Текст книги "Сейчас или никогда"

Автор книги: Эмма Ричмонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Сперва Роан немного поразмышляла, устроиться ли ей в кресле или спать поверх одеяла, но ей нестерпимо хотелось в последний раз прижаться к родному теплому телу, обнять его, потому что… потому что она его любила. Любила всегда. А сейчас – даже еще больше. И если Патриции суждено обладать им всю оставшуюся жизнь, неужели она не простит ей, Роан, эту самую-самую последнюю ночь? Простит. Иначе не может быть.

Роан так вымоталась, что не могла даже мыслить логично. Она еще немного постояла над мирно спящим Арденом, потом улеглась рядом, свернулась клубочком и смежила отяжелевшие веки. За окном взвыли сирены пожарных машин; она слабо дернулась – и погрузилась в забытье.

Проснулись они почти одновременно, чуть позже десяти, и обнаружили, что лежат, тесно прижавшись друг к другу, соприкасаясь лицами, переплетясь ногами. Медленно подняв длинные ресницы, Роан встретилась со смеющимися серыми глазами Ардена.

– Господи, до чего же хорошо! – пробормотал он.

– Да, – с грустью в голосе согласилась Роан.

– Мы достаточно нанесли друг другу душевных ран, правда? Целый год вели себя как два идиота.

– Да.

– Только подумай: год страданий, тоски, желания увидеться, чтобы…

– Да, – в третий раз сказала она, не давая ему возможности закончить мысль. Она знала, что за этим последует: «Будь счастлива, дорогая, и приезжай к нам на свадьбу». – Мне пора вставать.

На лицо Ардена набежала туча.

– Что на сей раз стряслось? Прошлой ночью ты…

– Патриция.

– Патриция? – Арден нахмурился. – А при чем тут она?

– Она тебя ждет.

– Разве? С чего бы?

– Ну… она же приехала сюда…

– Она приехала вместе с Томом, чтобы удостовериться, не нужна ли помощь. Из окон их дома они видели зарево пожара, а у Тома к тому же были для меня кое-какие важные новости.

– Ах, вот как…

– Не уходи, – мягко, но настойчиво проговорил Арден, – мы еще толком не поговорили. По-моему, лучше всего выяснить отношения именно сейчас, когда мы оба голые и, так сказать, беззащитные друг перед другом, без искусственных барьеров. Ну как, согласна?

– Ох, Арден!..

– Да будет тебе! Нельзя же остаток жизни провести в бесплодных раздумьях и сомнениях.

Роан вздохнула и устало посмотрела на него, с трудом подавляя желание дотронуться, прижаться, протянуть руку. Нет, это ни к чему, станет только хуже.

– Последняя неделя далась тебе нелегко, правда? – спросил Арден.

– Это слишком слабо сказано, – усмехнулась Роан.

– Мне тоже. Я не хотел, чтобы ты приезжала, – честно признался он, – и сделал все, чтобы вести себя с тобой отчужденно, держать дистанцию. Но с тобой это невозможно, Роан. Ты с легкостью сломала мои планы, тебе всегда удавалось вить из меня веревки. Представляешь, каково мне было ежедневно видеть, как ты улыбаешься, как хмуришь лоб, сердишься, задумываешься? Я едва держал себя в руках. Меня раздирали противоречивые чувства. Временами я жалел, что встретил тебя на своем пути, но чаще давал слово больше никогда не отпускать тебя.

Конечно, он прав, подумала Роан, жадно вглядываясь в его волевое лицо. Как бы больно это ни было, сейчас самое время во всем разобраться, чтобы поставить точки над «i».

– Я любила тебя, Арден, – выдохнула она.

– Вижу, что ты говоришь правду. Тогда почему же не поехала со мной? Почему держалась так… враждебно?

– Потому, что была напугана, – с тоской проговорила Роан. – Сопротивляясь твоему давлению, я говорила то, что совсем не собиралась говорить. Я сердилась, ты сердился, а моя гордость… или моя глупость не позволяла мне пойти на попятную. Понимаешь, я всю жизнь только этим и занималась: соглашалась со всеми, подстраивалась под чужую волю. А ты… ты держался так жестко, был таким непробиваемым…

– Но я же пытался вернуться, наладить отношения. Дважды! И оба раза тебя окружали какие-то гориллоподобные мужики. Я и уходил.

– И не мог поинтересоваться моими Чувствами?

Арден поиграл желваками.

– Тогда я видел, что ты не представляла себе четко наше совместное будущее. А умолять я не хотел.

Роан опустила глаза и негромко призналась:

– Я несколько раз тебе звонила, но не заставала на месте.

– А послания, конечно, не оставляла.

– Нет.

– Почему?

– Сама не знаю. Может, опасалась, что ты приедешь и отыщешь меня. Или наоборот – боялась, что не станешь искать.

– Не понимаю, – нахмурился Арден.

– Ну, если бы ты не знал, что я тебе звонила, ты бы, естественно, сидел спокойно, но, если бы знал и ничего не предпринял…

– Глупенькая!

– …я бы просто не пережила, не смогла бы этого вынести.

– Но я все-таки приехал.

– Потому, что я не оставляла о себе сообщений.

– Это же начисто лишено логики!

– Мне все казалось правильным.

– Великий Боже! Неудивительно, что мужчины никогда не понимали женщин.

На губах Роан заиграла улыбка.

– А ты бы приехал?

– Это зависело бы от того, – осторожно подбирая слова, проговорил Арден, – согласилась ли бы ты отправиться со мной в Америку. Я ведь не игрушка, с которой можно потешиться тогда, когда у тебя найдется свободная минутка. Я хотел всего – или ничего. Сейчас – или никогда.

– Ты уже это говорил, – мягко напомнила Роан.

– Да. Когда ты бывала занята, я чувствовал себя отвергнутым, ненужным, забытым. Мне оставалось одно – ждать, когда ты ненадолго освободишься, и лететь к тебе. Тебя бы устроила такая ситуация? Понравилась бы тебе идея месяцами жить вдали друг от друга?

– В то время мне это казалось вполне приемлемым, – тихо проговорила Роан. – Я не сознавала, каково это – не видеть тебя рядом многие месяцы. Я была наивной дурочкой и не понимала, что такое настоящее, сильное чувство, поэтому и не сомневалась, что так будет лучше.

– А меня такая совместная жизнь не устраивала с самого начала. Я хотел, чтобы ты была со мной постоянно, каждую минуту. С восхода и до заката – и наоборот. Я тебя безумно любил, Роан.

– Иногда я в этом сильно сомневалась. Особенно в самом конце.

– Я не мог тебя сломить, ты упрямо шла напролом. Если бы ты так же любила меня, то пересилила бы свое дурацкое упрямство и поехала со мной. Ведь ты прекрасно знала, что я свои планы изменить никак не мог. Но ты сказала, чтобы я никогда не возвращался, что ты не хочешь меня больше видеть.

– Мне казалось, что ты меня в некотором смысле наказываешь.

Арден снова свел брови на переносице.

– Наказываю?

– Да. За то, что я осмеливалась высказывать свое мнение. За это меня всегда наказывали родители. Я так по тебе скучала, что сердце разрывалось на части. Мне безумно не хватало твоей любви, теплоты, чувства уверенности, которую ты в меня вселял. Но я думала, что не могла всего этого от тебя принять. Ведь я стала такой независимой, сама вершила свою судьбу. У меня была цель, и я всем о ней сообщила. Поэтому, когда ты так и не вернулся, я расширила свой салон.

– И стала еще сильнее, круче, упорнее?

– Вот именно, – с горечью согласилась Роан, понурив голову. – Я постаралась забыть о тебе, выбросить тебя из сердца, словно тебя и вовсе не существовало на белом свете. Я уговорила себя не думать о том, что ты мне нужен – что мне вообще кто-либо нужен. Поэтому, когда Хетти настояла на моем приезде в Штаты, я твердо решила вести себя спокойно, равнодушно… И придерживалась этой тактики, – мрачно добавила она, – потому что знала по собственному опыту, как губительно эмоции влияют на чувства.

– А если бы я иначе отнесся и к тебе, и к твоим чувствам, ты бы поехала со мной?

– Наверное, да… Не знаю. Правда, не знаю. – Роан вздохнула. – Я никогда даже не подозревала, что чувства могут полностью завладеть человеком, да я вообще в них не верила. Мне хотелось всего и сразу, но я не знала, что выбрать, за что хвататься в первую очередь. Крохотные проблемы, едва возникнув, обретали глобальные масштабы… А в последние дни перед нашим… расставанием я наконец-то собралась с духом и решилась поговорить с тобой по душам, но у тебя, к сожалению, не нашлось для меня времени…

– Время – враг влюбленных, – буркнул Арден. – Мне непременно надо было присутствовать на очень важном для меня аукционе; я боялся опоздать, иначе неминуемо проворонил бы чрезвычайно выгодную сделку. А в результате – год отчаяния и тоски.

– Но ведь ты мог поговорить со мной, все объяснить, а вместо этого грубо заявил, что не можешь позволить себе выслушивать детские глупости.

–  Я так сказал?

– Да.

Лицо Ардена скривилось в болезненной гримасе.

– Мда… не очень-то тактично.

– Не могу не согласиться. Ты вообще обращался со мной как с малолетней дурочкой, не способной на какие-либо серьезные решения, мои заботы ровным счетом ничего для тебя не значили. А для меня все это было очень важно, Арден, поверь мне. Я всю жизнь стремилась стать личностью, чтобы ко мне относились с уважением… Меня безумно унижало, когда мои идеи отвергались с ходу, как абсолютно не имеющие смысла.

– Ну, уж такого я никогда не говорил.

– Но ты ведь даже не обсуждалих со мной, не давал мне возможности что-либо объяснить! Почему? – Голос Роан предательски дрогнул. – Скажи, почему ты не желал ко мне прислушаться?

– Я… я не знаю, – признался Арден. – Ну, наверное…

– Просто ты считал меня этаким капризным ребенком и ждал, что если топнешь ногой, то я притихну и буду беспрекословно тебя слушаться, подстраиваться под твоипланы, ибо мои «глупости» в твоих глазах не стоили и выеденного яйца. Ты упорно отказывался видеть во мне самостоятельную женщину.

– Да нет же, Роан, нет! Неужели ты думаешь, что я принимал тебя за пустышку?

– Не за пустышку, конечно, а за нечто… декоративное, – не могла не упрекнуть его Роан. – А я, представь себе, ненавижу подобных женщин!

Арден расплылся в довольной улыбке.

– Вот тут я не могу с тобой не согласиться. Полностью поддерживаю твое мнение.

– Знаю.

– Я считал, что ты слишком многое на себя берешь, что замахнулась на кусок пирога, который тебе не откусить. Я очень хотел, чтобы ты была рядом, и никак не мог понять, почему бы тебе не открыть такой же салон здесь, в Америке. На своей родине я не последний человек, у меня обширные связи в деловых кругах, я бы мог тебе помочь…

– Да не хотела я, чтобы ты мне помогал! – воскликнула Роан. – Ты так ничего и не понял! Я должна была справиться сама со своими трудностями. Сама! Мне было необходимо почувствовать себя человеком, способным бороться и выйти победителем! Я должна была рассчитывать на собственные силы, а ты бы с непринужденной легкостью одержал надо мной верх, – продолжила она уже более спокойным тоном. – У тебя гораздо больше опыта, энергии, ты стал бы вносить поправки, предлагать что-то более конструктивное – и в два счета мое маленькое предприятие перестало бы быть моим. Без сомнений, у тебя все получилось бы гораздо лучше, но эта мысль была мне ненавистна. Я не могла справиться с собой, Арден, честное слово, не могла.

– Но почему ты ничего мне не сказала? Это же было проще всего.

– Я пыталась, и не один раз, но у нас с тобой как-то не выходило серьезно поговорить и обсудить планы. – Глаза Роан снова заволокла грустная дымка. – Мы никак не могли найти общий язык. Ты хотел только одного…

– …любить тебя, – вставил Арден.

– Однако поступал ты совсем иначе! Не могла же я вычислить, что ты обо мне думаешь! Я чувствовала, что попала в ловушку, в клетку, из которой больше не выбраться. В такую же клетку запихивали меня с раннего детства мои родители. Они запрещали мне самостоятельно мыслить, что доставляло им какую-то странную радость. Если бы я по-прежнему соглашалась идти у них на поводу и продолжала оставаться примерной дочерью, мы по-прежнему жили бы с ними в мире и согласии. Но меня так долго заставляли слушаться: ходить по струнке, следить за чистотой одежды, обходить стороной лужи и не играть с детьми из сомнительных семей, дружить с теми, кого выбирали мои родители, и посещать школы, которые казались им наиболее престижными, – что я наконец восстала. И когда показала зубки, меня окружили стеной безмолвного порицания.

После недолгой паузы Роан продолжила, глядя прямо перед собой затуманившимися глазами:

– С самого раннего детства я отличалась какой-то странной красотой и изысканностью манер, поэтому со мной обращались как с очень дорогой куклой – облачали в кружева и выставляли напоказ. Мною хвастались: «Вот какая у нас дочурка!» Мне отказывали только в одном – в естественной потребности быть самой собой.

Я всегда возглавляла лучшую пятерку учеников во всех классах, потому что моими отметками гордились мама и папа, зато в университет мне поступить не позволили, ибо в этом случае мне пришлось бы жить вдали от бдительных родительских очей, а это таило в себе непростительную опасность заиметь собственную точку зрения и завести дружбу с нежелательными людьми, из тех, у кого независимые взгляды на наше общество.

«Там будут наркотики, политические демонстрации, свободомыслие. О нет, наша Роан не должна быть замешана во все это. Ты останешься с папочкой и мамочкой». Вот что они вдалбливали мне в голову каждый Божий день. А я не желала сидеть дома и тихо-мирно стареть, мне нужно было расправить крылья и пуститься в собственный полет!

– Господи! – воскликнул Арден. – И как долго продолжалась такая… кошмарная жизнь?

Роан зябко поежилась.

– Всегда, сколько себя помню. Ох, Арден, – вздохнула она, – в школе я была самой умной, самой красивой – и все меня жутко ненавидели. Одноклассники издевались над моей походкой, манерой разговаривать. Я была любимицей учителей и «маменькиной дочкой». Родители отвозили меня в школу и забирали после занятий. В пять лет это еще приемлемо, но в шестнадцать… Я возненавидела родительскую опеку, я просто задыхалась от нее, а они никак не могли понять, что меня не устраивает. Да и до сих пор не понимают… А потом я вырвалась на свободу, вылетела из их душного гнездышка и сделала попытку расправить крылья.

Недели проходили за неделями, ты все не показывался, и я принялась убеждать себя, что наша… связь была обоюдной ошибкой, о которой нужно забыть, как о дурном сне. А если что-то повторяешь себе сто раз на дню, в конце концов начинаешь свято в это верить. Но вот одна беда – стоило мне войти в твой офис, как я сразу поняла, что никакая это была не ошибка.

– А я над тобой глумился, да?

– Да.

Арден заглянул в ее прозрачные глаза и нежно произнес:

– Сейчас я серьезен, как никогда.

– Я понимаю, – тихо сказала Роан. Увы, теперь поздно…

– Знаешь, когда человек слишком близко сталкивается со смертью, когда она дышит ему в затылок, то он наконец осознает, как глупо попусту терять драгоценное время. Это сильно прочищает мозги.

– Конечно. – И все-таки она задала вопрос, который ее волновал: – У тебя были другие женщины?

– Нет.

Как это? – подумала Роан, не отводя от него пристального взгляда. А Патриция?

– Естественно, я со многими встречался, – продолжил Арден, скривив губы, – но ни одна из них даже близко не напоминала тебя. Ни одна не могла похвастать твоим темпераментом, ни у кого не было такого характера, душевной теплоты, отваги, такого звонкого, искреннего смеха. Все были пресными, им не удавалось поразить мое воображение, они и в подметки не годились моей чудесной Роан, моей гордой, чувственной красавице. Только тебя я видел спутницей моей жизни. Узнав тебя, я утратил всякий интерес к другим. Я был уверен, что никогда не женюсь и даже не смогу по-настоящему влюбиться. Я прекрасно обходился без всего этого, достигнув тридцати четырех лет, и был вполне счастлив, но тут Хетти попросила меня что-то тебе передать… и все чудесным образом изменилось. Я постоянно о тебе думал, все время ловил себя на мысли, что хочу обнимать тебя, гладить, прижимать к себе. Ты заполнила все мои мысли. Я так безумно тебя хотел! Это было какое-то наваждение, я стал одержим тобою. Прежде я ничего подобного не испытывал. Какая-то часть моего существа противилась этому, и, когда ты отказалась ехать со мной в Штаты, любовь обернулась ненавистью.

– Но не равнодушием? – едва слышно спросила Роан.

– Нет, не равнодушием. А что ты можешь рассказать о себе? Скольких мужчин за это время ты свела с ума?

Роан улыбнулась.

– Ни одного.

– Ну да? Так уж и ни одного?

– Я говорю правду. Хотя кандидатуры имелись.

– Думаешь, я этого не знаю? Я ведь прекрасно понимаю, что от такой женщины, как ты, мужчины сходят с ума и готовы своротить горы ради одного твоего взгляда. Ты – каприз любого, у кого есть глаза.

– Каприз? – недоуменно переспросила Роан. Вздернув брови, она искренне воскликнула: – Ты что, Арден, сдурел?

– Это правда, Роан? Мужчинам ты нравишься, они тебя хотят. Ты прекрасна, экзотична, сексуальна, полна жизни. Не похожа ни на кого. И я ни за что не поверю, что за этот год ни одна особь мужского пола…

– Я этого и не утверждаю, просто дело во мне самой… Нет, я не хочу сказать, что не завела бы роман, – вдруг спохватилась она. – Вовсе нет. Когда ты так и не приехал, когда я поняла, что ты даже и не думаешь возвращаться, я могла, не раздумывая, пасть в объятья любого…

– Почему же ты этого не сделала? – спросил Арден, и уголки его губ приподнялись в полуулыбке.

– Потому, что не видела вокруг такого, как ты. Никто так не бередил мою душу, не пробуждал во мне таких чувств. Мужчины казались мне либо напыщенными глупцами, либо ограниченными занудами. Не было в них искры Божьей. К тому же я больше не хотела заводить романов, которые тронули бы мое сердце. Эмоции слишком больно ранят.

– Да, это верно, – согласился Арден с грустной ноткой в голосе. – Если бы ты только рассказала мне о своих родителях тогда… – Он тяжело вздохнул и замолк.

– Что бы ты сделал? – спросила Роан.

– Сам не знаю, – признался он.

– Понятно. Вообще-то я никогда и никому о них не рассказываю, потому что это попахивает… предательством, да и все вокруг считают, что у меня просто чудесная семья, а я, неблагодарная, не смогла оправдать надежд любящих родителей. В этом уверены все взрослые в нашем окружении.

– Ты и меня считала взрослым?

– Да… возможно. Ты ведь был намного старше…

– Намного?

– По крайней мере, согласись, гораздо опытнее меня.

– Это точно. И знаешь, мне тоже хотелось заключить тебя в клетку. Я не мог понять, к чему тебе свобода. Ты была так прекрасна, что я не желал, чтобы твоей красотой наслаждались другие. Вот в чем, видимо, крылась проблема.

– А если кто-то и обращал на меня внимание, ты тут же приходил к выводу, что у меня с ним интрижка. Так ведь?

– Нет, – возразил Арден, – когда мы были вместе, я тебе бесконечно доверял. – И суховато добавил: – Я, знаешь ли, не страдаю комплексом неполноценности.

– Тобой владеет другая потребность – постоянно ощущать свою правоту. Ты очень самонадеян.

– У нас вся семья такая. Отец был самонадеянным, мать… да и Хетти, кстати, тоже, даже в большей степени. – Арден немного подумал и медленно проговорил: – А может, мною двигал страх. Боязнь потерять тебя. Умом я понимал, что тебе нужно дать свободу действий, но я так тебя хотел, Роан… Никто и никогда не был мне так нужен, и именно тогда, в тот момент, а не через год. А когда я увидел, какого успеха ты добилась без всякой моей помощи, когда рядом с тобой замелькало множество мужчин, я убедил себя, что одному мне будет лучше. И это оказалось величайшей ошибкой.

Потом ты прилетела в Бостон, и я, так же как ты, обнаружил, что боль по-прежнему жива в моем сердце и твоя привлекательность все еще действует на меня самым губительным образом. Тогда я сделал все возможное, чтобы перестать денно и нощно думать о тебе. Напрасные потуги! Мне пришлось пережить кошмарную неделю: ты действовала мне на нервы, умудрялась говорить совсем не то, чего я от тебя ждал, подтрунивала надо мной, когда делать этого было не надо…

– Ты о банкротстве?

– Да. Появились нелепые слухи о том, что я обанкротился, что я неплатежеспособен, мой антиквариат не подлинный, а суда не пригодны для морских путешествий…

– Ты устраиваешь круизы для желающих фотографировать китов?

– Да, это дальше, к северу.

– И люди начали сплетничать о твоей несостоятельности?

– Кое-кто.

– Ты знаешь этих людей?

– Конечно.

– Но у тебя нет доказательств… О, так об этом говорил Том? Значит, он нашел доказательства. Он ведь раньше был адвокатом, правда?

– Да.

– И этот человек теперь должен ответить за свои происки?

– Безусловно, Роан, – мрачным голосом подтвердил Арден, – теперь-то он за все ответит сполна.

– Заставишь его заплатить?

– Ну уж нет. Я намерен привлечь его к суду.

На мгновение Роан даже почувствовала жалость к этому незнакомцу. Кем бы он ни был – мужчиной или женщиной, – но он должен быть очень сильной личностью, если решился выйти на бой с Арденом! Но ведь и сама она намеревалась взять над ним верх, разве не так? Пытливо заглядывая ему в глаза и стараясь разобраться в собственных мыслях, Роан задумчиво сказала:

– Понимаешь, Арден, мне нужно было повзрослеть, доказать, что я на что-то гожусь, обрести уверенность в себе. Месяцы, что мы провели в разлуке, пошли мне на пользу. Если бы сейчас мы встретились впервые…

– …начало романа, возможно, было бы таким же, но хочется думать, мы не пришли бы к такому печальному концу. – Арден протянул руку и нежным движением пригладил ее волосы. – А ты как считаешь?

Не поднимая на него глаз, Роан кивнула.

– Раньше я не сознавала, что любовь способна изменить жизненные планы.

– А теперь сознаешь?

– Полагаю, да. Истинная любовь должна обладать мудростью и терпением, но тогда мы оба этого не понимали. Наверное, ты пошел в своих родителей. Они наверняка были деспотичными.

– Вовсе нет, – улыбнулся Арден. – Просто они фанатично верили в Великую Американскую Мечту: надо одерживать победу за победой, чтобы взобраться на вершину.

– Что ты и сделал.

– Да.

– Ты знаешь, что у Хетти был любимый человек?

– Конечно. А почему вдруг резкая смена темы?

– Он умер.

Арден холодно усмехнулся.

– Поэтому, – продолжила мысль Роан, – она и вознамерилась снова свести нас с тобой. Она сказала мне, что дважды такой шанс не выпадает.

– Вот как? – пробормотал Арден. – Что ж, наверное, она права. Я любил тебя, хотел постоянно находиться рядом и в глупости своей думал, что этого достаточно.

– Ты ждал от меня благодарности? – улыбнулась Роан.

– Нет, но надеялся, что ты меня поймешь. Пока я завоевывал положение наверху, я стал непреклонным, даже жестким; я не мог понять твои нужды и устремления…

– Так же, как и я – твои. Мы уделяли друг другу слишком мало внимания, целиком погрузившись в собственные проблемы. Кстати сказать, ты всегда на всех чересчур налегаешь, тут у тебя явный перебор.

Арден коротко рассмеялся, но через мгновение снова погрустнел.

– Скажи, а ты действительно вернулась бы ко мне, если бы я поманил тебя мизинцем?

– После того, как мои дела пошли в гору? Не знаю. Если бы мы хоть раз поговорили так, как сегодня… Наверное, да. А ты?

Арден устало вздохнул, словно на его плечи давил тяжелый груз.

– Как тебе сказать?.. Может, и нет. Но ведь такая дилемма между нами даже не возникала. Мы оба слишком боялись потерять свое «я»… Ты не поверишь, Роан, но я ужасно горжусь твоими успехами.

– Не надо выдумывать небылицы, Арден.

– Ну вот, я же сказал, что ты не поверишь. Он снова улыбнулся. – Я и под пыткой не признался бы в этом, но, честное слово, не кривлю душой.

– Моими действиями руководило чувство отчаяния и страшная боязнь провалиться со своими начинаниями. – Роан помолчала, собираясь с силами а потом на едином дыхании выпалила: – То, как мы занимались любовью, действительно ничего для тебя не значит?

– Этого я не говорил, – мягко ответил Арден. – После того, как это произошло, я был в полном смятении. Не знал, что ты чувствуешь и что нужно мне самому, опасался, что поставил себя в дурацкое положение, думал: больше унижений я не перенесу. Представь: стою в кабинете, слушаю Патрицию – и ловлю себя на мысли, что не понимаю ни единого слова, а думаю только о тебе, о той безысходной боли в твоих прекрасных глазах, когда я уходил… Она еще что-то говорила, но я выскочил из кабинета и бросился к тебе – а тебя и след простыл. Я понял, что далеко уйти ты не могла, иначе я бы услышал, как ты по телефону вызываешь такси. Вывод напрашивался сам собой: ты пешком отправилась в поселок и, конечно, попала в бурю.

– Я была в отчаянии, – сконфуженно сказала Роан.

– Правда? Я так о тебе волновался!

– Думал, что я наткнусь на лося?

Арден бросил на нее осуждающий взгляд.

– Насколько я помню, ты всегда боялась темноты.

– Ничего подобного, – с деланным равнодушием возразила Роан и потрясла головой, – просто я ее… мм… не очень люблю.

Подобное объяснение рассмешило Ардена. Отсмеявшись, он продолжил свой рассказ:

– Я как ненормальный побежал вниз, схватил ключи от машины и бросился в погоню. Мне думалось, что я без труда настигну тебя на шоссе. Ты что, всю дорогу бежала?

– Нет.

– А потом я обнаружил тебя в гостинице – целой и невредимой и, как мне показалось, полностью владеющей собой. Это больше всего вывело меня из себя.

– Почему? – осторожно спросила Роан.

– Мне так хотелось быть для тебя опорой! Я боялся за тебя, думал, что ты потеряла самообладание, растерялась, испугалась темноты и ветра, а ты была совершенно спокойна и совершенно не нуждалась в утешении. – Не замечая того, как она затихла и напряглась, Арден расплылся в широкой улыбке. – Знаешь, Роан, для того, чтобы у нас все получилось, нам первым делом нужно научиться разговаривать друг с другом.

Роан недоуменно подняла брови.

– Получилось? Что именно?

Улыбка исчезла с его лица. Нахмурив лоб, он медленно произнес:

– Начать все сначала. Господи, Роан, никогда больше не поступай так со мной. Никогда!

Роан застыла, опасаясь даже вздохнуть. Прошло больше минуты, прежде чем она прошептала:

– А как же Патриция?

– Ради всего святого! При чем тут Патриция?

– Ты же собираешься жениться на ней…

– Не мели ерунды! У меня никогда не было мысли жениться на Патриции, и она об этом прекрасно знает.

– Она называла тебя «милый».

– Она обращается так ко всем без исключения.

– Ты ее целовал.

– Да это онаменя поцеловала! – раздраженно воскликнул Арден.

– А почему?

– Потому, что я разрешил ей заняться перепланировкой моего сада! К тому же она видела, что я выскочил из дома вне себя, был расстроен, даже разозлен, вот она и перехватила меня во дворе и начала трещать без умолку о шпалерах, беседках – в общем, о всякой ерунде, только бы отвлечь меня от мрачных мыслей. Я соглашался со всем, что она предлагала, лишь бы поскорее отвязаться от нее, но она пошла за мной в кабинет, сунула под нос какие-то чертежи…

– И ты допустил, чтобы я подумала…

– Что же тут удивительного? Ведь тогда я был уверен, что ты не хочешь, чтобы я к тебе вернулся.

– А что заставило тебя изменить свое мнение? – подозрительно спросила Роан.

– А разве я ошибаюсь?

– Нет! – с болью в голосе выкрикнула Роан и бросилась в объятия Ардена, изо всех сил прижимаясь к нему. – Но почему ты ничего мне не объяснил?

– О, Роан! – пробормотал он, обеими руками обнимая ее дрожащие плечи. – Ты и сама не была уверена в своих чувствах.

– Я в них всегда уверена, идиот ты этакий!

– Очаровательно. – Коротко рассмеявшись, Арден чуть отодвинул Роан от себя и заглянул в ее прелестное лицо. – Мне нравится такая манера беседовать.

– Угу. – С плутоватой улыбкой Роан провела языком по ключице Ардена, с восторгом ощущая вкус и запах его тела. Потом придвинулась к нему вплотную – теснее не бывает – и внезапно охрипшим голосом предложила: – Может, повесим над кроватью табличку с этими словами?

– Отличная мысль! Прямо в ногах, чтобы постоянно ее лицезреть.

– Постоянно? – чуть слышно переспросила Роан. Ее глаза заметно потемнели.

– Ну, большую часть времени. Иногда тебе, естественно, придется возиться у плиты.

– Понятно, – протянула Роан, опустив длинные ресницы, что у любой другой сошло бы за кокетство, но у нее получилось совершенно естественно. – Мне кажется, ты… мм… несколько возбужден.

– Ты тоже.

– Не смею отрицать очевидное, но я еще не совсем уверена, что простила тебя. И еще хочу предупредить, что я… мм… не предохраняюсь, а из этого следует…

– …что если мы сейчас приступим к тому, к чему непременно намерены приступить, то через определенный промежуток времени нам нужно будет закупать пеленки. – Глаза Ардена, не отрывающиеся от ее лица, тоже потемнели, пальцы не переставали гладить ее по спине. Срывающимся голосом он добавил: – Хотя принимать меры предосторожности несколько поздно. А я чувствую себя как-то по-дурацки, ведь меня давно нельзя назвать молодым человеком…

– Ну и что? Я тоже не столь уж юна.

Арден широко улыбнулся, притянул ее к себе и с силой втянул в себя воздух. Этот вздох красноречивее всяких слов говорил о сильном чувстве, которое он так тщательно таил в глубине души. Арден бережно положил Роан на кровать, и их губы надолго слились в поцелуе.

Роан задрожала всем телом и импульсивно обхватила его за плечи. С их уст срывались слова о любви, о сжигающей их обоих страсти, о тоске, которую пришлось пережить.

– Честно говоря, мне больше нравилось, когда ты была только в поясе и чулках, – признался Арден.

Поцелуи сделались нетерпеливее, тела все крепче прижимались друг к другу. Арден, не в силах дольше сдерживаться, подсунул ладони под ягодицы Роан и приподнял ее; она подалась навстречу, скрестив ноги на его мощных бедрах и царапая его плечи до тех пор, пока оба одновременно не достигли самой вершины блаженства.

– Ох, Роан, – прошептал он, уткнувшись лицом в ее гибкую шею, – Роан, Роан, Роан!.. Как мне этого недоставало, как ты была мне нужна!

Устремив взгляд поверх его взъерошенных волос, она нежно провела длинными тонкими пальцами вдоль его мускулистой спины, затем снова прижалась к нему и мысленно поклялась, что ради Ардена пожертвует всем чем угодно и никогда, ни за что на свете не уступит его ни одной другой женщине. Он принадлежит ей – и только ей. И всегда принадлежал – точно так же, как и она ему.

– Я люблю тебя, – исступленно выдохнула она. – И всегда тебя любила. Ты не представляешь, как я нуждалась в твоей ответной любви ко мне. Не к той, которую ты хотел во мне видеть, а к той, какой я была.

Арден поднял голову и медленно проговорил:

– Я тоже тебя люблю и всегда буду любить, клянусь тебе. Уму непостижимо, как я по тебе тосковал.

Роан поднесла пальцы к его лицу и очертила контуры твердых скул и подбородка, будто внезапно ослепла и хотела удостовериться, что рядом с ней именно он.

– Без тебя мне было очень трудно, временами просто невыносимо, но тогда я не представляла, как мы смогли бы ужиться вдвоем. А тебе, казалось, доставляло неописуемое удовольствие причинять мне боль. Ты постоянно твердил, что уже поздно что-либо менять. И я сдалась, уговорила себя, что былые чувства умерли в моей душе. Но когда ты полез в горящий дом… Знаешь, ничего более ужасного мне еще не приходилось пережить, честное слово! – горячо призналась она. – Когда я подумала, что ты погиб… нет, когда я уже не сомневаласьв этом, я поняла, что и мне больше не стоит жить. Раньше такое не приходило мне в голову. Почему у меня на первом месте всегда стояла собственная гордость?