Текст книги "Вересковая пустошь"

Автор книги: Энн Мэтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Разумеется. И что тебя не устраивает? Что на празднике будут гости?

– Не передергивай. Ты вернешься к тому времени?

– Конечно. – Он взглянул на девушку: – В конце концов, было бы несправедливо оставить Домине на рождество в обществе трех женщин, которые на дух друг руга не переносят.

Домине было все равно, как она проведет Рождество. Если он и вернется в «Грей-Уитчиз», то не ради нее.

– Что ж, хорошо, – вздохнула миссис Мэннеринг. – Я полагаю, ничего из того, что я могу сказать, не изменит положение вещей. Домине, не принесешь мои очки, дорогая? Они лежат на столе в холле.

Девушка вскочила, обрадовавшись возможности ускользнуть от равнодушных глаз Джеймса Мэннеринга, но, к ее изумлению, он последовал за ней и, настигнув в холле, поймал за руку.

– Можно тебя на минутку? – прошипел он, словно удав, заманивающий кролика. – Домине, я требую, чтобы ты выкинула из головы все, что произошло этим утром, понятно? Хотел бы я вернуться в прошлое и не допустить, чтобы это случилось, но я бессилен что-либо изменить, и мне нужно быть уверенным, что ты обо всем забудешь! – Говоря это, он пристально смотрел ей в глаза, и она почувствовала спазм в горле.

– Я уже забыла, – холодно произнесла она. – Теперь отпустите меня!

– Домине, я не шучу. Такие развлечения не в моем стиле!

– Правда? – тихо сказала она, чувствуя себя неуютно под его ледяным пронзительным взглядом. – Для дилетанта у вас получается удивительно ловко…

– Домине! – процедил он сквозь зубы и тут же отпустил ее, услышав шаги на лестнице – в холл спускалась Мелани.

– Эй, чего вы на меня так смотрите? – усмехнулась она. – Домине, по-моему, у тебя температура – ты красная как рак!

– Д-да, наверное, – пробормотала Домине. – Мелани, отдай, пожалуйста, эти очки своей тете, она попросила меня принести их. Мне лучше пойти к себе и принять аспирин.

Мелани с сочувствием закивала:

– Да, дорогая, так и сделай. Ты идешь в гостиную, Джеймс?

Он проводил взглядом Домине, взбегавшую по лестнице, и повернулся к кузине.

– О, вероятно, – невпопад пробормотал он и последовал за ней.

В спальне Домине упала ничком на кровать. Никогда в жизни она не испытывала такого безмерного, всепоглощающего отчаяния. Ее будущее простиралось впереди, пустое и скучное, и мысль о том, что Джеймс утром снова уезжает, раздирала ее мозг на части.

Глава 8

Квечеру того же дня легкое недомогание переросло в жар, и Домине, никому ничего не сказав об этом, наглоталась таблеток от простуды и забралась под одеяло. В течение всего дня она оставалась в своей комнате и не вышла ни к обеду, ни к ужину, сославшись на простуду. Она понимала, что это трусость, но в данный момент у нее не было сил бороться со своими предательскими эмоциями.

Утром она почувствовала себя слишком слабой, чтобы выползти из кровати, тупая боль в груди разрывала легкие. Заглянула Лили узнать, как у нее дела, и неодобрительно поцокала языком, взглянув на ее бледные щеки и услышав затрудненное дыхание.

– Вам нужен доктор, мисс! – озабоченно воскликнула она. – Я скажу миссис Мэннеринг – она пошлет за мистером Риверсом.

– Нет-нет! – запротестовала Домине и закашлялась. – Со мной все в порядке. Я сегодня отлежусь и завтра буду хорошо себя чувствовать.

Лили покачала головой.

– Завтра вам станет еще хуже, – сказала она, хмурясь. – Я не могу оставить вас вот так.

– Пожалуйста, никому ничего не говори! – взмолилась она. – Пусть мистер Мэннеринг сначала уедет. Я… я не хочу, чтобы он остался из-за меня… Скажи им, что у меня легкая простуда и я полежу до обеда.

Лили подоткнула ей одеяло и положила прохладную ладонь на ее горячий лоб.

– Да у вас жар! – забеспокоилась она. Домине на мгновение закрыла глаза.

– Послушай, Лили, давай подождем, пока мистер Мэннеринг уедет, а потом можешь все рассказать миссис Мэннеринг. Хорошо?

Лили посмотрела на нее с сомнением:

– А вы не думаете, что мистер Мэннеринг тоже должен знать? В конце концов, он ваш опекун.

– Что я должен знать, Лили? – осведомился ленивый голос с порога. Обе девушки виновато оглянулись, а пальцы Домине судорожно сжали шелковое покрывало.

Джеймс медленно вошел в комнату, приблизился к кровати и посмотрел на покрасневшие щеки Домине.

– Итак, – тихо произнес он, – я был прав. Ты все-таки простудилась.

Домине беспокойно заерзала под его пристальным взглядом.

– Пустяки, – вяло запротестовала она. Лили всплеснула руками:

– Я так рада, что вы пришли, сэр. Мисс Грейнджер нужно обязательно показать врачу. Я думаю, у нее высокая температура.

– Я тоже так думаю, Лили, – кивнул Мэннеринг. – Ты можешь позвонить доктору Риверсу домой? Знаешь номер телефона?

– Да, сэр.

– Тогда действуй. Что бы там ни говорила мисс Грейнджер, ей требуется медицинская помощь.

– Да, сэр. Конечно, сэр, – поддержала его Лили и поспешила из комнаты, в то время как Джеймс продолжал задумчиво смотреть на Домине.

– Почему ты не хотела, чтобы я знал? – строго спросил он.

– Вы же сказали, что уезжаете сегодня утром. Я не хотела вас беспокоить.

– Ты знала, что я не брошу тебя в таком состоянии, – прорычал он. – За кого ты меня принимаешь? Это целиком моя вина!

Домине отвернулась от него, перекатившись на бок.

– Нет, я сама виновата, – сказала она. – Если бы вчера я дождалась вас, а не помчалась домой под дождем, я бы не простыла.

– Согласен. Но на вересковую пустошь тебя притащил я и потому чувствую себя ответственным.

Он отошел от кровати и встал у окна. Ветер стонал в старых водосточных трубах, а дождь уступил место густому туману.

Домине хрипло вздохнула и перевернулась на спину. В груди разгорался пожар, и она мысленно заклинала Джеймса, чтобы он ушел, – тогда она смогла бы дать волю приступу кашля, зарождавшемуся в легких. Она не хотела показывать ему свою слабость.

С трудом сглотнув, она небрежно откинула челку со лба и попросила:

– Пожалуйста, оставьте меня одну. Вы уже выполнили свой долг – позвали доктора. Теперь уходите!

Джеймс обернулся, отошел от окна и встал у изножья кровати.

– Ты, кажется, вздумала приказывать мне, Домине, – резко сказал он. – Ладно, ладно, ухожу. Когда приедет доктор Риверс, я еще раз навещу тебя.

Домине закивала, и нарочно закрыла глаза, чтобы он думал, будто она утомилась и хочет отдохнуть. Вскоре она услышала, как за ним захлопнулась дверь – с треском, который мог означать что угодно, в том числе сквозняк, – и испустила вздох облегчения. Преодолевая слабость, девушка сползла с кровати и подошла к туалетному столику. Отражение ее не порадовало – она недовольно рассматривала бледное лицо с пятнами нездорового румянца и вынуждена была признать, что выглядит ужасно. Ну зачем он приходил? Чтобы увидеть ее такой слабой и непривлекательной? Почему эта проклятая простуда не могла подождать еще пару дней – к тому времени Джеймс был бы уже в Риме! Все, решительно все складывается против нее – она всегда предстает перед ним в невыгодном свете. Домине снова вздохнула. Да какое это имеет значение? Ей все равно нипочем не сравниться с Лючией Марчинелло или Ивонн Парк.

Новый приступ кашля заставил ее попятиться к кровати, нырнуть под одеяло и натянуть его до самого подбородка. Может быть, доктор Риверс решит, что ее состояние не так уж серьезно, и тогда Джеймс уедет сегодня, как и планировал.

Уехал Джеймс только через две недели. Доктор Риверс заявил, что у Домине бронхит и она должна оставаться в постели. Еще он, сурово качая головой, сообщил, что ей повезло и болезнь лишь по чистой случайности не развилась в воспаление легких, учитывая беспечное отношение, которое Домине проявила к собственному здоровью.

В первое время девушка была так изнурена приступами кашля, что совершенно не обращала внимания на тех, кто приходил ее навестить. Миссис Мэннеринг каждый день наносила официальные визиты вежливости, чтобы поинтересоваться ее успехами в выздоровлении. Позднее Домине заподозрила, что Джеймс мог бы остаться еще на неделю, но предпочел сбежать от бесконечных нападок матери, которой очень хотелось выяснить, что произошло на вересковой пустоши и почему он позволил своей подопечной так не вовремя простудиться. Домине казалось, что миссис Мэннеринг злится на нее за то, что она заболела именно в тот момент, когда в доме появилась неожиданная и нежеланная гостья и вместе с ней много дополнительных забот и хлопот. Но в присутствии Джеймса она не решалась высказывать девушке свои претензии и переключилась на Мелани, которая в свою очередь старательно игнорировала большинство ее придирок и колкостей.

Сам Джеймс был редким посетителем, и Домине ждала его визитов с некоторым беспокойством. Он был с ней внимателен и на удивление великодушен, но, возможно, именно поэтому она чувствовала фальшь в их отношениях. Ей казалось, что он стремится возобновить их прежнюю, безмятежную в большей или меньшей степени, дружбу и окончательно изгнать из ее памяти эпизод на вересковой пустоши. И все же, несмотря на свои опасения, Домине обнаружила, что внезапно открывшаяся ей новая сторона характера Джеймса заинтересовала ее – за время своей болезни она действительно узнала о нем много нового. Он рассказывал девушке о своей работе, об успехах и неудачах в творчестве, о постановках его пьес на телевидении и в театре. Домине задавала толковые вопросы, и вскоре он начал приносить ей рукописи, просил прочесть и с интересом выслушивал ее мнение. Постепенно они стали чувствовать себя довольно непринужденно в обществе друг друга, однако исподволь нараставшее напряжение свидетельствовало о том, что при малейшем намеке на близость может разразиться буря.

Мелани была единственном человеком, в чьей компании Домине могла полностью расслабиться, и каждый день, после обеда, с нетерпением ждала прихода подруги, которая неизменно приносила с собой ворох забавных рассказов о событиях за день. Миссис Мэннеринг и вспыльчивая синьора Марчинелло, казалось, заключили перемирие, но оружие не сложили, и время от времени вспыхивали шумные ссоры. Мелани жаловалась, что ей тяжело приходится без помощи Домине, и заклинала ее выздоравливать побыстрее, чтобы успеть насладиться приготовлениями к рождественским праздникам, которые были уже не за горами. Еще она добровольно взяла на себя роль посредницы в отношениях Домине с Винсентом. Молодого человека не пустили в дом – Мелани не могла понять, по чьим указаниям, – когда он пришел узнать о самочувствии Домине. С тех пор он настойчиво слал девушке гостинцы – фрукты, конфеты и журналы, которые тайно передавала ей Мелани.

Однажды он прислал огромный букет хризантем. Джеймс, заглянувший к Домине в тот день, с удивлением посмотрел на едва распустившиеся пушистые бутоны, наполнявшие комнату буйством красок и ароматом, и спросил:

– Откуда они?

– Мелани принесла, – осторожно объяснила Домине. – Их прислал Винсент. Правда, красивые?

– Да, красивые, – рассеянно повторил он странным тоном, а затем внезапно ретировался, оставив Домине в растерянности.

Кашель постепенно проходил, унося с собой нездоровый румянец и бледность, а беззаботные дни, постельный режим и хорошее питание успешно справились с худобой. От нечего делать Домине привыкла по утрам подолгу возиться со своей косой, отросшей после стрижки Мелани до лопаток. Она тщательно расчесывала волосы, заплетала и перехватывала модной лентой, которую подарила ей Мелани. Вскоре доктор Риверс разрешил Домине ненадолго вставать с постели, и она в пижаме перебиралась в кресло у окна, завернувшись в теплый плед.

Однажды утром ей нанесла неожиданный визит Лючия Марчинелло.

– Вот, – сказала она своим глубоким, низким голосом, кладя на колени Домине картонную коробку. – Подарок! Как ты себя чувствуешь сегодня?

Домине улыбнулась, ответив, что ей намного лучше, и открыла коробку. Внутри, завернутый в папиросную бумагу, лежал пеньюар из чистого шелка аппетитного абрикосового оттенка. Его нежный, с перламутровым отливом цвет прекрасно контрастировал с каштановыми волосами и смуглой кожей Домине, и та в изумлении посмотрела на итальянку.

– О, я не могу принять это от вас… – начала она. – Это очень мило с вашей стороны, но ведь пеньюар совсем новый, и мне…

– Чепуха! – перебила ее Лючия. – Разве он не достаточно хорош для тебя?

– Что вы, по-моему, он великолепен! – искренне воскликнула Домине. – Но… я не могу принять его.

– Ты хочешь меня обидеть? Во-первых, от подарков не отказываются, а во-вторых, я не могу его носить – мне совершенно не идет этот цвет. Бери же. Я хочу, чтобы он был у тебя.

Домине все еще колебалась, но наконец сдалась.

– Ну хорошо. Большое спасибо. Но все же я думаю, что вам не следовало…

Лючия Марчинелло взмахнула рукой, отметая все возражения, и уселась у окна на стул, рядом с Домине. Окинув взглядом унылый осенний пейзаж за окном, она поежилась.

– Этот пустырь, поросший вереском, такой… такой… непривычный, и в нем столько одиночества… – Она помолчала. – Одиночество чуточку пугает, правда? Я провела всю жизнь в больших, шумных городах – в Риме, Париже, Лондоне. Но с тобой все по-другому, да? Джеймс рассказал мне, что ты училась в школе при монастыре.

Домине кивнула:

– Да. Когда мои родители погибли, двоюродный дедушка взял надо мной опеку и оплачивал мое обучение.

– Понятно. Двоюродный дедушка – это, вероятно, отец Джеймса. – Глядя на изумленное лицо Домине, она понимающе улыбнулась. – Ага, ты думала, что я не знала о том, что Джеймс незаконнорожденный. Это далеко не редкость в нашем мире, дорогая. Единственное, чего я не понимаю, это от кого он унаследовал талант – определенно, не от грозной миссис Мэннеринг! – Лючия картинно воздела руки вверх. – Эта женщина – настоящее испытание для сына!

– Я думаю, она гордится сыном и желает ему добра, – тихо заметила Домине, не желая обсуждать мать Джеймса.

Лючия пожала плечами.

– Добра? – Она покачала головой. – Я так не думаю. Она собственница. Ожидает, что Джеймс будет играть по ее правилам, и не делает ему никаких уступок. Она не хочет понять, что Джеймс уже не мальчик и не может подчиняться женщине – кем бы она ни была!

Домине вздохнула и решила сменить тему.

– Вам нравится в «Грей-Уитчиз», синьора Марчинелло? – вежливо осведомилась она.

Лючия неопределенно помахала рукой. В костюме из джерси лимонного цвета она выглядела вызывающе и очень привлекательно, и Домине гадала, каким человеком был ее муж. Определенно, жизнь с такой женщиной не могла быть скучной. Когда она говорила о Джеймсе Мэннеринге, в ее глазах мерцал искренний интерес, и Домине понимала, что Лючия Марчинелло может быть опасной соперницей, яростным врагом, но и верной подругой.

– Не знаю, может ли нравиться уродливый старый сарай с древним отоплением, стоящий на пустыре. – Лючия поморщилась. – Но не подумай, что я жалуюсь. Если человек жаждет уединения – это лучшее место на свете. Здесь можно наслаждаться тишиной и покоем. – Она вздохнула. – К несчастью, миссис Мэннеринг мечтает выжить меня отсюда как можно скорее… И все из-за Джулио конечно же. Должна тебе признаться, его смерть была ужасным Потрясением не только для меня, но и для его кредиторов. Миссис Мэннеринг – чистоплюйка! – Она вскинула руку, словно Домине собиралась протестовать. – Не отрицай это, дорогая! И что самое ужасное, таких, как она, – хоть отбавляй. Пока меня еще принимают в обществе, сплетни о финансовом скандале и самоубийстве моего мужа будут… э-э-э… – как говорят англичане – наследовать меня!

– Преследовать, – поправила ее Домине с легкой улыбкой.

– Ах да, преследовать! Видимо, миссис Мэннеринг считает меня дурной компанией. – Она передернула плечами. – Но это не важно. Давай поговорим о тебе. Какие у тебя планы на будущее?

– Да в общем никаких, – неохотно призналась она. Лючия вскинула тонкие, подведенные карандашом брови.

– Джеймс может найти для тебя работу на телевидении или в театре, – сказала она. – Это захватывающий мир, можешь мне поверить. Когда-то я сама была драматической актрисой. К счастью, я встретила Джулио, он влюбился в меня и спас от упадочных нравов богемы! – Она захихикала. – Не пугайся, я конечно же шучу. Но слабым и бездарным людям в мире искусства действительно приходится очень трудно. – Она задумчиво рассматривала Домине. – Ты очень привлекательная девушка. Хорошо сложена, не смазлива, как это принято говорить, но именно привлекательна. Правильный макияж, приличная одежда, поработаешь немного над осанкой и походкой и можешь стать моделью! Разве тебя это не привлекает?

Домине ошарашено покачала головой:

– Вы шутите!

– О нет. – Она задумчиво подперла подбородок рукой. – Когда-то я мечтала открыть модельное агентство, ты могла стать моей первой воспитанницей.

– О, право же, вы очень любезны, но такая работа не для меня, – окончательно смутившись, запротестовала Домине.

Лючия вздохнула:

– Может быть, и так. Сдается мне, твой опекун тоже то не одобрит. Похоже, у него есть на твой счет другие ланы, а?

– Не имею ни малейшего представления, – как можно более равнодушно ответила Домине. – Скажите, синьора, мой… мой опекун что-нибудь говорил вам обо мне?

– Время от времени, – нахмурилась Лючия. – А что?

– Он… я имею в виду, что я… – Она смущенно замолчала.

– Ты хочешь знать, что думает о тебе Джеймс, да?

Домине залилась краской.

– Ну, ему ведь навязали опеку надо мной, и я боюсь, что он считает меня обузой.

– В этом случае он мог бы оставить тебя в монастыре и оплачивать счета за твое обучение.

Этот простой и логичный довод никогда не приходил Домине в голову, и она с удивлением посмотрела на Лючию, задумчиво кивнув.

– Значит, его целью было дать тебе кров, настоящую семью, если хочешь, – продолжала итальянка. – Позволь мне быть откровенной, Домине, мы с Джеймсом знакомы уже несколько лет. Они с моим покойным мужем были приятелями и относились друг к другу с определенной степенью доверия. Я думаю, Джеймсу стало жалко тебя, он чувствовал, что его отец нехорошо поступил, не упомянув тебя в своем завещании. Что касается твоей учебы в монастырской школе, здесь, как мне кажется, мистер Фэрридей был прав – он всего лишь старался соблюсти приличия и потому не мог поселить тебя в «Грей-Уитчиз». В конечном счете что бы ты подумала о нем, если бы открылось, что у него работает экономкой женщина, которую он соблазнил много лет назад, и что Джеймс – его внебрачный сын?

Домине прижала ладони к щекам.

– Я не знаю.

– Вот именно. Ты бы начала сомневаться в его бескорыстности, а Генри Фэрридей не тот человек, который стал бы вести с кем бы то ни было откровенные разговоры. Он бы никогда не признался, что его забота о тебе была в какой-то мере искуплением грехов.

Домине смотрела на нее во все глаза.

– Теперь я понимаю.

– Что касается твоего будущего, – продолжала Лючия, – мне кажется, что Джеймс примет в этом весьма активное участие. Хочешь ты того или нет, ты стала членом его семьи, и я не думаю, что он бросит тебя на произвол судьбы, даже когда тебе исполнится восемнадцать.

– Но ведь по закону, достигнув совершеннолетия, я становлюсь независимой и никто не может распоряжаться моей судьбой? – насторожилась Домине.

– Законы! Ха! Что такое законы? – пренебрежительно воскликнула Лючия. – Они существуют для юристов, а не для живых людей с человеческими чувствами. – Она положила ладонь на руку девушки. – Будь помягче с Джеймсом, девочка. Ты могла бы оказаться в гораздо худшем положении, будь твоим опекуном другой мужчина, менее… скажем, менее порядочный!

Домине поднялась, не желая обсуждать свои сокровенные чувства, и Лючия, казалось, поняла, что их разговор подошел к концу, – она тоже встала и произнесла:

– Что ж, ухожу, ухожу. Возможно, стоит предложить миссис Мэннеринг помощь по хозяйству, и тогда она перестанет считать мое присутствие в доме мировым злом. – Она улыбнулась. – Примерь пеньюар, Домине, и причеши волосы. Всегда помни – женщина обязана быть красивой, независимо от того, смотрят на нее или нет!

Оставшись одна, Домине разложила пеньюар на кровати и невольно залюбовалась – он был очень красивым, и такой подарок могла сделать только такая изысканная женщина, как Лючия. И на самом деле, она была не такой уж плохой. Если Джеймс женится на ней, она сможет сделать его счастливым. Девушка зарылась лицом в шелковистую ткань пеньюара. Если Джеймс женится… Она была слишком слаба, чтобы размышлять об этой мрачной перспективе.

Оправившись от кратковременного приступа отчаяния, она сделала так, как посоветовала ей Лючия, и, скинув пижаму, примерила пеньюар. Ткань оказалась такой роскошной, такой мягкой, такой дорогой. Сев перед зеркалом, Домине взяла гребень и, сняв ленту, плавными движениями зачесала волосы назад. Надо же, как сильно одежда может изменить человека, подумала она, с изумлением рассматривая свое отражение. Шелк нежно струился по изгибам ее тела, подчеркивая юную стройную фигуру, а пояс плотно облегал узкую талию. Она вспомнила слова Лючии и улыбнулась. Возможно, ей никогда не сравниться с красавицей итальянкой, и все же она стала хоть чуточку, но привлекательнее.

Позже, в тот же день, к ней зашел Джеймс. Он окинул девушку внимательным взглядом, но она не услышала ни комплимента, ни насмешки. Он сделал вид, что не заметил перемены в ее облике, и, пододвинув стул к кровати, достал несколько исписанных листков – в последнее время у него нелегко шла работа над сценарием, и он обсуждал с Домине некоторые моменты. Почувствовав острое разочарование оттого, что Джеймс не оценил ее обновку, девушка с трудом подавила желание разорвать в клочья все его бумажки. Но вскоре, забыв обо всем, она уже с увлечением слушала продолжение рассказа о новом телевизионном проекте под названием «Расточители» – известная телекомпания предложила шести драматургам написать сценарии для сериала из шести новелл, объединенных общей темой – темой человеческих пороков.

Главным героем серии, над которой работал Джеймс, должен был стать молодой повеса – азартный игрок, чья беспутная жизнь сводит с ума родителей, зарабатывающих деньги тяжелым трудом. Домине, знавшая о том, как рождался замысел и продумывались основные ходы сюжета и характеристики персонажей, восхищалась блестящим талантом Джеймса Мэннеринга, который неизменно обеспечивал его произведениям громкий успех. Его герои обладали всеми человеческими слабостями, достоинствами и пороками, события развивались естественно и логично, а диалоги были остры и убедительны.

Никто из его персонажей не был абсолютно злым или абсолютно добрым – в каждом было намешано всего понемножку, и из-за этого они казались живыми, настоящими, узнаваемыми.

Наконец Джеймс замолчал и взглянул на часы – было уже половина десятого, и оба удивились, что не заметили, как пробежало время. Он поднялся, собираясь уходить, и к Домине неожиданно вернулись обида и раздражение из-за того, что он не обратил внимания на ее пеньюар.

– Почему вы до сих пор не уехали? – неожиданно спросила она. – Я думала, вы торопитесь в Рим улаживать дела синьоры Марчинелло.

Джеймс убрал сценарий в папку и выпрямился, сурово глядя на девушку.

– Ты, наверное, устала от наших обсуждений? – тихо осведомился он.

Домине сосредоточенно рассматривала собственные ногти.

– Должно быть, вам очень скучно разговаривать со мной. Я не выдерживаю никакой конкуренции с вашими лондонскими приятелями-интеллектуалами.

– Ты не ответила на мой вопрос, – напомнил он.

– А вы не ответили на мой! – парировала она.

– Ты хочешь, чтобы я уехал? Мое присутствие здесь раздражает тебя?

Домине вздохнула:

– Конечно же нет. Ведь это ваш дом.

Джеймс нетерпеливо пробормотал проклятие.

– Что с тобой сегодня такое? – спросил он, сдерживая раздражение. – Как только я вошел сюда, почувствовал: что-то не так. Ты неважно себя чувствуешь, да?

– Я чувствую себя хорошо. Со мной все в порядке.

Джеймс положил папку на подоконник и, засунув руки в карманы, смерил девушку суровым взглядом.

– Тогда в чем дело? – Его глаза сузились. – Лючия заходила к тебе сегодня, не так ли? О чем вы говорили?

– Да так, ни о чем, – сказала Домине без всякого выражения. – Она любезно посидела со мной некоторое время. Принесла мне подарок.

Глаза Джеймса блеснули.

– Я знаю. Этот пеньюар.

Домине возмущенно поднялась с кресла.

– Вы заметили? И до сих пор ничего не сказали?

– А что ты хотела услышать? – поинтересовался он. – Тут и говорить нечего – ты и так знаешь, что он тебе очень идет.

Домине склонила голову набок.

– Очень идет, – передразнила она. – Как мило! – И осеклась – лицо Джеймса на секунду исказило страдание, взгляд помрачнел, брови сошлись на переносице. Он, казалось, не слышал ее, погрузившись в себя, противостоя каким-то душевным терзаниям, и Домине подумалось, что в это мгновение он мысленно представляет себе Лючию в абрикосовом пеньюаре. Конечно же итальянка выглядела бы намного соблазнительней в таком наряде.

– Не груби, Домине, – резко сказал он. – Ты не хуже меня знаешь, что наши отношения все еще очень хрупки. Пока что мы с тобой ладим, но твоя агрессивность может все испортить. – Он тяжело вздохнул. – И это ляжет тяжким грузом на мою совесть. Я ведь изо всех сил стараюсь, чтобы ты увидела меня в ином свете – таким, какой я есть на самом деле, а не животным, слепо повинующимся потребностям тела.

– Значит, это вот как называется? – ядовито спросила она, обиженная тем, что он по-прежнему отрицает любые чувства.

– Черт побери, я уже сотню раз перед тобой извинялся! – в ярости заорал он. – Я могу сколько угодно казнить себя – это ни к чему не приведет! Только доказав тебе, что я не бессердечный эгоист, я смогу простить самого себя и искупить вину перед тобой!

Домине, молча выслушав эту тираду, тоже взорвалась:

– Значит, вы каждый день приходите сюда и говорите со мной об искусстве, чтобы искупить грехи? Неужели вы сами не чувствуете – то, что произошло между нами, нельзя забыть и спрятать под маской благочестия, которую вы нацепили на себя!

Джеймс глубоко вздохнул и пробежался рукой по волосам.

– Что ты хочешь от меня, Домине? – прорычал он. – Ты не имеешь представления о моих чувствах!

– Чувства? Чувства?! – Домине презрительно рассмеялась. – У вас нет чувств, вы их не признаете!

Джеймс шагнул к девушке, и на мгновение ей показалось, что он хочет ударить ее.

– Да что ты об этом знаешь?! – прошипел он. – Ты не задумывалась о том, что для меня это уже наказание – проводить время здесь, с тобой наедине? Говорить с тобой, смотреть на тебя, случайно прикасаться к тебе? – Его голос был хриплым. – Я человек из плоти и крови, Домине, и признаю, что у тебя есть надо мной власть!

Ее обожгло ледяное голубое пламя, вспыхнувшее в его глазах.

– Ну что, ты довольна? Ты ведь хотела услышать именно это, не так ли? Это придает тебе сознание собственной важности? Утоляет страсть, проснувшуюся у тебя внутри?

Домине отпрянула.

– Как вы можете так говорить?! – вымолвила она в ужасе.

– Разве я не прав? Только ты никак не можешь понять, что я слишком стар для тебя, что твои эмоции вызваны естественной потребностью юной девушки в мужской ласке!

– Это неправда! – выкрикнула она, не в силах подавить волну негодования. – Вы просто пытаетесь успокоить свою совесть и обманываете сами себя! Вы говорите, что я ребенок, используете мой возраст как оружие! Зачем? Вы боитесь признать, что я женщина?

– Ради бога, Домине, прекрати мучить меня! – Он выругался сквозь зубы. – Забудь об этом разговоре! Очевидно, я ошибался, думая, что могу все исправить, и теперь мне придется держаться от тебя подальше.

Он так резко схватил папку со сценарием, что один лист бумаги вылетел и спланировал на пол. Они одновременно нагнулись, чтобы поднять его, Домине уже протянула руку, но Джеймс гневно оттолкнул ее и – не рассчитал силу. Девушка, потеряв равновесие, рухнула на ковер. Мгновенно раскаявшись в своей грубости, Джеймс отбросил сценарий в сторону и нагнулся, чтобы помочь ей подняться.

– Отстаньте от меня! – всхлипнула девушка, готовая расплакаться от унижения.

– Домине! – умоляюще воскликнул он. – Я не хотел… – И, с хриплым стоном опустившись на колени подле нее, нежно взял девушку за плечи и развернул к себе: – Домине! – тихо сказал он. – Не заставляй меня ненавидеть самого себя!

– Я думала, что вы ненавидите меня, – прошептала она.

Его глаза потемнели, и в их глубине зажглось волнующее мерцание.

– Нет, – произнес он, тяжело дыша.

Горячие ладони сжали ее запястья. Он чувствовал, как под кончиками его пальцев неровно бьется пульс девушки. Затем, словно не в силах остановить самого себя, он склонился над ней и в следующее мгновение прижал к ковру всем своим весом. Домине снова, как в то утро на вересковой пустоши, парализовала странная слабость, и она сдалась, ответив на его настойчивый, требовательный поцелуй. Он хрипло, со стоном произнес ее имя, зарывшись лицом в ее волосы; шелковый пеньюар, повинуясь движению его руки, скользнул с плеч, позволив его пальцам ласкать ее тело. В его прикосновениях была нежная страсть, а поцелуи, которыми он осыпал ее глаза и шею, были долгими и жгучими. Она обвила его руками за шею, запустив пальцы в густые волосы на затылке, потеряв всякое желание сопротивляться.

Это продолжалось до тех пор, пока его губы не скользнули ниже, начав ласкать нежный изгиб ее груди. С ужасом осознав, что происходит, она с силой оттолкнула его, застав врасплох, – он разжал объятия, в тот же миг девушка выскользнула из его рук и бросилась через всю комнату в ванную, не сумев подавить рыдания. Не оглядываясь, она захлопнула за собой дверь и закрыла ее дрожащими руками на задвижку, обессиленно прислонившись к двери плечом – унижение волнами захлестывало ее. Она жадно, задыхаясь, глотала воздух, и причиной жжения в груди на этот раз был не бронхит. «О боже, – суматошно пульсировала в голове единственная мысль. – Что я наделала? Что я наделала?!»

Из спальни не доносилось ни звука, и девушка, должно быть, долго простояла так, прислонившись к двери, пока не услышала голос миссис Мэннеринг:

– Домине! Домине! Ты в ванной?

Домине преодолела спазм в горле.

– Д-да! Я здесь! – смогла выговорить она, облизнув пересохшие губы.

– Поторапливайся, дорогая. Пришел доктор Риверс.

Домине подошла к раковине, ополоснула заплаканное лицо и с ожесточением вытерла его полотенцем так, что на щеках выступили красные пятна. Затем она поправила поясок на пеньюаре, расчесала волосы и вышла в спальню.

– Вы сегодня поздно, доктор, – собравшись с духом, выговорила она.

Риверс улыбнулся:

– Я был по соседству. Играл в шахматы с юным мистером Морли и подумал, что могу нанести вам визит этим вечером, сэкономив тем самым время на завтра. Вы выглядите намного лучше, юная леди. Думаю, пора вам прописать небольшую прогулку и глоточек свежего воздуха, а?