Текст книги "Голубые холмы Синтры"

Автор книги: Энн Хэмпсон (Хампсон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– У меня болит голова, – солгала Элинор. – Ничего, пройдет, когда выпью чаю.

Карлота яростно покачала головой:

– Дело не в головной боли. Ты не получила плохих известий из дома или что-нибудь в этом роде?

Элинор заставила себя улыбнуться:

– Нет, Карлота, не получила. Пожалуйста, не беспокойся обо мне. Я уже сказала, что поправлюсь, когда выпью чаю.

– Но…

– Достаточно, Карлота… – Тихий голос воспитанного человека перебил девушку. Они одновременно подняли глаза и увидели Мигела. Он вошел через открытую балконную дверь. – Элинор сказала, что у нее все в порядке.

Карлота вспыхнула от упрека в его голосе.

– Прости, Мигел. – И весело спросила, будто пытаясь его смягчить: – Ты выпьешь с нами чаю?

Элинор не смотрела на графа. Но, не услышав ответа на вопрос Карлоты, она наконец подняла глаза и слегка покраснела. Рука с чайником слегка дрогнула, и она чуть не пролила чай на стол. Мигел встретился с ней взглядом, и она с огромным изумлением поняла, что в нем нет ни капли враждебности.

– Да, – сказал он, подходя к столу, – конечно, я выпью с вами чаю.

Трудно поверить, что меньше часа назад произошла дикая сцена на чердаке. Так естественно вел себя Мигел! Радуясь такому превращению, Элинор не заметила, что за естественностью таились отчуждение и надменность. К концу чаепития она начала это понимать, уловив, что ее высокородный работодатель собирается постепенно поставить ее на свое место – место обычной служащей. Элинор признавала, что он прав. Но в то же время девушке хотелось отомстить, пусть даже защищая себя, – гордость не позволяла ей открыть свои чувства.

С каждым днем атмосфера в Паласио становилась все прохладнее. Элинор удавалось скрыть, как она страшно несчастна. Помогли приготовления к свадьбе Карлоты, где Элинор предстояло быть главной подружкой невесты. Платье Карлоты шили в самом престижном и модном ателье Лиссабона, как и платье Элинор. Церемония бракосочетания должна была состояться в столичном соборе. В Паласио все было готово к приему многочисленных гостей.

– Столько работы, и все ради меня! – Карлота, взволнованная и покрасневшая от счастья, указала на фасад Паласио, где рабочие устанавливали дополнительное освещение. Все сады будут освещены. К ветвям деревьев прикреплялись несколько сотен цветных огней. Фонтанам предстояло стать цветными, а для музыкантов строили декоративное возвышение. – Какой у меня чудесный брат!

Элинор с улыбкой повернулась к девушке:

– Да. Он и вправду чудесный, Карлота. – Элинор не заметила, что ее губы слегка вздрогнули, но Карлота увидела это и нахмурилась.

– Думаю, у тебя что-то на уме, Элинор. Ты… изменилась.

Элинор заставила себя засмеяться:

– И что же у меня может быть на уме?

– Не знаю… – Карлота нахмурилась еще больше. – Мой брат… он сказал, что ты останешься здесь после моего отъезда… Ты останешься, правда?

Элинор не нашлась что ответить. Она с болью подумала о скором отъезде. Она и оглянуться не успеет, как вновь окажется в Англии.

– Ответь мне, пожалуйста, Элинор. Я знаю, что у тебя будет другая должность, потому что обо мне уже будет заботиться мой дорогой Санчес. Но я говорила с братом, и он подтвердил, что ты должна остаться в Паласио. – Ее глаза вдруг подозрительно заблестели. – Мне все еще нужна твоя дружба. Хотя мы будем жить далеко друг от друга, мы часто сможем видеться. Мигел может брать тебя в усадьбу, а мы будем ездить к нему в гости. – Карлота замолчала, но Элинор все еще не могла произнести ни слова. – Я думала, все улажено, – настаивала Карлота. – Мигел сказал, что ты пообещала остаться.

Элинор наконец заговорила. У нее вырвался глубокий вздох.

– Я совсем не уверена, что могу остаться, Карлота. Видишь ли, для меня на самом деле нет должности.

– Мигел ее придумает, – немедленно ответила Карлота. – Он хочет, чтобы ты осталась, ради меня.

– Ради тебя… – Элинор вновь вздохнула, но Карлота, увлеченная уговорами, не заметила ни вздоха Элинор, ни того, что она готова разрыдаться.

– Он знает, как сильно я тебя люблю. Он признает, что ты была мне хорошей подругой, и знает, что я буду по тебе скучать, если ты уедешь от нас. Тебе не нужно уезжать, Элинор. Ведь если бы не мое замужество, ты бы осталась?

– Думаю, что нет.

Карлота бросила на нее удивленный взгляд.

– Ты так говоришь!.. – страдальчески воскликнула Карлота. – Неужели ты бы оставила меня?

– Конечно нет. Не будем об этом, Карлота. В конце концов, можно поговорить о гораздо более интересных вещах. – Элинор улыбнулась и указала на рабочих на фасаде Паласио. – О твоей свадьбе будет говорить весь город!

Карлота кивнула, но оставалась встревоженной. Она явно поделилась опасениями с братом, и вечером Мигел нашел Элинор во внутреннем дворике. Карлота одевалась к обеду, а это обычно занимало много времени.

– Карлота думает, что после ее свадьбы ты потеряешь работу. Это верно? – без всяких предисловий начал он.

Элинор недолго колебалась.

– Да, дон Мигел. Я отправлюсь домой, как только Карлота уедет. – Она не смотрела на него. Боялась увидеть презрение в его глазах и смущалась, поскольку, когда он рядом, в голову лезли воспоминания об их стычке на чердаке.

После ее слов наступила гробовая тишина. Потом раздался его властный голос:

– Насколько я помню, ты обещала остаться. Полагаю, ты сдержишь слово.

Она испуганно подняла на него взгляд:

– Ты хочешь, чтобы я осталась… после… после… – Она беспомощно развела руками. – Невозможно, дон Мигел, – решительно заявила Элинор. – Я так неправильно поступила…

– Может, мы забудем об этом, Элинор? – грубо перебил он. На миг его лицо исказилось гневом. Девушка поняла, что и он терзается воспоминаниями о том, как утратил контроль над собой, когда швырнул портрет в присутствии своей служащей. – Это обещание… ты его сдержишь? – он вновь заговорил повелительным тоном.

Король высказал свою волю и ожидал полного подчинения своей подданной. Элинор поняла, что участь ее решена и он легко сокрушит сопротивление, если она посмеет его оказать. Что же делать? Она хотела покинуть Португалию ради собственной защиты. Пребывание здесь причинит ей огромную боль. Она не сможет запретить своей любви к Мигелу заполнить все ее сердце. Нет, она не останется! Она убежит, пока боль не превратилась в муку, которую не излечит время.

– Нет, – прошептала девушка, пытаясь справиться с дрожью в голосе. – Это невозможно… – Она умоляюще смотрела на него. – Я х-хочу домой. – Ее губы задрожали, а глаза неестественно заблестели.

Мигел, который всю неделю держался очень холодно и замкнуто, внезапно смягчился, и маска жестокости сменилась выражением заботы.

– По какой причине? – он откинулся на спинку стула и смотрел на нее из-под полуопущенных век. – У тебя наверняка есть причина?

Элинор кивнула, пытаясь выиграть время. Она отчаянно пыталась найти правдоподобное объяснение, но напрасно.

– Я больше здесь не нужна, – единственное, что она сумела придумать. И тут же вспомнила, что это они уже обсуждали и она пообещала остаться.

– Есть другая причина для твоего внезапного решения уехать отсюда? – Не дождавшись ответа, он продолжил: – Полагаю, ты сдержишь свое слово. – Он непреклонно сжал губы, когда она нахмурилась в знак протеста. – Я не нахожу причины для нарушения твоего обещания.

Элинор утратила дар речи. Она рассматривала дорогое ей лицо, пытаясь найти волнующее подтверждение своих надежд. Неужели дон Мигел догадался о ее чувствах? Он упомянул о другой причине ее решения уехать. Да, возможно, он догадывается о ее любви. Элинор вспомнила о том, как он был с ней холоден последнее время. Она не отставала в этом, и разрыв между ними постепенно увеличивался. Поэтому Элинор не ожидала, что ее решение уехать вызовет спор.

– Очевидно, ты не хочешь, чтобы я уезжала… – Она замолчала, ведь хотела сказать вовсе не это. Ей не хотелось, чтобы Мигел такое слышал. Элинор неосторожно высказала свои мысли вслух. Он понял это, всполошилась девушка, услышав от него:

– Вполне очевидно, Элинор.

Она в изумлении покачала головой:

– Но почему? Ведь для меня нет должности.

– Это тебя ставит в тупик, не могу не признать, – ответил он так ласково, что она вздрогнула от неожиданности. – Но пока можем ли мы оставить все, как было… когда ты пообещала остаться?

Она беспомощно всплеснула руками. Он подавлял ее своей волей… или ей не хватало решимости? Истина, как всегда, была проста: хотя Элинор понимала, что благоразумнее уехать, остаться для нее было гораздо легче – тогда удастся избежать душераздирающего прощания с человеком, в которого она безнадежно влюбилась. Он хочет, чтобы Элинор осталась. Должно быть, она ему нравится. И хотя Элинор по-прежнему считала, что граф никогда в нее не влюбится, но ей удалось найти противоречия в этой предвзятой мысли, и она цеплялась за крошечный росток надежды.

– Я останусь, дон Мигел, – прошептала она и посмотрела ему прямо в глаза.

– Хорошая девочка! – Мигел улыбнулся, и у Элинор сразу стало легко на сердце. А он продолжал, уже далеко не строгим голосом и не как работодатель со служащей: – Не называй меня больше «дон». Понятно?

Она уставилась на фонтан, сияющий в лучах света, льющегося из окон дома, и смущенно прошептала:

– Да… поняла.

Кажется, его позабавило то, что она избегала встречаться с ним взглядом. Элинор услышала его тихий смех и робко взглянула на Мигела. Он не был похож на того Мигела, что застал Элинор с портретом его жены. Улыбка быстро исчезла с ее губ. Элинор почувствовала, как у графа перехватило дыхание. Потом он прищурился, словно желая скрыть выражение глаз, и резко сказал:

– Можно я принесу тебе выпить, Элинор? До обеда есть еще время. – Он даже не стал ждать ответа. Встал и ушел в салон через широкую балконную дверь.

Глава 9

Близилось девятое сентября – день свадьбы. В Паласио кипела бурная деятельность. На каждые выходные приезжал Санчес и оставался до утра понедельника. А поскольку влюбленные стремились проводить вместе почти все время, Элинор или оставалась в полном одиночестве, или, что случалось реже, в обществе своего работодателя. Мигел вел себя так, словно не было инцидента с портретом. Этот мужчина был для Элинор загадкой. В его глазах порой отражались боль и горе, иногда она ловила на себе его взгляд, полный нежности. И это, вопреки ее воле, порождало новые надежды в ее исстрадавшейся душе.

Элинор часто думала о пропавших драгоценностях. Она решила не сообщать об этом пока ни Мигелу, ни Карлоте. Это ее не касалось, и, во всяком случае, не хотелось заводить разговор о чем-то, связанном с покойной женой Мигела. Но этому делу все равно предстояло открыться. Однажды, когда Карлота с Санчесом уехали в Лиссабон, а Мигел отправился на прогулку, Элинор, идя в свою комнату, столкнулась с Жулией, выходящей из спальни Доры.

– Мисс! – воскликнула Жулия. Цвет ее лица изменился так сильно… это пробудило подозрения Элинор. Жулия несла маленькую кожаную сумочку, стянутую вверху гладкими полосками шнура с декоративными кисточками и бусинками на концах. – Я… я думала, что вы устроили сиесту… – Девушка замолчала, но поняла, что слишком поздно.

– Вот как? – ровным голосом произнесла Элинор. – Почему?

Девушка беззаботно пожала плечами:

– Вы иногда так поступаете.

– Иногда да. – Элинор взглянула на сумку, которую девушка попыталась спрятать за спиной. Это был притворно беззаботный жест, но теперь Жулия была невероятно бледна.

– Я работала в комнате доны Доры, – нервно начала она.

– В воскресенье? – Элинор смотрела на сумку. – Так ты работаешь по воскресеньям?

Девушка облизала губы. Она выглядела испуганной… она и была испуганной, но в ее темных глазах светился странный вызов.

– Если я хочу работать по воскресеньям, значит, я буду работать по воскресеньям! – она говорила на ломаном, хотя и сносном английском языке. Но затем что-то прошептала по-португальски, глянув на сумку, которую держала в руке. – Много дополнительной работы из-за свадьбы доны Карлоты, поэтому я должна работать по воскресеньям.

– Уборка? – прошептала Элинор.

Девушка мрачно нахмурилась:

– Мисс, это вас не касается. Вы, как и я, работаете у графа.

– Верно. Думаю, ты убираешь с помощью тряпок?

– Конечно! – Жулия подняла голову. Но ей все еще было страшно, и она быстро окинула взглядом коридор, словно боялась, что кто-нибудь появится.

– Полагаю, они у тебя в сумке?

– В сумке… да! – Жулия сжала сумочку обеими руками.

– Очень хорошенькая сумочка для тряпок, – заметила Элинор и задумалась, как теперь быть. Она могла подозревать, но ничего не могла сделать. Жулия заверяла, что работала в комнате своей бывшей госпожи. Мало что могло опровергнуть ее слова… разве что отсутствие тех самых тряпок. Элинор не могла поверить, что в сумочке лежат они.

– Мне надо идти. – Жулия словно не слышала замечания Элинор. Но, сделав шаг, девушка остановилась и, поколебавшись, спросила: – Вы никому не расскажете, что я была в этой комнате? – Ее голос звучал вызывающе, но выдавал испуг.

Глаза Элинор вспыхнули. Значит, ее подозрения верны! Она рассердилась при мысли о том, что Мигела беззастенчиво грабят.

– Но ведь если ты работала, Жулия, незачем это скрывать?

Глаза Жулии сверкнули.

– Вы не скажете моему хозяину! Нет, вы никому не скажете!

– Значит, ты не работала? Могу я посмотреть, что у тебя в сумочке?

– Нет! Там… там тряпки! Вы сами сказали!

– В таком случае тебе нечего бояться.

– Вы думаете, я воровка. Я вижу по глазам!

– Я видела, как ты унесла из той комнаты меховую шубу, – тихо сказала Элинор.

Казалось, девушка мгновенно забыла о сумке. Она испуганно закрыла лицо руками.

– Я не воровка!

Жулия с ужасом смотрела на упавшую сумку. Из нее высыпались драгоценности. Элинор наклонилась и подняла кольцо с бриллиантом, окруженным изумрудами. Она подержала его на ладони, удивляясь изящной красоте.

– Ты уверена, Жулия? – мягко спросила она.

– Да, уверена! Я не воровка…

– А куда ты это несешь? – Элинор вновь наклонилась за остальными украшениями, подняла сумку и сложила в нее драгоценности. – Все эти вещи – из шкатулки?

– Откуда вы знаете о шкатулке?

Элинор пристально смотрела на нее.

– Я случайно нашла в парке потерянный бриллиантовый клипс. Я положила его в шкатулку с драгоценностями, но, Жулия, кто-то его оттуда вынул…

– Это не я! – Жулия беспомощно огляделась по сторонам, ее взгляд остановился на сумке в руке Элинор. – Я не воровка! – Она все еще была очень бледна, но все же вела себя вызывающе. У Элинор было такое чувство, будто у девушки туз в рукаве, но она не хочет его использовать. – Вам лучше ничего не говорить, мисс Солуэй… ничего и никому.

– И позволить тебе безнаказанно ограбить твоего работодателя?

– Я сказала, что для вас так лучше. Я действительно взяла клипс…

– Который ты на самом деле взяла еще раньше и потеряла.

Девушка кивнула.

– У тебя есть сообщник?

– Сообщник? – Жулия нахмурилась непонимающе. – Нет, я никому не продаю эти вещи.

– Думаю, – решила Элинор, – нам лучше оставить этот вопрос до возвращения дона Мигела. А он поступит так, как сочтет нужным.

– Нет! – выкрикнула Жулия и замолчала, озираясь. – Вам, мисс Солуэй, лучше забыть, что вы меня видели с этими вещами.

Она подошла ближе и, понизив голос, заявила:

– Я сказала, что я не воровка, но думаю, вы мне не верите.

– Конечно же я тебе не верю! Эта сумка… разве не доказательство воровства?

– Нет, сеньорита, не доказательство. – Девушка дрожала, но, казалось, все еще сохраняла долю уверенности в себе.

– Шуба – где она?

– Я отдала ее кое-кому…

– Тому, кто заплатил за нее, – презрительно сказала Элинор.

– Никто не платил мне, сеньорита… О, забудьте! Отдайте мне сумку и забудьте!

Девушка так умоляюще просила, что даже покраснела. Элинор изумленно смотрела на нее и молчала.

– Это же нелепо, – наконец сказала Элинор, озадаченная поведением Жулии, но твердо решившая не позволить грабить дона Мигела. И все же она с трудом могла представить, как отдаст Мигелу сумку и скажет, что поймала с ней Жулию. Наконец она решилась: – Послушай, Жулия, если ты вернешь все, что украла, и торжественно пообещаешь мне больше ничего не трогать, тогда я пообещаю не говорить дону Мигелу о тебе.

– Я не могу вернуть все вещи, – сказала Жулия равнодушно. – У меня их нет.

– Ты их продала… Сожалею, но я должна сообщить дону Мигелу. Как его служащая, я не могу позволить грабить его. Особенно это касается вещей, которые, как тебе должно быть известно, он высоко ценит.

– Ценит? – губы Жулии скривились. Она словно забыла об Элинор. – Это смешно… да, смешно! Он их ценит! Мисс, вы собираетесь забыть то, что увидели?

– Не будь смешной!

– Вы решили сказать хозяину, что я украла драгоценности доны Доры и ее одежду… да, многие ее красивые платья пропали, сеньорита. Вы собираетесь сказать дону Мигелу, что поймали меня на воровстве?

Элинор колебалась, кусая губы. Как она сможет сказать Мигелу, что похитили столько вещей, принадлежавших его жене? С другой стороны, нельзя позволить Жулии и дальше так себя вести.

– Да, Жулия, я собираюсь сказать дону Мигелу, что поймала тебя на воровстве.

– Это ваше последнее слово, сеньорита?

– Да… сожалею. Если бы ты согласилась вернуть вещи…

– Эти вещи, сеньорита, – мягко перебила Жулия, – вернулись к их владелице.

Элинор раскрыла рот, но не смогла сказать ни слова. Неожиданная боль застучала в висках. Лицо побелело, на лбу выступил пот.

– Их… их владелице?.. – Хрипло прошептала она.

– Доне Доре, жене дона Мигела. – Глаза девушки засверкали. Казалось, ее охватила ненависть. Губы вновь скривились в безобразном оскале. – Моя госпожа… моя прекрасная любимая госпожа! Ей пришлось уехать… ее прогнал муж! Я приношу вещи ее другу, а он отдает их ей. Теперь, сеньорита, вы собираетесь забыть то, что увидели? Я сказала, что ничего не украла. Может, теперь вы мне поверите?

Элинор ошеломленно покачала головой, словно пытаясь прогнать ночной кошмар. Мигел женат…

– Дона Дора… почему она уехала?

– Я же сказала – ее прогнали. О, сеньорита, я видела, как вы смотрите на дона Мигела. Я наблюдательная. Вы думаете, он… как это на вашем языке? Чудесный… да, вы так думаете. Я видела это в ваших глазах, когда прислуживала вам за обедом. Может быть, вы кое о чем замечтались, потому что решили, что он вдовец? Смешно, правда? Я сообщу об этом моей любимой госпоже, которую изгнали на маленький греческий остров. Ей покажется смешным, что английская девушка считает ее мужа чудесным…

– Перестань! Перестань… пока я не ударила тебя по бесстыжему лицу! Вот… – Элинор швырнула сумку. – Пошли это своей любимой госпоже!

– Спасибо, сеньорита. – Жулия проворно схватила добычу и заговорила удивительно спокойно: – Теперь вы согласитесь молчать?

Элинор не произнесла ни слова.

– Конечно, согласитесь. Иначе дон Мигел расстроится, если узнает, что одной из его служанок известно, что его жена жива. Ведь вы не хотите, чтобы он расстроился?

– Я буду молчать, – холодно ответила Элинор.

– Хорошо. Я покидаю вас, сеньорита.

Элинор проводила глазами Жулию. Мигел женат… Трудно поверить, и все же она не сомневалась, что Жулия сказала правду. Элинор хотелось узнать побольше, но ведь она не могла стоять здесь и расспрашивать служанку Мигела. Женат… Это слово все время стучало в голове, повергая девушку в отчаяние. Все, теперь у нее нет ни малейшего шанса.

Надо же! Мигел прогнал жену, отослал ее на маленький греческий остров. Неправдоподобно! Элинор подумала и решила, что должна быть другая причина для их расставания. Она не могла поверить, что Мигел хоть в чем-то виноват. Элинор вспомнила, что Санчес намекал на неверность. Он упомянул о «странных взаимоотношениях» между Дорой и этим Лоренсо, отцом ребенка Карлоты. Элинор уже нарисовала в своем воображении неприглядный образ жены графа. И это походило на правду. Вспомнить хотя бы, как она пренебрегла своим долгом и не защитила золовку. Теперь многие из загадок прояснились. Мигел вовсе не горевал. Он, конечно, испытывал горечь, потому и разгневался из-за портрета. А почему он поднялся на чердак? Тогда ей казалось, что ему захотелось увидеть портрет. Но теперь… Может быть, он услышал шаги… Да, возможно, ведь чердак находится прямо над его спальней.

Элинор, расстроенная и опустошенная от раздумий, пошла в свою спальню. У нее заплетались ноги. Сердце будто налилось свинцом, ей было ясно: Мигел любит ее, потому и настаивал, чтобы она осталась в Паласио. Но чем же, по его мнению, все это должно было закончиться? Развод был невозможен. В любом случае все считали Дору умершей, даже Карлота. Элинор нахмурилась и покачала головой. Открыв дверь, она вошла в комнату. Невероятно, что он сумел осуществить свой замысел… и еще невероятнее, как он до такого додумался. Очевидно, в этом участвовала его жена. Кажется, она не возражала против мнимой смерти. Это означало, что она никогда не вернется. На миг Элинор обрадовалась, но тут же напомнила себе, что развод-то невозможен. Она подумала о друге Доры. Очевидно, это мужчина, которого Элинор видела в парке. Именно ему Жулия передавала вещи Доры. Клипс уронили. Элинор вдруг пришло в голову, что, видимо, драгоценностей было много, если не заметили пропажи клипса.

Да, многого же она не знала. И никогда не узнает. Ей и не хотелось. Теперь она твердо решила покинуть Португалию, как только Карлота уедет. На следующее утро Элинор уедет тоже, как бы ни убеждал ее дон Мигел.

Спустившись через полчаса вниз, чтобы выпить чаю, она увидела, что Мигел уже вернулся.

– Карлоты и Санчеса все еще нет, – сказала она, увидев, что он внимательно смотрит на нее.

– Ты… ты очень бледна. Нездоровится?

– Я хорошо себя чувствую, – после неловкого молчания холодно ответила Элинор.

Мигел нахмурился:

– Что-то не так… я вижу. Твое лицо ничего не может скрыть.

Она испуганно взглянула на него и энергично покачала головой.

– Все в порядке. Не понимаю, почему тебе пришло в голову такое. – Она попыталась ответить весело, но он по-прежнему смотрел на нее изучающе. Элинор пришлось отвернуться, чтобы избежать его взгляда.

– В порядке?.. – После небольшой заминки он пожал плечами. – Тогда оставим это. Сядь, дорогая. Может, чашечка чаю заставит исчезнуть твою нездоровую бледность.

Элинор украдкой взглянула на него и очаровательно покраснела.

– У меня… у меня немного болит голова… – Начала она.

Он с повелительным видом погрозил ей пальцем, и она замолчала.

– Не нужно искать предлоги, Элинор. Я сказал, что мы оставим этот вопрос. Ты собираешься разливать чай?

– Да… – Девушка почувствовала себя неловко, когда граф перебил ее. Значит, Мигел понял, что она лжет. Он наблюдал, как Элинор наливает чай из серебряного чайника. Она, все еще чувствуя неловкость, избегала встречаться с ним взглядом.

– Я должен уехать на пару дней, – прошептал он немного погодя. Его лицо вдруг стало непроницаемым, похожим на маску. – В начале следующей недели.

Она удивилась.

– Но ведь скоро свадьба Карлоты? – порывисто вскрикнула Элинор и только потом поняла, что не следовало комментировать его решение.

Но Мигел не подал виду, что счел ее слова неуместными. Напротив, он улыбнулся.

– Это крайне важно. – Мигел рассеянно помешивал чай, не отрывая глаз от чашки. – Перед отъездом у нас с тобой будет долгий разговор, чтобы ты могла заняться делами, когда я уеду…

– О, но… Я не могу, Мигел… и, кроме того, ни рабочие, ни твой персонал не станут подчиняться моим приказам.

– Можешь… а они станут. Я все устрою перед отъездом. Не пугайся так, малыш. Я никогда бы не оставил дела на тебя, если бы не был уверен, что ты сможешь позаботиться о том, чтобы мои инструкции выполнялись.

– Спасибо, – робко прошептала девушка, благодарная за доверие. В то же время ее приводила в трепет мысль о такой серьезной ответственности. Так много надо было сделать одновременно. – Надеюсь, я тебя не разочарую.

Ласковая улыбка вернула очарование дону Мигелу.

– Ты не разочаруешь меня, Элинор. – Он сказал это так мягко… почти ласково.

Ее сердце, казалось, просто перевернулось, но не от волнения и не от удовольствия. Элинор переполняло отчаяние, и все же она каким-то образом ухитрилась внешне выглядеть совершенно спокойной. И ухитрилась ответить на его улыбку и еще раз поблагодарить за доверие. Но думала она только о том, что поклялась себе покинуть Паласио сразу после свадьбы Карлоты. Мигел, конечно, расстроится и попытается заставить ее подчиниться, но она должна сохранить твердость. В любви к женатому мужчине для нее не было будущего. Она никогда не согласится стать его любовницей. К тому же Элинор слишком хорошо знала, что и Мигелу не понравится такое низкое занятие. Она чувствовала, что сейчас у него нет никакого плана. Он только знал, что очень хочет, чтобы Элинор осталась рядом с ним.

Вечером накануне его отъезда они долго не ложились спать. Элинор выслушивала инструкции и методично их записывала, чтобы не наделать ошибок. Ей все время казалось, что Мигел занят размышлениями далеко не об инструкциях. Наконец он улыбнулся и сказал:

– Должно быть, ты устала. Хочешь прямо сейчас лечь спать или останешься и выпьешь со мной?

– Останусь и выпью. – Она ответила, не подумав, и в его глазах промелькнула благодарность. – Сегодня такой прекрасный вечер. Может, пойдем на веранду?

– Конечно. Я сам собирался это предложить.

Они попивали напитки и болтали. Мигел говорил много и интересно. Элинор никогда не видела его таким счастливым.

– Думаю, вряд ли ты захочешь со мной погулять? – то ли спросил, то ли пригласил он, глядя на Элинор с сомнением. Они встали, и Элинор собралась пожелать ему спокойной ночи. – Дорогая, ты слишком устала?..

Она горячо возразила, и Мигел взял ее под руку. Сердце Элинор затрепетало. «Не надо было соглашаться!» – запаниковала она. Они дошли до озера и остановились. Мигел ласково коснулся ее лица и нежно поцеловал в губы.

– Мигел, – прошептала Элинор, – ты не должен…

– Почему? – Его голос стал требовательным, Мигел пытался поймать ее взгляд. – Почему ты так говоришь?

– Просто так, – запинаясь, пробормотала Элинор. Она пожалела о словах, нечаянно сорвавшихся с ее губ. Слава богу, он не стал ничего выяснять.

– Я буду скучать по тебе, моя дорогая. А ты будешь скучать обо мне?

Ее губы задрожали. Не было сил сказать неправду.

– Да, Мигел, я буду скучать по тебе.

Его глаза вспыхнули необыкновенной нежностью, и он вновь попытался встретиться с ней взглядом. А затем сказал с несвойственным ему смирением:

– Спасибо, Элинор, за эти слова. – Он глубоко вздохнул.

Элинор тоже вздохнула. Как этот человек отличался от надменного графа, с которым она когда-то познакомилась! Высокомерие всегда будет ему присуще, – это врожденное. Он унаследовал эту черту характера от многих поколений аристократических предков, внесших свое благородное имя в анналы португальской истории. Но в душе Мигел был человеком, который способен на щедрую и великодушную любовь. И если этой любви отчасти присуща властность, она лишь усиливала притягательность этого мужчины. Элинор решила, что быть его женой – настоящее блаженство. Как же Дора? Ей так повезло, а она рисковала лишиться этого блаженства.

Мигел взял ее за руку, и они пошли дальше. Элинор забеспокоилась. Мигел опять стал замкнутым, словно погруженным в неведомые ей размышления. Элинор все это время пыталась взять себя в руки и преодолеть волнение из-за его близости. Ночь дышала романтикой. Свет луны окрашивал серебром фонтаны и озера. Он сиял на изящном резном фасаде Паласио, подчеркивая его старинное великолепие. Большие внушительные окна и двери были также ярко освещены. А каменные балконы скрывались за тенью, отбрасываемой виноградной лозой и бугенвиллеями на массивных столбах. Над всем этим великолепием возвышался, как подобало старинной усадьбе, огромный геральдический символ.

– Устала? – Голос Мигела, мягкий и нежный, прозвучал в глубокой тишине, напоминая дуновение летнего ветерка. – Пойдем обратно?

Она машинально покачала головой. Будь что будет, но она готова остаться здесь на всю ночь.

– Я совсем не устала… Здесь… здесь такой чистый, свежий воздух. Он бодрит…

Взглянув на Мигела, Элинор подумала: от него ничего не скроешь. Он слегка улыбнулся, а в глазах мелькнул веселый огонек. Она почувствовала, как он слегка сжал ей руку, и едва удержалась, чтобы не ответить.

– Так он тебя бодрит? Согласен – здешний воздух освежает, особенно по ночам. Но подожди до весны… тогда он похож на эликсир. А свет солнца такой ясный и мягкий – это характерно только для Греции. Весной холмы становятся синими, а луга – ярко-зелеными. Это зрелище приводит в восторг. Все становится таким сочным… фруктовые сады и оливковые рощи, ухоженные виноградники и коттеджи буквально кишат цветами. – Он замолчал, а Элинор подумала, что никогда не увидит весну в Португалии. – Тогда ты полюбишь мою страну и будешь рада, что осталась.

Он так был уверен, что она сдержит слово! Элинор опустила голову. Как же сказать, что она передумала и покинет его после свадьбы Карлоты? Но это еще будет, подумала девушка. А пока можно позабыть о неприятном и ненадолго стать счастливой рядом с Мигелом.

– Полагаю, между севером и югом страны огромное различие, – заметила она, чтобы поддержать разговор. – То есть… протяженность Португалии составляет триста пятьдесят миль, так что разница должна быть.

– Конечно. На юге цветут ярко-алые маки и очаровательные белые лунные маргаритки. Но прелестнее всего синяя дикая румянка. На севере за рекой Дору флора напоминает шотландскую. Повсюду растет ракитник и, конечно, вереск.

Он продолжал говорить, направляясь с ней к гранитной террасе. Отсюда открывался великолепный вид на Серру с одной стороны и на прибрежную равнину и море – с другой. Мигел остановился, не отпуская руку Элинор. Он долго пристально смотрел на огонек в одном из коттеджей в лесах Серры. Но в стороне Куинта де Ромингос огни светили ярче. Владелец этого благородного дома виконт де Ромингос принадлежал, как и Мигел, к сословию, по рождению владеющему всеми чудесными поместьями в Синтре и ее окрестностях. Некоторые из этих семей жили здесь только летом, поскольку зима могла быть холодной и сырой из-за туманов над Серрой.

– Думаю, пора возвращаться. – Мигел неохотно произнес эти слова. В его голосе вдруг явственно прозвучало уныние.

Элинор захотелось узнать, о чем он думает. Она сама едва не впала в уныние, полностью осознав, что вскоре, когда покинет Португалию, сполна испытает одиночество и безнадежность. Может, он сейчас думал о жене? Желал обрести свободу? Или вспоминал о более счастливых временах… и желал вернуть их? Он с явной горечью вспоминал о том, как поступила с ним Дора. Было также ясно, что Элинор его привлекает. Но Мигел мог все еще стремиться… пусть неосознанно… к примирению со своей прекрасной женой, которую, по словам Жулии, прогнал. Элинор этому не верила. Насколько она сумела узнать графа, он с почтением отнесся бы к обещанию быть с супругой «и в горе, и в радости». Дора уехала отдыхать, как сказала Карлота. Мигела вызвали к ней… Элинор пришла к выводу… возможно, он был ошибочным… что жена поставила Мигела перед фактом, что больше не вернется. Это его наверняка повергло в шок, раз Карлота говорила, что он был как во сне и напоминал безумца. Но почему Мигел решил говорить всем, включая сестру, о смерти Доры? Этому Элинор не могла найти объяснения. Такой шаг – очень рискованный… Мигел вряд ли способен на подобный риск. Возможно, его вынудили? Это вполне могло все объяснить. Хотя, как Элинор ни напрягалась, не могла понять, как такое произошло.