Текст книги "Рядом с Фрунзе"

Автор книги: Ене Дьеркеи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Е Н Ё Л Ь Ё Р К Е И

ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ СССР

0У0ККЕ1 ^N0

РКШ2Е

ТЕ5Т0КЕ1 21ШУ1 КАТ0ЫА1 К1АБ0

ВиОАРЕЗТ

ПНЕ ДЬЕРКЕИ

РЯДОМ С ФРУНЗЕ

Авторизованный перевод с венгерского Ю. Шишмонина

ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ СССР МОСКВА– 1963

9(с)22

Д92

Енё Дьёркеи РЯДОМ С ФРУНЗЕ

(Перевод с венгерского)

Гражданская война. 1919 год. Молодое Советское государство в огненном кольце вражеской блокады. Незабываемые страницы истории, рассказывающие о героической борьбе, о начале большого и славного пути родины Октября – одна из волнующих тем литературы социалистических стран.

Книга Енё Дьёркеи написана на основе личных воспоминаний венгров – участников гражданской войны в СССР. Автор повествует в ней о талантливом советском полководце М. В. Фрунзе и бойцах отряда охраны, состоявшего из венгерских интернационалистов.

Отряд охраны сопровождал легендарного полководца по всем фронтам, где приходилось бывать Михаилу Васильевичу, с лета 1919 года до окончания гражданской войны.

Книга представляет интерес для широкого круга читателей.

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

26 декабря 1918 года легендарный советский полководец Михаил Васильевич Фрунзе был назначен командующим 4-й армией, сражавшейся на Восточном фронте с Колчаком.

В то время белогвардейские банды Колчака представляли для молодого Советского государства наибольшую опасность. Империалисты Европы и Америки, делая на Колчака главную ставку, оказывали ему большую помощь. Один из самых лютых врагов Советской России – Черчилль, в то время военный министр Англии, признал позднее в своих мемуарах, что контрреволюционная армия Колчака получила от Англии 100 тысяч рублей золотом и что большая часть ее личного состава была одета в английское обмундирование.

Фрунзе получил новое назначение, когда положение на Восточном фронте было катастрофическим. Частям белых во многих местах удалось прорвать фронт. Над центральными районами страны нависла серьезная угроза. Михаил Васильевич немедленно выехал в Самару и принял командование 4-й армией. В штаб армии он прибыл 31 января 1919 года. Ознакомившись с положением дел на фронте, Фрунзе в тот же день обратился к частям 4-й армии с воззванием: «Товарищи! Глаза тыла, глаза рабочих

и крестьян всей России прикованы к вам. С замиранием сердца, с трепетом в душе следит страна за вашими успехами. Не для захватов чужих земель, не для ограбления иноземных народов послала вас, своих детей, трудовая Русь под ружье.

Здесь на фронте решается сама судьба рабоче-крестьянской России; решается окончательно спор между трудом и капиталом. Разбитые внутри страны помещики и капиталисты еще держатся на окраинах, опираясь на помощь иностранных разбойников. Обманом и насилием, продажей родины иностранцам, предательством всех интересов родного народа – они все еще мечтают задушить Советскую Россию и вернуть господство помещичьего кнута...

Еще раз приветствую вас, своих новых боевых товарищей, и зову всех к дружной, неустанной работе во имя интересов трудовой России».

Слова Фрунзе дошли до сердца каждого красноармейца 4-й армии, дошли они и до венгерских интернационалистов, которые вместе с русскими рабочими и крестьянами сражались за молодое Советское государство.

В 4-й армии было много венгров. Так, в частях Николаевской стрелковой дивизии, 25-й стрелковой дивизии и Александров-Гай-ской стрелковой бригады было несколько интернациональных полков, батальонов и рот, в основном состоявших из венгров. Венгры служили также в артиллерийских и других частях.

Фрунзе ценил венгров за хорошую подготовку, боевой опыт и доверял им.

В боевых качествах венгерских интернациона-

листов советский полководец впервые убедился не на Восточном фронте, а много раньше.

В июле 1918 года «левые» эсеры организовали контрреволюционный мятеж в Москве. Они захватили почтамт, центральный телеграф и Покровские казармы, где арестовали Дзержинского.

Фрунзе, взяв с собой отряд интернационалистов, отправился в казармы и заставил эсеров освободить Дзержинского и его товарищей.

Выдающийся военный талант Фрунзе проявился уже в первые годы гражданской войны. Фрунзе никогда не был сторонником пассивной обороны, а всегда применял наступательную тактику. Главную цель военных действий он видел в полном уничтожении противника. Фрунзе постоянно стремился к нанесению одновременных фронтального и флангового ударов по противнику и сохранению необходимых резервов на все время проведения операции. Проводимые им операции были всегда хорошо разработаны, они характеризовались решительным маневром.

В начале марта 1919 года Колчак предпринял крупное наступление в районе средней Волги, угрожая городам Симбирску и Самаре. Конечная цель наступления заключалась в захвате Москвы. В эти тяжелые дни Коммунистическая партия и Советское правительство приняли решение о расчленении Восточного фронта. Из войск 4-й и Туркестанской армий была образована Южная группа войск Восточного фронта. 5 марта 1919 года Михаил Васильевич Фрунзе был назначен командующим Южной группой. Позже, в апреле 1919 года, Фрунзе были переданы также 1-я и 5-я армии.

/

Штаб Южной группы находился в Самаре. Для оперативного и непосредственного руководства боевыми действиями была организована подвижная группа штаба. Она размещалась в поезде и находилась в постоянной боевой готовности. В этом поезде Фрунзе разъезжал по всему фронту. Он всегда был там, где требовались быстрые и решительные действия.

По распоряжению товарища Фрунзе для охраны подвижной группы штаба был создан специальный отряд. Фрунзе высказал пожелание, чтобы в отряд охраны вошли венгры.

Так взвод венгерских интернационалистов Мартона Шаркёзи и Игнаца Агоштона попал в штаб Южной группы.

Фрунзе шутя называл бойцов охраны подвижной группы штаба телохранителями.

Отряд охраны повсюду сопровождал талантливого полководца, вместе с Фрунзе венгерские товарищи сражались до конца гражданской войны. Бойцам охраны не раз приходилось защищать Фрунзе в жестоких боях и рукопашных схватках.

Красноармейцам-интернационалистам, служившим в отряде охраны подвижной группы штаба Южной группы войск, и посвящается эта небольшая книжка.

ПОД УФОЙ

Поезд мчался по незнакомой местности. Через несколько дней пути, в холодный пасмурный день, он подошел к большому вокзальному зданию с плоской крышей. Уфа. Венгры высыпали на перрон, с интересом огляделись. На станцию начал подходить народ. Мужчины и женщины о чем-то громко говорили, энергично жестикулируя, с любопытством разглядывали красноармейцев. Прозвучала команда – бойцы выстроились, готовые следовать дальше. Получен приказ – на ночь расположиться в городе, а утром двигаться дальше, в одно из крупных сел под Уфой. Оттуда вместе с частями Красной Армии предстояло вступить в бой с контрреволюционными частями Колчака.

В город отправились строем. По обе стороны кривых улочек – одноэтажные домишки, двухэтажные строения попадались лишь изредка. В дверях лавок с вывесками на незнакомом языке стояли бородатые башкиры. Мальчишки с криками бежали за строем.

Стояла глубокая осень 1919 года. Холодный ветер обжигал обветренные лица бойцов. Шли уже добрый час, для бодрости запели. Песня сразу подняла настроение. Пели от всего сердца.

Интернационалисты были смелыми бойцами Красной Армии, сражавшимися на опасных участках фронта. Для этого они и приехали в

Советскую Россию. Многие из них навсегда остались лежать там, где шли кровавые бои.

Студеный ветер подхватил песню и унес ее вдаль. Песня интернационалистов понравилась уфимским девушкам, которые весело махали вслед отряду. Увлеченные пением, бойцы и не

заметили, как подошли к одноэтажному деревянному дому.

Размещение прошло в полном порядке. Заранее розданный паек еще больше поднял настроение. Бойцы насвистывали, напевали. В комнатах как на ярмарке: суета, музыка, песни. Затем все стихло.

Командир взвода – Мартон Шаркёзи, заместитель – его старый друг Игнац Агоштон. Всегда горой стояли они друг за друга. Сейчас друзья молча сидели на простой деревянной скамье.

Молчание нарушил Мартон, которого по-приятельски звали просто Марци.

– Пойдем посмотрим, как улеглись бойцы. Думаю, и нам время вздремнуть,

Бойцы спали. В доме стояла глубокая тишина. Командиры вернулись в свою комнату и легли, но уснуть, как ни старались, не смогли. Мысли о будущем отгоняли сон. Что их ждет? Выберутся ли они из этой переделки? Или, быть может, смерть уже где-то рядом? Кто знает.

Мартон и Агоштон тихо, не шевелясь, лежали на жестких нарах, глядя в пустоту. Забрезжил рассвет, а оба так и не сомкнули глаз.

Утро было холодное, ветреное. Солнце то и дело выходило из-за туч, но теплее не становилось. Восточный ветер с Урала щипал и румянил щеки. Скоро плотные облака затянули небо. Кругом потемнело. Взвод выступил, а через полчаса начался буран. Шаркёзи приказал ускорить движение. Буран усиливался. В десяти шагах ничего не было видно. Удрученные непогодой, бойцы кляли на чем свет стоит Колчака и его банды.

По карте определили, что где-то совсем рядом должен быть хутор. Шаркёзи принял решение переждать буран там. Мокрые, утомленные тяжелым переходом, красноармейцы добрались до хутора. Одни укрылись в сарае, другие – в конюшне и амбаре. Хуторяне встретили гостей сдержанно.

Часам к одиннадцати буран немного стих, и интернационалисты двинулись дальше. До цели перехода оставалось километров восемь – десять. Идти было трудно: то и дело приходилось преодолевать крутые, покрытые лесом холмы.

Однако познакомимся поближе с командиром взвода Мартоном Шаркёзи.

Шаркёзи родился в семье рабочего и сам стал рабочим-металлистом. О себе он обычно говорил так: «В наследство от отца достался мне лишь

спокойный, уравновешенный характер». Храбрый, решительный и отлично подготовленный в военном отношении боевой товарищ. На фронте он по-настоящему научился ценить пулемет. Он строго требовал от бойцов, чтобы каждый тщательно ухаживал и берег свой пулемет. О своем оружии Шаркёзи тоже очень заботился, и не было случая, чтобы оно подвело его в бою. Дрался он с необычайным хладнокровием, и это помогало ему добиваться успеха. Шаркёзи никогда не разрешал понапрасну стрелять из пулемета, всегда подпускал противника как можно ближе и лишь тогда открывал по нему огонь.

...Около полудня взвод прибыл на передовую – здесь его ждали с нетерпением. Шаркёзи доложил о прибытии командиру батальона и тут же получил от него новый приказ. Итак, снова на передовой, снова фронтовые будни.

В селе погас последний огонек. Легкий морозец затянул лужи тонким ледком. Ничто не нарушало тишину ночи, лишь иногда взлетала, шумно хлопая крыльями, еще не уснувшая птица. И вдруг на окраине послышались голоса людей. Село было занято отрядом колчаковцев силою до полка.

Бойцы Шаркёзи прижались к земле и прислушались. Разговаривать, ходить, курить – строго запрещено. Только лежать в прошлогодней кукурузе, вглядываться в зияющую перед тобой пустоту ночи, покрепче прижимать ухо к земле и прислушиваться. Тьма непроглядная. Как будто хрустнула ветка – послышалось чье-то частое прерывистое дыхание. Агоштон ти-

хонько толкнул локтем соседа. Тот тоже весь превратился в слух. Затем шепнул в самое ухо Агоштона:

– Похоже, дозор белых.

Изготовились к стрельбе. Агоштон приподнялся на локтях, напряженно всмотрелся в густой кустарник. Он увидел поросенка, рывшегося в земле.

– Черт бы тебя побрал, перепугал всех! – с досадой прошептал Агоштон.

И снова тишина.

Бойцы осторожно подползли к крайней избе. Условились применять оружие только в крайнем случае. Сарай был уже близко, когда из дома донесся какой-то подозрительный шум. Вскоре послышались крики и ругань. Два бойца вызвались разузнать, в чем дело. По-видимому, в доме шла пьянка. Балог, слывший самым проворным бойцом, распластавшись по земле, незаметно подполз к дому. Остальные, застыв на месте, следили за ним.

Балог поднялся во весь рост и заглянул в окно: в ярко освещенной комнате два белогвардейских офицера пили вино и веселились. Балог рукой подозвал товарищей к себе.

Осмотревшись, бойцы решили действовать. Рывком распахнув дверь, они ворвались в комнату. Пьяные офицеры, оцепенев от страха и неожиданности, совсем растерялись. Отобрав у них оружие, бойцы повели пленных в штаб батальона.

– Куда вы нас ведете?—спросил один из колчаковцев.

– Там узнаешь! —ответил ему Агоштон, довольно хорошо говоривший по-русски.

– А все же?

– Иди!

– Иду, но хотел бы знать куда?

– Замолчи!—прикрикнул на него Ковач, подтолкнув офицера прикладом.

О результатах вылазки доложили комбату.

Пленные офицеры ответили на вопросы о замыслах противника. Получив новые важные данные о позициях, силе и вооружении колчаковцев, командование внесло некоторые изменения в свой план наступления.

Из тактических соображений необходимо было в тот же день занять село – важный дорожный узел. Тот, кто им владеет, господствует над всем районом. Но в селе превосходящие силы противника.

Край неба начал бледнеть, когда со стороны деревни послышалась какая-то возня. В руках у Марци Шаркёзи бинокль. Марци заметно волновался. Казалось, он что-то хотел сказать, но никак не решался. Долго лежал он без движения, подперев голову руками. Потом приподнялся, осмотрелся. Глаза лихорадочно блестят.

– У меня такое предчувствие, словно мне суждено погибнуть. Умру – так хоть знаю за что!—сказал он Агоштону. – Ты, верно, более счастливый. Может, домой вернешься. Не забудь, что самое трудное время в гражданской вместе были. Зайди к матери и передай, что погиб за свободу.

– Ну хватит об этом! – зашумел на него Агоштон, стараясь перекричать грохот пушек и трескотню пулеметов.

Разгорелся ожесточенный бой. Наступающие части красных натолкнулись на сильное сопротивление противника. Потери с обеих сторон были большими. Атака захлебнулась. Бойцы за-

легли под сильным пулеметным огнем белых, которые так расставили свои пулеметы, что их никак не удавалось уничтожить. По всему селу разносился оглушительный шум ружейно-пулеметной стрельбы и грохот пушек. Дым от разрывов шрапнели медленно таял в небе. На командном пункте опасались, как бы не пришлось отступить. Казалось, что приблизиться к огневым точкам противника просто невозможно. Местность открытая, и пулеметный огонь скосит всех до последнего. Артиллерии у красных явно не хватало.

Белые яростно строчили из пулеметов. На командном пункте красных разгорелся спор между командиром батальона и командирами приданных ему пулеметчиков-интернационали-стов.

– Попытаться, говоришь? Опасно очень. Кто решится на такое?

– А я говорю: все же нужно попытаться.

– Соображаешь, что говоришь?

Агоштон быстро изложил, как он мыслит

уничтожить огневые точки противника. Шаркё-зи сначала только покачал головой, а затем все же согласился. Сразу вызвались два смельчака венгра, к ним присоединилось еще трое. Бойцы мигом разобрали два пулемета и отправились на задание, старшим назначили Агош-тона. Смельчаки решили зайти во фланг противнику и неожиданно открыть огонь.

Выйдя из укрытия, бойцы поползли по опушке леса между голыми кустами. Это была опасная игра: нельзя было допустить, чтобы противник заметил их.

Бойцам казалось, что они ползут уже несколько часов подряд, а с момента, когда они вышли

на задание, не прошло и десяти минут. Быстро установили пулеметы. Огневая позиция оказалась настолько удобной, что отсюда легко можно было обстрелять любую цель противника. Агоштон и его товарищи тотчас же открыли огонь. Расстреляли всего лишь две ленты, а на поле полно убитых белых – настолько было неожиданным нападение венгров. Оставшиеся в живых колчаковцы бросились бежать.

– Куда их несет?

– Спроси у них, – шутили пулеметчики.

Видя такое, вражеская пехота начала отходить.

Красноармейцы поднялись в атаку и с громким «ура» без единого выстрела заняли село. Все хвалили взвод Шаркёзи. Это наполняло сердца венгров гордостью. Интернационалисты радовались тому, что не без их участия противник был обращен в постыдное бегство.

На ужин каждому бойцу выдали хлеба, трофейных колчаковских консервов и по горсти махорки. Пока пулеметчики расправлялись со своим скромным пайком, который был для них и обедом и ужином, мылись и брились, Мартона Шаркёзи вызвали в штаб.

Венгры делились впечатлениями о событиях минувшего дня. Взводу Мартона Шаркёзи, только что вышедшему из боя, полагался отдых.

Вернувшись из штаба, Шаркёзи сообщил бойцам о новом задании, только что полученном им.

– В штабе батальона уверены, что колчаковцы не успокоятся, не смирятся с поражением и поэтому можно ожидать, что они еще раз попытаются захватить село. Я требую, – продолжал Шаркёзи, – чтобы каждый боец пулемет -

ного взвода сражался так, будто от него одного зависит, быть или не быть Советской власти.

Затем он указал пулеметчикам места огневых позиций.

Игнац Агоштон получил приказ занять двумя пулеметами огневую позицию неподалеку от ветряной мельницы. Мельница стояла на самом краю села, на небольшом пригорочке.

Бойцы выдвинулись на указанные позиции. Дул приятный прохладный ветерок. Шли напрямик, не утруждая себя поисками дороги. Ноги скользили по прошлогодней листве, плотно покрывающей всю землю, словно по льду. Неподалеку от мельницы – редкий лесок. С опушки доносится журчание ручейка. Здесь-то Агоштон и должен выбрать огневые позиции для своих пулеметов, чтобы предотвратить возможность внезапного нападения белых с этого направления. Установили пулеметы, отрыли убежище и, устлав его прошлогодней листвой, удобно расположились. Прежде чем лечь отдыхать, выставили дозорных. Всего в группе было десять человек. Решили, что дозорные будут меняться через час.

Край неба серел, когда пулеметчики проснулись от гула артиллерийской стрельбы. Все начали внимательно наблюдать за противником. Белые открыли по красным сильный артиллерийский огонь, полагая, что после него на земле камня на камне не останется.

Бойцы по опыту знали, что вслед за артогнем противник перейдет в наступление. К рассвету артиллерийский огонь начал стихать, зато усилился треск пулеметов и винтовок.

Когда артиллерия смолкла, Агоштон вылез из убежища и начал наблюдать в бинокль за

полем боя. Он заметил, что справа противник беспрепятственно подходит к селу. Обеспокоенный Агоштон начал разыскивать пулеметчиков соседнего подразделения, но их нигде не было видно. Куда они запропастились? Может, сбежали? Или получили приказ отойти, а про нас забыли?

– Но я разгадаю эту загадку,– тихо пробормотал Игнац Агоштон и отправился на поиски соседей. Однако там, где они должны были быть, их не оказалось. Сразу вернувшись на позиции, Игнац увидел там одного Михая Баго.

– А остальных куда черт унес?—с удивлением спросил он.

– Увидали, что никого нет, и у них душа в пятки ушла. А я вот остался, чтобы тебя подо-

– Что же теперь будет?

– Не лучше ли и нам отойти в лесок? Если белые схватят нас, то с живых шкуру сдерут.

– Сбежать проще простого, а что делать с пулеметами?

– Подорвать их, несколько ручных гранат у нас есть, – предложил Баго.

– Ну ты брось это!—И Агоштон голосом, который сразу стал суровым, при-

лазал единственному бойцу:

– Бегом к мельнице. Крестьяне вчера привозили зерно, да и удрали, бросив там телеги и лошадей.

Возьми одну телегу, оставь на ней два мешка с зерном, чтобы пулемет можно было установить, и быстрей сюда.

Через несколько минут Мишка Баго уже примчался на одноконной телеге. Один пулемет поставили на дно телеги, другой установили на мешках, готовый к бою.

Одеты оба бойца были как и белые, только на фуражках вместо царской кокарды горели пятиконечные звездочки. Сняв звездочки, бойцы поглубже натянули на голову фуражки и подняли воротники шинелей. Зарядили револьверы. Баго взобрался на козлы, а Агоштон присел на корточки у пулемета. Решили во что бы то ни стало найти своих, а если придется принять бой, так биться до последней капли крови, но в плен не сдаваться.

Телега медленно затряслась по дороге к мельнице. Через несколько минут выехали на шоссе. Мишка Баго погонял лошадей, а Агоштон внимательно смотрел по сторонам.

«Ну, – думал Агоштон, – если и из этой истории живым выйду, то потанцую еще и у правнука на свадьбе».

Приблизительно с четверть часа тряслись они так на телеге и вдруг заметили, что заеха-

ли к колчаковцам. По обе стороны дороги шла пехота белых.

Свои сторожевые посты должны были находиться метрах в 200—250 от первого эшелона колчаковцев. Агоштону и Баго, к счастью, повезло, и они преспокойно выехали на самый передний край противника. Белые приняли их за своих пулеметчиков, выдвигающихся на передний край.

Когда телега проехала колонну, Агоштон бросил Михаю?

– Ну а теперь жарь вовсю!

Повторять не пришлось. Михай так стеганул бедную лошадь, что она понеслась как угорелая.

– Стой! Стой!—неслось им вслед. Но смельчаки не обращали внимания на крики спохватившихся белых и галопом неслись к своим сторожевым постам.

Смельчаки уже были на ничейной земле, когда колчаковцы открыли по ним ружейный огонь. Пули так и свистели вокруг. Агоштон не остался в долгу – застрочил из пулемета.

До своих оставалось всего каких-нибудь несколько метров, как лошадь вдруг вздыбилась и через секунду рухнула на землю.

К счастью для Агоштона и Баго, красноармейцы, выставленные в дозор, сразу же поняли, что к чему, и тоже открыли огонь по противнику. К Агоштону и Баго тут же подскочило несколько человек, которые помогли им снять с телеги пулеметы.

Агоштон глубоко вздохнул:

– Ну, и это удалось!

Вскоре его вызвали в штаб. Когда оба сча-

стливчика появились на КП батальона, все с удивлением уставились на них.

– Что случилось?—спросил комбат.– Разве вы не получили приказ отойти?

– Конечно, нет. Я чуть было не остался там совсем из-за пулеметов.

– Черт с ними, с пулеметами, важно, что ты здесь. Твои ребята тебя уже мертвецом считали.

– Как это «черт с ними»? Между прочим, если бы не пулеметы, не сносить бы нам головы! Без оружия не видеть бы нам больше друг друга, да и звездным небом не любоваться.

И Игнац Агоштон подробно рассказал историю своего спасения.

– Ты прав, Игнашка (так ласково звали Игнаца Агоштона товарищи), – сказал комбат. – Смелое было дело. Под стать бойцу-,интернационалисту.

После пережитого нервного напряжения Агоштон только и смог сказать:

– Служу братству народов!