Текст книги "Темная магия"

Автор книги: Энгус Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

Глава десятая

Каландрилл проснулся, или ему приснилось, что он проснулся, от прикосновения руки Эдры к щеке. Когда он открыл глаза, она сидела подле на корточках – бесформенная, высвеченная лунным светом фигурка – и жестом просила его подняться. Без единого звука, даже не успев подумать о том, что делает, он поднялся. Катя с Брахтом даже не пошевелились, и это было странно, ибо керниец спал чутко, как кошка; даже в самом глубоком сне он ощущал все, что происходит вокруг. И вот он спит под козлиной шкурой ногами к огню с блаженной улыбкой на устах, обнимая одной рукой меч. Каландрилл на мгновение подивился этому, но решил, что во сне все возможно, и при этом забыл, что явственно чувствовал прикосновение пальцев к щеке, слышал потрескивание огня в очаге и далекое урчание грома где-то на юге. Следуя за Эдрой, он вышел из маленькой лачуги, отметив про себя, что дверь, еще несколько часов назад немилосердно скрипевшая на петлях, сейчас открылась и закрылась совершенно бесшумно. Он ступил в лунный свет.

Болотных газов словно и не было никогда. Воздух был свеж после отбушевавшей недавно грозы и настоян на благоухающих ночных цветах, как в летний день. Очень приятный сон, подумал Каландрилл, ощущая покой и веру в будущее. Безграничное небо переливалось звездами, и каждый огонек на темно-синем бархатном куполе горел факелом. Свет, лившийся с неба, был мягким и ласковым. Легкий ветерок шелестел в траве, ручеек, вытекавший из источника, мелодично журчал, словно серебряные цимбалы аккомпанировали флейте ветра. Черная кошка, мурлыкнув, скользнула мимо его ноги и растворилась в темноте. Эдра манила его за собой, и он шел, не переставая удивляться живости и реальности сна. Не задавая вопросов, он проследовал за старухой через лужайку на вершину холма.

Ветер здесь дул сильнее, и он чувствовал его дыхание на лице и волосах. Эдра остановилась и оглянулась на лачугу. Каландрилл посмотрел туда же: лачуга оставалась прежней, но теперь она показалась ему не маленьким жалким полуразвалившимся строением, а прибежищем, раем, укрывшим их от грозы и опасности. На мгновение ему даже почудилось, что он видит ярко освещенный дворец.

– Ты можешь остаться у меня. Здесь не так уж плохо.

Он огляделся и отдал должное старухе. Ночь раскинула волшебный покров над болотом, и он без труда представил себе, насколько весна и лето преображают окружающие просторы.

– Я не могу, – сказал он.

– Здесь ты в безопасности.

Голос у нее изменился, он уже не шелестел, как камыш на ветру, а звучал глубоко и уверенно. Каландрилл покачал головой.

– Я не могу.

– Почему?

– Потому что тогда Рхыфамун воспользуется «Заветной книгой», отыщет и пробудит Безумного бога. А этого допустить нельзя.

Ему и в голову не пришло скрывать: где-то в глубине души он знал, что сон этот соткан из нитей яви и что недомолвки нарушат его.

– Рхыфамун?

– Сейчас он в теле Давена Тираса, а до того он был Варентом ден Тарлем. Как бы то ни было, он Рхыфамун.

– А, понимаю. Он меняет свое обличье.

– Истинно. Он столь же безумен, как и бог, которого он вознамерился пробудить.

– А ты хочешь ему помешать?

– Я, и Брахт, и Катя. Это наш долг, иначе мир будет ввергнут в хаос.

– Вы, на ком одеяния смертных? Вы вознамерились помешать ему? Как?

– Я не знаю. Но мы должны.

Она кивнула, одобрительно улыбаясь, и Каландрилл вдруг увидел перед собой уже совсем другого человека. Перед ним стояла не старуха с морщинистым лицом, а женщина в расцвете лет в одеяниях, впитывавших в себя лучезарный свет выпуклой Луны, так, что она стояла словно в окружении света. Золотые волосы волнами ниспадали ей на плечи, обрамляя лицо. А оно было и неповторимым, и в то же время самым обыкновенным, как лицо любой женщины, несущей в себе любовь: как лицо его матери, или Кати, или Надамы, или Ребы-гадалки. Все они слились воедино в ее прекрасном лике. А когда Каландрилл взглянул в голубые, как летний небосвод, глаза, то понял, что перед ним – богиня. Да нет, ему это все снится!

– Дера, – прошептал он и пал на колени.

Она подняла его и сказала:

– Ты не обязан склоняться предо мной. Это я должна встать пред тобой на колени.

Он замотал головой.

– Истинно, – сказала она. – Ведь ты пустился во все тяжкие во имя мое! Ты и твои товарищи скачете на битву ради меня. Молодые боги должны быть вам благодарны.

– А разве можем мы поступить иначе? – воскликнул он.

Она улыбнулась, и ночь отступила, а он оказался в круге солнечного света, но Дера не дала ему прямого ответа, а лишь сказала:

– Не все смертные думают как ты. Маги Кандахара знают о существовании «Заветной книги» и о ее значении, но они не бросились вдогонку за Рхыфамуном. Те в Вану, кто называет себя святыми отцами, ведают о значении книги, но вместо себя отправили Катю.

– Они мирные люди, – пробормотал Каландрилл. – А маги Кандахара связаны тираном, он принудил их драться на войне.

– Сколько бы ни было пролито крови в той войне, все это ничто по сравнению с тем, что может произойти, вздумай Фарн навестить людей.

– Видимо, они этого не понимают.

Он пожал плечами, и богиня спросила:

– А ты понимаешь?

– Я знаю, что Фарна называют Безумным богом, – ответил он. – Я уверен, что пробудить его – это все равно что пробудить безумца. Я не хочу, чтобы мир был ввергнут в хаос.

– Неужели мир столь важен для тебя? Вспомни, как он обошелся с тобой.

Каландрилл нахмурился, застигнутый врасплох: все это прозвучало таким диссонансом со всем, во что он верил и что знал, и он не сразу нашелся что ответить. Наконец он произнес:

– Преуспей Рхыфамун, пробуди он Фарна, и ты будешь уничтожена.

– Всему когда-то приходит конец. – Она указала рукой на Луну, уже прошедшую зенит и начавшую клониться к западному горизонту. – Вот хотя бы ночь.

Он опять нахмурился.

– Ты предлагаешь отказаться от погони?

– Нет. – Она улыбнулась и покачала головой, и из волос ее полился свет. – Я лишь хочу сказать, что у тебя есть выбор.

– Только не в этом, – заявил он.

– Вы нашли «Заветную книгу». Фарн будет вам за это благодарен. Вы можете завоевать его благосклонность.

Его передернуло, и он резко воскликнул:

– Нам его благосклонность ни к чему!

Этот ответ ей понравился, и, коснувшись его руки, она сказала:

– Но вы можете не преуспеть.

– Это не причина для отступления. – Каландрилл покачал головой.

– Ты можешь погибнуть.

– Истинно. – Он кивнул. – Но мы обязаны попробовать.

Дера долго смотрела ему в лицо, потом, улыбнувшись, сказала:

– Ты отважен.

Похвала была настолько ему приятна, что он даже покраснел. Как застенчивый мальчишка, Каландрилл зашаркал ногами и, опустив глаза, едва слышно спросил:

– Правда?

– Ты преследуешь колдуна, – тихо сказала она. – Колдуна, обладающего силой неимоверной. Ты и сам уже в этом убедился. Он обманул тебя однажды. А если он опять тебя перехитрит? Он может провести кого угодно.

Она видит его насквозь и прекрасно понимает, кто он такой и на что способен. Но это его не смутило: все-таки она богиня, а разговор с ней происходит во сне.

– Пусть, – пожал он плечами.

– Пусть, – повторила она. – Даже несмотря на то, что Фарн будет считать вас врагами, добейся Рхыфамун своего? Даже несмотря на то, что вы можете погибнуть, не достигнув цели? Ты готов продолжать свой путь, несмотря на все это?

– Готов, – твердо сказал он.

– Таких, как ты, мало осталось на земле, Каландрилл.

Голос ее звучал почти грустно. Он опять пожал плечами и сказал:

– Я не один. Катя и Брахт слеплены из такого же теста. Более того…

– В некотором роде – да, – прервала его богиня. – И за это я им благодарна. Но в тебе есть сталь, отличная от них.

Он улыбнулся, принимая это за комплимент, а сам напряженно думал: смеет ли он выразить посетившую его мысль? А почему бы и нет? Ведь она говорит, что благодарна ему. К тому же это сон! А во сне возможно все.

– Я хочу просить у тебя нечто большее, чем благодарность, – сказал он.

И тут же испугался, что зашел слишком далеко. Тень, как облачко, набегающее на Луну, скользнула по лицу богини.

– О чем ты просишь меня?

– О помощи, – вымолвил он. – Ты сама сказала, мы самые обыкновенные смертные и гонимся за противником, которому сталь нипочем. Помоги нам! Не знаю как, но дай нам средство, чтобы победить Рхыфамуна.

Дера внимательно посмотрела ему в глаза, и Каландрилл опять забеспокоился, что зашел слишком далеко. Но то, что она сказала, успокоило его:

– А разве брат мой Бураш не пришел вам на помощь? Я тоже помогу вам, если достанет на то мне сил. Но мы, Молодые боги, сделаны из другого теста, нежели Фарн и Балатур, точно так же, как сами они не обладали силой Ила и Киты. Моя власть ограниченна, как и власть Бураша. За пределы Лиссе сила моя не распространяется.

Она смолкла с думой на прекрасном лице. Каландрилл настаивал:

– Мы будем благодарны любой помощи.

– Мы, Молодые боги, не всесильны. Нами управляют принципы, которые тебе нелегко понять. Это – как время, заправляющее смертными. – Она опять помолчала. Каландрилл ждал, затаив дыхание. – Но я скажу тебе то, что ты пока понять не можешь и, боюсь, во что пока не поверишь: то, что тебе нужно, чтобы взять верх над Рхыфамуном, в тебе уже есть.

– Я тебя не понимаю, – сказал он. – Может, пояснишь, чтобы я мог над этим поразмышлять?

– Не могу, – возразила она, – дабы не нарушить очень сложное равновесие, суть которого пока выше твоего понимания. Я скажу тебе только, что вы можете преуспеть.

Каландрилл открыл было рот, чтобы посетовать на недомолвки богов и колдунов, но богиня подняла руку:

– Держись веры и помни о моих словах. Большего я сказать тебе не могу. Может, только… – Лик ее опять на мгновение затуманился, и она поджала губы, словно в раздумье – В Лиссе опасность тебе не грозит, что бы ни предпринял твои брат. Это мой тебе подарок. И еще один. Дай мне твой меч.

Только сейчас он сообразил, что при нем клинок, хотя точно помнил, что не брал его с собой. Не раздумывая, он вытащил меч из ножен и передал богине.

Она взяла его за эфес, провела рукой по клинку и вернула Каландриллу.

– Немало колдовства встретится на твоем пути, и любое без труда победит обычную сталь, – сказала она. – Но знай, что твой меч несет на себе благословение мое, и посему сможет он рубить колдовство так же, как рубит он плоть. А теперь все, иди спать. Завтра – в путь.

Она говорила тихо, но властно, и Каландрилл, покорно склонив голову, отправился вслед за ней вниз по склону назад в лачугу. И по дороге она постепенно менялась, превращаясь в прежнюю Эдру. Она закрыла ни разу не скрипнувшую дверь и отправилась на свой топчан. Каландрилл улегся подле очага, ничуть не сомневаясь, что видит сон, ибо Брахт и Катя по-прежнему спали, и через несколько мгновений он тоже спал.

Каландрилл проснулся хорошо отдохнувшим, смутно припоминая события ночи. Он потянулся, встал и отправился к источнику умываться. Брахт и Катя пошли с ним. Они сходили в амбар – лошади чувствовали себя прекрасно. Гроза давно прошла, и небо, хоть еще и серое, светилось уже под первыми лучами мутного от влажности солнца, обещавшего долине лучшую погоду. На траве поблескивала роса, на деревьях распевали птицы, на окружающих холмах играли разноцветные блики.

– Пожалуй, я был не прав, – честно признался Брахт и, увидев недоуменный взгляд Каландрилла, пояснил: – Насчет Эдры. Даже если она болотная колдунья, то добрая.

Каландрилл кивнул, пытаясь вспомнить что-то, что не давало ему покоя. У него было такое ощущение, будто он забыл что-то очень важное. Но ему так и не удалось вспомнить. Они позавтракали жареными булочками с сыром и попрощались с Эдрой, проводившей их до дороги. Стоя у подножия холма, она смотрела им вслед, а они, подстегнув коней, помчались опять на север.

Он обернулся, подняв в прощании руку, и тут солнечный луч высветил фигуру старой женщины, которая на один миг вдруг стала переливающейся светом богиней с поднятой в благословении рукой. Он хлопнул себя по лбу, мгновенно и до мельчайших подробностей вспомнив все, что произошло с ним ночью, и только сейчас поняв, что это был не сон. Позади раздался Катин возглас, и на лице ее он увидел выражение, схожее, видимо, со своим. Когда он опять посмотрел туда, где стояла Дера, ее уже не было.

– Что это значит? – Брахт переводил хмурый взгляд с одного на другого. – У вас такие лица, словно вы увидели привидение.

– Не привидение. – Каландрилл покачал головой, улыбаясь. – Богиню.

– А я подумала, мне почудилось, – пробормотала Катя. – Я все забыла. И только когда оглянулась и увидела ее, все вспомнила.

– Со мной произошло то же, – сказал Каландрилл.

– И я смотрел назад, но никого, кроме старухи, не видел, – заявил Брахт.

– Ты не видел Деру? – изумилась Катя.

Керниец покачал головой и еще больше нахмурился.

– Богиню? Нет, я видел только Эдру. – Он развернулся в седле, с подозрением глядя на Каландрилла. – Ты тоже видел Деру?

Каландрилл кивнул.

– Одно лишь мгновение, когда солнце ударило о землю. – Теперь он улыбался широко и уверенно. – А сегодня ночью она со мной разговаривала. Я думал тогда, что это сон, но теперь…

– Рассказывай, – приказал Брахт.

Каландрилл в общих чертах рассказал, что с ним произошло.

– Так… Если твой… сон… не был сном, то у тебя появился очень нужный нам меч. – Лицо у Брахта было задумчивым. – А что она сказала тебе, Катя?

Катины глаза блестели от возбуждения. Она словно избавилась от груза, давившего на нее с тех пор, как рассталась с Текканом и вануйцами. К ней вернусь обычное расположение духа. Перекрикивая перестук копыт, она рассказывала:

– Эдра разбудила меня и позвала с собой. Мне и в голову не пришло отказываться. Я была уверена, что все это происходит во сне, но сон этот был таким настоящим! Как и Каландрилл, я совсем о нем забыла и вспомнила, только когда увидела ее вновь. Но теперь… – Она улыбнулась, словно упиваясь воспоминаниями. – Мы шли по лугу, совсем как в Вану, под лунным светом, и я не испытывала ни холода, ни страха. Она, все еще в облике Эдры, сказала, что я могу отказаться от погони и вернуться к своему народу в Вану. Я… – Катя отвернулась, и Каландриллу показалось на мгновение, что она покраснела, бросив искоса взгляд на Брахта. – Я сказала, что не могу вас бросить, что мы поклялись догнать Рхыфамуна, где бы он ни был и какие бы опасности нас ни поджидали. Тогда она предстала передо мной Дерой и сказала, чтобы я не теряла веры и что, хотя Молодые боги и ограничены в своих деяниях некими законами, они будут помогать нам по мере возможности. Она сказала, чтобы я не переживала так сильно из-за разлуки с моим народом, а радовалась тому, что у меня есть сейчас.

Катя замолчала, щеки ее порозовели.

– О чем ты говоришь? – спросил Брахт.

Каландрилл больше не сомневался, что она действительно покраснела.

– О любви, – тихо сказала Катя. – Такая любовь редкость, и она сказала, что ее надо уметь ценить.

На сей раз, к большому удивлению Каландрилла, покраснел керниец. Он заерзал в седле, глядя прямо перед собой. А затем пожал плечами и улыбнулся, как мальчишка, пойманный за хулиганской выходкой.

– Ты знаешь, я тебя люблю, – сказал он так же тихо, как и Катя.

– Знаю. – Она серьезно кивнула, а затем опять улыбнулась. – И теперь наша любовь благословенна. Теперь я понимаю, что зря горевала из-за того неизбежного. Расставание с моим народом – часть нашего испытания. И когда-нибудь мы опять их увидим.

Брахт не пропустил мимо ушей слово «мы», и лицо его озарилось. Каландрилл даже пожалел, что не может исчезнуть и оставить их одних. Поскольку это было невозможно, он просто хранил тактичное молчание, держась на полкорпуса лошади позади.

– Отлично, – сказал Брахт уже громче и серьезнее. – Я рад, что ты больше не грустишь.

– Но обет наш остается в силе, – предупредила Катя. – Пока мы не доставим «Заветную книгу» в Вану и она не будет уничтожена…

– Конечно, – сказал Брахт. – Я согласен.

– Надеюсь, – сказала Катя, – это будет уже скоро.

Брахт так рассмеялся, что стая гусей, мирно пасшихся у обочины дороги, шумно хлопая крыльями и тревожно крича, взмыла к небу. Птицы покружили у них над головой, дожидаясь, когда три всадника промчатся мимо, а потом опять опустились на траву.

– Во всем этом меня беспокоит только одно, – сказал Брахт через некоторое время. – Почему я не видел Деру?

Каландрилл подумал с мгновение и предположил:

– Может, потому, что ты единственный из нас, кто не имеет сомнений. После того как Рхыфамун воспользовался мною, я заколебался. Я сильно переживал его предательство. А Катя места себе не находила, расставшись со своими. Ты же ни разу ни в чем не усомнился. Видимо, тебе помощь Деры не нужна.

– Возможно, – согласился керниец.

– Думаю, он прав, – поддержала Каландрилла Катя. – Ты ни разу не ставил под сомнение, куда мы мчимся и что нас ждет.

Брахт кивнул, и Каландриллу вдруг показалось, что, несмотря на бесстрастное лицо, в глазах у кернийца мелькнуло какое-то сомнение.

– Есть люди, которых я не желал бы вновь увидеть, – пробормотал он тихо, словно не хотел, чтобы его слышали, но ветер все же донес его слова до Каландрилла. Катя, скакавшая немного впереди, не слышала ничего, и Каландрилл решил не задавать Брахту лишних вопросов. Он только дал шпоры мерину и поскакал вровень с другом. Больше они не говорили, а только мчались на север.

Когда они прибыли в Бессиль, погода ухудшилась. Холодный ветер, дувший с Узкого моря, гнал по свинцовому небу низкие черные облака, охапками бросая дождь в лицо. Было так холодно, что дождинки, не долетев до земли, замерзали и падали на землю уже в виде града. Местность вокруг была унылой. Вместо болот – пустынная степь. Изредка, то здесь, то там, монотонный пейзаж нарушался избитым ветром деревом и выходами на поверхность серого камня, из которого и был построен город.

Отталкивающее, угрюмое в тусклом свете дождливого дня место. Город возвышался на мысе, охранявшем подступы к бухте Эрина. Гавань, настоящий город в городе, располагалась далеко внизу, соединяясь с каменными джунглями самого Бессиля длинной, обнесенной стенами улицей. Разнокалиберные суда раскачивались на неспокойном море. По большей части это были каравеллы с треугольными парусами и рыболовецкие суда. А между ними виднелись массивные корпуса одномачтовых и низких длинных военных судов. Судоверфи Эрина работают вовсю, отметил про себя Каландрилл, вспомнив, что впереди них едет Тобиас. Воспоминание. о брате обеспокоило его. Тобиас явно не торопится. Новоиспеченный домм и его супруга принимают поздравления дворянства в каждом городе на своем пути. Происходят церемонии дарения подарков, возобновляются старые и подписываются новые договоры. Кто знает, может быть, Тобиас еще здесь, в Вессиле. Город, без сомнения, оклеен портретами Каландрилла. И, несмотря на заверения Деры, он тревожился. Насколько сильно изменилась его внешность?

По мере приближения к городским воротам напряжение его нарастало, и он был благодарен дождю, позволявшему ему плотнее закутаться в плащ и опустить на лицо капюшон. Стража пропустила странников в город, не особенно утруждая себя их разглядыванием, сделав единственное замечание, что они въезжают в мирный, законопослушный город, где кернийский запал должен быть обуздан. Каландрилл только было успокоился, как увидел столб для объявлений со своим портретом, и беспокойство вновь овладело им и больше не покидало все время, пока они ехали мимо мокрых от дождя строений, настороженно жавшихся друг к другу серыми, похожими на тюремные стенами.

Меченосец же, когда Каландрилл поведал ему о своих опасениях, только рассмеялся и заверил, что для всех он керниец, наемник, возвращающийся домой в Куан-на'Фор. Но Каландрилл, не успокоившись, приписал оптимизм Брахта недавнему признанию Кати. Однако, когда в таверне около крепостной стены, где они остановились на ночь, на него никто не обратил ни малейшего внимания, он наконец окончательно успокоился.

– Все равно, – заявил Каландрилл, когда они отвели лошадей в конюшню, – я не хочу здесь задерживаться.

– Только на одну ночь, – пообещал Брахт. – Утром купим шатры – и в путь. Нам здесь делать нечего.

Каландрилл кивнул, позволив себе расслабиться.

– Так вот как чувствует себя человек, поставленный вне закона, – уныло пробормотал он.

– Внутри городских стен. – Брахт ухмыльнулся и задумчиво добавил: – В Куан-на'Форе все не так.

Что-то в его тоне привлекло внимание Кати, и она перестала чистить лошадь.

– Как-нибудь ты мне расскажешь, как ты был объявлен вне закона, – сказала она, улыбаясь.

Брахт кивнул с задумчивым видом, словно подавлял в себе сомнения.

– Как-нибудь. Думаю, мы уже очень скоро будем в Куан-на'Форе, – сказал он с нарочитой веселостью.

– Правда? – Катя перестала чистить лошадь. – Почему ты так уверен, что его нет в Ганнсхольде?

– Вряд ли он там задержится, если у него нет дел, – покачал головой Брахт. – Очень сомневаюсь, чтобы Фарн был там. Я тоже считаю, что Безумный бог почивает за пределами нашего мира. А Рхыфамун не будет задерживаться зря в пути. Он торопится.

– Но мы еще можем его догнать, – предположил Каландрилл. – Если он считает, что мы остались в Тезин-Даре, то ему незачем торопиться.

Брахт опять пожал плечами.

– Такие, как Рхыфамун, не знают терпения, как бы долго они ни жили. Я уверен, он задержится в Ганнсхольде ровно столько, сколько нужно.

– Ты же сам надеялся перехватить его по пути, – заметила Катя. – Что изменилось?

– Дера обещала Каландриллу безопасный путь по Лисе, – медленно сказал керниец. – Она и сама не знает, где сейчас Рхыфамун. Если бы он находился в Ганнсхольде, ей бы наверняка это было известно. Боюсь, он уже в Куан-на'Форе.

– Возможно, – с неохотой согласилась Катя. – Но все же он может задержаться в Лиссе.

Каландрилл, вспомнив, что она сказала на дороге, понял, что в ней говорит скорее надежда, чем вера. Она торопится не только потому, что желает довести до конца дело, начатое в Вану, но и потому, что это будет означать осуществление их с Брахтом мечты. Он не может – не должен! – ставить под сомнение ее преданность общему делу, но нельзя забывать и о том, что теперь к этому прибавилось и самое обыкновенное нетерпение, вызванное самой обыкновенной любовью. Им нелегко сдерживать свои чувства. Путешествовать за тридевять земель, не имея возможности физически удовлетворить желание из-за какой-то глупой клятвы и из-за понятия чести! Странная штука – честь, думал он. Немало ограничений накладывает она на человека. А оба его товарища были людьми чести. И вновь Каландрилл почувствовал себя лишним и усердно занялся лошадью.

– Если Ахрд пожелает, так оно и будет. Но все же, я думаю, нам придется скакать дальше.

– До Боррхун-Маджа и дальше? – смиренно спросила Катя.

– Куда бы ни понадобилось, – сказал Брахт.

Катя опустила голову, и свет от факела заиграл серебром на ее льняных волосах.

– Так что, – твердо заявил Брахт, – поедим и выспимся. И с первыми лучами солнца оставим этот мрачный город.

– Истинно! – улыбнулась Катя. – Как можно быстрее.

Они вычистили лошадей, задали им корма и отправились в таверну.

Опасения Каландрилла оказались совершенно безосновательны: он привлек ничуть не больше внимания, чем любой другой посетитель, и путники по привычке устроились за задним столиком, заказали ужин и по кружке эля. По большей части люди в Вессиле, в отличие от южан, были необщительны – ни хозяин, ни гости даже не попытались заговорить с ними. Их обслужили в молчании, а на свои вопросы они получали односложные ответы. О Давене Тирасе никто ничего не слышал, что и неудивительно: в городе страннику легче проскочить незамеченным, чем на дороге. Хуже то, что они почти догнали Тобиаса и его свиту. Каландрилл даже подумал, что лучше не заезжать в Эрин, а скакать прямиком в Ганнсхольд: глядишь, брат его задержится на верфях. Он уже почти не сомневался в том, что все принимают его за кернийца, но если Тобиас его увидит… Без сомнения, родного брата ему этим фарсом не провести. Ни Тобиаса, ни Надаму, ни кого-либо из их свиты, кто когда-то знавал Каландрилла ден Каринфа из Секки…

Им подали рыбу на гриле, и, пока они ели, Каландрилл высказал свои соображения Кате и Брахту, и товарищи его согласились, что лучше оставить дорогу там, где она огибает Эринскую бухту, , чтобы прямо по степи скакать к Ганнскому хребту.

– Но в Ганнсхольд заехать придется, – заметила Катя. – Даже если Рхыфамуна там нет, надо будет разузнать, что к чему.

– Сомневаюсь, чтобы у торговца лошадьми, каковым являешься теперь ты, и у домма Секки было что-то общее, – предположил Брахт. – К тому же брат твой уже мог проехать Ганнсхольд. Но даже будь он там, вряд ли нас пригласят к его столу.

– Однако стоит ему увидеть меня на улице… – настаивал Каландрилл.

– Он увидит простого меченосца, завернувшегося от холода в плащ, – усмехнулся Брахт. – А не своего сбежавшего братца. Успокойся, Калан.

– Тогда меня узнает Надама, – настаивал Каландрилл. – Мне так кажется.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что произвел на нее такое сильное впечатление, – озорно усмехнулся Брахт, – что даже выйдя замуж за твоего брата, она все вспоминает твой прекрасный лик?

Каландрилл пристыжено усмехнулся. Если уж его воспоминания о Надаме изрядно поистерлись, то что сказать о ней? Скорее всего, Брахт прав, решил он, они его не узнают, как и тогда, в Секке. Он пожал плечами, отгоняя от себя сомнения, и выпил эль.

Вскоре они отправились по комнатам. Постоялый двор тут не пользовался особой популярностью, так что делить комнату на двоих им с Брахтом не пришлось, и каждый спал отдельно. Каландрилл получил угловую комнату, откуда Бессиль открывался ему сразу с двух сторон. Одно окно выходило на пирамидальные крыши верхней части города, а другое – на бухту. Облокотившись на каменный подоконник, он долго смотрел на нее. Ночь была темной, полная Луна пряталась за облаками, ветер уныло завывал на пустынных улицах. Фонари перемигивались друг с другом, и в их мерцании Каландрилл различил стены, отмечавшие дорогу к бухте. Море переливалось, как масло; прибой с далеким шумом разбивался о молы и волнорезы. Стоящие на якоре суда выглядели темными пятнами. Он вспомнил военные суда, что видел в гавани, и ему почудилось, что своей воинственностью они походят на брата. По дороге в Бессиль путники не раз слышали о том, что Тобиас призывает Лиссе к войне с Кандахаром. Суда, которые Каландрилл видел в гавани, с высокими башнями для лучников, явно не предназначены для сопровождения купцов. Это – дело ловких, быстрых лодок. Линкоры же перевозят солдат и высаживают их на вражеской территории.

Неужели Тобиас на самом деле затевает войну? Неужели цель его поездки – склонить доммов к военному союзу? Он говорил об этом еще в Секке, когда там с визитом находился Варент ден Тарль, но тогда Билаф заставил его замолчать. И вот Билафа больше нет, и Тобиас правит, как ему заблагорассудится. Так что вполне возможно, что тучи войны на самом деле собираются на горизонте. Каландрилла даже передернуло. Вот они, вещие сны Фарна. Даже во сне Безумный бог не оставляет в покое бренный мир.

А противостоять его планам всеобщего хаоса могут. скорее всего, только они втроем.

Каландриллу было неприятно думать об этом, хотя богиня и заверяла, что он обладает силой, способной победить Рхыфамуна. Что это за сила, он не знал, и в такую промозглую ночь не был столь уверен в себе, как в ту, когда услышал от Деры загадочное заверение. Он подставил лицо дождю. Прежние сомнения и упадническое настроение навалились с новой силой. Мысленно Каландрилл молил богиню о том, чтобы она дала ему сил, и, к своему удивлению, вдруг ощутил, что вновь обретает веру, а сомнения покидают его. Он снова почувствовал себя уверенным, словно богиня словами и прикосновением своим придала ему уверенности, хоть та и была выше его понимания. Он не мог описать ее словами, но знал, что она присутствует в нем. А уже одно это – настоящий подарок. Успокоившись, юноша закрыл ставни и отправился в постель.

Сон пришел быстро, и Каландрилл без всяких сновидений проспал до самого утра, когда его разбудил настойчивый стук в дверь. Он открыл глаза, зевнул и инстинктивно потянулся к мечу, лежавшему подле него на покрывале. Держа ножны в левой руке, а эфес в правой, он, дрожа от холода, пошлепал к двери. В комнате было холодно, а каменный пол – ледяным. Видимо, в Вессиле тепло экономят так же, как слова, подумал он и сонно поинтересовался, кто стучит в его дверь. Услышав голос Брахта, он отодвинул задвижку.

– Мы же договаривались, что выезжаем как можно раньше, – заявил керниец и, пройдя мимо Каландрилла, распахнул ставни. – Спрячь меч и одевайся.

Каландрилл, стуча зубами, промычал, что и на старуху бывает проруха, но отбросил меч и отправился к умывальнику и даже не удивился, увидев тонкий слой льда по краям кувшина. От ледяной воды, которой он брызнул себе в лицо и грудь, у него перехватило дыхание. Юноша торопливо вытерся и натянул на себя одежду.

Молочный туман, который окутал город, заглушал все звуки. Гавань терялась во мгле. Дальше ближайших строений ничего не было видно. Это напомнило Каландриллу Вишат'йи, и, завязывая тунику и прицепляя меч, он подумал, как там Менелиан.

– Поедим, купим шатры – и вперед, – бодро заявил Брахт. – Пошли, Катя спустится к завтраку.

Каландрилл набросил на плечи накидку, постепенно согреваясь, и, подхватив переметные сумки, отправился вслед за кернийцем вниз по лестнице, в столовую.

Здесь было ненамного теплее. Их встретили сонная работница с перепачканными сажей щеками, которая подбрасывала дрова в очаг, да хозяин, который, широко позевывая, вышел из кухни, с удивлением глядя на ранних пташек. Почесываясь, он брюзгливо заметил, что его люди только что встали и пока он ничего не может предложить на завтрак, кроме овсянки и вчерашнего хлеба, – печи еще не разогреты.

– Хорошо, – согласился Брахт, по-прежнему бодрый. – А где можно купить шатры?

– У Ворот парусников.

Хозяин шмыгнул носом, собираясь уйти, но Брахт положил ему на плечо руку.

– А как туда пройти? Боюсь, ты не заметил, что мы не местные.

Хозяин наградил его кислым взглядом и начал что-то мямлить про всяких там меченосцев, но быстро отказался от этой мысли, заметив, как Брахт, широко улыбаясь, барабанит пальцами по рукоятке кинжала. Он хмуро рассказал, как добраться до Ворот парусников, и ушел.

– Не очень-то они гостеприимны, – пробормотал Брахт.

– Истинно.

Каландрилл после сна еще не был расположен к разговорам, и когда несколькими мгновениями позже спустилась Катя, он позволил им насладиться диалогом. Катя улыбалась, разливая кашу по тарелкам и без умолку болтая о том, что надо ехать, так что очень скоро Каландрилл окончательно проснулся. Слава Дере, пройдет совсем немного времени, и они оставят позади этот угрюмый город!