Текст книги "Молчи (ЛП)"

Автор книги: Энн Малком

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Автор: Энн Малком, Б. Т. Урруэла

Название: «Молчи»

Количество глав: Пролог + 20 глав

Перевод: Татьяна Никонова

Редактура, сверка, вычитка: Алина Семенова

Обложка: Lisi4ka

Перевод групп:

https://vk.com/towwersauthors

18+ 

(в книге присутствует нецензурная лексика и сцены сексуального характера)

Любое копирование без ссылки

на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

АННОТАЦИЯ

Их забрали.

С улиц. С парковок. С торговых центров. С игровых площадок.

Их вырвали из жизни и бросили в ад.

Они забрали Орион Дарби в прекрасный летний день, когда она все еще чувствовала вкус первого поцелуя на губах.

Она присоединилась к другим, скованным цепями на лодыжках и шрамами на душах.

Они превратились не более чем в статистику. Нераскрытые дела. Потерянные девушки.

Прошли годы, и мир забыл о них.

До того дня, когда они сбежали.

Это история не о заключении.

Это история о борьбе за свободу и возвращении к жизни, которая прошла мимо них.

Это реальная жизнь.

Но для Орион это был ад.

Видите ли... иногда свободы недостаточно.

Она жаждет крови.

ПОСВЯЩЕНИЕ

Для всех тех, кто пережил монстров этого чудовищного мира.

В том числе и собственных.

«Ад пуст, все бесы здесь».

Уильям Шекспир

ПРОЛОГ

Лето в Миссури никогда не бывает легким, но этот день мог побить все рекорды Грандвью – маленькой фермерской общины в трех часах езды к юго-западу от Сент-Луиса. Изнурительная жара усугублялась влажностью, которая прилипала к телу, как вторая кожа, и запирала большинство местных жителей по домам – но не детей. Некоторые проводили день, безумно носясь сквозь разбрызгиватели на своих передних дворах, другие плескались в ручьях и заливах, окружавших город. Дети постарше искали неприятностей… Фейерверки, алкоголь, травку – все, от чего можно было получить адреналин, кайф и несколько очков крутизны.

Но Орион Дарби волновала не жара, детские игры или подростковый бунт. Нет, это был голубоглазый парень, стоявший напротив нее на заднем крыльце его родительского дома. Тот, который подарил ей первый поцелуй жарким июньским вечером.

Это будет последний глоток счастья, прежде чем ее мир погрузится во тьму, и клетка станет ее новым домом. До того, как она задумается о том, было ли жестоко со стороны вселенной дать ей этот маленький вкус счастья в виде мягких, неуверенных губ Мэддокса, слегка напоминавший жвачку «Juicy Fruit». Или это было благословение, наградить ее единственным воспоминанием, которое помогало держаться, когда казалось, что причиненная боль могла убить ее. Гораздо позже она поймет, что вселенная не заботится о ней, что не существует более могущественных сил, чем монстры, маскирующиеся под людей, и что она всего лишь пешка в их мире. Конечно, если бы бог существовал, он бы спас таких девушек, как она.

Но это будет позже.

Сейчас был все еще прекрасный летний денек… Идеальный первый поцелуй.

Мэддокс Хэмптон Новак – или Мэдди, как его называли близкие – не мог испытывать симпатию к кому-то вроде Орион. Он был настоящим воплощением идеального парня. Играл на соло-гитаре в панк-группе, на каждом матче по футболу занимал позицию центрального принимающего и даже был ведущим на всех школьных концертах. Настоящий человек эпохи Возрождения*. Орион знала, что если бы он не был старшим братом ее лучшей подруги Эйприл, то даже не стал бы смотреть в ее сторону, не говоря уже о том, чтобы целовать. По крайней мере, так она себе говорила. Кроме того, ему было шестнадцать – на два года старше ее, и было много девушек его возраста, за которыми он мог легко приударить. И даже за некоторыми старшеклассницами тоже.

Орион никогда не планировала его целовать, даже после того, как заметила на себе его пристальные взгляды. Она не хотела расстраивать свою лучшую подругу, не хотела разрушать единственную настоящую вещь, которая была у нее тогда в жизни. Но когда самый популярный парень в городе начинает замечать девушку из бедной семьи, на которой одежда из «Уолмарт» на два размера меньше и лицо, усеянное бесчисленными веснушками, что ей еще оставалось делать?

Это и было самым странным аспектом во всей этой ситуации. Она была из семьи Дарби, а Дарби были нищими ничтожествами. Так было всегда. И так будет всегда. Они жили в трейлерном парке Саннисайд – самом ничтожном районе Грандвью, в трейлере, передаваемом от одного подонка к другому. Дарби пропивали свои зарплаты и кормили детей объедками, увековечивая цикл наркозависимости и насилия, который длился несколько поколений.

Семья Новак – Мэддокса и Эйприл – жили в двухэтажном доме, расположенном на трех акрах земли, в районе, где каждый дом был более впечатляющим, чем другой. Их отец был единственным дантистом в городе, а мать – помощницей юриста в единственной юридической фирме. В их доме всегда горел свет, всегда была вода, и их жизнь была прекрасна. У Мэддокса и Эйприл было двое родителей, которые заботились о них, не имели судимостей, не поднимали на них руку в порыве гнева и покупали им все, что те бы не пожелали. Другими словами, они были полной противоположностью всему, что когда-либо знала Орион.

Когда во втором классе она подружилась с Эйприл, ей только предстояло осознать, насколько ее жизнь отличалась от жизни всех остальных. Когда она впервые увидела дом Новаков, полный вещей, счастья и любви, она поняла, насколько плохо обстояли ее дела.

Вот почему Ри* никогда не ожидала, что популярный парень, в которого она была тайно влюблена вот уже много лет, наконец-то заметит ее… и захочет.

Неделю назад на вечеринке у Джесси Ноулз он отвел ее в сторону и рассказал о своих чувствах, сказал, что хочет поцеловать ее, и от его слов она будто ожила.

Она мечтала об этом, но никак не ожидала, что это произойдет. Его улыбка, когда он держал ее за руки, стоя на заднем крыльце. Заходящее солнце, которое окрашивало небо в красный и оранжевый цвета, словно огонь. Эта его кривоватая улыбка… но не зубы. Быть сыном единственного дантиста в городе имело больше преимуществ, чем просто жить в хорошем доме. На мгновение она вспомнила о собственных зубах, кривых, хотя и белых от регулярной чистки, поэтому ответила ему натянутой улыбкой.

То, как он смотрел на нее тогда, глупая усмешка на его лице, когда его взгляд скользнул по ее губам, заставили ее нервничать и возбудиться одновременно. Когда он, наконец, поцеловал ее, она позабыла о том, что совсем недавно он расстался с Шарлин Эванс, самой красивой девушкой в школе. Она забыла о длинной череде других красивых девушек, которые были до Шарлин. Забыла о своих кривых зубах, одежде из «Уолмарт» и дерьмовых родителях. Все это не имело значения, потому что прямо сейчас, в его объятиях, он видел только ее, а она видела только его – им принадлежал весь мир.

Он целовал ее так страстно, словно она была единственной девушкой на свете. Это был такой первый поцелуй, которого заслуживали девушки с ровными зубами и более уважаемыми фамилиями.

Но Ри об этом не думала.

Она размышляла о том, как он прекрасен на вкус, как приятно чувствовать себя желанной для парня, которого она так долго любила. Парня, которого хотели все остальные девочки.

Мэддокс отстранился, глядя на нее с улыбкой в глазах, но не на губах. Он провел большим пальцем по ее нижней губе отработанным движением, таким взрослым и мужественным.

– Ты такая красивая, – пробормотал он с усмешкой.

– Спасибо, – сказала Ри кротким и хриплым голосом, нервно глядя на деревянный пол под их ногами.

Пальцы Мэддокса потянулись к ее подбородку, заставляя поднять взгляд.

– Я серьезно, – сказал он. На этот раз громче. Более решительно. – Я всегда мечтал поцеловать тебя.

Желудок Ри сжался, как будто на американских горках, хотя она ни разу на них не каталась. Ее семья никогда не могла позволить себе посетить «Шесть флагов»*. Но она представляла, что это будет похоже на смесь трепета, страха и возбуждения в ее животе.

– Правда? – спросила она, не в силах скрыть потрясение в голосе. – Я имею в виду, в последнее время мне казалось, что ты испытываешь ко мне какие-то чувства. Флирт, возможно, но я не знала, даже представить себе не могла, что серьезно нравлюсь тебе. А еще все остальное… – ее голос затих.

Ей не следовало так много говорить. Не должно было ее сомнение так бросаться в глаза. Она должна была похоронить его глубоко, как и позор, который несла с собой ее фамилия.

Мэддокс пожал плечами.

– Ты имеешь в виду мою сестру?

Ри кивнула.

Эйприл не была слепа к тому, как подруга смотрела на ее брата, и часто ссорилась с ней из-за этого. Орион пыталась отрицать свои чувства, но, в отличие от родителей, она не умела лгать. Она пообещала своей лучшей подруге, что перестанет сохнуть по Мэддоксу. Обещание само по себе не было ложью. Она действительно пыталась.

А потом наступил этот момент, в этот прекрасный летний вечер, с этим идеальным парнем, и все ее чувства взяли верх. Первый поцелуй очень важен для девушки, особенно такой, как этот. И хотя она проигнорировала просьбу своей лучшей подруги, Орион была уверена, что ни один первый поцелуй не был лучше, чем этот.

И именно в самый разгар этого идеального поцелуя она услышала знакомый голос, хриплый от волнения:

– Фу, Орион… я что, только что застала тебя целующейся с моим братом?

Орион подняла глаза и увидела Эйприл, ее рука расположилась на бедре, а во взгляде читалось раздражение.

Мэддокс осторожно, но решительно встал перед Ри, как будто собирался защитить ее. И не только от его взбешенной и чересчур драматичной сестры, но и от всего мира.

– Успокойся, Эйприл, – сказал он. – Это не твое дело.

– Я не с тобой разговариваю, идиот, – отрезала Эйприл, ее пронзительный взгляд сфокусировался на подруге. – Орион, ты вообще в курсе, что уже почти стемнело? – она указала на небо. – Алло… твоя мама тебя убьет!

Ри, которая ощущала себя восхитительно расслабленной и беззаботной, подняла глаза к небу. Паника подступила к горлу. Реальность ударила под дых.

– Как бы я сейчас ни злилась на тебя, но все равно предпочла бы, чтобы моя лучшая подруга осталась жива. С кем еще я буду смотреть «Зачарованных»? – продолжила Эйприл и фыркнула.

– Я так влипла, – ответила Ри, немного ненавидя свою лучшую подругу за то, что та вырвала ее из сказки. Она посмотрела на Мэддокса, надув губы. – Не хочу уезжать, – призналась она. – Сегодня все было просто… идеально.

Эйприл открыла заднюю дверь и издала звук рвотного позыва.

– Ладно, я возвращаюсь в дом. Не хочу быть свидетелем этого абсурда, иначе меня стошнит, – Эйприл покачала головой. – Езжай домой, чтобы тебя не наказали, Ри. Я хочу потусоваться с тобой завтра, но не думай, что я все еще не злюсь! – Эйприл слегка нахмурилась, затем ворвалась внутрь и с силой захлопнула за собой дверь.

Мэддокс обнял Ри, и этот жест был таким естественным и правильным. Он не колебался, не нервничал. Нет, он прикасался к ней так, словно делал это уже несколько месяцев.

– Не беспокойся о ней. Ты же знаешь, к тому времени, как вернешься домой, она уже забудет, почему злилась, – он поцеловал ее в лоб. – Все наладится.

Он сказал это с такой уверенностью, что Орион захотелось в это поверить, захотелось притвориться, что у таких девушек, как она, все может наладится. Притвориться, что плохие вещи не ждут своего часа, чтобы разрушить ее жизнь.

Она чуть не попалась на эту удочку. Она хотела этого. Но у нее не было идеальной жизни, только реальные проблемы. У нее не было опыта во всем этом «наладится».

Мэддокс видел ее беспокойство и замешательство, возможно, не всю глубину, потому что не имел способности так внимательно читать людей – во всяком случае, пока, – но он видел достаточно, чтобы заметить ее переживания.

Он снова поцеловал ее.

– Ты мне доверяешь? – спросил он, склонив голову набок.

Для такой девушки, как Ри, это был большой вопрос. Она не знала, как доверять людям, потому что ей всегда приходилось быть настороже и защищаться. На самом деле она даже не понимала, что обозначало это слово, но она не собиралась говорить ему об этом. Она не хотела посвящать его в то, какими запутанными и унизительными были ее мысли.

– Я доверяю тебе, – пробормотала она, ее грудь сжалась, боль оттого, что ей приходилось уезжать, ощущалась слишком реальной.

Он обнял ее в последний раз, поцеловал в макушку и прошептал:

– Я не подведу тебя, Ри.

Это были последние слова, которые она от него услышала за последние десять лет.

***

Она думала о нем всю дорогу домой. Она была счастлива. Даже полна надежд. Она была настолько взбудоражена, что даже не беспокоилась о предстоящих разборках с матерью. Она была настолько влюблена, что даже не заметила следовавшего за ней фургона.

Как она могла заметить? Она представляла себе будущее с парнем своей мечты. Свадьбу. Дом в престижной части города. Машины. Детей. Никаких мыслей о работе, счетах или учебе. Девушки никогда не беспокоились о деталях реальности, во всяком случае, после первого поцелуя.

Поездка на велосипеде домой от дома семьи Новак была не слишком долгой – в лучшем случае пятнадцать минут – и Ри ездила по этой дороге так много раз, что могла делать это даже с закрытыми глазами. Но по мере того, как она приближалась к дому, район становился все более глухим: разбитые уличные фонари, давно заброшенные промышленные здания и очень мало ветхих и неприглядных домов. Орион всегда очень быстро проезжала этот участок, но на этот раз была слишком рассеянной, слишком погруженной в свои мысли и мир, где она проживала жизнь, как миссис Орион Новак.

К тому времени, когда она заметила фургон позади себя, было уже слишком поздно. Его бампер задел заднее колесо ее велосипеда, и она перелетела через руль, врезавшись в ржавую «Хонду Цивик», припаркованную на улице. Она отскочила от ветрового стекла и с резким стуком приземлилась на асфальт, тяжело дыша. Все ее тело болело, мышцы сводило судорогой, из носа капала горячая кровь.

Эта была не очень мягкая посадка.

Скорее ужасная.

Как и вся ее дальнейшая жизнь.

_____________________________

* Человек эпохи Возрождения – тот, кто обладает навыками и знаниями во многих различных областях;

* Ри – сокращенно от Орион;

* «Шесть флагов» – один из самых крупных в мире операторов парков развлечений. Владеет 21 парком развлечений, аквапарками, семейными развлекательными центрами в Северной Америке.

ГЛАВА 1

В детстве Орион была сильной. Она огрызалась в ответ. Выражала свое недовольство. Никогда не плакала. В общем, делала все, что не должен был делать дисциплинированный ребенок, подвергшийся жестокому обращению. Это был ее способ вернуть контроль. Способ бороться с побоями, обидными словами и остальным уродством ее жизни.

Когда отец не получал от нее желанных слез, он связывал ей руки, заклеивал рот скотчем и заставлял сидеть в шкафу в полной темноте. Иногда это длилось несколько минут, а иногда и часов. Продолжительность наказания зависела от степени его гнева, состояния опьянения или от того, сможет ли ее младший брат прокрасться внутрь и освободить ее. Адам всегда заботился о ней, стараясь помочь, когда только мог, даже если это было рискованно для него самого. Возможно, дело было в его любящей натуре, или, может быть, он чувствовал себя виноватым из-за того, что отец обращался с его сестрой гораздо более жестоко, чем с ним.

Ри была уверена, что сбежит от всего этого, как только станет достаточно взрослой и заработает денег. Во время той роковой поездки домой она лелеяла мысль о том, что Мэддокс возможно будет причастен к этому побегу. Не как спаситель, потому что, несмотря ни на что, она все равно собиралась спасти себя сама, а как соучастник преступления.

Ей не потребовалось много времени, чтобы понять, что ее не спасут. Он не сбежит вместе с ней. Ее жизнь будет становиться все хуже и хуже, пока не погаснет, как свеча на ветру, и мир забудет о ней.

В конце концов она поняла, что вся боль, которую она испытывала в детстве – вспыльчивость и жестокость отца, апатия и полное пренебрежение матери, – была всего лишь практикой, тренировкой для тех лет, которые она провела в бетонной клетке площадью два квадратных метра, в подвале скромного жилища, в тридцати километрах от собственного дома.

***

Первая ночь прошла как в тумане. Ее швырнули в фургон, голова раскалывалась, зрение затуманилось, боль была невыносимой. Голоса грубые и жестокие. Она помнила, как умоляла, кричала. И запах. Запах пота и дешевой выпивки… как от ее отца. Только хуже. Как будто что-то разлагалось. Она чувствовала этот запах в их дыхании, горячем на ее коже. Он был ужасающим.

Она помнила, что в какой-то момент ее мочевой пузырь отпустило. Запах ее собственной мочи смешался с вонью грязного фургона, запах, который останется с ней навсегда.

Она не помнила подробностей поездки, кроме влажности между ног, стыда, ужаса и боли. Она помнила, как они разговаривали, как угрожали… эти твари. Позже она узнала, что все девочки называли их Первая тварь и Вторая тварь. У них не было имен, они их не заслуживали. Они были чудовищами. Точка.

Сначала она не считала их таковыми, потому что слишком боялась. Она была дезориентирована. Смущена. Ей не хватало ясности, чтобы понять, что происходит. Может быть, она не хотела понимать. Если она не поймет и не заставит себя взглянуть фактам в лицо, то сможет притвориться, что ничего этого не происходит. Что каким-то образом она попала в кошмар вроде фильма «Сумеречная зона». Что она скоро проснется.

Но она не просыпалась.

Кошмар не был у нее в голове.

Кошмары стали ее реальностью.

Она почти ничего не слышала из того, что они говорили, но одна фраза врезалась ей в душу:

«Молчи, девочка. Теперь ты принадлежишь нам…»

Реальность стала суровой, ясной и неотвратимой после первого изнасилования на заднем сиденье фургона в ту первую ночь.

Девушка всегда помнит свой первый раз.

В один прекрасный летний день ее нежно, мягко и потрясающе целовал парень ее мечты. В ту кошмарную летнюю ночь ее девственность болезненно, жестоко и страшно, забрали на заднем сиденье вонючего фургона. Их мокрые от пота руки сдерживали ее крики. Она боролась до тех пор, пока больше не осталось сил. Ее усталые мышцы расслабились, она закрыла глаза и впервые использовала Мэддокса как отвлечение, медитацию… Его прекрасную улыбку, его нежный поцелуй, его любящее прикосновение.

В другие разы Твари были не такими суровыми. Не такими запоминающимися. Не потому ли, что ужас стал однообразным? Или потому, что ее мозг научился справляться с такой большой травмой? Может быть, из-за наркотиков. Она привыкла их принимать.

Они дали их ей в ту первую ночь, когда затащили в дом. В тот момент она снова боролась, кричала, царапалась. После укола ее потащили вниз по ступенькам в подвал. Ее зрение затуманилось, тело обмякло, но она увидела тараканов, бегущих по полу, когда один из Тварей включил свет. Она увидела грязный матрас, цепи и большую дверь перед собой, похожую на врата в ад.

В какой-то момент она потеряла сознание, ее веки были слишком тяжелыми, чтобы бороться. Ей казалось, что она видит других девушек, казалось, что она чувствует запах крови, но уже не могла различить, что было реальностью, а что сном.

Через несколько часов ее настиг запах, похожий на вонь от сбитого на дороге животного, которого они с Эйприл однажды нашли в детстве и в которого тыкали палкой, пока исходящий от него запах стал невыносимым: железный от запекшейся крови и мускусный от трупного разложения. Его острота, а может быть, боль, вырвала ее из беспамятства. Ребра ныли при каждом малейшем движении, при каждом вздохе. Запах вызвал видения фургона и машины, в которую она врезалась, кулаков, которые дождем обрушились на нее, и удар ее худого тела о ступеньки подвала.

Здесь не было темно. Вдобавок ко всему, она считала, это жестоким. Дать ей увидеть место, в котором она очутилась, показать ей все эти пятна крови на полу. Резкие флуоресцентные лампы освещали бетонные стены, покрытые чем-то мерзким. Пол, служивший ей матрасом, был холодным и грязным. Она снова посмотрела на пятна, разных оттенков красного. Она не желала думать о том, каким образом они здесь появились.

Но все равно думала.

Желание – ничего не значит в таком месте, как это.

Ри попыталась сесть, скорее по привычке, чем по какой-либо другой причине. Она не знала, почему ей хотелось сидеть прямо, быть в сознании и отодвинуться подальше от грязного, вонючего пола. Ей скорее следовало попытаться снова впасть в беспамятство. Она должна просто закрыть глаза и снова погрузиться в сон… Возможно, она проснется в своей собственной постели. Она никогда раньше не думала о доме как о доме, никогда не хотела проводить там время, мечтала сбежать и никогда не возвращаться. Но теперь молила бога, чтобы ее забрали обратно, сказали, что все это какой-то ужасный кошмар.

Она никогда не верила в то существо, которому поклонялись в небольшой городской церкви. Орион думала, что все это чушь собачья. Но сейчас она была в отчаянии и молила его, чтобы все это оказалось кошмаром.

Но это было не так. И когда она увидела металлическую застежку на своей лодыжке и цепь, которая соединяла ее с бетонной стеной, она начала плакать, морщась от боли.

– Не двигайся слишком резко, дорогая.

Ри дернулась, голос застал ее врасплох, хотя он был мягким и добрым. Она больше не понимала мягкости и доброты.

Она оглядела комнату в поисках обладателя голоса, но свет был слишком ярким, обжигая глаза, затуманивая зрение.

– Помоги мне, пожалуйста, – прохрипела Ри, всхлипывая.

Кто-то усмехнулся.

– Теперь тебе уже ничем не поможешь, малышка, – этот голос был другим. Саркастическим.

– Заткнись, Жаклин! – рявкнул первый голос.

Какая-то рука легла на плечи Ри, мягко помогая ей встать. У нее не хватило духу не вздрогнуть. Эта рука, какой бы нежной она ни была, едва не содрала кожу с ее плоти. До нее дотронулся незнакомый человек, и воспоминания стали возвращаться. Фургон, потеря невинности от рук двух мерзких свиней. Она была грязной. Оскверненной.

Это только сильнее заставило ее зарыдать.

Сквозь слезы Ри увидела девушку, которую потом, как она узнала, звали Мэри Лу. Ее светло-рыжие волосы были спутанные, растрепанные, но не грязные. Ее кожа была бледной, почти прозрачной, что делало темные круги под ее глазами еще более заметными даже в тусклом свете. Она выглядела старше, возможно, ей было чуть больше двадцати, и от мысли об их разнице в возрасте по спине Орион пробежала дрожь.

«Как давно она здесь?» – подумала она, чувствуя, как внутри все переворачивается.

Мэри Лу тепло улыбнулась, словно почувствовав смятение Орион. Улыбка – а главное, насколько искренней она была – удивила Ри. Такая улыбка казалась странной в таком месте.

Мэри Лу положила руку ей на щеку. Этот жест предназначался для утешения, поэтому Ри не вздрогнула от прикосновения из-за доброй улыбки девушки.

– Ты в порядке? – спросила Мэри Лу, озабоченно наморщив лоб. – Я имею в виду, учитывая обстоятельства.

Она спросила так, словно ответом могло стать что угодно. Как будто в этом подвале, в этой камере, с прогорклым запахом монстров вокруг, их присутствие каким-то образом было не реальным.

Ри не могла притворяться, не могла казаться сильной. Хотя до этого она всегда считала себя таковой. Она терпела жестокое обращение своих родителей. Бедность. Насмешки в школе со стороны тех, кто считал ее отбросом. Сейчас у нее не было такой силы. Ее украли, вытащили из нее, как и все остальное.

– Мне так больно, – всхлипнула Ри, и все подобие силы покинуло ее, словно та была в хрупкой раковине. – Я так устала.

Это действительно было так. Она была измучена. Она мечтала протиснуться сквозь бетон в самую землю и уснуть там навсегда. Ей хотелось не просто спать, она хотела умереть. Это был первый раз, когда она этого пожелала, и, конечно же, не последний.

Мэри Лу вытерла слезы с лица Ри, и та увидела, во что была одета девушка. Белый больничный халат с крошечными голубыми цветочками. Ей казалось, что он должен быть грязным, в конце концов, они были окружены грязью. Но он был безупречен. Ри посмотрела вниз и увидела, что на ней было то же самое. Она была чистой. Но такого не могло быть. Грязь и земля прилипли к ней, въелись в кости.

– Где я?

– Хороший вопрос, – сказала Мэри Лу. – Мы называем это Клеткой. Не очень оригинально, я знаю, – она нащупала цепь, обернутую вокруг лодыжки. Она была прикреплена к стене точно так же, как та, что была на Орион. – По правде говоря, мы не знаем, где находимся.

– Мы?

Она указала направо, и глаза Ри нашли девушку в другом конце комнаты – Клетки – прислонившуюся к стене. На ней был тот же халат, что и на двух других девушках, а лодыжки также были прикованы цепью к кольцу, встроенному в дальнюю стену.

– Это Жаклин, – объяснила девушка. В ее мягком голосе послышались нотки раздражения. – Она просто прелесть, если ты еще не заметила, – она указала в нескольких метрах от Жаклин. – Та, что притворяется спящей, – Патриция.

Ри сосредоточилась на девушке, свернувшейся калачиком на полу и отвернувшейся ото всех. Она завидовала ей, притворялась та или нет, но Ри хотелось бы сделать то же самое. Ей было больно говорить, еще больнее было воспринимать новую реальность.

– Мы не все живем в отрицании, как Мэри Лу, – резко сказала Жаклин.

Все остальное в ней тоже было резким. Латиноамериканка. Изумрудные глаза, длинные, темные, растрепанные волосы. Черты лица сильные, острые и красивые, даже в таком месте. Она тоже была чистой.

В этот момент Ри, несмотря ни на что, охватила чистая ревность. Несмотря на боль между ног, внутри души, страх, грызущий нервы и говорящий ей, что ничто уже никогда не будет прежним. Ее девичья зависть почему-то осталась невредимой.

Потом Ри поймет, что красота Жаклин не то, чего стоит желать, чему стоит завидовать. Это означало, что она была ценным владением. Их любимицей.

А Клетка, не то место, где хотелось бы быть любимицей.

Мэри Лу выпрямилась и вздернула подбородок в знакомом Ри жесте. Эйприл делала так время от времени, даже не осознавая. Это жест девочек из семей, в которых их баловали, делали их испорченными, давая возможность смотреть на людей свысока, специально или нет, не важно.

– Тебе никогда не получится убедить меня, опуститься до твоего уровня, Жаклин, – ответила Мэри Лу, слегка сжимая Ри, которая обнаружила, что предпочитает эту боль, той прежней нежности. – У меня всегда будет надежда.

Жаклин прищурилась, сосредоточившись на Ри.

– Хочешь знать, что случилось с последним человеком, который носил эти цепи, деточка? – спросила она Ри, и ей не очень понравилось, куда она клонит.

Осознание ударило ее, быстро и безжалостно. Эти девушки были хорошо знакомы со своим окружением. Они пробыли здесь достаточно долго, чтобы понять, как со всем справиться. Она была не глупа. Орион читала газеты, смотрела новости. Пропавшие девочки. Дети, которых редко находили. Сколько там говорилось требуется часов? Двадцать четыре? Сорок восемь? Они были самые важные. Решающие. После – шансы были малы. После – вряд ли вы вообще захотите кого-то найти.

– Ты действительно хочешь знать? – тон Жаклин был снисходительным.

– Немедленно заткнись, Жаклин, – отрезала Мэри Лу, ее голос был на грани крика. Точно таким же тоном мать Эйприл разговаривала с ней, когда она не слушалась.

С другой стороны, ей так же не следовало сидеть в подвале с цепью на лодыжке.

Ри начала дрожать. Ей этого не хотелось. Она хотела прислониться к стене, сложив руки на груди, принять свою судьбу, как Жаклин. Или, возможно, слепо надеяться, как Мэри Лу.

По ее лицу текли слезы и сопли. Она не могла контролировать это. Она чувствовала себя бессильной перед открывшейся правдой.

Поэтому она дрожала и рыдала.

– Г-где мы?  Что это? – слова панически вырвались сами собой.

– Это ад на земле, – ответила Жаклин без малейшей нежности. – А ты его новый обитатель.

Мэри Лу встала, решительно пересекая небольшое пространство между ними, пока цепь на ее лодыжке не натянулась и не остановила ее в нескольких шагах от девушки.

Жаклин осталась стоять, лениво прислонившись к стене, с лукавой насмешливой ухмылкой на лице. Ри подозревала, что такие споры здесь часто случались. Орион достаточно долго жила в трейлере, чтобы знать: близость с кем угодно может привести к конфликту.

Мэри Лу ткнула пальцем в сторону Жаклин, в ее глазах вспыхнул огонь.

– Клянусь, Жаклин, если ты не оставишь эту бедную девушку в покое…

– Что ты сделаешь? – прорычала Жаклин, оттолкнувшись от стены и вставая, цепь звякнула у ее ног. Она напрягла плечи, прижав руки к бокам. – Она не единственная «бедная девочка» в этом чертовом месте. Она не более проклята, чем все мы. Хватит с ней нянчиться.

Мэри Лу покачала головой то ли от разочарования, то ли от гнева. Орион не могла разобрать. А может, и то и другое.

– А кто утешал вас, когда вы только прибыли? Ты бы хотела, чтобы я просто скормила тебя волкам?

Жаклин усмехнулась.

– Вот это новость, Мэри Лу. Волки пировали с тех пор, как я здесь появилась. Ты не сможешь защитить меня от этого. Её тоже. Когда звери голодны, они охотятся за своей несчастной добычей, – она намерено потрясла цепь на своей лодыжке.

Ри увидела огонь, ярость в глазах Жаклин через тускло освещенное пространство, и почувствовала то, что удивило ее… жалость. Она представила себе первый день Жаклин в Клетке. Она представила невинную девушку, такую же, как она, медленно измученную от жестокого обращения. Неделями? Месяцами? Годами?

– Утешала? – спросила Жаклин, пронзая Мэри Лу своим взглядом. – Утешала? Ты солгала мне, Мэри Лу. Ты не делаешь эту ситуацию лучше, когда притворяешься, что мы все здесь не умрем, черт возьми. И что перед смертью не испытаем такое дерьмо, которое заставит нас пожалеть, что мы не умерли раньше. Ты извергаешь свой ядовитый оптимизм повсюду, как будто мы снова увидим наши семьи. Наших друзей. Как будто мы когда-нибудь выберемся из этой чертовой дыры. Как будто мы когда-нибудь снова увидим свободу, – лицо Жаклин покраснело, слова вылетали из ее рта вместе с брызгами слюны. – Вот тебе чертова подсказка, девочка! Этого не произойдёт. Это конец, матушка Мэри. Я не собираюсь жить в гребаном Ла-Ла-Лэнде и не позволю тебе дать этой бедной девочке ложную надежду.

Жаклин попятилась к стене и соскользнула вниз, снова усевшись на бетон. Она положила руки на колени, и гнев на ее лице мгновенно рассеялся. Самодовольная ухмылка, к которой Орион более чем привыкла, вернулась.

– А теперь оставь меня в покое, – сказала она, прислонившись головой к стене и глубоко вздохнув. – И удачи тебе с твоим новым проектом. Надеюсь, она справится лучше, чем предыдущая, – она кивнула головой на самое свежее из алых пятен на полу, ближе всего к ногам Орион.