Текст книги "Жизнь за гранью (ЛП)"

Автор книги: Энн Малком

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Он держал мою голову осторожно, но прилагал достаточно усилий, чтобы наши губы не встретились.

– Мэйс, ты сейчас испытываешь каждую каплю моей сдержанности. И скажу тебе, что я почти на гребаном волоске после того, как попробовал вкус этих губ лишь раз, когда мечтал о них целый год, – прорычал он. – И они чертовски намного слаще, чем я помню. – Его глаза потемнели. – А я помню, детка.

Каждая часть моего тела, казалось, превратилась в желе от его слов, а мои трусики увлажнились от его сексуального тона и взгляда. Я даже не уловила намека на то, что он сдерживался целый год, просто набросилась на него.

На этот раз его осторожности было недостаточно, чтобы помешать мне коснуться его губ, и Хансен, казалось, остановился на долю секунды, прежде чем ответить на мой яростный поцелуй с мощью, соперничающей предыдущему мгновению.

Он перевернул меня на спину, вжимая в матрас твердым телом, почти погребая под горой мускулов. Я обхватила его талию ногами, нуждаясь в трении, нуждаясь в том, чтобы его тело было как можно ближе.

Хансен оторвался от моих губ, его глаза затуманились.

– Детка, ты должна сказать мне прямо сейчас, нужно ли нам остановиться. Потому что после этого момента я уже не смогу, – резко выпалил он.

– Единственное, чего я хочу, – чтобы ты перестал разговаривать, – хрипло приказала я, нуждаясь, чтобы он оказался внутри меня еще вчера. Или, точнее, год назад.

Он изучал мое лицо долю секунды, затем его рот вернулся для еще одного жестокого, прекрасного нападения. Его ладони пробегали вверх и вниз по моим бокам, наконец, обхватив грудь. От этого касания я тихо простонала ему в рот.

Его тело исчезло с моего, и я уже собиралась запротестовать, когда Хансен потянулся к моей майке.

– Руки вверх, – приказал он.

Я подчинилась, наблюдая за ним сквозь ресницы. Он зашипел, когда я расстегнула кружевной лифчик, как только он отбросил майку в сторону. Его реакция на мою обнаженную грудь заставила мои и без того влажные трусики промокнуть от желания. Он толкнул меня обратно на кровать и впился губами в мой сосок.

Я ахнула от ощущения, водя ладонями по его гладкой голове. Его руки переместились к моим шортам, быстро расстегивая их и стягивая с меня вместе с трусиками. Его внимание переместилось на клитор, я ахнула, почти достигнув оргазма, от прикосновения его мозолистых пальцев.

– Чертовски мокрая, – выпалил он, не сводя с меня глаз.

Хансен встал, и я наблюдала, как он снимает джинсы, являя себя во всей своей великолепной красе. Он потянулся к прикроватной тумбочке, схватил презерватив и быстро натянул его.

То, как он это делал, – я не сводила с него пристального взгляда, – было самым эротичным зрелищем, что я когда-либо видела.

Затем он оказался на мне, и все, казалось, исчезло, кроме его тела на моем. Его глаза удерживали меня в плену. Он нежно провел ладонью по моему лбу.

– Детка, ты в порядке? – спросил он тоном, который контрастировал с яростной потребностью, пылающей в его глазах.

Этот момент требовал суровой честности.

– Лучше, чем когда-либо за всю свою жизнь, – прошептала я.

Хансен слегка вздрогнул, его глаза вспыхнули. Затем он оказался внутри меня. Наполняя. Поглощая. Каждый удар возносил ввысь, и каждым ударом я дорожила. Ощущением его внутри меня, его телом, прижимающимся ко мне. Тем, с какой нежностью он смотрел на меня, об этом я мечтала с первого момента, как только увидела его. Если бы это было все, что у нас когда-либо будет, я бы лелеяла это воспоминание до конца своих дней. Все было не так, как с кем-то в клубе, это было чертовски по-другому. На более глубинном уровне.

Он перевернул нас, так что я оказалась сверху, оседлав его. Его руки легли на мои бедра.

– Хочу видеть, как ты объезжаешь меня, детка, – прорычал он. Его ладонь обхватила мою грудь.

Так я и сделала. Объездила его, и не медленно и нежно, как до этого двигался он. А быстро и яростно, устремляясь в погоню за кульминацией, которая разрушит мой мир. Все это время мои глаза не отрывались от лица мужчины, в которого я была влюблена целый год.

Оргазм поразил меня, как тонна кирпичей или взрыв фейерверка. Все мое тело содрогалось, пока я каталась на волнах желания. Я смутно заметила, как Хансен перевернул нас обратно, в то время как я вцепилась в его спину, царапая кожу, и он продлевал мой экстаз, врезаясь в меня жестко и дико.

Он издал звук, означающий собственное освобождение, его рот был в нескольких дюймах от моего.

Мы замерли, тяжело дыша. Я вглядывалась в его лицо, позволяя красоте момента проникнуть в мою душу. Его пальцы легко пробежались по моим губам.

– Сейчас… – хрипло сказал он, – положено начало тому, что единственный мужчина будет тонуть в этом тесном бархате, – твердо заявил он. – Сейчас… – продолжил он, – я, наконец, заявил права на то, что принадлежит мне.

Я моргнула от его слов, мое сердце воспарило, но я не могла осознать происходящего.

– Это всегда было твоим, – прошептала я, как влюбленная идиотка, но мне было плевать.

Он моргнул, затем завладел моими губами.

После этого мы долго не разговаривали.

***

– Прими, – скомандовал Хансен, протягивая мне две таблетки.

Мы стояли в его маленькой, но впечатляющей кухне. Оба потягивали кофе, мои волосы еще не высохли после душа. На мне была его футболка, доходившая почти до колен. На нем были джинсы, две верхние пуговицы расстегнуты.

Я изо всех сил пыталась отвести взгляд от его четко очерченных косых мышц живота и темных волос, выглядывающих снизу.

– Обычно я принимаю экстази только на рейвах и дабстеп-концертах, но ладно, чувачок, – серьезно сказала я, пожимая плечами.

Он слегка ухмыльнулся.

Я приняла таблетки, запив их кофе.

Хансен ласково пригладил мои торчащие волосы.

– Тебе очень больно, детка? – мягко спросил он.

Я все еще не привыкла к его нежным словам и таким же прикосновениям, поэтому мне потребовалось мгновение, чтобы осознать его вопрос.

– Нет, ничего такого, с чем бы я не сумела справиться, – честно ответила я.

Он посмотрел на меня, затем мотнул головой в сторону барной стойки.

– Садись, я приготовлю тебе завтрак.

Он крепко поцеловал меня, прежде чем слегка хлопнуть по попке и повернуться к холодильнику.

Я молча обошла кухонный островок и уселась на один из табуретов. Я обернулась, любуясь видом на пустынный и холмистый ландшафт, открывавшийся из раздвижных дверей. На горизонте не виднелось ни единого дома, и казалось, что мы в глуши, единственные два человека, оставшиеся на планете. Я обернулась назад, вероятно, к лучшему виду. Спине Хансена, которая была не только мощной и мускулистой, но и с татуировкой эмблемы клуба. Я изо всех сил старалась не пускать слюни в кофе.

Несколько минут мы молчали, единственным шумом было шипение сковороды и звон кастрюль и мисок. Молчание не создавало неловкости, но я была не из тех, кто преуспевает в том, чтобы долго держать рот на замке. Выяснилось также, что я была не из тех, кто упивается моментом, о котором мечтала целый год.

– Что это? – внезапно спросила я.

Хансен повернул голову, приподняв бровь в немом вопросе.

– Ну… – продолжила я, – …ты, вроде как, ни к кому не проявляешь интереса. А на прошлой неделе загоняешь меня в угол на кухне и зацеловываешь насмерть. Потом говоришь, что я тебе не нужна. Теперь это…

Я помахала рукой между нами. Как только мозги догнали язык, я мысленно отругала себя. Неужели нельзя просто насладиться моментом относительного домашнего блаженства с мужчиной, по которому я сохла? Нет. Моему глупому языку пришлось задать вопрос, почему произошло то, что произошло, потенциально разрушая все это.

Лицо Хансена посуровело, и он снова переключил внимание на плиту, снимая сковороду с огня. Затем обогнул стойку и подвинул мой стул так, чтобы встать передо мной, обхватив ладонями мое лицо.

– Только потому, что я не проявлял к тебе никакого интереса, не значит, что я не был заинтересован, Мэйси, – ласково сказал он. – Я был. На самом деле, я был очарован этой девушкой, которая, казалось, излучала счастье и доброту. Эта девушка не принадлежала той жизни, которую выбрала, она заслуживала большего, лучшего.

Он пристально вглядывался в мое лицо.

– Поэтому я ждал, пока она это поймет. Увидит, что ее доброе сердце и нежная душа будут растоптаны, если она останется. Но я потерял самообладание, силу воли, в ту ночь, когда увидел, как ты танцуешь, будто тебе плевать на весь мир, будто твоя жизнь – это солнечный свет и радуга. – Его рука играла с моими коротко подстриженными волосами. – Я наказываю себя за это, детка. За то, что попробовал тебя на вкус, чего не должен был себе позволять. Прошлым вечером, видя, как тебя швырнули через всю комнату, как гребаную тряпичную куклу, – его челюсть напряглась, – я решил, что больше не буду ждать. Ты будешь жить этой жизнью, принадлежа мне. Я позабочусь о том, чтобы ничто не растоптало тебя, не уничтожило твою доброту, – твердо сказал он.

Я моргнула, глядя на него. Все происходило со скоростью света. Я чувствовала себя так, словно только что выиграла в эмоциональную лотерею. Как может нокаут в байкерском баре приблизить к получению всего, чего ты всегда хотела?

Я сглотнула.

– Тебя не волнует… – осторожно начала я, – …с кем я была…

Я озвучила свой тайный страх, мне нужно было знать сейчас, заставит ли выбранный мной статус в клубе думать обо мне так всегда.

Хансен не дал мне продолжить, прижав палец к моим губам, его взгляд стал жестким.

– Да, это меня волнует, – резко отрезал он.

Мое сердце упало.

– Что пока я придерживался дурацких рассуждений, все мои братья по клубу почувствовали вкус того, что я всегда считал своим, – продолжил он. – Я потерял сон из-за этого гребаного дерьма. Чуть с ума не сошел…

Он сделал паузу, его палец переместился с моей губы на подбородок.

– Думаю ли я о тебе по-другому? Нет, детка. Это моя вина. Ты всегда будешь девушкой, которая излучает счастье и доброту, у которой отсутствует гребаный фильтр между мозгом и языком, выдающим самое безумное дерьмо. – Руки на моей челюсти сжались. – Моей девушкой, – закончил он.

Да, эмоциональная лотерея. С выигрышем в миллиарды.

– Ты сказал им это? – сделала я вывод. – Вот почему за последние полторы недели никто даже не смел покоситься на мою задницу?

Взгляд Хансена стал пустым.

– Поверь мне, детка, даже угрожай я им смертью и расчленением, они не перестанут пялиться на эту дерзкую задницу, – категорично заявил он. Он провел пальцем по моей губе. – В тот миг, когда я попробовал твою сладость, я понял, что она – лучше, чем я когда-либо мог себе представить, и что никто, кроме меня, больше не попробует ее.

Я вздрогнула.

– Значит, ты отпугнул всех, но и сам оттолкнул меня? – резко спросила я.

Несмотря на то, что его слова были милыми, я не могла не испытывать раздражения. Возможно, он пытался защитить меня от своего сурового, плохого, байкерского мира, но это не ему решать. Я сама выбрала быть в этом мире. Я хотела этого. Меня уже тошнило от того, что люди решали, что единственное место, которому, по их мнению, я принадлежу, мне не подходит.

Хансен вздохнул.

– Я пытался никого не убить, – заявил он. – Потому что именно это произошло бы с тем, – брат он мне или нет, – кто прикоснулся бы к тому, что я, наконец, испробовал спустя год.

Я втянула в себя воздух.

– Если ты чувствовал себя так, какого черта оттолкнул меня, ты, большой идиот? – спросила я, шлепнув его по плечу. – Ты должен был понять, что я твоя, в тот момент, как коснулся моих губ, – сказала я тише, теряя браваду.

Он сделал то, что всегда: проник взглядом в глубины моей души.

– Да, детка, я понял. Вот почему оттолкнул тебя. Если бы я заявил на тебя права, как сейчас, то никогда бы не отпустил, не дал бы тебе шанса на лучшую жизнь.

Мое сердце бешено колотилось в груди.

– А теперь? – выдохнула я.

– А теперь я тот, кто собирается дать ее тебе, – заявил он. – Я ответил на твой вопрос?

– Думаю, ты ответил на этот вопрос и на любой другой, который у меня может возникнуть о чем угодно в этой Вселенной… когда-либо, – выпалила я очередную глупость.

Хансен ухмыльнулся. Нежно поцеловал меня в макушку и вернулся к плите.

Моя фантазия, превратившаяся в реальность, никуда не пропала, когда он приготовил нам вкусный завтрак, который мы съели на террасе. Фантазия продолжилась после того, как мы закончили с упомянутым завтраком и занялись сексом на барной стойке. И на диване.

Весь день мы потратили на то, чтобы изучать тела друг друга, шептать глупые шутки – это относилось ко мне, – и смеяться над глупыми шутками – это относилось к Хансену. Несмотря на ноющую головную боль, за которой Хансен очень бдительно следил, это был почти лучший день в моей жизни на данный момент. Нет, это был лучший день в моей жизни на данный момент. Точка.

Вот почему поздним вечером в воскресенье мне не хотелось разрушать чары. Во многом это было связано с тем, что я очень не хотела возвращаться в свой шикарно обставленный, но обшарпанный дом и следующие четыре часа сидеть перед экраном компьютера. Мне хотелось прижаться к теплому, сильному телу и продолжить проводить время в скудно обставленном, но явно не убогом доме Хансена. Я не хотела покидать этот дом. Я пришла в ужас от того, что чары, под которыми мы находились, разрушатся, и реальность ворвется обратно, или, вдруг, прибежит ведущий со съемочной группой, объявив весь этот чудесный день тщательно продуманным трюком.

Я рассудила, что моя эмоциональная травма послужит отличным примером для телешоу. Как и пресс Хансена.

Я водила пальцем по его груди, коснувшись сморщенного шрама, портящего в остальном гладкий и совершенный торс.

– Откуда он? – тихо спросила я, давая себе еще пять минут, пока не впущу реальность обратно.

– Пулевое ранение, – ответил он рассеянно, вырисовывая легкие узоры на моей спине.

Я в ужасе вскинула голову, опуская подбородок ему на грудь.

– Пулевое ранение? – повторила я.

Он небрежно кивнул, будто пулевое ранение было чем-то сродни порезу от бумаги.

– Хочешь сказать, что это… – я слегка коснулась шрама. – …свидетельство того, что пуля пробила твою грудь? – спросила я, слегка истерично.

– Ерунда, детка. Ничего особенного, – ответил он, не сводя с меня глаз.

– Ничего особенного? – снова повторила я. – Мужчина относит огнестрельное ранение к категории «ничего особенного», и считает сумасшедшей меня, – обратилась я к пустой комнате.

Грудь Хансена завибрировала от смеха. Он подтянул меня так, что я полностью накрыла его тело, а наши лица почти соприкасались.

– Дела давно минувших дней, Мэйс. Другой жизни, – сказал он более серьезно. – Той, что сделала меня тем, кто я есть. Той, что научила многому. И той, от которой я рад избавиться из-за высокой вероятности быть застреленным.

Я задумалась. Представила Хансена, – большого, сильного, невозмутимого Хансена, – сраженного пулей. От этой мысли желудок скрутило. Я не могла представить его на больничной койке.

– Пожалуйста, скажи, что ты не вытащил сам себе пулю, не залепил рану грязью и не вернул свою прекрасную задницу обратно туда, где тебя подстрелили, – попросила я с намеком на серьезность, но в основном, шутя.

Хансен снова улыбнулся.

– Нет. Я позволил тому, у кого не было кровотечения из груди, вытащить пулю, и мне потребовалось несколько недель, чтобы встать на ноги.

– Несколько недель? Боже, ладно, Кларк Кент. Я почти уверена, что кому-то меньшему, чем Супермену, потребовались бы месяцы, чтобы встать на эти великолепные ноги, – поддразнила я.

– Великолепные ноги? – переспросил он с широкой улыбкой.

Я пожала плечами.

– Ты, очевидно, не пропускаешь день ног.

Лицо Хансена стало серьезным, и он покачал головой.

– Господи, я тупой ублюдок. Упускаю женщину, которая может заставить меня смеяться над гребаным огнестрельным ранением и в то же время сделать меня твердым как камень, – пробормотал он себе под нос. Его рука скользнула по моей ключице. – Я упустил это, Мэйс, а значит, мне нужно много времени, чтобы наверстать упущенное.

При этом заявлении, я заморгала от легкого покалывания в глазах и позволила себе задаться вопросом: щелкнул ли за последние сутки в Хансене какой-то переключатель, чтобы превратить его в другого человека. С ласковыми глазами, улыбающегося, говорящего искренние признания в перемешку с ругательствами.

Я решила не подвергать это сомнению. Когда ты слишком пристально вглядываешься, то обычно обнаруживаешь дерьмо, которое не хочешь знать.

– Можешь компенсировать его после того, как отвезешь меня домой и позволишь мне приковать себя к компьютеру? – легкомысленно спросила я, ненавидя то, что от моей просьбы его челюсть напряглась. – У меня горят сроки у пары проектов, которые нужно закончить к завтрашнему дню, – пояснила я извиняющимся тоном. Как бы мне ни хотелось остаться, я должна зарабатывать, чтобы есть. И покупать туфли.

– Черт, – буркнул он себе под нос. – Мне не нравится, что ты живешь в том районе, детка.

Как бы мне ни нравилось его беспокойство обо мне, я также чувствовала себя немного обиженной из-за невысказанной фразы, что я, как женщина, не могла позаботиться о себе, потому что внезапно привязалась к мачо-байкеру.

Я слегка отстранилась, так как объятия Хансена не давали возможности полностью от него отодвинуться.

– У нас, вроде, был этот разговор прошлой ночью. Пусть мой район и не получил награду за самую дружелюбную улицу Нью-Мексико, но и самодельных бомб там в последнее время не взрывалось, – парировала я с резким сарказмом.

– У нас был этот разговор, когда ты не принадлежала мне. Теперь все изменилось, – нахмурившись, ответил Хансен.

Я прищурилась.

– То, что я становлюсь твоей, не превращает меня автоматически в беспомощную девицу, неспособную жить в реальном мире без альфа-байкера за спиной, – возразила я. – Я двадцать четыре года чертовски хорошо ориентировалась в реальном мире. Я крепче, чем кажусь.

Мне не слишком хотелось рассказывать ему все темные подробности моего мрачного прошлого среди ужасов реального мира, поэтому я оставила все как есть.

Лицо Хансена посуровело.

– Да, детка, я в этом не сомневаюсь. Быть моей – не значит, что ты не можешь справиться с реальным миром, просто это значит, что теперь я могу сделать все, что в моих силах, чтобы защитить тебя от него, – решительно сказал он.

Я чуть смягчилась. Ничего не могла с собой поделать.

– Как насчет того, чтобы защищать меня без чтения лекций о моем месте жительства, – сказала я мягко, но твердо.

Хансен мгновение пристально смотрел на меня.

– У тебя дома есть пиво? – странно спросил он.

Я кивнула.

– Кабельное? – продолжил он.

Я снова кивнула.

– Хорошо, – сказал он, поднимаясь и забирая меня с собой.

Он поставил нас обоих на ноги и повернулся к комоду.

Я в замешательстве смотрела ему в спину. Затем отвлеклась на плавные движения его четко очерченных мышц, из-за чего всадник на татуировке казался ожившим.

Хансен повернулся после того, как натянул выцветшие джинсы. На голое тело.

Я облизнулась.

Он шагнул вперед, крепко схватив меня за бедра.

– Не делай этого, Мэйс, – буркнул он.

Я подняла на него глаза.

– Чего?

– Того, что заставляет меня хотеть бросить тебя обратно на кровать и зарыться в твою киску, – ответил он хриплым голосом.

Я сглотнула. Я очень хотела, чтобы он это сделал. И изо всех сил пыталась понять, почему он не может.

– У тебя горят сроки, помнишь? А мне плевать на сроки…

Он притянул меня вплотную к себе.

– Да, – подтвердила я дрожащим голосом. – Это важно.

Я больше разговаривала сама с собой, чем с ним.

– Тогда одевайся, – тихо приказал он, отворачиваясь.

– Тебе не нужно одеваться, – указала я, отправляясь на поиски своей одежды. – Я вполне способна сама вести машину.

Кто-то сегодня утром пригнал его байк, не уверена, кто именно, так как Хансен выходил наружу, а я оставалась в постели по его приказу. Не то чтобы в тот момент я могла пошевелиться, мое тело превратилось в желе после слишком большого обилия оргазмов.

– Не хочу, чтобы ты садилась за руль, детка, не после вчерашних событий. После любого удара по голове реакции заторможены, – сказал он моей спине. – Я отвезу тебя.

Я вспомнила, что он был медиком.

– Как ты потом доберешься домой? – возразила я, натягивая майку через голову.

– Я не планирую возвращаться домой, – сказал он, надевая ботинки.

– Нет?

Он покачал головой.

– Я еще не насытился тобой, детка, по крайней мере, сегодня. Так что я выпью пива, посмотрю игру, а ты делай, что тебе нужно. После этого я трахну тебя, а потом мы ляжем спать.

Я уставилась на него, надеясь, что он не поймет, как мой желудок делает сальто назад.

– Хорошо, – наконец, выдавила я. – Звучит как план.

Глава 5

– Ты, бл*ть, прикалываешься надо мной? – закричала Арианна в трубку.

Я на секунду отдернула ее от уха.

– Я серьезна, как хламидиоз, – прошептала я, как только звон в ушах утих.

– Охренеть не встать, – пробормотала она, на этот раз тише, что было хорошей новостью для моих барабанных перепонок.

– Знаю, – согласилась я.

– Реально охренеть не встать, – повторила она.

– Знаю, – снова согласилась я.

На следующее утро я сидела в своей гостиной, все еще в футболке Хансена, пока он принимал душ. Я воспользовалась моментом, чтобы позвонить лучшей подруге и рассказать всю подноготную прошедших суток. Очевидно, она знала, как я отношусь к Хансену. О том, как сохла по нему, стараясь не представлять его на месте мужчин из клуба, когда те тащили меня в свои постели.

– Боже, кто ж знал, что все, что тебе было нужно, это хороший удар по голове, чтобы пробудить мужское чувство защиты в его прекрасной голове, и – бац! – он твой, – сказала она в изумлении.

– Или я его, – задумчиво произнесла я.

– А есть разница? – спросила она в замешательстве.

– О, да, – твердо сказала я. – Разница есть.

Арианна была всего лишь гостьей в мире клуба, приходила и уходила, когда считала нужным. Конечно, я не приравнивала себя к эксперту, но за последние два года провела там много времени. Видела, как старушки приходили и уходили. «Уходили» не часто, но несколько случаев было. Те немногие, кто не понимал полностью этого образа жизни, не понимал, что перед клубом они должны казаться покорными своим мужчинам. Они являлись собственностью. Во многих мотоклубах я знала, с женщинами обращались плохо. Но в «Сынах» все обстояло по-другому. Это просто означало, что вам нужно пересмотреть ваше определение отношений. А за закрытыми дверями вести себя как вздумается.

– Кому какое дело до семантики, детка, просто оседлай волну. Будь счастлива. Ты заслуживаешь этого… – она сделала паузу. – Как бы я ни воздерживалась от суждений о жизни, которую ты прожила за последний год, в том аду, свидетельницей которого я стала, не говоря уже о работе. Но этот ярлык, эта жизнь, когда тебя пускают по кругу, – это не ты, детка. Тебя устраивает такая жизнь, я понимаю, но не эта ее часть, – тихо уточнила она.

Я не обиделась, но удивилась. Арианна никогда не нападала и никогда не уклонялась от того, чтобы говорить правду, была ли она уродливой или нет. Тот факт, что она думала так в течение столького времени и ничего не говорила, беспокоил меня. Кроме того, меня немного волновало то, что все, казалось, считали, что я не принадлежу жизни, в которой чувствовала себя самой собой.

Мне не представилось возможности расспросить ее об этом из-за горячего байкера, который сжег весь кислород в моей маленькой, но обалденной гостиной.

– Мне пора, – сообщила я в телефон.

– Горячий байкер перед тобой? – догадалась Арианна.

– Ага, – ответила я, наблюдая, как он приближается ко мне.

– Пожалуйста, скажи, что он голый, – попросила она. – И если да, найди способ прислать мне фото.

– Пока, Арианна, – попрощалась я, когда Хансен остановился передо мной.

Я отключилась и посмотрела на него.

– Арианна передает привет.

Он ухмыльнулся и просунул руки мне под мышки, поднимая. Я автоматически обхватила его ногами за талию. Мне нравилось, что он обращался со мной так, словно я ничего не весила. Может, я и была миниатюрной, с узкими бедрами и аккуратной попкой, но я кое-что да весила. Особенно с сиськами, которыми меня наградил Господь.

– Ты выглядишь чертовски сексуально в моей футболке, все еще сонная в своей нелепой гостиной, – пробормотал он мне в губы.

– Моя гостиная не нелепая, – возразила я. – Она потрясающая.

Хансен вскинул бровь, очевидно, не беспокоясь о том, чтобы вести этот разговор, пока мои ноги обхватывали его талию. Не то чтобы я жаловалась.

Он посмотрел на мой зеленый бархатный диван – отличное приобретение в магазине подержанных вещей. На нем были разложены ярко-розовые подушечки, а также пушистый розовый плед. Я также подыскала подходящее кресло, которое стояло рядом. Посередине деревянного журнального столика стояла ваза с цветами. Я не думала, что он говорил о моих потрясающих навыках декоратора с ограниченным бюджетом. Полагаю, он имел в виду различную атрибутику «Властелина колец», включающую расставленные вокруг телевизора фигурки, подставку для украшений с тем самым кольцом на цепочке, и фотографию Вигго Мортенсена, он же Арагон, в рамке и с автографом на стене. Не говоря уже об обширной коллекции DVD, возвышавшейся своим великолепием над другими, менее значимыми фильмами.

– Только не говори, что ты не фанат «Властелина колец», иначе нам придется расстаться, – предупредила я полушутя. Я не думала, что даже неприязнь к трем величайшим фильмам всех времен заставит меня захотеть порвать с ним. Я испытывала к нему серьезные чувства.

Хансен посмотрел на меня.

– Никогда их не видел, – сказал он.

Я в шоке открыла рот.

– Как такое возможно?

Хансен ухмыльнулся.

– Детка, эти фильмы длятся по три часа, – заявил он, будто это проблема.

– И что?

– И ты можешь представить, как я отсиживаю задницу перед телевизором и смотрю около девяти часов чего угодно?

Я прикусила губу. Нет, я точно не могла представить Хансена, бездельничающего перед телевизором, поглощающего тонну еды, одетого в футболку с надписью «Как насчет второго завтрака?», как это делала я.

– Нам придется это исправить, если мы хотим остаться… кем бы мы ни были, – я замолчала, не желая навешивать на нас ярлыки.

Объятия Хансена сжались, и он потерся носом о мой нос.

– Ты моя, вот кто ты, – твердо заявил он. – И если хочешь, чтобы я смотрел что-то девять часов, лучше будь готова, по крайней мере, сделать мне минет во время просмотра, – пошутил он.

Я ухмыльнулась.

– Это я могу.

В его кармане зазвонил телефон.

– Должно быть, Джаггер, – объяснил он.

Хансен крепко поцеловал меня, так, что я напрочь забыла о Вигго Мортенсене и даже о существовании Арагона. И Леголаса. Нелегкий подвиг.

– Не перенапрягайся. Отдыхай и ничего больше, – приказал он, укладывая меня на диван.

Я отдала ему честь.

– Да, сэр.

Он закатил глаза и ухмыльнулся.

– Увидимся, детка, – тихо сказал он.

– Пока, – сказала я всаднику на его спине, когда он выходил из моего дома.

Я откинулась на подушки, пытаясь осмыслить события последних полутора дней. Прошлым вечером Хансен отвез меня домой, слегка ухмыльнулся интерьеру моего дома, а именно атрибутике «Властелина колец» и «Звездных войн», а затем взял себе пива, закинул ноги на кофейный столик и включил какую-то спортивную игру. Перед этим он, безусловно, крепко меня поцеловал.

Мгновение я пялилась на него в моем доме, в моем пространстве. Такого расслабленного, будто он всегда принадлежал этому месту. И тут до меня дошло, что так оно и было. Он принадлежал мне, как бы долго это ни длилось. Или, как я сказала Арианне, я принадлежала ему.

Затем я вернулась в реальность, приклеилась к экрану компьютера и принялась за проекты, которые мне нужно было завершить. Заработав себе еще большую головную боль от работы за компьютером, я заказала нам еду, которую мы съели перед телевизором, а затем мгновенно отключились на коленях Хансена. Я проснулась, когда он нес меня в мою спальню, как раз вовремя, чтобы он оттрахал меня до бесчувствия.

Сегодня утром все повторилось. Хотя на этот раз он разбудил меня своим ртом между моих ног, достаточно сказать, что это было потрясающе.

И теперь я осталась одна, чтобы переварить все это. Я точно не знала, как справиться с отношениями, которые за один день превратились от ничего не значащих в «ты моя». Я также не хотела слишком зацикливаться на очевидном безразличии Хансена к тому факту, что я спала с его братьями. Мне не было стыдно, я была довольна выбранной жизнью, счастлива с семьей, которая пришла с ней, а также неплохим сексом. Но некая придирчивая часть меня задавалась вопросом: всегда ли в глубине души он будет думать обо мне как о бывшей клубной шлюхе. Или, может быть, каким-то чудом этого не случится. Кто сказал, что мужчины, которых я в основном любила и обожала, не станут сопротивляться этим изменениям. Это, конечно, ненормально, во всяком случае, не в данной ситуации.

Тот факт, что все произошло так стремительно, заставил меня искать подвох. Скрытый трюк. Что-то должно быть не так. Как бы мне ни хотелось, чтобы все было так, как говорил Хансен, я сомневалась, что получу желаемое без каких-либо условий.

***

– Перестань дергаться, – приказал Хансен, когда мы подошли к зданию клуба.

Это было большое бетонное сооружение на центральной улице города. Над дверью висела табличка: «Сыны тамплиеров Нью-Мексико». Часть города, в основном, представляла собой промышленную зону, а гараж, которым владели парни, находился чуть дальше по улице. Здание было трехэтажным, и на среднем уровне располагались спальни. При входе была огромная общая зона и бар в комплекте с шестом для стриптиза и бильярдным столом. Дальше располагались кухня и столовая, а также огромный внутренний двор со столами для пикника и бочками, где разводили огонь. Я не знала, что находится на третьем этаже. Туда допускались исключительно члены клуба.

– Я не дергаюсь, – огрызнулась я.

Хансен остановил нас перед дверями, повернул меня лицом к себе и слегка сжал мои бедра.

– Не хочешь сказать, почему так нервничаешь? – спросил он.

Я помолчала, затем неуверенно выпалила:

– Я ведь твоя, да?

Хватка Хансена на моих бедрах усилилась.

– Конечно, – твердо подтвердил он.

– Ну… – начала я, глядя на свои руки. Хансен схватил меня за подбородок, чтобы я посмотрела ему в глаза.

– Ну?

– Та, кем я была, кем я была в клубе, – не совсем то, какой мужчина хотел бы видеть свою старушку. Парни могут отнестись ко мне не так, как, например, к Эми.

Лицо Хансена стало грозным.

– Иногда я забываю, что ты видишь мир через собственные очки, детка. В основном, это означает, что ты видишь добро и счастье в каждом, кого встречаешь, и находишь способ пошутить даже над самым мрачным дерьмом, – натянуто начал он. – Но эти очки, очевидно, мешают увидеть кем ты являешься на самом деле. Каждый мужчина там… – он кивнул в сторону дверей, – рискнет своей жизнью ради тебя, как они сделали ради Эми. Не моргнув и глазом. То, кем ты была для них, не ставит тебя ниже ее, детка…