Текст книги "Покойник с площади Бедфорд"
Автор книги: Энн Перри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Телман шел строго на восток по Хай-Холборн, а затем резко повернул на север и направился вверх по Саутгемптон-роу в сторону Теобальдз-роуд. Он наведет еще справки.
Но ему так и не удалось узнать ничего, что прояснило бы ситуацию. Местный комик, который распевал куплеты на темы последних новостей и слухов, сочинил о смерти Коула пошлые вирши. Сэмюэль хорошо заплатил ему и выяснил, что Альберт был обычным человеком, выпивохой, который, тем не менее, удачно торговал шнурками и которого любили в округе. Его уважали за странную, часто необъяснимую доброту – чашка горячего супа для цветочницы, бесплатные шнурки для старика, и все это с шутками и улыбкой…
Констебль в местном полицейском участке, который видел портрет Коула в газете, опознал его как местного воришку с очень неуживчивым характером, который обретался где-то в районе Шордича, на востоке, в то время, когда констебль служил в том районе. У этого мужика, рассказал полицейский, была странная проплешина на левой брови – наверное, детская травма. Он был очень жестоким и подверженным необъяснимым приступам ярости. Обделывал какие-то темные делишки с одним из скупщиков краденого в Шордиче и Клеркенуэлле. Причем с этим своим партнером он постоянно ссорился и ругался.
Местная проститутка сказала, что Альберт был веселым и экстравагантным, и ей жаль, что он умер.
К тому времени, когда Телман закончил свои дела в Хай-Холборне и на Линкольнз-Инн-филдз, было уже поздно идти в участок на Боу-стрит. Однако противоречия в описаниях Альберта Коула были настолько серьезными, что о них требовалось немедленно доложить суперинтенданту Питту.
Несколько минут инспектор размышлял над этой перспективой. Было еще светло, но время уже подходило к восьми вечера. Бутерброд, съеденный в «Быке и Воротах», давно переварился, Сэмюэль устал, и ему снова хотелось есть. Ноги горели. И чашка горячего свежего чая и возможность посидеть неподвижно полчаса-час восстановили бы его силы…
Но служба превыше всего.
Он пойдет и все доложит на Кеппель-стрит. Вот как надо поступить. А добраться туда он легко может минут за двадцать.
Но когда инспектор с горящими и ноющими ногами добрался наконец до Кеппель-стрит, оказалось, что ни мистера Питта, ни его жены не было дома. Дверь ему открыла Грейси, которая в своем накрахмаленном переднике выглядела очень официально.
Полицейский был смущен.
– Простите… – произнес он, стоя на ступеньках дома; сердце его стучало как бешеное. – Очень жаль, потому что мне правда необходимо все рассказать мистеру Питту.
– Ежели это так важно, зайдите, – ответила мисс Фиппс, шире открывая дверь и освобождая ему проход. Девушка смотрела на него со смесью удовлетворения и вызова. Ей действительно хотелось узнать об Альберте Коуле как можно больше.
– Спасибо вам, – неловко поблагодарил Телман и прошел за ней по длинному коридору на кухню. Там стоял все тот же приятный запах – отскобленных досок, чистого белья и пара.
– Што ж, садитесь тогда, – приказала горничная. – Я ничего не смогу делать, ежели вы будете стоять столбом посредине. Мне шо, вокруг вас скакать прикажете?
Инспектор молча повиновался. Во рту у него было сухо, как на тротуарах, по которым он ходил сегодня весь день. Грейси критически осмотрела его – от густых волос, зачесанных назад, до пыльных ботинок.
– Выглядите как загнанная лошадь, точно. Думаю, шо вы давно ничо не кушали. У меня есть неплохая холодная баранина, картофельное пюре и зелень. Хотите, сделаю жаркое, а? – Она не стала ждать его ответа, а наклонилась и достала из ящика сковороду с длинной ручкой и поставила ее на плиту, машинально водрузив туда же и чайник.
– Ну, если вам не трудно… – ответил полицейский, глубоко вдыхая запахи кухни.
– Конешно, не трудно, шо уж там, – ответила девушка, даже не посмотрев на него. – Ну, и шо же такого важного вы хотели рассказать? Вы шо, чегой-то нашли?
– Чегой-то нашел, – передразнил ее Телман. – Я изучал жизнь Альберта Коула. Загадочная личность, доложу я вам.
Он откинулся на стуле и сложил руки на груди, устраиваясь поудобнее. Грейси же быстро двигалась по кухне. Она отрезала луковицу от связки, висевшей возле двери в чулан, и положила ее на разделочную доску. Затем, растопив на сковороде кусок сала, Фиппс быстрыми и точными движениями стала нарезать луковицу на маленькие кубики и бросать их в скворчащий жир. И запах, и звуки от всего этого были восхитительными. Приятно было наблюдать за женщиной, хлопочущей по хозяйству.
– И в чем же загвоздка? – спросила служанка. – В том, хто его прибил или за шо, или почему его бросили там, где бросили, на ступеньках хенерала?
– В том, что он был хорошим солдатом, который воевал за Королеву и страну в штурмовом полку, а потом его ранили, и он вернулся домой, и днем продавал шнурки на улице, – ответил Телман. – А по ночам превращался в опасного вора, который залез не в тот дом на Бедфорд-сквер.
Грейси резко повернулась и уставилась на Сэмюэля.
– Так вы усё раскрыли? – спросила она, широко раскрыв глаза.
– Нет, ну конечно, еще нет, – ответил ее гость довольно резко. Ему хотелось дать всему этому какое-то остроумное объяснение, может быть, даже до того, как это сделает Питт. Но он видел только отдельные фрагменты картины и никак не мог сложить их в единое целое.
Горничная продолжала смотреть на него. Ее лицо смягчилось, и полицейский подумал, что по-своему она очень хорошенькая, но с большим характером: это вам не безе с мармеладом без всякого вкуса!
– Люди грят, шо он был хорошим, но в то же время вором? – спросила девушка.
– Нет. Разные люди говорят разное, – ответил Сэмюэль. – Кажется, что он жил двойной жизнью, причем о его другой, тайной, жизни мало кто знал. И я не могу понять, почему. Ведь у него не было ни семьи, ни жены, перед которыми надо было бы притворяться.
– Ах, вот чего…
Служанка повернулась к печке, так как жир на сковороде стал громко потрескивать. Она помешала лук ложкой, а затем выложила на сковороду пюре, бухнула на него капусту и принялась перемешивать. Пока эта смесь грелась и аппетитно подрумянивалась, Грейси отрезала от запеченной бараньей ноги три приличных куска и положила их на бело-голубую тарелку. После этого достала прибор для Сэмюэля, поставила перед ним чашку, а затем принесла с ледника молоко и убрала туда баранью ногу.
Когда все было готово, девушка выложила жаркое на тарелку и налила ему свежезаваренный чай. Телман хотел сохранить серьезный вид, но почувствовал, как его физиономия расплылась в широченной улыбке. Ему пришлось приложить усилие, чтобы поменять выражение на более спокойное и не такое счастливое.
– Благодарю вас, – произнес он, опуская глаза. – Вы очень добры.
– Угощайтесь, мистер Телман, – сказала Грейси в ответ, наливая себе чашку чая и усаживаясь напротив. Потом, что-то вспомнив, вскочила и сняла свой накрахмаленный передник, прежде чем устроиться окончательно. – Ну, и хто вам все это обсказал? Мне ведь усе надо точно передать мистеру Питту! – Она снова повернулась к гостю.
Стараясь не говорить с набитым ртом, полицейский подробно рассказал ей все противоречивые факты, которые ему удалось узнать за последние два дня. Он даже хотел попросить Грейси записать все это, чтобы не забыть, но не был уверен, что она умеет писать. Инспектор знал, что миссис Питт научила ее читать, но писать – это уже совсем другое, и ему не хотелось ставить девушку в неудобное положение.
– Вы сможете все это запомнить? – спросил Телман, думая о том, что никогда в жизни не ел лучшего жаркого. Он даже слегка переел.
– Конешно, я усе запомню, – ответила мисс Фиппс с чувством собственного достоинства. – У меня отличная память. А шо вы хочите? Я только шо научилась писать!
Ее собеседник почувствовал себя слегка сконфуженным. Ему действительно уже пора было идти. Не хватало еще, чтобы сейчас вернулся Питт и увидел его на кухне, сидящим с вытянутыми ногами, после вкуснейшей еды! Но комната выглядела такой приятной, с ее запахом чистоты, теплом, посвистывающим чайником на плите – и с Грейси, этой милой девушкой с румянцем на щечках и горящими глазами…
Инспектор не мог понять не только фактов из жизни Коула, но и того, как получилось, что он сидит здесь, на кухне, и отчитывается перед горничной, как перед своим начальником. При этом было видно, что Грейси его ждала и слушает с удовольствием.
– Ну, мне пора идти, – сказал мужчина, нехотя отодвигая стул. – Передайте мистеру Питту, что я продолжу работать по Коулу. Если у него была привычка ссориться со своими партнерами, то, может быть, в этом все и дело? Надо выяснить, с кем он работал.
– Я усе ему обскажу, – пообещала служанка. – Может быть, тогда усе, шо произошло, объяснится.
– Спасибо за ужин.
– Да ну, енто ведь токмо жаркое!
– Но очень вкусное жаркое.
– На здоровье.
– Всего хорошего, Грейси
– И вам не хворать, мистер Телман.
Все это прозвучало так официально, подумалось вдруг инспектору. Может быть, пора сказать ей, что его зовут Сэмюэль? Глупости! Ее совершенно не интересует его имя. Она же была влюблена в этого ирландского слугу из Эшворд-холла! Да и вообще, они ведь не могут договориться ни по одному вопросу – политическому, социальному, юридическому, не говоря уже о проблеме прав и обязанностей человека в этом мире… Грейси была счастлива быть прислугой, а он считал, что прислуживание кому бы то ни было унижает человеческое достоинство.
Телман пошел к входной двери.
– У вас шнурок развязался, – предупредила мисс Фиппс.
Полицейскому пришлось наклониться и завязать его, иначе он мог наступить на болтающиеся концы шнурка и растянуться в холле.
– Благодарю вас, – пробормотал он с яростью.
– Не стоит благодарностей, – ответила горничная. – Я провожу вас. Так положено. Миссис Питт всегда так делает.
Инспектор выпрямился и посмотрел на маленькую девушку сверху вниз. Она радостно улыбалась ему.
Телман повернулся и пошел через холл. Грейси следовала за ним быстрыми и почти неслышными шагами.
Глава 5
Шарлотта знала, что Грейси что-то рассказывала Томасу о той информации, которую принес Телман. Однако это был один из тех дней, когда с утра все идет наперекосяк, и миссис Питт не присутствовала на кухне во время их разговора. Правда, ей приходилось время от времени туда заглядывать. Предыдущий день был мягким и теплым, а сегодня ветер стал резким, и на небе начали собираться дождевые тучи. Одежду, которую она приготовила для Джемаймы, пришлось менять на более теплую. Сама же дочка выглядела очень серьезной и не жаловалась, как обычно, на свой передник. Это значило, что у девочки какие-то серьезные проблемы, которые занимают все ее мысли.
Понадобилось приложить много терпения и умения, прежде чем стало понятно, в чем заключается проблема. Объяснение, данное наконец Шарлотте самым серьезным голосом, напомнило ей, как важны вопросы социальных отношений даже в возрасте девяти лет. Все дело было в том, что девочки в классе Джемаймы сбились в группу из двадцати человек, и среди них была одна властная ученица-лидер, раздававшая своим однокашницам разные поощрения, на которые надо было отвечать тем же. А отказ от этого вел к физическим наказаниям или к исключению из круга избранных.
Миссис Питт подошла к решению этого вопроса со всей необходимой серьезностью. Сама она в школу не ходила – вместе с двумя своими сестрами училась дома с гувернанткой. Однако принципы существования в маленьком обществе школы ничем не отличались от взрослых, а иногда принципы иерархии играли там еще более важную роль. Поэтому и боль от исключения из «ближнего круга» была такой же глубокой.
Дэниел, который был на два года младше Джемаймы, понимал, что происходит что-то серьезное, а он оставлен за бортом. Поэтому мальчик носился по дому с шумом и грохотом, громко комментируя происходящее и всячески пытаясь привлечь внимание матери.
Закончив свою беседу с дочкой, Шарлотта решила, что сама отведет Дэниела в школу, вместо того чтобы поручить это Грейси. В результате, к тому моменту, как она вернулась, разобралась с бельем, которое надо было отдавать в стирку, и определила, сколько еще можно будет носить носки и у каких рубашек надо переставить воротники и манжеты (работа, которую миссис Питт ненавидела), наступило уже позднее утро. И только тогда она наконец смогла усесться с чашкой чая на кухне и выслушать рассказ горничной о том, что сказал ей Телман о противоречивом и странном характере Альберта Коула.
– Умница, – искренне похвалила хозяйка Грейси.
– Я дала ему покушать. Холодную баранину и жаркое. Ничего? – ответила мисс Фиппс, покраснев от удовольствия.
– Конечно, ничего, – заверила служанку Шарлотта. – Его надо кормить как можно лучше, если это помогает развязать ему язык. Я сама готова покупать для него еду.
Про себя же миссис Питт подумала, что еда могла стать второстепенным поощрением инспектора. Главным же была Грейси. Шарлотта прекрасно помнила легкий румянец на лице полицейского и то, как его глаза смягчались, несмотря на все отчаянные попытки скрыть это, когда он смотрел на девушку. Кроме того, она хорошо помнила его горе и отчаяние, когда Грейси переживала свою несчастную любовь в Эшворд-холле.
Однако Шарлотта ничего не сказала. Это расстроило бы Грейси и заставило ее подумать, что ее самые интимные чувства и мысли стали предметом обсуждения посторонних людей.
– А вот это совсем не нужно, – отмела ее предложение горничная. – А то слишком много будет о себе воображать. Достаточно будет просто подкармливать его время от времени – и усе.
– Ну конечно. Решай сама.
То, что Телман рассказал о Коуле, теперь занимало все мысли миссис Питт. Она верила, что Балантайн был невиновен как в трусости на поле боя в Абиссинии, так и в убийстве Коула на ступенях своего дома; но чем больше Шарлотта узнавала, тем меньше видела возможностей доказать это. Она пока еще ничего не рассказала о письмах, полученных генералом, своему мужу, однако понимала, что дальше скрывать эту информацию опасно. Питт должен был знать обо всем, особенно принимая во внимание похожее происшествие с Корнуоллисом.
Ей надо было обсудить все происходящее с кем-то, кто не только пользовался ее абсолютным доверием и на скромность кого она могла полностью положиться, но и знал людей, подобных Корнуоллису и Балантайну, и, что было особенно важно, знал общество, в котором они вращались. Идеальным кандидатом на такую роль была тетушка Веспасия. Ей было за семьдесят, ее положение в обществе было непоколебимо, а в свое время она считалась самой красивой женщиной в Лондоне, если не во всей Англии. Тетушка великолепно разбиралась в людях, и у нее был самый острый язычок из всех, которые знала Шарлотта. Однако ее остроты и замечания никогда не ранили людей, о которых она говорила. У пожилой леди хватало мужества жить по-своему и бороться за те вещи, в которые она верила, не обращая внимания на мнение и вкусы других людей. Миссис Питт была просто влюблена в эту женщину.
– Сегодня я поеду с визитом к леди Веспасии Камминг-Гулд, – объявила она Грейси, вставая из-за стола. – Думаю, нам пригодится ее мнение.
– Но она ведь не может знать людей навроде Альберта Коула, мэм! – с удивлением заметила мисс Фиппс. – Тот же ведь был простым солдатом, а ишшо, как гаварит мистер Телман, – вором! Скорей всего, он повздорил со своим подельником, а потом все и приключилось… Мистер Питт говорил, шо там была какая-то драка.
Шарлотте тоже нравилось подобное объяснение произошедшего. В нем была своя логика, хотя она никак не могла объяснить присутствие в кармане убитого табакерки.
– Может, они и больше стянули, – продолжила Грейси, как будто почувствовав, о чем думает хозяйка; служанка стояла возле раковины с кухонным полотенцем в руках. – И тот, другой, заграбастал остальное. А табакерку пропустил, потому как слишком спешил. Могёт статься, тогда как раз фонарщик к ним подходил, вот он и слинял.
– Да, это возможно, – согласилась Шарлотта. Она не могла сказать ни горничной, ни кому бы то ни было еще, что Балантайн сам передал табакерку шантажисту. Значит ли это, что автором письма был Коул? Или он был мальчиком на побегушках у этого таинственного шантажиста? А может быть, Коул украл табакерку у того же шантажиста… а все остальное – не более чем невероятное стечение обстоятельств? – Я все-таки считаю, что мне необходимо встретиться с тетушкой Веспасией, – заявила наконец миссис Питт. – Думаю, что есть дома я не буду.
Грейси понимающе посмотрела на нее, но ничего не сказала, а просто кивнула в знак того, что поняла хозяйку.
Шарлотта поднялась в спальню и в течение некоторого времени выбирала себе подходящее платье. В прошлом, когда ей необходимо было выглядеть гораздо более модной и роскошной, чем позволял ей ее собственный гардероб, Веспасия дарила ей свои платья, накидки или шляпки, которые сама она больше не носила. Горничная леди Камминг-Гульд перешивала их на более полную фигуру миссис Питт и слегка меняла фасон, с тем чтобы сделать его более современным, практичным и менее официальным, чем тот, который обычно был у платьев Веспасии. Тетушка обожала наряды и предпочитала диктовать моду, а не следовать ей.
Единственной проблемой было то, что старой леди было уже к восьмидесяти и она была немного худощава; кроме того, ее волосы были седыми, а вкусы – экстравагантными, полностью соответствовавшими ее позиции в жизни. Шарлотте же было чуть за тридцать, ее густые волосы были медного оттенка, а кожа – теплого медового цвета. Поэтому в фасоны платьев и приходилось вносить некоторые изменения.
Теперь миссис Питт выбрала бледно-голубое платье из муслина. У него были великолепные рукава и небольшой турнюр, сделанный из зеленой верхней юбки, который несколько нарушал утонченность всего платья, не выглядевшего на Шарлотте так изысканно, как на тетушке Веспасии. Стоило признать, что этот турнюр делал наряд немного безвкусным. К этому платью Шарлотта выбрала синюю шляпку.
Она осталась довольна собой и результатом своего выбора и в четверть двенадцатого вышла из дома. В таком наряде можно было ехать только на двуколке, если только у вас не было своего собственного экипажа.
Шарлотта добралась до дома тетушки после двенадцати и была встречена горничной, которая ее очень хорошо знала.
Веспасия находилась в своей любимой комнате, выходившей окнами прямо в сад. Одета она была в изысканное кружевное кремовое платье, украшенное нитками жемчуга. Пожилая дама купалась в солнечном свете, а ее очаровательная черно-белая собака лежала у ее ног. Когда гостья вошла, собака поднялась и с энтузиазмом замахала хвостом. Леди Камминг-Гульд осталась сидеть, но на ее лице появилось выражение неподдельной радости.
– Как мило, что вы приехали, моя дорогая! Я так надеялась, что вы обо мне наконец вспомните… Нынешний сезон совершенно невозможен. Кажется, нет ни одного человека, который обладал бы способностью удивлять. Все говорят и делают именно то, чего я от них жду, – Веспасия элегантно пожала плечами. – Даже платья они надевают именно те, которые я и ожидаю на них увидеть. Все очень шикарно, но совсем неинтересно. Меня это пугает. Боюсь, что я старею. Мне кажется, что я знаю все на свете… и как я ненавижу себя за это! – Она подняла брови. – Какой смысл в жизни, если ты совсем перестал удивляться? Если мысли твои разлетаются, как листья в бурю, а когда ты пытаешься их собрать, то картина все время получается одна и та же? Человек, который не способен любить или удивляться, – мертв!
Она критически, но с любовью осмотрела Шарлотту.
– А вот вы, милочка, надели что-то такое, чего я никак не ожидала, – кивнула она одобрительно. – Где, ради всего святого, вы отыскали это платье?
– Это одно из ваших, тетушка Веспасия. – Миссис Питт наклонилась и легко поцеловала старую модницу в щеку.
Брови пожилой леди поднялись еще выше.
– Боже мой! Умоляю, никому об этом не говорите! Позор на мою седую голову…
Шарлотта не знала, смеяться ей или плакать, – ей одновременно хотелось сделать и то, и другое.
– Неужели все так ужасно? – спросила она.
Хозяйка дома жестом приказала ей отойти и несколько минут молча изучала ее наряд.
– Светло-синий мне не очень идет, – попыталась объяснить гостья, хотя было видно, что неудовольствие пожилой леди вызвало наличие в ее одежде зеленого.
– Синий пошел бы вам больше, если б вы добавили сюда кремового, – заметила Веспасия. – А вот зеленый для вас слишком тяжел. Вы выглядите так, как будто свалились в море и вынырнули, вся покрытая тиной.
– Ах, вот как! Что-то вроде утонувшей Леди из Шалот?[25]25
Баллада английского поэта А. Тениссона.
[Закрыть] – улыбнулась Шарлотта.
– Да, но совсем не такая мирная и безобидная, – сухо ответила старая дама. – Давайте не будем больше подбирать сравнения. Пойдемте и поищем для вас что-нибудь более подходящее.
Она встала, слегка опираясь на свою трость с серебряным набалдашником, и направилась вверх по лестнице в гардеробную. Миссис Питт беспрекословно последовала за нею.
– Наверное, вы озабочены этим несчастным происшествием на Бедфорд-сквер, милочка? – спросила Веспасия как бы между прочим, перебирая шарфы, шали и другие аксессуары. – Насколько я помню, вам очень нравился Брэндон Балантайн.
Шарлотта почувствовала, как кровь прилила к ее щекам – она бы сказала совсем по-другому, – и взглянула на элегантную спину леди Камминг-Гульд, которая в этот момент рассматривала кусок кремового шелка, пытаясь понять, подойдет ли он ее молодой подруге. Если она начнет спорить с Веспасией о выборе правильных слов, то это только привлечет к ней лишнее внимание. Миссис Питт глубоко вздохнула.
– Да, я этим расстроена, и да, я навестила его. Пожалуйста, только не говорите Томасу – он ничего не знает. Это… это был чисто импульсивный жест. Я сделала это по наитию, не раздумывая. Просто хотела, чтобы он знал… знал, что у него еще есть друзья, – пробормотала Шарлотта и замолчала.
Веспасия повернулась, держа в руках шелковый кремовый шарф. Он был мягким, как пух, и слегка поблескивал.
– Это немного облегчит всю конструкцию, – решительно сказала старая модница. – Вот этот конец пусть лежит у вас на шее, как жабо, а этот – как турнюр и спускается вниз спереди. От этого общее впечатление будет теплее. Конечно, вы, милочка, пошли к нему, потому что он вам нравится и вы хотели убедиться, что ничего не изменилось в связи с этими новыми обстоятельствами. – Ее лицо стало серьезнее и добрее. – Ну, и как вы его нашли? – Пожилая женщина очень внимательно посмотрела на Шарлотту и расстроилась сама, увидев, насколько расстроена ее гостья. – Вижу, что не очень…
– Его шантажируют, – ответила миссис Питт, удивившись, с каким трудом ей удалось произнести это слово – она как будто делала это в первый раз в жизни. – Шантажируют тем, чего он никогда не совершал, но не может этого доказать.
Тетушка Веспасия молчала несколько минут, но по лицу ее было видно: молчит она потому, что тщательно обдумывает услышанное, а не потому, что оно ей безразлично.
Неожиданно Шарлотте показалось, что леди Камминг-Гульд знает или догадывается о чем-то, о чем сама она еще не знает. Женщина поежилась.
– Им нужны деньги, – произнесла леди, причем это прозвучало не как вопрос, а как утверждение.
– Им ничего не нужно, – ответила ее собеседница. – Просто… просто шантажист хочет показать свою власть…
– Понятно, – тетушка обернула шелк вокруг платья Шарлотты и со знанием дела закрепила его. Она укладывала материю, расправляя ее в одном месте и присобирая в складки в другом, но пальцы ее двигались автоматически. – Ну, вот как-то так, – сказала пожилая дама, закончив. – По-моему, так значительно лучше, милочка.
Миссис Питт посмотрела на себя в зеркало. Платье на ней и вправду теперь смотрелось гораздо лучше, но сейчас это было не важно.
– Конечно, спасибо вам большое, – женщина отвернулась от зеркала. – Тетушка Веспасия…
Однако пожилая леди уже шла по направлению к лестнице. Ей пришлось взяться за перила, чего она бы никогда не сделала еще год назад. Шарлотта остро чувствовала ее хрупкость и то, как тетушка дорога ей. Она хотела сказать об этом, но это могло выглядеть как фамильярность – ведь они не были родственницами. Да и не время сейчас было для таких откровений.
Спустившись в холл, леди Камминг-Гульд опять направилась в маленькую гостиную, которая сейчас была уже полностью залита солнечным светом.
– У меня есть знакомый, – задумчиво произнесла она, – судья Данрайт Уайт.
Шарлотта догнала ее, и они вместе вошли в бледную, залитую светом комнату. Ранние белые розы стояли в зеленой вазе в центре стола, а тени от листьев деревьев на улице образовали на ковре движущиеся узоры.
– Телониус рассказал мне о некоторых очень… странных приговорах, которые вынес за последнее время Данрайт, что на него совсем не похоже. Его решения можно назвать по меньшей мере… эксцентричными, – стала рассказывать леди.
Телониус Квейд тоже был судьей, а кроме того, ее давним поклонником. Двадцать лет назад он был без памяти влюблен в нее и женился бы на ней, если б она приняла его предложение. К сожалению, разница в возрасте у них была слишком велика, но Квейд никогда не прекращал любить Веспасию, а теперь их соединяла еще и крепкая дружба.
Тетушка уселась на свое любимое место рядом с окном и отставила палку. Черно-белая собака с удовольствием завиляла хвостом, а старая леди твердо посмотрела на Шарлотту.
– Вы считаете, что он болен или… – начала та и только потом поняла, насколько медленно соображает. – Вы думаете, что его тоже шантажируют?
– Я думаю, что он находится под очень сильным давлением, – уточнила леди Веспасия. – Я знаю его уже много лет, и он всегда был высокоморальным человеком, скрупулезно честным. Ответственность перед законом для него важнее всего на свете, за исключением его ответственности перед Маргерит, его супругой. У них нет детей, но это несчастье, на мой взгляд, только сблизило их, в отличие от многих других пар, которые я знаю.
Шарлотта сидела напротив нее, расправляя только что украшенное платье. Она стеснялась задать следующий вопрос, который не давал ей покоя, но в конце концов ее беспокойство за Балантайна придало ей смелости, которой обычно она не обладала.
– Эти решения приняты в чьих-то интересах или конкретно в чью-то пользу? – спросила миссис Питт.
В глазах пожилой леди промелькнуло понимание и печаль.
– Пока нет. Если верить Телониусу, это просто хаотические и плохо продуманные решения, которые сильно отличаются от обычно хорошо продуманных выводов, учитывающих все факты, которые отличают Данрайта. – Она нахмурила брови. – Создается впечатление, что его мысли витают где-то далеко. Я очень о нем беспокоюсь. Сначала я думала, что это болезнь, что, в общем-то, вполне вероятно. Я видела его дня два-три назад, и выглядел он отвратительно, так, словно почти не спит. Однако было что-то еще, какое-то ощущение рассеянности и отстраненности… И теперь, когда вы, милочка, рассказали мне о Брэндоне Балантайне, мне в голову пришла мысль о шантаже. – Тетушка слегка подвигала руками. – Ведь есть масса вещей, которые невозможно будет опровергнуть, как только поползут слухи. Возьмите хотя бы этот глупый случай в Транби-Крофт, и вы поймете, как легко разрушить реноме человека просто не вовремя сказанным словом, мимолетным обвинением, неважно, имеющим под собой почву или нет…
– Репутация Гордон-Камминга будет уничтожена? – спросила Шарлотта. – А он и вправду виноват? – Она знала, что Веспасия хоть в малой степени, но знакома с главными действующими лицами скандала и, вполне возможно, многое знает об их личной жизни.
– Не имею ни малейшего понятия, виновен он или нет, хотя вполне возможно, что и невиновен, – сказала старая леди, покачав головой. – Все дело в том, что этот скандал не должен был возникнуть с самого начала. Просто его участники вели себя из рук вон плохо. Когда они решили, что он передергивает, им надо было сразу прекратить игру, а не требовать от него подписать бумагу с обязательством никогда больше не играть в карты. Ведь такая подпись равнялась признанию вины. Потом, обвиняя в этом присутствовавших, кто-то заговорил об этом на людях, и с того момента скандал был уже неизбежен. – Она опять с осуждением покачала головой.
– Но ведь должно же быть что-то, что мы можем сделать в связи с этим шантажом! – запротестовала миссис Питт. – Это невероятно несправедливо. Ведь такое может случиться с кем угодно!
Ее собеседница была очень напряжена, на лице ее появилось нехарактерное для нее выражение сильного волнения.
– Меня больше всего волнует, что может потребовать этот шантажист. Вы сказали, что Балантайну он не предъявил еще никаких требований? – уточнила она.
– Нет… только потребовал табакерку… а ее нашли в кармане убитого, того, который был на ступенях дома генерала. – Шарлотта сцепила пальцы. – Томас, естественно, знает об убийстве, потому что убийство расследует его участок. Но ведь это далеко не все…
– Значит, есть что-то еще, – тихо сказала леди Веспасия. Это тоже было скорее утверждение, чем вопрос.
– Да. Помощник комиссара Корнуоллис тоже получил письмо от шантажиста. И в нем тоже была угроза чем-то, что произошло в далеком прошлом и из-за чего он не может доказать свою невиновность.
– В чем конкретно его обвиняют?
– В присвоении героического поступка другого человека.
– А генерала Балантайна?
– В том, что он запаниковал перед лицом противника, а потом заставил кого-то прикрыть свою трусость.
– Понятно. – Леди Камминг-Гульд выглядела очень озабоченной. Она слишком хорошо знала, как подобные слухи, не важно, как тихо они произносятся и как отчаянно отрицаются, могут сделать жизнь человека непереносимой.
Обвинения гораздо менее серьезные, чем те, о которых рассказала Шарлотта, в лучшем случае, заставляли людей полностью отказаться от жизни в обществе и укрыться в каком-нибудь отдаленном месте в диких районах Шотландии или даже покинуть Англию и сделаться вынужденными изгнанниками. И это было еще не самое страшное – некоторые даже совершали самоубийство.
– Мы просто обязаны бороться! – потребовала Шарлотта, слегка подавшись вперед. – Мы не можем допустить всего этого.
– Вы правы, милочка, – согласилась Веспасия. – Хотя не знаю, есть ли у нас шанс победить. Ведь все преимущества на стороне шантажистов. – Она снова поднялась на ноги, опираясь на трость, и ее собака тоже встала. – Они используют методы, которые мы не можем и никогда не будем использовать, – продолжила пожилая леди. – Они нападают из темноты. Это абсолютные трусы. Сейчас мы поедим, а потом нанесем визит Уайтам. – Она дернула за шнур звонка, и когда появилась горничная, приказала ей проинформировать дворецкого о ее планах, чтобы тот, в свою очередь, предупредил повара и конюха.
