Текст книги "Психопат (сборник)"

Автор книги: Энтони Бруно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

Глава 23

– Всем оставаться на местах!

Сол двинулся вперед, держа Стэси вплотную перед собой и упираясь пистолетом ей под челюсть. Глаза девушки были зажмурены, зубы стиснуты то ли от боли, то ли от страха, возможно, от того и от другого. Шла она на цыпочках, Иммордино держал ее почти на весу. Чуть ли не нес на руках.

Тоцци пятился по проходу футах в десяти от них. Озирался по сторонам, надеясь, что никто из мафиози не выхватит сдуру пистолет. Сол был готов на все – это ясно читалось по его лицу. Готов был разрядить в людей всю обойму. Тоцци было плевать, если он прихватит с собой на тот свет кого-нибудь из своих приятелей. Его беспокоила судьба Стэси. Он пробегал взглядом по рядам, но не мог заметить, держит ли кто-то пистолет наготове.

Сол тоже оглядывал церковь, однако глаза его неизменно возвращались к Тоцци:

– Без шуточек, приятель. Сохраняй спокойствие. Всем сохранять спокойствие. Тогда не возникнет никаких осложнений. Я скроюсь, а вы продолжайте заниматься похоронами. Идет?

– Сол, а как с ней?

Тоцци остановился.

– Шагай!

Стэси застонала.

– Шагай-шагай, Тоцци. Слышишь? Я не шучу.

Тоцци с поднятыми руками торопливо попятился, чтобы умиротворить Сола.

– Успокойся, Сол. Я иду. Я...

Он наткнулся на что-то спиной, и сердце его екнуло. Оглянулся через плечо. Гроб Мистретты. Тоцци отодвинул его в сторону, чтобы освободить дорогу. Гроб ударился о скамью. Стук раскатился по церкви, словно взрыв бомбы.

С колотящимся сердцем Тоцци обошел гроб. Что же делать? Солу конец – ему отсюда не выйти. Услышав, что сказал Эмерик, эти люди не оставят его в живых. Будь у Тоцци какая-то поддержка – хотя бы один Гиббонс, возможно, им удалось бы блокировать Сола и предотвратить стрельбу. Но он один, Сол пристально следит за ним, значит, не увидит в толпе того мафиозо, который начнет стрелять. Солу конец, это ясно. Но как быть со Стэси? Как спасти ее? Только Стэси. О том, чтобы арестовать Сола и отдать под суд, можно забыть. Можно забыть о необходимости дать показания, что Иммордино пребывает в здравом уме и пребывал всегда. Можно забыть...

Внезапно у Тоцци мелькнула мысль – здесь все знают, что Солу конец, кроме самого Сола. Сол верит, что у него еще есть шанс. Надеется уйти. У него есть надежда. А раз так, ему можно кое-что предложить.

– Послушай, Сол. Остановись на минутку.

– Кончай, Тоцци. Иди, иди.

– Нет, постой. У меня есть кое-что для тебя. Поверь, никакой хитрости. Под рубашкой у меня спрятана одна штучка. Хочу достать ее и отдать тебе.

– Брось свои фокусы, Тоцци. Я убью ее. Клянусь.

– Только сниму пиджак и положу здесь. Ладно?

Не дожидаясь ответа, он стал раздеваться.

– Тоцци, не дури. Ты будешь жалеть об этом до конца своих дней.

– Я расстегну рубашку. – Распустив галстук, Тоцци лихорадочно расстегивал пуговицы. – Видишь, что у меня?

Морщась от боли, он сорвал пластырь с провода на груди.

– Видишь?

Сняв рубашку, бросил ее на пол и повернулся боком, чтобы Сол увидел «Нагру» на пояснице.

– Видишь, Сол? Это магнитофон. Он включен на запись. Ты сейчас говоришь. Громко, ясно, естественно. Запись доказывает, что ты в своем уме.

– Ах ты, гад. Я...

– Предлагаю тебе сделку, Сол. – Тоцци сорвал с поясницы полоски пластыря и поднял магнитофон над головой. – Стэси за пленку. Это равный обмен. Девушку за магнитофонную пленку.

Голый до пояса, Тоцци задрожал в холодной, сырой церкви.

Уголком глаза он заметил статую святого Себастьяна в боковом приделе. Голый, в одной лишь набедренной повязке, святой весь был утыкан стрелами. Мученик. У Тоцци перехватило горло.

– Что скажешь, Сол? Я отдаю пленку, ты отпускаешь девушку.

Иммордино не отвечал. Он обдумывал предложение.

– Ну, Сол, так как же? Это единственная улика, доказывающая, что ты не сумасшедший. Единственная запись, где ты говоришь нормально. Без нее мы не сможем тебя посадить. Ты будешь неприкосновенен.

– Это чушь, Тоцци. Тыможешь дать обо мне показания. Думаешь, я дурак?

– Я не станудавать показания. Обещаю. Если ты не причинишь ей вреда.

– Врешь.

– Нет, честно. Отпусти ее, и я буду помалкивать. – Тоцци с усилием глотнул. – Клянусь Богом.

– Не кощунствуй, Тоцци. В церкви нельзя давать таких клятв, если не собираешься их выполнять.

– Выполню. Отпусти девушку, и я не стану давать показаний.

– Почему?

– Потому что я люблю ее. Хочу на ней жениться.

Сердце Тоцци бешено колотилось.

– Врешь.

– Нет. Ну, бери этот чертов магнитофон. Вот.

Он положил «Нагру» на гроб Мистретты и отступил, показывая Солу пустые ладони.

– Бери, Сол. Это твой билет на свободу. Бери магнитофон, отпускай девушку и уходи.

Сол сделал небольшой шаг вперед, подтолкнув Стэси. Лицо его напряглось, глаза горели.

– Если это хитрость, Тоцци, ты горько пожалеешь.

– Пожалуйста.

Голос Стэси звучал жалобно, негромко. Она стояла у другого конца гроба, меньше чем в десяти футах от Тоцци. Но Тоцци не мог разглядеть ее лица. Голова ее была запрокинута к плечу Сола, и ее удерживал ствол пистолета.

– Ну, Сол. Пожалуйста. Я прошу тебя. Бери магнитофон и отпусти ее.

– Угу. Хочешь разжалобить меня, Тоцци. Ты врешь. Ты не любишь ее.

– Люблю, Сол, поверь мне.

– Ну да, как же. Тебе на нее плевать. Ты просто хочешь...

– Сальваторе!

Пронзительный вопль раскатился по церкви. Сол резко обернулся, повернув и Стэси. Глаза Тоцци широко раскрылись. У него все оборвалось внутри, он не сомневался, что теперь Сол убьет девушку. Потом он увидел, кто издал вопль – сестра Сил стояла в проходе, гневно насупясь.

– Сальваторе, встань на колени и проси у Бога прощения за свою ложь.

– Уйди, Сил. Предупреждаю.

Сол, похоже, пришел в неистовство. Тоцци двинулся к нему под прикрытием гроба.

– Назад, Тоцци!

Он вдавил ствол пистолета в шею Стэси. По лицу его струился пот, рука дрожала.

– Посмотри на меня, Сальваторе. Посмотри. Ты лгал мне. Лгал многие годы. Ты клялся, что ни в чем не виновен, что никогда не крал, не убивал, не мошенничал, что люди на тебя наговаривают, обвиняют в собственных грехах, чтобы ты понес за них наказание. Но ведь это неправда. Ты такой, как о тебе пишут в газетах. Даже хуже, потому что ты лгал. Притом родной сестре. Говорил, у тебя нет денег, хотя видел, как нуждаются в них мои девочки и их младенцы. Лгал постоянно после всего, что я сделала для тебя. – Из-под оправы ее очков покатились слезы. – Ты убил мистера Мистретту, разве не так? Убил Фрэнка Бартоло. И Джерри. И мистера Тейта. Разве нет? Обманывал Дональда. И...

– Замолчи, Сил!– Иммордино направил пистолет в лицо сестре. – Замолчи! Замолчи!

У Тоцци появилась надежда. Пистолет наведен не на Стэси! Сол в восьми футах от него по другую сторону гроба. Медлить нельзя!

Но едва он сделал бросок к вытянутой руке Сола, крышка гроба внезапно слетела, сильно испугав его. Магнитофон просвистел мимо люстры и упал в толпу.

– Замри, Иммордино. ФБР.

В гробу сидел Гиббонс на ложе из атласа цвета слоновой кости, держа обеими руками свой надежный экскалибур, нацеленный на голову Сола.

Монахиня пронзительно вскрикнула и, зажав рукой рот, попятилась. На крики и вопли отозвались органные трубы. Сол мелко дрожал. Казалось, он увидел привидение. Тоцци держался за грудь. Он понимал, что испытывает Иммордино. Черт бы побрал этого Гиббонса.

Гиббонс не сводил взгляда с Сола.

– Тоцци, отбери у него пистолет. Иммордино, без фокусов. Одно движение, и я уложу тебя на месте.

Казалось, даже тишина боится Гиббонса.

Тоцци осторожно подошел к Солу и взялся за пистолет, но Сол не выпускал оружия. Он смотрел на Гиббонса, неподвижный, онемевший, но яростный, грудь его тяжело вздымалась.

Тоцци негромко заговорил:

– Отдай, Сол. Ну-ну, отдай.

Он стал выворачивать пистолет, и Сол наконец разжал пальцы. Тоцци быстро осмотрел оружие, потом приставил дуло к шее Сола:

– Теперь отпусти ее.

Сол не отреагировал. Он по-прежнему держал руку Стэси заломленной за спину.

Тоцци сунул ствол ему в ухо. Сол скривился.

– Отпусти, я сказал.

Сол отпустил, и Стэси, пошатываясь, рухнула на скамью.

Тоцци взглянул на нее: голова опущена к самым коленям. С ней будет морока.

Гиббонс вылез из гроба и достал наручники. Сол, не сопротивляясь, дал надеть их на себя. Снова стал прикидываться сумасшедшим. Сукин сын.

– Ну, Иммордино, двинулись.

И Гиббонс повел Сола к выходу.

Тогда только Тоцци увидел по другую сторону гроба Мадлен Каммингс. Она держала его пиджак и рубашку. Стэси на скамье всхлипывала, уткнувшись лицом в ладони. Он подумал о том, что будет дальше.

– Возьмите, – сказала Каммингс, протягивая ему одежду. – И займитесь Эмериком. Я побуду со Стэси.

Но когда Тоцци стал надевать рубашку, церковь огласил громкий стук и испуганный крик. Он быстро обернулся и вскинул обеими руками пистолет.

На пороге вестибюля лежало тело, преграждая путь Солу и Гиббонсу. Тоцци узнал безжизненное лицо мертвого коренастого человека в черном костюме. Мистретта. В восковых пальцах у него были четки.

Сол уставился на труп. Бледное лицо его покрылось холодным потом.

Сестра Сил, стоявшая спиной к скамье, пошатнулась и упала навзничь, со стуком ударяясь о деревянное сиденье.

Гиббонс повернулся и злобно сверкнул глазами на Тоцци:

– Я велел этому сукину сыну стоять там, где поставил его. Вы, чертовы макаронники, совершенно неспособны никого слушать.

Тоцци уставился на него:

– Господи, Гиб. Это же церковь. Здесь похороны. И он – покойник.

Гиббонс пожал плечами:

– Надо же было его куда-то деть.

Мафиози двинулись к выходу посмотреть, что происходит. Сол что-то негромко сказал Гиббонсу и переступил через труп Мистретты.

Гиббонс оглянулся на Тоцци. Улыбнулся, оскалив зубы:

– До встречи, Тоц. Солу не терпится уйти.

Глава 24

– Давай-давай, Тоц, пей. Это твой день рождения.

Гиббонс ехидно улыбнулся, поднося ко рту бутылку пива.

Тоцци кивнул, отхлебнул из своей бутылки, чтобы доставить напарнику удовольствие, и украдкой бросил взгляд на стенные часы бара «Гилхули». Почти половина десятого. Они прождали полтора часа, только что разрезали торт, но Стэси так и не появилась. Лишь из-за нее он согласился на эту нелепую вечеринку по случаю дня рождения. Лоррейн и Мадлен Каммингс сидели рядышком в другом конце кабины, очень довольные собой. Вечеринку организовали они.

Тоцци глянул на стоящую перед ним картонную тарелку с ломтиком праздничного торта. После того как два дня назад в церкви они арестовали Сола Иммордино, у него не было возможности поговорить со Стэси – она не звонила и не подходила к телефону. Ему надо было объяснить ей, что случилось в то утро, почему он был вынужден удрать от нее, почему не состоялось главное в их жизни. Он так хотел ее тогда, хочет и сейчас, но вряд ли она поняла, до чего неотложной была ситуация с Иммордино.

Лоррейн, приподняв бровь, уставилась на его тарелку:

– Майкл, ты даже не притронулся к торту. Я думала, шоколадные тебе нравятся больше других.

– Собственно говоря, это не шоколад. – Каммингс отрезала себе второй ломтик. – Это плоды рожкового дерева, подслащенные грушевым и виноградным соком.

Гиббонс, гримасничая, отодвинул свою тарелку:

– То-то мне показалось, у него странный вкус.

Каммингс, как всегда, пропустила его слова мимо ушей.

– Тоцци, мы с Лоррейн очень старались. Хотя бы отведайте.

Тоцци повернулся к входной двери. Ему показалось, что это Стэси, но вошла другая блондинка с похожей прической.

– Господи, – сказала Каммингс, слизывая глазурь с пальцев. – Значит, вот что случается, когда исполняется сорок? Тоцци, развеселитесь. Вы как в воду опущенный. Если через три года меня ждет то же самое, я застрелюсь.

– Помощь не требуется? – засмеялся Гиббонс, держа бутылку у рта.

Каммингс приторно улыбнулась.

– Торта я отведаю, – пообещал Тоцци. – Просто мне сейчас не хочется есть.

Отхлебнув пива, он опять взглянул на часы.

– Может, отправить ломтик Солу Иммордино, – предложила Лоррейн. – Сейчас он, видимо, будет рад его получить.

Гиббонс саркастически хохотнул.

– Только не забудь спрятать в торте напильник. Сол расцелует тебя, когда выйдет на волю. Есливыйдет. – Приложился к бутылке. – Слушайте, а может, сходим проведаем его? Зададим еще несколько вопросов. Он ведь на этой улице, в Центральной тюрьме. Что скажешь, Тоц?

Тоцци представилась темная улица снаружи. И улочка кварталом южнее, где он получил пулю в ногу. И лежал, видя под уличным фонарем туманный силуэт Стэси и слыша ее крик.

Каммингс снова поднесла вилку с тортом ко рту:

– По-моему, Иммордино не заслуживает нашего торта. Если судья не хочет освобождать Сола под залог, с какой стати нам угощать его таким изысканным десертом?

Гиббонс фыркнул:

– Небось предпочли бы поехать в Трентон, угостить этого психа, Эмерика.

Каммингс широко раскрыла глаза:

– Ни в коем случае. У бедняги хватает проблем. Ни к чему добавлять к его горестям сахарный шок. – Она посмотрела на Лоррейн. – Эмерик явно был сверхактивным ребенком. От сладостей он, должно быть, бесился. В то время еще не знали, как воздействует сахар на сверхактивных детей.

Гиббонс прищурился:

– Вы, кажется, говорили, что не добавляли в торт сахара.

Лоррейн и Каммингс смутились.

– Только в глазурь, – призналась Лоррейн.

Тоцци не слушал их. Он смотрел на разбросанные по столу свечи, фитили их обгорели и почернели, нижние концы были в глазури. Сорок свечей. Ни к чему было ставить полное число. Хватило бы и двух. Он глянул в сторону стойки. Только что вошла еще одна длинноволосая блондинка, но не Стэси. Он взял одну из полурастаявших свечей и принялся мять в пальцах.

– А, с другой стороны, может, и стоит отнести Иммордино кусочек торта, – размышлял вслух Гиббонс. – Возможно, это будет последний в его жизни. Говорят, Джуси Вакарини сделал новый заказ на его убийство. Этого стоило ожидать. Жить Солу осталось недолго. Может, там, где он сейчас, до него не доберутся, но после приговора, когда его переведут в федеральную тюрьму, с ним живо разделаются.

Лоррейн недоверчиво посмотрела на него:

– Ты имеешь в виду, кто-то из заключенных? Разве такое бывает?

Гиббонс отхлебнул пива и кивнул:

– Сплошь и рядом.

Тоцци отломил от свечи затвердевший потек воска.

– Да, только Сола могут не приговорить. Когда магнитофон улетел в толпу, его, видимо, кто-то припрятал. Сол опять притворяется психом, а его адвокат с пеной у рта утверждает, что Иммордино невменяем. У нас нет никаких улик, доказывающих обратное, и мы, по сути дела, оказались там, откуда начали.

Гиббонс стукнул по столу донышком бутылки.

– Что за чушь? А твои показания? Ты слышал, что он разговаривал как нормальный человек. Слышали Стэси и Каммингс. Тыотправишь его за решетку, Тоц.

– Я не уверен, что без пленки моих показаний будет достаточно. Вспомни, суд трижды признавал Сола невменяемым, следовательно, прецедент уже есть. Адвокат будет доказывать, что его поведение в церкви объясняется сумасшествием.

– Да, а сестра Сил? – вмешалась в разговор Каммингс. – При ее отношении к брату она вполне может выступить против него в суде, особенно если прокурор согласится снять с нее обвинение в благодарность за содействие.

Гиббонс покачал головой:

– В чем ее можно обвинить? В пособничестве? Покажите мне таких присяжных, которые предъявят обвинение монахине. А раз нет обвинения, нет смысла и заключать сделку. К тому же Сил верит в милосердие и прощение. Как бы ни обошелся с ней брат, она не отправит его в тюрьму.

Каммингс поправила очки и снова запустила вилку в торт:

– Поговорю с ней. Она хочет, чтобы я провела беседу с ее девчонками в приюте. Думаю, она доверяет мне. И постараюсь ее убедить.

Гиббонс поглядел на нее:

– Да, конечно. И Тед Банди был просто сбившимся с пути мальчишкой.

– Гиббонс! – нахмурилась Лоррейн.

Каммингс, продолжая жевать, пожала плечами:

– Ничего, Лоррейн. Я привыкла к его бессмысленным насмешкам. Они меня больше не задевают.

Гиббонс расхохотался:

– Поздравляю. Хотите, вручу вам какой-нибудь знак отличия?

Каммингс отложила вилку.

– Гиббонс, вы будете скучать по мне, когда я уеду в Квантико.

– Когда же это произойдет, доктор?

– На следующей неделе. Я не говорила вам? Меня отзывают на замену кому-то.

Гиббонс наклонился к ней:

– А что, если я посажу вас в поезд сегодня вечером и тут же начну скучать?

Каммингс вновь приторно улыбнулась.

– Эй, Тоцци!

Все повернулись к стойке. Рой, мускулистый бармен, махал рукой, подзывая именинника.

Перед тем как выйти из кабины, Тоцци оглядел зал, но Стэси не заметил.

– Извините, я на минутку.

Подошел к стойке. Шутку со Стэси в тот первый вечер устроил Рой. Он знает ее. Может, она ему позвонила.

– В чем дело, приятель?

Бармен перегнулся через стойку и, понизив голос, сказал:

– Тебя кое-кто хочет видеть. Наедине.

– Что?

Тоцци с подозрением глянул на Гиббонса в кабине. Что эти двое приготовили ему на сей раз? Исполнительницу танца живота в задней комнате? Или стриптиз? Ему не до них. Он хочет видеть Стэси.

– Хватит сюрпризов ко дню рождения, а, Рой?

И направился обратно к кабине.

– Нет, погоди, Тоц. Это совсем не то, что ты думаешь. Приехала Стэси. Хочет поговорить с тобой наедине. Кроме шуток. – Рой указал взглядом на дверь рядом с музыкальным автоматом. – Она в кладовой. Попросила, чтобы я впустил ее с черного хода.

Тоцци уставился на дверь. За столиками между дверью и стойкой люди ели и пили, но он их не видел. У него заболело под ложечкой. Почему Стэси не вошла через парадную дверь? Почему прячется как шпионка?

– Иди, – сказал Рой. – Кладовая не заперта.

Тоцци кивнул и пошел. Интересно, что Стэси думает о нем. Он понимал, что она злится, но считал, что может все исправить. Объяснить, почему вел себя с ней так странно. В день похорон у него не было выбора, он был обязанехать. А раньше... теперь можно сказать и о той небольшой проблеме. Стэси поймет.

Подойдя к двери, Тоцци остановился. Розовые и голубые огни музыкального автомата осветили его руку на дверной скобе. Автомат проигрывал песню Мадонны, названия ее Тоцци не знал. На видеопленке певица с короткими, совершенно белыми волосами исполняла ее, одетая лишь в собачий ошейник и прозрачный лифчик, вызывая желание у всех мужчин. Тоцци подумал, что его проблема отошла в прошлое.

Он открыл дверь. Стэси стояла у ящиков с пивом. В кладовой под потолком горела одна тусклая лампочка. Волосы девушки не искрились в этом свете. Глаза блестели, но тоже не искрились. Одета она была в черные джинсы, коричневую джинсовую куртку и белую ковбойскую рубашку.

– Привет. Как дела?

– Закрой дверь, – сказала Стэси.

– Я оставил тебе на автоответчике запись...

– Знаю.

Она пристально поглядела ему в глаза.

Выражение ее лица было напряженным, но он не догадывался, сердита ли она, обижена или дело в чем-то другом.

– Стэси, я...

– Нет. Помолчи. – Она покачала головой. – Дай сказать мне. Я знаю, что должна сказать.

Ему не понравилось это вступление.

– Тоцци, ты спас мне жизнь, и я должна быть благодарна тебе... Да, я благодарна. За спасение жизни. Однако, что я чувствую – это особый разговор.

Стэси опустила глаза. Тоцци замер. Сейчас она перейдет ксути.

– Я чувствую себя последней дурой, Тоцци. Безмозглой. Я очень тянулась к тебе в то утро в твоей квартире, когда ты одевался. Я очень хотела тебя. И когда ты сказал, что должен ехать на похороны, решила, что ты хочешь от меня отделаться. И нарочно выдумываешь. – Она ненадолго умолкла. – Я не понимала, что ты исполняешь свой долг – или как еще это назвать. Потому и поехала за тобой. Думала, ты все наврал. Видимо, я вела себя очень эгоистично.

– Нет, Стэси: Я не собирался отделываться. Я тоже хотел тебя, но...

– Дай мне досказать.

Тоцци кивнул:

– Хорошо.

– В церкви, когда ты сказал Солу Иммордино, что любишь меня и хочешь на мне жениться, я в это поверила. То есть понимала, что ты его дурачишь, но хотелав это верить. Потом почувствовала себя последней дурой, и это не давало мне покоя. Почему мне так хотелось поверить, хотя я знала,что это ложь?

– Стэси...

– Подожди. Дай закончить. – Она вытерла глаза и шмыгнула носом. – Последние два дня я только и думала, как бы мне жилось замужем за тобой. Пустые мысли.

Стэси вздохнула и попыталась рассмеяться.

– Теперь я даже довольна, что мы не спали вместе. У нас ничего бы не сладилось.

– То есть? Что ты хочешь сказать?

– Ты слишком мужественный для меня, Тоцци. Не знаю почему, но рядом с тобой всегда начинает казаться, что я маленькая девочка, а ты большой дядя и должен защищать меня.

Замечательно. Тоцци уставился на лампочку.

– Ты слишком уж мужчина, Тоцци. И в постели, наверно, сущий тиран.

Если бы ты только знала.

Стэси глубоко вздохнула.

– Пожалуй, в глубине души я всегда знала, что у нас ничего не сладится. То есть ты слишком уж правильный человек, агент ФБР и все такое прочее. Потом меня несколько смущает разница в возрасте. Видишь ли, после того как ты получил рану, я стала грезить о тебе. В определенном смысле ты очень романтичный персонаж. Пистолет, ловля преступников, работа в чужом обличье и так далее. Таких людей, как ты, встречаешь не каждый день. – Она выдавила улыбку и пожала плечами. – Но это, по крайней мере, для меня, романтика, а не реальность. Твоя жизнь, Тоцци, напоминает аттракцион «Русские горы», и я не хочу, чтобы меня катали. Я хочу сама выбирать маршрут.

Тоцци опустил взгляд, потом кивнул:

– Да... понятно.

Вздохнув, он примирился с тем, что остается в одиночестве – снова.

Они стояли под тусклой лампочкой, и оба не знали, о чем еще говорить. Стэси, в сущности, сказала все.

Тоцци указал большим пальцем на дверь.

– Стэси, мы все ждали тебя. Торта осталось еще много. Хочешь...

– Нет. Сейчас я не смогу сидеть в компании. Извинись за меня.

Тоцци кивнул:

– Ладно.

Стэси робко шагнула вперед, потом крепко обняла Тоцци и прижалась щекой к его плечу. Длинные бронзовые кудри покрыли его руку, словно одеяло.

– Я позвоню тебе, Тоцци. Не в ближайшие дни. Но когда-нибудь позвоню. – Она оторвалась от него, посмотрела ему в глаза и вымученно улыбнулась. – Мы остаемся друзьями, правда?

– Да... конечно.

Он глянул на лампочку и сморгнул слезу.

Стэси отошла от него и, пятясь, направилась к противоположной двери. Когда открыла ее, в тихий полумрак кладовой ворвались шум, лязг, яркий свет и пахучие пары кухни.

– Еще увидимся, Тоцци.

– Да... Увидимся.

Стэси вышла в кухню и прикрыла за собой дверь. Снова полумрак и тишина. Тоцци стоял один в заполненной ящиками кладовой и ощущал на своем плече запах Стэси.

Черт.

Когда он вышел, Гиббонс в одиночестве сидел у стойки и жадно смотрел по телевизору бейсбольный матч. Тоцци подошел и сел рядом.

– Я только что разговаривал с...

– Знаю, – перебил Гиббонс. – Рой сказал мне. У тебя что, нет денег на мотель?

Тоцци промолчал. Он был не расположен к остроумным ответам.

Гиббонс обернулся и мотнул головой в сторону кабины.

– Лоррейн и ее приятельница опять завели разговор о колледже. Я уж больше не мог слушать.

– Да?

– По случаю дня рождения хочу угостить тебя выпивкой. Чем-нибудь особенным. – Берт жестом подозвал Роя. – Слушай, есть у тебя эти сорта отличного шотландского виски? Те, что начинаются с «глен»?

– Есть «Гленфиддич» и «Гленливет».

– Давай того, что получше, обоим. Чистого.

– Даю.

Рой быстро поставил на стойку два стакана, выхватил бутылку из рядов возле зеркала и налил виски. Обычно Тоцци предпочитал пить со льдом, но сейчас чистое казалось наилучшим лекарством.

Гиббонс поднял стакан и посмотрел на своего напарника.

– Тоцци, я не люблю затрепанных тостов. Пожеланий долгой жизни, счастья и прочей чуши. На мой взгляд, это неосуществимые мечты и тщетные надежды. Давай выпьем просто за нас, Тоц, без всяких пожеланий. За нас и за всех мужчин на свете, которые каждое утро надевают брюки и делают то, что нужно. К черту беспокойство о том, что готовит нам будущее, к черту беспокойство о старости. Гони от себя эти мысли. Секрет жизни прост. Нужно не останавливаться, Тоц. Держись за руль, смотри на дорогу и продолжай путь.

Гиб коснулся своим стаканом его стакана.

Тоцци кивнул и отпил глоток. Виски прошло легко, по телу разлилась теплота. Он поднял стакан к свету и посмотрел на янтарный напиток.

– Гиб, скажи мне вот что. Как ты думаешь, могли бы у нас со Стэси сложиться серьезные отношения? Постоянные?

– Я что-то не пойму тебя.

Тоцци кивнул на дверь кладовой:

– Она сейчас дала мне отставку.

– А... Жаль.

– Я вот думаю, может ли у мужчины сложиться прочная жизнь с женщиной вдвое моложе его. Думаю, я был бы не первым на свете, кто делает такую попытку.

Обдумывая ответ. Гиббонс медленно отхлебнул глоток виски.

– Нет. Не первым и не последним.

– Значит, ты всерьез считаешь, что у нас могло бы сладиться?

– Тоц, я болел за тебя. Это вот им, – он обернулся к кабине, – ваши отношения казались чем-то ужасным. И не потому, что Стэси вдвое моложе. Просто они сомневались в твоей порядочности.

Тоцци кивнул и глянул на экран телевизора. Какой-то парень принимал душ, улыбаясь так, словно только что выиграл в лотерею. Рекламная дребедень.

– Ну что ж, расстраиваться из-за случившегося не стоит. Стэси хочет, чтобы мы оставались друзьями, так что, может, еще не все потеряно. Хотя надежды у меня мало.

Он отпил еще глоток, не отводя глаз от экрана.

– Стэси Вьера. Она хорошая. Я уверен, что при других обстоятельствах у нас бы все было иначе. Но все же... – Он опустил взгляд на стакан. – Мне кажется, лицо ее останется у меня в памяти очень надолго.

– Лицо? Именно эта ее часть тебе и запомнилась?

– Заткнись, старый циник, – буркнул Тоцци.

Рекламный ролик сменился другим, послышались знакомые глухие удары по барабану. Тоцци и Гиббонс одновременно подняли глаза. Камера крупным планом демонстрировала спортзал, потом появилась Стэси в красных колготках, она поднимала свою штангу, соблазнительно улыбаясь и подрагивая грудками.

Тоцци потряс головой. Он не хотел этого видеть.

Рой бросился к телевизору и потянулся, чтобы переключить на другой канал. Тоцци остановил его:

– Ничего, Рой. Оставь.

Бармен пожал плечами и вернулся за стойку.

Тоцци досмотрел ролик до конца, глядя в лицо Стэси и раздумывая... просто раздумывая.

«Приглашаем – приходи и НАКАЧИВАЙСЯ!»

Ролик закончился. На экране появилось поле стадиона «Ши», там убирали мусор, набросанный болельщиками.

Гиббонс что-то напевал себе под нос. Тоцци не сразу узнал в этой мелодии «Мой путь».

Он уставился на напарника. За все годы совместной работы Тоцци ни разу не слышал, чтобы Гиббонс пел, напевал или насвистывал. Еще больше удивил его выбор песни.

– Ты же говорил, что терпеть не можешь Синатру.

– Да не могу. Это версия Элвиса.

И продолжал тихо мурлыкать.

Тоцци припомнились слова песни, в которой человек вспоминает прежнюю жизнь и былые огорчения.

– Это не смешно, Гиб. Нисколько.

Гиббонс утих. Прищурился, покачал головой и хлопнул Тоцци по плечу.

– Поздравляю со вступлением в средний возраст, приятель. – Допил виски и стукнул донышком пустого стакана о стойку. – Теперь ты угости меня.

Тоцци кивнул, полез в карман и выложил двадцатку. Гиббонс вытирал глаза, плечи его тряслись от скрипучего смеха.

Тоцци хотел было убрать деньги и сказать Гиббонсу, пусть покупает себе выпивку сам, но тут его внимание привлекло отражение в зеркале за стойкой. Блондинка с прямыми волосами, постарше Стэси, более зрелая...

– Опять засвербило в штанах?

Тоцци злобно глянул в зеркало на отражение напарника.

– Не твое дело.

Гиббонс покачал головой и обнажил в усмешке зубы.

– Вот так, Тоцци. Ты никогда не повзрослеешь.

Тоцци допил виски, потом помахал Рою и указал на пустые стаканы.

– Надеюсь, ты прав. Кому охота уподобляться тебе?

– Иди к черту.

Тоцци покосился на напарника, потом поднял взгляд к бейсбольному матчу на экране телевизора. И тоже показал в усмешке безупречные зубы.