Текст книги "Дальние пески"

Автор книги: Эндрю Гарв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава 9

Чтобы вынести тело с острова и добраться в перегруженной лодке до залива, нам потребовалось более часа. К тому времени стало почти совсем темно. Один из полицейских отправился к телефону-автомату, чтобы вызвать местного врача по имени Франклин и доложить обо всем в Фэйрхавен.

Другой остался у шлюпки, пока я пошел в дом, чтобы сообщить трагическую весть. Кэрол была как громом поражена. Она была готова ко всему с тех пор, как мы нашли весло, но только не к этому. Я кратко сообщил ей факты, какими они виделись мне. Морин зарыдала, и ее пришлось приводить в чувство.

Потом прибыл доктор, быстро осмотрел тело Артура и убедился, что никакой надежды нет. Мне пришлось ответить на несколько его вопросов. Оказалось, что доктор Франклин пользовал и Фэй. Естественно, он спросил, где она и что с ней, на что нам пришлось ответить, что мы ничего не знаем. Мы все еще беседовали с ним в холле, когда в гостиной зазвонил телефон. Трубку снял я.

Звонил сержант Лэйнок.

– Это вы, мистер Ренисон? – спросил он.

– Да, я вас слушаю.

– Как бы это сказать… Словом, у нас плохие новости. Мы нашли миссис Рэмсден. – Голос его звучал мрачно.

– Вы хотите сказать, что…

– Да, сэр, она утонула.

Я бессильно опустился в кресло.

– Где?.. Как это случилось?

– Она зацепилась за якорь ялика мистера Рэмсдена, сэр. Лодку заметил сегодня после полудня один из рыбаков, и ее только что к нам доставили… Очевидно, ялик унесло приливом, хотя якорь был спущен, и ее утащило вместе с ним. Это все, что я могу пока вам сообщить… Примите мои соболезнования, сэр.

– Спасибо, сержант, – сказал я и положил трубку. В этот момент я думал только об одном – Кэрол! Я знал, каким ударом будет это для нее. Несколько мгновений я простоял в нерешительности. Затем открылась дверь, и Кэрол спросила:

– Что тебе сказали, Джеймс?

Я с облегчением увидел, что доктор Франклин еще не ушел.

Вид у меня был, должно быть, ужасный, потому что стоило ей лишь взглянуть на меня, как лицо ее вспыхнуло.

– Фэй! – сумела лишь вымолвить она. Я кивнул.

Ее качнуло, я бросился к ней, подхватил и осторожно опустил на ковер. Она была без сознания.

– Только что сообщили, что ее сестра утонула, – сказал я Франклину.

– О боже, боже… – запричитал доктор, доставая из сумки какие-то медикаменты. Мы перенесли ее наверх и положили на кровать. Вскоре она пришла в себя, но я готов был почти пожалеть об этом. Состояние ее было ужасным. Помимо воли ее сотрясали рыдания. Доктору Франклину пришлось сделать успокоительную инъекцию, и она заснула. – За нее можно не опасаться, – сказал он. – Конечно, она в ужасном шоке, но организм у нее здоровый и сильный. Если ей будет обеспечен полный покой, через несколько дней она войдет в норму.

Кэрол еще не совсем проснулась, когда следующим утром к нам опять заглянул доктор Франклин. Он осмотрел ее и сказал, что все в порядке, но ему придется поколоть ей успокоительное еще какое-то время. После завтрака я пришел к ней и долго сидел рядом, держа ее за руку – единственное утешение, какое я мог ей дать. По ее щекам медленно катились слезы, и я подумал, что доктор, должно быть, встревожен больше, чем хотел показать.

Я чувствовал себя в ответе за нее. Теперь я в полном смысле был единственным, что оставалось у нее в этом мире.

Она все еще находилась под воздействием снотворного и вскоре опять провалилась в сон. Я оставил ее. В десять часов я позвонил в министерство Джону Алленби, рассказал ему о случившейся трагедии и сложности своего положения. Он отнесся ко всему с большим участием и сказал, что я могу не выходить на службу, пока все не улажу. Я позвонил маме и рассказал ей все, чтобы она узнала об этом не из газет. Она была повергнута в ужас, от души сочувствовала Кэрол и предложила тут же приехать к нам, чтобы в меру сил помочь. Что-то подсказало мне, что этого делать не следует и я отказался, заверив ее, что приезжать нет необходимости, и обещал поддерживать с ней связь по телефону.

Затем я собирался позвонить сержанту Лэйноку, чтобы узнать более подробно об обстоятельствах несчастного случая, но его звонок опередил меня. Он спросил, не могу ли я приехать к нему для разговора в три часа пополудни, на что я ответил согласием. Уже полностью оправившаяся от потрясения Морин приготовила нам вполне сносный обед, а потом я оставил Кэрол под ее присмотром и отправился в Фэйрхавен.

Меня сразу же провели в кабинет. Там сидели сержант Лэйнок и еще один джентльмен в штатском, которого он представил как инспектора Бернса из следственного отдела полиции графства. Он протянул мне руку и предложил кресло. Через минуту сержант Лэйнок оставил нас наедине.

– Скверное дело получается, мистер Ренисон, – начал инспектор, – очень скверное… – Это был плотный мужчина средних лет, на вид даже как будто застенчивый, но со взглядом неприятно пронзительным. – Как чувствует себя сегодня ваша супруга? – спросил он.

– Спасибо, ей уже лучше, – ответил я.

– Как я понял, она и миссис Рэмсден были сестрами-близнецами?

– Да, и они были очень близки друг другу. Смерть Фэй оказалась для моей жены жестоким ударом.

– Нетрудно себе представить… – вздохнул инспектор Бернс. – А теперь, если позволите, мне придется задать вам пару вопросов… Мне сказали, что вы с женой приехали сюда ближе к вечеру в субботу. Это так?

– Да, примерно в половине шестого.

– Рэмсдены знали, что вы приезжаете?

– Нет. Понимаете, у моей жены появилось предчувствие чего-то неладного, когда она не сумела им дозвониться. Поэтому мы и отправились повидаться с ними… В общем, это получилось совершенно внезапно.

– Понимаю… – Почему-то Бернса мой ответ полностью удовлетворил. – Хорошо, вы приехали сюда – и что застали?

Я рассказал ему, что дом оказался пуст, «даймлер»– в гараже, а ялика не было. Я передал ему также, как пришла Морин и сказала, что Артур отправился утром на ялике один, что Фэй собиралась отправиться по магазинам, и как беспокойство наше нарастало с ухудшением погоды. Бернс внимательно все это выслушал.

– Да, – сказал он, когда я закончил свой рассказ, – это все совпадает. А теперь, если позволите, я дополню картину. Миссис Рэмсден действительно отправилась за покупками – ее и их автомобиль видели в городке. Затем она вернулась домой, загнала машину в гараж и пешком отправилась на «точку». Там она переоделась в купальник и переплыла на остров. Ясно, что ялик мистера Рэмсдена был уже в то время на противоположном берегу… Она все еще была в купальнике, когда тело ее подобрали рыбаки, а сегодня утром остальную ее одежду мы нашли в расщелине на «точке». Так что маршрут ее передвижений нам вполне ясен.

Я кивнул, соглашаясь с ним. До сих пор все выглядело вполне естественно. Фэй, очевидно, передумала и последовала за Артуром на остров.

– Но как же, черт возьми, могла она зацепиться за якорь лодки? – спросил я. – Как это произошло?

– Если вы позволите, я отвечу на этот вопрос чуть позже. – Голос Бернса звучал все время так, словно он за что-то извинялся. В жизни не встречал более вежливого полицейского.

– Вам, без сомнения, известна причина смерти мистера Рэмсдена? – продолжал он.

– Да. Он остался без инсулина… Потерял через дыру в кармане…

Берне медленно повел головой из стороны в сторону.

– Мы внимательнейшим образом изучили эту дыру, мистер Ренисон. Материал был в отличном состоянии, никаких признаков износа. Его разорвали, причем намеренно… Мистер Рэмсден не терял своего инсулина. Его у него украли.

Я обескураженно уставился на него.

– Инсулин мы нашли, – сказал инспектор. – Он был на ялике, в сумочке миссис Рэмсден.

Он наклонился и поставил на стол картонную коробку. Среди прочих предметов в ней лежала небольшая зеленая сумка Фэй, я сразу узнал ее. Раскрыв сумку, Бернс извлек из нее мешочек, похожий на кисет, и продемонстрировал мне его содержимое: шприц для подкожных инъекций, пузырек с раствором инсулина и кусок ваты.

– Вот, смотрите, – прокомментировал он, – все жизненно необходимое мистеру Рэмсдену снаряжение.

На мгновение я просто лишился дара речи.

– Инспектор, – сказал я, несколько взяв себя в руки, – уж не хотите ли вы сказать, что сестра моей жены украла у собственного мужа инсулин, разодрала карман, чтобы это выглядело как несчастный случай, а потом намеренно бросила его на верную гибель?..

– Боюсь, что так, – ответил он.

– Но это же чудовищно!.. Это самое невероятное предположение, какое я когда-либо слышал!

Бернс издал еще один вздох.

– Если она этого не делала, как инсулин попал к ней в сумку?

– Да конечно же, она хотела доставить ему лекарство! Он, должно быть, забыл его…

– Скажите, он когда-нибудь забывал его раньше?

– Нет, но на этот раз, видимо, так получилось… Она вернулась домой, увидела там инсулин и бросилась к нему.

– Если бы все было так просто, – возразил инспектор, – не логично ли было бы ей прежде всего срочно увидеться с ним? Зачем она сделала по пути остановку у ялика? И откуда дыра в кармане?

– Этому тоже должно быть какое-то объяснение…

– Единственное рациональное объяснение, учитывающее все факты, я вам только что привел, – сказал Бернс. – Я понимаю, как ужасно все это должно быть для вас, но кого-то из членов семьи я должен был уведомить… В общем, случай представляется ясным. Артур Рэмсден пошел искупаться – мы знаем это, поскольку были обнаружены его плавки, разложенные на траве для просушки. Вполне вероятно, что, пока он плескался внизу, миссис Рэмсден пробралась к его биваку в дюнах. Она взяла у него из пиджака инсулин, разорвала карман и вернулась к ялику, чтобы столкнуть его на воду и создать впечатление, что мистер Рэмсден не закрепил его как полагается. Она села на весла и стала грести, но в волнении уронила одно весло в воду. Чтобы достать его, она решила поставить ялик на якорь. И тут случилось что-то непредвиденное. Возможно, она поскользнулась. Она упала в воду, якорь зацепился за лямку купальника и потащил ее на дно. Освободиться от него она не смогла и утонула, а ялик стал дрейфовать, унося ее в открытое море. Так ее и нашли – на буксире, если это сравнение здесь уместно… Вот вам примерная схема событий.

Пока я слушал его, меня прошиб холодный пот.

– Этого не может быть. Это неправда, – мог лишь промямлить я. – Это все вымысел, чистейшей воды вымысел. Она была так привязана к Артуру… – Здесь голос мой сорвался.

Поразмыслив над моими словами, инспектор сказал:

– Вы хотите сказать, что у них не было семейных неурядиц? Только не надо ничего скрывать, мистер Ренисон.

Я колебался, но лишь какое-то мгновение. До него, вполне вероятно, могли дойти какие-то слухи. К тому же он без труда мог получить всю необходимую информацию от Морин. Поэтому я ответил:

– Неурядицы были, у кого их нет? Но причиной их был сам Артур.

– В чем состояли их семейные проблемы?

– Он стал уходить из дома один по ночам, и пару раз Фэй пыталась следовать за ним. Однажды ей показалось, что он с кем-то встречался, и, как я понял, потом они из-за этого поссорились. Она волновалась за него.

– Очевидно, вам все это рассказала сама миссис Рэмсден?

– Да, но не мне, а моей жене.

– А с Артуром Рэмсденом кто-нибудь из вас говорил на эту тему?

– Нет, но… Понимаете, это было бы не совсем удобно… Я вдруг вспомнил, что Кэрол хотела это сделать, но Фэй отговорила ее.

– Я так и думал, – сказал Бернс. – Боюсь, мистер Ренисон, что вы поверили односторонней версии, которую подсунула вам миссис Рэмсден. Гораздо более вероятно, что это как раз она с кем-то встречалась, а Артур Рэмсден следил за ней. У нее ведь был дружок на стороне…

– Не могу в это поверить.

– Боюсь, придется… Вы же помните, как ей звонили вечером в тот день, когда вы приехали? Сержант Лэйнок сказал, что звонил мужчина, которого никто из вас не знал. И он спросил: «Тебе это удалось, дорогая?»– или что-то в этом роде. Он поспешно бросил трубку, когда понял, что к телефону подошла не миссис Рэмсден. Сдается мне, она не так уж была привязана к мужу, как вам казалось. Похоже, у нее с этим мужчиной была интрижка и они вошли в сговор с целью избавиться от Артура Рэмсдена. Попятно, что ему не терпелось узнать, удался ли план.

– Но это же немыслимо! – простонал я. – Все это плод вашей фантазии. Этот звонок мог вообще к делу не относиться.

– Это не единственная улика, которой мы располагаем, – невозмутимо сказал инспектор. – В ее сумочке мы нашли записку…

Он еще раз открыл сумку и достал клочок бумаг, похожий на листок из отрывного блокнота.

На нем аккуратным почерком было написано карандашом: «Ужасно, что приходится перекладывать все на тебя. Удачи! Позвоню сегодня вечером».

Скованный ужасом, я прочитал записку дважды. Что я мог сказать на это?

– Ну, каково, мистер Ренисон?

И все равно я никак не мог в это поверить.

– В этом нет ни капли смысла, инспектор. Боже мой, да если даже у Фэй действительно был любовник, она могла просто убежать вместе с ним. Зачем ей понадобилось убивать мужа?

– Ваша преданность делает вам честь, – сказал Бернс мрачно. – Однако не кажется ли вам, что вы рассуждаете несколько наивно? Мистер Рэмсден был очень богатым человеком. Я уже беседовал с его юристом. Он оценивает его состояние примерно в 200 тысяч фунтов стерлингов, и за исключением нескольких мелочей все это завещано миссис Рэмсден. Если бы она ушла от него, он бы наверняка переписал завещание. А тан она могла провести остаток дней со своим дружком в счастье и довольстве, если бы не случайность, которая погубила и ее. И знаете, мне почему-то хочется назвать такую случайность счастливой, как ни жестоко это звучит. Я молчал.

– Видите, все сходится, – продолжал Бернс. – Я легко могу понять ваше упорное нежелание поверить в это, но, к сожалению, все абсолютно ясно. Совпадают даже детали. Вот, например, миссис Рэмсден сказала, что в то утро в Фэйрхавене у нее были важные дела. Понятно, что то был лишь предлог, чтобы муж отправился на остров один, а она могла незамеченной последовать за ним позже.

– Вы не можете быть на сто процентов уверены, что это был предлог, – возразил я.

– Представьте, можем. Мы получили информацию обо всех ее передвижениях в то утро. Она припарковала машину на набережной в Фэйрхавене около десяти часов. Ее видели трое пенсионеров, которые всегда торчат там на скамейке, вы их тоже могли заметить сегодня. Через десять минут она вернулась к машине и уехала. За это время она купила полфунта ветчины, чай и забрала из фотоателье отпечатанные фотографии. И это все. Быть может, вам интересно взглянуть на снимки? Вот они. – И он придвинул ко мне желтый пакет. – Они были у нее в сумке. Ну как, они кажутся вам настолько уж важными?

Я просмотрел фотографии. Самые обыкновенные сюжеты: Артур в ялике, несколько снимков загорающей на пляже Фэй, еще несколько – она же в доме, на остальных – птицы. Ничего примечательного. Я вернул фотографии инспектору.

– Но ведь могло быть что-то еще, – сказал я. – Быть может, самое важное ее дело было не в самом Фэйрхавене.

– Она говорила именно о Фэйрхавене, не так ли? Да если она и заезжала куда-то еще, то должна была это сделать молниеносно. Лодочники в Пепельном Береге видели, как она вернулась домой уже в половине одиннадцатого.

Казалось, у него был ответ на любой вопрос. Я еще раз заглянул в коробку, чтобы посмотреть, не лежит ли там что-то еще. Там валялась только лампочка, которая вполне могла быть от вспышки фотоаппарата Артура.

– Это имеет к делу какое-нибудь отношение? – спросил я, указывая на нее.

– Нет, мы просто нашли ее в трюме, когда осматривали ялик мистера Рэмсдена. – Инспектор поднялся. – Что ж, мистер Ренисон, вот так обстоят дела… Скажу прямо, мне не слишком приятно сообщать столь дурные вести, но я подумал, что вам лучше будет обо всем знать.

Я тоже поднялся, чувствуя некоторую слабость в ногах. Мне все еще трудно было до конца осознать происшедшее.

– Я не могу даже вообразить Фэй Рэмсден делающей нечто такое… – сказал я.

– Вы давно ее знали? – спросил Берне.

– Месяцев пять.

– Это не слишком большой срок, верно?

Глава 10

Я ехал обратно к дому в полнейшем смятении. Во мне боролось инстинктивное недоверие с холодной логикой неопровержимых фактов. Пока Бернс не выложил передо мной все свои улики, я готов был бы голову дать на отсечение, что Фэй ни в чем не виновата. Но доказательства были исчерпывающими, от них так просто не отмахнешься.

И все равно я не мог принять их на веру, не проанализировав все сам. Едва войдя в дом, я попросил Морин припомнить, не говорилось ли в субботу утром чего-нибудь об инсулине Артура. Если бы она ничего не помнила, это было бы уже что-то, хоть какая-то соломинка, за которую можно ухватиться. Однако она помнила все прекрасно. Когда Артур выходил из дома, она слышала, как Фэй окликнула его: «Ты взял свое лекарство, милый?» На что Артур по обыкновению похлопал себя по карману. Потом я спросил, не слышала ли она, чтобы у Фэй с Артуром заходила речь о кармане, нуждающемся в починке. Она не слышала ничего подобного. Еще одна соломинка сломалась, едва я за нее взялся.

Я попросил затем Морин рассказать мне все, что ей известно о ночных прогулках Артура и Фэй, но и это ничего мне не дало. Насколько она помнила, было три или четыре случая с интервалами в несколько недель, когда кто-то из них выходил из дома поздно. Последний раз это случилось в четверг ночью, за два дня до трагедии. Тогда, как ей показалось, из дома выходили они оба. Бернс сказал бы на это, что как раз в ту ночь Фэй и ее любовник окончательно разработали свой дьявольский план. Я спросил Морин, кто из супругов первым отправлялся на эти ночные прогулки, но она не могла сказать этого. К тому времени она обычно уже была в постели, и у нее оставалось лишь смутное воспоминание, что кто-то выходил и входил. Помнит ли она, спросил я далее, чтобы Фэй и Артур когда-либо ссорились и по какому поводу? Она сказала, что раз или два они разговаривали на повышенных тонах, но она представления не имела, в чем была суть раздора.

Словом, версия Бернса оставалась непоколебимой. Кроме утверждений самой Фэй, теперь уже мертвой, не было никаких свидетельств, что неприятности в их доме начались именно по вине Артура. В то же время на виновность Фэй указывало многое. Артур, очевидно, начал в чем-то подозревать ее и решил выяснить правду, что сделал бы на его месте каждый муж, которого снедает ревность.

Подозревал Фэй?.. Мимолетное воспоминание породило во мне хрупкую надежду, что я обнаружил наконец уязвимое место в версии инспектора. Я вспомнил, с какой теплотой, с какой нежностью говорил Артур о Фэй во время нашей первой с ним встречи. Для него она была воплощением совершенства. Он не стал бы расточать ей столько похвал, будь у него малейшее сомнение в ее верности… Но тут же понял, что тот разговор состоялся у нас еще до первой ночной прогулки. В то время Артур мог ощущать только легкое ослабление внимания к себе – отсюда его голодные взгляды и перемены в настроении. Возможно, именно это полуосознанное чувство и заставило его твердить мне о том, как Фэй привязана к нему. Не себя ли самого он старался уговорить? Бедняга! Я до сих пор живо помнил, сколько эмоций отразилось на его лице, когда он сказал: «Она для меня – все!»

Но в следующую секунду я снова не мог поверить в случившееся. Ведь Фэй сама поведала Кэрол о семейных неурядицах, рассказала о прогулках Артура по ночам. Разве стала бы она это делать, если бы сама встречалась в темноте со своим таинственным возлюбленным? Не лучше бы ей было хранить это в секрете?.. Однако, поразмыслив еще немного, я стал понимать, как тонко все было ею задумано. Конечно, к тому времени она уже чувствовала, что у Артура появились подозрения, что в какой-то момент он может поделиться ими со мной или Кэрол. Поэтому она решила первой дать свою версию событий, более того – поставить под сомнение здравый рассудок Артура историей о том, как он «молился», стоя на коленях в песке. Тан она готовила нас к тому, чтобы мы верили ей, а не Артуру и ничего не заподозрили после его смерти… Хитро, ничего не скажешь!

Я продолжал бороться с фактами, но явно был обречен на поражение. Прежний портрет Фэй – милой и доброй – начал в моем воображении приобретать иной облик. Истина заключалась в том, что ей удалось меня одурачить – теперь я это видел. А разочарование в ней началось, отметил я, покопавшись в своих чувствах, с того непонятного телефонного звонка. Я все время старался отмахнуться от неприятного ощущения, но подсознательно оно продолжало беспокоить меня. Уже тогда можно было догадаться, что она совсем не такая, какой хочет казаться. А сейчас мне на ум пришли и другие детали. Мне вспомнилось, как я сам гадал, что Фэй нашла в Артуре, чтобы воспылать желанием выйти за него замуж, и как мне пришлось найти этому столь маловнятное объяснение, как материнский инстинкт. На самом деле она, конечно же, вышла за него из-за денег. Ведь ее юность была вечными качелями между нищетой и богатством. Вот откуда у нее отвращение к первому и железная решимость заполучить второе любой ценой. Я вспомнил, какими красками обрисовал мне Артур ее родителей: пьяница отец, дешевка мать. Кстати, мать, которая ведь тоже вышла замуж ради денег! Как же он ошибался, полагая, 'что Фэй унаследовала от нее лишь лучшее!

Берне верно сказал: я слишком недолго, а вернее, слишком мало знал ее. Я принял то, что мне показывали на поверхности, за подлинное содержание, забыв, что она актриса, что внешние впечатления всегда обманчивы. Теперь я все понял. Она просто играла любящую жену, неустанно заботящуюся о своем богатом, немолодом и больном муже, а сама с первых дней думала, как от него избавиться и весело прожить его денежки с кем-то другим.

Стоило мне только подумать, что она совершила, и меня охватил безумный ужас. На такое мог решиться только недочеловек, лишенный каких-либо чувств и глубоко порочный. Если бы все прошло по плану, она счастливо щебетала бы по телефону со своим любовником как раз в то время, когда Артур окровавленными пальцами шарил в отчаянии по песку. Чудовищно до невероятности! Но теперь-то я понимал, что Фэй как раз и была маленьким расчетливым чудовищем с очаровательным личиком, но ядом в жилах вместо крови. План был дьявольски зловещим.

И все же не Фэй занимала теперь главное место в моих мыслях. На первый план выдвинулось мучительное беспокойство о Кэрол. Разве мог я забыть, что прошлое у них было общим, что, по словам самой Кэрол, они схожи во всем, что Кэрол тоже актриса, что она тоже вышла замуж за состоятельного человека и что я тоже знаю ее совсем мало!