Текст книги "Темный секрет Санты (ЛП)"

Автор книги: Энн Шеридан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

2

НИК

Ах, канун Рождества, самая оживленная ночь в году. По крайней мере, для меня.

Хотите верьте, хотите нет, но я большой засранец в красном костюме. Кто-то может знать меня как веселого старого Святого Ника или Деда Мороза, но чаще всего я известен как Санта-Клаус.

Однако есть одна загвоздка. Я не совсем тот Санта-Клаус, о котором вы думаете.

Вы знаете парня, которого видите в торговых центрах каждый декабрь? Тот, у которого веселый рождественский настрой, розовые щеки и борода? Да, это не я. Это мой отец, Ник-старший.

Он был тем, кто воплощал в себе весь дух Рождества. У него просто дух захватывало от прогулок на санях и рождественских гимнов, а большую часть последних пятидесяти лет он был лучшим Санта-Клаусом на планете. Но, к сожалению для меня, каким бы неуязвимым он себя ни считал, это не так, и всего несколько лет назад настало неизбежное время для выхода на пенсию.

Черт, до этого он был капризным ублюдком, но теперь, когда посвятил свое существование тому, чтобы быть занозой в моем боку, к старику вернулся его веселый дух.

Когда папа ушел на пенсию, он буквально передал бразды правления мне, и, честно говоря, я понятия не имею, о чем, черт возьми, он думал. В моем теле нет ни капли рождественского энтузиазма, но я это понимаю. Это семейная традиция, и я с детства знал, что однажды заменю его и стану следующим Санта-Клаусом в мире. Но, черт возьми, это место должно быть за кем-то другим.

Эта работа передавалась от отца к сыну на протяжении бесчисленных поколений. Это был только вопрос времени, когда мне навяжут титул Санта-Клауса, но я надеялся, что у меня будет больше времени.

Не буду врать, это большая ответственность, и хотя я из тех, кто преуспевает под давлением обстоятельств, на планете более двух миллиардов детей, которые рассчитывают на меня в исполнении их рождественских желаний. Я не могу позволить себе облажаться.

Единственная проблема в том, что облажаться – одно из моих любимых занятий.

Никакого давления, верно?

Я не совсем традиционный Санта-Клаус, и это то, о чем мой отец беспокоится с того дня, как я родился. Я не вмещаю в себя все то праздничное настроение, которое так естественно было у всех Дедов Морозов до меня.

Честно говоря, я полная противоположность. Я темная лошадка в нашей семье. Я мудак, и мне насрать, кто это знает. Вдобавок ко всему, у меня, возможно, небольшая болезнь… Своего рода увлечение, которое я изо всех сил старался скрыть.

Этой работе было чертовски трудно научиться, но, сколько я себя помню, мой старик обучал меня и каждый сочельник брал с собой, чтобы посмотреть, за что я буду отвечать.

В детстве мне нравилось ездить с ним посмотреть на мир за пределами Северного полюса и увидеть, какую радость на самом деле приносит эта работа. Одно дело просто знать об этом, но, увидев это в действии, я совершенно по-новому оценил то, что мы делали. Хотя я бы солгал, если бы не сказал, что в этой работе есть особые преимущества. Преимущества, из-за которых я миллион раз почти переступал черту. Привилегии, которые более чем бросали вызов моему самоконтролю.

Видите ли, у меня может быть небольшая навязчивая идея, а может и нет – болезненная, извращенная потребность.

Когда мне было восемь лет, мир, на который я смотрел сквозь розовые очки, сильно изменился, и внезапно моя цель стать Санта-Клаусом отошла на второй план, а моя болезненная одержимость начала развиваться.

Мила Морган.

Ей едва исполнилось шесть, когда я увидел ее в первый раз, но было что-то в невинности ее глаз, что привлекло меня. Это был первый раз, когда мой отец взял меня с собой на рождественский обход, и по какой-то причине она стояла прямо посреди гостиной.

Я не мог этого понять. Предполагалось, что она спит, и по какой-то причине никто не заметил, что ребенок в доме не был уложен в свою кроватку. Ничего не подозревая, мы спустились по трубе, и, появившись в гостиной, я увидел, как Мила с широко раскрытыми глазами смотрит на меня. И тут же меня охватило любопытство.

Кем была эта девочка и почему, черт возьми, она могла меня видеть?

Я не сказал ни слова, пока мой отец делал то, что у него получается лучше всего, и доставлял ее подарок прямо под елку, как будто ничего необычного не происходило, и все же я не мог оторвать от нее глаз. Это был первый раз, когда я увидел другого человека за пределами Северного полюса, и теплота в ее потрясенном взгляде полностью покорила меня.

Именно этот момент положил начало следующим двадцати годам одержимости. Конечно, это началось как невинное увлечение, но в последние годы переросло во что-то более… зловещее. Грубо говоря, я хочу трахнуть эту женщину. Я хочу сделать ее своей и пробовать ее на вкус ночь за ночью. Сейчас у меня есть животная потребность, свирепый голод получить то, чего всегда хотел.

Я наблюдал, как росла Мила, каждый год возвращаясь к ней домой, чтобы проведать, и, несмотря на неодобрение моего отца, я всегда оставлял небольшой знак внимания, желая, чтобы она знала, что я был рядом. Мне нужно было, чтобы она помнила меня, и, черт возьми, она никогда не подводила. Она цеплялась за это воспоминание о маленьком темноволосом мальчике, который появился в ее гостиной много лет назад, заходя так далеко, что каждый год желала моего возвращения. Я никогда не колебался, потому что отчаянно хотел быть в ее пространстве.

Теперь она женщина, и я изголодался по ней. То, как изменилось ее тело, как она теперь осознает себя. Я чертово животное по отношению к Миле Морган, и я вполне осознаю, что навещал её куда чаще, чем позволяет Рождество.

Сначала это было лишь изредка. На её двадцать первый день рождения или когда она переезжала в новую квартиру. Я всегда оставался в тени, никогда не касался её, никогда не пробовал её на вкус.

Осознаю ли я, что буквально преследую эту женщину? Да.

Осознаю ли я, насколько это неправильно и безумно? Тоже да.

Ебет ли это как то меня? Нет.

Но в это Рождество все меняется, потому что Мила не просто пожелала моего возвращения в этом году. Она пожелала того, что я отчаянно хотел дать ей в течение многих лет, и теперь меня ничто не остановит.

Я откидываюсь на спинку стула, закинув ноги на огромный стол красного дерева в кабинете, который раньше принадлежал моему отцу. Осталось три часа до того, как я должен отправиться на самую грандиозную ночь в году, и все же я сижу в своем офисе, чертовски напряженный, сжимая распечатку пожеланий Милы.

Я не могу удержаться, чтобы не взглянуть на это ещё раз – все её грязные желания, прописанные по пунктам, с галочками, которые отчаянно просятся быть отмеченными.

Я хочу чтобы меня так сильно оттрахали, что колени будут дрожать ещё несколько недель.

Я хочу чтобы меня швыряли по кровати, переворачивали, как блин, и трахали до потери сознания.

Я хочу чтобы меня тянули по постели, а потом я чувствовала, как тёплые губы обхватывают мой клитор, и что бы я кричала, пока он будет работать своим умелым языком.

Я хочу заставить его кончить мне в рот.

Я хочу почувствовать себя живой, почувствовать то, чего никогда раньше не чувствовала, и трахнуться так хорошо, что это будет ни с чем не сравнимо.

Трахнуть так сильно, что бы у нее задрожали колени? Черт возьми, да. Я более чем счастлив сделать это для нее. Но чего я действительно не могу дождаться, так это посмотреть, как ее губы сомкнутся вокруг моего члена, как ее язык будет двигаться вверх и вниз по всей длине, как слезы выступят в ее прелестных глазах, когда она преодолеет рвотный рефлекс, чтобы сделать это как следует. Но, черт возьми, я собираюсь кончить ей в рот.

Как будто она хотела этого так же сильно, как и я. Но это было бы эгоистично, верно? Я хочу этого не только для себя, я хочу этого для нее. Ей это явно нужно, и кто я такой, чтобы отказывать в рождественском желании? Черт возьми, я Санта-Клаус. Это буквально моя работа – дать ей то, что она хочет. И сегодня вечером это именно то, что я сделаю.

Я надеюсь, что она готова принять меня.

Мой член начинает пульсировать, и я ничего не могу с собой поделать, кроме как тянуться под стол и засовывать руку в штаны, сжимая в кулаке свою твердую длину. Мой взгляд остается прикованным к словам пожеланий Милы, когда я медленно начинаю работать сам, мой кулак двигается вверх-вниз. Я представляю, как, наконец, попробую ее на вкус, как раздвину эти сливочные бедра и накрою своим ртом ее отчаявшееся влагалище.

Черт, как она будет извиваться ради меня. Как она выгнет спину на кровати и заплачет, требуя большего. Она будет идеальной.

Мой кулак сжимается, и я работаю быстрее и усерднее, мой большой палец блуждает по кончику, заставляя бедра напрячься от отчаяния.

Черт, это хорошо. Мне нужно гораздо больше.

Мне нужно проникнуть в ее теплую киску. Мне нужно, блядь, уничтожить ее для кого-нибудь другого. Взять ее так глубоко, как она позволит. Трахать ее всю ночь напролет. Жестко. Быстро. Глубоко. Во всех гребаных позах, известных мужчине. Я хочу заставить ее вспотеть, но больше всего мне нужно заставить ее кричать.

Черт возьми, я сейчас кончу от одной мысли об этом.

Мой темп ускоряется, и, зная, что меня вот-вот позовут приступать к делу, я ускоряюсь. Я трахаю свою руку, зная, что это не имеет ничего общего с тем, как сладко было бы чувствовать, как стенки Милы содрогаются вокруг меня, но я не сдаюсь, пока, наконец, не кончаю, выпуская свою горячую порцию спермы в руку. В конце концов, я не могу испортить красный костюм.

Мое тело сотрясается, когда я заканчиваю опустошать себя, моя челюсть сжимается, когда удовлетворение проносится по телу. Но облегчение длится всего мгновение. Я хотел этого слишком долго, чтобы потребность рассеялась. Никакое количество дрочки никогда не помогало. Единственное, что когда-либо приносило облегчение, – это она, и до сих пор я никогда не прикасался к ней пальцем. Но это скоро изменится.

Приведя себя в порядок, я поправляю брюки и встаю из-за стола, хватая свой красный пиджак со спинки стула. Список рождественских пожеланий Милы сминается, когда я засовываю его в карман, и как только запахиваю куртку и застегиваю знаменитый красный костюм, раздается стук в дверь.

– Иду, – бормочу я, берусь за ручку и распахиваю дверь. В дверном проеме стоит мой отец со своим исполнительным помощником Фредериком. И нет, его помощники не эльфы. Они обычные люди, как я и Мила. Я никогда по-настоящему не понимал, откуда взялась вся эта история с эльфами, но как только слухи о маленьких помощниках Санты распространились по современному миру, они смирились с этим. Я полагаю, маленькие волшебные эльфы не так уж и притянуты за уши, учитывая оленью ферму прямо за окном моей кухни.

– Санта, – говорит Фредерик бодрым тоном и широко улыбается, отчего мне хочется выбить ему два передних зуба.

Я вздыхаю, прерывая его прежде, чем у него появляется шанс сказать то, зачем он пришел.

– Меня зовут Ник, Фред. Я не знаю, сколько раз мне нужно тебе напоминать.

На его лице появляется застенчивое выражение.

– Извините, Са… Ник. От старых привычек трудно избавиться. Не думаю, что когда-нибудь привыкну называть вас по имени. Это заставляет меня чувствовать себя так… неловко.

– Неловко? – Спрашиваю я, выгибая бровь, возвращаясь в свой кабинет и хватаясь за ремень, в то время как мой отец молча наблюдает за мной со стороны Фредерика, явно задаваясь вопросом, правильное ли он принял решение уйти на пенсию. Хотя последние два года я справлялся без ошибок, так что, думаю, у меня все в порядке.

– Да, сэр. Неловко, – говорит он, когда я киваю в сторону коридора, показывая отцу и Фредерику идти за мной. – Теперь перейдем к важным делам. Список был проверен и перепроверен. Однако в последнюю минуту в список "непослушных" было внесено несколько дополнений. Я рекомендую в последний раз взглянуть на него, прежде чем вы отправитесь в путь.

– Сойдет, – бормочу я, заставляя себя отвлечься от мыслей о Миле и серьезно отнестись к тому, что я собираюсь делать сегодня вечером. – Мои олени готовы?

Мой отец берет на себя ответственность ответить на этот вопрос. Он всегда питал слабость к нашим пушистым друзьям.

– Все хорошо, сынок, но ты знаешь, что они также становятся немного… беспокойными в канун Рождества. Я думаю, им не терпится отправиться в путь.

Легкая улыбка растягивает мои губы. Мой отец не единственный, кто неравнодушен к нашим оленям. Это действительно великолепные животные, и по большей части они были моими лучшими друзьями в детстве. В конце концов, здесь не так много других детей, с которыми можно играть.

– В этом нет ничего удивительного, – говорю я, оглядываясь на Фредерика. – Подарки?

– Моя команда все еще загружает их в мешок. Может быть, еще час или около того, и все будет готово к отправке.

– Идеально.

Я направляюсь к хранилищу, где хранится список, определяя, кто был хорошим в этом году, и улыбаюсь, чертовски хорошо зная, что Мила легко попала бы в список непослушных из-за рождественского пожелания, которое она прислала мне. Только это тот вид шалостей, который мне нравится больше всего.

Фредерик продолжает свой путь, осматривая все входы и выходы в моей мастерской, и как раз в тот момент, когда я ожидаю, что отец последует за мной в хранилище, он хватает меня за локоть и отводит в сторону.

– Ты готов? Впереди важная ночь.

– Готов, насколько это возможно, папа. Последние двадцать лет ты готовил меня ко всем ситуациям. Я знаю, что делаю.

– Я знаю, что знаешь, но… – Он тяжело вздыхает. – Я беспокоюсь за тебя, Николас. Ты же помнишь, что в этом году я занимался рождественскими желаниями. Я видел, что загадала эта девушка, и не хочу, чтобы ты отвлёкся. У тебя впереди важная ночь, а я знаю, что ты всегда испытывал… определённое любопытство к этой девушке.

Ну и черт. Я ожидал, что из его рта вылетит многое, но, конечно, не это. Интересно, что почувствовала бы Мила, узнав, что веселый старый Дед Мороз, с которым она выросла, увидел, насколько грязны на самом деле ее желания.

– Честно, папа. Я в порядке, – вру я, подходя к двери хранилища и вводя код. – В прошлом году у меня было несколько дополнительных часов в запасе. Я даже остановился на концерте в Сиднее. Поразил умы нескольких человек.

– Я не хочу, чтобы ты торопился, пытаясь что-то доказать, – упрекает он. – Так дети остаются без подарков. Не спеши и помни, что Рождество – это про то, чтобы дарить радость.

Улыбка расползается на моем лице, пока дверь хранилища начинает открываться. Чёрт возьми, я кое-что точно буду распространять, но не факт, что это будет радость.

– У меня всё под контролем, пап. Не переживай в этом году. Я знаю свои приоритеты.

Он поднимает бровь, и добродушный старик, которого привык видеть весь мир, исчезает, уступая место строгому отцу, который воспитывал меня, чтобы сделать своей идеальной копией. Только вот я не уверен, что это сработало. Я совсем на него не похож.

– Правда? – бросает он вызов.

Чёрт. Ненавижу, когда он такой. Словно видит меня насквозь, до тёмной маленькой души, которая прячется внутри. Он всегда знал, что я другой, но где-то глубоко внутри он знает, что может положиться на меня. Я справлюсь. Сегодня я никого не подведу.

– Конечно. Я не собираюсь подводить тебя, и я также не собираюсь подводить никого из двух миллиардов детей.

– Два с половиной миллиарда.

Я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.

– Почему бы тебе не взять выходной? Приготовь горячее какао и посиди с мамой у камина. Может быть, постарайся вспомнить, что ты на пенсии, и хотя я, возможно, паршивая овца в семье, ты вручил мне ключи от замка, потому что знал, что я готов.

Папа тяжело вздыхает.

– Наверное, ты прав.

– Я знаю, что это так.

– Хорошо, я пойду проведу вечер с твоей матерью. – Он натянуто улыбается и хлопает меня по плечу, прежде чем повернуться и заковылять прочь, оставляя меня сосредоточенным на хранилище.

Когда я собираюсь переступить порог, снова раздается гулкий голос моего отца.

– О, Николас?

Останавливаясь посреди дверного проема, я оборачиваюсь и встречаю мрачный взгляд отца.

– Постарайся не забывать получать удовольствие.

Нежная улыбка растягивает мои губы.

– Обязательно, пап, – бормочу я, всегда ненавидевший это сентиментальное дерьмо. – Я свяжусь с тобой утром. Расскажу тебе все об этом.

– Договорились, – отвечает он, и, наконец, разворачивается, чтобы, надеюсь, отправиться домой.

С его суровым предупреждением, все еще вспыхивающим в моей голове, я переступаю порог хранилища и нажимаю несколько кнопок с другой стороны, чтобы закрыть за собой дверь. Я не знаю, что такого личного в проверке списка, но каждый раз, когда я это делаю, мне требуются абсолютная тишина и концентрация. Нет ничего, что я ненавижу больше, чем когда меня здесь беспокоят, и, зная, что время до моего отъезда на исходе, я не хочу, чтобы меня прерывали.

Я выделяю себе час, чтобы проверить каждое имя и убедиться, что запомнил их все. В конце концов, как только я вылечу, у меня не будет возможности вернуться назад и что-то уточнить. У меня всего один шанс сделать всё правильно, и я не из тех, кто всё портит.

Как только я убеждаюсь, что полностью запомнил списки хороших и непослушных, я направляюсь к боковой стене хранилища, к массивным окнам от пола до потолка, которые выходят на мастерскую внизу. Я вырос здесь, и все же сам размер этого места до сих пор поражает меня. Там всегда снует поток помощников, но в канун Рождества это чистое безумие.

Последние подарки загружаются в тележку, которая доставит их прямо в мой мешок, и в тот самый момент, когда прибудет последний подарок, мешок погрузят на сани.

Я даю себе минуту, чтобы осознать все это, убедиться, что я действительно готов к предстоящей ночи, и, прежде чем это осознаю, выхожу на улицу.

Люди останавливают меня в коридорах, чтобы пожелать удачи в мой знаменательный вечер. Если бы они только знали, что я больше взволнован тем, что трахну Милу до беспамятства, чем выполнением своих священных обязанностей. Но, полагаю, это то, что я должен держать при себе.

Выходя в холодную декабрьскую ночь, я обнаруживаю, что мои олени уже запряжены и готовы отправиться в путь, выстроившись в идеальную линию. Направляясь к ним, я беру ведро и наполняю его водой, прежде чем пройти вдоль очереди, предлагая каждому напоследок выпить перед уходом.

На самом деле им это не нужно. Во многих домах для них оставят морковь и воду, и, честно говоря, к тому времени, когда мы вернемся домой, у каждого из них будет болеть живот. Но они сами виноваты, что едят так много чертовой моркови. Клянусь, эти ублюдки не знают, когда остановиться. Просто потому, что вам что-то кладут перед носом, это не значит, что нужно это есть.

Кроме киски. Точнее, Милы. Если это будет у меня перед носом, я могу гарантировать, что это будет съедено. Никаких сомнений. Возможно, северным оленям нужно немного больше снисхождения. Полагаю, я понимаю их пристрастие к моркови.

Тщательно проверив список и подготовив оленей к отправке, я направляюсь к своим саням, забираюсь внутрь и готовлюсь к предстоящему путешествию.

– Кхм. – Рядом со мной кто-то откашливается, и я смотрю налево, чтобы увидеть Фредерика, стоящего на снегу, сжимая в руке мою шапку Санта-Клауса. – Вы не забыли?

– Нет, я взял за правило не брать её с собой.

Он непонимающе смотрит на меня.

– Чего ты еще от меня хочешь? Я уже надел красные брюки, подтяжки и чертову куртку. Мне действительно нужно надеть еще и шапку?

– Санта – это не Санта без шапки, – говорит он мне. – Но вы знаете, мне не нужно напоминать, что любая деталь костюма Санты должна быть возвращена в головной офис, и, между нами говоря, ваш отец будет проверять вас ночью, и если он обнаружит, что вы отправились без шапки…

– Черт. – Я выхватываю чертову шапку у него из рук и бросаю ее на дно саней. – Теперь доволен?

– В восторге, – звонко произносит он, прежде чем махнуть рукой в сторону большого, необъятного мира. – Вперед, Санта. Езжайте, исполните несколько безумных рождественских желаний.

Я ухмыляюсь, беря поводья.

– Именно это я и собираюсь сделать.

3

МИЛА

Встав на цыпочки, я вешаю последнее украшение на свою рождественскую елку. Я знаю, что немного поздновато заниматься этим дерьмом, учитывая, что уже канун Рождества. Мне следовало сделать это несколько недель назад, но нет лучше времени, чем сейчас. Кроме того, если мой таинственный рождественский гость действительно придет сегодня вечером, я не могу рисковать разочаровать его.

Я хочу, чтобы все было идеально.

Мне нужно, чтобы все было идеально.

Вот дерьмо. Кого я обманываю? Это действительно безумие.

Может быть, я все это выдумала в своей голове. Может быть, мама была права, отправив меня к психотерапевту в детстве. Неужели я действительно верю, что бросила пенни в фонтан, и вдруг развратный сын Санты спустится по моей трубе и будет трахать меня, пока я не закричу?

ДА. Да, действительно. Я верю в это. Хотя это порождает у меня так много вопросов.

Во-первых, у меня больше нет дымохода. После смерти папы наш старый семейный дом был продан, и я переехала в маленькую квартирку, чтобы быть поближе к работе. Однако у меня есть пожарная лестница, поэтому я предполагаю, что он мог проникнуть ко мне через нее. Но также, если это действительно произойдет, я никогда не была так благодарна, что мои соседи уехали на праздники. Последнее, что мне нужно, это чтобы Грег, Эллисон и их трое детей услышали, как мой мир потрясает воображаемый мужчина… а может, он и не воображаемый. На данный момент я действительно не знаю. В любом случае, если и когда он придет, я буду готова.

Второй вопрос на моей повестке дня. Что, если этот парень действительно не тот, за кого я его принимаю? Конечно, он, должно быть, в какой-то степени хороший человек, если каждый год приходит исполнить мое рождественское желание и оставляет мне амулет для моего браслета. Но что, если на самом деле это не сын Санты, который приходил все эти годы? Что, если это на самом деле Санта, и я просто попросила его кончить мне в глотку?

Срань господня. Что я наделала?

Нервы пронзают мою грудь и поселяются глубоко в животе. Санта-Клаус собирается хорошенько меня оттрахать? Что подумает об этом миссис Клаус? Черт. Если это так, я надеюсь, что он тренировался. Я не хочу довести старика до сердечного приступа. Но также я надеюсь, что он подстриг бороду по этому случаю. Я хочу, чтобы меня оставили дрожащей и измученной, а не с сыпью на киске и новым титулом прелюбодейной шлюхи.

Ну, я полагаю, это сделало бы Санта-Клауса распутником, верно? Не я. Хотя, это объяснило бы, почему он всегда такой веселый. Я бы тоже была такой, если бы женщины по всему миру доставляли мне удовольствие.

О Боже. Почему я сейчас представляю, как Санте отсасывают член?

Черт возьми. Интересно, не завалялся ли где-нибудь среди маминых старых вещей номер моего старого психотерапевта.

Я действительно надеюсь, что все пройдет так, как хочу, потому что о том, чтобы меня не трахнули как следует, не может быть и речи. Мне просто нужно выбросить это, его, из головы раз и навсегда, и тогда я уверена, что проснусь утром готовой двигаться дальше по своей жизни.

Я смогу забыть о своем таинственном посетителе в канун Рождества, найти себе миллиардера, который не будет изменять мне с моей лучшей подругой, и, наконец, остепениться. Возможно, куплю дом и заведу семью, заведу нескольких детей, которых я не назову сумасшедшими, если им случится увидеть Санта-Клауса. Возможно, даже добавлю к уравнению собаку. По-моему, звучит абсолютно блаженно.

Когда елка наконец украшена, я делаю несколько шагов назад, чтобы посмотреть на нее издалека, и когда огни мерцают в темноте, ностальгия накрывает меня подобно приливной волне.

На мгновение моя грудь сжимается от воспоминаний о прошлом. Мать, которая настаивала на моем выборе платья. Отец, который обнимал меня и говорил, как он мной гордится. Парень, который приносил китайскую еду и помогал украсить квартиру, и я просыпающаяся рядом с ним рождественским утром. Лучшая подруга, которая приходила на ужин с бутылкой хорошего вина и миллионом веселых историй, чтобы разрядить неловкую беседу.

Полагаю, в этом году все будет по-другому. Пока семьи всех остальных собираются вместе на праздники, я просто буду здесь совсем одна.

Я никогда в жизни не была так одинока.

Сердечная боль охватывает меня, и я делаю всё, чтобы отогнать её. Это мое первое Рождество в одиночестве, и я в ужасе от бури эмоций, которая обрушится на меня завтра. Возможно, Каролина позволит мне провести Рождество в ее семье в этом году. Хотя, если мои грязные желания сбудутся за одну ночь, я надеюсь, что встать с постели и по-настоящему погулять будет практически невозможно.

Схватив почти пустую коробку с украшениями, я вытаскиваю длинную гирлянду и прикидываю, куда, черт возьми, ее повесить, прежде чем поставить несколько фигурок на свою полку и повесить несколько дополнительных гирлянд.

Как только мой маленький дом начинает выглядеть по-рождественски, я иду на кухню и достаю несколько печений и стакан молока, прежде чем красиво расставить их на столе. Я ловлю себя на том, что на мгновение уставилась на них. Это именно то, что я делала в детстве. Я давно этого не делала, потому что все это было для Санты. Только сегодня вечером я жду не Санту.

Согласится ли мой рыцарь в сияющих рождественских украшениях на всю эту историю с молоком и печеньем? Или мужчине, который потенциально способен трахнуть меня до беспамятства, нужно что-то более возбуждающее? Я собираюсь выбрать вариант "Б". Ему понравится это дерьмо.

Схватив стакан молока, я выливаю его прямо в раковину, съеживаясь от потери, но давайте будем честными. Если бы я выпила весь этот стакан молока, то провела бы ночь в ванной, а не на спине. Быстро вымыв стакан, я ставлю его обратно в шкаф, прежде чем заменить его на рюмку.

Я любила выпивать ещё с подросткового возраста, и так и не продвинулась по-настоящему от сладких напитков до таких, как Smirnoff или Moscato. Я могу терпеть дешевое вино, если оно бесплатное, но, кроме того, если оно не имеет вкуса арбуза и маракуйи, приготовленных для страстного секса поверх горки жидкого сахара, я его не хочу. Однако после смерти отца я совершила набег на его шкаф с алкоголем и взяла все, что выглядело дорогим, и, полагаю, сегодня вечером это наконец окупится.

Протягивая руку к шкафу, я обхватываю пальцами горлышко бутылки с бурбоном, прежде чем, поколебавшись, потянуться за виски. Возвращаясь к стойке, я наполняю рюмку, и вместо того, чтобы поставить виски обратно в шкаф, оставляю его на столе, не уверенная в том, сколько он захочет выпить. Но я ограничу его четырьмя рюмками. Я не потерплю, чтобы он напился виски сегодня вечером, не тогда, когда я так сильно в нем нуждаюсь.

Убедившись, что у меня все подготовлено, я дважды проверяю, заперт ли засов на двери, прежде чем проверить несколько окон в своей квартире. Я редко открываю их, но все равно ловлю себя на том, что проверяю каждый вечер.

Когда все идет так, как и должно быть, я переключаю внимание на свою спальню, и нервы мгновенно захлестывают меня, но я проглатываю их, полная решимости довести дело до конца. Меня нервирует не только то, что я собираюсь с ним сделать, но и тот факт, что я действительно собираюсь встретиться с человеком, который столько лет не давал мне покоя. Вопросы, которые мучили меня всю жизнь, наконец-то получат ответы, и я не могу дождаться.

В последнее время моя жизнь была такой дерьмовой, что я заслуживаю этого, даже если она испорчена на десятом уровне.

Войдя в свою спальню, я обнаруживаю на кровати комплект красного нижнего белья, от которого веет прохладой, и широкая улыбка расплывается на моем лице. Оно идеально. Когда я увидела его вчера в магазине, то не смогла удержаться и взяла в руки. Даже если мой таинственный мужчина не появится, это покупка, которой я буду дорожить долгие годы.

Я без колебаний снимаю с себя одежду и беру нижнее белье, начиная с бюстгальтера и надевая его на место, прежде чем протянуть руку за спину и застегнуть застежку на спине. Я не могу удержаться и смотрю в зеркало, наблюдая, как наряд медленно собирается воедино.

Бюстгальтер без косточек из темно-красного кружева с минимальным прикрытием, но мои маленькие чашечки размера "Б" точно не нуждаются в поддержке. Кружево мягко прилегает к моей коже, а благодаря легкому загару, который я нанесла специально для этого случая, цвет действительно потрясающий. Подходящие по цвету стринги такие же милые, и когда я поднимаю кружевную ткань по ногам, бабочки в моем животе взлетают.

Я натягиваю их на место, наслаждаясь тем, как они прилегают к моей коже. Они абсолютно идеальны, и я никогда раньше не чувствовала себя такой сексуальной в нижнем белье. Завершая образ, я беру пояс с подвязками и застегиваю его вокруг своего тела.

Это все.

Мне очень нравится.

Подходящий комплект идеален и сидит на мне в самый раз, подчеркивая легкие изгибы моего тела. Темно-красный – это не совсем тот яркий праздничный красный, к которому мы все привыкли, но сегодня вечером он с лихвой выполнит свою работу.

Завершая образ, я надеваю туфли на каблуках телесного цвета, прежде чем разбрызгать по телу свои любимые духи. Я подкрашиваю губы и распускаю волосы, наблюдая, как они мягкими волнами ниспадают мне на спину.

Нервы становятся всё сильнее, но я настроена идти до конца. Не могу повернуть назад. Не могу сдаться. Мне нужно довести это до конца, и что самое главное – мне нужно почувствовать, как моё тело оживает.

У нас с моим бывшим была отличная сексуальная жизнь. Мы всегда были на одной волне, и, хотя он был не самым лучшим из всех, кто у меня когда-либо был, он был способен дать мне то, в чем я нуждалась, что оставляло у меня только больше вопросов. Разве меня было недостаточно? Был ли он недоволен мной? Почему он чувствовал потребность трахнуть мою лучшую подругу?

Тьфу. Я не могу думать об этом сегодня вечером. Это касается меня, и этот мудак не испортит мне все.

Передвигаясь по своей спальне, я останавливаюсь перед зеркалом в полный рост, оценивая свой внешний вид в целом, и я не могу быть счастливее. Я чертовски надеюсь, что моему таинственному посетителю в канун Рождества понравится то, что он увидит, потому что, если ему это не понравится, я думаю, это разобьет мне сердце.

У меня осталась только одна последняя рождественская традиция, и я захожу в свою маленькую гардеробную и поднимаюсь на цыпочки к самой верхней полке. Я вслепую ощупываю пространство, пока мои пальцы не натыкаются на маленькую бархатную коробочку, и я быстро хватаю ее, потянув вниз, когда тепло наполняет мою грудь.