Текст книги "Упрямая гувернантка"

Автор книги: Энн Мэтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Глава 2

Виктория беспокойно ворочалась, собирая к себе постельное белье, и ее движения заставили проникнуть под одеяло предательский холодок. Она спала, и сон пугал своей реальностью. Она бежала вниз по заснеженному склону, преследуемая волкодавами; оскаленные зубы и убийственные челюсти были в нескольких сантиметрах от нее. Ужасные звуки тяжелого дыхания отдавались в ее ушах, легкие вот-вот готовы были взорваться. Вдруг она потеряла равновесие и заскользила головой вниз, пытаясь ухватиться за что-нибудь, чтобы спастись от верной смерти. Паника охватила все ее существо, колючие брызги снега слепили, она отчаянно вертела головой в поисках спасения от надвигающейся катастрофы, и тут взрыв вырвал ее из реальности фантазии и вернул к реальности окружающего мира.

Виктория резко села на постели, прижимая руки к горлу, и один миг сидела неподвижно, чтобы оправиться от шока пробуждения. Когда сознание прояснилось, она поняла, что в комнате уже светло. Свет проникал сквозь тяжелые бархатные портьеры, ослепительный свет на снегу, красноречиво говорящий о солнце в горах. Викторию пробрал озноб, и она схватила домашний халат, оставленный накануне на краю постели. Продевая руки в рукава, она увидела, что огонь в камине погас, пепел подернулся серым налетом, а в комнате холодно, как в холодильнике. Второпях она застегнула халат и выскользнула из постели, неуверенной рукой отбрасывая с глаз волосы. Она все еще хорошо помнила кошмарный мир сна, и воспоминания о разбудившем ее взрыве казались более вещественными, чем все остальное.

Снова поежившись, Виктория раздвинула бархатные портьеры и выглянула в окно. Прошлой ночью пейзаж выглядел первозданным хаосом, но в это утро ее ослепила сверкающая панорама. Окно выходило на заднюю часть усадьбы, за ним высились высокие отроги гор. Ближе к замку, за обнесенным стеной садом, в котором, очевидно, была достигнута некоторая степень упорядоченности, виднелись заснеженные сосны. Направо блестели воды ручья, и Виктория удивленно подумала: «Как он не замерзает при такой низкой температуре?» Окрестности долины могли считаться укрытием, но даже здесь было очень холодно.

Когда реальность утвердила себя, Виктория повернулась к ночному столику и взяла часы. Шел только девятый час утра, но она решила, что разумно одеться и поискать способ согреть комнату. Она натягивала плотные брюки, когда какой-то звук у двери спальни заставил ее обернуться, прикрывая грудь свитером. Дверь скрипнула, остановилась, снова скрипнула, наконец подалась, и в щели показалось маленькое лицо.

Виктория издала потрясенный вздох облегчения и быстро опустила свитер. В комнату нехотя вошла девочка – очевидно, Софи. У Виктории возникло ощущение, что Софи хотела застать ее спящей и не ожидала, что ее увидят.

– Guten Morgen, Sophe [4]4
  Доброе утро, Софи (нем.).


[Закрыть], – с улыбкой сказала Виктория, поздравляя себя, что еще помнит простые немецкие слова, но девочка просто молча смотрела, не отвечая и не здороваясь сама.

Поскольку это было первое появление подопечной, Виктория решила дать ей несколько минут привыкнуть к себе и начала убирать постель. Вчерашний вечер разочаровал в том смысле, что она не видела ни барона, ни его дочь сразу после приезда. И когда решилась спуститься на кухню, разобрав чемодан, выяснилось, что от нее ожидают ужина за кухонным столом с Густавом, мужем Марии. Все это было частью странной, фантастической атмосферы замка, но этим утром она отказалась унывать. В конце концов, еда, хотя и простая, превосходна, и Виктория чуть больше, чем служанка, после всего сказанного и сделанного.

Но все же замок явно не роскошный загородный дом, и, кроме Густава и Марии, здесь больше нет слуг. Викторию после возвращения наверх одолевали вопросы, и она пришла к заключению: барон либо эксцентричен, либо на самом деле беден так, как говорил. Если бы у нее вообще был здравый смысл, она бы заподозрила, что дело нечисто. Три гувернантки за столько месяцев, сказала крестная. И эта бедняжка, баронесса Тереза, вряд ли она жила бы с протянутой рукой, имея в родственниках богатых землевладельцев. Виктория улыбнулась про себя, разглаживая покрывало на своей кровати. Тетя Лори не догадывается, во что втравила крестницу. Подозревай она финансовые обстоятельства барона, сразу отказалась бы от своей идеи. И все-таки Виктория нашла перспективу такой работы вызовом для себя. Она взглянула на маленькую постную физиономию Софи. «Да, – прозорливо подумала Виктория, – мне досталась отнюдь не синекура».

Когда кровать была застелена, девушка выпрямилась и обратила наконец внимание на девочку. Та была маленькой для своего возраста, волосы, заплетенные в две косички, на несколько оттенков темнее, чем у ее отца. На ней было темное шерстяное платье и кардиган, теплые колготки согревали ее тонкие ноги. Она не была непривлекательна, но простая одежда придавала ей внешность Золушки. Виктория погрела дыханием холодные ладони и бодро сказала:

– Здесь холодно! Давай спустимся? – Она знала, что девочка ее понимает. До болезни Софи училась в пансионе, где английский был вторым языком.

Софи продолжала неподвижно смотреть на нее, не двигаясь к двери. Когда Виктория стала терять терпение, девочка вполне разборчиво произнесла:

– Вы собираетесь остаться?

Виктория опешила.

– Разумеется, – не задумываясь, ответила она. – А что, не стоит?

Софи пожала тонкими плечиками.

– А я сказала, что не стоит? – нахально спросила она.

Виктория поджала губы:

– Ты не хочешь, чтобы я осталась?

У Софи блеснули глаза.

– Вы все равно уйдете, – удрученно ответила она. – Как и другие. Нервы не выдержат!

Виктория почувствовала укол раздражения.

– Нервы меня не беспокоят, – невозмутимо заверила она. – А теперь, может, закончим этот бесполезный разговор и спустимся вниз?

Софи провела языком по верхней губе:

– Как хотите. – Но не двинулась с места.

Вместо этого она подошла к трюмо и взяла флакон с духами Виктории. Не спрашивая разрешения, она отвернула пробку и подозрительно принюхалась. Затем намеренно неуклюжим движением, как после сообразила Виктория, попыталась завернуть пробку и выпустила флакон из рук. Он не разбился, потому что был пластиковый, но духи разлились по полированному полу.

С восклицанием Виктория кинулась через комнату и дрожащими пальцами подхватила флакон, пока все содержимое не исчезло, и сердито взглянула на Софи. Это были ее любимые духи, а найти здесь замену маловероятно.

Софи поднесла руку ко рту.

– Ой, извините, – воскликнула она, прежде чем Виктория вымолвила слово. – Я нечаянно.

Виктория открыла рот, чтобы возразить, и тут же закрыла его. Конечно, Софи этого хочет. Она надеялась, что Виктория потеряет самообладание и рассердится. Это доказало бы, что она вспыльчива и легко выходит из себя. И возможно, она хотела выяснить, до какой степени ее можно разозлить.

Невероятным усилием воли Виктория сдержала негодование, завернула пробку флакона и поставила его на место. Затем она повернулась к девочке.

– Верно, – спокойно сказала она, более спокойно, чем чувствовала. – Произошел несчастный случай. Тебе нравятся духи, Софи?

Софи сморщилась.

– Нет, – с чувством сказала она. – Я их ненавижу!

Виктория наклонила голову:

– Понятно. А теперь пойдем?

Софи с непокорным видом зашагала к выходу. У самой двери она обернулась.

– Вы не останетесь, – решительно сказала она. – Вам станет слишком страшно!

Виктория шагнула вперед:

– Что ты имеешь в виду, Софи?

Софи пожала плечами.

– Увидите, – отозвалась она и выбежала вон.

После ухода девочки Виктория обнаружила, что ее бьет дрожь. Конечно, она никогда не встречалась с такими странными детьми, и, хотя ее гнев по поводу духов не прошел, она стала размышлять о причинах сознательной враждебности Софи. Виктория вздохнула, причесала густые длинные волосы, закрепила их гребнями и покинула комнату.

Под винтовой лестницей она учуяла запах печеного хлеба, и, когда открылись двери кухни, ее обдало волной жара.

Кухня была огромна, в ней доминировал длинный скобленый стол с деревянными табуретами вокруг. С балок свисали связки лука, полки украшали сверкающие сковороды, а на широком камине постоянно кипел большой котел. Мария вынимала поднос с рогаликами из духовки рядом с камином и, когда Виктория вошла в комнату, улыбнулась.

– Guten Morgen [5]5
  Доброе утро (нем.)


[Закрыть], фройляйн! – сказала она, ставя поднос на стол. – Хорошо спали?

Виктория успокоилась.

– Danke [6]6
  Спасибо (нем.).


[Закрыть], да, – кивнула она. – Здесь намного теплее, чем наверху.

Мария сложила руки на груди.

– У вас в комнате холодно? В камине погас огонь?

– Да, боюсь, что да. Мне самой разжечь?

Мария покачала головой:

– Позже это сделает Густав, фройляйн. – Она отвернулась к другой плите, где шумела кофеварка. – Кофе? Чай?

– Кофе, пожалуйста, – с благодарностью ответила Виктория, подсаживаясь к ревущему огню. – Здесь всегда так холодно?

Мария положила ложку сахара, не спрашивая Викторию, и сделала гримасу.

– В мае придут теплые дни, – сказала она.

– Май! – Виктория поежилась.

Шел только март. До мая казалось очень далеко.

– Вы скоро привыкнете, фройляйн, – заверила Мария, протягивая девушке чашку крепкого черного кофе. – Одевайтесь теплее и увидите, что это бодрит.

Виктория выпила кофе с некоторым удовлетворением. Кофе, по крайней мере, хороший. Она также почувствовала голод, а золотисто-коричневые рогалики выглядели очень аппетитно.

Мария выложила рогалики на проволочный поднос и начала накрывать стол для Виктории. Она вынула несколько белых глиняных тарелок, которые использовались прошлой ночью, а также мисочку желтого масла и банку домашнего варенья. Затем она жестом предложила Виктории сесть за стол, и Виктория сделала это с благодарностью.

– Э… барон? – начала она, намазывая масло на рогалик и добавляя варенье.

Мария нахмурилась.

– Да? – строго сказала она.

Виктория вздохнула;

– Он… он не ест здесь?

Мария фыркнула.

– Герр барон позавтракал два часа назад, фройляйн, – с некоторым превосходством ответила она.

– Ясно. – Виктория вонзила зубы в рогалик и с наслаждением ощутила его вкус. Странно, в Англии такого хлеба просто не бывает.

Мария замешкалась над столом:

– Вы уже видели Софи, фройляйн?

При упоминании детского имени часть хорошего настроения Виктории испарилась.

– Да, видела, – огорченно ответила она. – Она приходила ко мне в спальню.

Мария все еще стояла склонившись.

– Что она сказала?

Виктория нахмурилась.

– Очень мало, – честно ответила она.

Мария скрестила руки.

– Не следует обращать внимание на ее слова, – сказала она невесело. – Софи странный ребенок. Никто не мог с ней сблизиться. Она придумывает – как бы вы сказали – фантазии!

Виктория удивленно посмотрела на Марию, затем слова женщины напомнили ей о том, как началось это утро.

– Скажите, – сказала она, – могла я слышать утром взрыв? Я… я думаю, что-то похожее разбудило меня.

Глаза Марии блеснули.

– Взрыв, фройляйн?

– Да. – Виктория подняла плечи. – Например, выстрел.

Мария внезапно улыбнулась.

– О, возможно, – согласилась она, кивая. – Рано утром Густав выходил с ружьем.

Виктория переварила новость, но Мария отвернулась, очевидно, желая прекратить разговор. Девушка съела два рогалика, чувствуя приятную тяжесть в желудке, и налила вторую чашку кофе. Пока она пила ее, в дальнем конце кухни открылась дверь и вошел хозяин.

В это утро он был в сапогах до бедер и толстой куртке, отороченной мехом. На голове была меховая шапка, но когда он расстегнул куртку и «молнии» на сапогах, то снял шапку и прижал ее к боку. Виктория бросила на него быстрый взгляд и вернулась к своему кофе, не желая слишком внимательно рассматривать, как он раздевается. Мария радостно приветствовала барона, предложила кофе, в ответ он тепло потрепал экономку по плечу и сказал:

– Ja [7]7
  Да (нем.).


[Закрыть], крепкий и горячий, Мария! – потом обратил внимание на Викторию. – Доброе утро, мисс Монро, – кивнул он, проведя рукой по густой шевелюре. – Уверен, вы хорошо провели ночь.

Под испытующим взглядом пронзительных голубых глаз Виктория покраснела, как школьница, и рассердилась на себя за это. В результате ответ прозвучал слишком резко:

– Да, спасибо, герр барон.

Барон почти незаметно нахмурился и окинул ее изучающим взглядом, прежде чем продолжить:

– Нам необходимо поговорить, мисс Монро. После того как я выпью кофе, мы перейдем в кабинет.

Виктория подняла плечи.

– Как скажете, гepp барон, – быстро ответила она.

Барон бросил на нее еще один изучающий взгляд, затем повернулся к Марии и принял из ее рук кружку с горячей жидкостью. С кружкой в ладонях он направился к камину и поставил ногу на скамью чуть в стороне от огня, уставившись в пламя. В черных форлагерах и черном свитере он был очень привлекателен. И Виктория не могла не задаться вопросом, где же его жена. Если бы Софи была более общительна, ее можно было спросить о матери, но от девочки никак нельзя ждать помощи. Возможно, правда, что та вела себя плохо, потому что скучала по матери. Но какая женщина сможет выдержать целую зиму в одиночестве? Может, баронесса просто уехала туда, где огни, люди и маленькие радости вроде центрального отопления?

Виктория кинула еще один взгляд на хозяина. Возможно, с ним нелегко ужиться; он безжалостен и циничен, но она также видела нежность, с которой он говорил о дочери. Внезапно барон повернулся и поймал ее взгляд. Она быстро отвернулась, но не раньше, чем испытала волнующую проникновенность этих ясных голубых глаз.

Барон допил кофе и поставил чашку на стойку рядом с глубокой раковиной, затем повернулся к Виктории.

– Готовы, мисс Монро? – бросил он, и Виктория послушно поднялась.

В этот момент открылась дверь, на этот раз та, что вела в комнату Виктории, и в кухню почти весело вошла Софи. Викторию заинтересовало, где была девочка. Сейчас Софи окружала аура удовлетворенности, которой прежде не было.

– Папа, – воскликнула она, увидев отца, бросилась к нему и крепко обняла. – Wohin gehen Sie [8]8
  Куда вы идете? (нем.)


[Закрыть]?

– По-английски, Софи, – ласково сказал отец, вырываясь из ее цепких ручек. – Я иду в кабинет. Нам с мисс Монро надо обсудить твои занятия.

Софи повернулась в руках отца и сделала в сторону Виктории недовольную гримасу. Барон не сделал ей замечания.

– Папа, не хочу заниматься! Возьми меня с собой. Можно, папа? Можно?

Барон взял ее за плечи, поддразнивая.

– Хочешь, чтобы говорили, что Софи фон Райхштейн – неумная, необразованная, некультурная? – ласково упрекнул он девочку. – Разве ты не хочешь, чтобы, я гордился тобой?

Софи надулась:

– Конечно, хочу. Но ты сам можешь научить меня всем необходимым вещам.

Барон покачал головой и выпрямился:

– Нет, Софи.

Лицо Софи помрачнело.

– Почему?

– У меня нет времени. – Барон вздохнул. – Уверен, мисс Монро будет великолепным учителем. Будь паинькой, учись! Бесполезно протестовать против неизбежного.

Софи фыркнула и почесала нос тыльной стороной руки.

– Ты меня не любишь! – заявила она.

Виктория почувствовала неловкость и обернулась на Марию. У старухи был встревоженный вид, и Виктория почувствовала, что эту сцену она видела много раз.

Барон нахмурился:

– Неправда, Софи, и ты это знаешь. Просто я не могу отдавать твоему образованию все свое время. Ты знаешь, учение требует много времени. Для меня невозможно быть твоим учителем. Кроме того, лучше прибегнуть к услугам… опытного преподавателя. – Он бросил холодный взгляд в сторону Виктории, и она поняла, что заминка не случайна. Он специально напомнил о ее неопытности.

Софи потерла глаза обеими руками:

– Уходи. Не хочу тебя больше видеть.

Барон долго смотрел на нее, затем отвернулся. И жестом поманил Викторию с собой. Виктория последовала за ним, подавленно ощущая на спине взгляд Софи.

Барон провел ее по большому банкетному залу, в котором они уже были в первый день. Здесь горел еще один огромный камин, и Виктория отметила, что, по крайней мере, в дровах недостатка не ощущается. У камина лежал только один волкодав. Он поднял голову, но, повинуясь команде барона, не двинулся с места, пока они шли по залу к еще одной тяжелой двери в восточное крыло здания. Викторию интересовало, использовалось ли восточное крыло вообще. Очевидно, да, ведь именно здесь располагались апартаменты барона. Здесь были такие же голые полы, но когда барон остановился перед арочной нишей и открыл дверь в удивительно маленькую комнату, Виктория увидела наконец некоторые признаки комфорта.

Комната была заставлена книжными полками и напоминала библиотеку, в центре расположился огромный стол, заваленный бумагами, а вокруг стояли удобные кресла с обивкой из стеганой зеленой кожи. Пол устлан коврами, в камине уютно потрескивал огонь. Виктория подумала, что замок невозможно было бы отапливать без окружения сосновых лесов. Представить такие очаги, наполненные более твердым топливом, означало вообразить несказанное богатство.

Барон прикрыл дверь и указал Виктории на ближайшее к огню кресло. Сам же присел на угол стола, достал из резной шкатулки толстую сигару, обрезал ее и закурил.

Окна кабинета смотрели на внешнюю сторону замка, и со своего места Виктория видела прыгающие по камням воды ручья и заледеневшую панораму деревьев и склонов холма. Это была очень привлекательная комната, и Виктория стала успокаиваться в тепле и комфорте мягкого кресла.

Когда, к удовлетворению барона, сигара разгорелась, он взглянул на Викторию.

– Вы удивлены, мисс Монро, – иронически заметил он. – Вообразили, что у нас деревянные стулья и голые стены?

Виктория разозлилась.

– Если и так, то только потому, что вы ожидали от меня этого, – осторожно заметила она. – Или следует сказать – хотели, чтобы я так думала?

– Touché [9]9
  Здесь: Попали в точку! (фр.)


[Закрыть]! – проговорил барон с легкой улыбкой. – Возможно, я слишком надавил на вас. Но для начала всегда лучше поверить в худшее. Если бы я направил ваши мысли в противоположном направлении, вы пришли бы в ужас, согласны?

Губы Виктории слегка дрогнули.

– Значит, вы заставили меня поверить, что вы варвар, герр барон? – прямо спросила она.

– О нет, конечно, – запротестовал барон. – Тем не менее теперь для вас совершенно ясно – наши условия сильно отличаются от того, к чему вы привыкли.

Виктория нахмурилась:

– Вы не знаете, к чему я привыкла, герр барон!

– Не знаю. – Он пожал плечами. – Но я далеко не всю жизнь провел в Райхштейне, фройляйн. Когда я вижу кашемир, я знаю, что это такое, – взять например, ваш свитер. И ваши брюки сделаны не из худшей шерсти.

– Вы не можете судить о человеке по одежде!

– Да, я понимаю. Вот почему я намерен дать вам испытательный срок. Однако должен предупредить, что ваши предшественницы, возможно, были более подготовлены к своей миссии.

Виктория почувствовала себя оскорбленной.

– Как вы можете так говорить, – выпалила она, – когда ни одна не добилась успеха?

Барон поднял темные брови.

– Вот видите, фройляйн, – сказал он, – вы уже начали подтверждать мою точку зрения!

Виктория поджала губы.

– Почему? Потому что непочтительна? – взвилась она.

Глаза барона потемнели.

– Оставим вопрос моего положения в стороне, фройляйн, – резко заявил он, и на миг Виктория пала духом.

– Как хотите, – неловко пробормотала она, и барон встал, зашел за стол и поднял письмо. Виктория сразу узнала летящий почерк крестной.

– Почему вы покинули Лондон, фройляйн? – ошарашил он ее неожиданным вопросом.

Виктория скрестила пальцы на коленях.

– Это имеет значение, гepp барон? – вежливо спросила она.

Барон постучал по письму большим пальцем:

– Не думаю. Впрочем, если причины вашего приезда в Райхштейн состоят в бегстве от чего-то, вероятно, неприятного, я должен знать его природу.

– Почему? – взглянула на него Виктория.

– Если случится невозможное и вы будете приняты, меня беспокоит мысль, что вы снова покинете нас, если исчезнет причина вашего бегства.

Виктория едва сдержалась.

– С чего вы взяли, что я убегаю? – запротестовала она.

– Письмо вашей крестной недвусмысленно, и все-таки остается впечатление, что оно намекает на большее, чем фактически сказано. Однако, если вы настроены держаться до конца, я вынужден заключить, что это личное дело, и верить, что оно не отразится на нас негативным образом.

Виктория впилась ногтями в ладони, но промолчала. Пусть думает, что хочет. Пусть. Время покажет, так ли она не готова к заданию, как и предшественницы, а если она добьется успеха, ему не на что будет жаловаться. Но при этом Викторию потрясло, что ее жизнь в Лондоне уже утратила значение и реальностью является бытие в Райхштейне. Потому ли, что оно так не похоже на то, что она себе воображала, но боль от столь скоротечного расставания с Мередитом стала менее важной, чем успех в работе. Конечно, она умышленно отказалась думать о нем прошлой ночью. Возможно, она еще почувствует ужасные угрызения совести. Но Викторию успокаивало, что ее сердце не настолько изранено, как ей казалось. Воспоминания о предательстве Мередита все еще причиняли боль, но сейчас под угрозой была ее гордость. Здесь, во многих милях ото всех, кто знает об их связи, она могла смотреть в лицо будущему более твердо. По крайней мере, в этом крестная была права. Она сказала, что Виктория страдает скорее от сознания того, что она выглядит дурой, чем от разбитого сердца.

Барон прислонился к каминной полке, внимательно глядя на нее сверху вниз.

– Насчет Софи, – сказал он. – Следовало предостеречь вас о трудностях общения с ребенком. – Он выразительно раскрыл ладонь. – Как, без сомнения, вы поняли после недавней маленькой ссоры.

– Да. – Виктория продолжала изучать ногти, не в силах выдержать его пронизывающий взгляд.

– Не сомневаюсь, вы считаете, что моей дочери не хватает дисциплины?

Виктория вздохнула. Какой ответ от нее требуется?

– Думаю… Софи очень одинока, – неловко вырвалось у нее.

– Как дипломатично, – сухо прокомментировал он. – Нет, моя дорогая мисс Монро, это не просто одиночество! Когда Софи болела, ей уделялось все внимание. Малейшее ее желание было для меня приказом. Она мне очень дорога. Естественно, я ее избаловал, и вот результат.

Виктория закусила губу:

– Сколько лет было Софи, когда она заболела, герр барон?

– Восемь… чуть больше восемнадцати месяцев назад. Она много времени провела в больнице, а ее выздоровление от паралича стало почти чудом. – Барон стряхнул пепел в огонь. – Никто не смог бы объяснить причину этого. Какое-то время казалось, что она вообще никогда не вернется к нормальной жизни.

Виктория сдерживалась, но вопрос должен был быть задан:

– А ваша жена, баронесса…

Барон выпрямился.

– Не будем обсуждать мать Софи, мисс Монро, – резко оборвал он. – А сейчас давайте примем решение о расписании уроков…

Виктория покраснела и позволила направить разговор в русло образования, высказывая свое мнение только в ответ на вопрос или получая инструкции. По его предложению, занятия следовало проводить в его кабинете, где есть стол и обширные возможности для игр, огромное количество книг на полках. У барона уже имелись учебники на немецком и английском, с помощью которых Виктория могла выяснить способности Софи, другие принадлежности для обеспечения учебного процесса хранились в обширных ящиках стола. Когда барон закончил, Виктория встала, готовая удалиться, однако он жестом остановил ее и она снова уселась в кресло.

– Сейчас я объясню, сколько свободного времени в вашем распоряжении и как вы можете его провести, – задумчиво сказал он. – Кроме того, если вы предпочитаете есть в своей комнате, я могу устроить, чтобы вам приносили поднос.

– О нет. То есть… – Виктория закусила губу. – Я не возражаю есть на кухне. Предпочитаю… – Она запнулась. Ей хотелось сказать, что предпочитает компанию одиночеству, но это значило дать ему карты в руки.

Однако прежде чем она смогла придумать адекватный ответ, барон сказал:

– Понимаю, фройляйн. Не воображайте, что у меня нет чувств. Мне тоже нужно общество – иногда.

Виктория потупилась, и по ее спине пробежал тревожный холодок. Почему этот человек вызывает в ней такое смущение? Почти все известные ей мужчины богаты, ухожены, искушены в житейских делах, они водят скоростные машины, отдыхают на Карибах или в южной части Тихого океана, носят самую модную одежду и знают все лучшие рестораны. Барон фон Райхштейн должен походить на них, но ничего подобного, и его единственная уступка современным веяниям – длинные бачки до подбородка. Он носит пиджак с кожаными заплатками на локтях, ездит на заляпанном грязью универсале и ест на деревянном столе из глиняных тарелок. Почему же она замечает в нем каждую подробность, от мощи его большого тела до чувственного изгиба полной нижней губы?

– Теперь к вопросу о свободном времени, – заговорил снова барон, и Виктория сконцентрировала внимание. – Естественно, каждый день после окончания уроков вы будете свободны – через пару часов после ленча. Однако буду благодарен, если вы обдумаете возможность на некоторую часть дня стать компаньонкой Софи.

Виктория покраснела.

– Нет необходимости предлагать, герр барон, – натянуто сказала она. – Я вполне готова считать Софи своей подругой, если она этого захочет. Что касается свободного времени, если когда оно и понадобится, я всегда могу сказать вам.

Барон нахмурился:

– Тем не менее полагаю существенным, что вы не должны постоянно считать себя на службе. Ваше предложение принимается, но подобная семейная ситуация может показаться вам довольно утомительной.

Виктория встала. Она была довольно высокой девушкой, но рост барона превышал шесть футов и подавлял ее.

– Посмотрим, – несколько невпопад заметила она и направилась к двери. Когда она почти взялась за ручку, он спросил:

– Ваши волосы – они очень длинные?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что ошеломленная Виктория прислонилась к двери, прижав руку к французской заколке, которую неизменно носила.

– А что… э… да, – пробормотала она, краснея.

Барон стоял спиной к двери и глядел в огонь.

– Здесь нет салонов красоты, фройляйн. Проще носить короткую стрижку.

Виктория нахмурилась:

– Это просьба или приказ? – Ее голос слегка дрожал.

– Ни то, ни другое, – холодно ответил барон. – Просто наблюдение, и только, фройляйн.

Виктория выпрямилась.

– Я в состоянии вымыть волосы без посторонней помощи, герр барон, – резко ответила она. – Все?

– Все, ja! – Ответ барона прозвучал грубо, и она с легким кивком вышла из комнаты.

Что за странный человек! Какое ему дело до длины ее волос?

Озадаченно подняв плечи, Виктория направилась по коридору в большой зал. Когда она вошла в огромное помещение, то заметила, что на нее смотрит волкодав, и на миг ее сердце дрогнуло. Затем с демонстративным спокойствием девушка пересекла зал и со вздохом облегчения закрыла за собой дверь.

Виктория пришла на кухню с намерением немедленно найти Софи и поговорить о приготовлениях к урокам, но обнаружила только Густава и Марию. Густав пил кофе и курил трубку. Он был великаном с густыми седыми волосами и изборожденным морщинами коричневым лицом. Густав добродушно кивнул Виктории, она в ответ улыбнулась и спросила у Марии:

– Где Софи? Я думала, она здесь.

Мария вздохнула:

– Нет, фройляйн. После того как вы ушли с ее отцом, она надела сапоги и шубу, теперь ее можно найти в конюшне, с Отто и Эльзой.

– Отто и Эльза? Кто это? – удивленно спросила Виктория.

Мария улыбнулась.

– Лошади, фройляйн, – мягко сказала она. – Их только две сейчас.

– О! – кивнула Виктория. – Понимаю. – Она взглянула на свои ноги в чулках. – Возможно, мне стоит надеть сапоги и найти ее.

– Ja, фройляйн, – сказал Густав, кивая на камин. – Es ist kalt, aber der Schnee ist schon [10]10
  Холодно, но снег прекрасен (нем.).


[Закрыть].

Виктория не совсем поняла, но догадалась, что это что-то насчет холода, поэтому согласилась и отправилась к себе за теплой одеждой. Она взбежала по лестнице, прикидывая толщину стен замка. Снизу не проникало ни звука, и она надеялась прихватить свой транзистор. Перед дверью она остановилась без сил, глядя в круглое окно, откуда открывался вид на долину. Летом луга зеленеют, покрытые маленькими альпийскими цветочками, густо произраставшими под щедрым солнцем. Возможно, на них пасутся коровы, по склону горы взбираются овцы. Будет ли она здесь к тому времени?

Странный звук в одной из соседних комнат заставил ее обернуться, по спине пробежал тревожный холодок. Виктория считала себя единственным обитателем башенки и знала, где в это время находятся остальные жители замка, поэтому мгновенно насторожилась. Никто больше в замке не жил, поэтому любые услышанные звуки могли принадлежать только мышам – или крысам! Если – ее пульс замедлился – если только это не Софи, которая пытается ее напугать.

Шум послышался снова: странный, скребущийся шорох и легкая одышка, словно кто-то, кто бы он ни был, дышал так же быстро, как она.

У Виктории кровь застыла в жилах. Она недостаточно долго пробыла в замке, чтобы сформировать о нем реальное представление, и легко могла вообразить полки предков, живших и умерших здесь в прошлые времена. Хотя за свою короткую жизнь Виктория ни разу не сталкивалась с привидениями, она проявляла здоровое уважение к сверхъестественному, и уединенность замка и башни в особенности не прошли для нее незамеченными.

Виктория нетерпеливо одернула себя. Сейчас ясный день. Духи не проявляют себя при дневном свете, по крайней мере, она о таком не слышала. Виктория вытерла влажные ладони о брюки. Она слишком восприимчива, позволяя воображению уносить себя в заоблачные высоты. Господи, нужно только сбежать вниз, попросить Густава пойти с ней и открыть дверь!

Звук раздался снова, на этот раз громче. Кто-то или что-то, которое шумело, явно устало ждать ответа. «Должно быть, Софи», – с досадой подумала девушка. Больше некому. Это не может быть барон, и она только что покинула Густава и Марию. Остается только Софи. И если она поддастся искушению и сходит за Густавом – очень вероятно, что девочка сбежит в ее отсутствие и выставит Викторию полной идиоткой, когда выяснится, что в комнате никого нет. Но, настаивало воображение, можно привести Густава, ничего не найти и выяснить, что Софи все-таки в конюшне, как сказала Мария. И в таком случае оно, то, что прячется за дверью, запросто может вернуться позже, после наступления темноты, когда в замке тихо, как в могиле, когда некому будет прийти на помощь.

Виктория дрожала, ладони снова вспотели. Бесполезно. Что бы там ни пряталось, она должна раскрыть все сама, иначе потом ей не будет покоя.

На слегка подгибающихся ногах она подошла к двери, приложила ухо к панелям и внимательно прислушалась. За дверью сразу раздалось громкое фырканье и вой. Испуганная Виктория отпрянула и повернула ручку двери. Она не знала, что за ужасная участь ее ожидает, на какой-то миг потеряла надежду и, когда навстречу ей прыгнуло огромное мохнатое тело, целясь в лицо гигантским розовым языком, осела к дверному косяку.