Текст книги "Принц Лестат"

Автор книги: Энн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Господа, прошу вас, – вмешалась Джесси. Сейчас она казалась совсем маленькой – хрупкая фигурка, съежившаяся в кресле от накала страстей в нашем споре.

– Прости, милая, – извинился Дэвид, снова усаживаясь рядом с ней.

– Послушайте, рассвет не за горами, мне пора уходить, – сказала она. – Лестат, дай мне номер своего айфона. И ты, Дэвид, сообщи мне все свои данные. Номер телефона, адрес электронной почты, все прочее. Мы должны оставаться на связи. Можете писать нам с Маарет. Звоните нам. Пожалуйста, давайте обменяемся контактными данными.

– Неужели правящая царица в изгнании готова дать кому-то номер мобильника? – фыркнул я. – И адрес электронной почты?

– Да, – кивнула Джесси. Дэвид уже выполнил ее просьбу, и теперь она торопливо вносила данные в свой сверкающий телефончик. Пальцы ее порхали над клавиатурой с такой скоростью, что сливались в одно размытое пятно.

Я отошел от окна, тяжело опустился на кушетку и бросил на кофейный столик свой айфон – точно перчатку.

– Возьми!

– Пожалуйста, поделись со мной всей информацией, какой только можешь, – попросила она.

Я повторил ей то, что уже говорил Маарет много лет назад: свяжись с моим поверенным в Париже. Что до адресов электронной почты, я все равно меняю их каждый раз, как забуду, как ими пользоваться – и завожу новые на каком-нибудь более продвинутом сервисе. А кроме того, постоянно забываю или теряю старые телефоны и компьютеры и снова начинаю все сначала.

– Вся информация в телефоне. – Я разблокировал его и протянул Джесси.

Она обновила все настройки, переслала Дэвиду мои данные, а мне – его. Стыдно признаться, до чего рад я был получить эти эфемерные наборы цифр. Теперь я пошлю их своему поверенному, а уж он-то сохранит все данные даже тогда, когда я в очередной раз разучусь выходить в Интернет.

– И, пожалуйста, – попросила нас Джесси, закончив с этим, – распространите мои слова. Расскажите о моих опасениях Мариусу, Арману, Луи, Бенджи – всем.

– Да Бенджи, бедняга, совсем с катушек съедет, если получит «секретную информацию», что, мол, близнецы запросто могут покончить с собой, – покачал головой Дэвид. – Нет, ему я ничего говорить не стану. А вот Мариуса найти и в самом деле попробую.

– Наверняка в Париже сейчас есть кто-нибудь из старых вампиров, – заметил я. – Достаточно старых, чтобы нас сегодня подслушать.

Я, понятно, имел в виду вовсе не этих сопляков внизу.

Однако мне показалось, что Джесси все равно. Пусть хоть весь молодняк слышит. Пусть слышат все старые вампиры. Джесси изнемогала от тревоги и внутренних противоречий и не обрела успокоения, даже поделившись с нами.

– Была ли ты счастлива, приобщившись к Крови? – спросил я вдруг.

Она вздрогнула.

– Ты о чем?

– В самом начале, в первые годы. Ты была счастлива?

– Да, – сказала она. – И знаю, что еще буду счастлива вновь. Жизнь – это дар. Бессмертие – драгоценнейший дар. Нельзя называть его Темным Даром. Так просто нечестно.

– Как бы мне хотелось лично увидеть Маарет, – промолвил Дэвид. – Можно мне пойти с тобой?

Джесси качнула головой.

– Дэвид, она не позволит. Она знала, что я расскажу тебе при встрече. И не возражала. Но дома она больше никого не принимает.

– Ты все еще веришь ей?

– Маарет? – переспросила Джесси. – О да. Всегда. Да, я верю Маарет.

Важная оговорка. Значит, второй сестре она больше не верит.

Джесси зашагала к выходящей в коридор двойной двери.

– Я сказала вам все, что хотела сказать.

– А что, если я решу отыскать того вампира из Женевы? – окликнул я ее.

– Как знаешь. Он любит тебя. Не думаю, что он способен причинить тебе вред. Да разве кто-нибудь когда-нибудь пытался причинить тебе вред?

– Шутишь? – горько спросил я, но потом лишь пожал плечами. – Нет, думаю, теперь уже никто не пытается.

– Все на тебя равняются… – сказала она.

– Вот и Бенджи то же самое говорит! – пробормотал я. – А вот и нечего им на меня равняться. Может, я все и начал, но прах меня разбери, если я в силах это закончить.

Она ничего не ответила.

Внезапно Дэвид вскочил на ноги, подошел к ней и обнял. Они постояли несколько секунд, прижавшись друг к другу, а потом он вместе с нею подошел к двери.

Я знал: при ее-то древности крови она не уступает мне в умении пользоваться Облачным Даром. Она ушла из отеля по крышам – так быстро, что фактически стала невидимой.

Дэвид закрыл за ней дверь.

– Пойду прогуляюсь, – сказал я внезапно охрипшим голосом и вдруг понял, что плачу. – Хочу посмотреть район старых рынков… и старую церковь. Я там не был с тех пор, как… Пойдешь со мной?

Мне вдруг захотелось сбежать, прямо сразу. Но я не сбежал.

Дэвид кивнул. Он понимал, чего я хочу: взглянуть на ту часть Парижа, где некогда располагалось древнее кладбище Невинных Мучеников – а в катакомбах под ним некогда устраивали суды Арман и Дети Сатаны. Там-то, лишившись своего Создателя, я с потрясением осознал, что в мире есть и другие такие, как я.

Дэвид обнял и поцеловал меня. Он снова стал тем Дэвидом, которого я так хорошо знал – пусть теперь и в новом теле. Его могучее сердце билось в такт с моим. Шелковистая свежая кожа слабо пахла тонкими мужскими духами. От прикосновения его пальцев к моей ладони меня бросило в дрожь. Кровь от Крови моей.

– И почему все кругом ждут, что я что-то исправлю? – посетовал я. – Ведь я же понятия не имею, что делать.

– В нашем мире ты – звезда, – отозвался он. – Ты сам того добивался. Помни об этом, когда снова захочешь сказать что-нибудь злое и грубое. Ты сам этого хотел.

Следующие несколько часов мы провели вместе.

Мы передвигались по крышам так быстро, что у молодняка внизу не было ни шанса проследить наш путь.

Миновав улицы Ле-Аля, мы прошли под темными сводами древнего собора Сен-Эсташ, стены которого расписаны Рубенсом. Мы отыскали на рю Сен-Дени маленький фонтан Невинных – памятку былых времен. Некогда он стоял у стены исчезнувшего ныне кладбища.

Все это преисполнило мое сердце счастья – и муки. На меня нахлынули воспоминания о давних битвах с Арманом и его сподвижниками, свято верившими, что мы все – слуги Дьявола. Сплошные предрассудки. Мерзость.

В конце концов самые упорные из вампиров-папарацци все же нашли нас и уже не отстали, хоть и не смели приближаться. Времени оставалось мало.

Боль, боль – одна только боль.

От старого Театра Вампиров не осталось и следа. Даже от места, где он когда-то стоял. Конечно, я знал это заранее, но все же должен был посетить те края, лично удостовериться, что гнусный древний мирок моей юности сгинул раз и навсегда.

Величественный особняк, построенный Арманом в девятнадцатом веке в окрестностях Сен-Жермен-де-Пре, был закрыт и находился под присмотром глупых смертных. Великолепные фрески, роскошные ковры, спрятанная под белыми чехлами антикварная мебель.

Арман заново отделал особняк на закате девятнадцатого века – для Луи, но не думаю, что Луи когда-либо чувствовал там себя дома. В «Интервью с вампиром» он о нем даже не упомянул. Серебряный век со всеми знаменитыми художниками, актерами и композиторами ничего не значил для Луи, несмотря на все его претензии на утонченность. Но нет, я не мог винить Луи за пренебрежение Парижем. Ведь здесь он потерял свою любимую Клодию – нашу любимую Клодию. Разве такое забудешь? И он ведь знал, что Арман был заводилой и главарем…

И все же… Париж… Ведь и я перенес здесь немало страданий. Но не из-за самого Парижа, о нет! Париж никогда не обманывал моих грез и ожиданий. Париж, мой вечный город, мой дом!

И Нотр-Дам, огромный великий собор, оставался все тем же Нотр-Дамом. Мы провели там несколько часов в прохладной тени и безопасности безбрежного леса колонн и арок, под которыми я бродил более двух веков назад, оплакивая свое преображение. В каком-то смысле я и сейчас все еще оплакивал его.

Негромко беседуя, мы с Дэвидом прошлись по тихим узким улочкам Иль-Сен-Луи. Молодняк тянулся за нами вслед, приотстав на пару кварталов, но приближаться не осмеливался. Величественное здание, в котором я привел свою мать, Габриэль, в ряды Детей Тьмы, все еще стояло на прежнем месте.

В какой-то момент я спросил Дэвида, как он познакомился с Фаридом.

– А я его специально искал, – ответил тот. – До меня долетало немало слухов и перешептываний о безумном вампире-ученом, его древнем ангеле-хранителе и их «жутких» опытах. Сам знаешь, типичные сплетни неудачников. Поэтому я отправился на Западное побережье и искал, покуда наконец не нашел.

Он описал мне новую станцию, где обосновались сейчас Фарид и Сет – безопасную и хорошо охраняемую базу в безлюдной калифорнийской пустыне за Палм-Спрингс. Они построили там себе идеальную экспериментальную площадку: изолированную и защищенную двумя рядами высоких стен с механическими воротами и несколькими подземными ходами на случай эвакуации. На станции имелась посадочная площадка для вертолетов и небольшая клиника для неизлечимо больных смертных. Однако настоящие исследования велись в тайных лабораториях, растянувшихся на несколько трехэтажных корпусов. База располагалась достаточно близко к еще нескольким больницам и медицинским институтам, так что деятельность Фарида и Сета не привлекала к себе особенного внимания, но все же достаточно далеко от человеческого жилья, что обеспечивало уединенность и большую территорию – то есть то, чего не мог им дать Лос-Анджелес.

Дэвиду там обрадовались. Приняли с распростертыми объятиями. Большего гостеприимства и вообразить было нельзя.

Дэвид представлял для Фарида совершенно особую загадку: как его разум и душа сумели так основательно угнездиться в новом теле, тогда как собственное его тело давно покоится в могиле в Англии?

Фарид провел с Дэвидом все мыслимые и немыслимые тесты, но не сумел обнаружить и следа иной «мыслительной деятельности», нежели та, что являлась плодом работы его мозга. Насколько он мог судить, Дэвид и в этом теле оставался самим собой. Связь между телом и личностью оказалась необычайно крепкой.

– Возможно, – предположил Фарид, – до того, как ты причастился Крови, ты мог бы покинуть это тело, стать некоей бесплотной сущностью, иными словами – духом, способным вселяться в другие, достаточно уязвимые тела. Не знаю. И не знаю, как проверить. Но теперь ты вампир, а у меня складывается впечатление, что именно Кровь прочнее всего связывает тебя с тем телом, в котором ты обитаешь.

Домыслы и догадки. Но Дэвид рад был услышать их.

Он тоже не сомневался, что Фарид с Сетом никогда не употребят свои познания и научные достижения против смертных.

– Но как насчет их подчиненных? – спросил я. – Когда я с ними познакомился, они уже причастили Крови немало врачей и ученых.

– Не волнуйся. Они вербуют и выбирают очень тщательно. Те вампиры-ученые, с которыми мне довелось сталкиваться – типичные гениальные идиоты, подвижники своего дела, всецело поглощенные трудом жизни. Никаких грандиозных планов и замыслов, только дай поисследовать нашу кровь под микроскопом.

– Ну так то ж и есть главный проект Фарида, верно? – улыбнулся я. – Изучать нашу кровь – Кровь, с большой буквы.

– Насколько я понимаю, дело довольно дохлое. Может, Священный Источник и физическое явление, но обнаружить его мы не в состоянии. Если он состоит из клеток, то клетки эти настолько малы, что не поддаются выявлению. Поэтому Фарид пытается выяснить характеристики Источника, а не строение.

Дэвид продолжал что-то объяснять, но это уже снова была сплошная поэзия науки – и я ее не воспринимал.

– Думаешь, они по-прежнему там, на том же месте?

– Не думаю, а знаю. Они перебрали множество прочих мест, но ни одно им не подходило.

Должно быть, как раз в то время, как я пытался их разыскать.

– Да, они там. Найдешь без труда. На самом деле они будут вне себя от счастья, если ты к ним заглянешь.

Ночь медленно катилась к рассвету. Папарацци разбежались по своим гробам и берлогам. Я сказал Дэвиду, что он может гостить у меня в отеле сколько пожелает, а самому мне скоро пора домой.

Но еще не сейчас. Мы брели по тенистым аллеям Тюильри, во мраке древесной сени.

– Я изголодался, – громко произнес я.

Дэвид немедленно предложил поохотиться.

– Нет, по твоей крови, – возразил я и толкнул его к стволу тонкого, но крепкого деревца.

– Ах ты, негодный паршивец, – вскипел Дэвид.

– О, презирай меня, презирай! – Я склонился над ним, запрокинул ему голову и поцеловал в шею, а потом медленно вонзил в него клыки, готовясь вкусить первые сияющие капли. Кажется, он успел еще выдохнуть «поосторожнее», но в горло мне уже хлынула струя теплой крови, и я больше ничего не видел, не слышал и не соображал.

Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы оторваться. Набрав полный рот крови, я держал ее, не глотая, так долго, что она словно бы впиталась сама собой. По пальцам рук и ног пробежали последние струйки тепла.

– А ты? – спросил я. Дэвид обмяк, привалившись к дереву, и, кажется, боролся с головокружением. Я хотел было обнять его.

– Убирайся, – прорычал он и стремительно зашагал прочь. – Запихни свое поганое droit du seigneur себе прямо в жадное сердце.

Однако когда я догнал его и обхватил за плечи, он не воспротивился. Мы так и шли дальше, в обнимку.

– Ах, что за мысль, – заметил я, целуя его, хотя он смотрел прямо перед собой, не обращая на меня внимания. – Стань я королем Вампиров, я бы издал указ, что священное право каждого создателя – пить кровь его отпрысков, когда он только ни пожелает. А что, может, быть королем не так уж и плохо? Разве Мел Брукс не говорил: «Хорошо быть королем»?

– Заткнись, а? – В забавном утонченно британском голосе Дэвида зазвучала вдруг непривычная дерзость.

Кажется, я слышал в Париже и другие голоса. Кажется, что-то ощущал. Надо было мне обратить на это больше внимания, а не мчаться кавалерийским нахрапом вперед, отгораживая разум от молодых вампиров-папарацци.

Кажется, почти сразу после этого, когда мы проходили мимо древних катакомб, куда свалены кости со старинного кладбища Невинных Мучеников, я отчетливо различил далекий и печальный голос, голос очень древнего бессмертного. Он пел, смеялся и бормотал: «Ах, мальчик, с каким же великолепием ты скачешь прямиком по Пути Дьявола». Я узнал этот голос, этот тембр и интонации, эту певучую мелодичность. «Да еще с боевым топором под роскошным нарядом!»

Но я не внял этому голосу, затворил от него свой слух. Сейчас мне хотелось быть с Дэвидом и только с ним одним. Мы вернулись к Тюильри. Мне не хотелось ни осложнений, ни новых открытий. Я не был готов снова распахнуться навстречу окружающим тайнам, до которых так падок был прежде. Я не стал слушать странную рокочущую песнь. Даже не спросил, слышит ли ее Дэвид.

Под конец я сообщил Дэвиду, что намерен снова уйти в добровольное изгнание, что у меня нет выбора. Я заверил его, что никоим образом не стану пытаться «покончить со всем этим» – что я просто не готов еще встречаться с другими вампирами или всерьез задумываться над ужасными возможностями, что пугали Джесси. Мои слова привели Дэвида в ужас, он умолял меня не покидать его.

Но я настаивал. О да, у меня есть надежное убежище. Очень надежное. Не сомневайся, Дэвид. И да, конечно, я буду пользоваться для связи телефонной магией.

Я повернулся, чтобы уйти, но он вдруг вцепился в меня. Не успел я понять, что происходит, зубы его уже пронзили мне артерию, руки крепко обхватили поперек груди.

Он присосался к моей шее с такой силой, что я потерял сознание. Кажется, я успел еще обернуться и схватить его, сжать левой рукой его голову, попробовать оторвать его от себя – но на меня нахлынула череда видений, я не мог уже отличать грезы от яви, ухоженные тропинки и деревья Тюильри вдруг превратились в Сад Зла по всему миру. Я впал в божественное приятие, и сердце Дэвида билось вплотную к моему сердцу. Ни осторожности, ни сдержанности, что проявил я, когда пил его кровь.

Я пришел в себя на земле, привалившись спиной к стволу молодого каштана. Дэвид исчез. На смену мягкой благоуханной ночи пришел серый морозный рассвет.

Я отправился домой – в «тайное убежище», что расположено было лишь в минутах полета на крыльях ветра, чтобы там на досуге поразмыслить обо всем, что узнал от друзей. Все равно ни на что большее я сейчас был не способен.

Проснувшись следующим вечером, я заметил, что на костюме моем, даже на руках остался запах Дэвида.

Отринув желание отыскать его, я принялся заново овладевать наукой обращения с компьютером и в очередной раз завел себе новый ящик электронной почты на новом сервисе. А потом настрочил пространное послание Маарет, в котором спрашивал, нельзя ли мне навестить ее, где бы она сейчас ни находилась – а если нельзя, то согласна ли она общаться со мной хотя бы таким образом. Я сообщил ей, что понимаю: для нас все переменилось, и мольбы Бенджи о том, чтобы древние вампиры возглавили весь наш народ, отражают чаяния многих и многих вампиров. Но, признаться, сам я так и не понял, как на все это реагировать. Я спрашивал ее совета.

Ответное сообщение Маарет оказалось предельно кратким. Я не должен пытаться найти ее. Ни при каких обстоятельствах не должен к ней приближаться.

Само собой, я поинтересовался – почему?

Никакого ответа.

А через шесть месяцев телефон ее был отсоединен от сети. Электронный адрес оказался недействительным.

Со временем я снова забыл, как пользоваться компьютером. Правда, мой айфончик звонил много раз. Это был Дэвид. Мы разговаривали, но совсем понемногу, а потом я забыл зарядить чертово устройство. Дэвид рассказал мне, что отыскал Мариуса в Бразилии и отправляется туда, чтобы поговорить с ним. Сообщил, что Дэниел Моллой, компаньон Мариуса, пребывает в отличном настроении и согласен взять Дэвида с собой к Мариусу. Но больше я никаких вестей от него не получал.

Правду сказать, айфон я посеял. И, как оно всегда со мной и бывало, впредь созванивался со своими поверенными в Нью-Йорке и Париже по старомодному обычному городскому телефону.

Прошел год.

Я тогда обитал в отцовском замке в горах Оверни – так сказать, в тайном убежище у всех на виду, где никому и в голову не приходило меня искать. Замок был уже почти отстроен и отделан заново.

Тогда-то Голос снова обратился ко мне.

– Неужели ты не жаждешь покарать всех этих столичных юнцов? – вопросил он. – Жалких червяков, что изгнали тебя из Парижа, когда тебе в прошлый раз пришло в голову обосноваться там?

– Ах, Голос, ну где тебя черти носили? – спросил я. В тот момент я как раз сидел у себя за столом и чертил план новых пристроек к старому замку. – Уж не болел ли ты, часом?

– Почему ты не уничтожил их? – не унимался он. – И почему не отправишься туда прямо сейчас и не сотрешь их с лица земли?

– Не мой стиль, Голос. Слишком уж часто в прошлом я отнимал жизни и у людей, и у вампиров. Мне это больше не интересно.

– Они вытеснили тебя из твоего города!

– Ничего подобного. Ладно, Голос, пока. У меня дела.

– Я так и боялся, что ты изберешь эту линию поведения. Так и знал!

– Где ты, Голос? Кто ты? Почему мы всегда общаемся только вербально, да еще в самый неподходящий момент? Неужели мы так больше и не встретимся лицом к лицу?

Вот это была ошибка! Едва эти слова слетели с моих уст, как я заглянул в висящее над каминной полкой огромное зеркало восемнадцатого века – и, разумеется, он оказался там, совершенный мой двойник, вплоть до копны встрепанных волос и старой рубашки с широкими мешковатыми рукавами. Вот только теперь отражение не повторяло моих движений, а смотрело на меня в упор, словно бы из стеклянного ящика, где было заперто. От злости лицо Лестата исказилось, стало капризным, упрямым, почти детским.

Несколько мгновений я рассматривал изображение в зеркале, а затем пустил в ход все свое могущество, чтобы заставить его исчезнуть. Как же это было здорово! Ловко и хорошо. Я научился. Теперь я мог сделать это в любой момент. И хотя в голове моей все еще звучали басовитые раскаты, я заглушил их, потопил в звуках льющейся из моего компьютера музыки – то Сибель играла на пианино в Нью-Йорке.

Все дело в том, что он меня больше не интересовал. Я даже не снизошел до того, чтобы поблагодарить его за добрый совет. Ведь это он предложил мне вернуться сюда, домой, под своды замка, где я когда-то явился на свет. Домой, к безмолвию горных отрогов. Почему я не сказал ему спасибо? Не кто иной, как он, вложил мне в голову эту идею, привел меня назад – к прежним лесам и полям, к этой возвышенной сельской тишине, этому привычному сокровенному одиночеству, в котором мне было так хорошо и надежно.

Мне не было до него дела, не хотелось тратить на него слов.

Само собой, неплохо было бы сперва выяснить, кто он такой, а уж потом изгнать из своей головы на веки вечные. Но мы не всегда получаем то, что хотим.