Текст книги "Дальние пески"

Автор книги: Эндрю Гарв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Глава 11

Следующие несколько дней были для меня непрерывной мукой. Зловещая история тут же стала известна каждому, и все в округе с откровенным ужасом говорили о Фэй и, как мнилось мне, о Кэрол тоже. Двойная трагедия стала, разумеется, сенсацией для прессы, и репортеры буквально наводнили Пепельный Берег, истоптав остров и дамбу. Поскольку Фэй была мертва, в своей писанине они могли не проявлять ни малейшей сдержанности, и мне трудно было осуждать их за это. До Кэрол газетчикам добраться не удалось, но они и без того откопали кучу сведений о сестрах, почерпнутых из старых эстрадных и театральных журналов. Нашлись и фотографии. Какую бы газету я ни открыл, везде были снимки с их поразительным, пугавшим меня сходством.

Я и сам привлек повышенное внимание как муж одной из сестер, и люди с фотоаппаратами маячили повсюду, где я появлялся. Большинство газетчиков остановились в отеле напротив дома, поэтому я находился под непрерывным и назойливым наблюдением. Я бы с радостью удрал вместе с Кэрол в Лондон, но Франклин не советовал беспокоить ее еще день-другой. Кроме того, меня просил повременить с отъездом инспектор Бернс, да и в любом случае мне пришлось бы вскоре вернуться для участия в судебном разбирательстве. Поэтому мы остались.

Франклин строго-настрого запретил сообщать Кэрол правду, исходя из того, что ей необходимо пережить первый шок, прежде чем ее настигнет второй, более сильный. Она почти не задавала вопросов, что само по себе свидетельствовало о ее подавленном состоянии. Она часами просто лежала, бледная, неподвижная, со взглядом, устремленным в одну точку. По крайней мере в одном у меня сомнений не оставалось: горе ее было неподдельным. Что же касается остальных сомнений, то я делал все, чтобы отбросить их до того времени, когда она полностью оправится.

В первый же вечер – тот самый, когда я разговаривал с Морин, – я написал письмо родителям, чтобы оно было получено до того, как новость распространится. Пожалуй, это было самое сложное письмо, какое мне только приходилось писать. Я знал, насколько потрясены они будут, и догадывался, что подумает матушка. Она не скрывала, что, по ее мнению, я женился поспешно и легкомысленно и на девушке из семьи с сомнительной репутацией. Не прошло и нескольких месяцев, как ее опасения начали сбываться. Но все же, преданный Кэрол, а может статься – из гордости, я ни слова не добавил помимо фактов. Я просил ее не приезжать в Норфолк и даже не звонить пока, поскольку не был готов обсуждать что-либо. Я слишком хорошо ее знал и понимал, что в ее поведении не будет и намека на упрек: «Я же тебе говорила…» Но и сочувствия мне не требовалось. Я должен был во всем разобраться сам…

Сутки спустя пришел ответ. Ей письмо далось, наверное, еще труднее, чем мне. Оно было пронизано беспокойством за меня и сожалением, что она ничем не может помочь, но в целом было на удивление сдержанным. Заканчивалось оно уверением, что они оба понимают мое состояние и, если мне понадобится поддержка, родители всегда готовы прийти на помощь. Это было чудесное письмо, меня оно глубоко тронуло.

В тот же вечер я отправил еще одно послание – Джону Алленби. Мне всегда нравилась моя работа. Кроме того, я чувствовал, что в будущем она сыграет в моей жизни еще более важную роль. Однако сейчас у меня не было сомнений, как поступить. Я понимал, что в ближайшие дни на меня всей тяжестью обрушится сенсационная известность и, разумеется, репортеры не пройдут мимо того факта, что я из министерства иностранных дел. Мне ли не знать, как чувствительно реагируют у нас в Форин офис на подобные вещи. В письме я кратко сообщил Алленби, что произошло. Эту историю, писал я, неизбежно раздуют газетчики, и потому я готов подать в отставку по первому требованию. Он ответил – выразил соболезнования и подчеркнул, что в данный момент не видит причин что-либо предпринимать. Я мог уйти в отпуск без сохранения содержания до тех пор, пока моя ситуация не прояснится. Так что приличия были соблюдены обеими сторонами.

В следующие два дня я был так занят, что у меня не оставалось времени на переживания о своей карьере. Мне приходилось постоянно присматривать за Кэрол, и, кроме того, я встретился с миниатюрным джентльменом по имени Хэмилтон – адвокатом Артура из Нориджа. Несколько раз я виделся с инспектором Бернсом. Полицию, естественно, интересовала личность возлюбленного Фэй. Сама она была уже недосягаема для закона – он же живой и невредимый разгуливал на свободе. Поначалу инспектор надеялся, что ему помогут в этом следы на острове, однако он вскоре понял, что после поисков Артура, в которых принимало участие много людей, да еще сильного дождя, который лил в ту ночь, картина безнадежно искажена. Записка из сумки Фэй пригодилась бы для сличения почерков, если бы появились подозреваемые, хотя она была написана с нескрываемым намерением изменить почерк; да и трудно было бы графологам прийти к заслуживающим доверия выводам, имея в своем распоряжении лишь этот кратенький текст. Бернс попросил меня описать голос мужчины, звонившего Фэй. Я припомнил что мог. Голос был довольно низкий и принадлежал, безусловно, образованному человеку. Инспектор уже знал все это от сержанта Лэйнока, добавить же что-либо я не мог. Голос ведь невозможно по-настоящему описать, к тому же впечатление от него у меня осталось лишь смутное.

Полиция проделала огромную работу, опрашивая жителей деревни и всей округи, не видел ли кто-нибудь Фэй с посторонним мужчиной, но и это не принесло успеха. Удивляться не приходилось – встречи-то происходили по ночам, но мне не давал покоя другой вопрос: как они вообще познакомились? Вероятность мне виделась только одна. Он мог быть ненадолго заехавшим сюда в начале лета отдыхающим, которого Фэй случайно встретила у дамбы или на «точке». Они разговорились, и… вот чем это кончилось. Фигурой он был загадочной, настолько загадочной, что я все еще с трудом верил в его существование, хотя сам слышал его голос и видел его записку к Фэй. Мне казалось маловероятным, что его когда-нибудь сумеют найти и привлечь к ответу. Если бы все прошло по плану, он бы наверняка оставался в тени, выжидая, пока все уляжется, чтобы потом присоединиться к Фэй и насладиться плодами содеянного. А после того, что случилось, он из этой тени не выйдет уже никогда.

Глава 12

Судебное разбирательство проходило в Фэйрхавене, в битком набитом публикой и газетчиками зале. Продлиться оно должно было весь день, и, поскольку меня и Морин вызвали для дачи показаний, Франклин нашел сиделку для ухода за Кэрол во время нашего отсутствия. Помимо Хэмилтона, который явился в суд как поверенный Артура, я вызвал из Лондона адвоката, который должен был представлять интересы родственников – то есть мои и Кэрол. Звали его Фоулкс, он был из известной юридической фирмы и произвел на меня приятное впечатление, хотя я прекрасно понимал, что его присутствие будет пустой формальностью. Когда мы вместе с ним проанализировали мои будущие показания и суть дела, он откровенно заметил, что работы у него будет немного.

Прежде мне никогда не случалось присутствовать на заседаниях суда, и многое удивило – особенно медлительность всей процедуры, долгие паузы. Кроме того, создавалось впечатление, что коронер по ходу дела придумывает правила ведения заседания сам. Однако под конец довольно-таки бестолкового, как мне казалось, разбирательства картина прояснилась со всей отчетливостью.

Первыми сделали сообщения медики. По поводу Артура было сказано, что смерть наступила в результате отказа системы кровообращения, ставшего следствием острого кетозиса из-за отсутствия инсулина, который, как отметил врач, ему нужен был тогда даже в более крупных дозах, поскольку день он провел малоподвижно и его организм сжег совсем немного сахара. Беспокойство за жену также могло усилить потребность в инсулине. Было установлено, что у Артура смерть наступила к вечеру второго дня.

Медицина подтвердила, что Фэй утонула. Несколько мелких кровоподтеков и царапин на ее теле легко объяснялись попытками отцепиться от лапы якоря. Время смерти вызывало сомнения, но произошло это в первый день, так что Артур пережил ее. Юристов это удовлетворило. Я в своих показаниях описал, как обнаружил Артура. Рыбак рассказал, как нашел ялик и Фэй.

Затем с помощью показаний полицейских и мозаики из мелких свидетельств других людей была восстановлена полная картина событий. Отношения между Фэй и Артуром портились, начались ночные прогулки, которым Фэй давала малоубедительное объяснение. Гораздо более правдоподобно считать, что их инициатором была она сама. Не прошло незамеченным и ее нежелание отправиться погостить у сестры в Лондоне, что было предложено Артуром с единственной целью – проверить, можно ли оторвать ее от Норфолка. Потом всплыл тот факт, что обычно она сопровождала Артура в прогулках на ялике, но на этот раз отказалась и уехала в Фэйрхавен без особой на то причины. Потом она отправилась на «точку» и переплыла на остров, о чем свидетельствует найденная одежда. Затем было зачитано заключение экспертизы о фальсифицированной дыре в кармане пиджака, которую присяжным предложили осмотреть лично. После этого выступил Бернс, рассказавший, как мог произойти инцидент с яликом. Несчастный случай произошел, вероятно, из-за поспешности, с которой Фэй хотела вывести ялик в пролив, чтобы самой как можно быстрее скрыться. Его свидетельство о том, как в сумочке Фэй был обнаружен инсулин, дополнили показания Морин, которая подтвердила, что утром Артур взял его с собой. Была предъявлена записка, рассказано суду об уличающем звонке по телефону. И под занавес ссылка на завещание Артура продемонстрировала мотив преступления. Это было больше чем разбирательство. Это вылилось в суд над покойной.

Фоулкс делал все возможное, хотя случай был безнадежный. Он задал полиции все необходимые вопросы, но у Бернса неизменно находились на них ответы. Фоулкс спросил, например, когда и каким образом могла Фэй получить записку, найденную у нее в сумочке. В записке сказано: «Позвоню сегодня вечером» Это означает, что написана она была в роковой день и не могла быть доставлена по почте. Как же она к ней попала?

Инспектор продумал и это. По его версии, возлюбленный Фэй сам появлялся в то утро где-то поблизости от «точки» . Естественно, он не хотел, чтобы его увидели вместе с Фэй, и оставил ей записку в каком-нибудь укромном месте, которым они пользовались как тайником. Тем самым он хотел в последний раз приободрить ее. Фоулкс спросил тогда, почему, если любовник Фэй побывал там же, он переложил всю грязную работу на плечи Фэй. Бернс дал и этому вполне разумное объяснение, сказав, что Фэй куда сподручнее было выкрасть инсулин незаметно, чем постороннему человеку. Хотя не исключено, что лекарство она унесла, пока Артур ходил купаться, это всего лишь гипотеза. Жене не составило бы труда запустить руку в карман валявшегося на песке пиджака мужа в любой момент, Даже когда он сам был с ней рядом. У незнакомца такой возможности не было бы. Услышав этот аргумент, коронер одобрительно кивнул и вернулся к своим записям.

Фоулкс произвел наибольшее впечатление, когда спросил, каков, по мнению полиции, должен был быть план Фэй, если бы все прошло гладко и не случилось несчастья с ней самой. Совершенно очевидно, сказал он, что, как только труп Артура был бы обнаружен, начались бы тщательные поиски инсулина, потеря которого стала причиной его смерти. Если бы его не нашли, это породило бы подозрения. Значит, в планы Фэй входило вернуться позже на остров и подбросить его куда-нибудь. Если это так, то когда она собиралась это сделать? В дневное время вряд ли – ее муж был еще жив и способен передвигаться. А стоило ей поднять тревогу, что она обязана была сделать тем же вечером, у нее уже не было бы шанса тайно подбросить инсулин на остров, находясь в сопровождении полицейских и добровольцев из поисковой группы… Кроме того, не слишком ли рискованным был план заговорщиков изначально? Что, если поисковая группа нашла бы Артура утром следующего дня, когда он был еще жив? В этом случае план не только не был бы осуществлен, но и был бы раскрыт. Ведь Артур знал, что он надежно закрепил ялик и никакой дыры в его кармане не было. И между прочим, продолжал Фоулкс, разве не должны были заговорщики опасаться, что фальсификация дыры в кармане будет обнаружена экспертизой в любом случае? Короче, таким ли уж беспроигрышным был на самом деле этот план, и если нет, зачем нужно было рисковать и браться за его осуществление?

Здесь коронер прервал Фоулкса вопросом: уж не хочет ли он бросить тень сомнения на подлинность представленных доказательств и свидетельских показаний? Фоулкс ответил, что он всего-навсего хотел прояснить некоторые темные места официальной версии. Теперь ход был за инспектором Бернсом.

Он сохранял полнейшее спокойствие и оказался на высоте положения. Его выступлению не хватало адвокатского лоска, но зато он дольше работал над делом и знал его наизусть. Любые рассуждения о том, что собирались делать заговорщики после осуществления основной части своего зловещего плана, будут чисто умозрительными, сказал он, потому что Фэй Рэмсден мертва, ее сообщник пока недосягаем для правосудия. Однако он, инспектор Бернс, взвесил все факты и пришел к выводу, что упомянутые только что сложности и опасности были недостаточно серьезными, чтобы удержать преступников от приведения своего плана в исполнение. Гипотетическая возможность, что Артур мог быть обнаружен еще живым, была ничтожна. Заговорщики знали, что участники поисков, не обнаружив у острова ялика Артура, решат, что его там нет тоже, и сконцентрируют внимание на поверхности моря и пляжах, что и произошло. А сам Артур, если он еще будет жив, уже не сможет ничего сделать, чтобы привлечь к себе внимание… Что касается способа подбросить инсулин обратно на остров, то у заговорщиков было по меньшей мере два варианта. Во-первых, Фэй могла присоединиться к поисковой группе, когда она отправилась бы наконец прочесать остров, где без труда можно было улучить момент и бросить инсулин в песок так, чтобы его вскоре нашел кто-нибудь другой. Или же она могла оставить его в тайнике, в том же, где лежала, видимо, и записка, чтобы ее возлюбленный под покровом темноты переплыл на остров и подбросил инсулин. Если бы его нашли на острове, ни у кого не оставалось бы сомнений, что Артур погиб по собственной неосторожности. О том, что дыру в кармане пиджака мог кто-то нарочно проделать, не возникло бы даже мысли… Словом, если бы не злосчастие с яликом, у плана были все шансы осуществиться с полным успехом…

Говорил Бернс убедительно, и к его словам нечего было добавить. Фоулкс сделал свое дело и откинулся в кресле с видом человека, который пусть и потерпел поражение, но сражался с достоинством в неравном бою. Последним выступил коронер. Он был многословен, но из речи постепенно стало ясно и его мнение. Заключил он напоминанием присяжным об их ответственности. Случай, конечно, ужасающий, и, поскольку многие из членов жюри были знакомы с семьей Рэмсденов, им может показаться тягостной возложенная на них миссия. Однако исполнить ее – их долг.

Они ее выполнили. Гибель Фэй была объявлена ими несчастным случаем. Смерть Артура признали преднамеренным убийством, совершенным женой в сговоре с неизвестным мужчиной.

Глава 13

Через два дня состоялись похороны. Проконсультировавшись с Хэмилтоном и получив разрешение властей, я взял на себя ответственность устроить так, чтобы тела Фэй и Артура были кремированы. Мне казалось, что это лучший способ покончить с этим страшным делом. Попрощаться с Артуром собралось много местных жителей. Когда же в бушующее пламя опускали гроб с останками Фэй, провожали его только Франклин, Хэмилтон да я сам. С моего молчаливого согласия Франклин решил продержать Кэрол на успокоительном, пока не пройдут похороны, чтобы даже вопроса не возникало об ее присутствии на них. Под действием снотворного она оставалась покорной и апатичной. Накануне вечером сквозь полудрему она спросила меня, как прошло разбирательство, и я сказал, что дело признано несчастным случаем, не вдаваясь в остальное. Я упомянул и о том, что Фэй будет кремирована, на что Кэрол только кивнула, не задавая больше вопросов.

На следующий после похорон день я уладил последние дела в Пепельном Береге. Мы попрощались с Франклином, ключ от дома оставили в деревенском магазине, как просил Хэмилтон, и к полудню уже выехали в Лондон. Впервые со времени гибели Фэй физическое состояние Кзрол было близко к нормальному, а душевные силы достаточно окрепли. Приближался момент, когда я должен был сказать ей всю правду. Я и боялся этого разговора, и ждал его. Конечно, для Кэрол он будет новым ударом, но в то же время мне не терпелось услышать, что скажет она о себе и своей сестре. Что бы ни подсказывал мне здравый смысл, я все еще находился под глубоким воздействием ее обаяния и был готов ухватиться за любую утешительную мысль, которую она могла мне подсказать. Только она в силах была помочь мне найти объяснение, почему личность одного из близнецов подверглась столь чудовищной метаморфозе и как эта же участь миновала характер второго.

Кэрол сама дала мне повод начать этот разговор. Когда тем же вечером мы сидели за чашкой кофе, плотная завеса меланхолии, окутывавшая ее весь день, откинулась и дала место вполне здоровому любопытству.

– Джеймс, – сказала она, – расскажи мне еще о судебном разбирательстве. К какому заключению они пришли?

Момент наступил! Я глубоко вздохнул и начал:

– Кэрол, я хотел сказать тебе сразу, но доктор Франклин считал, что лучше повременить с этим несколько дней. Теперь же ты должна все узнать.

– Что узнать?

– Понимаешь, Фэй была вовсе не такой, как мы с тобой думали. Она была плохим человеком, более скверным, чем ты можешь себе представить… Боже мой, Кэрол, нак мне жаль, что приходится тебе говорить все это! Ты должна постараться держать себя в руках, ладно?.. Словом, это Фэй повинна в смерти Артура.

Кэрол смотрела на меня непонимающе.

– Она и тот мужчина, что звонил ей… У них был план… сговор… Понимаешь, он был ее любовником, и они сговорились избавиться от Артура, чтобы завладеть его деньгами… Артур умер потому, что Фэй похитила инсулин и бросила его самого на острове без лекарства.

Последовало давящее, напряженное молчание. Кэрол смотрела на меня широко открытыми глазами.

– Я знаю, для тебя это звучит абсолютно неправдоподобно, – продолжал я. – Мне самому трудно было в это поверить. Я боролся как мог… Но, увы, это правда. На судебном разбирательстве все выяснилось. Вывод присяжных – убийство.

Я ждал, наблюдая за ней. Я был готов к любой реакции. Меня не удивило бы, лишись она чувств. Мне показалось бы нормальным самое экстравагантное поведение. Но она просто сидела в прострации. Казалось, смысл сказанного до нее не доходит. Я поднялся, взял первую попавшуюся газету из кипы, скопившейся в прихожей за время нашего отсутствия, и развернул ее перед Кэрол. Там была их с Фэй фотография и репортаж под аршинным заголовком. Она принялась за чтение все с тем же недоверчивым выражением на лице. Постепенно оно сменилось гримасой гнева, и последовал взрыв:

– Да как же они смеют!.. Какая чудовищная ложь!

– Я понимаю, что ты должна чувствовать, читая такое… – начал я осторожно, хотя не понимал в тот момент ничего.

Она оборвала меня сердитым жестом. Такой я ее еще никогда не видел.

– Уж не хочешь пи ты сказать, что и ты в это веришь?

– Кэрол, милая, я не могу этому не верить… Это правда.

– Это не монет быть правдой! Это полная чушь!.. Фэй не могла совершить ничего подобного.

– Спорить бесполезно, Кэрол. Это доказано. Читай дальше – там все написано. От фактов не уйдешь, пойми же!

– А я тебе говорю, что это чепуха!

– Ты думаешь так только потому, что речь идет о Фэй. Будь это кто-нибудь другой…

Она резко встала и, отойдя в дальний конец комнаты, остановилась там, сверля меня очень странным взглядом.

– Я что-то тебя не пойму, – сказала она медленно. – Ты знал Фэй. Ока тебе нравилась. Как же можешь ты верить в такие чудовищные вещи. А если веришь, что же ты обо мне думаешь?

– Что натворила Фэй, не имеет и тебе никакого отношения, – еще не успев вымолвить это, я понял, что трудно было высказаться глупее.

– Как это не имеет! Не забывай, насколько мы были с ней схожи во всем.

– Вы были похожи во многом, – продолжал сопротивление я, – но совершенно очевидно, что не во всем…

Она покачала головой.

– Ошибаешься. Мы даже думали одинаково. Если бы нам сделали операцию, пересадили мозг от одной к другой, мы вряд ли почувствовали бы перемену. Вот до какой степени мы были похожи!

Внутри меня металась сумасшедшая боль. Все не так! Вместо желанного разрешения моих сомнений, которого я ждал от Кэрол, она их только усугубила.

– И все-таки между вами должна была быть какая-то существенная разница, – настаивал я. – Нечто, о чем ты сама не знаешь. Возможно даже, что на нее было оказано какое-то воздействие еще до рождения… – Я отчаянно барахтался в совершенно незнакомой области. – А быть может, родовая травма, оставшаяся незамеченной… Кэрол, ну должно же быть хоть что-то? – Теперь я почти умолял ее.

– Не было ничего, – ответила она с каменным выражением. – Мы родились совершенно нормальными и здоровыми. И абсолютно похожими.

– Значит, был какой-то внешний фактор, оказавший на нее такое сильное воздействие и изменивший ее…

– Я устала тебе повторять, что ничего подобного не было и быть не могло. Мы росли вместе, находились под одинаковым влиянием, накопили одинаковый жизненный опыт… Мы даже болезни перенесли одни и те же. Не было ничего, что бы случилось с ней, но миновало меня.

– Но она же встретила этого человека, – сказал я, больше мне ничто на ум не приходило.

– И ты считаешь, что из-за этого она превратилась из милой и доброй девушки в того дьявола в юбке, которого описывают эти ужасные газеты?

– Да, должно быть, так. Она целиком попала под его влияние…

– Ерунда, я бы знала об этом.

– Она была хорошей актрисой, Кэрол. Она сумела обмануть тебя.

– Господи! Ты сам не знаешь, о чем ты говоришь… Мы просто неспособны были обмануть друг друга ни в чем.

– Но это же случилось, – сказал я, чувствуя, что отчаиваюсь. – Какой смысл твердить, что это невозможно. Вот, смотри, это все описано в газетах – черным по белому.

– Черным по белому? Это чистая ложь! – Она бросила на меня злой взгляд. – Если ты веришь такому про Фэй, то, значит, и со мной ты рискуешь здорово. В ней ты, значит, ошибался. А почему ты думаешь, что я такая, какой тебе кажусь? Откуда ты знаешь, может быть, я тоже только и жду шанса отделаться от тебя и разделить твое состояние с другим, который мне больше по душе? Почему ты мне веришь?.. Только не говори, что эти мысли не приходили тебе в голову.

– Конечно, приходили, – сказал я. – Только идиот не подумал бы об этом… Вот я и хочу развеять эти мысли.

– Тогда ты хочешь невозможного. Лучше пойди ознакомься со специальной литературой про близнецов. Узнаешь много интересного, о чем я тебе не говорила. К примеру, про близнецов с общими криминальными наклонностями – там описано немало интригующих случаев… Один ученый обследовал тринадцать пар идентичных близнецов, из которых один был преступником. Знаешь, что он обнаружил? В десяти случаях каждый второй близнец был преступником!

– Но ведь остаются еще три случая, – возразил я безнадежно.

– Ну, уж мы-то с Фэй не были бы среди них. Мы попали бы в первые десять пар. Мы с ней были точными копиями друг друга. Поэтому, что бы ты ни думал о Фэй, смело переноси на меня.

– Нет… Не могу.

– Ты должен. Если ты считаешь, что она была способна на убийство, считай – я тоже способна. Если же ты не веришь, что такое могу совершить я, ты не должен верить в ее виновность. Видишь, как все просто?

Побледнев, она сгребла в охапку все газеты и унесла их в спальню.