Текст книги "Молчи (ЛП)"

Автор книги: Энн Малком

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Люблю тебя, Шелбс, – сказала Эйприл и сжала ее миниатюрную руку.

Мэддокс заметил, что она обращалась с ней нежно. Его сестра видела, как держалась эта девушка, видела, что она была самой уязвимой из них.

Шелби улыбнулась, и эта улыбка была яркой, невинной и прекрасной.

– Спасибо за все, Эйприл, – сказала она, застенчиво взглянув на мужчин, прежде чем снова вернуться к просмотру телевизора.

– В любое время, – сказала его сестра, улыбаясь с грустью, которую Мэддокс ненавидел.

Он хотел защитить ее от этого. От правды о том, насколько сломлены были эти девушки на самом деле. Но теперь это было заложено в ней. Эйприл видела больше, чем большинство, и воспринимала беды мира не так, как остальные. Она была эмпатом*. Она переносила чужую боль, как свою собственную.

Дверь в ванную распахнулась, и его словно ударили в лицо.

Это была Ри.

Ее волосы были влажными, кожа раскраснелась после душа. У нее больше не было веснушек, он, конечно, сразу это заметил, но теперь это бросалось в глаза. Черты ее лица были угловатыми. Черты, которые еще больше заострились, когда она увидела Мэддокса и Эрика, стоящих возле двери. Она не поздоровалась с ними, только нахмурилась.

Мэддокс не винил ее. Он понимал ее гнев и страх. Ее возвращали в жизнь, которую она больше не узнавала. Никого из ее семьи не осталось в живых. Рассказать ей об Адаме было самой трудной вещью, которую Мэддокс когда-либо делал в своей жизни. Она прошла через ад, хуже, чем ад, за последние десять лет. Побег, который должен был означать, что больше не будет никаких ударов. Больше никаких открытых ран, посыпанных солью.

Потеря Адама ранила ее глубже всего, он видел это. Ее младший брат был для нее всем, единственным хорошим человеком в ее семье, и он ушел. Мэддокс не только не смог защитить ее, но и не смог защитить ее брата. Он был совсем ребенком, когда Орион похитили, и у него не было никого, кто бы мог помочь ему справиться с горем. Мэддокс хотел быть рядом, хотел помочь маленькому мальчику, которому предстояло слишком быстро повзрослеть, но он не знал, как это сделать. Он едва мог поддерживать себя в живых, несмотря на боль от потери Орион, боль от чувства оторванности от мира, боль от работы, которая сталкивала его с отбросами общества и жертвами, которые никогда не получат по-настоящему должного правосудия. Он потерял из виду себя и свою ответственность перед Орион, чтобы убедиться в том, что ее брат в порядке, в безопасности, жив.

Он хотел извиниться. Упасть к ее ногам и молить о прощении. Он хотел заключить ее в объятия, поцеловать в лоб и пообещать, что все будет хорошо. Что он будет рядом с ней и будет стараться забрать ее боль, даже если эта боль никогда по-настоящему не исчезнет. Он хотел поймать каждого монстра, ответственного за это, и заставить их заплатить.

Эйприл не дала ему шанса что-либо из этого сделать, и он никогда бы в этом не признался, но был рад спасению.

Он знал, что она хотела обнять Ри, но все в языке ее тела кричало, что это была плохая идея. Эйприл неловко встала перед ней и положила обе руки на её плечи.

– Я люблю тебя. Правда, – сказала она, звуча гораздо менее уверено, чем он привык слышать от нее за долгое время. – И я чертовски благодарна за то, что ты здесь, Ри.

Ри напряглась.

– Меня зовут Орион.

Мэддокс знал свою сестру. Он знал ее лучше, чем кто-либо другой, поэтому был поражен тем фактом, что она все еще улыбалась, несмотря на боль, которую, как он знал, она испытывала от этого мертвого тона и пустого взгляда. От холода в голосе Орион.

– Ты всегда будешь для меня Ри, детка, – наконец произнесла она, стараясь придать своим словам бодрость, и заставила себя улыбнуться. – Наши родители будут рады увидеть тебя… когда ты будешь готова.

Ри – Орион – отреагировала на это. Совсем немного. Но Мэддокс знал, что даже маленькая трещина в ее фасаде была важна.

Она кивнула, соглашаясь.

– Мне просто нужно немного времени, – кротко сказала Орион.

Эйприл понимающе кивнула.

– Эйприл, – рявкнул он, вспомнив о своей работе, значке и обязанностях. – Шевелись!

Она небрежно подошла к двери и посмотрела на него блестящими от слез глазами.

– Да ухожу я, жирная ты задница.

Остальные девушки в комнате расхохотались, и Эйприл оглянулась на них и подмигнула.

– Я не жирный, так что это даже не считается, – возразил Мэддокс.

– Ну да, конечно, – Эйприл открыла дверь и на мгновение задержала взгляд на двух детективах. – Хм… что насчет вас, двух извращенцев? – она многозначительно перевела взгляд с Мэддокса на Эрика. – Девочкам нужно переодеться, привести себя в порядок, – и не волнуйтесь, леди, мы отправимся за покупками, чтобы как можно скорее исправить преступления моды, совершенное полицией против вас, – и я уверена, что им не нужна аудитория.

– Мы проводим тебя, – мягко вставил Эрик, прежде чем Мэддокс задушил бы свою сестру в стиле Гомера Симпсона.

Его взгляд метнулся к Орион, просто чтобы убедиться, что она все еще там, что она настоящая. Она не отвела взгляда. Она выдержала его с решимостью и некоторой враждебностью, немного с упрямством, которое он помнил еще с детства.

– Угу. Пойдем, дедуля, – сказала Эйприл, указывая на открытую дверь.

Он усмехнулся сестре.

– Я всего на два года старше тебя, так что это тоже не считается, – он посмотрел на Орион. – Ну, ладно, мы будем снаружи, дамы, – неловко сказал он.

Эйприл засмеялась.

Орион не ответила.

***

Там были репортеры.

Возле гостиницы.

Возле полицейского управления.

Орион думала, что для такого рода вещей должен быть отдельный вход.

Очевидно, нет.

Родители Шелби настояли на том, чтобы самим отвезти их дочь, хотя им объяснили, что они не смогут находиться с ней в комнате для допросов.

Они были непреклонны в том, что их дочь никуда не поедет без них.

Каким-то образом они не узнали, что их маленькая девочка накануне вечером пила и курила. Хотя это имело смысл, поскольку, вероятно, это была первая ночь спокойного сна, которую они провели с тех пор, как ее похитили.

Шелби возвращалась домой с тренировки группы поддержки, когда ее похитили. Как и Орион, она так и не вернулась домой. В отличие от семьи Орион, родители Шелби любили ее, заботились о ней и скучали. Они немедленно подняли тревогу. Организовали поисковой отряд. Объявили по телевидению о награде за благополучное возвращение дочери. Когда полиция сдалась, они наняли частных детективов.

Они никогда не останавливались.

Орион поняла это, когда встретила их. Увидела усталость, которая пронизывала их до костей. Печаль, которая застыла в их глазах.

Она понимала, как они цепляются за Шелби. Она наблюдала такую любовь. Она подумала, что именно так поступили бы родители Эйприл, если бы их дочь похитили.

На какую-то долю секунды она возненавидела Шелби. До тех пор, пока не встретилась с ней взглядом из окна машины. В ее глазах была паника. Эти люди ей были незнакомы. Орион и Жаклин были ее щитами безопасности, несмотря на то, что они никогда по-настоящему не защищали ее от чего-либо. Но как они могли? Шелби плохо переносила перемены. Черт, она не произнесла ни слова почти за все время пребывания в Клетке. В основном плакала и рыдала. Это не удивительно, учитывая то, через что им пришлось пройти.

Шелби была родом из любящей семьи, никогда не знавшая насилия, кроме похлопывания по попке, когда в детстве попадала в неприятности. Было понятно, почему она так реагировала. Вполне логично, что она сломалась.

Но никто на самом деле не думал о той ужасной травме, которая последовала за спасением. Все ожидали, что они будут счастливы от того, что их спасли и они снова ощутили вкус свободы.

Но они не были спасены. А свобода была лишь тонким фасадом.

Единственный способ спасти их – это стереть плен из их памяти, вернуть им все потерянные годы и забрать их боль. Конечно, это были невыполнимые задачи.

Орион изо всех сил старалась держаться за маску. Ту, которую она совершенствовала годами пыток и изнасилований. Почему-то под вспышками камер и из-за людей, кричавших вопросы ей прямо в лицо все труднее было ее удерживать на месте. СМИ боролись между собой за то, чтобы получить фотографии и задать вопросы. Эти люди видели в ней только историю, а не человека с реальными чувствами и эмоциями. В этом смысле они мало чем отличались от ее похитителей.

– Каково быть на свободе? – крикнул один из журналистов.

– Что вы скажете своим спасителям? – крикнул другой репортер.

Орион не сводила глаз со спины Мэддокса, как в больнице.

Якорь.

Якорь, которого она не хотела. Но он был ей необходим. По крайней мере, сейчас. Скоро ей придется стать достаточно сильной, чтобы снова потерять его. Настолько сильной, чтобы испачкать руки и очистить душу.

***

Полиция разделила девушек.

Орион должна была этого предвидеть.

Но она этого не сделала.

Все ее инстинкты притупились, мысли поплыли, но нервы напряглись.

Помещение выглядело как комната для допросов в кино. Посередине стоял стол. Слева висело зеркало, а на стене – фотография окружного прокурора.

Она отхлебнула дерьмовый кофе. Ей не понравился этот напиток, но у нее не было возможности полюбить его. Разве это не происходит, когда ты поступаешь в колледж, находишь работу? Становишься взрослым, начинаешь пить кофе… и постепенно получаешь от этого удовольствие?

Она пила его больше для того, чтобы чем-то себя занять, и от него у нее немного кружилась голова. Она нуждалась в энергии после того, как провела большую часть ночи, притворяясь спящей под смех и громкий шепот. Она тихонько злилась на них, но больше всего на себя за то, что не смогла к ним присоединиться, стать их частью.

Но она не могла. Орион поняла это в ту же секунду, когда увидела лицо Жаклин, после того, как рассказала им о том, что хочет сделать с доктором. Она знала, что была одинока в своей мести, в своем гневе. Что-то сломалось внутри нее. Что-то, что могло послужить мостом для возможности иметь нормальные отношения с другими людьми. Она чувствовала неестественное зло, кипящее под ее кожей.

Мэддокс действовал на нее сильнее, чем она могла признать. Его голубые глаза впивались в ее кожу. И то, как он общался с Эйприл… Он злился на нее, но в этом гневе была какая-то мягкость. Забота. Ее удивило упоминание о том, что они живут вместе. Она не хотела интересоваться, как это произошло. Она не хотела знать о том, что произошло в их жизни, пока ее не было.

Но она была вынуждена это сделать, поскольку Мэддокс был следователем по этому делу. Еще один жестокий поворот судьбы.

Она попыталась погрузиться в себя. В свое холодное, жесткое нутро, туда, где она постоянно скрывалась последние десять лет.

Это не сработало.

Особенно когда дверь открылась и вошли Эрик и Мэддокс. Особенно, когда он улыбнулся ей.

Она прищурилась, когда они сели напротив нее.

– Ты издеваешься надо мной?

Мэддокс вопросительно поднял брови.

Орион заставила себя сделать один медленный вдох, не отводя взгляда.

– Ты не можешь меня допрашивать. Разве это не конфликт интересов или что-то в этом роде?

Что-то промелькнуло на его лице. Он посмотрел на своего напарника, затем на зеркало. Орион было интересно, наблюдает ли за ними кто-нибудь из его начальства? Она догадывалась, что это было серьезное дело. Не каждый день находят девушек, пропавших без вести много лет назад, и тела других. Не каждый день натыкаешься на дом ужасов. Они навели большую шумиху.

Мэддокс неловко откашлялся.

– Я могу уйти, если тебе неудобно.

– Нет, – сказала она. Почти прокричала. – Нет, все в порядке. В любом случае, мы теперь совсем чужие, не так ли? – ей стоило большого труда равнодушно пожать плечами, но она это сделала.

Челюсть Мэддокса напряглась, а руки на столе сжались в кулаки. Он хотел поспорить с ней, она видела это. Но он держал себя в руках. Если бы ей пришлось гадать, Орион сказала бы, что единственная причина, по которой он остался в этом деле – то есть, если начальство знало об их связи, – это то, что он держался за свою полицейскую маску. Он не позволял эмоциям брать верх. Она решила, что это будет ее личным вызовом – получить от него реакцию, чтобы почувствовать временное облегчение.

Эрик откашлялся, посмотрел на Мэддокса, затем снова на нее.

– Итак, мы хотим пройти через это как можно безболезненнее, но нам нужно получить максимум информации.

Орион рассмеялась.

– Не волнуйся. Я знаю, что не существует такой вещи, как безболезненность. Я справлюсь.

Мэддокс крепче сжал кулаки. Ему не понравилось напоминание о том, что она знала боль как нежеланного друга. Орион мысленно отметила это.

Она сосредоточилась на Эрике. Его глаза были добрыми, но отстраненными. Ей это нравилось. Он знал, что должен опустить свою человечность. Она в ней не нуждалась.

– Мы обыскали дом, где вас… держали, – сказал он. – В ходе поисков мы нашли останки трех человек. Нам еще предстоит определить возраст и личность. Но определенно их трое. Возможно, даже больше. Мы бы хотели узнать, не знаешь ли ты сколько мы еще можем найти… и кем они были?

Орион почувствовала, как кислота подступила к горлу. Воспоминание вырвалось из глубин ее души.

– Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала, – сказала Мэри Лу. – Ее голос был тихим. В нем не было той надежды и радости, когда Орион впервые прибыла сюда много лет назад.

Эта надежда медленно покидала ее.

– Хочешь, чтобы я сбегала в «Макдоналдс» и купила бургеров? – Орион была невозмутима. Ее ноги болели, внутри все бурлило от голода.

Мэри Лу глухо рассмеялась.

– Может быть, позже, – ее цепь звякнула, когда она слегка пошевелилась.

Орион знала, что она пытается найти способ сесть, чтобы не чувствовать, как словно ножи вонзаются в ее матку. Она была последней на сегодня. И это было ужасно, судя по тому, как она, прихрамывая, вернулась в Клетку.

– Я становлюсь старше, – сказала она.

– Я принесу тебе крем от морщин, пока меня не будет, – ответила Орион.

– Слишком взрослой, – прошептала она, на этот раз без смеха. – Для них. Я знаю, что мое время подходит. Я становлюсь бесполезна.

Орион напряглась.

– Тем более, единственное, что нам остается – это выбраться отсюда.

Жаклин фыркнула.

– Продолжай мечтать, подруга.

– На всякий случай, – сказала Мэри Лу, не обращая внимания на Жаклин. – Мне нужно, чтобы ты дала обещание. Потому что, я знаю, однажды ты выберешься отсюда.

– Мы выберемся отсюда, – ответила Орион сквозь стиснутые зубы.

– Ты можешь просто дать мне обещание или нет? – теперь в ее голосе слышалась твердость.

– Нет, – парировала Орион.

– У меня есть маленькая дочка, – сказала Мэри Лу чуть громче шёпота.

Орион отшатнулась. Мэри Лу много рассказывала им о своей жизни. Об отце-проповеднике, о матери, которая любила печь яблочные пироги и осуждала дочь, если ее платье было не глажено. Ее семья казалась ненастоящей. Орион думала, что они выглядят как придурки, но Мэри Лу любила их.

Она рассказала им о своем парне. Квотербеке, американская мечта. Хорошая семья.

Орион слышала каждую деталь ее светлой жизни. Или думала, что слышала.

– Я ничего не говорила о ней, потому что… – Мэри Лу замолчала. – Мне больно думать о ней, – прошептала она. – Мои родители, мягко говоря, не были счастливы. Сначала они хотели выгнать меня.

Она помолчала.

– Ну, мама так и сделала. Я была уверена, что отец решит также, сжимая в руках Библию. Но он не согласился с ней. Он встал на мою сторону. Даже не заставлял меня выйти замуж за Джонни, как пыталась сделать мама. Конечно, он не хотел, чтобы у меня был ребенок вне брака, но он не собирался приставлять дробовик к моей спине или спине Джонни.

Она тяжело вздохнула, затем закашляла. Орион не понравилось, как кашель загремел у нее в груди.

Они часто болели здесь, внизу. Им не давали ни одеял, ни воды. Еды никогда не хватало. Они были живы, но не здоровы. Но каким-то жестоким образом, всегда выздоравливали.

На этот раз Орион не была так в этом уверена. Мэри Лу кашляла уже несколько недель.

– Мне разрешили ходить в школу, пока не начал расти живот, – продолжала она еще более хриплым голосом. – Потом я училась на дому. Мама сказала, что это тоже самое.

Мэри Лу закатила глаза, как подросток. Это удивило Орион. Она всегда казалась старше своих лет, мудрой не по годам. Теперь Орион поняла почему.

– Хотя все и так знали. Я разозлилась, – Мэри Лу опустила взгляд на свои руки. Ногти были обкусаны до самой кожи. – Мне было стыдно. Джонни держался отстраненно. Он пытался поддержать меня, но он был подростком, мечтающим покинуть наш город, а я тянула его назад, – она посмотрела на свою лодыжку, поигрывая цепью.

– Он был связан честью, которую ему внушили родители, – ее глаза обратились к Орион. Блестящие от слез, которые были готовы пролиться. – Я тайно ненавидела ее все то время, пока она росла во мне, – прошептала она, и стыд наполнил ее слова. – Я хотела сбежать. Увидеть мир. По-настоящему жить. В самые мрачные моменты я стояла на верхней ступеньке лестницы, болтая ногой в воздухе, готовая упасть.

На какое-то время она замолчала. Орион ждала. Она научилась этому. Теперь они только этим и занимались. Ждали следующей пытки. Следующего ужаса. Ждали смерти.

– Но я этого не сделала, – продолжила Мэри Лу, нарушая молчание. Она грустно улыбнулась. – Я родила ее на две недели раньше срока. Она была идеальна. Но все время плакала. Она не хотела грудное молоко. Мне было грустно. Я пропустила выпускной. Я любил ее всем сердцем, но мое сердце устало. Я знала, что родители заметили это. Мне нужна была передышка.  

Она замолчала, чтобы снова закашлять.

– Вот тогда-то они и забрали меня. Твари. Я поссорилась с родителями из-за окончания школы. Я хотела доучиться, а мама хотела, чтобы я стала домохозяйкой и хорошей матерью. Я потеряла самообладание. Кричала. Потом собрала сумку и ушла из дома. Я собиралась уехать всего на несколько часов. Хотела тем самым высказать свой протест. Но… – она замолчала.

Орион сама могла заполнить пробелы. Она и раньше слышала обрывки этой истории, все уродливые стороны, казалось бы, идеального воспитания Мэри Лу.

– Они не должны были поверить, что я просто ушла, – прошептала она, все еще не погасающая надежда проникала сквозь слова. – Они не могли. У Марибель не было матери. Она меня даже не знает. Я просто хочу, чтобы ты убедилась, что с ней все в порядке. Мне нужно это, Ри.

– Ты сама это сделаешь, – сказала Орион с уверенностью, в которую сама не до конца верила. – Ты сделаешь это, когда мы все уберемся отсюда. Ты меня слышишь?

Мэри Лу не ответила. Вместо этого она посмотрела на Орион с любовью, как мать смотрит на свою дочь, и, заправив прядь ее волос за ухо, улыбнулась своей ослепительной улыбкой.

Позже вечером они забрали Мэри Лу.

И больше она никогда не возвращалась.

Комната для допросов снова сфокусировалась, флуоресцентный свет над головой затопил чувства Орион.

Она не знала, как долго была заперта в этом воспоминании. Психотерапевт сказала, что воспоминания были симптомом посттравматического расстройства. Но это не было похоже на воспоминание. Как будто кто-то выхватил ее из этой комнаты и швырнул обратно в прошлое. Она все еще чувствовала зловоние Клетки. Ее ноги болели, а желудок протестовал от голода.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы сориентироваться и напомнить себе, что ее желудок полон, на лодыжке ничего нет, что она свободна. Эрик терпеливо смотрел на нее. С пониманием.

Мэддокс проявлял беспокойство. Неужели он ждал, что она сломается? Развалится на части?

Орион отхлебнула кофе. Уже холодный. Вкус был отвратительный. Но ничто не было на вкус хуже ее прогорклых воспоминаний и сожаления, сдирающего кожу с языка.

– Я не могу сказать точно, сколько, – сказала она, тщательно подбирая слова и тон. Она не хотела жалостливого взгляда, не хотела, чтобы с ней обращались как с бомбой, которая вот-вот взорвется. – Но их было больше трех, – она судорожно сглотнула, думая о тех девушках.

Некоторые держались годами. Другие – всего лишь несколько дней. Орион пришла к пониманию, что жизнь была добрее к тем, кому дарила смерть. Она пришла к выводу, что именно ее фамилия и грехи в ее генах не давали ей умереть.

Она уставилась на Эрика.

– Как так получилось, что двое мужчин хоронили тела бесчисленных девушек на своем заднем дворе так, что никто этого даже не замечал? – она сформулировала вопрос как оружие, направленное на них. Она хотела указать на их вину, где только могла.

Орион почти ничего не помнила после того, как выбежала из дома. Она помнила мужчину, который был добрым, нежным. Но все равно пугал ее. Там были женщины. Люди, которые казались разумными и нормальными. Вот что пугало ее больше всего – насколько нормальной была улица, на которой стоял дом, в котором их держали. Сколько таких добрых, разумных людей было поблизости.

– Честно? – ответил Эрик. – Мы не знаем. Мы не понимаем, как это могло продолжаться так долго, чтобы никто не заметил. Единственное, что мы знаем, так это то, что весь район держался подальше от этого дома, и двое преступников хорошо заметали свои следы. Никто из соседей ничего не знал. Они не любил этих парней, но не подозревали их не в чем плохом.

Орион фыркнула.

Она все больше и больше думала о тихой пригородной улице, на которой они жили. Во время своего побега она была слишком потрясена, чтобы понять это. Но теперь у нее было время. Они все были так уверены, что находятся на ферме, где-то в глуши. Для них это была ужасная мысль – оказаться в такой изоляции. Но еще более ужасной была мысль о том, что вокруг них шла жизнь, и никто ничего не замечал. Они были невидимы.

– Я была там десять лет, – сказала Орион. – Я видела, как по меньшей мере шесть девушек приходили и уходили. Некоторые просто исчезли. Они не могли с этим справиться, и природа проявила к ним милосердие. Остальные… просто состарились, – она сглотнула. – Как только становишься слишком похожей на женщину, ты им больше не нравишься. Я тоже уже начала стареть. Но… – она замолчала, вспомнив о бейджике и его владельце. Ее захлестнуло желание найти его, вскрыть его кожу, услышать его крик. – У меня были завсегдатаи, которым я нравилась.

Оба мужчины вздрогнули. Очевидно, их полицейские маски не были так прочны.

– Завсегдатаи?

Орион с интересом наблюдала за ними, стараясь отстраниться от печали, плавающей в глазах Мэддокса.

– Вы думали, что их было лишь двое? – она не стала дожидаться ответа. – Они были лишь привратниками. Те, кто следили за тем, чтобы мы оставались в живых, те, кто убивали девушек, которые становились ненужными. Те, кто, по всей видимости, одурачили целый район. Это место было борделем. И наши мучения выходили далеко за рамки этих двух подонков. Их было целое полчище. Каждый. День.

Мэддокс побледнел. На секунду ей показалось, что он и в самом деле может потерять сознание.

Эрик обрел самообладание.

– Нам нужно, чтобы ты рассказала нам все, что сможешь.

Она так и сделала.

Она рассказала им все, кроме упоминаний о докторе и бейдже.

Это принадлежало ей.

Он принадлежал ей.

_____________________________

* Эмпат – человек, который сознательно проецирует на себя чувства другого. Он не просто разделяет с кем-то его чувства, он способен познать глубину горя, радости, отчаяния или страха.

ГЛАВА 7

Весь день Орион провела в полицейском участке. Было трудно втиснуть десять лет издевательств и три стакана ужасного кофе в один разговор, но она хорошо умела справляться с трудностями.

Итак, она это сделала. Она рассказала им все что знала – имена девушек в тех неглубоких могилах, по крайней мере тех, о которых она была в курсе.

Даже при том, что присутствие Мэддокса поглощало весь воздух в комнате, она была удивлена, с какой легкостью смогла рассказать обо всем после первоначального всплеска воспоминаний о последнем дне с Мэри Лу. Она погрузилась в свое темное местечко. Её холодное, бесчувственное место. Она многое помнила. И это был еще один жестокий поворот судьбы – в ее сознании всё было высечено в мельчайших деталях. Она вспомнила, сколько мужчин по очереди брали ее. Маски, которые они надевали. Их различные фетиши. Она знала, что полиция ищет любую информацию, чтобы составить список подозреваемых. И она рассказала им все, что знала.

И произнеся все это вслух, Орион поняла, что информации было не так уж и много. Но она рассказала достаточно подробностей, из-за которых оба следователя были белее белого. Но ничего особенного, что могло бы им помочь.

Какими бы непродуманными не были действия Тварей – по крайней мере, она так считала в начале, – у них имелись меры предосторожности. Теперь она поняла, почему их привратниками были двое деревенщин. Ведь если вдруг случится худшее, если кто-то проведет расследование, если кто-то сбежит из Клетки, они станут лишь двумя бывшими уголовниками, слишком глупыми, чтобы придумать какой-то сложный план по удержанию девочек. Просто им повезло, вот и все.

Настоящие монстры были в масках. Они никогда их не снимали. Никогда не выдавали своих татуировок или шрамов. Ни разу никто не попался – никто, кроме Боба. Так что, ничто из сказанного Орион не поможет поймать преступников.

Позже всех девушек снова собрали в комнате ожидания. Ни на ком не было наручников, и им не зачитывали права, поэтому Орион предположила, что их не обвинят в убийстве Второй твари. Вероятно, округ Кларк не хотел, чтобы эта история попала в национальные новости.

– Та-а-ак, что теперь? – спросила Жаклин, как только села в кресло.

Орион понимала, что та хотела казаться беззаботной, легкомысленной, но что-то было в ее голосе. Надломленность.

Орион знала это, потому что чувствовала, как та же самая надломленность пульсировала у нее внутри.

Они провели так много лет в размышлениях, мечтая о побеге, и никогда не догадывались, что на свободе окажется другой вид кошмара. Бесконечные вопросы. Люди, которых ты когда-то знал. Родители, которые теперь стали чужими.

А для Жаклин и Орион – настоящая реальность. Бездна.

Никакой семьи, о которой можно было бы говорить.

Никаких вещей, кроме дешевых толстовок и шрамов на душе.

Их объявили мертвыми?

А разве сейчас они были живы? Она была человеком или просто еще одной статистикой?

Орион не чувствовала себя человеком.

Мэддокс откашлялся, отрывая взгляд от Орион. Она смотрела на стену над его головой.

– Останетесь в гостинице до конца недели, – объяснил он. – Нам, скорее всего, придется провести еще несколько допросов. И так как мистер Дель Рио все еще в бегах, вы останетесь под нашим наблюдением, пока мы его не поймаем. Рядом с вами всегда будет много полицейских…

Он замолчал.

– А что потом? – спросила Жаклин. – Мы получим еще одну партию одежды из «Уолмарта», хлопок по спине и пожелание всего наилучшего? Или появиться тот мудак, которого мы упустили, и закончит то, что начал? – в ее голосе звучал гнев. Ярость. Ненависть. Не на самого Мэддокса, но жизнь не имела воплощения в человеке, и она не знала, кого обвинить, во всяком случае, в этой комнате. Так что он был такой же хорошей мишенью, как и любой другой.

– Для вас, девушки, уже открыли сбор на «GoFundMe»*, – вмешался Эрик спокойным голосом.

Он прочел замешательство на их лицах и продолжил:

– Это новый способ сбора средств в Интернете, когда люди объединяются и собирают деньги на какое-то общее дело, – объяснил он. – Вам уже многие хотят помочь, присылают все, что могут. О вас хорошо позаботятся. Как я уже говорил, в будущем округ будет работать над тем, чтобы вы хорошо освоились.

Орион закатила глаза, даже не пытаясь проглотить насмешку.

– На какое-то общее дело. – Она не сформулировала это как вопрос. И после этого больше ничего не сказала. Слова просто повисли в воздухе. Обвиняющие. Может быть, даже предупреждающие.

– Ваша история нашла отклик у людей, – сказал Эрик, тщательно следя за своим тоном и выражением лица.

Этот мужчина уже понял, как нужно общаться с каждой из девушек. С Шелби – нежно, без особого зрительного контакта. Слегка покорно и умиротворенно с Жаклин. Сильно и уверенно с Орион.

– Для вас это новый мир, – продолжал он. – Мир, в котором такие новости… живут сами по себе. Мы связаны больше, чем вы думаете, – он кивнул в сторону Орион и Жаклин. – В наши дни новости распространяются, как лесной пожар. Люди будут очарованы вами. Они захотят помочь всем, чем смогут. Они захотят вас увидеть. Репортеры, как сегодня, последуют за вами, – он взглянул на Шелби. – Я говорю это не для того, чтобы напугать, просто хочу, чтобы вы знали, что вас не забудут. Есть так много людей, которые поддержат вас на этом переходном этапе.

Переходный этап. Орион усмехнулась, но прикусила язык.

Больше похоже на кошмар.

***

– Ри… Орион, можно поговорить с тобой? – спросил Мэддокс после того, как объявили, что допросы на сегодня закончены.

Шелби уже ушла. Ее родители, наверное, ждали у двери, как делали это весь день.

Жаклин держалась позади, ничего не говоря, но Орион чувствовала, что та близка к тому, чтобы сломаться. Или, может быть, это Орион себя так ощущала. Может быть, Жаклин не ушла далеко от нее, потому что ей нужен был кто-то. Или это было просто потому, что никто их не ждал снаружи. Некому было их пожалеть или даже порадовать. Их было только двое друг у друга.

Взгляд Мэддокса метнулся к Жаклин.

– Наедине.

Спина Жаклин выпрямилась, и Орион поняла, что та сейчас будет стоять на своем. Но было что-то за этим упрямым, агрессивным блеском в глазах Жаклин. Тень. Призрак прошлого. Что-то, благодаря чему, они знали, что происходит, когда перечишь мужчинам. Никакая логика не прогоняла эту тень, даже учитывая, что теперь они спаслись, что этот мужчина не причинит им вреда, что они были в безопасности.

Безопасность была ничем иным, как ложью, состоящей из нескольких букв.

– Все в порядке, Жак, – сказала Орион, держа ее за руку, успокаивая.

Жаклин прищурилась. Орион не понимала, делала ли она это игриво – потому что эта ситуация забавляла ее – или агрессивно, потому что она не доверяла ни одному мужчине и, наверное, никогда больше не будет доверять.

Может быть, это было, и то и другое.

Орион начала скучать по жесткой, независимой позиции Жаклин в ту секунду, когда за ней закрылась дверь, и они остались вдвоем с Мэддоксом в переговорной.

Если она и думала, что в комнате для допросов было душно, то это было ничто по сравнению с тем местом, где они находились сейчас. Она вздернула подбородок, изображая уверенность. Она никогда не оставалась одна в комнате с мужчиной, который не собирался насиловать и мучить ее. И она боялась.

Мэддокс откашлялся, встретившись с ней взглядом. Он изо всех сил старался смягчиться, она это видела. Выглядеть ничтожным, неопасным. Но для Мэддокса Новака было физически невозможно стать безобидным. Даже если при нем не было пистолета и значка. Или роста и мускул. Все, что ему было нужно – эти глаза, в которых таились призраки.