Текст книги "Высадка в Нормандии"

Автор книги: Энтони Бивор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

И правда, примерно в 300 км к югу от Лондона продолжался жестокий бой за опорный пункт «Хиллмен». Солдат Суффолкского полка, которым пришлось несладко, ругали (совершенно несправедливо) за то, что они продвигались так медленно. Досталось и командиру бригады. А беда-то состояла в том, что командование 3-й дивизии не позаботилось о выделении достаточных сил поддержки, в частности танков АВРЕ, которые могли бы сокрушить доты противника своими бетонобойными снарядами. И уж совсем не в чем упрекнуть Королевский Шропширский легкий пехотный полк, который отважно двинулся на Кан почти без поддержки танков. Даже если учесть, что прилив в тот день был необычно высоким – а предвидеть это было невозможно, – все же в неудачах следует винить высокое командование. Ни генерал сэр Майлс Демпси, командующий английской 2-й армией, ни генерал Монтгомери не продумали как следует столь важную часть общей операции и не распределили достаточно ясно задачи между соединениями и частями по степени важности.

Канадцам тоже не хватало вездеходов, какие были у американцев, но они, наступая на Карпике, здраво подошли к делу: посадили пехоту на танки и на все транспортеры с пулеметами «Брен». И все же попытка англичан с ходу овладеть Каном была обречена на неудачу, даже если бы они не замешкались и если бы на берегу с прибытием второго эшелона десанта не возникли многочисленные заторы. Шропширский полк совершил подвиг, дойдя до Лебизе всего в 3 км от центра Кана. Не имея поддержки танков, остатки понесшего тяжелые потери полка были вынуждены отступить.

С другой стороны, им бы пришлось совсем плохо, если бы в немецкой 21-й танковой дивизии имелось крепкое командование, на что Фейхтингер оказался совершенно неспособен. К тому времени, когда танковый полк Оппельн-Брониковски, изрядно покружив по окрестностям, проследовал через Кан и во второй половине дня собирался нанести удар на стыке 3-й дивизии и канадцев, британские войска уже были готовы встретить немцев. Командир Стаффордширского кавалерийского полка подполковник Иди предвидел такой оборот дела. Он сосредоточил к западу от Эрманвиля три роты «Шерманов-Файрфлай» («Светлячок»), вооруженных 17-фунтовыми пушками[122]122
  Английские противотанковые пушки «Орднанс» калибра 76,2 мм. Используя подкалиберный бронебойный снаряд с отделяющимся поддоном, были способны пробить броню любого немецкого танка, в том числе и «Королевского тигра».


[Закрыть], мало чем уступавшими 88-мм пушкам «Тигров»[123]123
  Большинство английских танковых полков распыляло ценнейшие «Файрфлай», придавая их по одному каждой роте. (Прим. авт.)


[Закрыть]. Имея к тому же намного большую дальность стрельбы, эти орудия стаффордширцев за считаные минуты подбили тринадцать Т-IV полка Оппельн-Брониковски. Лишь небольшому подразделению 21-й дивизии удалось просочиться к побережью, но оттуда его быстро оттеснили.

По счастливому для англичан стечению обстоятельств, в 20:30 появились 250 планеров, которые доставили воздушно-десантную бригаду для усиления 6-й дивизии – это окончательно убедило Оппельн-Брониковски в необходимости отступить. На поле боя все замерли: каждый, подняв голову к небу, любовался представшим глазам величественным зрелищем. Один младший офицер 2-го батальона Королевского Ольстерского стрелкового полка услышал, как рядовой солдат прокомментировал товарищам прибытие по воздуху подкрепления: «Наверное, вот это ребята из 1-го батальона и называют долбаным движением в походном порядке». 21-я дивизия вдруг открыла по планерам ураганный огонь из своих зенитных установок и пулеметов. Сбили они 10 или 11 планеров, хотя сами сообщили, что 26.

В 20:15 удалось окончательно подавить сопротивление «Хиллмена». Солдаты Суффолкского полка стали окапываться на ночь, а машины танкового батальона поддержки отошли в тыл пополнить боезапас. Правда, рытье окопов приостановилось: солдаты тоже засмотрелись на подлетающие планеры. «Это зрелище произвело большое впечатление на немецких пленных, – отметил командир батальона суффолкцев, – но не такое, как на нас. Кажется, они сочли прибытие планеров нечестным приемом».

Немецкий верховный главнокомандующий в Бергхофе тоже не представлял себе реальной картины происходящего. За три часа до описанных выше событий начальник штаба Западного фронта генерал Гюнтер Блюментритт был вынужден передать в штаб 7-й армии: «Фюрер требует, чтобы противник был полностью уничтожен к вечеру 6 июня, поскольку существует опасность высадки дополнительных морских и воздушных десантов. Согласно приказанию генерала Йодля, все части и соединения должны быть брошены к месту прорыва в Кальвадосе. Созданный там противником плацдарм подлежит ликвидации не позднее чем к полуночи». Начальник штаба 7-й армии ответил, что выполнить это невозможно. Адъютант Гитлера от люфтваффе Николаус фон Белов, который был тогда рядом с ним в Бергхофе, понимал, что фюрер еще не сумел оценить истинную мощь англо-американской авиации: «Он все еще пребывал в убеждении, что их наземные силы удастся отбросить».

В тот же вечер превосходство авиации союзников получило самое наглядное подтверждение. Гитлер возлагал большие надежды не только на танковую дивизию СС «Гитлерюгенд», но и на другое полнокомплектное танковое соединение, призванное, по его замыслу, сбросить вражеский десант обратно в море. Учебная танковая дивизия генерал-лейтенанта Фрица Байерляйна получила приказ полным ходом двигаться к побережью. Но не успела она начать марш во второй половине дня 6 июня, как подверглась бомбардировке с воздуха в пункте сбора. Байерляйн доложил об этом генерал-полковнику Дольману, находившемуся в штабе в Ле-Мане. Командир дивизии просил разрешения двигаться ночью, а днем укрывать танки от ударов вражеских истребителей-бомбардировщиков, но Дольман приказал двигаться без остановок. Байерляйн, «невысокого роста, коренастый, очень подвижный», занимавший в Северной Африке должность начальника штаба Роммеля, пришел в бешенство: сначала такое промедление, а теперь его заставляют нести ненужные потери.

Роммель, вернувшийся в свой штаб, и сам был в скверном настроении: ему доложили, что вражеские истребители-бомбардировщики разрушили последний мост в нижнем течении Сены. Он сразу прошел в оперативный зал замка Рош-Гюйон и долго всматривался в карту.

– Что произошло с нашим гордым люфтваффе? – насмешливо спросил он. Ответ напрашивался сам собой. – Как развивается наступление 21-й дивизии? – Сведений об этом не поступало. – Почему не бросили в бой Учебную танковую дивизию и 12-ю дивизию СС? – В ответ Шпейдель объяснил, что ОКВ не могло принять решения на этот счет. – Безумие, – высказал свое мнение Роммель. – Конечно, они теперь не успеют, но надо, чтобы выступили они немедленно.

Союзники же, пусть и не сумели овладеть намеченными населенными пунктами, хотя бы закрепились на берегу, и теперь гитлеровские любимые танковые дивизии уже бессильны были сбросить их в море. Но впереди им предстояли сражения, по сравнению с которыми потери, понесенные в день «Д», покажутся весьма незначительными. Те английские части, которые считали, что «все это они видели уже раньше», в Северной Африке, переживут нешуточное потрясение, когда столкнутся в бою с войсками СС[124]124
  Штаб 21-й армейской группы предсказывал потери на уровне 9250 человек из 70 000 десантников, высаживавшихся в первый день. Ожидалось, что 3000 из них утонут: моряки, парашютисты, приземляющиеся в болотах, экипажи плавающих танков. Фактические же потери в сам день «Д» подсчитать сложно, поскольку большинство соединений подавали сводки о потерях за более длительный период – как минимум с 6 по 10 июня. В тогдашней неразберихе приходилось все время переправлять завышенные цифры пропавших без вести. Как выяснилось позднее, некоторые из них были убиты, другие ранены и эвакуированы в Англию, третьи присоединились к другим частям, четвертые попали в плен к немцам. Считая приблизительно, англичане и канадцы в сам день «Д» потеряли около 3000 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Потери американцев были намного выше с учетом сектора «Омаха» и двух воздушнодесантных дивизий. Генерал Брэдли назвал цифру потерь среди морского десанта – 4649 американцев, но представляется, что цифра завышена, если сравнить ее со сводками дивизий. Более точные цифры можно определить лишь за период с 6 по 20 июня включительно. Потери американской 1-й армии составили 24 162 человека (3 082 убитых, 13 121 раненый, 7 959 пропавших без вести). Потери англичан за тот же период составили 13 572 человека (1 842 убитых, 8 599 раненых, 3 131 пропавший без вести), канадцев – 2 815 (363, 1 359 и 1 093 человека соответственно). (Прим. авт.)


[Закрыть]. Воздушная мощь союзников мало чем могла помочь им, когда дело дошло до боев с умелым и стойким противником – бои шли за каждую деревню среди окружающих Кан пшеничных полей, за каждый клочок лугов в нормандском bocage[125]125
  Бокаж – луга, разделенные живыми изгородями на отдельные небольшие выпасы. Между ними нередко растут рощи деревьев.


[Закрыть].

Глава 11
Закрепляясь на плацдармах

Наступила ночь, но в секторе «Омаха» мало кому спалось. В каменоломне недалеко от спуска из Вьервиля на пляж устроились, подложив под себя спасательные жилеты, офицеры штаба 29-й дивизии. Дальше от берега, на возвышенности, среди яблочных садов с привычной легкостью рыли себе окопы бывшие батраки с ферм Среднего Запада и пенсильванские шахтеры. В ту ночь то и дело вспыхивали беспорядочные перестрелки, и без окопов было не обойтись. Нервы у всех были на пределе, люди вымотались за долгий день, поэтому стреляли в любую тень, опасаясь, что ею может оказаться немецкий снайпер. Один солдат-новобранец изрешетил из автомата теленка.

Были и такие, кому хотелось сделать окоп одним духом, не слишком утруждаясь. Они закладывали в землю заряд взрывчатки и предупреждали товарищей криком: «Ложись!» – от этого напряжение только нарастало, создавалось впечатление, будто враг ведет огонь со всех направлений. С наступлением ночи появились бомбардировщики люфтваффе, они бомбили вставшие на якорь корабли, и потянувшиеся к самолетам нити трассирующих пуль и зенитных снарядов напомнили многим солдатам праздничный фейерверк на День независимости. Впрочем, немецких бомбардировщиков было слишком мало, и прилетели они слишком поздно, а потому ничем помочь в обороне своих позиций уже не могли.

Утром 7 июня из-за скал у мыса Персе смотрел на американцев подполковник Цигельман, офицер немецкой 352-й пехотной дивизии. «Вид на море напоминает картину “Парад кораблей в Кильской бухте”, – раздраженно записал он. – Суда всевозможных типов густо стоят у самого берега и дальше в море, на сколько хватает глаз. И все это громадное скопление ничем не потревожено с нашей стороны. Хорошо представляю себе настроение наших солдат, которые лишены всякой поддержки люфтваффе». На протяжении всего периода боев в Нормандии немцы постоянно возмущались: “Wo ist die Luftwaffe?” («Где же наша авиация?»)

Разрозненные немецкие подразделения еще держались в секторе, в частности на скалах у мыса Ок, где они провели контратаку против рейнджеров подполковника Дж. Раддера. Но в то утро американцы наконец очистили от противника Кольвиль-сюр-Мер и Сен-Лоран-сюр-Мер. Один солдат, проходя по улице Сен-Лорана, обернулся и увидел невдалеке рядового военной полиции, который устанавливал у домов знаки «Вход воспрещен». Пляж превратился в невероятную свалку: повсюду сгоревшие автомобили и танки, разбитые катера и шлюпки, брошенные солдатами противогазы, «бангалорские торпеды», стрелковое оружие. Правда, подобные картины не помешали генералу Герхардту, решительному борцу за дисциплину, наорать на солдата, который бросил на песок апельсиновую корку.

Все еще приходилось подавлять отдельные очаги сопротивления противника. Неожиданно из подземного укрытия выбрался немецкий солдат с поднятыми руками. Окружившие его американцы обнаружили, что под землей у него был «номер люкс», где имелась и рация. Американцы решили, что с ее помощью немец корректировал артиллерийский огонь по береговой линии, и вызвали военную полицию. «Сержант военной полиции был родом из Чехословакии, и несомненно, что его родителей нацисты уничтожили, поэтому он не стал раздумывать, а застрелил немца как шпиона».

Во Вьервиле американцам также был воспрещен вход в жилые дома, а мирным жителям запретили выходить на пляж, чтобы не мешали войскам. Жители ощущали, что американцам мешает даже то, что они, французы, остались в родной деревне. «В первые дни американские солдаты посматривали на нас искоса, с большим подозрением», – писала позднее одна француженка. Впрочем, французы тоже сильно косились на американцев. Сержант-сапер увидел, как в сен-лоранскую церковь прошмыгнул немец, и последовал за ним с двумя своими солдатами. Смертельно раненного немца он нашел у самого алтаря – тот лежал, бессильно раскинув в стороны руки. Тут сержант заметил, что его солдаты – оба родом из Алабамы – вытряхивают монеты из стоящей у входа кружки для подаяний. «Я так понимаю, они раньше и кружки-то для подаяний не видывали»[126]126
  В штате Алабама преобладают баптисты.


[Закрыть], – рассказывал он потом. На самом же деле они просто охотились за сувенирами, как всякий, кто впервые попал за границу. Но в этот момент появился священник и ужаснулся, увидев, чем занимаются солдаты.

– Pour les pauvres! (Это для раздачи нищим!) – закричал он возмущенно.

Находиться на пляже по-прежнему было небезопасно, и не только местным жителям. Нет-нет, туда залетали снаряды, а солдаты 6-й инженерной бригады особого назначения подрывали установленные немцами заграждения и мины. На пройденных ими участках появлялись белые ленты, означавшие «мин нет», но дальше от пляжа лежали тела тех, кто погиб на нерасчищенных еще минных полях. Усердно трудились экипажи бульдозеров – надо было обеспечить пути движения выгружавшейся технике и частям следующих эшелонов десанта. У палаток похоронных команд росли штабеля трупов, уже была огорожена территория временного кладбища. Солдатам, свободным от неотложных дел, поручили регистрацию убитых. Один из таких солдат вспоминал: «Мы все работали, словно в трансе – снимали с трупов опознавательные медальоны и выполняли прочие грустные обязанности». Для ускорения работ привлекли пленных немцев: им пообещали двойной паек, если они вызовутся добровольно помочь копать могилы. Немцы в большинстве пожимали плечами и соглашались. Позднее эту неприятную работу переложили на интендантские роты, укомплектованные чернокожими солдатами.

На пляж почти бесконечным потоком прибывали все новые пленные, здесь их обыскивали солдаты военной полиции. Среди сдавшихся было много поляков и бывших советских граждан из числа «хиви»[127]127
  Немецкое сокращение от Hilfswillige (добровольный помощник). Подразделения «хиви» в немецкой армии комплектовались преимущественно из советских военнопленных и добровольцев на оккупированных территориях и считались вспомогательными, однако использовались и непосредственно на фронте (под Сталинградом «хиви» составляли почти четверть солдат 6-й армии Паулюса на передовой). По обмундированию и снабжению не отличались от собственно немецких военнослужащих. Часть «хиви» использовали СС – в качестве полицаев или охранников концлагерей.


[Закрыть]. «Некоторые рыдали, – отметил уже упоминавшийся сержант-сапер. – Они не знали, чего им ждать от нас. Что ж, им повезло, что попали в плен на этом фронте, а не на Восточном, где русские сразу расстреляли бы их как изменников». Позднее значительная часть этих пленных будет передана союзниками советским властям. Кое-кого из них казнили, но большинство отправили в лагеря принудительного труда. У многих пленных – выходцев из среднеазиатских республик СССР – были такие скуластые лица, что американские солдаты принимали их за японцев, прикомандированных к немецкой армии.

Перед самым рассветом генерал Герхардт получил приказ командира корпуса генерала Героу: продвигаться в направлении населенного пункта Изиньи и реки Вир на соединение с частями 101-й воздушно-десантной дивизии. Герхардт решил использовать свой резервный полк, 175-й пехотный, еще не высадившийся на берег. Высадка заняла большую часть дня. Однако еще важнее было сменить 2-й батальон рейнджеров подполковника Раддера на мысе Ок. Немецкий батальон 916-го пехотного полка превосходил их в численности, а у рейнджеров заканчивались боеприпасы. Огневую поддержку они получали лишь от орудий американского эсминца «Гардинг».

Сводная группа в составе 116-го пехотного полка и высадившихся на «Омахе» рейнджеров, усиленная двумя танками «Шерман», двинулась вдоль берега на запад, в направлении на мыс Ок. Однако на близлежащих скалах находился опорный пункт немцев (это оттуда разглядывал корабли Цигельман), имелись здесь и другие очаги сопротивления, и американцам лишь на следующий день удалось пробиться к измученным рейнджерам Раддера.

Израсходовав все боеприпасы, рейнджеры пустили в ход трофейное немецкое оружие. Характерный треск немецких автоматов смутил идущих на выручку Раддеру бойцов, и «Шерманы» 743-го танкового батальона открыли огонь по рейнджерам: четверых убили, еще шесть человек ранили. «И снова полковник[128]128
  Дж. Раддер на тот момент имел воинское звание подполковника. Солдат из вежливости и уважения сокращает звание до «полковника», что в целом характерно при неофициальных обращениях и в Англии, и в Америке.


[Закрыть] Раддер, – пишет сапер из его батальона, – проявил замечательную храбрость и командирские качества: он помог солдатам на своем КП как можно выше поднять флаг США, чтобы идущее к ним подкрепление могло узнать своих». В одном из рапортов вся эта операция названа «хромающей на обе ноги»: другое американское подразделение, направленное на выручку рейнджеров с юго-запада, открыло огонь по сводной группе, наступавшей с юго-востока.

7 июня части 1-й пехотной дивизии, «Большой красной единицы», продвигались по прибрежной дороге на восток, в сторону Порт-ан-Бессена. Пехотинцев посадили на «Шерманы» 745-го танкового батальона. В конечном пункте они соединились с подразделениями английской 50-й дивизии. Почти сразу началась бартерная торговля: англичане-артиллеристы выменивали у американцев сигареты на яйца.

Американская артиллерия, пользуясь господством союзной авиации в воздухе, высылала на разведку легкие самолеты. В то утро офицер-артиллерист 1-й дивизии устроил временную взлетно-посадочную полосу на возвышенности за пляжем «Омаха». Он обратился к бульдозеристу:

– Эй, мне нужно убрать вон те кусты. Поможешь?

– Ясное дело.

Водитель подвел свой бульдозер куда было сказано, снес кустарник и проложил полосу длиной в 45 метров, а больше «Пайпер-Кабу»[129]129
  «Пайпер-Каб» – американский легкий двухместный самолет.


[Закрыть] для разбега и не требовалось. Волнение на море к тому времени почти улеглось, и плавающие бронетранспортеры, которым больше не угрожала опасность затонуть, доставляли на берег артиллерийские снаряды.

Повыше Сен-Лоран-сюр-Мер батальон аэродромного обслуживания приступил к сооружению полноценной взлетно-посадочной полосы для приема транспортных самолетов. Ее завершили в рекордные сроки и обозначили А-1. Вскоре сюда потоком пошли окрашенные в защитный цвет С-47 «Скайтрейн» с грузом боеприпасов. Затем в них загружали раненых, и самолеты снова поднимались в воздух. В первом полете медсестра обнаружила, что один из раненых умер. Не желая, чтобы это стало известно остальным, она делала вид, что беседует с ним каждые несколько минут – до самой посадки в Англии.

Что-то происходило быстро, но иные события растягивались, кажется, до бесконечности. Никого так не раздражали задержки, как командира 29-й пехотной дивизии генерал-майора Чарлза Хантера Герхардта. В каком-то отношении он был очень похож на генерала Паттона. Невысокого роста, изящный танкист с огромным честолюбием, он очень гордился своим внешним видом: высокие кавалерийские сапоги начищены до блеска, каска аккуратно закреплена под подбородком. 29-я дивизия входила в состав Национальной гвардии, и Герхардт с самого начала старался придать ей как можно более бравый вид. Корпеть над бумагами он терпеть не мог, а офицеров своих гонял даже сильнее, чем солдат. В результате он, похоже, внушал подчиненным восхищение и недовольство в равной мере.

Решимости генерала взять Изиньи в рекордно короткий срок серьезно препятствовали задержки с высадкой на берег 175-го полка. И уж окончательно его разъярил доклад о том, что моряки высадили его солдат на 2,5 км восточнее точки десантирования. Пока полк добрался до прохода на Вьервиль, солдаты испытали потрясение: они увидели лежавшие на пути трупы, а немцы периодически постреливали с позиций, еще не взятых 115-м полком.

Полностью очистить территорию от противника удавалось не быстро – повсюду прятались отдельные автоматчики и пулеметчики. Одной из жертв стал лейтенант, которому не терпелось показать свою власть. Старшему сержанту своего взвода он умышленно сказал при всех:

– Сержант, я хочу, чтобы было ясно: я даю вам разрешение расстреливать любого, кто не подчиняется отданным приказам.

Вскоре взвод оказался под огнем противника. Молодой офицер взял у старшего сержанта бинокль и винтовку и, не слушая отговаривавших его других сержантов, заявил, что собирается «показать этим ублюдкам». С тем он вскарабкался на высокое дерево, росшее среди кустарника, успел сделать пару выстрелов, после чего был смертельно ранен и рухнул на землю по ту сторону живой изгороди.

В тот вечер один сапер из немецкой 352-й пехотной дивизии обнаружил у убитого молодого офицера 29-й дивизии оперативный план американцев. Он передал план подполковнику Цигельману, и тот глазам своим не поверил. Основные пункты плана сразу доложили генералу Марксу, однако до Роммеля и штаба Западного фронта этот документ добрался лишь через два дня. Начальник штаба фронта Блюментритт записал, что это «и есть вторжение, но сам фюрер ожидает другого вторжения – против 15-й армии, между нынешним временем и началом августа». План «Фортитьюд» принес плоды, на которые союзники даже не смели надеяться.

8 июня 115-й пехотный полк, обеспечив за 29-й дивизией плацдарм на берегу, двинулся на юг, через частично затопленную долину реки Ор. Сопротивления по пути почти не встретили, потому что еще ночью генерал-майор Крайс отвел свои войска. Однако уже за болотами полку пришлось «сдавать серьезный экзамен; были некоторые успехи, немало было и горьких поражений». Проявив храбрость и воинское мастерство, «лейтенант Кермит Миллер во главе взвода роты Е пересек заболоченную местность к северу от Коломбьер; взвод уничтожил 46 немцев, подбил два бронеавтомобиля и один легковой автомобиль, захватил штаб противника и возвратился к своим с 12 пленными».

Самая большая неудача произошла в ночь на 10 июня, причем следует иметь в виду, что войска нервничали, предвидя невеселую перспективу боев в густо поросшем кустарником нормандском бокаже. Местные жители предупредили командование 2-го батальона о том, что впереди находятся немцы численностью до 100 человек. «Была уже почти полночь, – говорится в составленном позднее донесении, – а солдаты так утомились, что падали и засыпали на месте. Солдат роты О, упав, нечаянно выстрелил из винтовки и убил стоявшего перед ним сослуживца. Выстрел привлек внимание немцев, которые открыли пулеметный огонь по расположению батальона». Батальон расположился на ночлег на небольшом крестьянском поле, не подозревая, что вокруг находятся подразделения немецкой 352-й пехотной дивизии. Погибли батальонный адъютант и командир одной из рот, а офицер связи попал в плен. «Помощник батальонного врача сошел с ума, до 100 человек попали в плен. Кто-то слышал, как полковник Уорфилд сказал: “Вот уж не думал, что мои солдаты станут называть немцев Kamerad”. После этого происшествия оставшиеся в живых солдаты батальона стали сильно нервничать». Несколько позднее командир батальона подполковник Уорфилд и лейтенант Миллер умерли от ран. Генерал Герхардт пришел в сильнейшее негодование, когда узнал о том, что солдаты батальона не стали окапываться, а просто попадали спать на землю.

Бойцам 115-го полка, впрочем, пришлось нервничать еще сильнее, когда за ними «появились воинственные [техасские] парни из 2-й пехотной дивизии»: они шли от берега и стреляли по всему, что находилось перед глазами. «Один из батальонов 115-го полка доложил, что 3 % потерь понес от огня бойцов 2-й дивизии».

Герхардт тем временем торопил 175-й пехотный полк своей дивизии с наступлением на Изиньи, который славился нормандским маслом и сыром камамбер. Поскольку рации по-прежнему бездействовали, Герхардт назначил связных-офицеров – они сновали туда и сюда на джипах, докладывая ему о продвижении войск и точном местонахождении передовых подразделений. Ехать им приходилось на максимальной скорости, чтобы не попасть под огонь одиночных немцев, отставших от своих частей. Сам генерал, в белых перчатках и голубом шарфе (того же цвета, что и ленточка на шее его пса), старался оказаться в гуще боя. Если же боя не было, он придирчиво выяснял, почему нет боя. Герхардт не считался с необходимостью маскировки. Он объезжал свои части на специально оборудованном джипе, которому дал прозвище Злобный Тор[130]130
  Тор – бог грома и молнии у древних скандинавов.


[Закрыть], с красной мигалкой и сиреной.

Наступление 175-го полка в сопровождении «Шерманов» 747-го танкового батальона напоминало скорее марш-бросок. Крестьяне-нормандцы протягивали запыхавшимся солдатам бидоны со свежим молоком. Несколько раз продвижение полка пытались задержать небольшие группы немцев, но более тяжелые потери американцам нанесла эскадрилья «Тайфунов» Королевских ВВС, принявшая передовой батальон полка за отступающих немцев. В результате – шестеро убитых и восемнадцать раненых. «С воздуха не отличить Джона Пончика[131]131
  «Пончик», или «клецка» (doughboy, doughfoot), – прозвище американских солдат в Первую мировую войну.


[Закрыть] от Ганса Колбасника», – писал по этому поводу один офицер полковой артиллерии. Но пехотинцы были настроены вовсе не так миролюбиво: они поклялись впредь сбивать любой подлетающий к ним самолет, к какой армии тот бы ни принадлежал.

Командиру 175-го полка не хотелось продолжать наступление без усиленной артиллерийской поддержки, однако Герхардт к таким аргументам не склонен был прислушиваться. Он приказал полку не останавливаться и ночью, и к полуночи 7 июня полк уже подходил к Изиньи. Среди пленных преобладали поляки и солдаты из «восточных батальонов». Солдаты противотанковой истребительной роты поразились, когда «увидели американца на белом коне, гнавшего перед собой одиннадцать пленных. “Это поляки, – крикнул он нам, – все, кроме двоих, – те немцы”. После этого вытащил пистолет и выстрелом в затылок убил тех двоих, а мы молча смотрели».

В Изиньи пылали пожары – городок подвергся мощному обстрелу корабельных орудий союзников. Герхардт оказался прав: сопротивления немцы почти не оказали. Одиночка выстрелил по колонне американцев с церковной колокольни. «Шерман» развернул в ту сторону свою 75-мм пушку, «тут немцу и конец пришел».

По приказанию бригадного генерала Кота танки двинулись по мосту через реку Ор. Немцы открыли пулеметный огонь с противоположного конца моста. Двенадцать танков выстроились в ряд, и совместная мощь их огня вынудила противника поспешно отступить. При поддержке танков Кота через мост устремились пехотинцы 175-го полка. Генералу с трудом верилось, что немцы так и не взорвали этот мост – это был редкий случай. «Все вокруг было завалено обломками, – доносил один офицер. – Дороги стали почти непроходимы для автотранспорта, а я стоял в центре того, что еще недавно было церковью, и даже не мог сообразить, что здесь вообще было какое-то здание». Изиньи, казалось, был покинут всеми жителями, но все же из развалин появилось несколько француженок. Они сразу взялись за дело, снимая с убитых немцев сапоги, носки и гимнастерки.

В это же время на полуострове Котантен парашютисты 82-й и 101-й воздушно-десантных дивизий продолжали вести бои, хотя и получили подкрепление из сектора «Юта», от 4-й пехотной дивизии. Генерал-лейтенант фон Шлибен организовывал все более яростные контратаки в районе Сент-Мер-Эглиз силами частей 709-й пехотной дивизии и некоторых привлеченных подразделений. Главная задача состояла в том, чтобы ни в коем случае не дать американцам развить наступление на Шербур.

В ходе самой серьезной контратаки, во второй половине дня 7 июня, немцы прорвались к центру Сент-Мер-Эглиз. Офицер-артиллерист из 4-й дивизии, прибывший в район боев на джипе, так докладывал о том, что видел: «В 17:00 въехал в Сент-Мер-Эглиз с юга. Бой вели танки. Применялись огнеметы. Я увидел превратившегося в живой факел немецкого солдата, который выполз на середину улицы, и тут немецкий танк проехал по нему, превратил в лепешку, но одновременно погасил и пламя. Американские танкисты, потеряв три свои машины, уничтожили большинство немецких. Бои переместились к северу. Севернее города видел просевшую дорогу, по которой ранее прошли, давя своих убитых, немецкие танки. Подразделения 8-й дивизии перерезали здесь дорогу и ночью держали на ней оборону. Чтобы окопаться, им пришлось растаскивать трупы немцев, некоторые при этом буквально распадались на куски».

В тот же день другая группировка под командованием генерал-лейтенанта Гельмиха сосредоточилась у Монтбура, готовясь атаковать правый фланг американцев между Сент-Мер-Эглиз и береговой линией. По этой группировке вели огонь орудия линкора «Невада», а корректировали огонь разведчики на легком самолете и группа моряков-корректировщиков с берега. Стреляя с дистанции около 25 км, артиллеристы сорвали намечавшуюся атаку, но сильно повредили и городок Монтбур: тяжелые снаряды рвались на улицах, загорелось много домов. Памятник Жанне д’Арк на главной площади стоял целехонький, хотя все дома вокруг лежали в развалинах. Монтбур находится на дороге к Шербуру, поэтому немцы взялись спешно укреплять аббатство, намереваясь отстаивать этот городок до последнего. А в местечке Валлонь, к северо-западу, снаряд разорвался в спальне женского монастыря и унес жизни нескольких сестер.

После беспорядочных боев предыдущего дня теперь стала более или менее вырисовываться линия фронта. Парашютисты и бойцы 4-й пехотной дивизии принудили к сдаче окруженный в Тюрквиле 795-й восточный батальон, состоявший из грузин. Южнее отступил на Сен-Ком-дю-Мон 6-й парашютный полк подполковника фон дер Хейдте: был отрезан от главных сил и уничтожен один из его батальонов. Удалось подавить другие очаги сопротивления, сохранявшиеся ближе к сектору «Юта». У Сен-Мартен-де-Варревиль был хорошо продуманный опорный пункт, включавший доты, связанные между собой подземными ходами сообщения. «Фрицы перебегали, когда хотели, из одного в другой, нередко появляясь в том доте, который мы считали уже взятым».

С обеих сторон бои велись с большим ожесточением. Офицер 4-й пехотной дивизии свидетельствует, что были обнаружены тела четырех американских десантников-медиков: «Горло у каждого было перерезано почти от уха до уха». Участники боев утверждают, что во время боев в зарослях излюбленным трюком немцев был следующий. Они делали вид, что сдаются, когда же американцы приближались, чтобы забрать пленных, они падали на землю, а скрытый в кустах пулеметчик открывал огонь. 4-я дивизия впервые столкнулась с таким приемом в бою против немецкого 6-го парашютного полка, потеряв при этом своего лейтенанта.

Менее достоверны сообщения о том, что немцы якобы облачались в американскую форму. Такие случаи были, но гораздо позднее, в июле: немцы стали надевать куртки убитых американцев, потому что их собственное обмундирование уже обветшало и стало разваливаться. Самыми маловероятными представляются слухи, широко ходившие среди американцев и отчасти среди англичан: якобы в качестве снайперов действовали француженки – предположительно, любовницы немецких солдат. 7 июня один сержант под Сен-Марку докладывал: «Из одного здания в городе по нас вел огонь снайпер. Войдя в здание, мы обнаружили французов – женщину и мужчину, – и немецкие винтовки. Оба утверждали, что стреляли не они. Через две секунды они замолчали навсегда». Вероятно, в тот момент американским солдатам не приходило в голову, что мирные жители могли собирать немецкое оружие для бойцов Сопротивления.

Похоже, у многих американцев подозрительное отношение к французам сложилось еще до того даже, как они ступили на французскую землю. «Франция представлялась нам вражеской страной», – сказал по этому поводу один капитан 29-й пехотной дивизии. Многие никогда не бывали за границей, исключая Англию, и не видели разницы между «вражеской страной» и «страной, оккупированной врагом». Были и такие, кто откровенно говорил: «В этой Нормандии никому верить нельзя». Вот что рассказывали об одном американском танковом взводе, который зашел на французскую ферму – быть может, это правда, а может быть, и выдумка. Появился крестьянин с сидром и кальвадосом, танкисты с удовольствием выпили. Потом крестьянин говорит лейтенанту-американцу, что за выпивку с каждого по 100 франков. Лейтенант возмущенно возражает, что они только что освободили этого крестьянина.

– Что вас возмущает? – удивился крестьянин. – Я и с немцев брал по той же цене.

Так называемые «сортирные сплетники» мигом разнесли родившийся в боях миф о женщинах-снайперах. Однако можно вполне поверить в то, что многие молодые француженки не покинули своих возлюбленных-немцев. Чуть подальше от сектора «Омаха», как рассказывал сержант 6-й инженерной бригады особого назначения, «мы увидали, что в окопах рядом с немецкими солдатами лежат молодые француженки. Эти девушки отступали вместе с немецкой армией, и их накрыли наши самолеты. Так они и лежали друг с дружкой рядом».