Текст книги "Чудес не бывает?"

Автор книги: Энн Вулф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Ну да, – ехидно улыбнулась Мэлли. – Ты хоть представляешь себе человека в таком положении? Бездыханное тело невесты лежит в склепе, а Ромео уже сказали, что она умерла. Поверь, тогда летаргический сон был большой редкостью.

– Ну ладно, – не унимался Майк. – И все равно я не понимаю, зачем было все усложнять. Они могли бежать вместе, а родителям оставить письмо, что убьют себя, если те не позволят им пожениться. В конечном счете, Монтекки и Капулетти помирились бы: кому хочется, чтобы их дети умерли? Ведь помирились же они после смерти Ромео и Джульетты.

– Вот именно – после смерти, – серьезно заметила Мэлли. – Видишь ли, смерть – это уже случившаяся беда. А если бы они поступили так, как говоришь ты, беда была бы всего лишь угрозой. Родители ринулись бы на поиски детей и нашли бы их, а тогда... Тогда Ромео уж точно приговорили бы к смерти, а Джульетту выдали бы за Париса.

– Выходит, все кончилось бы плохо, как ни крути, – мрачно констатировал Фредди, не читавший Шекспира, но зато внимательно слушавший Мэлли.

– Это же трагедия, – пожала плечами Мэлли. – Трагедии всегда заканчиваются плохо.

– Вот именно, – вмешался неугомонный Майк. – Потому что автор так задумал.

– Ладно, не будем больше спорить, – улыбнулась Мэлли.

Майк вдруг с удивлением осознал, что только что позволил себе поспорить с девчонкой, в присутствии которой еще совсем недавно не мог и рта раскрыть. Кто-то на его месте мог бы разочароваться, но Майку все больше и больше нравилась эта девочка, с которой можно было не только поболтать, но и поспорить.

– Кстати, меня зовут Мэлли, – добавила она и снова улыбнулась.

Я это знаю уже давно, подумал Майк, а вслух представился:

– Майк.

– Фредди.

– Очень приятно, – улыбнулась Мэлли, и Майку показалось, что в сером и унылом штрафном заплясали солнечные зайчики. – Это здорово, что я с вами познакомилась. А то проплакала бы все время до конца занятий.

– Так как же ты здесь оказалась? – напомнил ей Майк. – Ни за что не поверю, что ты собиралась сорвать спектакль.

– Я и не собиралась, – погрустнела Мэлли. – Я мечтала сыграть Джульетту, и мне очень повезло – меня утвердили на роль. Мы уже начали репетировать, мисс Скриббл, казалось, была мною довольна, но тут... Меня обвинили в том, что я отрезала кусок занавеса.

Глаза Мэлли покраснели, и Майк понял, что она готова снова расплакаться. Но Мэлли старательно сдерживала слезы, что вызвало у Майка искреннее восхищение.

– А почему они решили, что именно ты порезала занавес? – спросил у нее Фредди.

Мэлли печально покачала головой, и несколько непослушных прядей вырвались из заколки и упали ей на лоб.

– Мисс Скриббл так сильно кричала... А я ничего не понимаю, когда на меня начинают кричать. И главное, не могу ничего ответить. Это ужасно, – вздохнула Мэлли.

– Ну хоть что-нибудь ты услышала, Мэл? – мягко, но настойчиво поинтересовался Майк.

Мэлли немного подумала, а потом неуверенно произнесла:

– Кажется, она что-то говорила о моем шкафчике.

Майк и Фредди переглянулись. За время учебы в «Петер-линк» они усвоили, что ключ от своего шкафчика нужно всегда держать при себе, а еще лучше – повесить на цепочку и носить на груди, как они, собственно, и делали.

– Послушай, Мэл, тебя, похоже, подставили, – осторожно начал Майк.

– Как это? – недоуменно вскинулась на него она.

– Очень просто, – ответил Фредди. – Кто-то воспользовался ключом от твоего шкафчика и припрятал там кусок занавеса или ножницы, которыми этот занавес разрезали.

– Этого не может быть, – покачала головой Мэлли.

– Тогда где твой ключ? – внимательно посмотрел на нее Майк.

– Какой ключ?

– От шкафчика, Мэл.

– Он... он... – она пошарила по карманам, но ничего не нашла, – кажется, где-то в сумочке.

– Кажется! – Майк воздел глаза к потолку. – Может, ты и сильна в шекспировских трагедиях, но это не дает тебе права быть такой легкомысленной. Как можно не знать, где твой ключ от шкафчика, Мэл? Как?!

– Вообще-то в него никто никогда не залезал.

– Никогда не говори никогда, – назидательно заметил Фредди. – Рано или поздно это со всеми случается.

– Лучше подумай, кто мог это сделать, – предложил Майк. – Наверняка, если хорошенько пороешься в памяти, непременно вспомнишь хотя бы одного недоброжелателя.

Увы, сколько Мэлли ни пыталась припомнить хотя бы одного недруга, у нее ничего не получилось.

– Мэлли, пойми, врагов не бывает только у посредственностей, – торжественно изрек Майк. – Посредственности не играют Джульетту и не читают Шекспира. Так что этот вариант мы даже не рассматриваем. Значит, у тебя есть тайный враг, о котором ты не подозреваешь. Хорошенько подумай, у кого есть причины на тебя обижаться.

Мэлли снова окинула ребят растерянным взглядом.

Ангел, подумал Майк. Настоящий ангел, только без крыльев. Неужели такой девчонке мог понравиться Джейк Хьюборди?

– Наверное, вы решите, что я дурочка, – наконец ответила Мэлли. – Но я никого не обижала и ничего такого не сделала, чтобы кто-то... – Мэлли осеклась. В ее глазах блеснул огонек подозрения. – Знаете, все-таки кое-кто есть. Но мне совсем не хочется в это верить.

– Выкладывай, – нетерпеливо перебил ее Майк.

– До того как мисс Скриббл утвердила меня на роль Джульетты, она хотела взять другую девочку. Кажется, она учится в вашем классе. Такая худенькая, что, кажется, упадет от дуновения ветерка.

– Пати? – округлил глаза Фредди.

– Похоже на то, – согласился Майк.

– Да, точно Пати, Патриция, – кивнула Мэлли. – Решив, что я буду играть Джульетту, мисс Скриббл предложила ей роль синьоры Капулетти. Поначалу Пати очень разозлилась из-за этого предложения, но, немного подумав, успокоилась и согласилась. Я, конечно, поняла ее злость. Но ведь все решает мисс Скриббл. Мне показалось, что Пати все поняла и совсем на меня не в обиде. Во всяком случае, она вела себя именно так. И даже предлагала мне свою помощь.

Майк и Фредди снова переглянулись.

– Пати и помощь – понятия несовместимые, – язвительно хмыкнул Майк. – Если бы ты хорошо знала Патрицию Пулман, то поняла бы, о чем я говорю. Что ж, детектив Логер, у меня не остается никаких сомнений: нашего клиента подставила Патриция Пулман.

– Кажется, вы правы, – удрученно кивнула Мэлли. – Я еще кое-что вспомнила. Вчера мы долго ждали мисс Скриббл, и я предложила зайти к администратору, чтобы узнать, где она. Тогда Пати сказала, что подержит мои книги и сумку, чтобы мне не тяжело было с ними ходить.

– Пати? Подержит? – расхохотался Майк. – По-моему, ты единственная, Мэл, кто мог поверить, что Пати возьмется кому-то помочь. Ох, Мэлли, не могу поверить, что я встретил... – Майк запнулся, густо покраснел, а потом закончил фразу, но совсем не так, как хотел вначале: – Встретил человека, который поверил в благородство Патриции Пулман.

– Так что будем делать, Майк? – невесело поинтересовался у друга Фредди.

– Для начала найдем дежурного учителя и потребуем, чтобы он вызвал мисс Скриббл. И если уж Мэлли сама не сможет объяснить ей, в чем дело, тогда объясню я.

– Да уж, дела, – еще больше омрачился Фредди. – Не думал я, что Пати так влипнет.

– Тебе что, жалко эту задаваку? – усмехнулся Майк.

Фредди так замотал головой, что его челка, зачесанная набок, разметалась по всему лбу.

– Нет, что ты.

– Послушайте, – вмешалась Мэлли, – раз уж речь идет обо мне... В общем, я решила, что не буду рассказывать о Патриции.

– Ты что, не хочешь играть Джульетту? – изумленно уставился на нее Майк.

– С ума сошел?! Я так мечтала, что получу эту роль. Просто это не самый лучший выход. Я скажу этой Пати все, что о ней думаю, когда выйду из штрафного. И пусть эта костлявая жердь играет Джульетту и помнит, что получила эту роль только благодаря моему молчанию!

Майк улыбнулся. Он и сам не понимал, какие чувства вызывает у него этот поступок. Что это? Глупое благородство или благородная месть? Когда он впервые увидел Мэлли, то сразу понял, что она особенная, не такая, как все. И Майка радовало то, что он не ошибся.

– Что это мы болтаем только обо мне? – окончательно успокоилась Мэлли. – Теперь ваша очередь рассказывать, как вы угодили в штрафной.

– Ну мы-то по сравнению с тобой настоящие уголовники, – хмыкнул Майк, и они с Фредди принялись рассказывать о своем проекте, который гордо именовали «Наука и сверхъестественное».

Мэлли смеялась до слез, и Майк еще раз порадовался тому, что она так не похожа на других девчонок. Мэлли и не думала осуждать их выходку, хотя сама в жизни бы не решилась на подобный поступок. Теперь уже Майку казалось странным, что он не подошел и не заговорил с ней раньше. Впрочем, тогда он мог бы и не узнать ее с той стороны, с которой узнал сейчас, в штрафном классе, куда никто не хочет попасть.

Однако развеселившихся школьников очень скоро вернул на землю приход мисс Скриббл. Оказалось, что Пати не то по глупости, не то по рассеянности забыла в своем шкафчике ножницы, которыми разрезала занавес. Одна из девочек, принимавших участие в спектакле, заметила это и в отличие от Мэлли не стала молчать.

Мисс Скриббл раскаялась в своем гневе и теперь уговаривала Мэлли вернуться в спектакль. Та, впрочем, дала согласие, не сомневаясь ни секунды. Майка огорчало только то, что самые счастливые мгновения в его жизни миновали и теперь, кто знает, когда еще ему выпадет шанс вот так, запросто, поболтать с Мэлли Нэшвуд. Правда, теперь он знал, что это вовсе не так трудно, как ему казалось раньше.

После ухода мисс Скриббл и оправданной по всем статьям Мэлли Майк и Фредди недолго просидели в одиночестве. В замке штрафного снова повернулся ключ, и, хотя оба мальчика были уверены в том, что на смену Мэлли приведут Патрицию Пулман, вместо надменного личика Пати они увидели встревоженное лицо заместителя директора, Джеффри Рэндома.

Появление Джеффри Рэндома ничего хорошего не предвещало, это Майк уже знал по опыту. Мистер Рэндом был наслышан о выходках Майка, и мальчик имел с ним две пренеприятнейшие беседы. Но на этот раз Джеффри Рэндома не интересовала причина, по которой Майк оказался в штрафном.

– Майкл Миндселла, ваш отец в больнице, – начал он без всяких предисловий. – Он упал со стремянки и ударился головой. Думаю, вы захотите поехать к нему. Мы уже позвонили вашей матери и поговорили с вашей сестрой. Миссис Миндселла заедет за вами, так что собирайтесь, молодой человек. И крепитесь. Мы все будем надеяться на лучшее.

Уж лучше бы Рэндом меня весь день отчитывал, ей-богу! – думал Майк, пробегая мимо изумленного дежурного учителя. Уж лучше бы меня исключили на две недели! Уж лучше бы и вовсе выгнали!

Засунув книги в шкафчик и вытащив из него куртку, Майк помчался к выходу, думая теперь уже только об одном: он готов на все что угодно, лишь бы только с отцом все было в порядке.

4

– Мам, ну что сказал врач?

Сьюлен размазала по лицу остатки растекшейся туши. Сохранить самообладание ей не удалось, но, во всяком случае, она смогла довезти детей до больницы и узнать, что ее муж, с которым всегда что-нибудь случается, и на этот раз, к счастью, остался цел и почти что невредим.

– Все не так страшно, – вытерев слезы, улыбнулась детям Сью. – Папа сильно ударился головой, но повреждение не очень серьезное. Ему нужно будет пару дней полежать в больнице – доктора должны сделать обследование, – а потом мы сможем забрать его домой. Врач говорит, что папа через неделю будет в полном порядке.

Майк с облегчением вздохнул.

– Я думал, что сдохну от страха.

– Майк! – сердито покосилась на него Лин. – Вообще-то ты не с Фредди в школьном туалете.

– А ты не больно-то старше, чтобы мне указывать.

– Ну хватит! – разозлилась Сью. – Устроили перебранку. У меня и без вас проблем достаточно.

– У нас, мам, – мягко поправил ее Майк. – Папа ведь не только твоя проблема.

– Не только, – мрачно усмехнулась Сью. – Это общесемейная головная боль. Ваша бабушка только что звонила. Хотела приехать в больницу, но мне, к счастью, удалось ее отговорить. Правда, послезавтра они с дедушкой заглянут к нам, чтобы проведать больного. Если это ходячее, то есть теперь лежачее, недоразумение, конечно, выпишут.

Майк недоуменно покосился на мать. И чего она так злится? Папе и так пришлось несладко. Хорошо еще, она не знает про штрафной, а то к общесемейным недоразумениям присоединился бы и он сам...

Сьюлен достала из сумочки пудреницу и быстро устранила с лица остатки слез и туши. Дюку, конечно, наплевать, какой она перед ним предстанет, но все-таки нужно держать себя в форме. Сью скользнула беглым взглядом по сыну. Что это он уставился на нее так, словно она в чем-то виновата? Поразительно, как он всегда умудряется оправдывать отца. И даже сейчас жалеет его так, словно Дюк упал с третьего этажа и сломал себе ногу.

Впрочем, Сью и сама совсем недавно подозревала самое худшее. Неудивительно, ведь этот Джеффри из школы наплел ей про сильный удар головой и потерю сознания.

Дюк лежал в кровати, но, когда домашние вошли в палату, поправил подушку и принял сидячее положение. На его голове красовалась белая повязка, на щеке – пластырь.

Первое, что бросилось Сью в глаза, так это неестественно прямая спина Дюка, который всегда чуть-чуть сутулился. Затем она поймала на себе его взгляд. Взгляд, которого раньше никогда не замечала у Дюка Миндселлы. Он смотрел на нее оценивающе, так, словно они не виделись очень много лет и с тех пор Сью очень переменилась.

Зацепившись за этот не свойственный мужу взгляд, Сью проследила и за тем, как Дюк посмотрел на детей. И Лин, и Майк были окинуты похожими взглядами: Дюк как будто пытался узнать людей, которых давно не видел.

Наверное, я переволновалась, решила Сью и поставила на тумбочку пакет, в который наспех закинула халат и тапочки Дюка.

– Привет, ну как ты? – вымученно улыбнулась она.

Дюк недоверчиво покосился на пакет, а затем перевел взгляд на жену.

– В порядке. Хотя чертовски голоден. Надеюсь, ты захватила что-нибудь поесть?

Сью снова присмотрелась к мужу. Казалось бы, перед ней сидел Дюк. Но говорил и смотрел на нее вовсе не Дюк, а совершенно другой человек. Принесла ли она поесть? Откуда этот тон? Жаль, Сью не захватила с собой успокоительного. Кажется, она слишком сильно переволновалась.

– Дюк, на «поесть» не было времени. Я схватила твой халат, тапочки и сразу помчалась в школу за детьми.

– В школу? – Дюк приподнялся с подушек и пристально посмотрел на жену.

– В школу, конечно. Их отпустили с уроков, чтобы они смогли приехать к тебе.

– Я рад, что с тобой все в порядке, пап, – улыбнулся Майк и, подойдя к койке, уселся рядом с отцом. – Мы так испугались.

– Это плохая идея, Майк, – ответил сыну Дюк.

– Ты о чем, пап? – удивленно вскинулся Майк на отца.

Сью напряженно вглядывалась в лицо мужа. Вместо обычной приветливой радости на нем было написано недоумение и даже раздражение.

– О том, что плюхаться на чистую постель в джинсах, в которых ты истер все школьные стулья, не самая лучшая идея.

Лин широко раскрыла глаза. Майк ошарашенно смотрел на отца и, казалось, не верил своим ушам. Сью обреченно посмотрела на мужа и с ужасом поняла, что она вовсе не перенервничала, а с Дюком и впрямь творится что-то непостижимое.

– Майк, у тебя проблемы со слухом? – невозмутимо поинтересовался Дюк.

– Нет, па, – пробормотал потрясенный Майк.

– Тогда встань с постели. В конце концов, попросите сестру принести вам стулья. Эй, почему вы на меня так смотрите? Я ударился головой, но это не значит, что у меня отключились мозги. В чем дело, Лин?

– Ни в чем, па.

Майк поднялся с дивана и встал рядом с матерью, которая, похоже, была ошарашена не меньше его самого.

– Сью?

– Ты ведешь себя... немного странно, – осторожно начала Сью, но Дюк не дал ей закончить.

Он улыбнулся.

Дюк Миндселла улыбался часто, даже слишком часто, как ехидничала Сью, но та улыбка, какой он улыбнулся ей сейчас, не имела ничего общего ни с одной из его улыбок. Это была улыбка человека, привыкшего, что его боготворят. Казалось, этой улыбкой Дюк Миндселла делал всем, а особенно Сью, огромное одолжение. Он не улыбался, он дарил свою улыбку как наивысшее благо, о котором можно только мечтать.

– Я знаю, что ты очень волновалась, сладенькая, – не убирая с лица странной улыбки, обратился к жене Дюк. – Иди, я поцелую тебя – и ты успокоишься.

Сладенькая?! Нет, Сью могла часами ругать Дюка, но совсем не за то, что он называл ее такими пошленькими прозвищами.

– Иди же, – небрежно кивнул жене Дюк. – И хватит смотреть на меня так, будто я вернулся с того света!

Сью на ватных ногах исполнила то, что велел ей супруг. Поцелуй оказался немногим лучше улыбки. Так целуют своих возлюбленных самоуверенные мачо из роликов, рекламирующих какие-нибудь супермужественные дезодоранты.

После этого небрежного поцелуя Дюк заявил, что хочет получить свои тапочки и халат. Больничная одежда, как Дюк объяснил Сью и детям, начисто лишена индивидуальности.

Дюк, конечно, мог бы щеголять в своих фермерских рубашках и по больнице, пыталась рассуждать Сью, вороша одежду немеющими руками. Но ему бы и в голову не пришло жаловаться на отсутствие индивидуальности. «Лишь бы было удобно и по сезону» – вот его всегдашний девиз. Или что-то все-таки изменилось?

– Это еще что? – Дюк расправил халат и посмотрел на него так, словно ему выдали униформу с чужого плеча, к тому же еще и грязную.

– Твой халат, па, – заметив, что мать совершенно растерялась, напомнил Майк.

– Мой халат? – Дюк улыбнулся, давая всем понять, что под дулом пистолета не позволил бы облачить себя в нечто подобное. – Сью, где ты откопала эту древность? Уж не на чердаке ли порылась?

– Вообще-то это мой подарок, – обиженно отозвалась Сью.

– Ты заставляешь меня предположить, что у тебя нет вкуса, сладенькая.

– Раньше он вполне тебя устраивал. Может, ты перестанешь нас разыгрывать, Дюк? – не выдержала Сью.

– Разыгрывать? – Дюк окинул жену и детей взглядом, в котором читались недоумение и обида. – По-моему, это вы меня разыгрываете. Я-то думал, что моя семья привезет мне еду и вещи, а выяснилось, что мне привезли какую-то тряпку с гаражной распродажи. Если бы я предполагал, что так будет, Сью, то попросил бы врача нанять сиделку.

– Ты меня в чем-то обвиняешь? – уставилась на него Сью. – Да мы ведь примчались сразу, как узнали, что с тобой беда. Я же сказала, что ничего не успела.

– Хорошая жена успевает все, – невозмутимо констатировал Дюк.

Майк и Лин переглянулись. Сью пыталась собраться с мыслями, чтобы хоть что-то ответить на это неожиданное заявление, но Дюк опередил ее:

– Ну ладно, я понял, что вы очень испугались. – Его лицо выражало теперь понимающую благожелательность. – Сейчас-то, я надеюсь, вы пришли в себя? Мне кажется, самое время съездить за моими вещами и купить мне продукты. Не знаю, чем кормят в этом заведении, и, честно говоря, мои дорогие, мне совершенно не хочется это выяснять.

– Хорошо, я только отвезу детей домой, – ответила Сью и убрала в пакет халат, небрежно брошенный на тумбочку Дюком. – Я так понимаю, это тебе не пригодится?

– Сладенькая, мне нравится, что ты все схватываешь на лету.

– Угу, – кивнула Сью, которую в этот момент раздирали два противоречивых желания: сказать мужу, кто он на самом деле, и спросить у доктора, кем же теперь является ее муж.

Сью решила взять себя в руки и выбрала второе. Дюк любил шутить и обладал богатой фантазией, но так разыгрывать ее и детей он никогда бы не стал. По всей видимости, причина крылась вовсе не в Дюке, а в том, что прикрывала его белоснежная повязка...

Отодвинув в сторону тарелку с куском остывшей пиццы, Сью сделала большой глоток вина. Дети мрачно жевали свой резиновый ужин и, как видно, не меньше матери были удивлены и ошарашены тем, что случилось с отцом.

– Значит, врач не сказал тебе ничего конкретного? – поинтересовалась Лин.

– Ничего, – покачала головой Сью. – Он сказал, что мы должны радоваться уже тому, что ваш отец хотя бы нас помнит. Сказал, что возможны провалы в памяти, что такое бывает при черепно-мозговых травмах.

– Но ведь это не провал, ма, – внимательно посмотрел на нее Майк. – Он ведь все помнит... ну почти все. Только стал каким-то другим.

– Я понимаю не больше твоего, Майк, – вздохнула Сью и снова прильнула к бокалу. – В какой-то момент мне даже показалось, что ваш отец надо мной издевается.

– Глупости, – категорически заявил Майк. – Ты же знаешь, что папа никогда так не поступит.

Сью пристально посмотрела на сына. Конечно, его папочка святой, он никогда бы такого не сделал, хмыкнула про себя Сью. Это только она, подлая душа, могла заподозрить Дюка в притворстве.

– Ну разумеется, – хмыкнула Сью уже вслух. – Я бы очень удивилась, если бы твой простодушный отец выкинул что-нибудь подобное.

– Ты считаешь, что глупый и простодушный одно и то же? – спросил Майк, глядя прямо в глаза матери.

Сью смутил этот не по годам взрослый взгляд и странный вопрос. Она вдруг почувствовала, что совершенно не знает своего сына.

Неужели он вырос? Когда он успел вырасти? И как жаль, что он вырос. Сью куда проще было бы ответить на вопрос, почему небо голубого цвета, а трава – зеленого. И как жаль, что нет Дюка, всегда отвечавшего на вопросы Майка, к которым Сью, занятая мыслями о делах и деньгах, попросту не прислушивалась.

– Майк, хватит приставать к маме, – вмешалась Лин, и Сью почувствовала благодарность за это вмешательство.

Как хорошо, что Лин такая рассудительная и понимающая девочка. С ней уж точно не будет проблем. Сью поймала себя на мысли, что она не знает, как вести себя с детьми без Дюка. О чем с ними говорить? О чем их спрашивать? Что отвечать на странные вопросы Майка?

Скорее бы Дюк вернулся, подумала Сью и залпом выпила оставшееся в бокале вино. И хорошо бы, он вернулся домой прежним человеком.

– Я думаю, папа скоро пойдет на поправку, – утешила Сью Лин, словно прочитав мысли матери. – Доктора обязательно помогут ему, и все встанет на свои места.

– Конечно, Лин, так и будет, – улыбнулась дочери Сью и посмотрела на сына.

Лицо Майка не выражало подобной уверенности.

– Не знаю, дамы, – задумчиво покачал он головой. – Чутье подсказывает мне, что вы торопитесь с выводами.

– Неужто? – округлила глаза Сью. – Откуда такой пессимизм?

– А откуда ваш оптимизм? – Майк обвел взглядом мать и сестру, которым нечего было ответить. – Вот именно, дамы. Спасибо за ужин, ма. Раз уж папы нет с нами, я вымою посуду. Только пусть Лин принесет все на кухню. – Майк взял свою тарелку и отправился на кухню.

Мать и дочь переглянулись.

– Тебе не кажется, что с ним тоже что-то не то? – полушепотом поинтересовалась у дочери Сью.

– Это ты про посуду? – уточнила Лин.

– Нет, я насчет его манеры разговаривать, – объяснила Сью.

– Вообще-то он всегда такой. Все время лезет со своими дурацкими вопросами и бросает многозначительные фразы. Майк просто мнит себя философом.

– А-а, – кивнула Сью, окончательно осознав, что Майк уже никогда не будет мило лежать в кроватке и ползать по полу с одноногой обезьянкой в руке. – А как твои дела? Тот парень, с которым ты поссорилась из-за отца... Вы с ним помирились?

Лин сердито покачала головой.

– Нет, он мне больше не звонил. А я решила, что не буду унижаться. Хватит с меня и папиного позора. В конце концов, я слишком занята, чтобы тратить время на парней. Хочется перейти в старшую школу с высокими баллами.

– Конечно, – кивнула Сью, поражаясь выдержке дочери и ее рассудительности. – Но... тебе не кажется, что кроме учебы могут быть и другие интересы?

– Кажется. Но почему этими интересами должны быть обязательно парни?

– Ну... – замялась Сью.

И действительно почему? Как объяснить дочери, что знания получают не только из книг и не только в школе?

– Вот у тебя, например, есть папа, – продолжила рассуждать Лин. – И что, разве ты счастлива?

– Ну... – окончательно стушевалась Сью. – По-моему, ты выбрала не совсем удачный пример. Во-первых, не могу сказать, что я несчастлива...

– Знаешь, – перебила ее Лин, – а я бы даже хотела, чтобы отец остался таким...

– Каким? – непонимающе посмотрела на дочь Сью.

– Таким, каким он был сегодня в больнице. Уверенным в себе, решительным. Чтобы он объяснил наконец Майку, как нужно себя вести. Чтобы он был настоящим мужчиной, а не любителем конфет.

– Лин... – Сью хотела сказать дочери, чтобы та не смела говорить об отце в таком тоне, но тут же передумала. Разве не то же самое она говорила Дюку? Разве не того же она от него хотела? – Лин, сегодня был просто ужасный день. Я устала, как никогда, а в голове – ни одной мысли. Проследи, чтобы Майк не перебил посуду, а я приму душ и лягу спать.

Лин кивнула. И почему-то подумала о том, что разговор с отцом у нее получился бы куда более длинным. Отца не устраивали односложные ответы, он всегда хотел докопаться до самой сути, чему Лин отчаянно сопротивлялась. А мама... Мама как будто хотела услышать, что все хорошо. И этот ответ вполне бы ее устроил...

Сью зажгла смесь эфирных масел, которые так любил Дюк: иланг-иланг и лаванду, погасила свет и легла в постель. Она всегда засыпала легко, едва голова касалась подушки. Дюк пытался обнять ее, целовал в шею, но Сью в последнее время отталкивала его руки и каждый вечер произносила одну и ту же фразу: «Я чудовищно устала и хочу спать». Дюк уступал, но она чувствовала, как нелегко ему сдержать свой порыв. Что ж, разве она виновата, что ей приходится так много работать?

Сейчас сон не шел. Казалось, сегодняшний день, в сущности не такой уж и значительный, если, конечно, не считать волнений из-за травмы Дюка, нанес ее привычной жизни сокрушительный удар.

Сью не понимала, из-за чего на душе так неспокойно, почему ее мысли упорно возвращаются к Дюку, к Дюку и детям. У нее – ох уж этот Майк со своим чутьем! – появилось предчувствие, что прежняя жизнь закончилась и начинается новая.

Но мысль об этой перемене не радовала Сью, скорее пугала. И главное, она совершенно не понимала, что именно так страшит ее. Дюк ли со своей очередной проблемой? Дети ли, которых, как выяснилось, она совершенно не знает? Или то, что она, Сью – несчастливая, по словам Лин, – так и не узнает, что же такое счастье?

Сью казалось, что вся ее жизнь изогнулась в форме вопросительного знака. И оставалось совершенно неясным, как снова превратить ее в скучную, но, по крайней мере, куда более удобную, занятую.

5

Дюка выписали уже на второй день, не найдя у него никаких серьезных осложнений.

Однако Сью, навещавшая Дюка в больнице, оптимизма врачей не разделяла. Слишком уж не похож был тот Дюк, которого она знала раньше, на того Дюка, с которым познакомилась в больничной палате.

Доктор посоветовал не на шутку обеспокоенной Сью обратиться с мужем к психоаналитику, но Дюк, едва услышав об этом предложении, объявил его смехотворным и нелепым.

Поняв, что на уговоры Дюка придется потратить больше усилий, чем она предполагала изначально, Сью решила набраться терпения и повезла мужа домой. В конце концов, привычная обстановка должна привести его в чувство, утешала она себя, хотя уверенность в том, что Дюк станет прежним, таяла с каждой минутой, проведенной с мужем.

Прибыв в родные пенаты, Дюк первым делом объявил, что намерен принять ванну, ибо условия, в которых он вынужден был прозябать последние два дня, трудно было назвать человеческими.

Сью подумала, что городская больница конечно же не курорт в Альпах, однако условия, в которых содержались больные, были вполне приемлемыми. Более того, было странно слышать подобные заявления от Дюка, который обожал ходить с детьми в походы и никогда не жаловался, даже если комары не оставляли на его теле ни одного живого места.

Не осмелившись возразить мужу, Сью затихла в тревожном ожидании. И не напрасно: очень скоро из ванной донесся возмущенный голос Дюка:

– Бог ты мой, сладенькая! У меня что, нет ни одной полки для косметики?!

К счастью, Майк и Лин все еще находились в школе, поэтому им не пришлось пережить тот шок, в котором, услышав эту фразу, пребывала Сью. Дюк спросил о полочках для косметики! Дюк, который терпеть не может мужскую туалетную воду и вместо геля для душа использует обыкновенное мыло! Дюк, которому каждое утро нужно было напоминать о том, чтобы он побрился!

Услышав этот вопль отчаяния, Сью помчалась Дюку на выручку.

Оказалось, что тот не поверил собственным глазам и перерыл все полочки с косметикой Сью в надежде отыскать несуществующий увлажняющий крем, мужской шампунь и туалетную воду.

Раньше, увидев, что Дюк переставляет ее тюбики с кремами, масками и баночки с маслами, Сью пришла бы в бешенство. Теперь она могла только растерянно хлопать глазами и в ужасе смотреть на то, как ее внезапно возлюбивший себя супруг наносит сокрушительный удар порядку, установленному годами.

– Дюк, что ты делаешь? – обретя дар речи, спросила у мужа Сью.

– Сладенькая, слава богу, ты пришла... – с приторной любезностью обратился к ней Дюк. Он снова окинул ее своим, невесть откуда взявшимся покровительственным, взглядом, и Сью почувствовала себя собачонкой, которой хозяин велел принести газету. – Надеюсь, ты объяснишь мне, где моя полочка?

– Дюк... – едва не простонала Сью. – У тебя нет полочки. И нет косметики. Я покажу тебе, чем ты пользовался. – Сью наклонилась и достала с нижней полочки дешевую бритву, помазок и кусок мыла.

Слово «растерянность» не смогло бы полностью отразить гамму эмоций, появившихся на лице Дюка. Он был обескуражен, он оторопел, он ошалел. Он посмотрел на Сью таким взглядом, как будто только что жена сообщила ему о том, что всю свою жизнь он воспитывал детей, отцом которых не являлся.

– Дюк, не смотри на меня так, – испуганно пробормотала Сью. – Я тебя не обманываю, это все твои вещи. Нет, конечно, есть еще мочалка.

– Мочалка? – В голосе Дюка послышалась трагическая ирония. – Значит, у меня еще и мочалка есть. Какое счастье, значит, здесь меня все-таки ценят!

– Дюк, – стараясь сохранять самообладание, начала Сью, – я ведь говорила с врачом, и он сказал, что у тебя могут быть пробелы в памяти. Выходит, он прав и нам с тобой нужно пойти...

– Не нужно, – перебил ее Дюк. Он отобрал у Сью свой жалкий арсенал бритвенно-банных принадлежностей и бросил их в маленькое ведерко, стоявшее под раковиной. – Я допускаю, что мог о чем-то забыть, но не допускаю, что мог так опуститься, чтобы пользоваться вот этим... – Он пренебрежительно скривился, указав на ведро. – И что же, у меня нет даже туалетной воды?

Сью отрицательно покачала головой, стараясь не глядеть на Дюка, который казался таким обиженным и возмущенным, что она и впрямь почувствовала себя виноватой.

– Но ты терпеть не мог пользоваться парфюмом. Ты, конечно, работал с парфюмерией, но сам никогда ничем таким не душился.