Текст книги "Огонь в затемненном городе (1972)"

Автор книги: Эно Рауд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

НОЧНОЙ ПАТРУЛЬ

Я пошел к Олеву только на следующий день.

– Что это с тобой случилось? – сразу же спросил Олев, с любопытством разглядывая мой нос.

Меня почему-то задело, что он как бы повторил слова Линды.

– Что может со мной случиться? – грубо проворчал я, когда мы вошли в комнату. – И вообще прими к сведению, что со мной абсолютно ничего не случилось.

– Тогда хоть скажи, – засмеялся Олев, – где выдают такие замечательные носы? Мне бы тоже один такой пригодился на маскарад в Мартов день.

– Если хочешь, можешь сейчас же получить в подарок еще более синий и толстый, – сказал я.

Но я произнес это беззлобно и тоже засмеялся, – ясно же, Олев-то ни в чем вовсе не виноват.

Пришлось рассказать ему, что вчера произошло у меня с Гуйдо.

Олев слушал и становился все серьезнее.

– Знаешь что? – сказал он, когда я окончил свой отчет. – Тебе следовало быть более осмотрительным.

– Хорошо тебе говорить, – сказал я. – Но он ударил меня первый и дрался…

– Я не об этом, – прервал меня Олев. – Дня через два-три нос твой опять станет таким же, как прежде. Вопрос не в носе. Тебе следовало более осторожно выбирать слова.

Я начал понимать.

– Отец Гуйдо работает в городском управлении, – продолжал Олев. – Весьма возможно, что он начнет допытываться у Гуйдо, кто его так разукрасил. А ты… Не забывай, кто твой отец. За семьями красноармейцев наверняка присматривают. Честно говоря, ты вел себя как мальчишка.

Все, что говорил Олев, было, к несчастью, слишком верно. А тут еще это – «как мальчишка!». Мой распухший нос совсем опустился.

Я попытался как-нибудь оправдаться:

– Просто мне стало невмоготу слушать его дурацкий немецкий треп.

– Этого трепа тебе еще придется наслушаться, – возразил Олев. – Или, ты думаешь, у нас в школе будут говорить что нибудь другое? Нужна конспирация. Без конспирации мы сразу же попадемся.

– Да, – согласился я. – Ты прав.

Но Олев еще не все сказал.

– Ты вообще-то знаешь, что происходит на нашей земле? – продолжал он. – Ты слышал о противотанковом рве под Т арту?

Нет, об этом я не слышал.

– Там расстреливают людей, – сказал Олев. – И не только мужчин. Женщин тоже. И детей. Отец рассказал мне. А мы с тобой не такие уж дети. И вообще… Про наш лес ходят такие же слухи. Вчера будто бы туда поехала какая-то закрытая машина. И ночью будто бы слышалась стрельба.

– Жуть, – сказал я.

Затем мы долго думали каждый о своем. Я думал о маме.

Думал о том, что было бы с мамой, если бы со мной что нибудь случилось. Что-нибудь такое…

– Но, Олев, – заговорил я наконец, – несмотря на все нельзя же спокойно терпеть, когда растаптываются наши права.

– Естественно, нельзя, – сказал Олев. – И тем более нам нужна конспирация. Поначалу будет умнее держать кулаки в карманах.

У нас обоих сделалось подавленное настроение, и разговаривать дальше стало трудно.

Затем раздался стук в дверь. Я знал, что это мать Олева. Мне нравится, что мать Олева всегда, прежде чем войти, стучит. Этим она как бы выказывает уважение к Олеву, хотя он ее собственный сын.

Мать Олева сказала, что приходил домоуправ и сообщил, что жильцам придется принять участие в ночных дежурствах. Вокруг будто бы шляются подозрительные личности. Ночной дежурный, если заметит что-нибудь подозрительное, должен сразу подать сигнал свистком, чтобы немецкий патруль мог явиться и выяснить обстановку. Ночное дежурство – дело временное, так, на неделю. Сегодня вечером эта обязанность падает как раз на их квартиру с десяти вечера до двух часов ночи. И с двух до шести утра уже будут дежурить жильцы из другой квартиры.

– Я не знаю, как быть: у меня дежурство в больнице, а отец вернется только через три дня.

Мать Олева работает сестрой в больнице, отец у него машинист и иногда по целой неделе не бывает дома.

Но Олев уже знал, как быть. По выражению лица своего друга я сразу же догадался, что ночное дежурство очень ему по душе.

– Для беспокойства нет причин, – сказал он. – Если мать Юло позволит, мы пойдем дежурить вместе. Ты согласен, Юло?

Конечно, я был согласен.

И разрешение мама дала мне с неожиданно удивительной легкостью.

– Ты уже не ребенок, – сказала моя мама. – Вполне можешь составить Олеву компанию.

Она только велела мне обязательно остаться у Олева ночевать.

Между прочим, следует заметить, что в нашем доме тоже организовывали ночное дежурство, но домохозяин взял это целиком на себя. Весьма возможно, он не доверял такое важное поручение нашей семье.

Вечером я надел зимнее пальто, чтобы во время дежурства холод не пробрал до костей, и заблаговременно отправился к Олеву. Ровно в 22.00 началось наше дежурство.

Ночь была лунной и очень тихой. Мы ходили по двору и на улице перед домом. Время от времени присаживались на лавочку, потом опять совершали обход. Болтали обо всякой ерунде. Об этихвещах мы словно не решались говорить в такую тихую и лунную ночь.

– Интересно, кто такие эти подозрительные личности, которых мы тут должны караулить, – сказал я наконец.

И в то же мгновение что-то возникло у меня в памяти. Я вспомнил слова Манивальда Лооба: «Караулим, сынок…» И теперь я со своим другом Олевом караулю точно так же, как Манивальд Лооба со своими компаньонами там, на перекрестке, у лавки. Только вместо винтовок мы вооружены свистками. От этих мыслей мне стало неловко.

– Известно, кто они, – сказал Олев. – Враги фашистов.

Все-таки мы заговорили об этихвещах.

И тут мы вдруг услыхали автоматную очередь. Она слышалась очень слабо, должно быть, стреляли очень далеко.

– Из лесу, – сказал Олев почти шепотом.

Тут же мы услыхали новую очередь, очень длинную очередь. Поскольку мы теперь внимательно прислушивались, звук был гораздо яснее, чем в первый раз.

– Немцы вроде бы убивают больше евреев…

Сказал и тотчас же понял, что говорить так – просто не годится.

– Разве еврей не человек? – бросил Олев довольно резко.

– Я совсем так не думал, – пробормотал я в ответ. Вдалеке послышались новые выстрелы.

Это была очень тихая, очень лунная и очень жуткая ночь. Стрельба прекратилась около часу ночи. Мы по-прежнему ходили между садом и улицей.

И вдруг…

Наше дежурство должно было вскоре окончиться. Мы как раз стояли перед крыльцом дома Олева.

– Стой! Кто идет?

Этот окрик на немецком языке послышался с соседней улицы, но в такую тихую ночь все было ужасно хорошо слышно.

– Стой! Кто идет?

И тут вдруг Олев свистнул. Один раз. Другой. Третий.

Звук бегущих шагов направился в нашу сторону. Вскоре появились три человека. Два немца и один эстонец, полицейский. Они остановились возле нас, тяжело дыша.

– Вы свистели? – спросил полицейский.

– Да, – сказал Олев. – Тут была какая-то подозрительная личность.

– Мужчина или женщина?

Я чувствовал, что теперь все висит на волоске. Мужчина – это, конечно, было бы правдоподобней. Но почему они спросили – мужчина или женщина? Очевидно, они все-таки преследовали женщину. И потеряли ее из виду, иначе они не прибежали бы на свисток. Олев явно рассуждал точно так же.

– Женщина, – сказал он.

– Куда она побежала?

– Туда. – Олев махнул неопределенно вдоль улицы. – Куда-то туда. Кажется, она забежала во двор того желтого дома.

Мы были совершенно уверены, что никто не входил во двор этого желтого дома.

– Дальше, – крикнул полицейский по-немецки.

Они побежали дальше. И мы еще слышали, как они кричали около желтого дома:

– Стой! Кто там?

Кстати сказать, у двора этого желтого дома был очень высокий забор. Мы загнали погоню, словно в мешок, в тупик. Очевидно, они собирались обыскать дом. А кто жил в этом доме? Не кто иной, как старая злая немка, баронесса Х иммельсдорф, которая из-за болезни не смогла в тридцать девятом году последовать за другими немцами по призыву Гитлера «нах фатерлянд» – в Германию.

У меня бешено колотилось сердце. Я увидел, что лицо у Олева мертвенно-бледное.

– Это был большой риск, – сказал я. – Подумай, если бы они догадались, что мы их надуваем.

– Здесь могла идти речь о человеческой жизни, – ответил Олев.

Больше он ничего не сказал.

Затем жильцы из другой квартиры пришли нас сменять. Я остался ночевать у Олева. Мне уже была приготовлена постель на диване.

СТРАННЫЙ ГОСПОДИН

Однажды воскресным утром к нам пришел странный гость.

Случилось так, что на звонок дверь открыл я. За дверью стоял невысокий, хорошо одетый господин. Он приподнял свою велюровую шляпу и сказал:

– В елиранд.

Я совершенно не понял, что он имел в виду, и ответил:

– Это квартира П ихлат.

– Очень приятно, – сказал странный господин и бочком протиснулся в дверь.

– Кто вам нужен? – спросил я.

– Так, так, – сказал он и стал снимать пальто. – На улице накрапывает. Хе-хее…

Это был действительно странный тип.

К счастью, в переднюю вышла моя мама. Чудной незнакомец обернулся к маме, просиял и снова произнес:

– Велиранд.

Только теперь я догадался, что Велиранд – фамилия этого типа.

– Вы хотели повидать меня? – спросила мама.

– Да, да, – сказал он. – Ведь вы, кажется, если я не ошибаюсь, госпожа Пихлат?

– Да, – сказала мама. – Моя фамилия действительно Пихлат. Входите, пожалуйста.

Господин Велиранд прошел в комнату и уселся на диване.

Я мог бы теперь пройти в папину комнату – в последнее время папина комната стала больше моей, – но я не хотел оставлять маму вдвоем с этим странным типом.

– Видите ли, – заговорил господин Велиранд, – у меня к вам просьба. Большая, огромная просьба. Я думаю, вы не откажете, госпожа Пихлат. У вас добрая душа, и вы не откажете. В нынешние времена, тяжелые времена, мы, маленький народ, должны держаться вместе. Верно, госпожа Пихлат?

Я видел, что мама немного нервничает и гость не очень-то ей нравится. Мне тоже не нравился этот визит.

– Видите ли, – продолжал господин Велиранд, – я очень интересуюсь садоводством. Именно в нынешнее время, когда происходят такие ужасные вещи, меня особенно интересует садоводство. В возникновении растений есть нечто божественное. Обрабатываешь сад и забываешь все остальное. Забываешь даже войну и политику. Сам превращаешься словно бы в частицу великой природы. Еще Вольтер сказал: «Каждый должен возделывать свой сад». И что главное: садоводство – чистаяработа. Да-да. Правда, руки пачкаются в земле, но сердце остается чистым.

– Я все-таки не понимаю, чем я могу вам помочь, – сказала мама.

– Ах, да! Видите ли, я слышал, что у вас большая библиотека по садоводству и…

– От кого вы это слышали? – вставила мама.

– О-о, в нашем городке об этом знает каждый! Каждый, кто хоть немного интересуется садоводством. Ведь вы у нас, так сказать, человек известный. Садовница, которая не только возделывает, но и создает. Именно создает и преобразует природу. Изучаетприроду и проникает в ее тайны.

Он еще долго трепался так, но в конце концов все-таки приступил к делу:

– Я был бы вам страшно благодарен, если бы смог взять у вас на время некоторые книги по садоводству. – Он улыбнулся, извиняясь. – Только не особенно научные. Сначала я прочел бы что-нибудь подходящее для начинающего.

Я видел, что мама сомневается.

– Вообще-то я не даю книги, – сказала мама неуверенно. – Но если это для вас так важно…

– Поверьте, госпожа Пихлат, это действительно для меня уж-жасно важно, – сказал Велиранд. – Я был бы вам очень благодарен.

Мама подошла к книжным полкам. Велиранд тотчас же последовал за нею.

– Книги по садоводству здесь. – Мама показала на средние полки. – Но я не знаю, что вас особенно интересует.

Наш гость рассматривал корешки книг.

– О-о! – воскликнул он. – «Руководство по садоводству и пчеловодству»! Так сказать, энциклопедия вашего дела, верно? Нет-нет! Эту я не возьму. Такую ценную книгу нельзя давать совершенно чужому человеку. Может быть, когда-нибудь потом, когда мы познакомимся поближе.

Его последняя фраза прозвучала для меня довольно неприятно. Да и по маминому лицу я мог понять, что она не особенно заинтересована в углублении этого знакомства.

Наконец Велиранд нашел старенькую брошюру, которая и по содержанию и по объему якобы как раз годилась ему для начала. Но он не отошел от книжной полки, а внимательно продолжал рассматривать корешки книг. И не только в разделе садоводства. Похоже, он интересовался и другими книгами.

– Я вижу, у вас много книг и по педагогике, – сказал он. – Наверно, ваш супруг работает педагогом.

– Он по профессии учитель.

– Так-так. Да-да. Учителям в нынешнее время нелегко. Совсем нелегко. Он в начальной школе или в гимназии?

– Его нет. Мобилизован.

– Ах, так, – сказал господин Велиранд и сразу сделался очень серьезным. – Да-да. Многие наши лучшие люди сейчас там. На Востоке. И пройдет время, сколько бы ни потребовалось, но однажды оттуда придет гроза, которая очистит спертый воздух.

Прежде чем уйти, Велиранд вырвал из записной книжки листочек и написал на нем номер своего телефона: 22–34.

– Если эта брошюра вам понадобится, непременно сразу же звоните. Я возвращу без промедления.

– Эта брошюра мне не понадобится, – сказала мама.

– Ну, я надеюсь, вы мне доверяете. Она не пропадет. Ни в коем случае. Значит, я могу зайти к вам еще, когда проработаю брошюру?

– Пожалуйста, – сказала мама, но лицо ее выражало совсем обратное.

– Тысячу раз спасибо. Не знаю, как смогу вас отблагодарить.

Я пошел проводить его в прихожую. Надев свою велюровую шляпу, он почему-то счел необходимым похлопать меня по плечу и сказать:

– Выше голову, молодой человек! Все кончится хорошо.

Затем дверь за ним захлопнулась.

– Подозреваю, что он не совсем нормальный, – сказала мама, когда я вернулся в комнату.

Но у меня было совсем другое подозрение. И я заторопился к Олеву поделиться своими соображениями.

Мне повезло; я застал своего друга дома в последнюю минуту – он как раз собирался уходить, но сразу же отказался от своего намерения, стоило ему только посмотреть на меня.

– Ты хочешь что-то сказать, верно?

– Кое-что.

И я рассказал Олеву о посещении нашей квартиры господином Велирандом. Описал ему все как можно точнее. Олев слушал меня очень внимательно и временами просил повторить ему некоторые детали.

– Мама думает, что у него не все дома, – закончил я свой доклад.

– Это весьма похоже на правду, – сказал Олев. – Но что-то здесь все-таки не сходится.

– Вот и мне так кажется.

– Странное впечатление оставляет его намек на грозу с Востока. Во всяком случае, говорить так незнакомым людям опасно. Обращает на себя внимание и то, что он проявил интерес к тебе.

– Мне это тоже бросилось в глаза.

– Очень странный визит. Почему какой-то чокнутый господин приперся к вам именно тогда, когда по городу начали рыскать немецкие шпики? Почему никогда раньше он не чувствовал интереса к садоводству?

У Олева возникли точно такие же мысли, как и у меня. Поначалу мы все же только строили предположения, кто такой этот господин Велиранд. Мы не знали о нем ничегошеньки.

– Знаешь что… – сказал вдруг Олев. – Я возьму у соседей телефонную книгу. Посмотрим-ка, где этот тип живет.

Вскоре мы с жаром принялись изучать телефонную книгу, но тут нас постигло первое разочарование: фамилии Велиранд в книге не значилось. Мы изумились. Был В ельдеман и В ельмре, а Велиранда просто не существовало.

– Он ведь написал свой номер, – сказал я удивленно. – Двадцать два – тридцать четыре.

Мы растерянно молчали. Наконец Олев нашел выход:

– Телефонная книга не такая уж толстая. Давай поищем, чей это номер.

Мы начали с первой страницы. На букву «A» такого номера не оказалось. На «B» тоже. На «C» [4]4
  «С» (лат.) – третья буква эстонского алфавита.


[Закрыть]в телефонной книге вообще не было фамилий. Сразу после «C» шла буква «D». И тут мы нашли этот номер: Драбкин Даниель, Солнечный бульвар, 7, кв. 2… 22–34.

Мы уставились друг на друга. Что бы это могло значить?

Даниель Драбкин был нашим учителем математики. «Драбс» – как прозвали его школьники.

Вывод был, конечно, простой: наш учитель убежал от немцев, а Велиранд получил его квартиру.

Возник вопрос: где же был Велиранд раньше?

И еще один вопрос, более существенный: почему новые власти дали Велиранду квартиру, если он человек, который ждет грозы с Востока, из России?

Эти вопросы требовали ответа.

– Мы должны сходить туда, – сказал Олев.

– Куда? – не понял я.

На Солнечный бульвар в дом семь.

– Ну да… но… как же?

– Придется что-нибудь придумать.

И мы действительно придумали.

Мы вспомнили, что приближается 10 ноября – Мартов день. По старинному народному обычаю, накануне вечером дети ходят ряжеными по домам, и появление ряженых даже у незнакомых людей никого не может удивить.

РЯЖЕНЫЕ

Моя мама удивилась, когда я объявил ей вечером девятого ноября, что пойду ряженым.

– Что это тебе вдруг в голову взбрело? – спросила она. – В военное время!

– Ну ведь есть же такой обычай, – сказал я. – Олев тоже пойдет.

Маски и одежду мы уже заготовили. Я должен был изображать медведя, а Олев – дрессировщика. По понятной причине требовалось, чтобы именно мне не пришлось говорить. У меня сохранилась медвежья маска, которую я надевал однажды на маскарад в школе. Еще я собирался надеть отцовскую куртку на меху. Когда я вывернул ее наизнанку, получилась мировая шкура, чуть ли не лучше, чем у настоящего медведя. Олев сделал себе маску сам. Он вырезал ее из плотной бумаги для черчения и здорово раскрасил пастелью. Еще он намеревался надеть старое материнское зимнее пальто. Оно было ему до пят, что вполне уместно для дрессировщика медведя. Затем он снял цепочку с вентиляционной решетки, потому что опасного хищника нельзя вести просто на веревке.

– К кому же вы хотите пойти? – спросила моя мама.

– К чужим-то мы, конечно, не пойдем, – ответил я неопределенно: нельзя же было выдавать нашу тайну.

Мы вовсе не собирались совершить обычный обход домов, как это всегда делают ряженые. Нет, для нас это была операция, которую мы назвали «Вторжение в крепость противника». Естественно, моя мама не должна была пока ничего знать.

Когда стемнело, Олев зашел за мной, и мы пустились в путь. На улице мы маски сразу не надели – боялись без необходимости привлечь к себе внимание. Только в начале Солнечного бульвара мы окончательно подготовили себя к операции: я превратился в медведя, а Олев – в дрессировщика. Цепочку Олев прикрепил к пуговице моего полупальто.

Хотя улица была совсем темной, мы быстро нашли дом номер семь. В парадном Олев зажег спичку. Так. Квартира номер 2 находилась тут же, на нижнем этаже. Операцию «Вторжение в крепость противника» можно было начинать.

Я нажал на кнопку звонка. Долго и требовательно.

– Раз, два, три, – сосчитал Олев, и мы запели.

Мы даже прорепетировали свои куплеты, и я без хвастовства могу утверждать, что в пустом парадном они звучали достаточно мощно:

 
Вы впустите-ка ряженых,
мы пришли из дальних стран,
шли – плюх-плюх – через болота,
шли – топ-топ – через равнины,
и у нас замерзли пальцы,
заболели наши ноги.
Вы впустите-ка ряженых;
коль не впустите, не спросим,
сами выломаем дверь…
 

Дверь выламывать не потребовалось. Нам открыл господин Велиранд собственной персоной.

– Хе-хе, – улыбнулся он. – Ах, какие настойчивые маленькие гости! Входите же, входите. Разве же можно оставлять ряженых за дверью.

Переваливаясь по-медвежьи, я вошел в переднюю. Олев, держа цепочку, следовал за мною.

– Хе-хе, – снова засмеялся господин Велиранд. – Значит, дрессировщик явился к нам прямо с медведем. Ну, что ты скажешь, вот здорово! А у нас тут как раз собралась компания, и маленькое развлечение будет очень кстати.

Что тут собралась компания – это мы уже и сами поняли, потому что на вешалке гроздьями висели пальто. И не только пальто, но и несколько военных немецкихшинелей. Нетрудно было догадаться, что у господина Велиранда гости, и не было сомнений в том, кто эти гости.

– Какой сюрприз! Какой сюрприз! – повторял господин Велиранд и позвал нас, к радости всего общества, в комнату. Он явно приложился к напиткам, и притом основательно.

Мы вошли в гостиную. Я сразу же заметил на длинном столе жирного праздничного гуся. Должен честно признаться, что столь богато накрытого стола я до тех пор в жизни не видел. Даже в мирное время, когда еще в магазинах всего хватало. В бутылках здесь тоже не было недостатка. Когда мы вошли, поднялся веселый гвалт. Кто-то даже зааплодировал. Кто-то выключил радио.

Я испугался, что Олев вдруг спасует: ведь его роль в нашей операции была значительно труднее моей. Мы заранее договорились, что я ни в коем случае не раскрою рта, даже если у меня будут что-нибудь спрашивать. Мы опасались, что вдруг Велиранд узнает меня по голосу.

– Дамы и господа! – начал Олев.

Похоже было, что за него можно не беспокоиться.

– «Дамы и господа», – перевел Велиранд на немецкий.

– Разрешите представить вам моего медведя Мишку, – продолжал Олев.

Велиранд принял на себя роль переводчика.

Я топтался по комнате и кивал компании. Это вызвало веселое оживление. Вообще мне показалось, что развеселить подобное общество не так уж трудно, и я понемногу почувствовал себя более уверенно.

– Мой Мишка – мастер на разные штуки, – продолжал рассказывать Олев. – Он, например, умеет ездить на велосипеде, но, поскольку мы забыли велосипед дома, этот номер, к сожалению, не состоится. Итак, нам придется ограничиться только танцами. Хей, Мишка, а ну давай!

Он вынул из кармана губную гармошку и заиграл веселую польку. В своей маске он прорезал специально большое отверстие для рта, чтобы можно было играть на губной гармошке. Я топтался кругами по комнате и иногда совершал довольно нелепые прыжки. Когда я под аплодисменты окончил свой танец, мы оба с Олевом поклонились. Мы могли уже с богом тронуться восвояси, но Олев хорошо вжился в свою роль, поэтому он воскликнул:

– Уважаемые дамы! У вас есть возможность испытать судьбу. У древних эстонцев существовало поверье, что тот, кто погладит медведя, скоро выйдет замуж!

Когда господин Велиранд перевел это, раздался взрыв смеха. Дамочкам перевод и не требовался – все они явно были эстонками. Смеялись на сей раз больше мужчины, похоже, мужская часть компании состояла преимущественно из немцев.

Женщины не страдали излишней скромностью – одна за другой они встали из-за стола, подошли ко мне и, хихикая, пощипали мех моей «шкуры». Я угрожающе рычал.

– Осторожно! – воскликнул Олев. – Он может укусить. Старайтесь держаться позади него.

Я сам повернулся спиной к милым дамам и стоял теперь лицом к книжной полке господина Велиранда. Мои глаза быстро заскользили по корешкам книг. Здесь было много немецкой литературы. От волнения я плохо разбирал готический шрифт, но орел с расправленными крыльями и свастика на некоторых томах говорили мне гораздо больше, чем имена авторов и названия книг. Но пару знакомых имен я все-таки разобрал. Геббельс… Альфред Розенберг… Да, не было никакого сомнения в том, что мы действительно вторглись во вражескую крепость. И увидели тут довольно много. Можно было спокойно уходить.

Олев обошел компанию с шапкой, и вскоре она наполнилась конфетами, яблоками… Туда кидали даже деньги. Мы вежливо поклонились, Олев пожелал обществу хорошего настроения.

– Хе-хе, это действительно был веселый сюрприз, – болтал господин Велиранд, провожая нас к двери. – Всего доброго, маленькие друзья. Желаю вам удачи.

На улице мы сняли маски и глубоко вдохнули свежий воздух.

– Интересно, кто же он все-таки? – задумчиво произнес Олев.

– Он немецкий прихвостень, – ответил я. – Остальное не так уж важно.

– Да, – сказал Олев. – Действительно, остальное не так уж важно.

И он высыпал все полученные нами подарки из своей шапки через первый попавшийся заборчик, словно какую-то дрянь.

–  Погоди, – сказал я. – Не забывай о конспирации.

– Ты прав, – согласился Олев. – Во мне просто все перекипело.

Мы перепрыгнули через загородку и затолкали содержимое шапки под какую-то мусорную кучу.

Дома я оказал маме:

– Будь с этим господином Велирандом очень осторожной: он шпик.

Мама посмотрела на меня внимательно:

– Откуда ты это знаешь?

– Мы ходили к нему ряжеными, – ответил я.

Мама замолкла и побледнела.

И когда я рассказал подробно обо всем, что мы видели у Велиранда, она посмотрела на меня как-то по-особенному. Глаза у нее почему-то увлажнились.

Она только и сказала:

– Ты сам постарайся тоже быть осторожным, Юло.

Этим вечером, лежа в постели, я, наверно, впервые подумал серьезно, как трудно теперь маме. И решил, что буду вечерами больше сидеть дома, чтобы маме не было скучно, и вообще…