянул к нему когти. Удивленный Повелитель Гартимов тоже двинулся к скипетру. Он застыл, готовый кинуться в драку с Камергером.

Внезапно глаза Императора открылись и яростно засверкали. Шея дернулась на подушке, и челюсти, полные желтых клыков, подобно капкану щелкнули в дюйме от протянутой руки Камергера.

Камергер с достоинством, на которое был способен, убрал свои когти.

– Ваше Величество, – произнес он таким льстивым тоном, что вызвал у остальных отвращение, – я просто хотел вернуть в Вашу руку символ власти, где он и должен находиться. Было бы недостойно Вас позволить скипетру упасть на пол.

Повелитель Гартимов сдавленно засмеялся, однако достаточно громко, чтобы его. могли услышать в другом конце коридора.

Злобный выпад Императора был последней вспышкой жизни, страстно посвященной злобе. Он откинулся на подушку и впал в кому. Хриплый шум в груди был единственным признаком жизни. Вскоре и он прекратился. Глаза его затянулись черной пленкой. За стенами замка затихли последние раскаты грома.

Украдкой оглянувшись, Камергер поймал такие же скрытые взгляды Повелителя Гартимов и Распорядителя ритуалов. Хорошо, теперь он знает. Их трое. Если только старая жестокая бессмыслица подтвердит врожденную последовательность Камергера, проблем не будет. Повелитель Гартимов, привыкший отдавать приказания, умел также пунктуально их исполнять. Что касается Распорядителя ритуалов, он не осмелится поставить под сомнение заповеди скончавшегося Императора, иначе потеряет весь свой авторитет, основанный на законах святости, предвидения и предопределенности. Будет состязание.

В отличие от трех соперников остальные шестеро Скексисов не сводили глаз с покойного Императора. Тело его разлагалось с поразительной быстротой – в нем уже не было души, могущей остановить процесс. В течение минуты или двух это было похоже на образование вулканической породы. Казалось, плоть его закипает, вздымается, чернеет, а затем трансформируется в скалу, которая моментально покрывается полыми расщелинами и гнойными пещерами. Вскоре он рассыпался на мелкие кусочки. В воздухе появилась пелена из кислой, серой пыли.

Ночь опустилась очень быстро. Глаза с трудом приникали к свету звезд и сиянию бледно-розовой луны. На время Земля погрузилась в чернильную темень. В такое время все живое умолкало.