Текст книги "Иисус: Возвращение из Египта"

Автор книги: Энн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

26

С Елеонской горы мы в последний раз окинули взглядом город Иерусалим.

Иосиф сказал мне то, что я уже знал: три раза в год мы будем ходить в Иерусалим и отмечать великие праздники и со временем я хорошо узнаю великий город.

Обратно до Назарета мы добрались быстро, потому что с нами не было всей семьи. И тем не менее мы не спешили и спокойно беседовали о красотах вокруг нас и о мелочах нашей повседневной жизни.

Когда мы перешли через горный хребет и увидели вдали нашу деревню, я сказал родителям, что никогда больше не оставлю их, как оставил в Иерусалиме, – то есть не предупредив. Я не пытался объяснить, что случилось. Я просто сказал, что больше им не надо волноваться: я никогда не уйду один от моей семьи.

Я видел, что мои слова их порадовали, однако они не очень хотели говорить о событиях последних дней. Они уже постарались спрятать эти воспоминания как можно глубже. И как только я замолчал, мама принялась говорить о каких-то простых вещах, касающихся хозяйства, а Иосиф слушал и кивал.

Я шел вместе с ними, но я был один.

Я думал о мамином рассказе – о словах Иосифа: что тьма пытается поглотить свет и что тьме это никогда не удается. Прекрасные слова, но это всего лишь слова.

Мысленным взором – без чувств, без слез, без дрожи – я видел человека, убитого в храме копьем, наблюдал, как истекает кровью жертвенный агнец, скорбел о неизвестных мне младенцах, убитых в Вифлееме. Я видел огонь в ночи, пожирающий небо над Иерихоном. Я снова и снова видел все это.

Когда мы вернулись домой, я присел отдохнуть.

Вошла Маленькая Саломея и остановилась рядом со мной. Я ничего не сказал ей, думая, что она поставит передо мной чашку супа или воды и уйдет, как всегда, такой занятой маленькой женщиной она стала.

Однако она продолжала стоять.

Наконец я поднял на нее глаза.

– Что? – спросил я.

Она опустилась на колени и приложила ладонь к моей щеке. Я смотрел на нее, и мне казалось, что она никогда не оставляла меня ради женских хлопот по хозяйству. Она всматривалась в мое лицо.

– Что с тобой, Иешуа? – тихо спросила она.

Я сглотнул. Я чувствовал, что мои слова будут слишком большими для меня, маленького мальчика, и все же я сказал:

– Просто я понял то, что каждый должен понять. Не знаю, как я раньше этого не видел.

Человек на камнях. Агнец. Дети. Я смотрел на Саломею.

– Скажи мне, – попросила она.

– Да! – шепотом произнес я. – Как я раньше этого не видел?

– Скажи мне, – повторила Саломея.

– Это так просто. Но пока сам не поймешь, никакие объяснения не помогут, кем бы ты ни был.

– Я хочу знать, – просила Саломея.

– Вот что я понял. Все, что рождено в этом мире, не важно как, не важно зачем, все рождено, чтобы умереть.

Она ничего не сказала.

Я поднялся и вышел на улицу. Уже темнело. Я направился за деревню, на склоны холма, где трава была мягкой и нетронутой. Там, рядом с рощицей, было мое любимое место, где мне нравилось отдыхать.

Я нашел в небе несколько первых звездочек, пробивающихся сквозь сумерки.

Рожден умереть, повторил я про себя. Да. А иначе зачем я появился на свет от женщины? Зачем мне плоть и кровь, если я не должен умереть? Больно, нет, мне не вынести такую боль. Я вернусь домой в слезах, если не перестану думать об этом, но этого больше не должно случиться. Больше никогда.

Когда же ангелы придут ко мне, излучая такой яркий свет, что я не буду бояться? Когда ангелы наполнят небеса пением и позволят мне увидеть себя? Когда ангелы поселятся в моих снах?

Внезапно на меня снизошел покой – как раз когда я думал, что сердце мое взорвется.

Ответ пришел как будто от самой земли, от звезд, от мягкой травы, от деревьев неподалеку, от приглушенных вечерних звуков.

Я послан сюда не для того, чтобы искать ангелов! Не для того, чтобы видеть их во снах или слушать их пение. Я послан сюда, чтобы жить. Дышать, потеть, испытывать жажду и иногда плакать.

И все, что случилось со мной, и большое, и маленькое, произошло для того, чтобы я учился. В бесконечном уме Господа есть для этого место, а я должен искать во всем урок, как бы трудно мне ни приходилось.

Я чуть не рассмеялся.

Это было так просто, так прекрасно. Если бы я только удержал в себе это понимание, этот момент – не забыл бы в череде дней, не забыл никогда, что бы ни выпало на мою долю.

О да, я вырасту, и настанет время, когда я покину Назарет, несомненно. Я выйду в мир и сделаю то, что мне предназначено. Да. А пока? А пока мне все стало ясно. Мой страх ушел.

Мне казалось, что само мироздание держит меня на ладони. Как мне могло казаться, что я один? Я в объятиях земли, в объятиях тех, кто любит меня вне зависимости от того, что они думают или понимают, я в объятиях звезд.

– Отец, – сказал я, – я дитя Твое.

Послесловие автора

В основе каждого романа, написанного мной с 1974 года, лежит историческое исследование. Я горжусь тем, что, сколько бы элементов сверхъестественного ни включало в себя повествование, сколь фантастическими ни были бы мои персонажи и сюжеты, декорации, в которых разворачивается действие, всегда исторически точны. С годами читатели признали и оценили эту характерную черту моих произведений. Если роман описывает Венецию восемнадцатого века, то можете быть уверены: все детали, упомянутые мною в романе, будь то опера, наряд, обстановка, звание, – все соответствует действительности.

Мои исторические изыскания, начавшиеся с девятнадцатого века и давшие почву двум первым романам, помимо моей воли постепенно продвигались все дальше в глубь веков, к началу нашей эры, где я надеялась отыскать ответы на фундаментальные вопросы, которые волновали меня все сильнее и в конце концов превратились буквально в наваждение.

В самой сердцевине этого наваждения была фигура Иисуса Христа, а в более широком смысле – зарождение христианства и падение античного мира. Мне отчаянно хотелось узнать, что же случилось в первом веке и почему люди так мало об этом говорят.

Прошу вас учесть, что у меня за спиной старомодное, строгое католическое детство в ирландском приходе посреди Америки сороковых и пятидесятых годов. Такой приход сейчас назвали бы католическим гетто. Мы ежедневно посещали мессу и причащались в огромной великолепной церкви, построенной нашими предками, причем некоторые из них принимали в строительстве непосредственное участие. Школьное обучение было раздельным – мальчики и девочки учились в отдельных классах. Мы изучали катехизис, Библию и жития святых. Мозаичные окна, служба на латыни, подробные ответы на сложные вопросы о добре и зле – все это навсегда отпечаталось в моей душе, а также множество сведений из истории церкви, представленной нам в форме длинной череды событий, ведущих к победе над ересью и реформацией, кульминацией которых стало восхождение Пия XII на папский престол.

Я вышла из этой церкви в возрасте восемнадцати лет, потому что перестала верить, будто она была «единственно истинной Церковью Христа, дающей спасение души своим верным чадам». Утрата веры не была вызвана каким-то конкретным событием в моей жизни. Это произошло в студенческом городке, где я испытывала, во-первых, сильное сексуальное давление, а во-вторых, давление внешнего, некатолического мира. Меня окружало множество хороших людей, и они читали книги, которые мне читать строго запрещалось. А я очень хотела почитать Кьеркегора, Сартра и Камю. И я хотела понять, как так получается, что явно неплохие люди не верят в организованную религию, но при этом горячо желают вести себя правильно и наполнить свою жизнь смыслом. Консервативный католик, каким я в то время являлась, не имел возможности выяснить это. И я порвала с церковью. И с верой в Бога.

Двумя годами позже я вышла замуж за страстного атеиста Стэна Райса, который не только не был верующим, но и был преисполнен убеждения в том, что Бога не существует. Это был один из самых достойных и увлеченных наукой людей, которых я знала. И для него, и для меня жизнь состояла в писательском творчестве.

В 1974 году вышло в свет мое первое произведение. В том романе нашли отражение снедавшие меня печать и чувство вины оттого, что я отказалась от Бога и спасения, то есть отказалась от источника света и потерялась в темном мире. Действие разворачивалось в девятнадцатом веке, то есть в контексте, который я в свое время плотно изучала, стараясь побольше узнать о Новом Орлеане – городе, где я родилась, но больше не жила.

После этого я написала не один роман, не подозревая, что все они были этапами в моих поисках смысла в мире без Бога. Как я уже упоминала, я двигалась по истории обратно, отвечая на встающие передо мной вопросы об исторических событиях – почему происходила та или иная революция, почему королева Елизавета Первая была такой, какой она была, кто в действительности является автором пьес Шекспира (об этом я не писала), что такое итальянское Возрождение и на что была похожа Черная смерть – чума, поразившая Европу в середине четырнадцатого века.

В девяностых годах я вновь поселилась в Новом Орлеане, оказавшись в окружении людей, которые ходили в церковь и верили в Бога. Это были довольно покладистые католики с развитым мировоззрением. Общение с ними, несомненно, оказало на меня определенное влияние.

И тогда же я вновь окунулась в исследовательскую работу, потому что меня заинтересовала история Древнего Рима. Я задумала написать книгу о римлянах. Кто знает, вдруг в одном из пыльных томов я обнаружу то, что хотела узнать всю жизнь, а именно ответ на вопрос: почему христианство «случилось»? Почему Рим пал?

Для меня этот вопрос всегда был самым главным. Только ответив на него, мы сможем до конца понять, кто мы сегодняшние.

Помню, как в шестидесятых годах меня пригласили в один очень приятный дом в Сан-Франциско на прием в честь известного поэта. Среди присутствующих был ученый из Европы, В какой-то момент мы с ним оказались рядом, и я спросила:

– Почему пал Рим?

Его объяснения заняли два часа. Я не могла воспринять все, что он мне говорил, но никогда не забуду сведения, почерпнутые из той беседы, – какое количество зерна нужно было доставлять в Рим из Египта, сколько земель вокруг города занимали виллы, сколько людей жило за счет подачек богачей.

То был замечательный вечер, однако ощущения, что наконец-то мне стало все ясно, тогда не возникло.

В детстве мне пришлось изучать историю католической церкви, и, хотя уроки эти были вырваны из контекста и зерна знаний падали на неподготовленную почву, представление о нашем культурном наследии я тем не менее получила. Взрослея, я не могла не задаться вопросом, почему и при каких обстоятельствах происходили те или иные исторические события.

Однажды, будучи ребенком десяти-одиннадцати лет, я лежала на маминой кровати и читала – или пыталась читать – одну из ее книг. Меня поразила фраза о том, что протестантская Реформация разделила культуру Европы надвое. Она показалась мне абсурдной, и я спросила маму, правда ли это. Она ответила, что да, это правда. Я не забыла ее слов и всю свою жизнь старалась понять, что они означали.

В 1993 году я углубилась в тот период и, разумеется, не остановилась на нем, а пошла еще дальше, в историю Шумера и Вавилона, всего Среднего Востока, затем вернулась к Египту, который изучала в колледже. Мне пришлось много поработать. Я читала специализированные археологические тексты как детективы, выискивая закономерности. Меня захватила история Гильгамеша, я размышляла над малоизвестными деталями, например орудиями каменщиков, которые держали в руках античные цари (точнее, их статуи).

Под впечатлением этих изысканий я написала тогда два романа, но одно событие не нашло в них отражения. Дело в том, что я столкнулась с загадкой, у которой не было ответа. Она была столь невероятна, что мои попытки разгадать ее выглядели абсолютно безнадежными, и мне пришлось бросить их. А загадка вот какая: как выжили евреи?

Сидя на полу своего кабинета, окруженная книгами о Шумере, Египте, Риме и трудами скептиков, посвященных Иисусу, я не могла понять, как этот великий народ смог вынести выпавшие на его долю испытания.

Именно эта загадка возвратила меня к Богу. Именно она зародила во мне мысль, что, может быть, Бог действительно существует, после чего у меня возникло и постепенно стало непреодолимым желание вновь сесть за пиршественный стол. В 1998 году я так и сделала, вернувшись в лоно католической церкви.

Но даже тогда тема Иисуса Христа и христианства не перестала волновать меня. Зачарованная, я читала и перечитывала Библию, изумляясь ее многосторонности, поэтичности, поразительным портретам женщин, вкраплениями причудливых, порой жестоких и кровавых подробностей. Во время нередких приступов депрессии я просила, чтобы кто-нибудь почитал мне Библию вслух. Особое удовольствие мне доставляли литературные переводы Нового Завета, в частности замечательно точный и красивый перевод Ричмонда Латтимора. В его обработке знакомый текст открывается нам по-новому.

В 2002 году я отложила все другие дела и сконцентрировалась исключительно на вопросах, что не давали мне покоя столько лет. Окончательное решение было принято в июле того же года. К тому времени я читала Библию постоянно, цитируя отдельные отрывки вслух своей сестре, корпела над Ветхим Заветом и наконец осознала, что пришло время полностью отдаться этой проблеме: попытаться понять Иисуса и то, как возникло христианство.

Долгие годы во мне зрела мечта описать жизнь Иисуса Христа – и вот я почувствовала, что готова. Готова рискнуть своей карьерой. Писать мне хотелось от первого лица. Остальное не имело значения.

Книгу я собиралась посвятить Христу. Посвятить Христу всю себя и свой труд. Правда, как именно это сделать, я себе не представляла. Тогда я еще не знала, каков будет мой главный герой – Иисус Христос.

Разумеется, я уже была знакома со всеми популярными теориями об Иисусе – и то, что якобы значимость его личности была искусственно раздута, и что Евангелия написаны гораздо позднее, чем принято считать, и что на самом деле об Иисусе мы ничего не знаем, и что насилие и раздоры сопутствовали продвижению христианства с первых дней. Я приобретала все книги, которые хотя бы косвенно имели отношение к волнующей меня теме, так что постепенно в моем кабинете не осталось места ни для чего другого.

Однако глубокое и планомерное исследование началось в июле 2002 года.

В августе я переехала в свою квартиру на побережье, рассчитывая спокойно поработать. Какая наивность! Я и понятия не имела, что вторгаюсь в область, где ничто не установлено бесспорно – говорим ли мы о размере Назарета, о благосостоянии семьи Иисуса, об отношении галилеян к евреям в целом, о том, почему казнили Иисуса или почему его последователи понесли его слово в мир.

Что касается границ этой области, то они практически отсутствуют. Изучению Нового Завета посвящено огромное количество трудов, начиная с книг скептиков, которые пытаются развенчать значение Иисуса для богословия или для церкви, до произведений, авторы которых на каждый аргумент скептиков приводят контраргументы со ссылками длиной на полстраницы. В конце каждой книги – огромная библиография. От яростных споров кружилась голова.

А первичный источник сведений по первому веку сам является предметом длительных разногласий. Кто-то называет Евангелия первичным источником, кто-то – вторичным, а труды Иосифа Флавия[2]2
  Иосиф Флавий (37 н. э. – после 100 н. э.) – древнееврейский историк.


[Закрыть] и Филона Александрийского[3]3
  Филон Александрийский (ок. 25 до н. э. – ок. 50 н. э.) – иудейско-эллинистический религиозный философ. Соединял иудаизм с греческой философией.


[Закрыть] подвергались тщательному изучению на предмет их ценности и правдивости.

Столь же неоднозначны были мнения относительно Мишны, Тосефты и Талмудов[4]4
  Мишна, Тосефта, Талмуд Иерусалимский, Талмуд Вавилонский – священные книги иудаизма.


[Закрыть]. Можно ли доверять их описаниям первого века? Действительно ли речь в них идет об Иисусе? А если нет, то имеет ли это значение, ведь в них не упомянут и царь Ирод, построивший храм?

О, сколько же литературы мне предстояло перечитать!

Позвольте мне вернуться на несколько лет назад. В 1999 году я получила от моего издателя и наставника посылку с экземпляром книги Паулы Фредриксен «Иисус из Назарета, царь евреев». Больше всего меня поразила та часть книги, в которой Фредриксен реконструирует среду еврейской общины Назарета, в которой мог бы жить юный Иисус, и где описывается возможное посещение мальчиком Иерусалимского храма вместе с семьей, чтобы отпраздновать еврейскую пасху – Песах. Фредриксен уверена в том, что Иисус был евреем и что необходимо учитывать это, когда пишешь или говоришь о нем.

И вот шестью годами позже я написала книгу, очевидно под впечатлением от описанной Фредриксен сцены. Мне остается лишь поблагодарить Паулу и признать ее влияние.

Разумеется, моя вера – полная противоположность убеждениям Фредриксен, как видно из моей книги «Господь наш Христос». Но именно эта писательница подтолкнула меня в нужном направлении, только с ее помощью я осознала, что Иисуса надо исследовать как еврея. Вот тогда-то и началась серьезная работа.

Но возвратимся в 2002 год. Только я приступила к книге, как пришло известие от моего мужа: у него обнаружили первые симптомы опухоли головного мозга, от которой он скончается четыре месяца спустя.

Мы были женаты сорок один год. После моего возвращения в лоно католической церкви он согласился обвенчаться со мной в великолепной старой церкви, которую я посещала в детстве; роль священника взял на себя мой двоюродный брат. Это венчание я считаю величайшим подарком со стороны столь ярого атеиста, каким был мой муж. Он поступил так из любви ко мне. Сорок один год он был моим мужем. А потом его не стало.

Не знаю, так ли это, но иногда мне кажется, что мое увлечение книгой о Христе было дано мне, чтобы я смогла пережить трагедию. Зато я твердо знаю, что в последние недели жизни муж, когда был в сознании, становился святым. Он любил всех, кто окружал его, и понимал людей, которых не понимал раньше. Он хотел одарить каждого, кто помогал ему в его болезни. А до этого, уже будучи наполовину парализованным, он сумел создать три удивительных полотна, не могу не упомянуть об этом. Период любви и понимания закончился медленным впадением в кому, и затем он ушел.

После себя он оставил более трех сотен картин, написанных за пятнадцать лет, множество поэтических сборников, изданных примерно в тот же период, а также тысячи неопубликованных стихотворений. Его мемориальная галерея вскоре переедет из Нового Орлеана на его родину – в Даллас, штат Техас.

Я работала над книгой на протяжении всей болезни мужа, вплоть до его смерти. Мои книги всегда помогали мне в трудные времена. Я рассказывала мужу о том, над чем работаю. Его восхищал мой замысел, он горячо одобрял его.

С декабря 2002 года, когда умер Стэн, и до 2005 года я изучала все, что относилось к периоду, описываемому в Новом Завете, и продолжала читать, днем и ночью. Огромное количество работ скептиков и критиков веры, ожесточенная полемика и первоисточники, в основном труды Филона и Иосифа Флавия, – это лишь часть прочитанного мною.

Начала я со скептиков – тех, кто развивал идеи мыслителей Просвещения, сомневающихся в истинности Нового Завета. Я ожидала найти в их трудах сильные аргументы, неопровержимые доказательства того, что христианство по сути своей – некий обман. Я боялась, что мне придется разделить свой ум на две части: в одной будет вера, в другой – истина. И что мне тогда писать о моем Иисусе? Я понятия не имела. Однако вариантов предлагалось множество: он был либералом, женатым человеком, многодетным отцом, гомосексуалистом… Кем только он не был! Но прежде чем написать хоть слово, я должна была тщательным образом изучить все доступные мне материалы.

Все эти критики веры были так самоуверенны. Они строили свои книги на неких допущениях, не доказывая и даже не объясняя эти допущения. Разве они могут быть ошибочными? Еврейские ученые обосновывали свою точку зрения так обстоятельно: само собой, Иисус был евреем или хасидом, и за это его распяли. Вот и все.

Я читала, и читала, и читала. Иногда мне казалось, что я двигаюсь по долине, сокрытой тенью Смерти, но я продолжала, готовая рискнуть всем. Я должна была узнать, кто такой Иисус, – то есть, если хоть кто-то в мире это знал, мне необходимо докопаться, что именно знал этот человек.

Да, я не умею читать ни на одном из древних языков, но, будучи ученым, я в силах проследить за логикой доказательства; я могу свериться со ссылками и библиографией; я могу отыскать перевод библейского текста на английский язык. И не один перевод, а все существующие! Я приобрела их все, от Уиклифа[5]5
  Джон Уиклиф (ок. 1320–1384) – английский ученый и священник, осуществивший первый полный рукописный перевод Библии на английский язык.


[Закрыть] до Ламсы[6]6
  Джордж М. Ламса (1892–1975) – редактор и переводчик Священного Писания с арамейского языка, известного как Пешитта.


[Закрыть], включая Новую Оксфордскую аннотированную Библию и старую Библию короля Джеймса, обожаемую мной. У меня есть и старый католический перевод, и всевозможные литературные переводы, а также редко упоминаемые в научных трудах переводы Барнстоуна и Шонфилда. Все эти переводы я приобретала в надежде на то, что они прольют свет на какую-нибудь непонятную строчку.

Постепенно мне становилось ясно, что большинству из утверждений скептиков – таких, например, будто правдивость Евангелий не вызывает доверия или будто написаны они были слишком поздно, чтобы считаться свидетельством очевидцев, – не хватает последовательности. Их доказательства нелогичны. Аргументы относительно самого Иисуса полны предположений и догадок. Некоторые книги являли собой нагромождения допущений и более ничего. Абсурдные заключения выводились на основании одного-двух фактов или вовсе из пустоты.

В итоге вся теория о небожественной природе Иисуса, который случайно забрел в Иерусалим, где его по какой-то причине распяли, и который не имел ничего общего с рождением христианства и пришел бы в ужас, услышав о такой вере, – вся эта теория, широко распространенная в либеральных кругах и часто слышанная мною на протяжении тридцати лет моего атеизма, обернулась мыльным пузырем. Ни одна из прочитанных мною книг не сумела убедительно доказать ее; более того, некоторые из этих работ оказались худшими и самыми тенденциозными из всех, что мне довелось видеть.

Скептические исследования, с которыми я знакомилась в тот период, оказались неубедительными. Все, в чем преуспели их авторы, это нарезка, реконструкция и превратное истолкование Евангелий, которые после таких операций теряли свою глубину и силу. Но, разумеется, если рассматривать Евангелия как собрание различных документов или как записи более поздних «общин», они лишаются всякого значения.

Меня не убедили и рискованные постулаты тех, кто называл себя детьми Просвещения. Более того, я заметила одну очень важную деталь. Многие из таких теоретиков, очевидно, посвятивших свою жизнь изучению Нового Завета, не любили Иисуса Христа. Кто-то насмехался над ним, кто-то откровенно презирал. Эта их позиция проступает между строк, ее буквально ощущаешь при чтении текстов.

Я никогда не сталкивалась с подобным явлением ни в какой другой области исследований, по крайней мере не в такой степени. Меня это озадачило.

Люди, занимающиеся изучением правления Елизаветы Первой, не приступают к работе с единственным стремлением доказать, что Елизавета была дурой. Они не испытывают к ней личной неприязни. Они не подшучивают над ней при любом удобном случае и не тратят годы на то, чтобы разобрать ее репутацию по косточкам. Их подход к этой исторической личности будет иным: объективным. И к лицам, окружавшим Елизавету, они не будут относиться с огульной неприязнью или презрением. Если же некий исторический персонаж вызывает исключительно отрицательные эмоции, то он обычно и не является центром исследований. Порою ученому приходится изучать злодеев, но в конечном результате он приводит доказательства их положительных качеств, или их важной роли в истории, или смягчающих обстоятельств и влияния окружения. Но в общем и целом исследователи не проводят жизнь в окружении исторических личностей, которых они открыто недолюбливают.

А вот среди специалистов по Новому Завету есть такие, которые ненавидят и презирают Иисуса Христа. Конечно, мы все понимаем, сколь полезно свободомыслие в академической среде. Мы получаем пользу от огромного объема исследований библейских первоисточников и ценим их работу. Я не требую введения цензуры. Но, может быть, авторам неплохо было бы с большим вниманием относиться к чувствам будущих читателей их трудов. Может быть, им следует проявлять большую осторожность, когда дело доходит до обобщений. То, что на первый взгляд кажется твердой почвой, иногда не более чем иллюзия.

И еще один момент вызвал у меня недоумение.

Все скептически настроенные исследователи настаивали, что Евангелия были написаны позднее, что пророчества, содержащиеся в них, относятся к периоду, следующему за падением Иерусалима. Но чем больше я читала о падении Иерусалима, тем больше озадачивалась.

Падение Иерусалима было настоящей катастрофой, сопровождавшейся разорительной войной, которая в Палестине не прекращалась долгие годы, а за ней последовали восстания и гонения, карательные законы. Когда я читала об этом у С. Дж. Ф. Брэндона[7]7
  С. Дж. Ф. Брэндон – английский профессор сравнительной религии, автор нескольких книг и монографий об Иисусе Христе.


[Закрыть] и у Иосифа Флавия, меня поразили описания этого ужасного события, в ходе которого был навсегда разрушен величайший храм античного мира.

Раньше мне не приходилось так тщательно исследовать тот период, я еще не пыталась понять его. Но теперь, тщательно изучив имеющиеся у нас свидетельства, я сочла абсолютно невероятным то, что авторы Евангелий могли не включить разрушение храма в свои писания, как предполагают их критики.

В этом не было и нет никакого смысла.

Авторы Евангелий принадлежали к иудеохристианскому культу. Вот чем тогда было христианство. И иудаизм по сути своей имел непосредственное отношение к исходу из Египта и к исходу из Вавилона. А до исхода из Вавилона было падение Иерусалима, после чего евреи оказались в Вавилоне. Как раз тогда и разразилась та чудовищная война. Могли ли христианские авторы не писать о ней, будучи ее свидетелями? Разумеется, не могли. Разве не увидели бы они в падении Иерусалима отголоски Вавилонского плена? Разумеется, увидели бы. Они ведь писали и для евреев, и для неевреев.

Скептики же просто отбрасывают подобные рассуждения и утверждают, что Евангелия относятся к более позднему периоду, основываясь лишь на евангельских пророчествах. Совсем неубедительно, по-моему.

Прежде чем я закрою вопрос еврейской войны и падения храма, позвольте мне сделать одно предположение. Когда ученые-библеисты начнут рассматривать эту войну серьезно; когда они начнут по-настоящему изучать, что случилось в годы страшной осады Иерусалима, разрушения храма и волнений, которые продолжались в Палестине вплоть до восстания под предводительством Симона бар Кохбы; когда они сосредоточатся на преследовании христиан евреями в Палестине, на гражданской войне в Риме в шестидесятых годах, которую Кеннет Л. Джентри так хорошо описал в своей работе «До того, как пал Иерусалим», а также на преследовании еврейской диаспоры в тот же период – то есть когда все события той темной эпохи окажутся на свету изучения, вот тогда библеистика изменится коренным образом.

Пока же ученые либо игнорируют, либо небрежно обращаются с фактами того периода. Некоторые просто считают их недоразумением двухтысячелетней давности, чего я, честно говоря, понять не могу.

Зато я убеждена, что ключом к пониманию Евангелий является тезис, что все они были написаны до того, как произошли упомянутые события. Вот почему они сохранились, хотя, несомненно, они противоречат друг другу. Они к нам пришли из времени, которое для поздних христиан было безнадежно потеряно.

Продолжая свои исследования, я обнаружила работу, весьма отличавшуюся от трудов скептиков, а именно книгу Джона А. Т. Робинсона[8]8
  Джон А. Т. Робинсон (1919–1983) – британский священник и ученый, епископ англиканской церкви, автор многих книг.


[Закрыть] «Приоритет Иоанна». Автор серьезно отнесся к словам Евангелий, и, читая данный труд, я как будто воочию видела, что происходило с Иисусом в тексте Иоанна.

Это стало поворотным моментом. Я смогла «войти» в четвертое Евангелие и увидеть, что Иисус живет и двигается. И в конце концов я смогла воспринять уникальную целостность каждого Евангелия, их индивидуальность – неизбежную метку единоличного авторства.

Разумеется, Джон А. Т. Робинсон гораздо лучше меня доказывает верность более ранней датировки Евангелий. Он с блеском сделал это в 1975 году и позднее в книге «Читая Новый Завет» призвал к ответу либеральных ученых за их допущения, но то, что он сказал тогда, и поныне не утратило своей актуальности и справедливости.

После Робинсона я сделала для себя множество открытий, среди которых – Ричард Бокхэм, который в своей книге «Евангелия для всех христиан» убедительно опровергает мнение, что Евангелия созданы изолированными сообществами, и показывает очевидное – то, что они писались для того, чтобы передаваться из рук в руки и читаться всеми.

Работа Мартина Хенгеля[9]9
  Мартин Хенгель (р. 1926) – немецкий протестантский библеист, богослов и историк.


[Закрыть] легко справляется с беспочвенными допущениями; достижения этого автора значительны, я продолжаю изучать его.

Невозможно переоценить труд Джакоба Нейснера. Его переводы Мишны и Тосефты чрезвычайно нужны, а его эссе блестящи. Это гигант. Из еврейских авторов безусловно стоит почитать Гезу Вермеса и Давида Флуссера[10]10
  Давид Флуссер (1917–1999) – профессор Еврейского университета в Иерусалиме, автор книги «Иисус».


[Закрыть]. Давид Флуссер привлек мое внимание к таким моментам в Евангелии от Луки, которых я раньше не замечала.

Среди книг, которые рассматривают вопрос освещения истории Иисуса в литературе и которые мне показались полезными, хотелось бы назвать отличный обзор Шарлотты Аллен под названием «Человеческий Иисус». В нем анализируется, как более ранние изыскания исторической подоплеки существования Иисуса повлияли на кинематографический образ Иисуса и его образ в художественной литературе. Работа Люка Тимоти Джонсона оказала мне неоценимую помощь, а также труды Рэймонда И. Брауна и Джона П. Майера. Крайне полезна оказалась книга Шона Фрейна о Галилее, как и труд Эрика М. Майерса.

Позвольте мне также упомянуть книгу Ларри Хуртадо «Господь Иисус Христос», книгу Крэга Л. Бломберга «Историческая достоверность Евангелия от Иоанна» и книгу Крэга С. Кинера, которую я только начала читать. И я искренне восхищаюсь Кеннетом Л. Джентри-младшим.

Роджер Аус всегда умеет научить меня чему-нибудь новому, хотя с его выводами я совершенно не согласна. Работа Мэри С. Томпсон – просто замечательна.

Хочу порекомендовать также работы Роберта Альтера и Фрэнка Кермоуда, где они рассматривают Библию как литературное произведение, и «Мимесис» Эриха Ауэрбаха[11]11
  Эрих Ауэрбах (1892–1957) – немецкий филолог и культуролог, специалист по романским языкам и литературе.


[Закрыть]. В целом интересны были для меня труды Эллис Ривкин, Ли А. Левина, Мартина Гудмана, Клода Тремонтана, Джонатана Рида, Брюса Дж. Малины, Кеннета Бэйли, Д. Муди Смита, Д. А. Карсона, Леона Морриса, Р. Алана Калпеппера и великого Иоахима Иеремиаса[12]12
  Иоахим Иеремиас (1900–1979) – немецкий протестантский библеист и экзегет.


[Закрыть]. Особая благодарность сайту BibleGateway.com.

Я находила что-то новое для себя в каждой книге, которую читала.