Текст книги "Туман над Парагон-уок"

Автор книги: Энн Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Прибыв на Парагон-уок поздно утром, Питт направился прямо к дому Кэйли, позвонил в переднюю дверь и стал ждать. Странно, но никто ему не открывал. Он звонил снова и снова, но безуспешно. С чего бы это, интересно, слуга пренебрег своими обязанностями?

Питт решил подойти к кухонной двери. Там наверняка должен быть кто-то. На кухне всегда, в любое время дня, крутятся служанки.

Не дойдя нескольких ярдов до двери, Томас увидел посудомойку. Она подняла голову, взвизгнула и, схватившись за край фартука, уставилась на него.

– Доброе утро, – сказал Питт, заставляя себя улыбнуться.

Женщина безмолвно стояла, словно примерзнув к месту.

– Доброе утро, – повторил он. – Никто не слышит моего звонка у главного входа. Могу я пройти в дом через кухню?

– Слуги сёдни выходные, – сказала посудомойка, задыхаясь. – В доме тока я и кухарка, и Полли. И мистер Кэйли ишшо не подымался.

Питт выругался про себя. Этот дурак констебль позволил всем им исчезнуть с Парагон-уок – включая и убийцу?

– Куда они ушли? – потребовал он.

– Э… Хоскинс – это кемердинер, он пошел в ихнюю комнату, мне кажецца. Я не видела их сёдни, но Полли несла им поднос с тостом и чайник с чаем. А Альберт – эт слуга; так мне кажецца, что он пошел к лорду Дилбриджу, потому ж у его есть фантазии к их служанке. Что нить не так, сэр?

Питт почувствовал волну облегчения. На этот раз улыбка была настоящей.

– Нет. Я думаю, все правильно. Но в любом случае, мне бы хотелось войти в дом. Кто-нибудь мог бы разбудить мистера Кэйли для меня? Мне нужно видеть его, чтобы задать ему пару вопросов.

– О, я не могу, сэр. Мистер Кэйли, ну, он не любит вот так… он так себе по утрам. – Она выглядела озабоченно, словно боялась, что ее обвинят в том, что она впустила Питта.

– Я не смею возражать, – согласился Томас. – Но это дело полиции, и оно не может ждать. Просто позвольте мне войти, и я разбужу его сам, если для вас так будет лучше.

Посудомойку терзали сомнения, но она понимала, что такое власть, и когда услышала, что мистер – полицейский, то послушно повела его через кухню и остановилась около обитой зеленым сукном двери, через которую можно было пройти в дом. Питт понял.

– Очень хорошо, – сказал он тихо. – Я скажу, что таково было мое требование.

Питт толкнул дверь и вошел в холл. Как только он подошел к лестнице, его взгляд уловил еле заметное движение на дюйм или два выше, как будто что-то качалось среди череды деревянных стоек лестницы.

Питт посмотрел вверх.

Это был Халлам Кэйли. Его тело медленно покачивалось на поясе от домашнего халата, привязанном к декоративной решетке в потолке.

Только на одну секунду Томас был шокирован, затем в полной мере осознал трагическую реальность происходящего.

Питт медленно начал подниматься по лестнице. Достигнув верхней площадки, он убедился, что Халлам мертв. Его лицо было испещрено оспинами, но цвет их был не синюшным, какой бывает у задохнувшихся. Должно быть, он сломал себе шею в тот момент, когда прыгнул вниз. Ему повезло. Мужчина его веса мог легко разорвать поясок, пролететь два пролета, сломать позвоночник, но остаться в живых.

Питт не мог поднять тело один. Он вынужден был послать одного из слуг за Форбсом и полицейским сержантом. Затем повернулся и стал медленно спускаться. Какой грустный и предсказуемый конец ужасной истории… Томас не чувствовал никакого удовлетворения от такой развязки. Он прошел на кухню, сообщил кухарке и посудомойке, что мистер Кэйли мертв, потом попросил их выйти через другую дверь и послать одного из слуг за полицией, за сержантом и за покойницким экипажем.

Истерики было гораздо меньше, чем он ожидал. Возможно, что после обнаружения тела Фулберта слуги уже мало чему удивлялись. Видимо, у них уже попросту не осталось эмоций.

Затем Томас поднялся наверх снова посмотреть на Халлама и проверить, не оставил ли тот какой-либо записки, объяснения или признания. Поиск не занял много времени. Письмо лежало в спальне на маленьком столике, рядом с пером и чернилами, открытое и никому не адресованное.

Я изнасиловал Фанни. Я ушел с вечеринки у Фредди и пошел в сад, затем на улицу. Там стояла Фанни, совершенно случайно.

Все началось как обычный флирт, за несколько недель до того. Фанни сама этого хотела. Теперь я знаю, что она не понимала, что делает, но в то время я не думал об этом.

Но я клянусь, что не убивал ее.

По крайней мере, наутро я мог бы поклясться в этом. Тогда я был ошеломлен, как и все.

Я также не дотрагивался до Селены Монтегю. Я могу поклясться и в этом. Я даже не помню, что делал в ту ночь. Я пил. Меня никогда не интересовала Селена, и, даже пьяный, я не мог бы заставить себя заинтересоваться ею.

Я думал об этом все время, пока мои мысли не стали бесконечно кружиться в мозгу. Я просыпался ночью в холодном поту от кошмаров. Неужели я схожу с ума? Я заколол Фанни, даже не зная, что я сотворил?

Я не видел Фулберта живым в день, когда он был убит. Меня не было дома, когда он приходил, и когда я вернулся, мой слуга сказал мне, что проводил его наверх. Я нашел его в зеленой спальне, но он был уже мертв – лежал лицом вниз с раной в спине. Но, помоги мне боже, я не помню, чтобы это сделал я.

Я спрятал его. Я был напуган. Я не убивал его, но знал, что будут обвинять меня. Я затолкал тело в дымоход. Он был удивительно легким, когда я поднял его, даже несмотря на то, что это был мертвый вес. Было очень неудобно заталкивать его в эту дыру, но там есть специальные ниши, сделанные для трубочистов, и мне удалось воспользоваться ими. Я закрепил тело в нише. Думал, что оно останется там навсегда, если я запру комнату на замок. Я совсем не думал о весенней чистке труб и не подумал также, что у миссис Хит есть ключ от всех комнат.

Может быть, я сошел с ума. Может быть, я убил их обоих, но мой мозг так затуманен и так болен, что я не ведаю об этом. Я раздвоен, я – два человека. Один измучен, одинок, полон сожалений, не знает другую половину, преследуем ужасами; другой… Бог или дьявол знает что. Дикарь, безумец, убивающий снова и снова…

Смерть – лучший выход для меня. Жизнь – не что иное, как забытье между опьянениями и убийствами, совершенными другим «я».

Я сожалею о Фанни, мне беспредельно тяжело думать, как я с ней поступил. Это все, что я знаю о том, что совершил.

Но если я убил ее или Фулберта, то это была моя другая половина, существо, которое я не знаю. Впрочем, по крайней мере, оно умрет со мной.

Питт отложил записку. Он уже привык к своему извечному чувству жалости к людям, щемящей тоске внутри, боли, от которой не существует лекарств.

Томас вышел из комнаты на лестничную площадку. Через парадную дверь входили и выходили полицейские. Им предстояла долгая процедура медицинского обследования, осмотра одежды, записи свидетельских показаний. Питту все это было неинтересно.

Вечером он рассказал обо всем Шарлотте, когда, в конце концов, попал домой. Не потому, что ему надо было выговориться, а потому, что это имело отношение к Эмили.

В течение нескольких минут Шарлотта молчала, затем медленно опустилась на стул и тихо выдохнула:

– Бедное создание. Бедная измученная душа.

Томас сел напротив нее, глядя ей в лицо, пытаясь забыть Халлама и все, что связано с Парагон-уок, стараясь вычеркнуть эту историю из головы. Они долго молчали, и наконец Томасу стало немного легче. Он начал думать, что им нужно сделать, когда все закончится и у него образуется какое-то свободное время. Джемайма уже подросла, и можно не волноваться, что она легко заболеет. Если погода позволит, они могут прогуляться по реке на одной из экскурсионных лодок, даже устроить пикник на берегу. Шарлотте это очень понравилось бы. Томас ясно представил себе, как ее цветастая юбка расправлена вокруг нее на зеленой траве, а волосы цвета отполированного каштана блестят на солнце…

Может быть, в будущем году, если тщательно экономить, они смогут даже поехать в деревню на несколько дней. Джемайма уже будет ходить. Она откроет для себя столько чудесных новых вещей – лужицы воды на камнях, цветы вдоль изгороди, птичьи гнезда… все, чему радовался он сам, будучи ребенком.

– Ты думаешь, что его сумасшествие было вызвано потерей жены? – Голос Шарлотты развеял его мечтания и грубо вернул к настоящему.

– Что?

– Смерть его жены, – повторила она. – Ты думаешь, что горе и одиночество иссушили его мозг до такой степени, что он начал пить, что, в конце концов, довело его до безумства?

– Я не знаю, – Томас не хотел думать об этом. – Может быть. Среди его бумаг мы нашли несколько старых любовных писем. Они выглядят так, будто их перечитывали много раз – все сгибы в разрывах… Письма очень личные.

– Интересно, какой была его жена? Она ведь умерла до того, как Эмили появилась в квартале, так что сестра не знала ее… Как ее звали?

– Понятия не имею. Письма не подписаны. Полагаю, она просто раскидывала их по дому для него.

Шарлотта улыбнулась – небольшое, с грустинкой, едва заметное движение губ.

– Как это ужасно – так страстно любить кого-то, а потом умереть… Вся его жизнь, кажется, разлетелась на мелкие осколки. Я надеюсь, что если умру, ты всегда будешь помнить меня, но не так…

С этой страшной мыслью в комнату словно вошла темнота ночи, пустая и огромная, бесконечно холодная, как пространство между звездами. Жалость к Халламу переполняла Питта. Это чувство нельзя было выразить словами. Просто боль.

Шарлотта подвинулась ближе, встала перед мужем на колени и нежно взяла его руки в свои. Выражение ее лица было мягким; Томас чувствовал, как она буквально излучает тепло. Шарлотта не пыталась сказать что-либо, найти правильные слова, чтобы успокоить его, но он чувствовал в ее молчании больше, чем понимание.

Прошло несколько дней, прежде чем снова появилась Эмили. Она вся светилась, когда вошла в дом Питтов; на ней было муслиновое платье в яркий горошек. Шарлотта никогда раньше не видела сестру такой красивой. Она сильно прибавила в весе, но ее кожа была безупречно гладкой, а в глазах появилось какое-то неземное сияние.

– Ты выглядишь превосходно, – воскликнула Шарлотта. – Беременность тебе очень идет. Ты должна рожать постоянно.

Эмили состроила шутливую гримасу, села на стул в кухне и попросила чашку чая.

– Все закончилось, – сказала она твердо. – По крайней мере, эта часть трагедии.

Шарлотта медленно поворачивалась от раковины к столу, ее мысли обретали форму.

– Ты имеешь в виду, что недовольна результатом? – осторожно спросила она.

– Довольна? – Лицо Эмили вытянулось. – Как я могу быть довольна, Шарлотта? Ты веришь, что это был Халлам? – Ее голос дрогнул, глаза широко раскрылись.

– Я полагаю, что это все-таки он, – медленно сказала Шарлотта, наливая воду в чайник. Она не заметила, что вода перелилась через край и продолжала литься в раковину. – Он признался, что изнасиловал Фанни, а другой причины для убийства Фулберта нет.

– Но?.. – вызывающе спросила Эмили.

– Я не знаю. – Шарлотта сняла крышку с чайника и вылила лишнюю воду. – Я не знаю, кто еще мог.

Эмили подалась вперед.

– Я скажу тебе! Мы так и не выяснили, что же видела мисс Люсинда, и не узнали, что происходит на Парагон-уок… а там что-то происходит! И не пытайся уговорить меня, что оно как-то связано с Халламом, потому что это не так. Феба до сих пор напугана. Даже еще больше, чем раньше, – как если бы смерть Халлама стала еще одним штрихом в страшной картине, которую она видит. Вчера она говорила мне странные вещи, из-за которых я и пришла сегодня к тебе.

– Что? – Шарлотта заморгала. Все это казалось совершенно нереальным, но тем не менее достоверным. Все ее смутные подозрения потихоньку становились явными. – Что она тебе говорила?

– Что все произошедшее на Парагон-уок – проделки злого духа, дьявола, и у нас нет способа изгнать его. Феба с трудом может вообразить, какой еще кошмар ожидает всех нас.

– Ты думаешь, возможно, она тоже сошла с ума?

– Нет, я так не думаю, – твердо ответила Эмили. – По крайней мере, не в том смысле, как ты это понимаешь. Она глупа, конечно, но знает, о чем говорит, даже если не говорит ничего.

– Ну и как мы собираемся узнать это? – поинтересовалась Шарлотта. Ей даже в голову не пришло, что не стоит пытаться.

Эмили тоже не думала отступать.

– Исходя из того, о чем все говорят, я выработала план. – Она сразу же перешла к решению, которое созрело у нее в голове. – Я почти уверена, что со всем этим связаны Дилбриджи – по крайней мере, Фредди. Я не знаю, кто вовлечен в эти события, а кто нет, но Феба точно знает, и это пугает ее. Через десять дней Дилбриджи устраивают званый обед в саду. Джордж не одобряет эту затею, но я собираюсь пойти туда, и ты тоже пойдешь. Мы незаметно от всех отлучимся и исследуем дом. Если действовать достаточно умно и осторожно, то можно обнаружить что-нибудь важное. Если там замышляется какое-то злодеяние, то мы найдем его следы. А может быть, обнаружим что-то из того, что видела мисс Люсинда… Оно должно быть там.

В голове Шарлотты промелькнули воспоминания о закопченном теле Фулберта, скользящем вниз по дымоходу. Это зрелище надолго отбило у нее желание рыться в чужих домах в поисках разгадки. Но с другой стороны, она не могла останавливаться, пока существовала эта загадка.

– Хорошо, – ответила она уверенно. – Что я надену?

Глава 10

Шарлотта чувствовала себя великолепно, когда пришла на званый обед в саду Дилбриджей. Эмили, также пребывая в превосходном настроении, дала ей новое платье из белого муслина с кружевами и маленькими кнопочками вдоль кокетки. Шарлотте казалось, что она выглядит как ромашка под ветром на летней лужайке или как белая пена в горном потоке, невыразимо свежая и чистая.

На обед собрались все обитатели квартала – даже сестры Хорбери, – словно всем хотелось в этот жаркий полдень навсегда оставить в прошлом, забыть, выбросить из головы все мрачное и трагическое.

Эмили порхала в чем-то весенне-зеленом – ее любимый цвет, – и была по-настоящему радостной.

– Наша задача – узнать, что происходит на Парагон-уок, – тихо напомнила она, взяв Шарлотту под руку и направляясь по газону в сторону хозяйки дома. – Я еще не решила, знает ли Грейс что-нибудь или нет. Последние несколько дней я тщательно прислушивалась ко всем и каждому и думаю, что Грейс не желает ничего знать, даже случайно, и делает все возможное, чтобы оставаться в неведении.

Шарлотта вспомнила, что тетушка Веспасия говорила о Грейс; о том, как та любит представляться несчастной. Может быть, если бы она узнала секрет кошмара на Парагон-уок, то пришла бы в ужас и перестала развлекаться таким образом. В конце концов, если твой муж иногда грешит – так, слегка, не более чем остальные, – то к этому можно привыкнуть, и в обществе тебе даже посочувствуют. Твоя социальная позиция не пострадает. Но если грех будет необычным, совершенно неприемлемым, тогда нужно принимать какие-то действия, вплоть до того, чтобы оставить мужа, уйти от него. Но в этом случае все будет иначе. Женщина, которая оставляет мужа, неважно по какой причине, теряет не только в финансах, но и в общественном мнении. Приглашения просто прекращаются.

Они подошли к Грейс Дилбридж. Она была одета в сиреневое – цвет, который ей абсолютно не шел. Кроме того, он был слишком ярким для столь жаркого дня. В воздухе крутилась мелкая мошкара, и было трудно, сохраняя манеры, постоянно отгонять этих назойливых насекомых, в то время как они кусали за не защищенные одеждой участки кожи и залезали в волосы.

– Как восхитительно видеть вас, миссис Питт, – произнесла Грейс автоматически. – Я так рада, что вы нашли время, чтобы посетить нас. Вы превосходно выглядите, Эмили, дорогая моя.

– Благодарю вас, – ответили сестры одновременно. Затем Эмили продолжила: – Я не знала, что у вас такой большой сад. Как это замечательно! Он продолжается и за этим забором тоже?

– О, да, там есть тропинка и еще один небольшой сад, засаженный розовыми кустами, – Грейс махнула рукой. – Я иногда подумываю, не развести ли нам персики у южной стены, но Фредди не хочет даже слышать об этом.

Эмили ткнула локтем Шарлотту, и та поняла, что сестра подумала о беседке в саду. Она должна быть позади той изгороди.

– Конечно, – сказала Эмили с вежливым интересом. – Я люблю персики. Я настояла бы на этом плане, если бы у меня в саду было столько места. Нет ничего лучше, чем свежий персик летом.

– О, я не могу. – Грейс явно испытывала неудобство. – Фредди был бы очень недоволен. Он делает для меня так много… Я не хочу показаться неблагодарной, если буду настаивать на таких мелочах.

На этот раз Шарлотта незаметно толкнула Эмили ногой, замаскировав движение складками юбки. Она не хотела, чтобы Эмили продолжала этот разговор, выказывая их очевидный интерес. Они уже достаточно узнали. Беседка была позади той изгороди, и Фредди не хотел, чтобы рядом с ней были персики.

Они еще раз заверили хозяйку, что совершенно счастливы быть здесь, извинились и отошли.

– Беседка! – воскликнула Эмили, как только они оказались вне зоны слышимости. – Фредди не хочет, чтобы она собирала там персики в неудобное для него время. Он проводит там личные встречи. Могу держать пари с кем угодно на любые деньги.

Шарлотта не стала спорить.

– Но личные встречи – это не так уж и серьезно, – медленно проговорила она, – если только там не происходит что-то ужасное. Мы должны узнать, кто туда приходит. Как ты думаешь, мисс Люсинда сможет ясно вспомнить, что она видела? Или действительность будет так разукрашена ее воображением, что бесполезно даже спрашивать старушку? Она, должно быть, уже рассказывала об этом бесчисленное количество раз.

Эмили в раздражении закусила губу.

– На самом деле я говорила с ней немного, сразу после того, как это произошло, но я была так раздражена – и в то же время так обрадована, что кто-то сильно напутал мисс Люсинду, – что потом намеренно ее избегала. Я не хотела потворствовать ее тщеславию. Она восседала на шезлонге, ты можешь себе представить, с нюхательной солью, откинувшись на расшитую подушку с китайским драконом – так мне рассказывала тетушка Веспасия; рядом стоял кувшин с лимонадом, и она принимала посетителей, даже таких, как графини и баронессы, и каждому живописала всю историю с самого начала. Меня просто разрывало бы от смеха, будь я там. Теперь я думаю, что следовало бы сдерживать себя.

Шарлотте не хотелось критиковать сестру. Не отвечая, она осматривалась вокруг, стараясь найти мисс Люсинду. Та, как всегда, была вместе с мисс Летицией, и, как всегда, обе наряжены в одинаковые туалеты.

– Вон там! – Эмили тронула Шарлотту за руку.

Та повернулась. На этот раз достойные дамы носили цвет незабудки, слишком моложавый для них обеих. Вкрапления розового только ухудшали эффект.

– О, боже! – сказала Шарлотта, с трудом сдерживая смех.

– Мы должны подойти к ним, – серьезно ответила Эмили. – Давай.

Пытаясь выглядеть как можно более непосредственно, они двинулись по направлению к сестрам Хорбери, по пути останавливаясь, чтобы сделать комплимент Альбертине Дилбридж по поводу ее платья и обменяться приветствиями с Селеной.

– Как же она не распознала его? – спросила Шарлотта, как только они удалились от Селены.

– Не распознала кого? – Отвлекшись в этот момент на что-то, Эмили не расслышала вопрос.

– Халлама! – нетерпеливо воскликнула Шарлотта. – В конце концов, это же большое разочарование, не так ли? Я имею в виду, быть изнасилованной Полем Алариком в порыве ошеломительной страсти скорее романтично, хотя и не очень приглядно, но подвергнуться нападению Халлама Кэйли, когда тот сильно пьян и не осознает, что делает, а впоследствии даже не может вспомнить об этом, – верх унижения. – Она сделала паузу и закончила уже без сарказма: – И очень трагично.

– Да… – Было очевидно, что Эмили не думала об этом. – Я не знаю. – Затем мысль сестры дошла до нее, Шарлотта поняла это по выражению ее лица. – Но теперь, когда я думаю об этом, мне вспоминается, что она все время старается избегать меня. Пару раз мне казалось, что она собиралась заговорить со мной, но затем, в последний момент, она вдруг находила что-то более срочное.

– Ты полагаешь, она знала с самого начала, что это был Халлам? – спросила Шарлотта.

Эмили нахмурилась.

– Я стараюсь быть объективной. – Она, как могла, выразила это старание на своем лице, что ей вполне удалось. – Я не знаю, что думать. Мне кажется, что теперь это не имеет какого-либо значения.

Шарлотту такой ответ не устраивал. Оставались сомнения и неразрешенные вопросы, роившиеся в ее голове, но она решила отложить их на более удобное время. Они уже подходили к сестрам Хорбери, и нужно было собраться, чтобы встретить их серьезно и со всем возможным уважением. Шарлотта изобразила заинтересованную улыбку на лице и вступила в разговор первой, опередив Эмили.

– Как приятно видеть вас снова, мисс Хорбери, – она пристально вглядывалась в Люсинду, изображая благоговейный трепет. – Я очень высоко ценю вашу храбрость в свете такого ужасного события. Только теперь я начинаю полностью осознавать, через что вам пришлось пройти! Большинство из нас ведут очень замкнутую жизнь. Мы не можем даже вообразить себе, какие кошмарные вещи творятся буквально рядом с нами. Если бы мы только могли предположить… – Шарлотта мысленно упрекнула себя за лицемерие, но чем больше она входила в роль, тем больше получала от этого удовольствия.

Мисс Люсинда прямо-таки купалась в чувстве собственной значимости и не заметила метаморфозы, которая произошла с Шарлоттой. Сейчас она напоминала Шарлотте надувшегося голубя.

– Как правильно вы все понимаете, миссис Питт, – провозгласила мисс Люсинда. – Некоторые люди совершенно не сознают, что темные силы не дремлют, не чувствуют, как близки они от нас!

– Вы правы. – На какой-то момент Шарлотта чуть не вышла из роли и готова была расхохотаться. Тут она перехватила взгляд мисс Летиции и не поняла, то ли та смеется, то ли это просто игра яркого света в ее бледно-голубых глазах. Шарлотта глубоко вздохнула и продолжила: – Конечно, вы знаете это лучше, чем любой из нас. Мне повезло, я никогда не встречала настоящего дьявола лицом к лицу.

– Очень немногие видели его воочию, дорогая моя. – Мисс Люсинда очень тепло отнеслась к двум новым жертвам, выказавшим интерес к ее истории. – И я очень искренне желаю вам никогда не быть в их числе.

– О, я тоже не желаю. – Шарлотта вложила все свои чувства в это высказывание. Она нарочито нахмурила брови, чтобы выразить беспокойство. – Но тогда возникает аспект нашего долга, – сказала она медленно, задумчиво. – Дьявол не уйдет сам только потому, что мы этого хотим. – Она глубоко вздохнула и посмотрела в лицо мисс Люсинды суровым взглядом, заметив, как округлились ее глаза. – Вы даже не представляете, как сильно я уважаю вас за ваше стремление добраться до сути всех событий, какими бы те ни были.

Мисс Люсинда зарделась от удовлетворения.

– Как это любезно с вашей стороны… и как мудро! Немногие женщины так рассуждают, особенно молодежь.

– Конечно, – продолжила Шарлотта, игнорируя легкий толчок локтем от Эмили. – Я даже преклоняюсь перед вами за то, что вы нашли в себе силы прийти сюда сегодня. – Она заговорщически понизила голос. – Особенно в свете того, что мы знаем обо всех здешних сборищах…

Мисс Люсинда прямо вся расцвела, вспомнив свои собственные высказывания о Фредди Дилбридже и его распутных вечеринках. Сейчас она искала оправдание своему присутствию здесь, в этом гнезде растления и греха.

Все больше радуясь, Шарлотта помогала ей, как могла.

– Для этого, должно быть, потребовалось большое самопожертвование, – сказала она нарочито трагически. – Но я понимаю, что вы решили любой ценой для себя – ценой унижения и даже опасности – выяснить, что же кроется за этим ужасным наваждением, которое вы видели той ночью.

– Да, да, верно. – Мисс Люсинда с легкостью проглотила наживку. – Это мой долг, христианский долг.

– Видел ли его кто-то еще? – наконец-то удалось вклиниться в разговор Эмили.

– Если кто и видел, – с горечью заметила мисс Люсинда, – они молчат об этом.

– Может быть, они были слишком напуганы? – Шарлотта пыталась направить разговор ближе к цели. – Как выглядело это существо?

Мисс Люсинда замешкалась. Она забыла детали. Теперь пожилая леди пыталась обрисовать его снова.

– Дьявол, – начала она, сморщившись. – Похож на дьявола. Зеленое лицо, наполовину человек, наполовину зверь. И рога на голове.

– Как ужасно, – выдохнула Шарлотта. – Какой формы рога? Как у коровы, или козла, или…

– О, как у козла, – не задумываясь сказала мисс Люсинда. – Закрученные вверх.

– А какой формы тело? – продолжала Шарлотта. – Две ноги, как у человека, или четыре, как у зверя?

– Две, как у человека. Он убежал и перепрыгнул через изгородь.

– Перепрыгнул через изгородь? – Шарлотта пыталась не показать, что не верит ей.

– О, там совсем маленькая изгородь, просто декоративная. – Мисс Люсинда не была такой практичной, какой пыталась выглядеть. – Я и сама смогла бы перепрыгнуть… когда была девочкой. Конечно, я не перепрыгивала! – поспешно добавила она.

– Конечно нет, – согласилась Шарлотта, отчаянно стараясь сохранить серьезную мину. Картина, нарисованная мисс Люсиндой – летящий прыжок над изгородью, – была очень яркой. – В какую сторону удалилось существо?

Мисс Люсинда ответила сразу.

– В ту сторону, – ответила она твердо. – К тому концу Парагон-уок.

Эмили увидела лицо Шарлотты и бросилась спасать ее с возгласами сочувствия и ужаса.

Им потребовалось некоторое время, чтобы оторваться от Люсинды, при этом не оскорбив ее. Когда, наконец, они смогли уйти, воспользовавшись отговоркой, что должны поговорить с Селеной, Эмили потянула Шарлотту за рукав, чтобы поговорить с ней с глазу на глаз до того, как они присоединятся к Селене.

– Что это было? – зашипела Эмили. – Я сначала думала, что она все это придумывает, но сейчас я действительно верю, что она видела что-то. Она не врет, я могу поклясться в этом.

– Кто-то нарядился дьяволом, чтобы напугать ее, – ответила Шарлотта очень тихо, так чтобы никто не смог их случайно услышать. Феба находилась лишь в нескольких ярдах от них и, вежливо улыбаясь, внимала очередным жалобам Грейс.

– Зачем? Чтобы отвлечь от чего-то? – Эмили ослепительно улыбнулась Джессамин, которая величественно проплывала мимо. – От чего-то происходящего здесь?

– Именно это мы и должны узнать. – Шарлотта добавила приветственный кивок головы. – Интересно, знает ли об этом Селена?

– Мы сейчас узнаем.

Эмили плавно двинулась вперед, и Шарлотте ничего не оставалось, как последовать за ней. Ей все еще не нравилась Селена, несмотря на восхищение ее мужеством. Антипатия была во многом вызвана тем, что Селена указала на Поля Аларика как на ее насильника. Шарлотте очень не хотелось, чтобы это было правдой. К слову, Аларик тоже был здесь. Она с ним еще не говорила, но видела, где он стоит, а также то, что в данный момент в пене голубых кружев к нему направляется Джессамин.

– Как приятно видеть вас снова, миссис Питт, – приветствовала ее Селена. Если ей действительно было приятно, то это никак не отражалось в ее голосе, а ее взгляд был холоден, как северная река.

– И в более приятных обстоятельствах, – Шарлотта улыбнулась в ответ. Действительно, она становится лицемеркой! Что с ней происходит?

Лицо Селены стало еще более холодным.

– Я так рада, что все закончилось, – продолжала Шарлотта, подстрекаемая глубокой внутренней неприязнью. – Конечно, это была трагедия, но, по крайней мере, страх прошел, тайн больше нет. – Она добавила радостную нотку в свой голос, насколько того позволяли приличия. – Никто теперь не должен бояться. Все раскрыто и объяснено – такое облегчение!

– Я не думала, что вы боялись, миссис Питт. – Селена смотрела на нее с открытой враждебностью, подразумевая, что страх Шарлотты был абсолютно безоснователен, поскольку она-то была в полной безопасности.

Шарлотта воспользовалась случаем.

– Конечно, я боялась и за Эмили тоже. В конце концов, если женщина такого положения, как ваше, может быть изнасилована, кто же тогда вправе рассчитывать на безопасность?

Селена лихорадочно искала ответ, который бы не был вульгарно грубым, – и не могла найти.

– И такое облегчение для джентльменов, – безжалостно продолжала Шарлотта. – Каждый из них теперь вне подозрений. Мы знаем, что все они невиновны. Как это должно быть грустно и неприятно – подозревать своих друзей…

Эмили ногтями впилась в руку Шарлотты и сильно трясла ее, в то же время сдерживая душащий ее смех, притворяясь, что чихает.

– Жара, – сказала Шарлотта сочувственно. – Она действительно угнетает; не удивлюсь, если начнется гроза. Мне нравятся грозы, а вам?

– Нет, – четко отрезала Селена. – Мне они кажутся вульгарными. Слишком вульгарными.

Эмили снова громко чихнула, и Селена отошла. Мимо с шербетом в руке проходил Алджернон Бернон, и она воспользовалась случаем ускользнуть.

Эмили убрала носовой платок.

– Ты просто ужасна, – сказала она радостно. – Я никогда не видела ее такой растерянной.

Шарлотта поняла, наконец, что беспокоило ее в Селене.

– Ты была первой, кто увидел ее после нападения? – хмуро спросила она.

– Да. Почему ты спрашиваешь?

– Что случилось? Опиши подробно.

Эмили слегка удивилась.

– Я услышала, как она закричала. Выбежала через парадный вход и увидела ее. Естественно, я взяла ее в дом. Что ты имеешь в виду? В чем дело, Шарлотта?

– Как она выглядела?

– Как выглядела? Как женщина, на которую напали, конечно! Платье было порвано, волосы растрепаны…

– Как было порвано ее платье? – настаивала Шарлотта.

Эмили попыталась показать это на себе. Ее рука пошла вверх на левую сторону ее платья и сделала движение, будто рвет его.

– Вот так? – быстро спросила Шарлотта. – Платье было в грязи?

– Нет, грязи не было. Возможно, пыль… Но я не заметила. Было уже темно.

– Но, по твоим словам, она сказала тебе, что все это случилось на траве, возле клумбы с розами.

– Сейчас жаркое сухое лето! – Эмили замахала руками. – Что все это означает?

– Но эти цветочные клумбы поливают. – Шарлотта была настойчивой. – Я видела, как садовники делают это. Если она была брошена на землю…

– Ну, может, это было не здесь… Может быть, на тропинке… Что ты пытаешься сказать? – Эмили начала понимать.

– Эмили, если я разорву свое платье и растреплю волосы, а затем пойду с криком по дороге, чем я буду отличаться от Селены в ту ночь?

Глаза Эмили были ясными и голубыми.

– Ничем, – сказала она.

– Я думаю, что никто не нападал на Селену, – Шарлотта очень аккуратно выбирала слова. – Она устроила все это, чтобы привлечь к себе внимание и завоевать такое же внимание общества, какое обычно уделяется Джессамин. Та-то догадалась, что было на самом деле. Вот почему она притворялась, что так сочувствует Селене, вот почему ее это совсем не волновало. Она знала, что Поль Аларик не трогал Селену.