Текст книги "Темная магия"

Автор книги: Энгус Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

Энгус Уэллс
Темная магия
(Войны богов – 2)

Глава первая

На языке Кандахара Нхур-Джабаль значит Большая сторожевая башня, и город вполне оправдывал свое название. Он расположился на обширных скалистых террасах древней горной гряды Кхарм-Рханна, которая клином врезалась в континент. Три великих реки – Шемме, Танниф и Ист, – сбегающие с ее пиков, мощными потоками обтекали дремлющий, словно каменный гипабиссальный страж, город. Терраса за террасой взбирался он по крутым склонам Кхарм-Рханны, и череда его строений походила на зубчатую стену, прорезанную дорогами и мостами и длинными пролетами лестниц. Вся эта громада стремилась вверх, к одинокому массивному строению, властвующему над всей округой. Обнесенное крепостной стеной, с пурпурными и золотыми знаменами на бойницах и башнях, оно забралось так высоко в горы, что с башен его открывался вид едва ли не на все владения тирана. Харасуль на западе, Вишат'йи на юге и Мхерут'йи на востоке, на берегу Узкого моря. Именно туда и был устремлен обеспокоенный взгляд тирана. Нхур-Джабаль не более чем оборонительная стена вокруг цитадели тирана, а огромная крепость – последний бастион власти в Кандахаре, возведенный еще Цедерусом. И вот сегодня власть последнего из его наследников, Ксеноменуса, оказалась под угрозой.

На западе реет мятежный стяг Сафомана эк'Хеннема, повелителя Файна, оказавшегося орешком куда более крепким, чем предполагали сам тиран и его советники. Возмутитель спокойствия распространил уже власть на восточные земли Кандахара от Мхерут'йи до Мхазомуля по побережью и от Кешам-Ваджа до Бхалустина во внутренних районах и, разгромив войско тирана, объявил Ксеноменуса выскочкой и узурпатором.

Ксеноменус же не сомневался, что плебс не задумываясь отвернется от Сафомана, но только в том случае, если тот будет разгромлен. Не просто загнан в свои владения, а разгромлен, как говорится, под звуки фанфар. Необходимо посадить голову повелителя Файна на пику и пронести ее по всем городам Кандахара, дабы никто не усомнился в том, что Сафоман повержен и мертв. Однако трупы, коими питалось воронье близ Кешам-Ваджа, были свидетельством того, что Сафоман эк'Хеннем жив и побеждает и грозит свергнуть тирана. И ни легионы, ни колдуны Ксеноменуса не могли справиться с мятежником.

Да, трудная задача. А тут еще холодный ветер с Кхарм-Рханны принес первое дыхание зимы. Ксеноменус, вглядывавшийся в восточные земли, передернул плечами.

Слуга услужливо набросил на узкие плечи тирана накидку из пурпурной парчи, но Ксеноменус и не заметил – теплее ему не стало, ибо пронизывавший его холод был свойства не физического. То была эманация неуверенности. Тиран отошел от парапета и повернулся к застывшим в ожидании магам. Жестом он отпустил слуг и подхалимов. На унизывавших его пальцы кольцах и перстнях заиграл солнечный свет. Когда слуги скрылись за стеклянной дверью, тиран коснулся пальцами серебряной короны на голове, словно ища вдохновения в символе своей власти, и посмотрел на ведунов.

Было их семь; все старше его. По крайней мере, трое служили еще его отцу, были и те, кто знал его деда. Они сильно разнились: высокие и низкие; пятеро – легкого телосложения, двое – тучные. Лица их, тоже очень разные, были обрамлены волосами от цвета воронова крыла до избитого годами желтого. Кто-то держался как патриций, а кто-то мог сойти за простого купца. Но на всех были черные халаты с вышитыми серебряной нитью кабалистическими знаками. Ксеноменус раздраженно нахмурился. Раздражение прозвучало и в голосе, когда он спросил:

– Ну так что, господа? – насмешливо выделив последнее слово. – Судя по всему, голодранец сей оказался вам не по зубам.

– Ваше высочество, никто не ожидал, что заклинания Аномиуса еще в силе. – Колдун помолчал, словно давая тирану возможность высказаться, и, не дождавшись ответа, продолжил: – Властитель Файна нанес удар неожиданно быстро.

– Настолько быстро, что он уже хозяйничает на восточном побережье. – Тиран поплотнее запахнул накидку, все больше раздражаясь. – Настолько быстро, что уже наложил лапу на треть моих владений. Для вас он оказался неожиданно быстр.

– Боги предупреждали нас об этом, – отважился произнести старейший маг сухим, как его кожа, голосом. – Они также…

Ксеноменус рубанул рукой воздух, и колдун смолк. Самый молодой из чародеев бросил предостерегающий взгляд на своих более пожилых товарищей и откашлялся, словно призывая их к благоразумию.

– Повелитель Ксеноменус, – начал он, – в том, что говорит Рассуман, есть доля истины. Мы видели движение в оккультной среде, но оно представлялось нам смутным и, уж конечно, вовсе не таких размеров.

– Вы колдуны тирана! – вскричал Ксеноменус и, закашлявшись, умолк. Услышав, сколько раздражения прозвучало в его голосе, он попытался взять себя в руки. – Если даже вы не смогли предсказать, что меня ожидает, то кто еще способен это сделать?

– Мой господин прав, – пробормотал Рассуман, скрывая кислую ухмылку.

– Неопределенность – уже предзнаменование, – заметил самый молодой из ведунов. – Мы долго спорили по этому поводу.

– И к каким же выводам вы пришли? – резко спросил тиран.

Ведун опустил голову в смиренном поклоне.

– Отчасти это – колдовство Аномиуса, – ровным голосом произнес он, выдерживая взгляд тирана. – Но затемнение, виденное нами, вызвано силой, неведомой нам в оккультной среде. Не в нашей власти проникнуть в природу его.

Тиран озадаченно нахмурился и спросил:

– Что ты имеешь в виду?

– Я… мы… не уверены, повелитель. Но суть видения сего была и остается скрытой от нас. Словно сами боги не желают допускать туда смертных.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что Бураш отвернулся от меня?

Смуглое лицо Ксеноменуса побелело, глаза его сузились, а рука непроизвольно поднялась к короне. Семь колдунов как один отрицательно замотали головой. Ксеноменус спросил:

– Тогда что же? Или кто? Объяснись, Ценобар. Ведун кивнул с непроницаемым лицом.

– Я постараюсь, повелитель. Но мы тоже можем ошибаться. – Он сделал вид, что не заметил кривую ухмылку, вызванную сим замечанием, и продолжил: – Безусловно, Аномиус помог своими заклинаниями Сафоману эк'Хеннему – и как! Но помимо этого мы видели нечто много более могущественное. Я бы сказал, что даже Бураш не обладает подобной силой. И мощь сия, пребывая в движении, застила наше оккультное видение.

– Мощь, коей не обладает и Бураш? – поразился тиран. – Есть ли кто могущественнее бога моря?

– До Бураша тоже были боги, – заметил Рассуман.

– Первые Боги ушли в небытие, – отрезал Ксеноменус. – По доброй воле удалились они в Земли заповедные. А отпрыски их преданы забвению по воле их же родителей. Фарну и Балатуру нет места на нашей земле.

– Истинно, это известно всем, – кивнул Ценобар. – Но все же мы видели некую туманность, скрывавшую от нас события.

Ксеноменус вздохнул, опустив под парчой плечи, а когда вновь заговорил, голос его звучал заунывно:

– Значит ли это, что удельный князек сей завоюет мои владения? Значит ли это, что, бросив вызов моей власти, ввергнет он владения в пучину гражданской войны?

– Со временем мы это узнаем.

Ксеноменус повернулся к говорившему – неопрятного вида толстому человеку с бородой. Халат его был запачкан остатками последней трапезы.

– Говори, Ликандер.

– По нашему общему мнению, Бураш на нашей стороне. И хотя мы и не смогли вовремя предсказать восстание, подавить его пока еще в наших силах.

Ксеноменус приободрился.

– Такие речи угодны моему слуху, – почти весело заметил он. – Как этого добиться?

– Ключ ко всему – Аномиус.

– Опасный ключ, – вставил Ценобар, но замолчал по мановению руки Ксеноменуса.

– Истинно опасный, – поддержал его толстый ведун. – Но против всех нас вместе он выдюжить не сможет.

– Он убил Зыфарана, – вступил в разговор третий. – А меня изувечил.

Ликандер взглянул на выставленную в качестве доказательства сухую руку и продолжал:

– Ты быстро поправляешься, Андрикус. Рука твоя скоро будет в порядке. А я настаиваю на том, чтобы мы им воспользовались.

Ксеноменусу не понравилось, что в споре ведуны забыли о нем, и он резко хлопнул в ладоши.

– Ты, хоть и пораненный, все же вышел из битвы живой, Андрикус, – сказал он, – а я до сих пор оплакиваю кончину Зыфарана. Но мне бы хотелось услышать ваше мнение о том, как ничтожный предатель может помочь нам одержать победу над мятежниками, если мы даруем ему жизнь.

Ликандер пригладил бороду, стряхивая крошки, и сказал:

– В вопросе сем между нами нет согласия. Кто-то, вроде меня, убежден, что надлежит нам воспользоваться Аномиусом, дабы снять заклятия, коими помог он эк'Хеннему. Другие же полагают, что это слишком опасно.

– Но ведь вы все служите мне! – воскликнул Ксеноменус. – Правильно ли я говорю?

– Безусловно, – подтвердил Ликандер.

– Преданность наша не подлежит сомнению, – заверил Ценобар. – Но все же, освободить Аномиуса?.. Его надо было умертвить сразу, как только мы взяли его на Шемме.

– В таком случае мы никогда не завладеем Файном, – возразил Ликандер. – Ибо Аномиус – единственный, кто может открыть нам путь туда.

Ксеноменус опять хлопнул в ладоши.

– Я готов выслушать ваши соображения, – заявил он. – Мятежники крепчают день ото дня. Ежели Аномиус в состоянии помочь нам, то, я уверен, всемером вы сможете навести на него чары, кои обезвредят его.

– Это возможно, – заверил его Ликандер.

– Дозволено ли будет сказать мне? – спросил Ценобар. Тиран кивнул. – Я согласен, без Аномиуса взятие Файна – дело продолжительное и кровавое; я также уверен, что с его помощью разгромить мятежников будет проще и быстрее. Но я не склонен считать, что это – самый мудрый путь. Боюсь, что, освободив Аномиуса, мы выпустим на свободу зло много большее.

– Туманные предсказания, – хмыкнул Ликандер.

– Туманные, верно, – согласился Ценобар. – Но весьма зловещие.

– Тогда просвети нас, – попросил Ксеноменус. – Что значат предречения сии?

– Это выше меня, повелитель, – признался Ценобар и нахмурился, услышав смешок Ликандера, прикрывшего рот рукой. – Единственное, что я могу сказать, так это то, что освобождение Аномиуса может привести в движение силы куда более опасные, нежели восстание.

– Что может быть опаснее мятежа? – Ксеноменус смотрел Ценобару прямо в глаза, и тот не нашелся что ответить, а лишь склонил голову, когда тиран жестом приказал Ликандеру продолжать.

– Повелитель, – заявил толстяк, выступая на шаг вперед, словно не желая, чтобы его смешивали с другими колдунами, – нам ведомо, что Аномиус наложил такие чары на Файн, что взять его практически невозможно. Нам также ведомо, что Кешам-Вадж мятежники взяли лишь благодаря его колдовству. Дабы отвоевать назад второй и захватить первый, нужно время и много-много жизней. А тем временем Сафоман будет только крепчать. Уже сейчас удельные колдуны бегут к нему на помощь.

– Мелкие шарлатаны, – прорычал Ценобар, – слабосильные ведуны, не представляющие собой никакой опасности.

– Зато их много, – возразил Ликандер. – И со временем число их будет расти.

– Со временем! – рявкнул Ксеноменус. – Именно во времени все и дело! Его у нас все меньше и меньше! И это заставляет меня прислушаться к доводам Ликандера. Ценобар и вы остальные, помолчите!

Ликандер улыбнулся в лоснящуюся от жира бороду, пригладил неряшливый халат на выступающем животике и сказал:

– Ты правильно сформулировал задачу, повелитель: для нас важно время. Не должно давать Сафоману возможность наращивать свои силы, должно упредить его удар. И Аномиус может стать нашим главным оружием. Он знает Сафомана, знает повадки мятежников и может проникнуть в их мысли; более того, он знает, какие именно чары остаются пока в силе. Он наводил их, ему их и снимать. Посему надо им воспользоваться.

Ксеноменус уцепился большими пальцами за украшенный серебряными бляхами пояс и спросил:

– Так почему вы еще этого не сделали? Он наш пленник, а вы колдуны тирана. Почему вы не попытались проникнуть в его мозг и выведать у него все, что нам нужно?

Самодовольство улетучилось с лица Ликандера, уступив место умиротворяющей улыбке.

– Он могуч, повелитель. Ни один из нас поодиночке не в состоянии ему противостоять. – Он помолчал, словно читая вопрос во взгляде тирана. – Даже действуя сообща, мы не можем быть уверены в том, что вытащим из него все, что нам нужно. Он настолько знающий колдун, что оградил голову свою разного рода защитой. Попытайся мы взломать ее, неминуемо разрушим разум его и соответственно все, что в нем хранится. Но… – он упредил возражение тирана, – выход есть. В этом я уверен. Аномиус крайне честолюбив. К тому же он уже противопоставил себя Сафоману, бежав из Кешам-Ваджа в час победы.

– Истинно, – прервал его Ксеноменус, нахмурившись. – Что побудило его к этому? Если не ошибаюсь, с ним было еще два человека? Что сталось с ними?

– Сие нам неведомо, – ответствовал Ликандер., – Но мы знаем, что ведунами они не были и, видимо, спаслись по Шемме. Я считаю, что для нас они не имеют никакого значения, повелитель, да и Аномиус отказался говорить о них.

– Ну-ну, – пробормотал Ксеноменус. – Продолжай, рассказывай, как воспользоваться Аномиусом без ущерба?

– Он предан лишь себе, – сказал Ликандер. – А значит, будет служить тому, кто больше даст. На данный момент этим человеком можешь быть ты, повелитель. Предложи ему свободу, и, я уверен, он перейдет на нашу сторону. Всемером мы сможем навести на него такие чары, которые уничтожат его, вздумай он нам сопротивляться. Посему для тебя он не будет представлять никакой опасности. Он предпочтет помочь тебе, уничтожив Сафомана эк'Хеннема. А лишь откажется от нашего предложения, ты его казнишь.

– Возможно ль это? – поинтересовался Ксеноменус. – Способны ли вы своими чарами обезопасить его?

– Всемером, – заверил его Ликандер, – без сомнения.

Тиран посмотрел на остальных, и те кивнули один за другим.

– И что же я должен посулить ему? Только свободу? Этого мало, ибо свобода, которую могу предложить ему я, будет неполной.

– Истинно, – согласился Ликандер. – Может, пообещать место среди нас?

Ксеноменус резко поднял голову, и напомаженные локоны упали ему на плечи. Глаза подозрительно заблестели.

– Сделать Аномиуса моим слугой? С его-то склонностью к предательству, ставшей уже притчей во языцех?

– Он будет скован нашей магией, – напомнил ему Ликандер. – А посему безопасен. Когда же Сафоман будет разгромлен, а Файн взят, его польза для нас будет исчерпана…

Ксеноменус улыбнулся.

– А сможете ли вы его уничтожить?

– Конечно, повелитель. Как только он перестанет быть для нас полезен.

И вновь одного за другим осмотрел тиран своих ведунов, и вновь один за другим они склонили головы в согласии. Ксеноменус кивнул и, подойдя к балкону, вперил взор в простиравшиеся к востоку земли. Солнце катилось к закату, туман окутывал воды широкого Иста. Каменное ложе его терялось в тумане, а великий лес за рекой вздымался размытой в сумерках громадой. Повернувшись к колдунам, Ксеноменус сообщил им свою волю:

– Предложите ему свободу. Скажите, что услуги его будут вознаграждены. Ежели попросит он вина, дайте ему вина. Попросит каменьев дорогих, женщин, мальчиков – дайте ему все. Но взамен мне нужна его преданность, сколько бы она ни стоила. И да станет он одним из вас, дабы положить конец восстанию. Но запомните! Наведите на него такие чары, чтобы обеспечить безопасность мою и всего рода моего: во дворце у меня не должно быть ядовитых змей! И после того, как польза его будет исчерпана для меня, кормить я его не буду. Как только Аномиус перестанет быть нам полезен, уничтожьте его.

– Повелитель мудр, – сказал Ликандер, склоняясь настолько, насколько позволял ему живот. – Да будет так.

– Надлежит умертвить его прямо сейчас, – пробормотал Ценобар.

– Прежде уничтожьте Сафомана эк'Хеннема, – холодно возразил тиран. – Прежде покончите с его угрозой Кандахару.

Ценобар опустил глаза, а Ксеноменус, кивнув собственным мыслям, пошел по балкону. Ценобар отступил, пропуская повелителя к стеклянным дверям, распахнутым слугой. Когда семь ведунов остались одни, Ценобар сказал Рассуману:

– Боюсь, сила, кою выпускаем мы на волю, представляет для Кандахара и для всего мира угрозу большую, нежели Сафоман эк'Хеннем.

– О чем ты? – возразил Ликандер. – Наведя на Аномиуса чары, мы обезопасим себя. А ежели с его помощью покончим с эк'Хеннемом, то все будем благословенны в глазах тирана.

Ценобар с сомнением хмыкнул. Толстый колдун кивнул.

– Повелитель ищет нашей помощи, друзья. Посему приготовим чары свои и отправимся к пленнику.

Как надир являет собой противоположность зенита, так и роскоши тирановой цитадели, ослеплявшей Нхур-Джабаль золотым, пурпурным и серебряным блеском, противостояли глубокие, стенавшие в нищете темницы. Там, где скалы глушат всякий звук и дух, где непроницаемые камни давят всякую надежду, была вековая деревянная, обитая проржавевшим металлом дверь, запертая на бесконечные засовы и замки и опечатанная оккультными знаками, несущими в себе страшную силу. За дверью начиналась узкая винтовая лестница, в полной темноте спускавшаяся в круглую камеру, в центре которой в полу был встроен большой круглый стальной диск с выгравированными на нем такими же, как на двери, магическими символами. Он закрывал ход в шахту глубиной в шесть поставленных один на другого человека. Стены здесь были гладкими и скользкими, словно высеченными изо льда, и никому по ним не дано было забраться наверх. На самом дне шахты лежал Аномиус.

Свет дневной проникал сюда лишь в те краткие мгновения, когда узнику спускали заплесневевший хлеб и протухшую воду. Каменные стены были сыры, а на неровном полу собрались лужи; и не было здесь живности никакой. Хоть бы одна крыса, хоть бы один паучок или какое другое насекомое, в великом множестве обычно обитающие в подобных сырых и богами забытых дырах! И абсолютно нечем хоть как-то развеять скуку и однообразие, страшнее которых нет ничего для колдуна, лишенного возможности прибегнуть к своим чарам. Аномиус понимал, что темница находится под печатью магических заклинаний, но, насколько они сильны, не знал: как ни был он могуществен, сейчас оказался слеп и глух и как колдун, и как человек. Он был лишен возможности сотворить чудо, развеять темноту, отправить дух свой навестить страждущего рядом смертного; мешочек с колдовскими принадлежностями был у него отобран, а квывхала он потерял вместе с остальными колдовскими способностями. Он и сам не знал, как долго провалялся в темноте, но лето, видимо, уже прошло. То, что его оставили жить, было для него слабым утешением, хотя он и понимал, что для этого' должны быть веские причины. И когда он не тешил себя мыслями о мести, то размышлял над этим.

Только это и уберегло его от сумасшествия; маленький маг, словно пьяный танцор или акробат, шел, качаясь, по канату над пропастью безумия.

Лежа, скрючившись, в полной темноте, он размышлял о Каландрилле и Брахте, целыми днями представляя, как будет их уничтожать; он проклинал их вполголоса, словно произносил молитву богу ненависти. Теперь он понимал, как они его провели: они соблазнили его обещаниями, и он освободил и вывел их из Кешам-Ваджа. А коварный керниец вынудил его прибегнуть к магическим чарам совсем рядом с Нхур-Джабалем, дабы выдать колдунам тирана. Керниец оказался хитрее, чем предполагал Аномиус. А юнца из Лиссе оберегала некая неведомая магическая сила – ее Аномиус почувствовал сразу. Проклятый мальчишка даже не представляет, сколь силен! Камень, что болтается у него на шее, охраняет его, но сам по себе он не мог бы противостоять чарам столь великого мага, как Аномиус. Нет, дело не только в камне. Дело в некой могущественной магии, в которой Аномиус обязательно разберется, но со временем.

Интересно, добились ли они своего? По всей видимости, они спустились по реке до Харасуля, а оттуда отправились в Гессиф и далее, в легендарный Тезин-Дар. Возможно, им даже удалось отыскать волшебную книгу, ту самую, которой они его и соблазнили. Аномиус не верил – не мог поверить – в то, что книга – фикция: она должна существовать, или он самый настоящий простофиля! А он таковым себя не считал! Он Аномиус! Величайший ведун Кандахара, и вот теперь ему только и оставалось, что в отчаянии скрежетать пожелтевшими зубами и тешить себя надеждой на страшную месть. В этом было его единственное утешение.

Его не убили, его кормили, хотя и скудно; а это значит, что он им нужен. Зачем?

Он долго размышлял над этим, и вдруг, словно озарение снизошло на его темницу, и он понял причину. И проклятия его то и дело стали прерываться смехом. Ну да, конечно, Сафоман идет вперед. Его работа, планы, заговоры, его колдовство и чары оказались им не по силам. Сафоман завоевал и Файн, и все, что обещал ему Аномиус. Теперь он не просто поставленный вне закона поместный дворянин, теперь он возглавляет одну из сторон в противостоянии, переросшем в настоящую гражданскую войну. Теперь он – истинная угроза тирану. А чары, наведенные Аномиусом, могут быть сняты только самим же Аномиусом.

И резкий смех его, перемежавшийся проклятиями, долетал до света, в коем обитали охранники и тюремщики. Те, переглядываясь, уверовали, что наконец-то узник их сошел с ума, и, затыкая уши, надеялись, что скоро, очень скоро тиран предаст лунатика смерти.

Каково же было их удивление, когда семь приближенных к тирану колдунов явились в темницу, сняли заклятия с внешней двери и спустились к шахте. Встав вокруг металлического диска, они речитативом пропели заклинания, и воздух задрожал вокруг и наполнился сладким запахом миндаля. Перепуганной страже приказано было сдвинуть диск. Когда он со скрежетом повернулся на петлях и свет от факела скользнул в колодец, из глубины его раздался сухой насмешливый кашель. Несмотря на каменный холод, наполнявший темницу, на ладонях и лбах тюремщиков выступила испарина, когда они, опустив в шахту веревку, вытаскивали узника.

Аномиус был бледен, как спирохета. Он всегда был болезненно-желтым; теперь же он словно усох, и кожа свисала с костей его, как белое тесто. Волосы выпали, и череп его поблескивал в свете факелов, а засаленная, в остатках пищи одежда мешком висела на его костлявом теле. Оглядев окружавших его ведунов злобными водянисто-голубыми глазами, казавшимися огромными из-за ввалившихся щек, он ухмыльнулся. Тюремщики в ужасе попятились, прячась за колдунами, чей речитатив становился все громче и громче. Перстами своими они указывали на ведуна-узника. Запах миндаля все усиливался и усиливался, а Аномиус сухо рассмеялся и, потирая мясистый нос, хрипло произнес:

– Ну вот, вы и здесь. Яств и вина. Говорить будем потом.

Даже колдуны были поражены его непомерной самоуверенностью.

Ликандер первым пришел в себя:

– Сначала – безопасность.

Аномиус пожал костистыми плечами, но возражать не стал, а лишь коротко усмехнулся, когда толстый маг пропустил вперед Ценобара и еще одного ведуна, по имени Андрикус, надеть на его иссохшие запястья кандалы из темного металла. Они коснулись браслетов пальцами, и яркое пламя, вспыхнув на мгновение, замкнуло наручники. Аномиус поморщился. Затем все семеро опять запели, произнося заклинания, и запах миндаля стал тяжелым, а затем вдруг разом развеялся.

– Ну вот, – сказал Ликандер, – теперь ты наш. При первой попытке прибегнуть к чарам или предпринять что-либо против нас, или против тирана, или любого другого слуги его ты подвергнешь себя мученической смерти.

Аномиус с безразличием кивнул и спросил:

– А сила моя? Когда вернете ее?

Ликандер с непроницаемым лицом произнес:

– Откуда такая уверенность, что мы ее тебе вернем?

Вопрос заставил грязного иссохшего заклинателя рассмеяться.

– Вы вытащили меня из тьмы, – сказал Аномиус. – Для этого должны быть причины…

– А что, если отсюда мы отведем тебя прямиком к палачу? – прервал его Ценобар, но тут же замолчал, сбитый с толку презрительным взглядом Аномиуса.

– Это вряд ли. Думаю, вы наконец поняли то, что я знаю уже давно. Так что возвращайте мне все отобранное.

– Что ты имеешь в виду? – спросил его Ценобар.

– А то, что Сафомана эк'Хеннема сделал я, – хрипло заявил Аномиус, – и только я могу его развенчать. И то, что без моей помощи и ваш тиран, и вы потеряете Кандахар, каковой перейдет в руки властителя Файна. Ergo, вам ничего не остается, кроме того, чтобы вернуть мне колдовскую силу.

Ценобар открыл было рот, но Ликандер опередил его:

– И ты готов нам помочь?

– А у меня есть выбор?

Аномиус с железным спокойствием взглянул в круглое, как луна, лицо мага. Ликандер опустил голову и тихо произнес:

– Есть. Ты можешь отказаться и умереть.

– Я не такой дурак.

Надменность, обжегшая несколькими мгновениями раньше Ценобара, обдала теперь и Ликандера, и он сказал:

– Дураком я тебя не считал никогда. Ренегатом, ядовитым червем, бредовым честолюбцем – да. Но не дураком.

– В таком случае тебе известен мой ответ, – ухмыльнулся Аномиус. – А теперь ведите меня отсюда. Я требую вина и яств. О гражданской войне и о победе будем говорить позже.

Словно по команде, колдуны расступились, пропуская его вперед к лестнице, откуда на него в ужасе взирали тюремщики. Стоило бледно-голубым глазам остановиться на ком-нибудь из них, как факел начинал дрожать у несчастного в руках.

– Я слаб, – пробормотал Аномиус, – без помощи по этим ступенькам мне не подняться. Дайте руку.

И тут же пальцы его сжались вокруг запястья Ценобара. Молодой колдун дернулся, словно от укуса змеи, и губы его брезгливо изогнулись. Аномиус довольно хмыкнул:

– Одолжи ему свою силу, Ценобар, – сказал Ликандер и тяжелым шагом направился к лестнице.

Ценобар пошел следом с каменным лицом, но в темных глазах его бушевала ярость. Позади, словно в церемониальной процессии, поднимались остальные колдуны.

Они привели Аномиуса в свою половину цитадели, где магия их ощущалась даже в воздухе. Через огромные окна можно было видеть небо – темный бархат со вспышками ярких звезд и серебряный месяц, полыхавший белым пламенем. Веселый огонь потрескивал в камине каменные плиты пола покрывал тяжелый ковер. Желтые отблески от стеклянных светильников плясали на стенах, обитых полированным деревом, а посреди палаты стоял большой, человек на двадцать, круглый стол с кабалистическими знаками в центре. Ценобар усадил Аномиуса в мягкое кресло и с нарочитой тщательностью отряхнул рукав. Колдун выжидающе развалился в кресле. Ликандер ударил в бронзовый гонг, и в покоях появился слуга.

– У тебя есть особые пожелания? – насмешливо поинтересовался толстый колдун.

Аномиус на мгновение притронулся пальцами к носу и сказал:

– Доброе красное вино – в первую очередь. Жареное мясо, предпочтительнее оленина. Или говядина. Не откажусь от мясного ассорти. Свежий хлеб. Под конец – фрукты.

Ликандер кивнул слуге и жестом пригласил заклинателей садиться. Они расположились по другую сторону огромного стола, разглядывая Аномиуса. Тот, ничуть не смущаясь, а скорее напыщенно, разглядывал их в ответ. Ликандер сказал:

– Так ты был уверен, что мы тебя освободим? Хотя и с нашими заклятиями?

– Догадаться, что вы не позволите мне свободно разгуливать по Кандахару, было вовсе не трудно. – Аномиус помолчал, дожидаясь, когда слуга поставит перед ним хрустальный графин и бокал.

– Не выпьете со мной? – спросил он, наливая себе вина. Ликандер отрицательно покачал головой. – Дело ваше. Да, я знал, что вы придете умолять меня о помощи.

– Умолять? – резко перебил его Ценобар.

– А что, «просить» вам больше нравится? – усмехнулся Аномиус, отпивая большой глоток вина и причмокивая. – Да, это я предвидел. Я вам нужен, ибо вы не в состоянии снять мои чары, подарившие Сафоману победу. Но вам придется вернуть мне колдовскую силу. Не откладывайте это в долгий ящик.

– Сначала насыться, – сказал Ликандер, – потом поговорим. Ты, конечно, понимаешь, что мы должны обезопаситься.

– Ну да, конечно, – усмехнулся Аномиус. На грязных щеках его проступил румянец. – И о чем вы собираетесь говорить? О разгроме Сафомана? В этом я вам помогу.

– Ты к этому готов? – удивился Ликандер.

Аномиус поднял руку, и на черном металле заиграл свет от огня и звезд.

– Я скован и обязан служить вам, – сказал он. – Если, как вы деликатно заметили, я не хочу умереть мученической смертью. А я не хочу. У меня еще есть дела на бренной земле.

На мгновение самоуверенное выражение на его лице сменилось на яростное.

– В чем заключаются дела сии? – поинтересовался Ликандер.

– Меня предали. И я намерен отомстить. Да вы не беспокойтесь. Сие не помешает мне выполнить желание тирана и покончить с Сафоманом. Я окажу вам в этом помощь. Но взамен мне нужна ваша.

– Это немудро, – заметил Ценобар, которого тут же поддержали Рассуман и Андрикус.

– Откажите, и я предпочту умереть, – сказал Аномиус, встряхнув наручниками. – Бураш! Насколько же вы не уверены в себе, ежели боитесь меня, даже когда я в кандалах!

– Тебе заказано выходить отсюда без сопровождения, по меньшей мере двоих из нас, – заявил Ликандер. – Ты подчинишься нашей воле, ибо знаешь, что ждет тебя в противном случае. Принимаешь наши условия?

– Ничего другого я и не ожидал.

Аномиус расплылся в довольной улыбке, наблюдая за слугами, несущими подносы с жареной олениной и другими блюдами. Он тут же набросился на пищу, и очень скоро грязь на лице и халате его стала жирной. Ведуны смотрели на него молча, предоставив Ликандеру право вести переговоры.

– В таком случае мы вернем тебе силу, – пообещал толстый маг. – Но прежде поешь. А может, после того, как примешь ванну?

– Прежде сила, – промычал Аномиус, брызжа слюной. – Потом мыться. С ароматическими маслами и женщинами к моим услугам. Удобная постель и одежды, подобающие моему положению. Ведь я становлюсь влиятельным человеком в Кандахаре. Одним из вас!

Лица напротив приобрели обиженное выражение, но слов произнесено не было. Ликандер пообещал:

– Ты получишь все. Но прежде расскажи, кому и за что ты собираешься мстить.

Аномиус преломил хлеб, обмакнул его в подливу, громко рыгнул и налил вина.

– Я ищу двоих, – ледяным голосом начал он. – Наемника из Куан-на'Фора по имени Брахт и юношу из Лиссе по имени Каландрилл ден Каринф. Они были со мной, когда вы взяли меня в плен. Они шли в Гессиф. Так что отсюда они, скорее всего, отправились в Харасуль.

– Твои помощники? – поинтересовался Ликандер.

– Нет! – Аномиус покачал головой. – Подлые псы, коих я намерен предать смерти. Это они сдали меня вам.

– Тебя провели простые смертные? – пробормотал Ценобар, улыбаясь под ядовитым взглядом Аномиуса.

– Если они каким-то образом угрожают нашему союзу, мы этого не потерпим, – пригрозил Ликандер.

– К тому, что творится в Кандахаре, они не имеют никакого отношения, – заверил Аномиус. – Это касается только меня. Но откажете вы мне в этом, и никакого уговора не будет, и пусть Сафоман делает, что ему вздумается.