Текст книги "До и после (ЛП)"
Автор книги: Эмма Миллс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
13
Утром по субботам мама возила Фостера к психотерапевту. Обычно эти занятия длились час, но утром после игры с Хэнкоком они задержались. Я задумалась, не появились ли у Фостера дополнительные темы для обсуждения. Какова вероятность того, что он войдет в дверь с опухшими глазами и карманами, полными бумажных салфеток? Может, он рассказывал психологу, как гадко я повела себя вчера вечером. Может, у него случился прорыв или что-то подобное.
Это слово – прорыв – вызвало в воображении образы стены страданий, крепости переживаний, сносимых бульдозером. Было ли это похоже? Была ли вообще у Фостера стена, чтобы снести ее? Он не казался подавленным или страдающим. Никакого подавленного гнева. Никакого крика. Что они там вообще обсуждают?
До этого лета, я видела Фостера пять лет назад, на похоронах дяди. Дядя Чарли и мой папа родились с разницей в десять лет, папа был старше, и мы не часто виделись с тех пор, как Чарли с Элизабет переехали в Калифорнию незадолго до рождения Фостера. Они пару раз приезжали на Рождество, когда я была ребенком – я смутно помню маленького Фостера, – но потом перестали. Дядя Чарли был слишком болен, чтобы путешествовать, и мне кажется, они были слишком бедны, чтобы позволить себе билеты. Папа летал туда, чтобы побыть с ним перед смертью, а мы с мамой приехали на похороны.
Фостеру было девять, а мне двенадцать. Мы были единственными детьми там. Единственной семьей Элизабет была ее мама, бабушка Фостера, которая, как мне сказали потом, умерла через пару лет.
Я была достаточно взрослой, чтобы понимать, что это действительно мрачное событие; мой папа потерял брата, единственного родного брата. Но я не знала о дяде столько же, чтобы прочувствовать это лично. Они жили так далеко и приезжали так редко, что я помнила его только таким, каким увидела в гробу.
Я не знала, каким человеком была Элизабет до того, как умер ее муж. Смутно помню ее по тем давним рождественским приездам: длинные светлые волосы и водянистые глаза. Это единственное, что отложилось в моей памяти – счастливая или грустная, она всегда выглядела так, будто вот-вот заплачет.
Мы вернулись в Калифорнию через пять лет после смерти дяди Чарли, и Элизабет смотрела на нас теми же глазами, только теперь они были пустыми. Она обняла папу, маму, а потом меня, но ее объятьям не хватало тепла. Руки были хрупкими, а глаза запавшими.
Мои родители никогда не говорили напрямую: «Элизабет наркоманка». Это всегда были «проблемы Элизабет» или «зависимость Элизабет». Но я была достаточно взрослой, чтобы понимать, что Элизабет не просто пристрастилась к фенолам.
– Фостер, иди поздоровайся! – крикнула она вглубь дома.
И Фостер вышел – выше, тоньше и бледнее, чем на похоронах дяди Чарли. Я подумала, что это результат взросления – ушла детская розовощекость. Но было кое-что еще. Его глаза были похожи на глаза Элизабет. Они не были такими пустыми, как у нее, но в них присутствовала некоторая отстраненность, которой я не помнила.
И теперь, сегодня, утром после игры с Хэнкоком, в дверях появилась новая из постоянно меняющихся версий Фостера. Стало понятно, почему они с мамой задержались.
Фостера подстригли. Больше не было всклокоченных волос, их место заняла очень приличная, на удивление стильная короткая стрижка.
– Дев, тебе нравится?
Он плюхнулся на диван рядом со мной.
– Ты выглядишь... по-другому, – сказала я, имея в виду «хорошо». Выше шеи Фостер выглядел... ну, он выглядел как девятиклассник.
– Почему ты решил подстричься?
Он пожал плечами.
– Он сказал, что пришло время для нового образа, – сказала мне мама на кухне, когда Фостер ушел в свою комнату. – Образа игрока школьной команды.
* * *
В школе образ игрока школьной команды имел успех. На перемене Джордан потер макушку Фостера со словами:
– Мне нравится, чувак. Нам надо тереть твою голову на удачу.
И тут Фостер ухмыльнулся:
– Я думал про дреды, но это вроде как твоя фишка.
Джордан засмеялся. Девушки рядом с ним (потому что рядом с Джорданом всегда были девушки) тоже засмеялись.
Новый образ даже был отмечен на уроке физкультуры во вторник. Мы начали с новых футбольных упражнений и привычной команды мистера Селлерса «Разбились по парам!» Я решила, что Фостер пойдет к Эзре, а я, как обычно, останусь с какой-нибудь девицей.
Но не сегодня. Сегодня одна особенно предприимчивая девица схватила Эзру за рукав, не успел он сдвинуться и на дюйм, и сказала:
– Пара! Ты моя пара!
– Глянь на это, – сказала я Фостеру. – Они явно мобилизовались против тебя.
Фостер усмехнулся. И тут раздался этот кашель. Милое тихое «кхм». Мы с Фостером повернулись. Там стояла Грейси Хольтцер со своими безупречными волосами, подвязанной футболкой и бескомпромиссно идеально подведенными глазами.
– Фостер, хочешь будем парой? – спросила она.
Я взглянула на группу девиц и мальчишек, собравшихся неподалеку. Девицы выглядели пораженными, а парни сердитыми. Это не шутка. Королева пчел действовала без одобрения своего улья.
– Сегодня моей парой будет Дев, – сказал Фостер.
На лице Грейси смешалось потрясение (от того, что ей отказали) и благоговение (от того, что ей отказали). Я ожидала, что это выражение превратится в сердитую или неприязненную гримасу, но Грейси только выпятила губку и сказала:
– Ладно. Но в следующий раз, хорошо?
– Конечно.
– Ты мог бы пойти с ней, – сказала я, когда Грейси удалилась.
Он пожал плечами:
– Не мой типаж.
– У тебя есть типаж?
– Конечно. А у тебя нет?
– Полагаю, есть.
На самом деле я не задумывалась об этом раньше. Я встречалась только с одним мальчиком, в восьмом классе. Не думаю, что в восьмом классе личные качества, мозги или тело мальчиков развиваются достаточно, чтобы можно было как-то классифицировать их по «типажам». И честно говоря, я не считала, что личные качества, мозги или тело Фостера были развиты достаточно, чтобы иметь типаж.
– И какой типаж твой? – спросила я, пока Фостер доставал футбольный мяч из сетки мистера Селлерса.
Фостер посмотрел на девиц и после некоторых раздумий произнес:
– Наверное, не такой.
– Хорошо сказано, – усмехнулась я.
* * *
В тот день я встретилась с Эзрой после тренировки. Рэйчел взяла за правило как минимум дважды в день закидывать мою входящую почту уточнениями и вопросами о статье. Я решила, что чем скорее предоставлю ей полезную информацию, тем быстрее она от меня отстанет.
Фостер болтался по полю, а мы с Эзрой сидели на трибунах. Я подумала, что интервью пройдет спокойнее, если Фостер не будет мельтешить рядом, спрашивая, что Эзра ел утром на завтрак или – еще хуже – задавая неудобные вопросы в стиле Фостера, например, сколько раз в день Эзра ходит в уборную или когда он последний раз целовался.
Я смотрела, как Эзра стягивает свою толстовку и щитки, и на мгновение зависла на последней мысли. Под толстовкой на нем была белая футболка, которая прилипла к телу, волосы были мокрыми от пота.
– Итак. – Когда я заговорила, мой голос прозвучал громко и совсем не похоже. Эзра сел и начал складывать свою экипировку в спортивную сумку. – Эм... сколько колледжей тебя приглашают?
Это не был вопрос от Рэйчел, но я не собиралась начинать со сбивающего с ног журналистского удара.
– Четыре.
– И все?
– А что, четырех недостаточно?
– Нет, просто все говорят, что двадцать или около того.
– Я их сократил.
– То есть сначала было двадцать?
Он пожал плечами.
– И какой ты выберешь?
– Тот, чья форма будет хорошо на мне смотреться.
Выражение его лица не изменилось. Но это же была шутка? Это должна быть шутка.
– Ха. Значит, ты поэтому перешел в Темпл-Стерлинг?
– Не совсем, – сказал он, но не продолжил.
Я не знала, что на это сказать. Я могла думать только о том, что рассказал мне Кэс, и о вопросах Рэйчел о футболе и махинациях. О переключении с команды на одного человека.
– Я знаю, что говорят, – сказал Эзра через мгновение. – Недостаточно хорошо играть. Обязательно должно быть что-то... вроде тайного плана.
– Так дело не в этом?
Его глаза потемнели.
– Нет, не в этом.
– Тогда почему ты перешел сюда?
– Это никого не касается.
– Но если это не какие-то... планы... почему ты не можешь сказать?
– Я могу, просто не хочу.
Вот блин.
– Ладно.
Повисло молчание.
– Извини. – Эзра скривился. – Я не... Полагаю, у меня не слишком хорошо получается говорить о себе. Или вообще... говорить...
На это я тоже не знала, что сказать, так что просто издала согласный звук и перевела взгляд на поле. Фостер рассеянно пинал мяч, стараясь выбить его с рук и поймать. Сейчас он подался назад, чтобы поймать сорвавшийся мяч, и тот ударил его по голове.
На секунду я подумала о том, какой он еще маленький, и даже больше, как по-детски он себя ведет.
– Я все еще не могу поверить, что он так продвинулся, – не думая, сказала я, и, к моему удивлению, Эзра понял мое нелогичное высказывание.
– Он хорош.
– Я знаю, что он хорошо справился с первой игрой, но я все равно боюсь, что кто-нибудь собьет его на поле.
– Я буду приглядывать за ним.
Я взглянула на Эзру:
– Ты будешь занят тачдаунами.
– Да, но это не значит, что я не смогу присматривать за ним. И Джордан лучший защитник в команде, и один из немногих, кто способен меня терпеть, так что он тоже прикроет Фостера.
Мне стало неловко.
– Люди могут тебя терпеть.
– По общему мнению, я гигантская задница.
Я вспыхнула.
– Ну... ты добр к Фостеру.
Он не ответил.
Я подумала о том, что сказал Фостер про себя с Эзрой: «У нас секрет».
– Почему ты добр к Фостеру?
– Это часть интервью?
Я покраснела.
– Нет... Думаю, у меня есть все, что нужно Рэйчел, – сказала я излишним энтузиазмом и встала. – Спасибо.
– Ты почти ничего не спросила. Я не хотел... В смысле, я не против ответить на вопросы. Я постараюсь ответить как можно подробнее.
Я посмотрела на листок Рэйчел.
– Да, ну, в основном... Я хочу сказать, что эти вопросы какие-то дурацкие, не буду врать.
– Например?
Я прочитала ему седьмой: про этичность накручивания показателей.
– Накручивание показателей?
– Да. Как наживка для рыбы, только для твоего спортивного будущего.
Эзра слабо улыбнулся, слегка приподняв уголки губ.
– Может, я просто пришлю их тебе или еще что, и ты ответишь на них письменно? Не нужно будет говорить.
Он кивнул:
– Да, хорошо.
– Здорово. Ну... увидимся.
С этими словами я начала спускаться на поле за Фостером.
14
Когда на следующий день я пришла забирать Фостера с тренировки, то обнаружила его на крыльце школы ни с кем иным, как с Марабель Финч.
– Привет. – Он просунул голову в окно. – Мы можем подвезти Марабель?
Нет, как будто я откажусь подвезти беременную девушку.
– Конечно.
– Отлично, – просиял он, потом вернулся к Марабель и помог ей встать.
– Так где ты живешь? – спросила я, когда Марабель пристегнулась сзади, а Фостер занял свое место на пассажирском сиденье.
– Ой, я еду не домой. Я кое-где помогаю.
Я следовала указаниям Марабель. «Кое-где» оказалось нежно-розовым зданием с огромной сверкающей вывеской, которая гласила: «Школа мисс Виктории для маленьких красавиц».
– Ты уверена, что это нужное место? – вырвалось у меня, прежде чем я успела остановиться.
– Конечно.
Марабель уже снимала ремень безопасности.
– Тогда... хорошего дня, – сказала я.
– О, пожалуйста, пойдем, – сказала Марабель. – Девочки любят гостей.
– Эм... – Я посмотрела на Фостера, который с готовностью кивнул. – Ладно. Идем.
Марабель пошла к зданию со всей скоростью, на которую была способна, а мы с Фостером немного задержались после того, как припарковали машину, и посмотрели на гигантскую вывеску. На ней была изображена блестящая корона, скипетр и пара балетных пуантов.
– Маленькие красавицы?
Фостер пожал плечами и пошел следом за Марабель.
Создавалось впечатление, что кто-то залил розовым весь интерьер «Школы мисс Виктории для маленьких красавиц» и саму мисс Викторию, которая сжала мою ладонь обеими руками и улыбнулась ярко-розовыми губами, показав неестественно сверкающие белые зубы. Ей было где-то за пятьдесят, и у нее были густые обесцвеченные волосы, убранные в прическу.
– Я мисс Виктория, но вы можете называть меня мисс Вики, – восторженно выдала она и повернулась к Фостеру. – А тебя как зовут, красавчик?
– Фостер.
– Фостер, какое интересное имя.
– Это девичья фамилия моей мамы, – ответил он, и я уставилась на него. Это первый раз за все время, когда он упомянул о ней.
– Что ж, проходите, добро пожаловать в школу для маленьких красавиц.
Мисс Вики повела нас по небольшому коридору, который выходил в большую (розовую) танцевальную студию.
– Так это вроде балетной школы? – спросила я.
– О, милочка, нет. – Мисс Вики говорила со старинным южным акцентом.
Марабель вошла в студию, по-видимому, из раздевалки, следом за ней шли шесть или семь девочек. На всех были розовые пачки, но они не занимались балетом. Они вышагивали за Марабель и виляли бедрами. Марабель покачивала бедрами вместе с ними, получился жутковатый «паровозик» с подиумной походкой.
– Это школа красоты. Эти девочки участвуют в конкурсах красоты по всей стране. Видите, там Тиффани? Тиффани, помаши нам.
Тиффани выглядела как китайская кукла, которая была у меня в детстве. Каштановые кудряшки и идеальное миниатюрное личико. Она помахала нам рукой и улыбнулась, показав отсутствующие передние зубы.
– В прошлом месяце Тиффани завоевала титул самой главной красавицы южных штатов. Она наша лучшая ученица.
– Какая миленькая, – сказала я и почувствовала себя так, будто похвалила кресло.
– Она еще красивее, когда надевает свою коронку. Но Тиффани ненавидит коронку, да, мармеладка?
– Что такое коронка? – прошептала я Фостеру, как будто он знал ответ.
Но он удивил меня.
– Это искусственные зубы, которые их заставляют носить.
– Откуда ты знаешь?
– Мне сказала Марабель.
Мисс Вики нас услышала.
– О, Марабель была лучшей-прелучшей ученицей нашей школы. Она три раза выигрывала титул первой гранд-красавицы в «Прекрасных лицах». Я была так рада, когда она вернулась работать с нашими девочками. – Она понизила голос. – Некоторые родители сомневались в том, какой пример она может подать в ее положении, но я сказала, что ни за что не прогоню свою лучшую ученицу. И эти маленькие девочки не знают, откуда берутся дети, так что какое это имеет значение?
– Хорошо. – Марабель хлопнула в ладоши. – Давайте посмотрим нашу походку в купальниках.
Мы сели и просмотрели весь урок от походки в купальниках до постановочных танцев. Должна признать, что все это привело меня в замешательство. Однако Фостер, кажется, даже не замечал, что происходит. Он не сводил глаз с Марабель. И мне показалось, что я заметила, как она пару раз улыбнулась ему.
Это было особенно странно.
– Спасибо, что пришли.
После того как пятилетние девочки закончили, Марабель проводила нас к выходу.
– Тебя подвезти домой?
– О нет, скоро будет еще один урок.
Я ждала, что Фостер что-нибудь скажет, но он просто пялился на шоссе.
– Ну... спасибо, что пригласила нас, – сказала я. – Это было очень... интересно.
Марабель взглянула на Фостера.
– Увидимся в школе, – сказала она после паузы и вернулась в здание.
Я пихнула Фостера. Не смогла удержаться.
– За что? – пожаловался он.
– Почему ты ничего не сказал? Она ждала, что ты что-нибудь скажешь!
– Я не знал, что сказать.
– Фостер, ты каждую минуту что-нибудь говоришь.
– Я запаниковал.
Я снова поняла, насколько мало знаю о Фостере.
– У тебя когда-нибудь была девушка?
– Конечно.
Я пристально смотрела на него, пока мы шли к машине.
– Правда?
– Ага. Мы целовались и все прочее.
– Врун.
– Это правда! У тебя когда-нибудь был парень?
– Конечно.
В восьмом классе моим парнем был Кайл Моррис. Будущий цимбалист школьного оркестра.
– И вы целовались и все прочее?
– Фостер.
Он пристально посмотрел на меня.
– Ты еще девственница?
– Да! – проскрипела я. – И не говори мне, что ты нет, или я сейчас же съеду с дороги.
Фостер только рассмеялся.
* * *
Тем же вечером я отправила Эзре вопросы Рэйчел. Я начала сообщение фразой: «Привет!» – но потом подумала, что восклицательный знак кажется слишком восторженным. Поэтому я написала просто «Привет», но решила, что это как-то угрюмо. Так что потом я написала «Дорогой Эзра» и стерла, закрыла ноутбук, крепко зажмурилась и задалась вопросом, с каких пор и почему для меня такое значение имеет, как я поприветствую Эзру?
Потом я снова открыла ноутбук, написала: «Эзра, вот вопросы Рэйчел. Присылай обратно в любое время. Девон» – и отправила. Но забыла прикрепить вопросы.
Не прошло и пяти минут после того, как я все-таки сумела отправить вопросы, как раздался звуковой сигнал о том, что пришел ответ.
Эзра поменял тему на «Кажется, Рэйчел Вудсон меня ненавидит». Я улыбнулась. Само сообщение гласило только: «Скоро пришлю обратно».
Прошло не так уж много времени, я сидела в кровати и корпела над вычислениями, когда раздался еще один сигнал.
Я едва могла поверить глазам, прокручивая полученное сообщение. Эзра ответил на все дурацкие вопросы Рэйчел. И не просто ответил, а серьезно и вдумчиво, с доводами человека, который знает, о чем говорит.
Закончив читать, я откинулась на подушки. Эзра был бесспорно лучшим футболистом в нашей школе. То, что он вошел в сборную лучших игроков Америки, свидетельствовало о том, что он был одним из лучших школьных футболистов во всей стране. Каково это – иметь перед собой такой четко обозначенный путь? Иметь талант и увлеченность, которые определяют твое будущее? Это казалось таким чудным и необычным, и все-таки заставляло меня чувствовать себя странно... потерянной.
Эзра не спрашивал колледжи, можно ли ему поступить в них, – колледжи просили его. А что я? Никто не стучался в мою дверь. А почему?
Безусловно, я не назвала бы себя ленивой. Я всегда делала то, чего от меня ожидали. Заполняла все строчки в анкетах. Приходила вовремя. Присутствовала на всех уроках. Но я не была... ну, я не была Эзрой. У меня не было такого таланта. И у меня не было такого трудолюбия, которое бы его заменило. Думаю, у Эзры было и то, и другое.
Я написала ему ответ. Просто быстрое «спасибо» и смайлик. И Эзра ответил: «Без проблем», за которым следовал аналогичный смайлик. Я едва не рассмеялась, подумав, что ему надо было использовать одну из рожиц с косой чертой вместо рта, чтобы он был похож на себя настоящего. Потом я вспомнила про домашнюю работу, поклялась приложить дополнительные усилия и уставилась обратно в тетрадь.
15
– Ты разговаривала с ним?
На следующий день Рэйчел Вудсон пронеслась мимо меня в коридоре, когда я шла на урок американской истории, только слегка замедлившись, чтобы дать понять, что мне нужно пойти с ней.
– Что, прости?
Она что-то яростно печатала на телефоне.
– С Эзрой. Ты провела интервью с Эзрой?
Провела интервью. В устах Рэйчел эта затея звучала гораздо внушительнее, чем на самом деле.
– Вообще-то, да...
– Почему ты еще не отправила мне запись?
– Ух, он прислал мне некоторые... подробные размышления по некоторым... ключевым вопросам. Мне только нужно скомпоновать их в интервью.
Теперь у меня получилось гораздо внушительнее, чем на самом деле.
– Ладно.
Думаю, это считалось у Рэйчел удовлетворением.
Я решила воспользоваться возможностью.
– Рэйчел?
– Да.
Она и правда набросилась на этот телефон.
– Ты не... я хочу спросить, не могла бы ты помочь мне кое с чем для колледжа? Ну, знаешь, посмотреть мое заявление и, может, дать мне пару рекомендаций?
На секунду она действительно подняла на меня глаза.
– У меня сейчас очень плотный график.
Преуменьшение года.
– Я знаю. Просто... ну, очевидно, что ты в этом лучшая, и я просто подумала, что если кто и может мне помочь, то это ты.
Я не знала, есть ли у Рэйчел иммунитет к лести, но собиралась выяснить.
– Во сколько колледжей ты планируешь послать заявления?
– Ну, сейчас только в один.
Судя по выражению лица Рэйчел, это были самые печальные слова, которые она когда-либо слышала.
– В смысле, я добавлю еще несколько, – быстро сказала я. – Но этот... он хороший, Университет Ридинг.
– Ты хочешь попасть туда?
– Ну... да?
Она вскинула бровь.
– Да, – сказала я более утвердительно, но мало чем могла подкрепить свои слова.
Я получила по почте открытку из Ридинга, и мне понравилась картинка. Старое здание с белым сайдингом и черными ставнями, с верандой вдоль всего фасада. На ступеньках веранды сидели несколько студентов и улыбались друг другу принужденно-непринужденным образом. «Отдел по делам студентов» – было написано маленькими буквами под фотографией.
На оборотной стороне перечислялись небольшие размеры аудиторий, исторически сложившаяся своеобразность и программа образования за рубежом. «Добейтесь своих целей, – говорилось там. – Начните свое будущее».
Обычно подобные лозунги заставляют меня закатить глаза. Это было похоже на того самодовольного льва на стене кабинета миссис Уэнтворт. Будьте лучше, чем вы есть сейчас.
Но что-то в этой открытке меня зацепило. Я не могла бы сказать Рэйчел, что именно и почему, потому что едва ли понимала сама.
На мгновение Рэйчел перестала печатать, или проверять индекс Доу-Джонса, или писать письмо Государственному секретарю, или что там еще она делала на своем телефоне. Может быть, она поняла. А может, просто сжалилась надо мной.
– Отправь мне свое резюме и приходи в редакцию к трем, – сказала она. – У меня есть пятнадцать минут между встречами.
* * *
Что такого может сделать Рэйчел Вудсон за пятнадцать минут? Скоро узнаю.
– Твое резюме ужасно, – начала она.
– Да. Хорошо. Конструктивная критика. Давай.
– Ты же знаешь, что смысл резюме – создать о себе хорошее впечатление? Где твои особые умения? Где твои награды?
В четвертом классе я выиграла конкурс сочинений. Мое эссе на тему «Заплати другому» [12] принесло мне подарочную карту на сто долларов в «Таргет». Проигнорировав великолепную возможность и в самом деле сделать добро кому-то другому, я купила велосипед с розовыми и фиолетовыми ленточками на руле.
Я не стала рассказывать Рэйчел этот забавный случай. Что-то подсказало мне, что она не сочтет забавной победу в конкурсе в четвертом классе. Хотя велик был действительно отпадный.
Через плечо Рэйчел я наблюдала, как она внимательно изучает мое резюме. К концу приблизительно седьмой минуты (я и правда думаю, что она их засекала) она зарылась в мою образовательную карьеру глубже, чем я сама когда-либо, допросила меня по каждому внеурочному занятию и порекомендовала два справочника по ACT [13], чтобы я могла пересдать тест, потому что я «безусловно» захочу повысить балл за естественные науки.
– Ты нигде не помогаешь, – сказала она. – Тебе нужно волонтерство.
– Например... где?
Внезапно я вспомнила про Линдси, которая строила дома со своей приходской группой. Она бы знала где.
– В общественном центре. В больнице. В библиотеке, в хосписе, в общественной организации. Не важно где. Найди ребенка и читай ему книжку.
Должно быть, Рэйчел заметила тихую панику, отразившуюся у меня на лице, потому что внезапно захлопнула ноутбук.
– Какой у тебя был самый лучший предмет?
– Английский в девятом.
– Значит, с тех пор все пошло в гору.
Я бы улыбнулась, если бы мое будущее образование не висело на волоске.
– Кто у тебя был? Чемберс? Маккензи?
– Чемберс.
– Спроси, можно ли тебе стать ее ассистентом.
– Ассистентом?
– Помощницей учителя.
Она не добавила «Господи, Девон», но явно подразумевала.
– Я знаю, что значит ассистент, просто... разве это не в колледжах?
– Всем нужно помогать копировать и сшивать распечатки. Иди. Скажи, что это я тебя послала.
Я едва не спросила, сработает ли это, как будто Рэйчел обладала каким-то авторитетом, который действовал на учителей, как на охранников ночного клуба. Но потом я поняла, что если кто и может провести меня за бархатный канат к хорошему отношению учителя, то это Рэйчел.
– Ясно. Здорово. Спасибо тебе.
– Угу. Поблагодаришь, когда выпустишься.
– Точно. Поставлю напоминание на конец мая.
– Из Ридинга. Поблагодаришь, когда выпустишься из Ридинга.
– Ты забавная.
– Я никогда не шучу. – Она посмотрела на меня. – На самом деле ты справишься. Я видела тебя. Ты умеешь говорить с людьми. Есть в тебе что-то, что нравится людям. Ты можешь извлечь из этого выгоду, если действительно постараешься.
– Я... стараюсь. Просто ты, например, стараешься как двадцать человек.
Рэйчел улыбнулась.
– Об этом я и говорю. Используй это. И не принимай как должное. Не каждому... не каждому это легко дается.
Не знаю, имела ли в виду Рэйчел себя. Она не дела мне шанса поинтересоваться.
– У меня встреча, – сказала она, и это значило, что наша встреча закончена.
